Текст книги "Город, где ничего не случается (СИ)"

Автор книги: Анастасия Калько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Мы в детстве гадали, что в этом доме, – сказал Николай, когда они вышли из машины, – и как-то по дороге с тренировки по баскетболу полезли на ворота. Меня в саду собака так за штаны цапанула, что зашивать было нечего, а Витька сверзнулся с калитки и сломал ногу. Мы думали, что баскетбол для него накрылся, но через год он вернулся в секцию и очень быстро наверстал упущенное и нагнал нас. Витька всегда был упорным, с детства, и не подчинялся обстоятельствам, а подчинял их себе. Ну а теперь купил этот дом. Вот только сейчас он, наверное, в офисе или где-то еще по делам мотается...

Ника смотрела сквозь густые ветви на полукруглые окна дома, на широкие тенистые аллеи в саду и представляла себе двух мальчиков, одолеваемых любопытством. Одному хватило собачьего укуса и разорванных брюк, чтобы утратить интерес к загадке дома за высокой оградой. А другой в конце концов приобрел дом, занимающий его воображение в детстве.

Брякнул затвор калитки.

– Ну что же вы не звоните? Погода не та, чтобы на улице околачиваться! – Виктор Морской выглянул из-под огромного зонта, рассматривая Никин плащ с капюшоном и мокрую ветровку таксиста. "Я, наверное, похожа на гномика в этом плаще", – подумала Ника и спросила:

– Ворота под наблюдением? Вы нас на экране увидели?

– Естественно.

Из-под ног Виктора в калитку шмыгнул пушистый серый зверь, похожий на кота, но коротколапый, с маленькими ушами. Морской выставил ногу, преграждая ему путь:

– На улице тебе нечего делать, Мася. Вернись в сад.

– Ррррр, – откликнулся зверь, насупившись и недружелюбно глядя на Николая и Веронику.

– И не спорь, – Морской подхватил его под животик и переместил на альпийскую горку. – Ты уже однажды погулял по городу и помнишь, что из этого вышло. И нечего ворчать.

– Ффффф, – ответил Мася уже с вершины горки.

Вероника не поверила своим глазам:

– Манул?! Вы держите его в саду?

– Лучше всякой собаки, – подтвердил Виктор. – Здесь живут еще его подруга и трое детей, но они менее общительны и, как правило, прячутся от гостей и даже от служащих. Да, я купил Масю пару лет назад, еще котенком, и выкормил из соски. Поэтому Мася не такой нелюдим, как его собратья, но все равно часто проявляет характер. Упрямый, как сто ослов.

"Весь в своего приемного "мама", – подумала Вероника.

– Подозреваю, что в прошлой жизни Мася был человеком, настолько он смышлен и понимает человеческую речь, – Виктор посторонился, пропуская их в калитку и погладил по голове настороженно подобравшегося манула, сверлящего гостей тяжелым взглядом. – Спокойно, Мася. Это мои гости. Ложная тревога.

– Ну и зырит, испугаться можно! – Николай запер машину и включил сигнализацию.

– "Я не котенок, я манул! Не зырю я, только взглянул!" – процитировала популярную в интернете шутку Вероника. – По-моему, ему просто любопытно.

– Урр, – утвердительно отозвался Мася и неспешно скрылся в пышном жасминовом кусте.

– Что привело вас ко мне? – спросил Виктор, когда они шли по аллее.

– Новый поворот в деле, в котором вы просили помочь разобраться, – Ника вздрогнула, когда ей на лоб шлепнулась крупная холодная капля с ветки.

– Ясно.

*

– Так, – Морской постукивал пальцами по каминной доске в огромной, похожей на музейный зал гостиной, – наверное, я не буду участвовать в торгах. Иначе пойдут слухи, что это я устроил "посадку" Кротовым, чтобы заполучить их ферму. Я уже занимаюсь покупкой в "Рассвете", вот они и подгадали эту комбинацию, чтобы очернить меня перед выборами. И если я куплю еще и кротовскую ферму, то в два счета прослыву эдаким Акулой Додсоном, сукиным сыном, способным на все. Лучше отказаться от хорошей покупки, но сохранить доброе имя и стабильный рейтинг. Вот, значит, что они придумали. Кротова довели до полного банкротства, и он наложил на себя руки. В его доме находят сверток с наркотиком и арестовывают вдову и детей. Имущество конфискуют за долги. И если я куплю землю, то все могут решить, что банкротство кротовского бизнеса и "закладка" в доме – моих рук дело. Доказать не смогут, но слухов будет достаточно, чтобы я потерял голоса. Да даже если и не пойдут слухи... Не хочу, чтобы обо мне говорили: "Чужое несчастье – ворону счастье" или "Построил свой кризисный центр на крови!". Наоборот, я поломаю игру режиссеру этого спектакля! – азартно хлопнул рукой по мрамору Морской. – Я помогу Кротовым выбраться из этой передряги, оплачу им услуги адвоката, которого вы собираетесь вызвать из Питера. И проявлю себя не как беспринципный делец, которому лишь бы урвать выгоду, и не как лицемерный ханжа, который землю для постройки благотворительного центра отжал у бедной вдовы, посадив ее, а как человек, который протянул руку помощи людям, попавшим в беду!

Ника мысленно поаплодировала его находчивости. Да, непросто сбить Виктора Морского с толку. Он быстро оценил ситуацию и нашел выход. Да, он произвел на Нику сильное впечатление со своей сложной биографией, необычным характером, дворцом за коваными воротами и ручным манулом. И судя по взглядам, которые Виктор бросает на нее, думая, что девушка смотрит в другую сторону, интерес был взаимным. "А я ведь еще не знаю о его подлинной роли в этой истории! Может быть и так, что сценарий придумал и осуществляет именно он, чтобы предстать жертвой клеветников и аферистов, невинно оболганным и замазанным. У него хватило бы ума и на такую хитрую комбинацию..."

– А что было раньше в этом доме? – спросила она, помешивая сахар в чае.

– До революции тут жил один именитый купец, по нынешним меркам – почти олигарх, – Морской расположился в кресле у камина, поставив ноги на скамеечку. – В 1917 году вместе с семьей бежал из страны. В доме были штаб; подразделение ЧК; клуб рабочей молодежи. В войну здесь устроили госпиталь. В мирное время – Дом детского творчества: кружки, студии. В начале девяностых дом откупил некий "малиновый пиджак" Толян Свирепый, хотел устроить в нем резиденцию своей мечты но через пару лет схлопотал "пожизненку" и вместо дворца прочно обосновался в "Полярной сове". Это его доберман однажды цапнул Коляна, когда мы сюда хотели забраться из любопытства. Потом дом стоял бесхозным, многие к нему приценивались, но всем он оказался не по карману, а пару лет назад его купил я. Дом был сильно запущен, с недоделанным ремонтом, и мне пришлось изрядно повозиться, приводя его в порядок. Заброшенные дома быстрее старятся.

– Как будто совсем по-человечески тоскуют в одиночестве, – задумчиво сказала Вероника.

– Сразу видно журналистку, – Виктор не спеша отпил кофе из тонкой чашечки. – Интересный образ: дом, тоскующий без хозяина; что-то в этом есть.

– Помню я, как ты делал ремонт, – сказал Николай, – все время улица была грузовиками перегорожена: то привозили стройматериалы, то увозили строительный мусор! Проехать по Купеческой было невозможно.

– Зато какой результат, – Виктор поднялся с чашкой в руках. – Никакого купеческого шика в духе Кустодиева или новорусских "понтов". Вам это ничего не напоминает, Вероника?

– Похоже на Гербовый зал в Эрмитаже, – ответила девушка.

– Именно. Его я и взял за образец. Но европейская элегантность мне нравится больше, чем китч, годный только для "малиновых пиджаков" из анекдотов.

Ника увидела свое отражение в одном из огромных зеркал и подумала что, наверное, ее внешний вид диссонирует с убранством гостиной. Синяя рубашка "поло" из магазинчика на Просвете, джинсы и кроссовки из "Парнас-Сити"; все запыленное после суматошного дня. И рубашка, – Вероника украдкой повела носом, – явно нуждается в стирке, а кроссовки намокли и к ним пристали травинки из яблоневого сада Кротовых. Даже неловко ступать такими, как говорит Тася, "хреняпами" по золотистому паркету. На нем они кажутся еще более дешевыми, бывшими в употреблении и оставляют мутные следы на паркете.

– Садитесь возле камина, – предложил Виктор, – возьмите под ноги скамеечку и придвиньтесь к огню. Так ведь недолго и заболеть, с мокрыми ногами. Можете снять обувь и просушить ее отдельно.

"Ну уж нет, – Ника почувствовала, что краснеет. – Этого еще только не хватало: я в первый раз у него дома, и сразу же разуюсь до голых пяток! Может, он и привык к легким победам, но я пришла к нему по делу, и работу с личным мешать не буду! Да и роль еще одной победы в донжуанском списке скучающего провинциального царька меня не прельщает!".

Она поставила ноги на скамеечку возле каминной решетки и сразу уловила приятное тепло даже через мокрую обувь.

– Так значит, – Морской присел на край широкого подоконника, глядя на светлеющее после дождя небо, – вы вызываете своего знакомого адвоката, а я оплачиваю его услуги, чтобы он выручил Кротовых и подумаю, как поступить с их фермой. Они хотят очернить меня, заставить купить землю, отжатую у законных владельцев таким коварным способом... И я едва не попался на эту удочку. Но теперь я поломаю им игру! Все пойдет по моему сценарию! – у него азартно заблестели глаза. Вероника невольно улыбнулась в ответ. Да, она сомневалась, можно ли верить Морскому. Но не могла не признать, что при желании он может быть очень обаятельным. "О чем я опять думаю? Совсем, что ли, крыша едет?"

*

Виктор и Ника неспешно шли по улице к городскому парку. Пересечь его – и из XIX века снова попадешь в 50-е годы прошлого столетия...

Николай уехал полчаса назад, получив звонок от клиента, желающего срочно проехать в овощеводческое хозяйство, а Морской, накинув куртку, вызвался проводить Веронику в "Монрепо".

Когда они вышли на крыльцо, на перилах в позе грифона на Банковом мосту возлежал Мася, с царственной снисходительностью взирая на людей.

– Можете его погладить, если хотите, – предложил Виктор. – Судя по юмору в интернете, об этом мечтают все.

– Погладить манула можно только дважды, – пошутила Вероника, – левой рукой и правой.

– Преувеличение, – рассмеялся Морской, поглаживая пушистую спину питомца. – Откусить руку манул не может, но шрамы оставит глубокие и болезненные. Однако кусают и царапают они далеко не всех, а только тех, кто им неприятен или кажется потенциально опасным. Манулы очень умны и наблюдательны, у них хорошее чутье на людей. И по-моему, вы симпатичны Масе, и он позволит его погладить.

Кот внимательно смотрел на хозяина яркими зелеными глазами с человеческими круглыми зрачками, и во взгляде читалось понимание и согласие со словами Морского. Потом он перевел взгляд на Веронику и произнес короткое "урр". Это обозначало: "Ну, что? Смелее! Я не возражаю. Чего ты боишься?"

Под рукой Вероники уши и холка Маси настороженно застыли, но манул не делал никаких попыток увернуться или укусить девушку. Его густая шерсть оказалась очень приятной на ощупь – теплой и мягкой; под ней угадывалось небольшое, но ловкое и сильное тело. А на лбу у Маси были пятнышки, как у леопарда.

– Вот я и осуществила всеобщую мечту, погладила манула, и обе руки остались на месте, – сказала Вероника, спускаясь в сад и еще ощущая на своей ладони тепло от прикосновения к голове Маси.

Возле одного из домов неподалеку от парка Виктор остановился:

– Предложить вам ужин у меня дома было бы с моей стороны слишком смело, поэтому я приглашаю вас сюда.

– "Арт-кафе "Снежинка", – прочла вывеску Вероника и вопросительно посмотрела на Виктора.

– Историческое кафе, – Морской указал на лепнину вокруг двери и цветную плитку на ступеньках. – Ему уже более ста лет. Когда в моем доме делали ремонт, на чердаке нашли тайник с дневниками жены купца. Она вспоминала, как приходила сюда с будущим мужем, они ели мороженое, и им казалось, что жизнь всегда будет такой же прекрасной и безоблачной. Потом они приводили сюда своих детей до самого октября 1917 года. Приходила сюда и старшая дочь купца сначала с подругами, а потом и с женихом, но недолго... После революции кафе уцелело чудом; только его и не затронул ветер перемен. У коммунистов ведь тоже были жены и дети, любящие сладкое, а никто так не делал мороженое, как шеф-повар "Снежинки". Это их фамильный рецепт, который передается из поколения в поколение и сохраняется в тайне. Ну, что? – он дотронулся до локтя Вероники, – я разбудил ваше любопытство? Вы ведь не откажетесь от исторического мороженого?

– Зачем вам это, Виктор? – спросила Вероника. – Вы как будто случайно проезжаете мимо гостиницы, когда я опаздываю на автобус, потом тоже волей случая оказываетесь неподалеку, когда я выхожу из гостей в "Рассвете"; приглашаете в кафе... Свою часть делового соглашения я выполню и так, раз дала слово.

– А может, вы мне интересны не только как журналист, но и по-человечески, – Морской распахнул дверь перед Вероникой и придержал ее открытой, ожидая девушку. – И я просто хочу немного продлить общение с вами без всяких корыстных или фривольных мыслей. Или вы мне во всех человеческих чувствах отказываете и считаете калькулятором с глазами?

– На калькулятор вы не похожи, – согласилась Вероника и вошла в зал.

Кафе было декорировано в бежево-голубых тонах, и в нем постарались воссоздать атмосферу начала ХХ века, до Первой мировой войны. Ажурная винтовая лестница вела на площадку второго этажа. Стена напротив входа тоже была зеркальной, и Вероника, взглянув на нее, сразу не поняла, что за пара идет им навстречу: крупная статная девушка в джинсах и синей рубашке и молодой человек, тоже в джинсах и ветровке.

К ним уже спешила улыбающаяся хостес в длинной плиссированной юбке и кружевной блузке. Она проводила Нику и Виктора за столик у окна и подала две папочки с меню.

Ника удобно устроилась на голубом плюшевом диванчике с бежевыми подушками и стала листать меню. Мороженого здесь было множество, на любой вкус. Латте – более тридцати разновидностей, а перечень различных видов эспрессо занимал две страницы.

– Даже не знала, что здесь есть такое кафе, – сказала она, открыв разворот "Авторское мороженое по старинным рецептам". – Я здесь никогда не бывала. Мама даже не рассказывала о "Снежинке".

– Возможно, она считала это кафе слишком дорогим, – Виктор тоже просматривал страницу с перечислением видов авторского мороженого. – Мои родители так же сюда не ходили, считали "Снежинку" недоступной и ненужной роскошью. Мама говорила: "Зачем платить за мороженое втридорога, если можно взять пломбир в "СССР"?". Я про универмаг неподалеку от "Монрепо", – уточнил Морской.

– Да, я поняла. Кстати, их пломбир мне понравился.

– Мне тоже. Так вот, сейчас "Снежинка" принадлежит мне, и мне здесь все по карману.

– Только не надо угощать меня за счет заведения, – попросила Вероника. – Не хочу, чтобы недостачу оплачивали работники из своей зарплаты. Я сама оплачу свой счет.

– Я, наверное, по-провинциальному старомоден, – упрямо сдвинул брови Виктор, – и отстал от петербургских инноваций, но, приглашая в кафе даму, я сам оплачиваю счет за двоих.

Им принесли мороженое в высоких изящных креманках – фруктовый сорбет, щедро политый шоколадным сиропом, и кофе в белоснежных чашечках с аппликацией – дагерротип фасада "Снежинки" и дата: "1894 годъ".

– Сто двадцать пять лет? – изумилась Вероника.

– Да. В сентябре будет юбилей. Над сценарием праздника уже работают.

Ника посмотрела на часы. Десять часов вечера. Даже не верится, что всего 24 часа назад она сидела в гостях в "Рассвете", слушала стихи дяди Коли, восхищалась дизайнерским мастерством тети Светы, смеялась над их кошкой и попугайчиком и выходила из подъезда, нагруженная гостинцами. Тогда она еще не знала, что увидит, вернувшись в Краснопехотское. А за сегодняшний день столько всего случилось, что он казался бесконечно долгим.

Чтобы хоть чем-то занять возникшую неловкую паузу, Вероника взяла с широкого подоконника одну из красочно разложенных книг в тисненых золотом переплетах, полистала. "Джен Эйр", довольно давнее издание, с цветными вклейками иллюстраций. "Вот бы с Лилькой в Мариенбурге обсудить, почему в XIX веке история некрасивой, но гордой гувернантки, которая предпочла трудиться в сельской школе вместо того, чтобы стать любовницей женатого мужчины, считалась такой скандальной? На писательницу набросились все критики и договорились до того, что ей не место среди приличных женщин. Чем она их так обозлила? Или их просто вывела из равновесия талантливая женщина, которая пишет книги вместо того, чтобы быть, как все и жить только своим домом, своим семейным гнездышком и ничем больше не интересоваться? Да... Во все времена женщине не прощают желания отстоять свое право выбора и быть не такой, как все. Если ты хоть чем-то выделяешься и хочешь остаться самой собой, а не подстраиваться под мнение большинства, будь готова к тому, что клевать тебя начнут со всех сторон!"

Ника подняла голову и увидела, как Виктор внимательно наблюдает за ней из-под по-девичьи длинных ресниц.

В креманках оплывали пирамидки мороженого – оранжево-алое у Виктора и желто-зеленое у Ники. Теперь оно напоминало островки в разноцветном море с шоколадными течениями. Зато цветы из корицы на пенке эспрессо еще хранили форму. И Ника спохватилась, что, наверное, слишком долго рассматривает книгу. Отложив роман, она зачерпнула ложечкой из "океана". Прохладный мятный сорбет; кисло-сладкий ананасовый и густой, с благородной горчинкой, шоколад органично переплелись между собой и создали необычный, но очень приятный вкус.

– Вы знаете, – сказала Вероника, просто чтобы больше не молчать, – в одной из питерских пекарен, декорированной под старину, эдакий сельский домик-теремок, под слоганом "Старинные русские рецепты" или "Бабушкины пироги" – что-то в этом роде – продают слойки с бананом. Кстати, довольно вкусные.

– А я в студенческие годы любил яблочные и вишневые штрудели у "Патиссье", – припомнил Виктор. – И треугольники с сыром. Неподалеку от университета была автопекарня, и многие студенты бегали туда в перерывах между парами. А на выходные я покупал там пачку замороженных бурекас и разогревал их в микроволновке. Мой сосед по комнате в общаге, парень из обеспеченной семьи, разрешал мне пользоваться его техникой за то, что я выручал его с конспектами. Он вечно прогуливал лекции, а перед сессией спохватывался и начинал глотать учебную программу семестра большими непрожеванными кусками.

– А сами вы никогда не прогуливали?

– Это что, интервью? Я согласия не давал.

– Раз у меня в руках нет видеокамеры или диктофона, то это просто разговор.

– Технический прогресс зашел так далеко, что эти гаджеты могут быть замаскированы где угодно, даже, например, вот здесь, – Виктор указал на приколотый к Никиной рубашке значок из "Республики кошек" с фотографией глазастой и ушастой "каракулевой кошки" Эмилии. – Может, у нее в глазах объективы, а в ушах – диктофончики!

Ника, смеясь, отколола значок и протянула его Виктору:

– Посмотрите и убедитесь сами, что это значок... Просто значок.

– За прогулы меня бы лишили стипендии, – Морской с интересом рассмотрел фотографию Эмилии и вернул значок Нике. Потом аккуратно снял ложечкой "шапку" с одного из своих островов, абрикосовый и вишневый сорбеты. – А у меня это был практически единственный источник дохода. Помогать мне было некому, а у тети просить денег я не хотел. У нее свои дети были, но пришлось несколько лет еще и меня содержать, пока я не поступил в вуз. Тебе ведь рассказывали мою историю? – он размешал трехцветный океан в своей креманке, окончательно потопив размякшие острова.

– Разве мы на "ты"? – запоздало удивилась Орлова.

– "Пустое "вы" сердечным "ты" она, обмолвясь, заменила"... – процитировал Виктор. – А ты против?

– В принципе нет, так общаться действительно проще. "Выканье" создает между людьми барьер, не всегда нужный... Да, тетя Света и дядя Коля мне рассказывали о тебе.

– Ну, вот. Иногда тетя присылала мне фрукты и овощи со своего участка, а на каникулах усиленно кормила пирогами и борщами, но денег у нее я никогда не брал. "Баранку на три дня делил", вот и старался не лишиться стипендии. На дневном отделении подрабатывать особо некогда, но иногда я урывал пару часов у сна, чтобы написать кому-то курсовик, а летом репетиторствовал, готовил питерских Митрофанушек к переэкзаменовке в школе или поступлению в вуз. Такие были экземпляры, что кое-кому хотелось дать учебником по голове, – фыркнул Виктор, – все условия имеют, а учиться не хотят. Отдельная комната, компьютер, книги, репетиторы, учись – не хочу, а они экзамены заваливают, балду гоняют весь год. А каково – девять человек в пятистенке, уроки приходилось делать на подоконнике, сидя на детской табуретке, да еще смотреть, чтобы малышня учебники не растащила или в тетрадях каракули не намалевала...

Вероника молчала, представляя себе тесный дом сердобольной тетушки Виктора, большую семью и самого Виктора, тогда еще не "Каупервуда", а худенького подростка, примостившего свои книги и тетради на подоконнике. Какую силу воли и решительность надо иметь, чтобы не отбиться от рук в такой ситуации!..

"Что было и что стало", – Ника снова посмотрела на Виктора, его дорогую одежду, холеное лицо, волосы, уложенные явно не в просто цирюльне. Владелец купеческого дома, хозяин большого бизнеса, кандидат в мэры Краснопехотского, благотворитель. И даже "Снежинка", которую его родители считали слишком дорогим для них кафе, теперь принадлежит ему.

– А как поживает твоя тетя сейчас?

– Я им помогаю. Построил новый дом, двухэтажный, пристроил кузенов в вузы и на хорошую работу. Ко мне тетя переезжать не хочет, она не урбанистка и привыкла к "одноэтажному району".

Когда они вышли из кафе, розоватые сумерки уже обрели жемчужный оттенок – значит, время подходило к полуночи. За их спинами загремел ключ; кафе закрывалось. Улица совершенно затихла, и силуэты домов на жемчужном фоне казались изящными, точеными, словно выписанные акварелью.

– Трудный был день? – Виктор взял ее под локоть на ступеньках у входа в парк. – Я видел, как ты всю прошлую ночь носилась между оперов, как зайчик-энерджайзер.

– Я потом поспала. Ничего, я уже привыкла. По работе часто приходится жертвовать отдыхом.

– Я тебя очень хорошо понимаю. Слова "нормированный рабочий день" – не из моего лексикона.

Они прошли мимо недостроенной церкви и остановились у стелы.

– Мой прадед, – Виктор коснулся рукой одной из строчек на мемориале, и Вероника прочитала: "Морской И. М. 13 января 1943 г." – Двадцать четыре года... За неделю до начала войны расписался.

– А мамины братья и этого не успели, – погрустнела Вероника, – навеки девятнадцатилетние, как в книге.

– Тут почти все фамилии Краснопехотского есть. Но те, кто вернулся, были уверены, что их товарищи принесли себя в жертву за то, чтобы их родина была избавлена от вражеского нашествия, и потомки жили в мире и благополучии. Может, и хорошо, что они уже не застали того, что происходит сегодня. Думаю, о ТАКОМ они и не мечтали, когда вечером после боя в окопах или палатках думали о жизни после войны...

*

Возле памятника Ленину еще остались обрывки полосатой ленты, которой накануне отгораживали место самоубийства фермера. На земле виднелись отпечатки многочисленных форменных ботинок. По контрасту со вчерашним вечером парк был безлюден.

Стоянка у "Монрепо" тоже была пуста.

– Я же говорил, больше никто не будет тут шариться, – сказал Морской. – О, не подумай, никакого криминала. Я просто связался с начальством этих крепышей в Ладожске и дал понять, что не в восторге от того, что они отираются вокруг гостиницы, где живет моя гостья. Как правило, меня в этих краях понимают с первого раза, повторять не приходится!

В его голосе прозвучал металл, и на секунду лицо стало кинжально-жестким, "добавив" Виктору лет 10-15.

– К твоей гостье? – задумчиво переспросила Ника, прикуривая свои "Эссе".

На затихшей улице их голоса поигрывали эхом, хотя Вероника и Виктор старались говорить негромко, чтобы не будить спящие дома. Да и не хотелось в такую серебристо-безмолвную ночь кричать, громко смеяться или еще как-то шуметь.

– Да, – подтвердил Виктор, – моя гостья. Твоими публикациями я зачитывался с третьего курса и рад встрече, хоть она и произошла при таких обстоятельствах.

– Я ведь на пять лет тебя старше, – Ника произвела в уме быстрый подсчет.

– Всего на четыре, – поправил Морской, – в апреле мне исполнился тридцать один год, – он достал золотистую металлическую пачку и зажигалку. – Ты когда-нибудь курила "Трисурер"?

– Тридцать долларов за пачку? Нет еще, мне жалко тратить почти две тысячи рублей за то, что можно купить за стольник, предпочитаю старые добрые "Эссе".

– Две тысячи? – рассмеялся Морской. – Ну и кто из нас отстал от жизни? Ника, все дорожает, а из-за санкций наценка на некоторые бренды стала еще выше. Сейчас они стоят около сорока долларов за пачку. Но я предпочитаю покупать за высокую цену качественные вещи, а не экономить и давиться "фанерой".

Вероника не удержалась и хихикнула вслух.

– Что я смешного сказал? – Морской явно отвык от того, что ему в ответ хохочут и был растерян. Теперь, с выражением мальчишеского недоумения на лице, он наоборот казался лет на десять моложе своего возраста.

– Адвокат, которого я собираюсь пригласить, тоже любит так бахвалиться, пуская пыль в глаза, – пояснила Вероника и изобразила бархатный баритон Гершвина: "Дорогая, я достаточно обеспечен, чтобы пить настоящий кофе в "Коринтии" или "Гарсоне", а не бурду для мытья унитазов в дешевых забегаловках! Если чашка эспрессо стоит дешевле двух сотен, то я вообще не уверен, что ЭТО стоит пить!"...

– Хорошая рекомендация, – кивнул Морской. – Если адвокат может позволить себе лучшее, значит, не зря занимает свое место.

– А где ты тут достал настоящие "Трисурер"? – поинтересовалась Ника. – Из-за санкций и эмбарго их даже в Питере так быстро не раздобудешь... А ты над чем смеешься?

– Ника, Ника, Ника! – Виктор даже прислонился к фонарному столбу. – Ну как тут не вспомнить годы перестройки: "Ой, где ты достала сапоги? Туалетной бумаги сейчас не достать! Повезло: достала колбасу для оливье!"...

– Забавно звучит словечко "вспомнить", – парировала Вероника, – в годы перестройки я пешком под стол ходила, а ты и подавно в пеленках лежал.

– В общем, когда мне что-нибудь нужно, проблем с доставкой не возникает, – заключил Виктор. – Позволь все же угостить тебя, – он выбил из пачки две сигареты. – Вот так, почти шесть лет продержался, думал, что бросил курить навсегда, а с этим кротовским делом сорвался!

– А я и не пыталась бросить. С моей работой и пробовать не стоит, – Вероника посмотрела на темно-синее небо. – Видишь, я даже в отпуске нашла себе новое расследование...

В воздухе повисла пауза. Какое-то время они молча курили, потом Ника вздохнула:

– Пойду-ка я. Трудный был день. Утром позвоню Науму.

Виктор достал смартфон, велел прислать за ним машину и кивнул:

– Да и мне нужно отдохнуть. Завтра, точнее, уже сегодня, у меня встреча с прессой. Всем хочется узнать, не я ли сживаю со света Кротовых затем, чтобы вслед за школой в "Рассвете" и их землю оттяпать. Мэрские писаки, наверное, уже землю задними лапами роют в ожидании команды "Порвать!". Но это еще вопрос, бабушка надвое сказала, кто кого! – ощерился он и подобрался, как молодой гепард на охоте. – Скорее это я их сделаю! Не впервой!

*

Веронике показалось, что она ушла из отеля очень давно, хотя прошло всего 12 часов. Так много событий вместилось в эти 720 минут, что они казались по меньшей мере в два раза длиннее...

Разобрав постель, девушка достала пижаму, но не сразу пошла в душ, а еще несколько минут сидела на кровати, чему-то улыбаясь. Потом поднялась и, выходя, едва не забыла запереть номер.

Стоя под душем, Вероника замурлыкала все ту же "Бесконечность":

– "Замороженными пальцами

В отсутствии горячей воды,

Заторможенными мыслями

В отсутствии, конечно, тебя..."

И удивилась, почему к ней так привязались именно эти строчки, напоминающие о дороге из "Рассвета" дождливым вечером, прохладном, горьковатом запахе мужского парфюма в салоне и потемневших глазах Виктора, когда он вспоминал о своих родителях и старшем брате...

Выйдя из кабинки, Вероника не спешила вытираться и натягивать пижаму, а встала перед большим зеркалом, рассматривая себя во весь рост.

"Для тридцати пяти лет еще неплохо, – думала она, поворачиваясь боком; изгибаясь, чтобы увидеть свое отражение со спины. – С десертами, конечно, надо бы слегка притормозить, а так – очень даже!"

Она потянулась, отметив, что ее пышная грудь все еще уверенно противостоит законам всемирного тяготения и неплохо смотрится даже без лифчика. Вытершись и облачившись в пижаму, Вероника сделала еще один нетипичный для нее поступок: принесла из номера баночку крема "Эликсир молодости" от "Ив Роше", подарок от подруги Лили на день рождения, сняла фольговую мембрану и обильно намазала лицо и шею.

– Этак я еще и с музыкантами начну встречаться, – пробормотала она, вспомнив Стивена Сигала в роли корабельного кока и его боевую подругу из "Плейбоя".

"Да, зацепило, – думала она, чистя зубы и возвращаясь в номер. – Вся эта череда событий в тихом Краснопехотском застала меня врасплох, ведь я просто приехала сюда в отпуск, прибрать памятник бабушке и дедушке и прополоть сорняки вокруг него, и оказалась в эпицентре событий. А тут появляется этот хлыщ, смазливый, молодой, привыкший вырывать, отжимать и отвоевывать все, на что положил глаз; со своим "многоуважаемым домом", семьей манулов вместо сторожевых собак и биографией – куда там Каупервуду или Растиньяку, вот я и "повелась". Хорошо хоть, не прое... расследование, ошалев от прекрасных глаз местного царька!"

Ложась в постель, Вероника снова подумала о Кротовых. Их продукцию не приняли на местном рынке. Их ферма кому-то приглянулась, И этот кто-то начал планомерно выживать хозяев с их участка. Василия довели до самоубийства. Его вдова и дети сейчас в местном КПЗ, и, если суд решит поместить их под стражу до разбирательства дела по существу, их отправят в Ладожский СИЗО потому, что здесь изолятора нет, а конфискованным имуществом распорядятся по собственному усмотрению. Кротовы ни в чем не виноваты, они просто волей случая попали в лопасти чужой большой игры, и эта бездушная мясорубка уже готова перемолоть их. Этого нельзя позволить. Люди не пешки. Даже если они не имеют больших денег, власти или влияния, никто не вправе играть ими, забавляться, как куклами, а потом отбрасывать – "Надоело!" – походя ломая и калеча их жизни. "Вот, что будет ключевой темой серии материалов об этом деле! – подумала Вероника, закрывая жалюзи и вытягиваясь на жесткой "девичьей" кроватке под тонким флисовым одеялом. – И название уже созрело: "Пешки в чужой игре". Завтра же, то есть сегодня, начну работать над текстом, пока дожидаюсь Наума!". Через пять минут Ника уже спала, несмотря на выпитый в "Снежинке" крепкий кофе.