Текст книги "Тварь(СИ)"

Автор книги: Анастасия Химич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Annotation

Химич Анастасия Александровна

Химич Анастасия Александровна

Тварь

ТВАРЬ

Кеды были не лучшим решением для этого места и времени года. В этом я убедился, едва спрыгнув с подножки вагона. Жидкая грязь под тонкой ледяной коркой жалобно хлюпнула, расступилась, набирая силу, и сомкнулась, бурным потоком заливая мне обувь.

– Тварье отродье, – выругался я и попытался вытряхнуть нахалку.

Но не тут-то было – гадкая жижа тут же уютно обосновалась под пальцами и сковала их холодом.

Я еще раз выругался, на этот раз совсем непечатными словами, и клятвенно пообещал себе больше никогда не браться за работу в провинции. И тут же печально вздохнул. Тогда уж вообще завязывать с этим делом.

Заказчик должен был прислать машину прямо к перрону, однако, видимо, проехать сюда было в принципе невозможно. Про себя ругая погоду, грязь и неустроенность провинциальных городов, я побрел вместе с теми немногими смельчаками, что решились выйти из поезда на этой станции, к зданию вокзала.

Машина ожидала не только не на перроне, а вообще в двух кварталах. Потому что дорога от дождя, прекратившегося, видимо, только ночью, превратилась в непроходимое для тяжелого драндулета болото, и даже ударивший под утро морозец не спасал положение. Точнее, он превратил обычную лужу в минное поле, где каждый шаг грозил закончиться плаванием по колено в грязи.

Естественно, пока я добрался до машины, мои кеды набрали столько воды, что я мог смело их снимать и идти босиком – разницы никакой. А потом мне пришлось потратить еще несколько очень длинных секунд на то, чтобы окоченевшими пальцами открыть заднюю дверцу "броневика" заказчика.

– Вы из комиссии? – поинтересовался сидевший за рулем здоровенный лысый дядька, не оборачиваясь.

– Не из комиссии, а из комиссариата, – поправил я угрюмо.

Долбаные провинциалы, вечно путают.

– Один хрен, – он щелкнул тумблером и дернул рулевой рычаг.

Я усмехнулся – провинция. Во всем провинция. В столице таких раритетов, которые бы заводились тумблером или ключом, уже днем с огнем не найти – все производители уже давно перешли на датчики голоса и движения. Даже рулевой рычаг оставляют только в виде элемента декора. Маршрут просчитывается навигатором, корректировка по городу минимальная. Максимум, что требуется, это учитывать возможность пробок, но новые модели навигаторов уже и эту проблему научились решать.

Однако здесь не столица. Здесь все по-другому, будто я в другой стране, если не на другой планете. В столице давно строят многоуровневые шоссе по технологии быстрого возведения, а здесь все еще месят колесами грязь на старом асфальте вот такие колымаги.

Я вздохнул и отвернулся от окна. Нет в жизни более безрадостного зрелища, чем провинциальный городок промозглым утром в начале декабря.

– Расскажете мне о задании? – спросил я, усиленно дуя на пальцы рук.

– На место приедем, там все расскажут, – угрюмо сказал рулило.

Я скривился. Мало того, что в заявке толком ничего не сказано, так заявка еще и срочная и помечена грифом "Л", то есть "лично". Заказчик не просто обратился в комиссариат с просьбой уничтожить тварь, а потребовал, чтобы к нему в срочном порядке прислали именно меня. И вот я всю ночь трясся в вонючем поезде, потому что нормальные скоростные составы сюда не ходят, потом промочил ноги, замерз, а мне теперь не хотят даже в общих чертах обрисовать задание. Ненавижу свою работу...

Ехать пришлось долго. Я даже успел задремать – ну, в поезде ведь не выспишься толком. А в машине было даже, можно сказать, тепло – мои кеды немного просохли.

Поэтому, когда драндулет с визгом затормозил перед опрятного вида старинным зданием, на душе у меня уже было не так мерзко, как в начале поездки.

Я спрыгнул на дорогу, потому что дядька за рулем даже не дернулся ни открыть передо мной дверцу, ни помочь спуститься. Нет, ну, конечно, не барышня, сам справлюсь, но все-таки – в какую бы глухомань меня не забросило, правила этикета никто не отменял. Если бы этот громила приехал ко мне в гости, я бы оказал ему все полагающиеся почести.

Я вздохнул. Да уж, в гости. Его отношение ко мне естественно – я всего лишь Охотник. Меня вызвали, я выполнил работу, получил гонорар и ушел в закат. Могу еще и память подчистить, если что. Ха-ха. Не могу, конечно. Но они верят, что Охотники это генно-модифицированные существа, что, мол, нам с детства делают инъекции крови тварей, поэтому только мы и можем с ними сражаться.

Чушь, по правде сказать. Не делают нам никаких инъекций. И не вживляют в тело имплантов или частей тел тварей. Просто тренируют, запрещают употреблять спиртное и наркотики, смотреть телевизор и вообще всячески притуплять чувства и реакции. Ну, и отбор, конечно. Благодаря этому сейчас срок активной работы Охотника увеличен до двадцати лет, то есть если я пришел в комиссариат в двадцатилетнем возрасте, то спокойно могу охотиться до сорока, а потом меня с почестями переведут на бумажную работу. Если доживу, конечно.

Дверь здания была очень тяжелой, и мне пришлось хорошенько напрячься, чтобы открыть ее хотя бы на четверть.

Для охоты на тварей физическая сила не очень важна – они довольно слабы, как правило. Есть, конечно, и среди них здоровяки, но против таких обычно выставляют не одного Охотника, а хотя бы четверых. Лучше, конечно, десятерых, но и четверо вполне справляются. Однако такие ситуации редкость. Чаще всего: одна тварь – один Охотник. Наше оружие это хорошее зрение, чуткое обоняние, тонкий слух, молниеносная реакция и умение быстро и бесшумно передвигаться не только по земле, но и по деревьям. Именно поэтому я выбрал кеды, хотя на улице давно не лето. Ну, и, естественно, мы предпочитаем дистанционные атаки. Конечно, последний удар желательно нанести мечом из специального сплава, но это когда тварь уже сильно ослаблена и вот-вот сдохнет сама.

Встречали меня уже в холле. Двое громил типа того, который привез меня сюда. Вполне вероятно, что он и был одним из этих двоих, но я бы не смог сказать этого наверняка.

Они шагнули мне навстречу, одновременно выхватив откуда-то из недр необъятных форменных пиджаков металлоискатели. Я ухмыльнулся. Эх, ребятки, не реагируют ваши пикалки на те штучки, что лежат в моем рюкзаке. Хотя при желании я могу без труда убить ими вашего босса.

– Стоять! – от этого короткого окрика, похожего на удар кнутом, мне вдруг сильно захотелось отказаться от задания.

Не люблю, когда заказчик при мне так обращается со своими работниками.

Ребята в пиджаках послушно остановились, но выражения их лиц остались такими же угрюмыми, как и раньше.

– Подойди, – теперь явно обращались ко мне, но тон почти не изменился.

Я поморщился. Вот потому и не люблю – если так со своими разговаривают, то с чужими и вовсе не церемонятся.

Но все равно двинулся в направлении звука.

– Очень хорошо, – с явным удовлетворением произнес голос, доносившийся, к слову, не сверху широкой лестницы, у подножия которой и стояла "группа в пиджаках", а слева от меня из висевшего позади раскидистой пальмы в кадке динамика.

Я нахмурился и остановился. Это еще что такое? Проверки? Мне? В какой-то вшивой дыре, где даже дорог нормальных нет?!

– Я больше и шагу не сделаю, пока мне не объяснят, зачем меня сюда вызвали, – сказал я и демонстративно сбросил рюкзак с плеча.

Лежавшие в нем дротики и метательные ножи глухо лязгнули об пол.

В динамике что-то щелкнуло, и в холле повисла тишина. Долгих полторы минуты (да, я засекал по часам) не происходило ничего. Громилы молчали и не двигались, динамик не включался, и только тихо вибрировали допотопные ртутные лампы под потолком. А потом где-то наверху послышались торопливые шаги.

Невысокого роста полный человечек в темном пиджаке с коротко остриженными черными волосами, слегка прихрамывая, спустился по лестнице, обогнул охрану и, раскинув руки, кинулся ко мне. Я инстинктивно отклонился и сделал шаг в сторону. Меня сюда прислали не для того, чтобы обниматься со всякими коротышками.

– Доброе утро, господин С, – человечек часто заморгал. Видимо, он не ожидал, что я от него отшатнусь.

– Доброе, – кивнул я и сдержанно пожал протянутую пухлую руку.

– Вы, наверное, устали с дороги-то? – человечек пытался заглянуть мне в глаза, но было достаточно лишь поднять голову выше, и его попытки не увенчались успехом.

– Вы мне объясните, в чем состоит мое задание? – спросил я холодно, не глядя на него.

– Разумеется, обязательно, – он вдруг схватил меня за руку и потянул к лестнице.

В первую секунду я чуть не потерял равновесие, но вовремя сгруппировался и сильнее уперся ногами в пол.

– Но только после того, как вы переоденетесь, отдохнете, позавтракаете... – он продолжал меня тянуть. Безуспешно.

– Это была срочная заявка, – я поджал губы.

– Да-да, срочная, – он на секунду замер, будто задумался, а потом снова потянул с удвоенной силой. – Но вы будете работать ночью, а сейчас утро, так что у вас еще достаточно времени, чтобы отдохнуть и перекусить.

Я вздохнул, быстрым движением подобрал с пола рюкзак, с удовлетворением отметив удивление на лицах ребят у лестницы, и зашагал за радушным хозяином.

Скверно. Ночные твари, как правило, невероятно опасны, умны и обладают обостренными чувствами. Вот на таких по одиночке точно не ходят. Почему в заявке не было отметки "Н", что значит "ночная охота"? Я бы еще кое-что с собой прихватил.

– Сколько пострадавших? – спросил я, когда мы поднялись на второй этаж и зашагали по широкому коридору между двумя рядами дверей.

– Все дела после завтрака, – хитро усмехнулся коротышка.

Я скривился. Не нравится мне это. Ночная охота, мало информации, настойчивое желание заказчика меня накормить – от всего этого в голове роились мысли одна безрадостнее другой.

Сытый Охотник – мертвый Охотник. Это нам талдычили с того самого момента, как мы пришли на первое испытание в комиссариате. Но и голодными на охоту ходить нельзя – этому я научился уже на собственном горьком опыте. Шрам через всю спину еще иногда побаливает, напоминая о том случае, когда я чуть не лишился жизни просто из-за того, что пошел выслеживать тварь без припасов.

Однако в одном заказчик был прав – с дороги неплохо бы отдохнуть. Потому что усталость притупляет реакции гораздо сильнее, чем голод или сытое брюхо. И я безропотно следовал за ним, машинально подмечая мелкие детали.

Отделка на стенах – резные деревянные панели. Плавные изгибы стеблей диковинных цветов или шей невиданных зверей. Аналогичный орнамент на ковровой дорожке. Новой, но искусственно состаренной. Кованые светильники в виде подсвечников на стенах и решетка на окне в глубине коридора поддерживают общий стиль. Добавить к этому приятные глазу цвета и мягкий свет – и я уже готов был спросить телефончик оформителя, когда мы остановились у одной из дверей.

Коротышка, пыхтя, порылся в кармане брюк, извлек оттуда ключ-карту и приложил ее к считывателю, выполненному в виде старинной замочной скважины прямо на двери.

– Прошу, – он пропустил меня вперед.

Я вошел в небольшую, но довольно просторную комнату с окном во всю стену за тяжелыми темно-красными шторами и белыми занавесками.

– Душ здесь, – коротышка по-свойски распахнул дверь слева от входа и включил свет обычным, а не сенсорным выключателем.

Я кивнул – и даже ванна. И вздохнул – но ванна сегодня не светит. Может, после охоты...

– Здесь шкаф, – коротышка уже отодвинул зеркальную дверцу стенного шкафа, – здесь мини-бар. Пользуйтесь, все оплачено.

Я нахмурился. Гостиничный номер Охотникам обычно не снимают. Это не принято. Потому что охота редко длится больше нескольких часов. Если тварь нужно выследить, Охотник не отсиживается в гостинице, а ставит палатку. Если нужно ждать, он ждет непосредственно на месте. Все остальное – душ, туалет, свежее белье, сытная еда и теплая постелька – дома после задания. Ну, или в больничке – тут уж как повезет.

А здесь прямо... не нравится мне это.

– Завтрак накроют через полтора часа в ресторане, – с улыбкой сообщил коротышка, – это дальше по коридору первая дверь от окна по левую руку.

Он попятился к выходу.

– Когда мне расскажут о задании? – угрюмо спросил я.

– Павел Григорьевич будет к завтраку, он вам все и расскажет, – коротышка поклонился и по-прежнему задом вышел в коридор.

Я вздохнул. Значит, и коротышка не заказчик.

Первым делом стянул кеды. Они уже, конечно, не хлюпали, но все равно нуждались в сушке. За кедами последовали носки – их бы и постирать не мешало, но я боялся, что они не успеют высохнуть за полтора часа. Потом на батарею отправились джинсы. И вот когда я уже стягивал через голову свитер, в дверь постучали.

Я замер. Стук повторился. Я не шелохнулся. Затем послышался шорох, будто что-то просунули под дверь, а затем торопливые удаляющиеся шаги в коридоре.

Я бросил свитер на кровать и подошел к двери. На светлом ковре лежал белый квадратик бумаги. Я поднял его и отошел к окну. На квадратике было написано аккуратным почерком: "Уезжайте! Она не опасна!"

Я почесал лоб, положил записку в карман куртки и направился в ванную.

Нет, принять душ после грязного вонючего вагона это невероятно приятно. Смыть с себя пыль и грязь уездного городка, а заодно отогреть озябшие пальцы ног – благодать. Была б моя воля, я бы ввел правило для всех Охотников – принимать душ минимум два раза в день, независимо от того, на задании ты или дома. А то приходишь иногда в комиссариат на общие собрания – вонь, хуже чем в логове мускусного вепря. Да, я там однажды был – ощущения непередаваемые. Думал, задохнусь.

После душа я не стал ложиться в постель – боялся, что разомлею, усну и просплю к чертям завтрак с заказчиком. Да, честно говоря, не так уж и голоден я был, но, видимо, это было обязательное условие, без выполнения которого я ничего не узнаю о предстоящей охоте. Поэтому лег на диван, что уютно располагался в углу возле окна. На всякий случай завел будильник на телефоне.

И благополучно уснул.

И приснилось мне удивительное существо. Похожее на лошадь, но не такое крупное, с белой шерстью и синими глазами. С длинной белой гривой и таким же хвостом, который кольцами свивается у его ног, будто отмечая его пространство. Передние ноги оканчиваются не копытами, а вполне человеческими пальцами, но с черными крючковатыми ногтями, а задние ноги чем-то напоминают кошачьи лапы.

Заметив меня, существо село на задние ноги, сложив руки на груди, так похожей на грудь человеческой женщины. А потом с земли поднялся кончик его хвоста и стал покачиваться в такт чудесной мелодии, которая, как оказалось, звучала все время, пока я разглядывал существо. И вдруг этот кончик раскрылся наподобие цветка, засиял и заискрился алым. Я протянул руки, желая прикоснуться к этому чуду...

Звонок будильника вырвал меня из сна. Я нехотя поднялся и начал одеваться.

Приснившееся мне существо не было плодом моей фантазии. Да, таких тварей мне встречать пока не доводилось, но я читал о них. Как же их называют? Лесные сирены, что ли? Рассказывают, что пением они завлекают путников в чащу, огромным рубином на кончике хвоста подманивают к себе, а затем дают напиться своего молока. Считается, что человек, попробовавший крови твари и сам становится тварью. Молоко та же кровь, так что вроде все логично.

Но по факту, во-первых, нет никаких доказательств подобного действия крови тварей на человека. Больше того, комиссариат неоднократно проводил исследования и даже организовывал специальные экспедиции с целью поймать тварь живьем или добыть образец ее крови. Но, насколько мне известно, ни одно такое предприятие успехом не увенчалось – твари не позволяют себя поймать, а в их тканях содержатся какие-то особые бактерии, которые вызывают очень быстрое разложение. Этот факт, кстати, доказан – я сам лично участвовал в экспедиции, когда наши ученые сумели выделить эту бактерию до того, как ткани мраморного паука разложились почти без остатка.

А во-вторых, нет никаких достоверных сведений о нападениях сирен на человека. Больше того, во всех источниках, в которых упоминается этот вид тварей, особо отмечается их покладистый и дружелюбный нрав. Где-то я даже читал о том, как дети из деревни, неподалеку от которой появлялась сирена, кормили ее с рук фруктами и овощами.

Охотились на них из-за хвостов, точнее, из-за рубинов, которые в этих хвостах скрывались. А так как они подпускали к себе людей довольно близко, убивать их было совсем несложно.

Конечно, никакой статистики не велось, и никто толком не знал и не знает точной численности тварей, но сирены, раньше встречавшиеся чуть ли не в каждом лесу, теперь не появляются вовсе. Поэтому есть мнение, что их истребили полностью.

И с чего вдруг спрашивается именно здесь и сейчас мне увидеть во сне сирену? Наверное, все дело в записке. Я вынул бумажный квадратик из кармана куртки. Да, о сиренах всегда говорят только в женском роде, наверное, из-за названия. И да, "не опасна" – больше ни о какой твари так не скажешь. На счету даже самых безобидных озерных коровок есть с полсотни искалеченных и убитых людей. За следующими в списке летучими скатами уже пара сотен. А дальше счет идет на тысячи.

Я спрятал записку обратно в карман и вышел из комнаты. Дверь за моей спиной закрылась с тихим щелчком, и только тут я сообразил, что коротышка не оставил мне ключ-карту. Плохо, что еще сказать – свой рюкзак с оружием я оставил там.

Но машинально похлопал себя по бокам – да, ножны с охотничьим ножом под правой рукой и с метательным кинжалом под левой все-таки не забыл. Первое правило Охотника – никогда не ходи без оружия. Я ухмыльнулся про себя. И никакие металлоискатели нам не страшны. Даже сверхчувствительные сканеры в аэропортах, которые безошибочно определяют металлические крепления в полимерных кардиостимуляторах, не реагируют на меня с полным рюкзаком оружия. А эти допотопные пищалки вообще ни на что не способны.

Я вошел в указанную коротышкой дверь, спустился по винтовой лестнице и очутился в просторном светлом зале. На больших окнах вдоль трех стен легко подрагивали почти невесомые занавески. Да, провинция, совсем не боятся ни террористов, ни снайперов, ни крылатых тварей. Я вздохнул с сожалением. В столице уже давно строят здания с крошечными оконцами, похожими на бойницы. Даже у меня в квартире такие. А я люблю солнечный свет и воздух.

Собственно, ради возможности почаще бывать на природе я и устроился в комиссариат – при одной мысли о необходимости сидеть в закрытом офисе с крошечными оконцами или на заводе на глубине около пяти метров под землей мне становилось дурно.

– Доброе утро, – поприветствовал меня здоровенный лысый мужик в черном костюме и с длинными черными усами, свисавшими до самого его подбородка.

Мужик сидел во главе длинного стола, поблескивавшего ламинированной столешницей и хромированными ножками в свете от окон.

Я чуть поклонился и прижал правую руку к груди – как положено по этикету:

– Доброе утро, Павел Григорьевич.

Коротышка, суетившийся тут же возле стола, удовлетворенно закивал и с подобострастной улыбкой уставился на своего шефа.

– А вы, если я правильно понимаю, господин С? – заказчик прищурился на меня, покрутил кончик правого уса и указал мне место рядом с собой.

Коротышка низко поклонился, отодвигая для меня стул. Как и положено, я поблагодарил его одним кивком.

– Господин С – это значит Сергей? Или Степан? – Павел Григорьевич хитро улыбнулся.

– Нет, – ответил я, хотя колкость так и просилась на язык. – Сейчас Охотникам присваивают инициал, который никак не связан с их именем при рождении.

– О! – вскинул кустистые брови заказчик. – Значит, у меня нет никаких шансов узнать ваше настоящее имя?

– Оно вам ни к чему, – спокойно ответил я. – Комиссариат не приветствует установление личных отношений между заказчиком и Охотником.

Павел Григорьевич пожевал губу:

– Мне все равно неуютно от того, что вы обращаетесь ко мне по имени отчеству, а я к вам по инициалу, который даже не связан с вашим именем. Давайте я буду называть вас Сергеем?

– Как вам будет угодно, – усмехнулся я.

И в этот момент коротышка, на удивление легко и бесшумно порхавший вокруг стола, расставляя на нем приборы, выставил передо мной тарелку с молочной кашей. С божественным запахом. Я даже невольно прикрыл глаза.

Павел Григорьевич улыбнулся:

– Что, не кормят вас в вашем комиссариате? Так хоть у дяди Паши отъедитесь.

И расхохотался так, что даже под костюмом было заметно, как трясутся складки на его животе. Я сдержанно посмеялся. По этикету положено – каким бы остроумным ни был юмор хозяина, гости должны смеяться сдержанно, желательно даже прикрывать при этом рот, рукой или салфеткой.

– Благодарю за заботу, – ответил я, когда "дядя Паша" перестал смеяться, а коротышка выставил перед ним его порцию каши.

– Ну, а как же яичница с беконом? – вдруг жалобным голосом обратился заказчик к метрдотелю.

Коротышка улыбнулся и поклонился:

– Вам доктор запретил есть жирное и жареное.

Я с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться, глядя на притворно плаксивое лицо Павла Григорьевича. Он же обернулся ко мне:

– Вот, представляете, Сережа, в своем отеле, в своем дому, можно сказать, приходится всякой гадостью давиться!

– Отчего же гадостью? – с улыбкой возразил я. – По-моему, каша очень вкусная.

– Правда? – хитро прищурился на меня заказчик. – Я специально попросил, чтобы лично для вас туда положили ваниль. И не какой-нибудь химический заменитель, а самую что ни на есть натуральную.

– Спасибо, я тронут.

Натуральная ваниль и раньше была редкостью и невероятно дорогой штукой, а сейчас, когда твари в тропиках практически вытеснили человека, достать ее вообще нереально.

Еще никогда мне не доводилось встречать людей, которые бы одной незамысловатой фразой сразу очертили мне всю местную иерархию и мое место в ней. Тонко.

– Когда же я узнаю подробности задания? – спросил я, едва коротышка забрал наши опустевшие тарелки.

К слову, свою я опустошил в два счета – такой вкуснятины мне давно не доводилось пробовать.

– Давайте выпьем кофе, и я вам все расскажу, – Павел Григорьевич грузно поднялся из-за стола.

Как я и ожидал, он оказался примерно на голову выше меня. Про плечи и живот и говорить нечего – на его фоне, наверное, я выглядел десятилетним мальчишкой.

Коротышка с подобострастной улыбкой буквально из-под земли вырос позади стула хозяина.

– Принесите нам кофе в мой кабинет, – не глядя на него, сказал Павел Григорьевич.

– Мне без кофеина, пожалуйста, – виновато улыбнувшись, попросил я.

Кустистые брови "дяди Паши" снова сдвинулись к переносице.

– Даже самые легкие наркотические вещества притупляют реакции, – пояснил я, чуть склонив голову. – Перед охотой нельзя.

– Значит, вечером будете со мной пить нормальный кофе да еще и с коньяком, – Павел Григорьевич хитро сморщил нос.

Я улыбнулся, а хозяин подхватил меня под руку и буквально вынес из столовой в широкий и тоже очень светлый коридор с огромными окнами.

– Так вы расскажете мне о задании? – спросил я, когда мы устроились в мягких уютных креслах в небольшом кабинете с камином.

Прямо напротив двери под окном стоял большой письменный стол, слева тускло поблескивали гладкими корешками с золоченым тиснением старинные книги на полках, занимавших всю стену, а справа и стояли те самые кресла и тихо потрескивали дрова в камине. Здесь пахло книжной пылью, древесной смолой и дорогим табаком.

Едва войдя сюда, я подумал, что стол стоял неправильно, что если снайпер устроится на крыше соседнего здания, он без труда рассмотрит и убьет этого Павла Григорьевича. Или меня. Эх, непуганые они в этой провинции.

– Скажите, Сергей, – Павел Григорьевич открыл бутылку коньяку и плеснул себе в чашку с кофе. По кабинету тут же поплыл сладковатый ягодный аромат, – вы застали время, когда не было тварей?

Я прищурился. К чему такие вопросы? Разве не очевидно, что нет? Однако я решил ответить вежливо:

– Нет, к сожалению, не застал.

– А кто-то из ваших родных?

– Прабабушка, наверное, – я пожал плечами.

– Вы хорошо помните свою прабабушку?

Терпеть не могу такие вопросы. Какое ему дело?

– Да, она умерла всего три года назад в возрасте ста двенадцати лет.

– Вы понимаете, что это значит?

Я посмотрел на него с недоумением. Павел Григорьевич, прикрыв глаза, смотрел на огонь и вращал кофе в своей чашечке.

– Это значит, Сергей, – продолжил он после молчания, – что всего три поколения понадобилось тварям на то, чтобы полностью изменить наш уклад жизни, загнать нас под землю, заставить бояться любой тени. Понимаете? Всего за три поколения у нас выделилось целое сословие людей, которые всю свою сознательную жизнь только тем и занимаются, что оттачивают рефлексы, учатся бегать по деревьям и, по сути, больше ни на что не годятся. Посмотрите на себя, Сергей. Вы же не можете выполнять никакую другую работу, кроме охоты на тварей. И если вдруг завтра твари исчезнут так же резко, как и появились, вы и весь ваш комиссариат останетесь не у дел.

Я нахмурился. Павел Григорьевич прав – в любых других условиях Охотники бы просто не появились. И их не было ровно до тех пор, пока не объявились твари.

– А теперь давайте попробуем заглянуть глубже, – усмехнулся хозяин и сделал глоток кофе, а я потер виски – запах коньяка вытеснил все другие ароматы и уже стал ощутимо раздражать мое обостренное обоняние. – Откуда взялись твари?

Я мотнул головой и поднялся.

– Вам плохо? – участливо спросил Павел Григорьевич.

Я тяжело оперся о стол и кивнул:

– Коньяк... слишком сильный запах...

Голова у меня начала кружиться. Я закрыл глаза и глубоко вдохнул ртом.

Павел Григорьевич поспешно распахнул окно, и я чисто инстинктивно отшатнулся от стола.

– И откуда же... они... по-вашему... взялись? – спросил я, поймав струю свежего воздуха с улицы.

Заказчик помог мне сесть:

– Как и вы, я не помню времени, когда тварей не было, – произнес Павел Григорьевич, усаживаясь в свое кресло. – Зато его очень хорошо помнил мой дед. Точнее... – он опять потянулся к бутылке, но с опаской глянул на меня и отдернул руку. Я поблагодарил его одним кивком. – Мой дед был одним из первых, кто обнаружил тварей.

Я затаил дыхание.

Происхождение тварей это засекреченная информация. Записи об их обнаружении и результаты первых исследований хранятся в закрытом архиве комиссариата, куда имеет доступ только высшее руководство – человек пять на всю страну от силы. Простых Охотников даже близко к этому архиву не подпускают. Кто же знал, что во время задания мне встретится человек, который из первых рук знает о том, откуда эти твари взялись? Ладно, может, и не знает, но об их происхождении и обнаружении ему точно известно больше, чем мне.

Но Павел Григорьевич не собирался просто так выкладывать мне эту поистине бесценную информацию. Он выдерживал паузу, ждал, когда я сорвусь и задам вопрос. И я сорвался, но не так, как он ожидал:

– Каким образом это относится к моему заданию и к тому, что вы прислали в комиссариат срочную заявку с грифом "Л"?

Павел Григорьевич тихо рассмеялся:

– Этот вопрос, видимо, мучает вас с самого утра – почему срочно и почему лично вас.

Я вежливо улыбнулся в ответ:

– Думаю, это ожидаемо – я только-только вернулся с другой охоты и даже толком выспаться не успел, как меня направили сюда.

– Я наводил справки, – Павел Григорьевич поднес к губам чашечку с кофе.

В комиссариате? Где все засекречено до невозможности? Где даже мой непосредственный начальник не знает моего имени и не представляет, на какие задания меня отправляют? Солидно...

– Мне сказали, что вы один из лучших...

Я чуть не подавился своим кофе. Я – один из лучших? Это шутка такая? Почему же это никак не отражается на моей зарплате?

– И мне сказали, что если кому и под силу выполнить это задание, то только вам.

– Может, вы мне все-таки расскажете, что это за задание, чтобы я тоже смог понять, по плечу мне это или нет?

– Хитер, – удовлетворенно протянул Павел Григорьевич. – Ладно, расскажу. Но сначала про деда. Видите ли, как ни странно, история моего деда имеет к вашему заданию самое непосредственное отношение.

Я усмехнулся и приготовился слушать.

– Было ему тогда лет, наверное, как вам, – Павел Григорьевич одним махом осушил свою чашечку и задумчиво взялся за бутылку с коньяком. – Он тогда служил где-то на островах Индийского океана. Как раз закончился сезон дождей и его с несколькими другими солдатами отправили поправлять какие-то сооружения в лесу – он называл, но я уж позабыл. И вот он пошел выставлять эти свои сооружения, и вдруг услышал дивную мелодию. – Я вздрогнул, а Павел Григорьевич открыл бутылку и хлебнул прямо из горлышка. – Она была похожа на лошадь, но с кошачьими задними лапами, человеческими руками и женской грудью. Дед подошел к ней, протянул руку. Тварь даже не подумала бежать или пугаться, наоборот, она подставила под его руку морду, потом схватила передними лапами и прижала к груди. – Я сглотнул комок, потому что практически ощутил под своими пальцами упругую податливую горячую плоть. – Дед был так возбужден, что даже не сразу понял, когда мелодия стихла, а вместо нее послышалось рычание. Правда, рычала не эта тварь, которую он гладил, а совсем другая. Вы, наверное, знаете, как она называется. Огромная такая, черная, с длинным нижним клыком, который растет вперед, а не вверх...

Я медленно кивнул. Единорог. Мы называли их так, хотя в книгах у них было совсем другое название. Это самые свирепые и опасные из всех неядовитых тварей, которые нам известны.

Но твари разных видов не живут на одной территории, тем более миролюбивые сирены и плотоядные единороги. Если только они не относятся к одному виду...

– Ваш дед... выжил? – с трудом шевеля языком, спросил я.

– Да, как ни странно, хотя я слышал, что эти черные очень свирепы и невероятно сильны и опасны.

– Да, – подтвердил я. – На них охотятся минимум вчетвером, при этом один Охотник неизменно погибает, а остальные получают серьезные травмы...

– Значит, деду повезло, – вздохнул Павел Григорьевич и сделал еще глоток коньяку из бутылки.

– И какое отношение...? – я не договорил.

– Самое прямое, – кивнул хозяин. – Вы же и так уже догадались. У южной окраины города уже два месяца по ночам местные наблюдают эту белую с грудью.

Мои мысли понеслись вскачь. Если это самка единорога, то самец – или даже самцы – тоже должны быть где-то поблизости. Пока у них не брачный период, можно не особо опасаться, но беда в том, что никто не знает, когда у них брачный период начинается, сколько длится, какие у них ритуалы. Вообще о жизни тварей известно ничтожно мало – живут они стаями, парами или поодиночке. Откладывают яйца или рожают живых детенышей. Как защищают свои гнезда. Когда и куда мигрируют. И внешние различия – это половой диморфизм и разные стадии взросления или действительно нас окружают десятки и сотни различных видов тварей?