Текст книги "Осьминог"

Автор книги: Анаит Григорян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

– Из Токио?

– Ага, учится она там, а здесь у ней какие-то родственники, тетка вроде бы по отцу. – Он снял готовые якитори с решетки, положил на тарелку, посыпал мелко нарезанным луком и поставил перед Александром. – Ну вот, до: зо. Не вздумайте только сказать, что где-нибудь пробовали лучше.

– Не скажу. – Александр откусил от шашлычка и тут же об этом пожалел: тот был еще слишком горячий. – А вы разговаривали с этой девушкой?

– С кем? С подружкой Акио? А то как же! – С готовностью отозвался повар, подумал немного и добавил: – По правде сказать, не то чтобы разговаривал, говорили-то все больше я и Акио, а она сидела как в воду опущенная, надэсико[69]69
  大和撫子 («Ямато-надэсико», буквально «японская гвоздика»), идиоматическое выражение, означающее идеал жены в патриархальном японском обществе.


[Закрыть] из себя изображала, только «да», «нет», да «Акио, не надо», когда он отпускал какую-нибудь обычную мужскую шутку или словечко какое. А чего не надо, сами посудите? Нашла бы себе очкастого зануду в университете и не морочила бы голову нормальному парню. Рыба снулая, а не девка.

Александр почувствовал, что есть ему совсем расхотелось, отодвинул от себя тарелку и поднялся.

– Что, не понравились? – С искренним удивлением спросил японец.

– Да нет, извините… вспомнил вдруг, что у меня есть одно срочное дело.

– Может, хоть с собой возьмете?

– А? Нет, спасибо… спасибо, в другой раз.

Он расплатился, буквально впихнув в руку растерянно моргавшему парню тысячу иен, и вышел на улицу. Дождь лил как из ведра, но он раздраженно выдернул свой зонт из глиняного кувшина, рывком раскрыл его и зашагал по улице куда глаза глядят. Еще немного, и он бы, наверное, подрался. Схватил бы ничего не понимающего повара за ворот рубашки, вытащил из-за стойки и хорошенько врезал бы ему по физиономии. Александр остановился и глубоко вдохнул влажный холодный воздух с запахом моря. С чего он, собственно, так завелся? Как будто дурак-повар говорил про его собственную девушку. Вспомнилось, как в один пятничный вечер он отправился вместе с коллегами в бар в центре Нагоя, и господин Канагава рассказывал историю про иностранца, приехавшего в Японию, оставив на родине невесту.

– Так вышло, что девушка у него на родине сильно заболела, но он решил не прерывать рабочий контракт и не вернулся, думая, что все само как-нибудь образуется. А может быть, он просто испугался ответственности. – Канагава-сан стянул с носа очки и неторопливо протер их тряпочкой, всем своим видом показывая, как сам он не одобряет подобного поведения. – Как бы то ни было, девушке становилось все хуже, и через полгода она умерла. – Он снова замолчал, задумчиво рассматривая два синих кораблика, изображенных на фарфоровой бутылочке сакэ.

– И… что стало потом с этим иностранцем? – Осторожно поинтересовался Александр.

– А, с ним… – Нехотя отозвался Канагава-сан. – Он так никогда и не вернулся домой. Женился на японке: во всем мире считается, что нет лучше жены, чем японская жена, хотя, наверное, в последние десятилетия наших женщин немного испортило западное влияние, – не примите это на свой счет, Арэкусандору-сан. Вот только с женой ему сильно не повезло: говорят, с виду она была красивая и скромная, а на деле оказалась сущей ведьмой, у нас таких женщин называют «мадзё», а еще «дзирай»[70]70
  魔女 (мадзё), «ведьма/дьяволица»; 地雷 (дзирай), «мина/взрывное устройство». В переносном смысле так называют женщину, которая до замужества не показывала своего истинного дурного характера.


[Закрыть]. Мучила его и изводила, как могла: то ей не так и это не этак – но, удивительное дело, после работы он каждый день плелся домой, как если бы его кто на веревке тянул. Исхудал весь, в чем душа держалась, но работал как проклятый, чтобы исполнять все прихоти своей женушки. В конце концов он все-таки не выдержал и в пятницу после работы свернул с привычной дороги и бросился с моста в реку Канда[71]71
  Река Канда (神田川, Кандагава) протекает через центр Токио (в отличие от главной реки Токио Сумиды (隅田川, Сумидагава), которая огибает город с севера и с востока).


[Закрыть].

Над столом на некоторое время повисло молчание.

– Канагава-сан… – Спросил наконец один из японских коллег Александра. – Вы думаете, этот человек поплатился за то, что так бессердечно поступил со своей возлюбленной?

– Кто знает… – Канагава-сан постучал ногтем по корабликам на фарфоре, и бутылка издала мелодичный звон. – Любой человек в здравом уме скажет, что это было простым совпадением, но я уже в том возрасте, когда простительно допускать существование мстительных призраков. Может быть, бог смерти и впрямь рассердился на него за то, что он пренебрег чужой жизнью. Кто знает… – Он улыбнулся, и сидевшие с ним за столиком подчиненные вежливо заулыбались в ответ. Александр тоже растянул губы в улыбке, но нехитрый рассказ начальника не столько его развлек, сколько оставил какое-то неприятное чувство беспокойства, и про себя он порадовался, что в России его не ждала любимая девушка и работать он уезжал с легким сердцем.

А теперь вот на тебе. Или Кисё прав и ему действительно так сильно понравилась Ясуда Томоко? Александр сжал кулак, но из-за того, что рука была мокрой, с силой сжать не получилось. Почему было сразу не вернуться в Россию, объяснив свое возвращение тем, что японцы не любят иностранцев и работать с ними невозможно из-за бесконечной бумажной волокиты и навязчивой японской идеи заполнения рабочего времени хоть какой-нибудь деятельностью, пусть и совершенно бессмысленной? Однажды к ним по какому-то делу зашел начальник отдела финансового мониторинга, очень молодой для своей должности высокий мужчина с серьезным лицом и окинавской фамилией Симабукуро[72]72
  島袋, состоит из иероглифов «остров» и «сумка/карман».


[Закрыть]. Увидев, что Александр ничем не занят, он поинтересовался, не скучно ли тому работать в японской компании. Александр, смутившись, ответил, что он только что закончил оформление документов по кредиту для одного клиента и как раз собирается заняться следующим.

– Вы могли бы научиться пока складывать оригами, – невозмутимо заметил господин Симабукуро, так что непонятно было, всерьез он или издевается.

– Простите меня, – на всякий случай сказал Александр.

Не говоря ни слова, господин Симабукуро вытащил из лотка принтера чистый листок бумаги, наклонился над столом и принялся что-то складывать. Александр, открыв рот, следил за тем, как тот загибает уголки и тщательно проводит по сгибам кончиком указательного пальца – ноготь у господина Симабукуро был аккуратно подпилен, но немного запачкан чернилами, – и постепенно из бумажных прямоугольников, квадратиков и треугольничков получились сначала голова и два передних плавника, затем острая спинка и широкий волнистый хвост.

– Вот. – Он поставил готовую рыбку перед Александром. – Нас в школе учили складывать оригами, я помню только, как делать карпа-кои, который хорош тем, что можно наделать много одинаковых карпов из бумаги разных цветов. Но если вы приложите достаточно усилий, у вас получится делать и других животных, это не сложно.

Позже из разговоров коллег Александр узнал, что господин Симабукуро давно увлекается оригами, время от времени побеждает в каких-то конкурсах и в свободные от работы дни ездит в детскую больницу развлекать складыванием оригами ее пациентов.

Он представил себе строгого долговязого господина Симабукуро, сидящего на стуле возле постели больного ребенка и складывающего рыбок из плотной разноцветной бумаги.

Из-за дождя на улице почти не было людей. Возле одного из магазинчиков, рядком выстроившихся вдоль тротуара, сидел под навесом большой рыжий кот, – когда с навеса срывалась капля и падала рядом с ним, кот раздраженно дергал ухом, но почему-то не уходил. Александр подошел поближе и увидел, что кот привязан тонким поводком к прислоненному к стене велосипеду: хозяин, видимо, зашел за покупками или выпить чашечку чая с приятелем, работавшим в магазине, а кота оставил снаружи.

– Бедняга. – Александр наклонился, чтобы его погладить, но кот поднял голову и посмотрел на него с угрюмой неприязнью. – Ладно, ладно, не сердись. Не могу я тебя впустить внутрь, что скажет твой хозяин, если ты оставишь его велосипед без присмотра?

Кот отвернулся, как будто понял. Александр постоял возле него еще немного и побрел дальше. Раньше или позже, домой вернуться все равно придется, и раз уж он не сделал этого раньше, ничего не поделаешь, придется сделать это позже. Может быть, стоит съездить в Нагоя, а не торчать безвылазно на Химакадзиме? Александру стало немного веселее от этой мысли. Действительно, можно поехать в Нагоя и увидеться с бывшими коллегами – как бы то ни было, среди них есть те, с кем у него были хорошие отношения, и они точно не откажутся встретиться и пропустить с ним рюмку-другую, а заодно и дать пару советов, что делать дальше. Может статься, и с работой получится еще раз попробовать, – в конце концов, почему бы и нет, с резюме у него все в порядке, Канагава-сан лично позаботился о том, чтобы дать ему самую положительную характеристику: у читающего ее создалось бы впечатление, что, если бы не воля непреодолимых обстоятельств, Александру предложили бы работать в Банке Нагоя по пожизненному контракту.

На улице совсем стихло, даже шум дождя стал каким-то приглушенным. Александр сам не заметил, как ноги принесли его к старому святилищу Хатимана. За небольшими ториями[73]73
  鳥居 (буквально «птичий насест») – в синтоизме ритуальные ворота без створок перед входом в святилище, обычно выкрашенные в красный цвет, но встречаются и тории естественного цвета материала, дерева или камня, из которого они изготовлены. В японском языке существует образное выражение 鳥居をくぐる (тории о кугуру, то есть, буквально, «поднырнуть/пройти под ториями»), что значит «приходить в храм». Пройдя через тории, ограничивающие священное пространство, человек оказывается во владениях ками.


[Закрыть] из серого камня виднелась чисто подметенная дорожка, укрытая от дождя смыкавшимися над ней ветвями сосен. Александр сложил зонт, приставил его к столбу ворот и зашел на территорию святилища: у входа стоял небольшой тэмидзуя[74]74
  手水舎 (тэмидзуя или тё: дзуя) – специальный небольшой павильон в синтоистских храмах, представляющий собой навес, под которым находится тё: дзубати (手水鉢) – резервуар или чаша с водой для ритуального омовения рук и рта перед посещением храма и общением с божествами.


[Закрыть] с покосившимся и поросшим ярко-зеленым мхом деревянным навесом и двумя бамбуковыми ковшиками на каменной чаше, в которой тихо журчала водопроводная вода. Александр омыл руки и рот, как учил его господин Канагава, когда они вместе зашли в святилище Инари, чтобы оставить лисам их пятничные онигири и сакэ: сначала левую руку, потом правую, потом левой рукой ополоснуть губы, затем еще раз омыть левую руку и положить ковш на место, не забыв очистить остатками воды его ручку. Делая это, он про себя улыбнулся: наверное, Канагава-сан был уверен, что его иностранный подчиненный никогда не запомнит правильной последовательности. Выпрямившись, краем глаза он заметил перед святилищем неподвижную фигуру: человек стоял, низко склонив голову и сложив ладони, и, видимо, был глубоко погружен в молитву. Его заслоняла статуя Хатимана: грозный бог был изображен в человеческий рост в виде круглолицего монаха лет сорока, в традиционной такухацугаса[75]75
  托鉢笠 – конусообразная шляпа странствующих монахов, обычно плетенная из бамбука, камыша или соломы.


[Закрыть] на голове. В руке монах держал за хвост большого тунца; фартук из когда-то ярко-красной ткани, повязанный на шею статуи, выцвел от дождей и солнца и стал почти белым.

Александр подошел ближе, стараясь ненароком не наступить на какую-нибудь ветку и не зацепиться штаниной за кусты соснового стланика, в свое время, видимо, высаженные вокруг площадки перед храмом, а теперь разросшиеся и захватившие ее практически целиком. Встав сбоку от святилища и еще раз посмотрев на молящегося, он с удивлением обнаружил, что это его знакомый из «Тако»: глаза официанта были закрыты, длинные пальцы сложенных рук плотно прижаты к губам. На волосах серебрилась дождевая влага, и спина была вся мокрая – похоже, он был здесь уже давно. Александру захотелось поскорее уйти, но вместо этого он остался стоять, глядя, как вода струится по покатой крыше храма, выложенной зеленоватой черепицей, и фигуркам комаину[76]76
  狛犬 – пара мистических стражей, обычно при входах в синтоистские храмы, но встречаются и возле буддийских. Внешне комаину напоминают львов, но на самом деле это собаки (что следует и из их иероглифического названия, состоящего из знаков «статуя собаки» и «собака»).


[Закрыть]: у одной из них мордочка была расколота надвое и оттого имела не свирепое, а больше какое-то обиженное выражение. Закончив молитву, Кисё дважды низко поклонился, затем расстегнул куртку, вытащил из-за пазухи несколько веток какого-то растения с глянцевыми листьями и аккуратно поставил их в вазочку подле ящика для пожертвований. Некоторое время, сидя на корточках, он расправлял листья и поворачивал веточки так и эдак, и наконец, видимо, довольный результатом, выпрямился и сделал несколько шагов назад, не отрывая взгляда от храма.

– Кисё, добрый день! – Окликнул его Александр.

Официант вздрогнул от неожиданности и обернулся:

– А-а, здравствуйте, Арэкусандору-сан! Простите, я вас сразу не заметил.

– Как вы и говорили, сегодня опять идет дождь.

– Это точно. – На лице Кисё появилась его обычная приветливая улыбка. – Как говорят в России, как будто воду льют из ковша?

– Из ведра, – поправил Александр.

– Вот как. А я думал, это про очищение, как в храме. – Кисё застегнул куртку. – Похолодало, вы не находите?

Александр пожал плечами, показывая, что совершенно не мерзнет, и подошел ближе.

– Часто приходите сюда молиться?

– Я живу рядом, почему бы не зайти по пути в святилище и не поставить свежую веточку сакаки[77]77
  榊 или サカキ – сакаки, или клейера японская, Cleyera japonica, вечнозеленое растение с плотными блестящими листьями, напоминающими листья чайного дерева. В синтоизме считается священным растением (даже в иероглифе его названия присутствует элемент «ками/бог»). Букетами из веток сакаки, долго сохраняющими свежесть, нередко украшают тории, также их ставят в вазы в святилищах.


[Закрыть] для старого Хатимана. Ками-сама любят все свежее.

Они медленно побрели вместе по сосновой аллее.

– Вы, кажется, верите в богов, раз так долго молились.

– А вы, значит, не верите? – Кисё искоса посмотрел на собеседника.

– Ну, я… Вообще-то нет, не верю.

– Совсем?

– Ну я как-то…

Кисё усмехнулся.

– Ну согласитесь, Кисё, странно в современном мире верить в богов. – Александру стало неловко, что он вообще начал этот разговор.

– Если подумать, то мир, в котором живет человек, всегда современный. А боги обитают в потустороннем мире, который почти вечен – разве это не здорово, что можно обратиться за советом к тем, кто живет в вечности, а, Арэкусандору-сан?

– Ну если вы так считаете…

– Совсем не обязательно для этого быть верующим. Я недавно читал в газете интервью с одним писателем, так он сказал, что всегда носит с собой талисман, охраняющий его от болезней, но в случае малейшего недомогания обращается к врачу. Писатели вообще забавные люди. Кстати, Арэкусандору-сан, вы не думали вернуться на родину?

– Почему вы вдруг спрашиваете?

– Мне кажется, вам у нас немного скучно.

– Нет, напротив, мне совсем не скучно. Мне здесь очень интересно, и я снял вполне удобную комнату…

– Вы ведь остановились у Мацуи-сан, да? – Мягко перебил Кисё.

– И что с того? Вы-то откуда знаете?

– Разве это так важно?

– Мне бы хотелось быть в курсе, – Александр развернулся, чтобы посмотреть Кисё в глаза, – кто и с чего это вдруг так мною интересуется.

– Не сердитесь, пожалуйста, я не хотел вас обидеть. Остров маленький, все здесь всех знают, а я работаю в ресторане. Случайно от кого-то услышал.

– Ну да, конечно.

Выражение лица официанта оставалось безмятежным и приветливым, как будто они по-прежнему вели спокойную дружескую беседу. Обида и злость, не находившие себе выхода все последние две недели, наконец захлестнули Александра целиком, и он ощутил, как всегда бывало в такие моменты, слабое головокружение. Работа, на которую он возлагал столько надежд, Изуми с ее разбитой чашкой, придурок этот с его якитори, Ясуда Томоко – и почему у каждой симпатичной девушки обязательно есть кто-нибудь вроде Акио? А теперь еще и этот тип непонятно по какому праву сует нос не в свое дело и пытается спровадить его подальше отсюда.

– Послушайте, Арэкусандору-сан, не нужно…

Александр, не дав ему договорить, размахнулся и изо всей силы ударил японца кулаком в лицо. Тот тихо охнул, отступил на несколько шагов, пока не прижался спиной к стволу одной из старых сосен, и медленно сел на землю. Где-то высоко в ветвях пронзительно закричала потревоженная шумом птица. Александр сделал пару глубоких вдохов. Голова еще немного кружилась, но злость уже улетучилась, остались только досада и стыд. Пересилив себя, он подошел к сидевшему на мокрой земле официанту: тот прижимал ладони к носу и рту – почти так же, как делал это, когда молился. Между его длинными пальцами выступила кровь.

– Дайте я посмотрю… – Александр взял его за запястье и отвел в сторону руку. Нос у парня, похоже, сломан не был, кровь текла из сильно разбитой верхней губы. На нижней, впрочем, тоже виднелся кровоподтек.

– У вас хороший удар, Арэкусандору-сан. – Кисё попытался улыбнуться, и кровь, накопившаяся у него во рту, залила подбородок и закапала на куртку, растекаясь черными пятнами. Александр подавил желание отвернуться. – Тренировались когда-то?

– Да нет. Я последний раз, наверное, на втором курсе дрался.

– Из-за девушки?

– Ну да, из-за девушки.

– Понятно. – Кисё прикрыл глаза. По сосновой коре сновали вверх-вниз большие рыжие муравьи. – У нас в школе было кэндо, но у меня плохо получалось: из-за тяжелой маски я почти ничего не видел и однажды ударил деревянным мечом учителя.

– Вот как…

– В старших классах мне нравилась одна девушка, но у нее был роман с классным старостой, так что у меня не было шансов.

– Обидно было, наверное.

– Это точно…

– Давайте-ка я помогу вам подняться, вам нужно в больницу.

– Это? – Кисё осторожно дотронулся пальцами до разбитой губы. – Думаю, это быстро заживет.

Он с трудом приподнялся, придерживаясь за дерево, но, выпрямившись, снова покачнулся и обхватил старую сосну левой рукой. Александр подошел к нему и положил его свободную руку себе на плечо.

– Давайте. Если обопретесь на меня, доведу вас до дома, или куда вам там нужно.

Птица опять закричала в кронах деревьев: скорее всего, беркут или коршун. Александр совершенно не разбирался в птицах, но не раз видел, как даже в ветреную погоду крупные темные силуэты кружили над святилищем, ловко маневрируя в воздушных потоках. Крик раздался еще раз: высокий, отрывистый, как будто царапали металлом по стеклу.

– Камата-сан, что с вами случилось?!

Александр едва удержался от того, чтобы не выругаться вслух: нужно же им было именно сейчас встретить Томоко! Хорошо, она была хоть без своего парня – видимо, днем он работал. На этот раз девушка была одета по погоде: в высокие сапожки и очень шедшее ей светлое пальто. Вокруг шеи у нее был намотан большой шарф нежно-фиолетового цвета, из-за которого черты ее лица казались еще более трогательными и детскими, чем даже были на самом деле. Обеими руками она сжимала ручку слишком тяжелого для нее зонта.

– Ничего страшного, Ясуда-сан, не беспокойтесь. – Кисё пренебрежительно махнул рукой. – Это ерунда.

– Но у вас все лицо в крови! Вы… упали? – Огромные глаза девушки выглядели сейчас точь-в-точь как рисуют в анимэ[78]78
  アニメ (от англ. animation) – японская анимация самых разнообразных жанров. В русском переводе принято записывать это слово как «аниме», однако более правильной транслитерацией, отвечающей чтению слогов каны, является «анимэ» с концевым «э».


[Закрыть]. – Я живу совсем недалеко, у тети. Вам нужно хотя бы умыться, Камата-сан…

– Действительно, умыться бы не помешало, а то ведь я всех посетителей распугаю, верно?

– Ну да, конечно… – Пробормотал Александр.

Он вдруг понял, что все это время ему хотелось снова увидеть Томоко, а теперь он мечтал только о том, чтобы провалиться сквозь землю. Девушка шла совсем рядом, чтобы зонт закрывал и ее спутников (свой зонт, вернее, зонт госпожи Мацуи, Александр забыл возле ворот святилища – впрочем, с опиравшимся на него Кисё зонт был бы все равно бесполезен, и они уже давно промокли до нитки). Он скосил глаза на Томоко: как и в первый раз, она была совсем не накрашена, и теперь на ее бледной фарфоровой коже проступал румянец. К щеке прилипла влажная прядка темных волос, на вид казавшихся очень мягкими, гораздо мягче, чем у большинства японских девушек. Александру захотелось протянуть руку и убрать эту прядку, провести пальцами по нежной коже, коснуться мочки маленького уха, в которой поблескивал крошечный прозрачный камешек, как будто Томоко только вчера ее проколола. В этот момент Кисё запнулся и едва не упал.

– Держитесь, – Александр помог ему выпрямиться и слегка встряхнул, – совсем немного осталось.

– Я в порядке, Арэкусандору-сан, не беспокойтесь… – Официант слабо улыбнулся, но из-за крови улыбка получилась жутковатой.

Они действительно дошли до дома Томоко спустя минут десять: это был небольшой типовой двухэтажный дом на две семьи, выкрашенный в розовый цвет и в остальном ничем не выделявшийся среди других построек на Химакадзиме. Перед домом было посажено несколько не цветущих сейчас кустиков гортензии с большими овальными листьями.

– Ну вот. – Томоко на всякий случай посмотрела на окна второго этажа – видимо, чтобы проверить, не горит ли там свет. – Тетя сейчас на работе, она у меня в библиотеке работает. Мы живем на втором этаже. – Она отдала Александру зонт и вытащила из крошечной сумочки ключи. – Вы только извините, у нас не прибрано, мы не ждали сегодня гостей…

В небольшой уютной квартире, вопреки словам Томоко, царил полный порядок: казалось, даже пыль здесь протирали совсем недавно. Томоко отвела их в свою комнату и убежала за мокрым полотенцем и медикаментами. Пока Кисё, запрокинув назад голову, молча сидел на кровати, Александр, чтобы не смотреть на него и не разговаривать, рассматривал обстановку. Опрятная комнатка была совсем крошечной, в ней только и помещались, что кровать, письменный стол, на котором стояли лампа, ноутбук и чисто вымытая чашка, да небольшой книжный стеллаж на четыре полки: в основном старые издания в неброских переплетах, несколько романов Содзи Симады, Кэйта Синадзугавы, Кэйго Хигасино и Минато Канаэ, томики «Тёмного дворецкого» и «Слуги-вампира»[79]79
  Симада Содзи (島田 荘司), Синадзугава Кэйта (不死川 京太), Хигасино Кэйго (東野 圭吾), Минато Канаэ (湊 かなえ) – популярные японские писатели в жанрах детектива и мистического триллера; «Темный дворецкий» (黒執事, куро-сицудзи) – мистическая манга Яны Тобосо, «Слуга-вампир» (サ−ヴァンプ, са: вампу) – манга писательницы Страйк Танаки.


[Закрыть] да какие-то женские журналы. Кроме книг и журналов, в стеллаже ничего не было, только на верхней полке в углу стоял небольшой одноглазый Дарума[80]80
  達磨 или だるま – японская традиционная кукла, обычно из папье-маше, олицетворяющая Бодхидхарму. Дарума, если это не сувенир и не интерьерное украшение, не имеет прорисованных глаз: его владелец может загадать желание, нарисовав кукле один (левый) глаз, а после того, как желание исполнилось, в благодарность нарисовать второй (правый) глаз. Не исполнивших желание дарум принято в конце года относить в храм и сжигать.


[Закрыть] и рядом с ним – плюшевый синий Тоторо с круглыми глазами, обнимавший лапами пушистое розовое сердце с надписью I love You. «Подарок Акио, наверное», – подумал Александр.

– Ну, вот и я. – Руки у Томоко были заняты, и она открыла дверь плечом: Александр бросился было ей помогать. – Нет-нет, спасибо, я справлюсь.

Она присела рядом с Кисё и принялась осторожно стирать с его лица запекшуюся кровь. Когда она коснулась полотенцем его разбитой губы, Кисё вздрогнул.

– Потерпите, Камата-сан, я намочила полотенце специальным раствором, у тети в аптечке нашла, скоро все должно пройти. Что все-таки с вами произошло?

Александру еще сильнее захотелось провалиться сквозь землю и одновременно – самому оказаться на месте официанта.

– Я пришел в святилище Хатимана помолиться и, к несчастью, поскользнулся на влажной листве, – не моргнув глазом соврал Кисё. – Ударился лицом прямо о деревянную ступеньку. Если бы не Арэкусандору-сан, не знаю, что бы я делал.

– А-а, вот как… – Томоко бросила на Александра робкий взгляд и тут же отвела глаза. – Как это неприятно – упасть прямо в храме…

– Это точно, Ясуда-сан, ками-сама были ко мне сегодня неблагосклонны. – Кисё засмеялся. – Видимо, я чем-то их рассердил. Но ведь могло быть и хуже. Вам известна история лавочника, который каждый день ходил в храм и просил у Инари-син удачи в торговле?

Томоко отрицательно покачала головой.

– В конце концов этот лавочник так надоел ками-сама своими просьбами, что, когда он в очередной раз пришел молиться о прибыли, лисы сбросили с крыши святилища комэдавару, полную риса, прямо ему на голову, и он погиб на месте[81]81
  米俵 – традиционная (используемая и в настоящее время) емкость для риса, изготовленная из плетеной рисовой соломы. Комэдавары бывают разные, встречаются небольшие, по 3–5 кг, но чаще можно увидеть комэдавары по 10 и 30 кг.


[Закрыть].

– Вот как… но это ведь сказка, Камата-сан…

– А другой человек слишком сильно горевал по своей умершей жене и каждый день приходил в храм просить богов воскресить ее из мертвых, – не обратив внимания на замечание Томоко, продолжал Кисё. – Чтобы от него избавиться, ками-сама сделали так, что его домашняя кошка приняла облик его умершей жены. Все бы ничего, да вот только эта женщина, едва завидев мышь, сразу же бросалась ее ловить, переворачивая все вверх дном и корча при этом страшные гримасы… – Он попытался изобразить, что вытворяла жена бедняги, но из-за разбитой губы ему удалось только смешно вытаращить глаза и несколько раз выразительно моргнуть. – А еще она время от времени принималась вычесывать блох, распускала где ни попадя прическу и кусала собственные волосы…

– Вот уж действительно странная история, – фыркнул Александр.

– Ну вот, так почти ничего не заметно… – Закончив вытирать кровь, Томоко смазала ссадины Кисё мазью и наклеила на рану небольшой пластырь. Делая все это, она едва прикасалась к его лицу кончиками пальцев. – Я заварю чай, тетя вчера вечером принесла сластей из «Судзумэ».

– Почему вы не сказали правду? – Тихо спросил Александр, когда она вышла из комнаты.

– Но в каком-то смысле это правда, – отозвался Кисё. – И потом, вам ведь нравится девушка, разве нет?

– Да ну вас! – Александр раздраженно махнул рукой. – Вас не поймешь, Кисё!

За чаем Кисё рассказал еще несколько случаев про людей, рассердивших ками-сама, и в конце концов даже развеселил Томоко: девушка заулыбалась и тотчас, смутившись, прикрыла рот ладонью.

– Вы мне не верите, Ясуда-сан? – Кисё взял с тарелки очередное шоколадное печенье. – Думаете, все, что я говорю, неправда?

Александр сидел молча, наблюдая, как медленно кружатся чаинки в его чашке зеленого чая[82]82
  Томоко, в отличие от Кисё, работающего в ресторане, и Изуми, которая сдает комнаты туристам, очевидно, заваривает гостям не дорогой и довольно сложный в приготовлении маття, а более распространенный и повседневный сэнтя (煎茶, сокращение от «сэндзи-тя» (煎じ茶), буквально «чайный отвар», в русской транслитерации обычно встречается неправильный вариант «сенча»). Сэнтя можно заваривать как в специальном заварочном чайнике, так и непосредственно в чашках.


[Закрыть].

– Нет-нет, я этого совсем не говорила, Камата-сан. Так вы, значит, родились в Фукуоке?

Александр в изумлении уставился на Кисё, но решил не вмешиваться.

– Ну да, в Фукуоке.

– Надо же… а я никогда не бывала на юге. Говорят, это красивый город.

– Я бы сказал, самый обыкновенный. – Кисё взял ещё одно печенье. – Большой портовый город с множеством высоких зданий. Мне больше по душе старая Япония, Нара или Киото.

– Но… – Томоко запнулась, видимо, стесняясь задать следующий вопрос. – В Фукуоке же можно найти хорошую работу, не то что здесь. Почему вы решили оттуда уехать?

– Это долгая история. – Кисё вдруг внимательно и серьезно посмотрел на Томоко. – Я любил там одну девушку, Ясуда-сан.

– И она предпочла вам кого-то другого?

Когда Томоко улыбалась, ее милое лицо как будто начинало светиться. Зубы у нее были мелкие и немного неровные, один из верхних был повернут чуть боком, но это ее нисколько не портило, только придавало ее лицу непосредственности. Сейчас, без пальто и шарфа, в темной юбке до колен и свободном темно-зеленом джемпере, она казалась совсем миниатюрной. Александру снова мучительно захотелось к ней прикоснуться.

– Нет, она просто… пропала без вести.

– Пропала без вести? – Удивилась Томоко. – Как это?

– Если вам так любопытно, то я расскажу. – В выражении лица Кисё промелькнуло лукавство. – Но это очень грустная история. Вы уверены, что хотите ее услышать?

– Расскажите, Камата-сан, ну пожалуйста! – Томоко, забыв о своей стеснительности, даже подалась вперед, глядя на официанта во все глаза. В этот момент она была странно похожа на сгоравшую от любопытства Изуми, когда та расспрашивала Александра о его встрече с японской девушкой.

– Ну хорошо… только обещайте мне, что вы не расстроитесь.

Томоко с готовностью кивнула:

– Не расстроюсь, Камата-сан, обещаю!

– Мы познакомились с Мидзухо[83]83
  水穂, имя девушки состоит из двух иероглифов – «вода» и «колос».


[Закрыть] в университете: она училась на факультете менеджмента, а я на медицинском, но, после того как я бросил учебу на втором курсе, наши пути на несколько лет разошлись, и я встретил ее вновь случайно, когда она уже заканчивала учиться и искала себе подходящее место работы. Она была настоящей красавицей – почти как вы, Ясуда-сан.

Александр отпил совершенно остывшего чая: Томоко была так увлечена рассказом Кисё, что даже не предложила ему свежего.

– В ту нашу встречу я понял, что эта девушка – моя судьба. Ну или я тогда подумал, что я это понял. – Кисё усмехнулся. – У судьбы ведь на нас всегда свои планы. Только мне тогда уже показалось, что Мидзухо сильно похудела: я решил, что она просто повзрослела и оттого ее лицо кажется более худым, чем было в юности… – Кисё помолчал немного, погрузившись в воспоминания. – Я пригласил ее в одно кафе на берегу Микасы. Мы сидели за столиком возле окна и вспоминали первые годы в университете – по правде, у нас было не слишком-то много общих воспоминаний. Я заказал для Мидзухо чизкейк, но она не съела ни крошки, только пила холодный оолонг и время от времени отворачивалась от меня и смотрела в окно на медленное течение реки. Мне казалось, что ей грустно, но, когда я спросил ее, она только беззаботно рассмеялась в ответ. Девушки бывают ужасно скрытными, когда они этого захотят, не правда ли, Ясуда-сан?

– Может быть, она просто не хотела вас огорчать? – Тихо спросила Томоко.

– Да, наверное. Мы встречались после этого довольно часто, гуляли в парке или ходили вместе в кино. Потом заглядывали куда-нибудь перекусить, но Мидзухо всегда только пила либо оолонг, либо воду со льдом, а к еде не притрагивалась. Когда я снова попытался расспросить ее, она ответила, что ошиблась с выбором факультета и менеджмент ее совершенно не интересует. Ей нужно было послушаться тех, кто в детстве восхищался ее внешностью и советовал пойти работать моделью. Но у Мидзухо была очень консервативная семья, и родители были бы категорически против того, чтобы их дочь стала моделью или актрисой. Они хотели, чтобы Мидзухо получила достойную профессию, поэтому-то она и поступила на факультет менеджмента, чтобы в будущем занять какую-нибудь управляющую должность в крупной компании.

– Но она все равно хотела стать моделью, да?

– Да. В агентстве ей сказали, что ей уже слишком много лет и она не подходит, но Мидзухо решила во что бы то ни стало исполнить свою мечту. Ей казалось, если она будет худенькой, то будет выглядеть моложе и ее обязательно возьмут, поэтому она села на диету. Я пытался уговорить ее не мучить себя, но так и не признался, что она мне нравится. Может быть, если бы я тогда ей открылся, с ней бы не случилось несчастья, а я бы не уехал из Фукуоки.

– А что случилось с Мидзухо-сан? – Томоко несколько раз моргнула – видно было, что еще немного – и она расплачется.

– Вы обещали мне, что не станете расстраиваться, Ясуда-сан.

– Простите меня. – Она с усилием улыбнулась.

– Однажды Мидзухо пошла гулять на побережье. В Фукуоке, знаете ли, бывает очень ветрено, особенно в июне, а она к тому времени стала легкой, как перышко. Порыв ветра подхватил ее и унес в море, вот и все. На следующий день по всему городу были расклеены объявления о ее пропаже. Может статься, она утонула, но мне хочется думать, что ее подобрал какой-нибудь корабль – не японский, конечно, ведь если бы ее нашли японцы, она бы вскоре вернулась домой. Но там очень много кораблей, так что, возможно, Мидзухо наконец встретила свою судьбу.

– Вот как… – Томоко вздохнула – видно было, что ей искренне жаль несчастную девушку, хотя было ясно как день, что Кисё выдумал все от первого до последнего слова.

– После этого я решил уехать из Фукуоки и перебраться в какую-нибудь тихую провинцию. – Кисё протянул руку к очередному печенью. – Простите меня, когда я вижу сладкое, никак не могу удержаться.

– Конечно, не стесняйтесь, Камата-сан. – Она улыбнулась, но выражение ее лица оставалось обеспокоенным.

Когда они вышли на улицу, Александр едва снова не набросился на Кисё:

– И зачем вы все это только что наплели?!

– Я? Наплел? О чем это вы, Арэкусандору-сан? – Поинтересовался Кисё настолько безмятежно-невинным тоном, что Александру захотелось еще раз его ударить. «Да чтоб вас!» – вместо этого он развернулся и зашагал прочь.

– Арэкусандору-сан! – Окликнул его Кисё.

Александр не стал оборачиваться.

– Арэкусандору-сан, послушайте меня!

– Идите к черту! – По-русски крикнул в ответ Александр и ускорил шаг.

– Арэкусандору-сан, вы забыли в святилище Хатимана свой зонт! Мацуи-сан расстроится, если вы его потеряете! И обязательно заходите на днях в «Тако»! Не обижайтесь, пожалуйста, Арэкусандору-сан!