Текст книги "Город, где ничего не случается (СИ)"

Автор книги: Анастасия Калько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Дверь наконец распахнулась так резко, что раскрасневшийся чиновник чуть не кувыркнулся в коридор. Зло стрельнув глазами на Веронику, он скрылся.

– Да пошел ты, – прошептала ему вслед Анжела. – Чмо!

– Урод, – добавил Федор.

Вероника хотела продолжить разговор с хозяйкой дома и побеседовать отдельно с детьми, но тут из коридора донеслись возбужденные голоса и с удвоенной силой затопотали туда-сюда форменные ботинки.

– Ты его не трогал? Не залапал?

– Что там может быть?

– Эк скотчем обкрутили, небось, две катушки извели!

– Что там у вас?

– Вот, взгляните. Полки освобождали, а тут!..

– Так, ничего тут не трогайте, я сам позвоню в управление. Спиной чую, это уже не наша компетенция.

– Так точно.

– Кладовку шмонают, – шмыгнул носом Федор, – простыни трясут. А что они там нашли-то?

– Иди, сам у них спроси, – буркнула сестра и придвинулась поближе к матери.

Вероника ощутила, как на этой добротной веранде витает дух крушения, развала. Еще недавно это был уютный дом, построенный старательно и с любовью. Обстановка немного старомодная, новых вещей очень мало, но все ухоженное, опрятное, добротное, нигде ни пылинки. Основательный дом, где жила дружная семья с устоявшимся укладом, может, даже традициями. Когда же зашаталась эта крепко сбитая постройка? Далеко не вчера... И хотя вышедшее из-за туч робкое июньское предвечернее солнце деликатно скользило своими лучами по обоям с узором "кирпичиком", вазе с ромашками на столе, коврикам "пэчворк" и картинам, изображающим времена года на стенах, все равно чувствовалось, что над этим домом сгустились тяжелые тучи и здесь уже никогда ничего не будет так, как прежде...

В помещение заглянул недавний Никин оппонент и негромко обратился к вдове Кротова:

– Наталья Михайловна, можно вас на минуточку?

– Да-да, сейчас, – хозяйка обеспокоенно покачала головой, промокнула глаза измятым в волнении, но безупречно чистым платочком и поспешно вышла.

Вероника осталась наедине с детьми Василия Кротова. Нужно было завести разговор с Анжелой и постараться вывести его на нужную тему, и она уже даже знала, как лучше это сделать, чтобы вызвать юную Кротову на откровенность. Но что-то мешало Орловой. Не могла она сейчас задать девушке, только что потерявшей отца и напуганной приездом приставов и их возней в доме вопрос вроде "Бывала ли ты в "Онего" и если да – то когда и с кем?". Тогда получится, что прав этот хамовитый чинуша, у которого в тридцать лет уже живот в китель не помещается: ей лишь бы только раздобыть сенсацию любым путем, не гнушаясь ничем. Но с другой стороны, Ника понимала, что семья Василия Кротова попала в серьезную переделку и просто так их не оставят в покое. Они ни в чем не виноваты, но волей случая оказались втянуты в чужую игру и не знают, откуда и за что на них обрушились дождем все эти злоключения и как выбраться из этого водоворота. И ей тоже надо выяснить, кто и почему затеял страшную игру, где вместо пешек – живые люди. Вероника вспомнила сцену шахматной партии из первого фильма о Гарри Поттере. Этот момент всегда заставлял ее поежиться, нажать на кнопку паузы и выйти на балкон, покурить. А здесь все происходит не на экране, а в реальности; кто-то на самом деле вздумал походя играть людьми, калеча и круша их жизнь. И нужно поскорее узнать, кому это понадобилось, и остановить этот маховик или хотя бы вывести из-под его разящих ударов вдову и детей фермера.

Пауза затягивалась, и Анжела заговорила первой.

– Вы ведь были вчера в парке? – сказала она. – Моя школьная подруга работает в полиции, она вас узнала.

– Да, была, – ответила Ника. – Возвращалась из "Рассвета", увидела полицейские машины и пошла за ними, узнать, что произошло.

Анжела помолчала, рассматривая свои руки с коротко остриженными ногтями доярки. На них еще оставались следы клея для накладных ногтей.

– Для папы ферма была всем, – сказала девушка после паузы. – Ему нравилось работать на земле, жить своим трудом, собирать урожай. А сейчас, ну... Ну, не те времена, что при нем. Он все думал, что человек человеку – друг. А сейчас все наоборот, человек человеку, блин, волк: или ты, или тебя.

Вероника знала это очень давно и хорошо и от души пожалела идеалиста Василия. Да, с такими взглядами не стоило и пробовать преуспеть в бизнесе. Человек, играющий честно и ожидающий того же и от других, в современном бизнесе станет белой вороной. А участь белой вороны в стае, как правило, незавидна и трагична.

– Да еще коровы заболели, ветеринар сказал, что этот вирусняк лет десять назад где-то на Кубани был, в одной из станиц, и непонятно, откуда он взялся здесь, – подал голос Федор. – С ним тогда вроде справились, больше его нигде не было. Как он с Кубани сюда попал? Мы их лечили, выхаживали, но только половину спасли. Да и те доиться почти перестали, и быки, ну... – парень смущенно взглянул на петербурженку. – В общем, и телят в этом году не было. Как отравил их кто. А знаете, что? – припомнил парень. – Когда батя сказал, что завтра ветврач приедет, больных коров смотреть, из коровника поилка пропала, и с концами. Я вот, как бы, думаю: наверное, эту заразу туда подлили, а поилку потом, по ходу, свистнули, чтобы и следов не осталось. Это кто-то из своих накрысил, больше некому. Батя на лето брал сезонных рабочих, с мая по сентябрь, а остальное время на ферме были только мы, ну, и трое постоянных помощников.

– А когда заболели коровы? – спросила Вероника.

– В марте, – ответила Анжела. – А поилка пропала в начале апреля. У меня как раз днюха была, а никто и не вспомнил... – она покраснела. – Ну... Я не в том смысле, что жалею об этом. Просто так совпало, с утра обнаружили, что один из быков совсем плохой, и три коровы сразу заболели, не до того было.

– А что за постоянные помощники живут на ферме?

– Тетя Стеша, наша крестная, доярка, – стала перечислять Анжела. – Сторож, Афоня, он раньше в лесничестве работал, сейчас – на пенсии, и его жена, тетя Клава, она садом и огородом занимается.

Подъезжая к ферме, Вероника успела рассмотреть забор. Не слишком высокий, без колючей проволоки или гвоздей, и кое-где уже требовал ремонта. А сторож, по словам Анжелы, уже пожилой человек. То есть, нельзя исключить вероятность, что на ферму мог украдкой прошмыгнуть и кто-то посторонний, чтобы отравить воду в коровнике, а потом украсть поилку.

Ника вспомнила слова соседа Кротовых, румяного здоровяка-пасечника, о неладах "отцов и детей" в семье Василия. Анжела и Федор рвались в большой город. Но семья переживала не лучшие времена, и отправить детей учиться в Питер не было возможности. А парень и девушка не хотели мириться с тем, что всю жизнь придется провести, копаясь в огороде или сбивая масло на домашнем сепараторе... Насколько сильно их тянуло на берега и мосты Невы и Фонтанки? И на что они могут быть способны на пути к своей мечте? Это еще предстоит выяснить.

За окном раздался приближающийся вой сирены. В Питере Вероника привыкла к этому, но здесь, в краснопехотской тиши, этот звук казался диссонансом. Длинный, нескончаемый вой стремительно надвигался, заполняя собой всю веранду и весь дом.

– Кого там еще несет? – болезненно дернулась Анжела.

– Пойду, посмотрю, где мама, что-то ее долго нет, – поднялся Федор и вышел.

Времени обдумывать вступление особо не было, и Вероника начала напрямик:

– Анжела, в Краснопехотское я приехала по семейным делам, это правда, но вчера узнала о том... о случившемся в парке, и решила расследовать это.

– Да? – безразлично откликнулась Анжела, прислушиваясь к вою сирены. Вернее, нескольких сирен. Судя по звуку, к ферме подъезжало не менее трех-четырех спецмашин. – И зачем вам это? Материал ищете или вам просто делать больше нечего?

Вероника списала эту резкость на пережитый шок и нервное напряжение девушки, и пожала плечами:

– Просто не люблю лжи и несправедливости, вот и стараюсь всегда докопаться до истины.

– Тогда вам долго копаться придется, – все таким же бесцветным голосом, глядя в окно, сказала Анжела. – Сейчас этого повсюду до фига.

Вероника не ответила на это и перешла к делу.

– Я уже была в полиции, – произнесла она, – и беседовала со следователем. И он мне рассказал...

– Про анонимку? – Анжела резко обернулась, и ее тонкие плечи напряглись, словно в ожидании удара. – Да, он меня уже спрашивал, с утряка, когда приехал нас опросить...

Они помолчали. Воя сирен уже не было слышно. Только где-то за лесополосой у болота надсадно, басовито кричала ворона.

– Я ему так и сказала, – Анжела поерзала на тахте, потянулась к карману джинсов, но покосилась на дверь, за которой скрылись мать и брат, и убрала руку. Вероника поняла, что в кармане у Анжелы пачка сигарет и девушка изнывает от желания закурить, – пусть Степку Фролова спросит, скорее всего, это его работа, больше некому.

– Где ты обычно прячешься, чтобы покурить? – понизила голос Вероника. – У меня тоже уши опухли, но у вас, я вижу, некурящий дом, нигде пепельниц нет.

– Верно, – Анжела открыла большую, почти до пола, раму и первой спрыгнула в яблоневую рощицу, – мама с Федькой идейные зожники, меня щемят с двух сторон, папа курить бросил, когда я родилась: мама не выносит дыма. А я нашла одно укромное местечко, сарай на задах, совсем убитый, никто им уже не пользуется, а снести жаль... Папа все хотел его отремонтировать, когда уладит дела, но... Так и не смог, – упавшим голосом заключила девушка и потянула на себя покосившуюся, щелястую дверь. Войдя за ней, Вероника едва не расчихалась от запаха потревоженной пыли, плесени, мышей и еще чего-то, непохожего на обычные запахи заброшенного помещения.

Анжела щелкнула зажигалкой:

– Степка Фролов, мой бывший одноклассник, Федькин кореш. Он давно ко мне подкатывал, но я его отшила потому, что он лузер, – девушка фыркнула. – Что ему предки на расходы дадут, тем и довольствуется. Только и умеет, что в "Три-Джи" штаны просиживать и в стрелялки рубиться. Он, видите ли, студент, ему, блин, некогда подработать, – пренебрежительно скривилась Анжела. – Другие ребята тоже учатся, но многие и подрабатывают, чтобы на шее у своих не сидеть, а ему все до лампочки, кроме стрелялок и футбола! Вот сами скажите, вы стали бы встречаться с челом, которому даже кофе угостить девушку не на что? Купит пакет "Семачос" в "стекляшке", и сиди с ним на скамейке, щелкай их, пока он про свои "Танки" и "Варкрафты" дудит! Или про футбол. Больше с ним и поговорить не о чем.

– Не стала бы, – согласилась Вероника.

Сама она действительно раз за разом пресекала все попытки мужчин поухаживать за ней. Но это было не из-за того, что она считала себя "капризной принцессой", а потому, что она всегда была занята очередным расследованием или написанием подборки материалов по его итогам, и не хотела отвлекаться на "всякие глупости" да и не имела на это времени. Вот и Гершвину она снова отказала, когда он приглашал ее поужинать вместе потому, что даже в отпуске в поездке в городок маминой юности ухитрилась найти новую тему для журналистского расследования. И иногда Ника даже завидовала Науму, который, постоянно имея в производстве по 5-6 дел, все же находил время и на личную жизнь, и на хобби. Импозантный сорокашестилетний Наум Гершвин, популярный петербургский адвокат, на досуге любил путешествия, восхождения на горы и жуировал напропалую. И он уже третий год настойчиво осаждал Веронику, обеспечивал ей доступ в зал суда на закрытые слушания, устраивал интервью с людьми, которые обычно не горели желанием общаться с прессой и каждый раз после своего выигранного процесса или успешно завершенного Никиного расследования приглашал девушку поужинать в одном из престижных ресторанов. Но до сих пор Вероника отвечала: "Потом как-нибудь"...

– Ну, вот, – Анжела выпустила почти правильное дымовое колечко изо рта, – и я тоже ему сказала: сначала от маминой юбки отцепись, а потом будешь девушек приглашать. А Степка мне отомстил.

– А с кем ты была в "Онего"? – спросила Вероника.

– Задолбали уже все этим вопросом, – Анжела закурила вторую сигарету. – Я стала делать пэчворк, чтобы собрать денег и поехать учиться в Питер, сдаю изделия в Ладожск в сувенирку. Оттуда приезжает хозяин магазина "Сундучок" и забирает всё. Не в парке же нам с ним встречаться, с "Семачос", – язвительно заключила девушка. – А здесь только в "Онего" не стыдно встречу назначить.

– Есть еще "Кофе-Хауз", – напомнила Вероника.

– Да ну... – потом Анжела, видимо, решила быть честной:

– Была одна история, конфликт... В общем, мне там теперь не рады. Если хостес – Геля, рыженькая такая, кудрявая, она вообще может сказать, что все столики зарезервированы, или сейчас будет банкет. Она такая, злопамятная, хотя, если разобраться, сама виновата.

– Хозяин "Сундучка" – высокий, крупный, коротко стриженый? – уточнила Вероника, начиная понимать, в чем дело. Автор анонимки банально обознался, приняв приезжего бизнесмена за одного из коллекторов.

– Ага. Качок такой здоровый. И одевается, как браток из старых фильмов: косуха, джинсы... Самому уже, наверное, сорокан давно стукнул, а под пацана косит, – забывшись, Анжела хихикнула, но тут же осеклась и покраснела до слез:

– Блин, никак не могу поверить, что папа... Ну зачем он это сделал? Пропади она пропадом, эта ферма, продали бы ее... – девушка заплакала. Вероника нахмурилась. Она помнила, как сама примерно в таком же возрасте думала: а если бы... и корила себя за то, что не успела сказать или сказала лишнее отцу, а уже ничего не поправишь.

Она обняла Анжелу, бормоча какие-то неловкие слова сочувствия. Анжела уткнулась лицом в рукав ее синей рубашки-"поло", узкие плечи крупно дрожали.

– Можете сами у Павла спросить, – в нос сказала девушка, справившись со слезами и смущенно отходя. – Адрес "Сундучка" можно найти в интернете. Павел Сундуков. Отчества я не знаю, он просит называть его только по имени. Моложе хочет казаться.

– А почему ты не рассказала об этом следователю? – Вероника тоже закурила. – Он теперь думает, что ты встречалась в ресторане с коллекторами, которые выбивали долги из местных мелких бизнесменов...

– Встречу Степку, урою, – дернулась Анжела. – Блин, я просто не соображала, когда пришел этот следователь с вопросами. Мы только что приехали с опознания, состояние – сами понимаете. Я как рыба оглушенная была. Но в следующий раз скажу. Конечно, это Степка написал, больше некому такую подставу устроить. У нас больше таких гадов нет.

Вероника была согласна с тем, что другого слова незнакомый ей Фролов не заслуживает. К сожалению, по работе ей не раз приходилось видеть мужчин, не считающих зазорным испортить жизнь отвергнувшей их женщине, а потом торжествовать победу в полной уверенности в своей правоте. Они не стыдились действовать исподтишка, подглядывать, подслушивать, доносить или пользоваться своим служебным положением, чтобы потом ликовать: "Ну? Довыпендривалась? Сильно гордая? Я тебе, значит, недостаточно хорош показался? Вот и кушай теперь д...мо полной ложкой! Впредь тебе будет наука!" И каждый раз при виде таких "кабальеро" у нее возникало стойкое чувство гадливости – как при виде таракана, вальяжно шевелящего усами в тарелке с ужином. Хотелось сбросить на пол и растоптать мерзкое насекомое, но от этого было бы еще хуже.

– В следующий раз, когда следователь меня вызовет, я расскажу ему про Сундукова, – Анжела покосилась на щелястую дверь и бросила в рот пару мятных пастилок. – А скажите, пожалуйста, если удастся доказать, что это Степка анонимку написал, можно будет на него в суд за клевету подать?

– Если докажешь – то можно, – кивнула Вероника.

– Так и сделаю, – поджала губы Анжела. – А если Федька возмутится, что я его кореша загнобила – ну и фиг с ним. Всему же есть граница! Степка совсем отморозился. Знал же, что у нас случилось, и воспользовался, чтобы мне напакостить! Это же подло. Ну... Совсем уже ниже плинтуса!.. Кто-то идет, – обеспокоилась она. – Хоть бы не мама или не Федька! Опять начнут меня грузить, что курить вредно. Как будто я сама не знаю. Особенно Федька бесит. Воспитатель нашелся! Я на два года старше, в садик его за руку водила и нос вытирала, а он теперь меня поучать взялся!

– Моя сестра тоже ругает меня за курение, – ответила Вероника. – Анжела, Федор просто заботится о тебе потому, что любит.

– Да, я это знаю... Просто... Ну, я привыкла. И еще когда нервничаю, – Анжела спрятала пачку в карман.

Вероника увидела, что к сараю подходит усатый полицейский в рубашке с капитанскими погонами. На его поясе что-то бубнила рация. "А он-то здесь зачем?.."

*

– А он здесь что забыл? – прошептала Анжела, на лице которой появилось совсем уж несчастное выражение. Теперь она еще и лишалась своего укромного местечка, тайника, сокровенного пространства, и это вторжение тоже стало болезненным для девушки.

– Анжелика Васильевна, – капитан постучал в дверь. – Вы здесь?

– Постой, нельзя одному! – капитана догнала рослая крупная девушка, до треска затянута в форму старшего лейтенанта МВД. – Кто их знает!.. А эта где, питерская? Тот парень говорит, что они на веранде остались. А там окно открыто, и никого!

Вероника и Анжела переглянулись. "Надо выйти, а то они еще подумают, что меня тут с ножом у горла удерживают, и дверь выбьют!" – подумала Вероника. И подошла к двери:

– Мы здесь! Отошли покурить!

Полицейские переглянулись. На их лицах отчетливо читалось облегчение. Случись что-нибудь с петербургской журналисткой, им бы не поздоровилось.

– Ну вы и курите – паровозы отдыхают, мы вас уже по всему участку ищем! – упрекнула их девушка-полицейский, морщась от запаха табака и сырости из открывшейся двери сарая. Чем-то она была похожа на Варвару Кононову из Никиной любимой серии романов Анны и Сергея Литвиновых – только с короткой стрижкой вместо пышной русой косы.

– А что случилось? – спросила Вероника.

– Пройдите в дом, все объясним, – не пошла на контакт сотрудница МВД.

Стражи закона пропустили Нику и Анжелу вперед и с сопением потопали за ними. "Как под конвоем ведут", – неприязненно подумала Вероника. – Но что случилось? Почему здесь еще и полиция?"

– А в чем все-таки дело? – поинтересовалась на ходу Анжела.

– В доме все узнаете, – капитан был так же неразговорчив, как и его напарница.

На подходе к дому Ника увидела на крыльце таксиста Николая, который предъявлял свой паспорт молоденькому младшему лейтенанту полиции.

– Вероника Викторовна, а у вас паспорт с собой? – спросил капитан.

– Да, – Ника потянулась к сумке.

– Отлично. Покажите. Спасибо, очень хорошо. Вы будете понятыми, – капитан вернул Нике паспорт.

"Ёшь-матрёшь! Для простой описи имущества понятых не приглашают. Во что же я влопалась, приехав сегодня на кротовскую ферму?!"

– Пройдите с нами, – капитан, судя по всему – старший в прибывшей группе, кивнул Нике и Николаю в сторону коридора, откуда доносились возбужденные голоса, всхлипывала Наталья Михайловна и стрекотала видеокамера.

В дверях Вероника и шофер оказались рядом, и девушка ощутила, как от куртки Николая пахнет бензином и машинной смазкой – видно, таксист решил, ожидая ее, что-то подкрутить в своей машине, когда его пригласили в дом. "Как в стихах о профессиях: "Куртка шофера пахнет бензином, блуза рабочего – маслом машинным..." Минуточку, а ведь точно так же пахло в сарае, где мы с Анжелой курили: как будто пару недель назад там стояла емкость с бензином, и немного пролилось и впиталось в землю. Помещение закрытое, воздух застоявшийся, поэтому запах и не выветрился! Так-так. Может, сеновал потому и сгорел дотла, что его облили бензином? И кто же прятал емкость в сарае? Кто ею воспользовался? Явно кто-то из своих, или из тех, кто часто бывал на ферме и знает "слабые места" в заборе!"

Ника украдкой скользила взглядом по лицам всех обитателей дома, собравшихся возле раскуроченной кладовой. Бледная, в слезах, вдова Василия. Совершенно огорошенный Федор. Подавленная Анжела. И еще трое. Доярку Степаниду Ника безошибочно узнала по ее крупным рукам с коротко обрезанными ногтями и молочному запаху от платья и косынки. Сторож Афанасий – седой, морщинистый, дочерна загоревший даже на скупом северном солнце. Его жена Клавдия, такая же смуглая, пришла в рабочем комбинезоне, из кармана торчали перчатки и секатор.

Все смотрели на одну из полок в кладовой.

Пестрый пакет из "Фикс-прайса", в который было туго замотано что-то небольшое, поблескивал многочисленными слоями скотча и словно прижался к стене, смущенный таким вниманием к своей особе.

– Понятые, подойдите ближе, – велел усатый капитан.

– Вам знаком этот пакет? – спросила у Натальи Михайловны еще одна женщина в форме, постарше.

– Да в "Фиксе" всем такие дают, – вмешалась Анжела, – мало ли, чей он!

– А ну дайте посмотреть, – Федор шагнул к полке, протянул руку. – Что это у него на боку? Вроде...

– Не тронь! – вырвалось у Ники, которая хорошо знала, как иногда людей чуть ли не силой заставляют оставить свои "пальчики" на улике или вещдоке. А потом уже не докажешь, что она не твоя...

Но пакет уже был в руках у Федора.

– Деби-иииил, – простонала Анжела, – на фига было хватать?!

Один из полицейских неприязненно зыркнул на Веронику, а Федор удивленно смотрел то на сестру, то на гостью, не понимая, почему они так встревожены. "Мальчик явно не любит детективы, может, считает их бабской чушью. А зря. Иначе знал бы, что такие пакеты лучше не хватать!"

– Это мой пакет! – Наталья Михайловна с видом Жанны д'Арк, восходящей на костер, выхватила злополучный сверток из рук сына. – Федор не при чем. Это мое!

По ее заметавшимся глазам и неестественно звенящему голосу Вероника поняла: женщина лжет, выгораживает кого-то из своих детей, но о своих догадках не скажет и под пытками; сама готова принять любую кару, но отвести удар от Анжелы и Федора. "Она – мать. И не карикатурная "яжемать", которая только и умеет, что всюду ломиться танком и со всеми собачиться – а настоящая мать, которая грудью встает на защиту детей, даже если считает, что они наломали дров. Но кого она защищает: Федора, по глупости схватившего пакет, или слишком умную Анжелу?"

Вероника уже догадывалась, что может быть в пакете. Ей приходилось делать материалы о подобных делах, и девушка сочувственно думала, что от таких обвинений, а тем более от пакета с отпечатками пальцев отмыться в суде крайне сложно. Еще сложнее, чем в одном из романов все тех же ее любимых Литвиновых...

Дальше события развивались по стандартному сценарию, как чаще всего бывает в аналогичных случаях.

В пакете оказалось двести граммов маковой соломки. Задержали всех троих Кротовых – "до выяснения обстоятельств". Степаниду, Афанасия и Клавдию оставили на свободе под подпиской о невыезде. С Вероникой оперативники, занимающиеся изъятием находки и задержанием подозреваемых, общаться не пожелали – "некогда, не до этого, без комментариев, не положено!". Их командир дал ей понять, что это дело "Телескопа" не касается и вообще, если петербурженка не считает за грех распространение наркопрепаратов и так ратует за пушеров, то в Краснопехотском люди живут "простые, не боХЭМные", и наркомафии не симпатизируют. Потом он переключился на Анжелу, которая пыталась отстоять свое право на один телефонный звонок. Он так подробно и сладострастно описывал то, что ожидает юную девушку в следственном изоляторе, что Веронику замутило. А потом вскинулось возмущение. Этот тип со своей больной фантазией просто пересказывает свои любимые порнофильмы из серии "Женщины в тюрьме", а Вероника знала от подруги Таси, работающей на Лебедевке, как на самом деле строится жизнь "там". Гнусные мужские фантазии на тему женщин-заключенных так же далеки от реальности, как Земля – от Плутона.

– И откуда у вас такие богатые познания? – резко спросила она. – Приходилось бывать, или в кино видели?

Капитан гневно сверкнул на нее глазами:

– Меня так и тянет задержать и вас, гражданка Орлова, за то, что вы тут копья ломаете в защиту подозреваемых в торговле наркопрепаратами! У вас, простите, дети есть?

– Пока нет, – Вероника знала, что угрозы капитана пустые. Задерживать без веского повода журналистку из "Невского Телескопа" местные Анискины не отважатся. Слишком неравные силы.

– А у меня трое, – сказал капитан. – Старший как раз в седьмом классе. И я за него опасаюсь, что, пока мы не изловили торговцев, какая-то шушера может и ему предложить попробовать. Возле школы приторговывают вот этой дрянью, и мы никак не можем их прихватить.

Вероника промолчала.

– Уже треть старшеклассников у них в кабале, – продолжал полицейский, рубя фразы, как топором сплеча. – Выносят вещи из дома, приворовывают в магазинах, чтобы рассчитаться с долгами за дозу. Не успеваем мы накрыть одно местечко для их сборищ, как тут же появляется другое. И я не хочу при очередной облаве увидеть в притоне своего сына, ошалевшего от этого чертова зелья.

– Вот так город, где ничего не случается, – только и сказала Вероника.

– А вы думали, что у нас тут пасторальная идиллия? – саркастически усмехнулся капитан. – Целый год мы охотимся за этими наркодельцами, чтобы спасти наших детей. Начальник вам об этом не рассказал потому, что это наша беда, которую не хочется обнажать перед приезжими, а я говорю. Были бы у вас дети, вы бы меня поняли.

Вероника залилась гневной краской.

– Я не "боХЭМная особа", которая благожелательно относится к наркомафии, – резко сказала она, – и если вы хоть иногда читаете мои публикации в "Телескопе", то сами должны это понимать. Но, если вы, особо не разбираясь, отправите в колонию первых, кто под руку попался, то это не решит проблему и ваши дети останутся под угрозой.

– Вы посмотрите! – пышные пшеничные усы полицейского встали торчком от возмущения. – Первых, кто под руку попался! А это что? – он ткнул пальцем в сторону развернутого пакета на столе. – Положили в белье для аромата?! Моя жена, к примеру, под простыни кладет саше с запахом лаванды, а не каннабиноид! А вы?

– Ароматизатор "Вишневый сад" от "Фаберлика", – на автомате ответила Вероника.

– Будет следствие, – вступила в разговор девушка, похожая на Варвару Кононову. – Суд Линча никто устраивать не будет, и приговор за десять минут не напишут; не в тридцать седьмом году живем! Все будет по закону, и все права подозреваемых будут соблюдены, если вас это волнует.

– Я помогу им с адвокатом, – решила Вероника.

– Ваше право, – пожала плечами сотрудница полиции. – Но сами понимаете: людей, которые подозреваются по такой статье, практически всегда до суда содержат под стражей. Вам это объяснять не надо?

– Конечно, – буркнула Вероника. Сейчас эти двое на все ее аргументы отвечают: "Мы действуем по закону", и крыть ей нечем. Но не является ли найденный пакет еще одним звеном многоходовой комбинации, которую кто-то разыгрывает в Краснопехотском перед выборами губернатора? Насколько помнила Ника, статья 228 предусматривает либо крупный штраф, либо конфискацию нажитого преступным путем. И под этим предлогом у Кротовых могут окончательно и безнадежно отобрать ферму. Выйдя на свободу, они останутся бездомными потому, что к тому времени здесь уже будет кризисный центр. Или развлекательный. Или гипермаркет, которые сейчас стали открывать даже на периферии.

Вероника не знала, как попал на полку этот злополучный пакет как раз тогда, когда приставы явились описывать имущество. Но такие совпадения казались ей неубедительными.

"Тихий городок, как в "Безымянной звезде". Что же за каша здесь заварилась? Прессуют малый бизнес, доводят до долговой ямы, забирают здания за долги, подсаживают подростков на наркотики, доводят до самоубийства... Анжела – кто она? Предприимчивая девушка, которая сделала свое хобби источником дохода и успешно продает пэчворк, чтобы оплатить учебу в питерском вузе, или оторва, готовая любой ценой осуществить свою мечту? И так ли прост Федор, как кажется? Чью вину взяла на себя их мать? Во что же я влезла?"

*

– Вот так-так, нормально съездили, – Николай включил "дворники", сгоняя с лобового стекла потоки воды. – Ну, дела! Как сглазил кто. Как Витька объявил, что баллотируется на выборы мэра, так и пошло!

Вероника молчала, хмуро глядя в окно на залитую дождем обочину. Пакет на полке для простыней. Торговля наркотиками возле школы. Отчаянные глаза Натальи Михайловны. Тело ее мужа, лежащее с пистолетом в руке у памятника Ленину. А неподалеку – мемориал "Никто не забыт и ничто не забыто", и на нем – имена маминых старших братьев, которые ушли на фронт, защищая свою землю, своих сограждан. Тогда они и подумать не могли, что, спустя 75 лет, новая угроза нависнет над Краснопехотским и на этот раз справиться с ней будет гораздо сложнее. Как тут не вспомнить "Эру Милосердия", где один из главных героев говорил: на войне все ясно, там враг – за линией фронта. А скрытый враг страшнее тем, что ловко умеет маскироваться, мимикрировать, и своевременно выявить его не всегда удается.

– Ты знаешь, где живет Виктор? – спросила Вероника, и Николай даже не удивился внезапному переходу на "ты". Притормозив на светофоре, он ответил:

– Знаю. На Купеческой. Тут недалеко, за одноэтажным сектором.

– На Купеческой? Там я еще не была, – "Пожалуй, тут все "недалеко, минутах в пятнадцати", как у Лильки в "Мадриде"...

Машина затряслась на выщербленном асфальте узкой улочки между двумя рядами частных домушек.

– Два года, как поменяли дорожное покрытие, – ворчал Николай, – а уже почти ни следа не осталось. После первой же зимы вместе со снегом все сошло. Тут ездить – капец развалу, все развихляется. А мэру и дела нет: "Что? Только поменяли! Вы что, едите, что ли, этот асфальт?!" Сам бы приехал, да посмотрел! Так не царское же это дело, на улицу Физкультурников ездить... – шофер свернул в проулок, они протиснулись по совсем уже узкой дорожке, как в средневековом городе, и наконец-то оказались на ровном асфальте. Глазам Ники открылся иной пейзаж. Кинотеатр. Гимназия за высокой оградой. Спортивный клуб. Парк с клумбами и фонтанами. Несколько явно недешевых магазинов. Зеленый, с золотыми куполами собор, на этот раз – действующий: звонили колокола, из ворот выходили нарядно одетые люди, несли младенца в кипенно-белом облаке кружев; прошли три монахини (одна, крупная, в никелевых очках, на ходу разговаривала по мобильному телефону), и Ника сразу вспомнила о монастыре, снабжающем местные магазины популярной молочной продукцией.

Николай остановил машину у тротуара. За окном высилась массивная, в два человеческих роста, ограда и кованые ворота, как в Летнем саду, с двумя калитками по бокам. За воротами клубилась густая зелень, аллея уходила далеко вглубь, И за переплетением ветвей и кустов высился белоснежный особняк в венецианском стиле с двухсторонней лестницей, как дворец в Петергофе или Пушкине.