Текст книги "Выборгская светотень"

Автор книги: Анастасия Калько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Да если бы не мой прикид, – он указал на свой кожаный костюм с металлическими нашлепками, – меня бы осколками на форшмак размололо! Там бутылок было дюжина, не меньше!

– Разберемся. А почему вы...

– И еще, они на людей нападают, – не давал сбить себя с толку байкер. – Из-за них я разбил мотоцикл, сам пострадал, и еще они на меня напали и чуть не порезали. Трое на одного, понимаете? Это неважно, да? Лучше снимите-ка с меня наручники и примите заявление о физическом и материальном ущербе, который мне нанесли! Вам же лучше будет, я свои права знаю и отстоять их сумею, вы у моего юриста ответите за произвол и за то, что эту шпану покрываете, вы сами у него крабом встанете...

– А зачем вы пытались меня сбить? – обернулась Вероника.

– Что?! – неподдельно изумился байкер. – Я вас хотел сбить? Да я вас впервые вижу!

– Вы ехали навстречу мне, а когда я поднялась на площадку, тут же выскочили следом...

Байкер хотел развести руками, но ему мешали наручники. Поэтому ему пришлось ограничиться взглядом, полным недоумения и укора.

– Еще и это на меня навесят, ну народ, – сказал он, – а сами даже определиться не можете, навстречу я ехал или следом. Да зачем бы мне вас давить?! Вы что, барышня, на солнце перегрелись и глюк словили? Видео покажите, где я на вас наезжаю. Его у вас нет? Тогда свернем лучше эту тему, а то я бы не хотел подавать на вас иск за клевету... Не толкайтесь, за рукоприкладство по закону ответить можно! – возмутился он, получив от полицейского тычок в спину.

Женщина-участковый изучала содержимое полуподвального люка: проломленный козырек, горы мусора и сухой листвы и бутылочные осколки, залитые смесью водки, пива и дешевого вина.

– Ну, я теперь разберусь, кто это несовершеннолетним алкоголь покупает, – она черкнула в блокноте, – пора прикрыть лавочку!

В кармане у Вероники зазвонил телефон. От резкого движения плечо пронизала острая боль. Ника охнула. "Если это опять "звонок с того света", пошлю этого медиума по известному адресу. Кстати, интересно, телефон Нестерова  вообще ищут? Надо почаще дергать Ильина, чтобы не расслаблялся!".

– Ника, у тебя все в порядке? – раздался в трубке голос Морского. – В Выборге вчера, если верить Яндексу, был резкий скачок заболеваемости, около двадцати заболевших и почти сотня подозреваемых...

– Зараза к заразе не липнет, Витя, – нарочито бодро ответила Вероника, – а скачок этот локализованный, сотрудники одного колледжа проверяться пошли после того, как их коллегу по "скорой" забрали с работы. По городу вирус разойтись не успел.

– У тебя правда все в порядке? – интуиции Морского мог позавидовать любой сейсмограф.

Ника не успела ответить. Мимо прошли два эксперта, громко обсуждая тормозной след на асфальте, и Морской, услышав это, спросил:

– Ника, а что за тормозной след они ищут? Что у вас там происходит? Опять ищешь приключений, как парус у Лермонтова?

Ника потерла плечо, прижав телефон плечом к уху. Конечно, блузка вся в пыли и пятнах от травы. И локти саднит...

– Ох, Витя, – сказала она. – Я приключений не ищу – они сами меня находят.

И тут ее осенило. Сначала все выглядело как обычная хулиганская выходка подвыпившего или просто обнаглевшего байкера. Есть сейчас у некоторых такая манера развлекаться – пугать пешеходов, делать вид, что хотят на них наехать на велосипеде, самокате или байке. Но... Скорость реакции, владение боевыми приемами и умение так "погасить" момент падения, чтобы отделаться царапинами – это уже слишком для обычного хулигана. Вот только не повезло – Вероника отметила, как байкер, чертыхаясь пытается вытащить осколок, вонзившийся ему в "пятую точку опоры". Но могло быть и хуже. Если бы он не умел сгруппироваться в падении. А это уже похоже на хорошую профессиональную подготовку. Навыки хорошо обученного бойца или киллера.

Ночные звонки с телефона Константина. Угрозы. Надменный взор Риммы Чибисовой в колледже. История ее сына, которого лечил, но не смог спасти Нестеров. "Кажется, пазл складывается!".

– Ника, алло? – напомнил о себе Морской.

– Все нормально, Витя. Я жива и почти здорова.

– Может, лучше мне приехать, – резюмировал Виктор.

Ника хотела ответить, но тут раздался звучный голос врача "скорой помощи":

– А где потерпевшая? Я должен ее посмотреть.

– Потерпевшая! – зычно позвала участковая. – Подойдите, пожалуйста!

– Сегодня вечером я буду в Выборге, – непреклонно сказал Морской, – ситуацию в Краснопехотском можно и по дистанту некоторое время поконтролировать, а за тебя мне тревожно.

– ПОТЕРПЕВШАЯ!!!

"Может, это и хорошо, что Витя приедет, – подумала Вероника, пока ей обрабатывали поврежденные места. – Мне или Науму тягаться с Чибисовой сложно. Даже если я не ошиблась в своих подозрениях, она сухой из воды выйдет. А у Вити больше влияния, – она дернулась и зашипела, когда ей прижгли самую большую ссадину на плече. – Так... Раз со мной все в порядке, поеду-ка я в отделение, послушаю, что скажет этот любитель мотоциклов. Вот только потом надо будет подумать, во что переодеться, – Ника осмотрела свою испачканную травой и пылью блузку. – В таком виде по городу ходить нельзя".

*

У ректора медицинского колледжа оказалась квартира в доме дореволюционной постройки – высокие потолки, огромные окна и лепнина. Жил он неподалеку от набережной. "Хотя тут "подалеку" и не бывает, – думал Наум, входя в гостиную за хозяйкой, статной светловолосой женщиной скандинавского типа.

Ректор колледжа по телефону долго упирался и недоумевал, чего от него хочет петербургский адвокат Олеси Нестеровой, но Наум умел быть настойчивым и добился приглашения в апартаменты.

Молчаливая жена ректора подала им кофе и крендели, с легким финским акцентом пожелала приятного аппетита и удалилась.

– Ну, что я вам могу сказать, – тоскливо сказал дородный краснолицый хозяин квартиры, взяв из вазочки самый засахаренный кренделек, – я и сам в шоке. Мне пришло письмо с вложенным видеофайлом и примечанием, что человек, с которым Олеся гуляет в парке, недавно прибыл из Москвы, нарушил двухнедельный карантин, а несколько часов назад был госпитализирован с острой формой заболевания... Что я еще могу добавить? Я уже не раз рассказывал это медработникам и следователю и не могу сообщить ничего нового.

– А что вы скажете об отправителе письма? – поинтересовался Гершвин.

– Оно было отправлено с неизвестного адреса. Знаете, вместо названия почтового ящика – набор букв.

– Анонимка, значит. И вы придали ей такое значение? Если человек говорит правду, ему незачем шифроваться. В серьезных учреждениях анонимные послания даже не рассматриваются. Я даже не открываю подобные письма, – доверительно сообщил Наум, – компьютерные вирусы, знаете ли, так же плохи, как и человеческие, а в таком письме с абракадаброй вместо обратного адреса может оказаться что угодно; компьютер потом "лечить" замаешься.

– Наш антивирусник регулярно обновляется, – похвастал толстяк, – и письмо, похожее на послание от хакера или спамера, я бы тоже не открыл. Но здесь было обращение непосредственно ко мне и указание, что это касается моих сотрудников.

"Или мозги жиром заплыли, или тоже в доле, – констатировал Наум, – можно подумать, в письме с обращением по имени не могли прислать "шпиона" или вирус, с которым твой "Макафи" или "Нортон" не справится! А то ты сам этого не знаешь..."

Наум осмотрелся. Интересно, сколько зарабатывает руководитель колледжа в маленьком городке, если смог позволить себе такой классный евроремонт и мебель из карельской березы? В памяти мигом всплыли сумочка и босоножки Маргариты Сидоренко. На зарплату преподавателя такое не купишь...

– А что вы скажете об Олесе Нестеровой по-человечески? – спросил адвокат, придумывая, как перевести разговор на Римму Чибисову.

– По-человечески, – неспешно начал ректор, – она добрая, хорошая, бесконфликтная девушка. Но доверить ей преподавательскую должность было несколько преждевременно. Если бы не ее отец, которого знают и уважают в наших кругах, вряд ли Олесю взяли бы на кафедру. М-м-м... Ей еще не хватало зрелости, собранности. Весьма спонтанная и своенравная особа. Может, это прошло бы у нее с возрастом или так и осталось бы. Мне не раз жаловались на ее неорганизованность...

"Догадываюсь кто. Сидоренко буквально огнем плюется при одном упоминании имени Олеси. И конечно, верные подруги, подпевающие Марго!" – Наум про себя ухмыльнулся, вспомнив Маргариту с ее "тремя мушкетерами".

– А на что именно они жаловались? – поинтересовался он.

– Так, мелочи, – замялся ректор, – но из мелочей складывается общая картина. Не всегда подобающая педагогу одежда, опоздания на лекции, отступление от учебной программы, курение в неположенных местах. В перерыв могла убежать в магазин и опять-таки задержаться; забывала пропуск... Студенты тоже жаловались.

"Надо будет проверить, не учился ли у Олеси кто-нибудь из детей или родственников Сидоренко и Ко. Они могли жаловаться на Нестерову по наушению родственниц! Могли и других студентов подуськать "дружить против преподши".

– А как давно начались жалобы на Нестерову? – задал следующий вопрос он, гадая: не лучше ли в лоб спросить ректора о язвительной "королеве Марго" и визите Чибисовой.

– С первых дней, – без запинки выпалил начальник колледжа.

– Инициатором была Маргарита Петровна Сидоренко? – вальяжно откинулся на спинку кресла Гершвин. – Не так ли?

Ректор грузно поднялся с кресла и прошелся по гостиной. Остановившись у серванта, на полке которого блеслет бело-синий чайный сервиз, он ответил:

– Маргарита Петровна работает у нас уже 15 лет и зарекомендовала себя, как хороший работник, крепкий профессионал, – он покосился на дверь. – И в скандальные истории она ни разу не попадала. Коллектив не подставляла...

"Эээ, – заметил его взгляд Наум, – что -то ты, говоря о Маргарите, на дверь посматриваешь? Не хочешь, чтобы жена услышала? Ей по каким-то причинам неприятно упоминание о замечательной и профессиональной Марго? Есть основания?"

Адвокат уже решил раскрутить эту тему: стервозная бабенка долго и изобретательно изводит молодую коллегу, пользуясь "крышей" в лице начальника. С которым ее явно связывает не только совместная работа. А он был либо настолько глуп, что не замечал у себя под носом ситуацию в коллективе, или прикидывался Незнайкой на Луне, или знал и поощрял. Или предпочитал не связываться с четырьмя фуриями, которые и ему могли надолго испортить аппетит. Или рассчитывал с их помощью выжить с работы Олесю, которую не хотел брать на ставку.

– Никто не может быть признан виновным в совершении преступления и подвергнут уголовному наказанию иначе как по приговору суда и в порядке, установленном настоящим Кодексом, – почти дословно процитировал уголовно-процессуальный кодекс Гершвин, – и принцип презумпции невиновности еще никто не отменял. А вы Олесю уже и обвинили, И осудили. Бежите впереди паровоза?

– Но на видео была она, – доказывал директор, – встречалась с человеком, прибывшим из Москвы, которого на следующий день госпитализировали в крайне тяжелом состоянии. А у нее в крови нашли антитела, как у переболевших. И после этой прогулки в колледже стали болеть люди. Вот куда завела Олесю безалаберность и убеждение в том, что строгость законов нивелируется необязательностью их исполнения, – назидательно поднял палец-сардельку он.

Рспалившись, толстяк махнул рукой и едва не сшиб с серванта фарфоровую кошечку с котятами. Едва успев поймать фигурку, он продолжал звучным голосом человека, привыкшего выступать перед публикой:

– Я понимаю, Наум Моисеевич, что это ваша работа – обелять своего клиента: хоть убийцу, хоть педофила, хоть маньяка, хоть террориста. Но надо посмотреть правде в глаза: Олеся пошла на встречу с носителем вируса и подвергла опасности весь коллектив, а может, даже и весь город. Обычно за это трудно привлечь к ответственности, потому, что обвинение трудно доказать, но Олесе ОЧЕНЬ не повезло, И ей придется отвечать за свое преступное легкомыслие...

Наум громко и выразительно усмехнулся:

– А что? – таким же хорошо поставленным голосом спросил он, – Значит, с людьми из Москвы и других "красных зон", потенциальными носителями вируса можно общаться только вам? Вы уверены, что, например, мадам Чибисова, тоже из Первопрестольной, стопроцентно не является вирусоносителем? Хотя, я тоже так думаю, – не удержался адвокат, – зараза к заразе не липнет...

Он торжествующе посмотрел на ректора: "Ну, что? Я тебя озадачил? Будь готов, я и на суде задам тебе этот вопрос и, если запнешься, я тебя моментально под лавку загоню, Гаргантюа хренов!"

Ректор явно не ожидал этого вопроса.

– Я не мог отказать Чибисовой во встрече, – не сразу сказал он, – она – один из наших спонсоров, очень поддерживает колледж и областную медицину... Да и мы при встрече соблюдали правила: маски, санитайзеры, держали дистанцию.

– А о чем вы говорили в тот день? – снова блеснул своей осведомленностью Наум. – Это было, когда вашего сотрудника, Павла, увезла с работы "Скорая помощь". Есть свидетели, которые видели, как столичная гостья уходила от вас.

– Это к вашему делу не относится, – отрезал толстяк.

Прощаясь с ним, Наум небрежно бросил:

– Вы уже сейчас начинайте репетировать ответы на проблемные вопросы в суде. Я ведь все подходы знаю и уклониться от ответов вам не дам. Вот моя визитка. Позвоните, если надумаете поговорить раньше.

– Простите, а кто нанял вас к Нестеровой? Насколько я знаю, ваши услуги стоят дорого и преподавателю без ученой степени не по карману. Наум еле сдержался от желания врезать собеседнику. Жиробас из кожи вон лезет, стараясь "опустить" его ниже плинтуса. "Мол, и террористов я защищаю за деньги, и алчный без меры... Ладно, еще сочтемся! На суде ты у меня поговоришь!"

– А это уже вас не касается, – отрезал он. – Личность нанимателя не подлежит разглашению. Засим позвольте откланяться, – церемонно сказал Гершвин и шагнул на площадку.

Те, кто его хорошо знал, испугались бы, услышав старомодно-учтивые фразы адвоката. Этим людям было хорошо известно: если Наум начинает так разговаривать, значит, он взбешен до предела. "Ну, все, утырок. Ты меня разозлил. Теперь лучше молись, Дездемон!"

– Лучше посоветуйте Олесе признать вину и покаяться, – вдогонку ему посоветовал ректор, – это будет самое разумное...

А вот это было уже последней каплей.

Наум неспешно шагнул обратно в квартиру, тесня необъятное брюхо ее хозяина. Тот стушевался перед угрожающе нависшим над ним адвокатом.

– Я вам не даю советом, как руководить колледжем, – тихо сказал Гершвин. – И без ваших советов в своей работе обойдусь. Тем более мне не нужны советы от человека, который в своем коллективе даже бабу сварливую приструнить не может. Засим я с вами прощаюсь и желаю хорошего дня!

Выйдя из парадного, Наум в бешенстве высадил три сигареты подряд и рванул по тенистой стороне Крепостной улицы до самого почтамта.

– Как сговорились, – шипел он на ходу, – убеждают меня склонить Олесю к чистосердечному признанию... Нет уж, хрен вам в морду. Или Олесю в зале суда освободят вчистую, или я не адвокат, а дворник! И все эти советчики могут наср... себе в шляпу!

Отведя душу этими выражениями, Наум снова закурил и хотел уже позвонить Веронике (наверное, она уже повидалась с Аликой), когда за его спиной стукнула массивная деревянная дверь Почтамта, по ступенькам простучали каблучки и раздался хорошо знакомый голос женщины, которая десять лет назад разбила его первый брак:

– Гора с горой не сходятся, а человек с человеком сталкиваются. Привет, Наум!

– Привет, Римма, – сквозь зубы сказал Наум и поболтал в кармане пустую пачку. Похоже, сейчас ему понадобится новая...

– Вижу, ты не рад меня видеть?

*

Ника не поверила своим глазам, увидев на проспекте, отходящем от центральной площади Выборга, вывеску с симпатичныс красным солнышком и названием "Крым". "Крым на севере, – подумала она, – интересно. Парадокс в духе Оскара Уайльда". Из окошечка потянуло соблазнительным ароматом жареного мяса и теста, и Вероника ощутила приступ голода. Уже второй час пополудни, а она всего лишь выпила кофе с парой кренделей в 8 часов утра.

Ника живо вспомнила чебуречную в Краснопехотском у гостиницы "Монрепо". Может, и тут готовят так же вкусно? Краснопехотские поварихи Нюра и Петровна жарят просто бесподобные чебуреки... Сейчас они, как все, работают только на вынос. И это кафе тоже перешло в новый режим. Но главное – выстояли. Не все предприниматели выдержали весенний карантин.

Ника взяла два чебурека – с мясом и сыром и стаканчик кофе. Устроившись на скамейке в сквере через дорогу, она уплетала горячие чебуреки и вспоминала о том, что видела и слышала в отделении полиции...

*

Ратников Кирилл Федорович – так звали задержанного байкера – оказался петербуржцем 1994 года рождения. В отделении он твердо стоял на своем: никакого злого умысла не имел, просто катался по окраинам Выборга на мотоцикле; да, признает, что въехал на тротуар и нарушил правила дорожного движения и готов заплатить за это полагающийся по закону штраф. Но напирал на то, что подростки на парапете тоже создавали преграды на пешеходной территории, расставив свои мопеды, и что он сам из-за этого пострадал и испортил новый дорогой мотоцикл. А еще Ратников особо подчеркнул, что городским властям надо больше внимания уделять несовершеннолетним правонарушителям, а не отмахиваться "это же дети, они перерастут, это возраст такой". "Помните "Снежную королеву"? – спросил Кирилл Федорович у участковой. – "Детей нужно баловать, только тогда из них вырастают настоящие разбойники"! Сейчас они "этожедети", а лет через 5-10 наплачетесь с ОПГ!". Игнорируя попытки задать ему следующий вопрос, парень с жаром продолжал: "Сегодня они на окраине отжигают, а завтра в центре города покатушки устроят, у подножия мемориала в Эспланаде с бутылками усядутся, и что – тоже будете отмахиваться "ну что тут такого, онижедети"?". Ратников уверенно держался этой темы, приводя в пример компанию, жарившую шашлык на Сенной площади; юных кронштадтцев, которые вздумали полакомиться жареными сосисками и воспользовались для этого горелкой Вечного огня в своем городе, а также припомнил девочку, которая забралась на памятник Герою Советского Союза и показывала ему неприличный жест... Ратников никому не давал его перебить или перевести разговор на другую тему.

– Вот на что в первую очередь надо обращать внимание! – заявил он. – А то будете умильно лепетать "они же просто в таком возрасте!", и через несколько лет взвоете, да поздно будет! А вы вместо этого "деткам" только пальчиком грозите, зато человеку, который всего лишь дал отпор малолетним головорезам, руки выкручиваете! Подождите, то ли еще будет, они от безнаказанности скоро расхрабрятся и в центр переберутся, прохода никому не дадут, Круглую башню похабными граффити распишут! Тоже будете делать вид, что ничего не происходит? Вот вы журналистка, – обратился Ратников к Верноике, – разве вы со мной не согласны, что это проблема, и уже серьезная: подростки явно из хороших семей, не бомжата и не дети маргиналов вот ТАК проводят время и от безнаказанности уже шалеют? Вы сами видели: они терроризируют жителей близлежащих домов ревущей музыкой, треском моторов, бензиновой вонью и матерным воем, и им все с рук сходит. У них под боком полный погреб спиртного, из которого они время от времени таскают бутылки и прикладываются! Меня хотели избить трое. А когда я попытался защищаться – подлетела полиция и схватила за руки меня. Из-за этой компании я испортил мотоцикл, едва сам не расшибся – и арестован за то, что не дал себя избить!

Вероника поняла, что Ратникова с этой позиции не сдвинешь. Он сделает все, чтобы облегчить свою участь и не выдать заказчика. У опытных киллеров всегда есть легенда на случай провала. Если ему удастся доказать случайность произошедшего, то судить его будут только за нарушение дорожных правил, драку и угрозу холодным оружием (скорее всего, всего лишь угрозу; Вероника не дала ему воспользоваться ножом, треснув по голове сабвуфером). А это более легкие статьи обвинения, чем покушение на убийство, тем более – заказное. В том, что Ратников направлял на нее мотоцикл по чьему-то приказу, Ника не сомневалась. "Вот так, – подумала она, – ирония судьбы: защищая подростка от ножа, я спасла своего несостоявшегося убийцу от пункта "з" 105-й статьи. Вот только скажет ли он мне за это спасибо?"

– С этой компанией разберутся, – ответила она, – участковый ими займется.

– Хорошо бы, – с сомнением ответил Кирилл Федорович, – но могут опять ограничиться тем, что погрозят пальцем и махнут рукой: на фиг надо, что ты им сделаешь, они же по возрасту неподсудны, лучше их не трогать, а то мамаши с жалобами набегут, а я буду крайним. Всех собак на меня навесят. Еще и то, что я будто бы на вас хотел наехать, – иронически хмыкнул он. – Может, еще скажут, что бутылки в яме тоже мои были. А я всего-то два дня, как приехал в Выборг.

– По работе приехали? – поинтересовалась Ника.

– Это не имеет отношения к сложившейся ситуации, – нервозно дернул щекой Ратников. – Барышня, я вам подсказываю тему: нарушение прав человека. Одним дается индульгенция на все, а того, кто попытался защищаться и дать им отпор, явно укатают по полной! А вы мне какие-то левые вопросы задаете. Или вам тема – "гвоздь" не нужна?

"Ладно, сначала надо бесспорно доказать, что его наняли, чтобы ему крыть было нечем. А потом уже разговаривать".

Девушка-полицейский, сменившаяся с дежурства, охотно согласилась помочь Веронике, сбегала в ближайший магазин и принесла новую футболку. Переодеваясь, Ника поморщилась от боли в плече – сильно зашибла его при падении. На боку уже потемнел и налился кровоподтек, но боли при вдохе не было. Значит, ребра не сломаны. Повезло. Ссадины на локтях обработали и заклеили пластырем. "И как повезло, что я упала на спину и не расквасила себе физиономию! А то попробуй-ка поработай с людьми с разбитым носом или лбом! Со мной никто и разговаривать бы не стал!".

Выйдя из отделения, Вероника столкнулась с двумя распаленными гневом женщинами. По обрывкам фраз она поняла, что это матери кого-то из развеселых школяров, готовые рвать и метать, особо не вникая, что натворило их чадо.

Во дворе Ника закурила. Ей нужно было успокоить нервы прежде, чем идти к Алике.

Но там ее ждал неприятный сюрприз. Пользуясь внеплановыми выходными, Юсупова укатила на базу отдыха "Сокол", где работает ее школьная подруга. Ее телефон был отключен. И Вероника вернулась в город несолоно хлебавши. "Хотя, отрицательный результат – тоже результат. Теперь буду держать ухо востро и попытаюсь выяснить, кому я на мозоль наступила!".

*

Конечно же, Гершвин ее помнил. И был совершенно не рад встрече. Тем более при таких обстоятельствах.

Римма оказалась тем самым "сотым медведем", который, согласно пьесе Евгения Шварца, подстерегает каждого охотника. До встречи с ней раскованное поведение Наума никак не отражалось на его семейной жизни.

Но Римма Чибисова поломала привычный сценарий. Во-первых, она стремилась строить отношения только по-своему и жаждала доминировать даже в семье или с любовником. Она любила утверждать флаг своего превосходства на руинах самолюбия и чувства собственного достоинства другого человека. Подавление, принуждение, насмешливая снисходительность и пряник для капитулянта – это было у нее в ходу постоянно. За непокорность Римма могла жестко проучить человека, создав ситуацию, в которой он был осмеян, унижен и совершенно растоптан.

Естественно, Наум не любил принимать чужие правила и уступать кому-то пальму первенства в отношениях, так что с ним привычный для Риммы сценарий сразу же забуксовал. У Гершвина было достаточно сил и возможностей для противостояния. Их роман-армрестлинг продолжался около года.

Уловив острым женским чутьем, что Наум собирается прекратить надоевшие ему отношения, Чибисова провернула хитрую комбинацию, сделав так, чтобы жена Наума, Татьяна, обо всем узнала, а Гершвин не смог бы с ней объясниться или удержать. Его подзащитного неожиданно этапировали из Ленобласти в другую колонию; с документами возникла путаница и, пока Наум, с нарастающей силой матерясь и проклиная бестолковых чиновников, носился по Мордовии, Коми и Красноярскому краю в поисках подзащитного, Таня собрала вещи и уехала с детьми к матери. О том, что она подала на развод, Наум узнал где-то в Арейском, выйдя в почту в местной гостиничке под завывание северного ветра. И сообразил, что это Чибисова в отместку подстроила ему такую многоходовку. "От меня просто так не уходят", – не раз говорила ему Римма, и оказалось, не зря говорила. Конечно же, у нее и во ФСИН есть знакомства, и она вполне могла организовать перевод заключенного и путаницу в документах, чтобы Наум не успел удержать рушащуюся семью...

– Рад тебя видеть, – Наум метко запулил пачку из-под "Макинтош" в урну. "Счастья полные штаны", – добавил он мысленно.

– Ты в Выборге по делам или на отдыхе? – поинтересовалась Римма, надевая солнцезащитные очки и опуская вуаль. – Впрочем, это вопрос риторический. Я слишком хорошо помню, что означает хищный блеск в твоих глазах.

Наум снова хмыкнул:

– Изменяешь своему стилю "плевать мне на ваши мысли и чувства, все будет, как Я хочу".

– Ты – уникум, единственный, кто не укладывался в мою жизненную схему и ломал стереотипы.

Наум промолчал.

– Потому ты и запомнился мне – продолжала Римма. – А некоторых из своих бывших я даже при встрече лицом к лицу не узнаю.

– Как ты устроилась в Москве? – поправил усики Гершвин. – Обжилась?

Конечно же, тогда он разгадал хитрую игру Риммы. Кто, кроме нее, мог устроить ему развал семьи и заставить носиться по всем городам и весям, гадая, куда могли этапировать человека, которого Гершвин готовился на повторном слушании вытащить из Металлостроя...

У Наума тоже были связи во многих ведомствах, в руководящих кругах, и он смог инициировать ряд проверок на предприятиях Чибисовой, ревизии, после которых несколько ее магазинов закрылось под давлением штрафов и исков, а главбуха с помощниками осудили за мошенничество в особо крупных размерах, и никакие попытки прикрыть или спустить дело на тормозах не помогли.

В конце концов Римме пришлось перенести главный офис своего предприятия из Петербурга в Москву. Наум не стал добивать оставшихся в Северной столице ее наместников. Со случайными людьми он не воевал. Противостояние окончилось вничью.

– Обжилась, – ответила Римма, – и столица нравится мне даже больше, чем твой пасмурный Питер.

– Ну да, Царь-пушка державная, аромат пирогов, конфетки-бараночки, гимназистки румяные... – как большинство петербуржцев, Наум относился к Москве и москвичам с сарказмом и не упускал возможности сострить на их счет.

– Ах, этот вечный петербургский шовинизм в сочетании с твоим неистребимым острословием! – усмехнулась Римма. – Узнаю тебя, Наум, ты совсем не изменился. И такой же искатель приключений. Читала о твоих подвигах в Краснопехотском и Синеозерске! Поздравляю!

В разговоре повисла пауза, когда Наум подумал о том, что для матери, недавно похоронившей сына, Римма держится слишком спокойно. Хотя, она привыкла держать себя в ежовых рукавицах и ненавидела демонстрировать свои чувства и эмоции на людях. Чибисова ненавидела, когда ее жалели. "Жалеют слабаков", – поясняла она. И еще, ей, видимо, не хотелось озвучивать свою потерю, тем самым признавать ее реальность и лишний раз вспоминать о том, что Егор успел заразить около тридцати человек в клубе. И думать о том, что сын сам подорвал свое здоровье алкоголем и другими препаратами, потому и не справился с болезнью, Римме тоже было тяжело. Как и признавать, что она "упустила" сына. Раньше, слушая истории о бесчинствах других "золотых" сыновей и дочерей, она презрительно морщилась и цитировала "Ворошиловского стрелка" Пронина: "Детей нужно воспитывать так, чтобы не пришлось потом за них краснеть!". И тогда она могла гордиться своими детьми. Дочь никогда не доставляла Римме беспокойства. А Егор в детстве был тихим, беспроблемным мальчиком. И только в раннем отрочестве его словно подменили. Пубертатный период Егор переносил очень бурно. Ему делали скидку на сложный возраст, гормональные бури в организме и старались относиться с пониманием. А потом к парню пришло сладкое ощущение своей принадлежности к касте избранных, элиты, которой все дозволено. Это и довело его до катастрофы.

– А обо мне ты, наверное, слышал, – Римма отошла в тень большого каштана, чтобы спрятаться от жестокого полуденного солнца. – И о Егоре.

– Да, слышал... Соболезную тебе.

– Сейчас я щедро инвестирую эпидемиологов и больницы, где борются с этой новой болезнью, – произнесла Римма. – Это мой ответ ей. Она отняла у меня сына, а я не дам ей загрести новые жертвы... Сравняю счет.

– И здесь ты тоже по медицинским делам?

– Может быть, и да. А ты?

– Не поверишь, – закинул пробный крючок Наум, – я защищаю жену врача, который в Москве лечил Егора...

– Жаль, что я сразу не настояла на том, чтобы к моему сыну приставили ЛУЧШИХ эпидемиологов столицы, – поджала губы Римма, – а не этого балбеса: способности ниже средних, зато гонора через край и алчность даже сейчас вылезает. Стервятник, – беспощадно определила Чибисова. – И, если жена приложила его утюгом по макушке, я готова сама ее защищать!

Наум немного помолчал.

– Утюг не понадобился, – сказал он, – Нестеров сам заразился и уже на карантине в Выборге слег. Но перед этим успел встретиться с женой, передать ей болезнь в бессимптомной форме, и теперь молодую женщину хотят судить за то, что она занесла вирус в коллектив. А уже Константина будет судить другой суд...

По застывшему от ботокса лицу Риммы сложно было определить, какие чувства вызвало у женщины это известие.

– Я не удивлена, – сказала она, – и, сказать честно, не очень опечалена его участью. Да простит меня Бог, но этому Нестерову впору было не врачом, а санитаром работать, "утки" выносить. Мне жалко только его жену, которой он напоследок подложил такую свинью. На нее теперь всех собак повесят.

*

Виктор снова позвонил ей уже из Петербурга, где взял билет на вечернюю "Ласточку". Сверившись с расписанием в интернете, Вероника увидела, что эта электричка прибывает в 21.57. Времени еще оставалось достаточно. Орлова решила сходить в дом, где Константин снимал квартиру и откуда его забрали по "скорой". А еще, по словам Ильина, вскоре после этого в квартире побывал вор. Может, именно тогда и пропал телефон Нестерова. "Но зачем было его красть? Откуда заказчик кражи, Если он был, мог знать, что Наум вызовет меня на подмогу? Да... Чем дальше в лес, тем больше дров!" – Ника выбросила в урну пустую картонную тарелочку из-под чебуреков, отряхнула крошки с колен и решительно зашагала к Красной площади. Оттуда было рукой подать до Вокзальной улицы, если срезать угол через тот самый Парк скульптуры, где произошла встреча Константина и Олеси...