Текст книги "Эра молчания"

Автор книги: Ана Мэсс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Ана Мэсс
Эра молчания

АГНЕС

Я пишу это под страхом смерти. Сейчас ночь, и я в полной темноте – мои руки выводят буквы непроизвольно. Мы привыкли за долгие годы. Все события вели к тому исходу, что имеется сейчас, но люди поняли это слишком поздно.

А началось все с того, что пятеро хулиганов побили на улице парня. Это было днем, посреди оживленной пешеходной улицы, на глазах у сотен человек. Никто не помог ему. Ни один человек не повернул головы, все просто шли мимо и продолжали улыбаться, разговаривать… Это была проверка, демо-версия, начало конца. Называйте, как угодно. А дальше настало то будущее, которое мы считали далеким, только пришло оно раньше, чем ожидалось. И уж точно раньше, чем думаете вы. Оно, это будущее, окатило нас своим ледяным приветствием. Настала новая эра – эра молчания.

Мне 19 лет. Меня зовут Агнес 7181. Подумать только, насколько просто я осознаю, что все мое «я», всю меня, свели к ничтожному ряду цифр. Ведь так не должно быть, да?

Имена, фамилии, даты рождения, даты именин и прочих глупых праздников, пароли от сейфов, клички домашних животных и кукол детей, все, все это записано и хранится в здании Учета. 7181 – это количество женщин, девушек и девочек по имени Агнес, которые родились до меня в моем городе. Все они носят такое же имя.

Все страны стали одной большой Империей Молчания, разделенной на Мегаполисы. Вне этих Мегаполисов жизнь перестала существовать – никаких деревень, ферм, загородных домов. Всех заставили поселиться в одном из Мегаполисов. В каждом – равное количество людей, чтобы не было слишком большого скопления людей для возможного восстания. Молчание началось внезапно и тихо. Никто и не заметил. Те, кто все же заметили, были убиты еще до Начала Конца. Население сократилось, что было только на руку Молчанию. Все восстания были подавлены, все жертвы – забыты.

Весь мир сейчас стал похож на одну большую тюрьму. Но нам запретили говорить об этом. Нам запретили говорить вообще.

Больше не осталось ни одного телефона или планшета – все гаджеты, которые связаны с общением, уничтожены (даже стиральные машины с функцией голосового оповещения и игрушки для собак с пищалками внутри). Вместо этого создали новые устройства. Этакие мини-планшеты, беззвучные и смертоносные. Напишешь в Сети что-то не то – и ты будешь признан Нарушителем.

Улицы погружены в молчание. Можем ли мы говорить хоть иногда? Нет. Мы давно позабыли, как звучат наши собственные голоса. Все слова теперь – буквы на клавиатуре. Наши планшеты стали нашими ртами.

Мы не желаем друг другу спокойной ночи или доброго утра, не говорим "будь здоров" или "привет". Мы научились не тратить слова на такую ерунду. За нами постоянно следят Наблюдатели. На каждую группу по двадцать человек положено два Наблюдателя (но на самом деле их гораздо больше, они смешаны с толпой, а их появление всегда было внезапным). Их легко отличить: они высокомерны, заносчивы, а на их руках – Метки. На правой ладони изображено ухо, а на левой – глаз. Изображения рта и губ под запретом.

В наших домах и квартирах тоже постоянно находятся Наблюдатели, специальные роботы. Они стоят и смотрят, прямо как люди. Это жутко бесит, но мы привыкли. Они с нами до девяти вечера, а потом уходят. Люди уходят, но Наблюдение не покидает нас ни на секунду. В каждой квартире, доме – везде – установлены датчики звука. Если ночью мы с мамой решим поговорить, то нас засекут. Слова стали валютой, и если ты хочешь получить дополнительные – плати. Только вот цена столь велика, что ее могут заплатить лишь единицы, но даже они предпочитают этого не делать.

Если ты хочешь сказать что-то, говори – письменно. Достань свой «калькулятор» и пиши. Специальные планшеты, похожие на калькуляторы, запрограммированы на пять «личных» предложений, остальные должны быть только рабочими. Если попытаешься написать лишнее, то информация о тебе поступает Наблюдателям. И они придут за тобой.

Каждую неделю всех жителей города собирают на площади Правил. По сорок человек нас заводят в специальное здание, где нам выдают такие же "калькуляторы", только побольше. Мы должны написать правила. По памяти.

Правила:

1. Каждый житель Мегаполиса подвергается Информационной Проверке. 2. Каждый житель обязан выполнять Правила и помнить их содержание наизусть.

Наблюдатели и Исполнители непрекосновенны.

За угрозу Наблюдателю человек подвергается Наказанию.

Каждому жителю разрешается использовать по 5 предложений в день, только письменных, только при помощи Специального Устройства Для разговора.

Запрещено сокрытие людей или информации от Наблюдателя, Исполнителя.

Наблюдатель имеет право войти в любой дом, осмотреть комнаты и вещи. 8. Детям младше 18 лет запрещается покидать предел Мегаполиса без родителей или Помощника.

9. Его, Помощника, услугами можно пользоваться не чаще трех раз в месяц. 10. Каждую неделю все жители обязаны собираться на площади Правил в Мегаполисе.

Это те правила, которые мы должны помнить. Есть правила Болезни, Рождения ребенка, Похорон, Выезда и Въезда. Например, новорожденных детей и их мам держат в специальных комнатах со звукоизоляцией, пока детям не исполнится год. Малышам не объяснишь, что нельзя кричать. Помню, как в пять лет мама сказала мне, что я не должна разговаривать. Я плакала. В моей голове роились тысячи вопросов, которые мне нельзя было задать. Каждый раз, когда я дергала маму за рукав и открывала рот, чтобы сказать что-либо, мама притягивала меня к себе, зажимала ладонью рот и гладила по голове. Мамины руки – мягкие, дарящие нежность – единственное, что я помню за пять лет своей жизни. Никто не знает, что делают с матерями и детьми, пока последним не исполнится год, но…Дети уже не кричат, когда их приносят домой.

Помощники – это особый тип Наблюдателей. Помощники обычно сопровождают людей в больницу или другой город, отвечают за Соединение Двух Людей Определенными Узами (то есть, за брак).

Но если есть правило, найдется и нарушитель.

Мы называем их Сильными, а официальное название – Нарушившие Единые Требования – НЕТ. Некоторые Сильные вдвоем закрываются в ванной и включают воду, чтобы звуки воды заглушили их тихие слова, другие останавливают лифт, забираются на крышу или в подвал. Рисуют граффити на стенах зданий. Запускают самодельные фейерверки. Но, самое ужасное, Сильные разговаривают. Они хотят жить нормальной жизнью, хотят вернуть голос и свободу. С каждым днем их все меньше и меньше. Если это продолжиться, не останется никого, кто готов бороться не на словах, а на деле. А потом не останется и тех, кто помнит, какого это, окликнуть человека на улице или пожелать доброго утра. Я и сама вспоминаю с трудом.

Тех, кто нарушил Правила, забирают и увозят. Никто не знает, куда. Когда этих людей привозят обратно, их уже трудно назвать сильными. Они становятся другими. Они не хотят разговаривать, а впрочем, и жить тоже. Самое страшное, что на телах Сильных нет следов побоев. Значит, Наблюдатели или кто-то еще забираются внутрь тебя. Прямиком в голову, в сознание, подавляя твою волю и сокрушая разум. Это действительно страшно.

Я боюсь за мою младшую сестру Алису. Ей шестнадцать лет, и она всегда была бунтаркой. У Алисы есть парень, но отношения в таких условиях – это сложно. Алиса рискует из-за Итана, она пишет целые трактаты, бешено колотя по калькулятору. Целые тонны слов – одним предложением, что не нарушает правила. Но за Алисой уже наблюдают пристальнее, я вижу это по еле заметной слежке на улице, по тому, как смотрят на Алису в школе. Если слухи про неофициальные списки тех, кто под подозрением, правдивы, то сестра наверняка числится в них. Этого я и боюсь.

Вчера мне приснился сон, будто Алису уводят Наблюдатели. Я даже видела их лица – безразличные, строгие, холодные. Если с моей сестрой что-то случится, я не буду знать. Знать, зачем жить.

Я часто вспоминаю свое детство. Когда мир стал погружаться в молчание, мне было всего пять лет. Я постоянно кричала из-за ночных кошмаров, а папа вставал посреди ночи и рассказал мне сказки или истории про разные страны, пел прекрасные колыбельные. Сейчас кажется, что это было в другой жизни. Не со мной. Папа был путешественником, душой любой компании, любил петь и сочинять. Мне было десять, а Алисе семь, когда папа Нарушил Правила. Мама болела, а папа сидел рядом с ней и держал за руку. А потом вдруг начал громко рассказывать ей стих, который они сочинили вместе в пору своей юности – в года, когда Законов и Запретов ещё не было в таком масштабе, и люди могли сказать «я люблю тебя» в любое время дня и ночи столько раз, сколько захотят. Наблюдатель вызвала подмогу, и папу увели. Мы с Алисой, обнявшись и вжавшись в стену, смотрели, как пятеро сильных Наблюдателей уводят папу. Он обернулся нам, и мы увидели его лицо. Папа улыбался и плакал, а его глаза – папины глаза горели огнем. Алиса заметила это, как заметила и я. Знать бы тогда, к чему это приведет.

В одну из ночей, когда я проснулась от кошмаров, папа рассказал мне про Бена. Этот человек в одиночку взобрался на какую-то очень высокую гору. Когда он, после многих дней восхождения, вступил, наконец, на вершину, его глаза "горели огнем сотен тысяч солнц и могли растопить целую галактику льда" – так сказал папа. Бен почувствовал, что может все, что нет никаких преград. Я думаю, что папа чувствовал то же самое.

Когда папу привезли домой, это было через две недели, он похудел, ослаб, посерел…Он выглядел как призрак, как тень прошлого папы. Это был он и не он одновременно. В тот день Алиса потратила все свои предложения, повторяя: "Папуля, скажи, что ты снова с нами!", но папа молчал. И молчит до сих пор. Именно этого и добиваются от всех людей.

Утром я проснулась, охваченная волнением. Алисы не было дома. На улице слышался шум.

Алиса и Итан стояли посреди улицы, вцепившись друг в друга, а двое Наблюдателей пытались растащить их. Если вы подумали, что они дрались, вы ошиблись. Они целовались, а это запрещено на улицах Мегаполиса. В пижаме и тапочках я выбежала на улицу и попыталась утихомирить сестру: – Алиса, прошу, прекрати немедленно и иди домой! – истратила я первое предложение. Но, увидев лицо сестры, я поняла, что не смогла бы ее остановить. Они с Итаном взялись за руки и запели старинную песню, которую мы с ней нашли в одной из папиных книг, пока их не забрали (мы читали эту песню миллион раз, каждое её слово намертво засело в наших головах). В этой песне говорилось о двух возлюбленных, которые остались одни. Всю их деревню сожгли, а людей убили. Юношу схватили, привязали к дереву и подожгли, а его возлюбленная сама пошла за ним в костер. Они пели о силе любви, о смелости, о том, что все закончится, костер погаснет, а они всегда будут вместе, даже если обратятся в пепел.

Лиса и Итан потратили на песню двадцать предложений, но им не дали допеть. Я потратила еще три предложения, пытаясь доказать, что они еще дети, но их все равно схватили и повели прочь.

Осталось одно, последнее предложение.

–

Я люблю тебя и надеюсь, что тебе хватит силы до самого конца, сестренка.Люди вышли посмотреть, многие высунулись в окна. Ещё один тип Наблюдателей, существовавших всегда – любопытные, бездушные, молча

наблюдающие

за слезами и мольбами других, они лишь смотрят, никогда не пытаясь помочь.

Алису уводили прочь. Она протянула мне свою руку, я ей – свою. Хоть мы и молчали, все было понятно. Мы сказали друг другу все, что хотели. Сказали одним взглядом.

Потом Алису потащили куда-то, а ее рука выскользнула из моей.

Ради чего мне жить теперь?

Это я должна была сопротивляться, а не моя младшая сестра. Она усомнилась в моей силе и решила сопротивляться сама. Кто-то должен. Но не Алиса. Забрать должны были меня. Что теперь будет?

Дома на кровати сидели мама и папа.

–

Простите меня, мои малышки, – впервые за столько лет проговорил папа и заплакал, кинув на пол свой «калькулятор». Мама молчала, уткнувшись лицом в папину грудь.

У меня не осталось слёз, чтобы плакать.

АЛИСА

Все так сложно. Я, как всегда, не знаю с чего начать. Ухватить нить мысли – самое сложное, а дальше уже легко. Итак.

Я – Алиса. Есть еще несколько чисел после, но я не считаю их частью имени. Мы не в тюрьме или зоопарке, чтобы называться номерами. К сожалению, наш мир погряз в дерьме. Случилось это еще давно, судя по рассказам Агнес. Люди перестали ценить слова, перестали говорить правду в лицо и предпочитали общаться письменно.

А потом настала Эра Молчания, так ее назвали мы с Агнес. Нес – это моя старшая сестра, и она жутко бесится, когда я называю ее Нес.

Мир погрузился в молчание. Люди не замечали этого, а когда заметили, то было поздно сопротивляться – молчание заполнило улицы, города, планету и всех нас. Я не помню другого мира.

Везде Наблюдатели. Мы выучили тупые Правила, нарушение которых строгого наказывается, а писать в день можно только пять личных сообщений, каждая буква которых строго контролируется. Ну не варварство ли это?

Ночью, когда Наблюдатели-роботы вытряхивались из нашего дома, я всегда забиралась к Агнес в постель, и она рассказывала мне обо всем. Не думайте, что все так просто. Отнюдь. В домах, квартирах и на улицах стоят датчики звука, но и мы пока не совсем отупели.

Наше желание говорить было выше запретов. Мы с сестрой выучили язык жестов, но чаще просто пальцами рисовали буквы на ладонях друг друга. Агнес рассказывала мне про дальние страны, про сильных людей, про Бена. Кстати, о Сильных. Так мы называем тех, кто не смирился. Я росла на рассказах о них. Эти люди подвергают себя опасности, борясь за возвращение голоса всем людям и себе. Они – наши герои.

Я боялась их и за них, но одно обстоятельство заставило меня пылко желать лучшего мира и возможности говорить.

Это обстоятельство носит имя Итан. Мы познакомились в школе. Меня толкнули, завязалась драка (невысказанные слова терзают нас изнутри и делают злее, хитрее и жестче), а Итан заступился за меня, пока не подоспели Наблюдатели.

Мы гуляли, сидели рядом. Что еще мы могли делать?

Как тебя зовут?

Алиса. Итан.

Это уже так много предложений. У нас начался голод: по голосам друг друга, по тихим перешептываниям и смеху. Мне хотелось спросить у него кучу всего, но я не могла. Я видела, что делается с нарушителями правил. Мой папа нарушил их, и его забрали. Тот день до сих про снится мне в ужасных кошмарах. Папа сидит на кровати с больной мамой и держит ее за руку, а потом начинает читать ей придуманный ими стих. Мама плачет, а к папе подбегают Наблюдатели. Когда папа оборачивается к нам, я замечаю облегчение на его лице – он сделал все, что мог. Он попытался.

Я просыпаюсь в холодном поту и зажимаю рот рукой, чтобы не закричать. Когда папа вернулся (срок наказания две-три недели), то не был похож на самого себя. Папа сломался, постарел за эти недели на много лет, будто посерел. И тот прекрасный свет, что всегда горел в его глазах, погас. И с того момента я начала гореть изнутри. Гореть желанием тоже попытаться.

Мы виноваты в том, что происходит. Мы упустили самое важное – мы должны бороться за возвращение права голоса. Кто, если не мы? Не кошки же.

В один из дождливых ночей, когда шум грома и вспышки молний мешали нам спать, мы с сестрой встали и пошли к книжному шкафу. Совершенно случайно нам в руки попала книга о истории завоеваний какого-то короля. Он воевал с племенами, захватывал их в плен, навязывал свою веру. Но одно племя не пожелало покориться, и тогда воины короля убили всех. У автора книги очень больное воображение – он красочно описал горы трупов. Дети, женщины, мужчины, старики – убили всех. Остались только двое юных возлюбленных. Им удалось спрятаться, но собака короля учуяла их. Юноша сопротивлялся, но его скрутили, привязали к дереву и подожгли. Король был поражен красотой девушки, и предложил ей жизнь взамен на поцелуй. Но девушка сама пошла в костер. Языки пламени подбирались все выше, а они пели, и голоса их сливались в один.

Они пели о любви, о храбрости и о том, что нельзя опускать руки. Да, они умрут, обратятся в пепел, но иногда принять смерть – и есть сопротивление. Лучше бы нам в руки попались сказки, но я даже рада, что узнала о том событии. Кто знает, как сложилась бы наша история без этой песни, без этой кровавой битвы в далеком прошлом. Я верю в переселение душ, в карму и реинкарнацию. Эта вера дает мне надежду что, возможно, в ком-то из нас живет душа той сильной девушки, которая не побоится огня. И того сильно юноши, что будет бороться до конца, спасая свою любовь. Такая любовь не может раствориться во мраке времени, ведь так? Она обязательно вернется, зажжется вновь.

Это значит, что мы не одни. В истории были и другие случаи, похожие на наш. Поработить можно разными способами. Молчание – одно из них.

И все молчат.

Эту книгу, как и многие другие, забрали Наблюдатели – она противоречила законам. Голос – это вне Правил. Повезло, что мы успели выучить песню наизусть. Сильным надо было откуда-то черпать силу, поэтому я показала им слова песни.

И она стала нашим гимном.

Папа сломался, а я мысленно готовила себя к наказаниям или смерти, просто не хотела признаваться, как Нес не призналась никому, даже маме, что знает язык жестов.

Однажды, когда я и Помощник ехали в лифте полном народу, выключился свет. Всего на несколько секунд, но когда он включился, я обнаружила с кармане своих джинсов листок бумаги. Я почувствовала, как чья-то рука кладет его в мой карман.

"Алиса, мы – Сильные. Если хочешь, присоединяйся к нам" – это краткое содержание того, что было в записке.

И я согласилась. Я просто не могла иначе.

Я должна была попробовать. Попытка – вот наша надежда.

В назначенный час мы с Итаном вышли на улицу. Была ночь, шел дождь – самое время целоваться. И мы поцеловались. Кто знает, что будет с нами после осуществления плана?

Наблюдатель уже вызвал подмогу, когда мы начали петь нашу песню, я и

Итан. Мне не хватало голоса сестры, ее руки на моей руке, но делала то, что должна была. Мы положили начало всему тому, что произошло после. Я плакала и смеялась в душе, но мой голос не дрожал. Я была готова. Лишь когда выбежала Агнес в тапочках и пижаме, я заплакала.

Прости, родная, что нарушила клятву. Прости, что бросаю тебя. Я люблю тебя, Агнес, так и не успела сказать я.

ИТАН

Могу я начать с конца? Так легче всего.

Мы с Лисой сделали то, что должны были. Нарушили правила.

Ночь, улица, дождь. Это был наш первый поцелуй, и он был сладок. То, что под запретом, всегда сладко на вкус – так говорят.

Наблюдатели схватили нас и повели в Неизвестность (никто не знает, как наказывают за нарушение правил).

Отныне я и Алиса – Сильные. Мы все равно сделали бы это. Мы хотим поменять нашу жизнь.

Я родился уже в Молчании. Моим первым словом было "тихо" – мама постоянно повторяла, чтобы я не плакал и все себя "тихо-тихо", как хороший мальчик.

Каждый раз я смотрел на людей и думал: "Почему вы не сопротивляетесь, идиоты? Зачем терпите?". Мои мама и папа каждый день говорят друг другу слова любви. На это у них уходит по предложению. Они могли бы сказать еще больше, но Правила не позволяют. Только пять устных предожений в день. Мы все знаем правила наизусть.

Ради родителей, так сильно любящих друг друга, ради Алисы. Ради них я готов умереть. Я хочу вернуть им голос и свободу. Самое главное мое желание.

– Я умерла бы за Агнес. И за родителей, – тихо сказала Алиса как-то. – И за тебя тоже. А ты?

Я ответил, что тоже умер бы за нее. У нас еще будет возможность проверить наши чувства.

И будет не одна возможность умереть.

Мы встретились с Алисой в школе. С первого взгляда на нее было ясно, что она не такая, как все. Она не смирилась, не потеряла надежду. Алису выдали ее глаза – в них горело пламя. О, ее глаза! Они были голубыми, как безоблачное небо. Я влюбился в нее. В первый же день знакомства мы потратили все свои предложения за полчаса. В тот день я предложил Алисе встречаться. Она согласилась.

Мы гуляли и ощущали на себе взгляды Наблюдателей. Как хорошо, что мысли они читать не могут. Наверное. Нам не хватало слов, и это было ужасно. Зачем нужно так издеваться над нами?

Я уже тогда знал, что Алиса из Сильных. Она показала мне бумагу, которую они передали ей. Я и сам получил такую же. У Сильных, оказывается, хорошо развит маркетинг.

Хоть мы из поколения Молчания, мы хотим бороться с ним.

Это ради наших любимых и ради всех людей. Ради маленькой девочки, которая хотела спросить у мамы что-то, а когда мама сказала ей молчать, ее увели Наблюдатели. Разве так должно быть?

ТОНИ

Я увидел ее на мосту. Она с такой печалью и отчаяньем смотрела куда-то за горизонт, что я понял – она готова переплыть море, лишь бы изменить жизнь. Отчаянье питает силу. Я хорошо знаю это. И я знаю, что сразу влюбился в нее.

Я подошел к ней я не сразу, а только на третий день. Она поглядела на меня и улыбнулась, и я не мог больше ждать.

Наблюдатели не кристально чисты. Они творят ужасные вещи ради сохранения Молчания. В ночь с двадцать третьего сентября на двадцать четвертое Наблюдатели увели моего друга Люка. Он не вернулся домой. Нам было всего по пятнадцать лет. После этого родители Люка стали Сильными, и я присоединился к ним.

Люка убили за то, что он знал. Знал, с чего началось молчание. Вернее, с кого.

А началось оно с моего брата Макса.

Макса убили на оживленной улице, прямо на глазах у прохожих, но никто не пытался помочь ему. Тогда-то и началось молчание. Немногие знают об этом, а те, кто знают уже одной ногой в могиле. За такие сведения Наблюдатели убивают.

Агнес знает о Максе, а я знаю об ее сестре.

Агнес теперь Сильная. Горе сплачивает людей, не так ли?

МУЖЧИНА С БОЛЬШИМИ ЛАДОНЯМИ

Мир, в котором мы живем, – злой. Но я счастлив, чертовски счастлив. По той простой причине, что у меня есть для этого все. Дом, большой и красивый, семья, которую я люблю, мои Пираты – сын и дочка. Моя жена, моя любовь и жизнь.

Слышать, как поет Моя Любовь и смеются мои дети. Как можно не быть счастливым?

Люди говорят, что детей заводят только из страха смерти. Что ж, может, и так. Но когда я впервые увидел нашего мальчика, его крохотные ручки, я заплакал. Второй раз за всю мою жизнь.

Рождение Малышки я встретил смехом. Она смотрела на меня совершенно осмысленным взглядом, а на кончике ее носа темнела родинка, прямо как у моей жены.

Мир, в котором я живу, жесток. Не мир, а люди. Но не все. И пока улыбается моя жена и смеются мои дети, я счастлив.

АГНЕС

Я влюбилась в лидера сильных. Дело не только в этом, но, глядя на убитых горем маму и папу, потерявших свою маленькую Лисси, я хочу кричать.

Кричать, убивая Наблюдателей одного за другим.

Я знаю, с чего началось Молчание. Знаю людей, что поддались ему, и тех, кто готов отдать жизнь за обретение голоса. Теперь у меня нет иного пути. Ради Тони, Алисы, родителей. Ради всех младших сестер и братьев, что плачут из-за Молчания. Ради всех старших сестре и братьев, чьи сердца разрываются от плача малышей.

Я или найду сестру живой, или отомщу за ее смерть. В любом случае, я буду действовать.

Сила наполнила мои легкие, вены и сердце. Всю меня. Сколько можно молчать?

Песня Итана и Алисы все еще звенит у меня в ушах. Во всем виновата я. Если бы я могла изменить хоть что-то, но ход времени не изменить. Когда моя маленькая Алиса успела стать такой храброй? Я просто не замечала, как сила растет в ней.

Я легла на кровать, закрыла глаза и попыталась представить себе образ сестры. Светлые длинные волосы, голубые глаза – кусочки неба. Я представляла ее лицо и пыталась мысленно сказать ей, чтобы она держалась. Сегодня я впервые прогуляла школу – просто осталась дома и лежала на кровати. Из школы прислали Помощника.

–

У меня болит живот, может быть я отравилась? – написала я. Помощник кивнула и ушла. Они вообще мало разговаривают.

Пролежав часа два, я пошла на мост. Это единственное место, где забываешь, что мир так жесток. Огромный мост связывает две части города. Он тянется в даль, а под ним шумит река. Людей здесь мало, и Наблюдателей тоже. Осень. Холодный ветер касается кожи и вызывает приятные мурашки. Как тут спокойно! Значение этого слова постепенно теряется. Я стояла на мосту долго-долго.

Когда я вернулась домой, мама бросилась ко мне вся в слезах.

–

Алиса умерла!

Папа снова молчал и ослабел еще сильнее.

Два дня я провалялась дома, а на третий день Помощник и Наблюдатель силой заставили меня встать, привести себя в порядок и пойти в школу. Я действовала машинально только ради родителей. Что будет, если они потеряют и меня?

В школе мы читаем, решаем тесты и пишем сочинения. В начале года еще читаем учебники-справочники. Никаких разговоров.

Две недели я ходила и делала все, как робот. Я жила своим горем. Каждую ночь я мысленно умоляла Алису не бросать меня.

Алиса! Мы поклялись. Ты помнишь?

Мне было четырнадцать, Алисе – на три года меньше. Мы редко разговаривали и научились понимать друг друга без слов. Молчание предполагало разобщенность и простоту в контролировании людей, но мы только сблизились.

Это было ночью. На улице кого-то схватили, был шум и крики. Потом все затихло.

Когда мы выглянули в окно, то увидели, как на улице под дождем плакал мальчик, а другого тащили прочь Наблюдатели.

–

Агнес, поклянись, что не бросишь меня! – испуганно глядя в окно, сказала сестренка. Не совсем сказала, конечно. В этой темной ночи, под стук дождя и плач незнакомого мальчика на улице, мы поклялись всем сердцем и разумом не бросать друга.

Так почему же ты нарушила клятву?

МАРИОНИКА И КЛЕОСИД

–

Почувствуй силу внутри себя, Марионика, – учил папа. Он усадил меня на своего строптивого коня и хотел, чтобы я научилась управлять им. «Мне же всего двенадцать, пап!» – хотелось закричать мне. Конь не слушался, но я не отступала. В какой-то момент я ощутила покалывание в кончиках пальцев, а в груди – ураган. Я прикрикнула на коня, и голос мой был подобен грому. Конь послушался.

Дерись, ты, щенок! – кричали мне. Надо мной нависла голова Икмаина. Он рванул меня и поставил на ноги. Он привел в действие свой план – заставил меня драться с ним на глазах у всех.

–

Ты никогда не победишь меня! – орал Икмаин. Он ударил меня в живот, и в глазах потемнело.

"Ты сильный, Клеосид!" – прозвучал уверенный голос в моей голове. Голос любимой Марионики. Она не должна увидеть меня проигравшим. Я выиграю, чего бы мне это ни стоило.

–

Я видела, как ты дрался, – тихо произнесла Марионика. Мы сидели на берегу реки и слушали ее журчание.

–

А я видел тебя на Огненном Громе, – тихо ответил Клеосид.

–

Я люблю тебя, Марионика.

–

Я люблю тебя, Клеосид.

–

Только вместе, смерть и жизнь? – Только вместе, никак иначе.

Мы были в лесу, когда на наше поселение напали. Я видел, как безжалостно убивали детей. Сестренке Марионики было всего девять. Ее поставили на колени и проткнули грудь мечом. Это было ужасно. Когда Марионика закричала, я зажал ей рот, ведь иначе нас бы нашли. Мы стояли за деревьями и плакали. Наша жизнь погибала под тяжелыми мечами. Вера наша угасала, как замолкали крики наших родных и друзей.

Я стояла, прижавшись к Клеосиду, и смотрела, как умирает наша жизнь, наши близкие, родные люди. Я видела своими глазами, как безжалостно расправились с моей младшей сестрой – пятно крови медленно расплывалось по голубой ткани платья. Младенец, кинутый в пламя, кричал. Его мать кинулась за ним и сгорела на наших глазах, вторя крикам своего дитя. Убили всех. Остались только мы.

Мы думали, что все кончено, когда к нам подбежала собака. Собака короля, маленькая мерзкая шавка, вкусившая кровь человека. "Мы погибли", – пронеслось в моих мыслях.

Клеосида схватили и привязали к дереву. Огонь уже пылал у его ног.

– Ты красивая, – обратились ко мне, – пойдем с нами.

Король смотрел на меня сверху вниз, восседая на своем белоснежном коне, на чьей шкуре багрели капли крови. Крови тех, кого я знала.

Я никогда не брошу Клеосида. Его судьба – моя судьба. Я плюнула под ноги королю и вступила в пламя по своей воле. Папа всегда говорил моим братьям, что смерть – не всегда проигрыш. Иногда смерть означает победу.

Мы с Клеосидом взялись за руки и запели, не чувствуя огня, пожирающего нас. Слова песни лились прямо с неба к нам в головы.

Мы думали, это – смерть, но перед глазами возникло видение: юноша и девушка, одетые не так, как мы, тоже пели и держались за руки. Они пели нашу песню.

Мы умрем, но нас не забудут. Наша песня будет жить и давать силу другим людям.

Это была не смерть – жизнь.

МАКС КОЛХЕЙТ

Мои родители были в числе первых, кто узнал о планах по созданию Молчания. В один из светлых вечеров папа принес домой толстую папку.

"Молчание: проект по контролю власти". В этой папке было все: приказ об уничтожении телевизоров, плееров, диктофонов, дисков с музыкой и фильмами – всего, что противоречит молчанию; план установки в домах датчиков звука и проекты самих этих датчиков; чертежи "часов", устройств для контроля сказанных человеком предложений

(датчик звука и распознавание речи);

Правила на все случаи жизни;

Инструкции для Наблюдателей и Помощников; дизайн формы для Помощников (черная одежда и белый рукав) и татуировок-знаков для Наблюдателей (рука и ухо на ладонях).

Мы читали все это целую ночь и к утру волосы на моей голове научились танцевать фламенко. Скоро весь ужас из папки станет нашей реальностью, подумал я.

После прочтения мы не проживем долго. Мы поняли это сразу, но все равно прочитали. Нам нужно знать, к чему готовиться.

Нас хотят лишить голоса и права свободного общения. Запретить интернет, фильмы, музыку. Забрать наши голоса.

Когда допроектное поколение умрет, остальные не будут знать, как было раньше и не будут понимать, что может все может быть по-другому. Они будут думать и жить по законам Молчания.

Этого допустить нельзя.

Мои родители, я, многие мои друзья и друзья родителей создали группу СОН – сила объединяет нас. Это дурацкое название придумал Люк – друг моего младшего брата Тони.

Тони мы ничего не сказали. Пусть он думает, что это гадко, но мы хотели защитить его. Этого хотят все старшие братья и родители. (Прости, Тони).

Мы успели многое.

Борьба началась раньше, чем само Молчание.

Я знал, что меня не оставят в покое. И когда я заметил за собой слежку, то понял – это начало конца и конец начала. Меня убьют.

Я лишь надеюсь, что другие подхватят нашу идею. Никому не хочется умирать зря.

АЛИСА

Нас посадили в машину и повезли. Я не знала, кто будет помогать нам, но в воздухе пахло надеждой. Мы тряслись от восторга и страха в окружавшей нас ночной мгле. Но мы с Итаном были вместе. Его судьба – моя судьба. Молчание научило нас не говорить лишнего, научило ценить момент. Я знаю, что люблю Итана, а он любит меня. Это помогает мне бороться.