Текст книги "Человек огня"

Автор книги: Амели Нотомб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Лицо и голос выдавали в Кристине истинную леди: любому, кто смотрел на нее или ее слушал, очень трудно было вообразить, что у такой изысканной, такой степенной особы может быть столь бурное прошлое. Еще и по этой причине она так быстро составила пару с мужчиной, который уже нашел свой путь: она нуждалась в стабильности.

Каждого, кто видел Нормана и Кристину вместе, поражала их общая черта: они одинаково молчали. Невозможно было отвести от них глаз, когда они сидели, безмолвно и чинно, бок о бок, точно царь и царица микенской эпохи, не обмениваясь ничем, кроме своей красоты и величия. Соседство этих двух восхитительных созданий поистине завораживало, приравнивая их к тотемам.

Джо оказался пугающе способным к шулерским приемам. Нормана это не смутило:

– Это просто упражнения, и надо признать, лучших еще не придумали.

– Как бы то ни было, – сказал Джо, – магия – это и есть шулерство.

– Я не согласен. Тут принципиальная разница: магия искажает реальность в интересах ближнего, чтобы вызвать в нем освободительное сомнение; шулерство же искажает реальность в ущерб ближнему, с целью наказать его на деньги.

– Ну, если это только шкурный вопрос!..

– Это куда серьезнее. Маг любит и уважает своего зрителя; шулер презирает того, кого обкрадывает.

– Когда ты играешь в покер, есть у тебя искушение смухлевать?

– Руки и хотели бы, но голова категорически против. Поэтому я и играю редко: чувствую, что раздваиваюсь.

– Достала уже твоя честность, – буркнул парень.

– При случае она поможет избежать тюрьмы, – улыбнулся Норман.

– Если ты действительно хороший шулер, в тюрьму не попадешь.

– Ты прав: если ты действительно хороший шулер, тебя ликвидирует мафия.

– Ты говоришь, что маг уважает своего зрителя – а не испытывает ли он по отношению к нему скорее чувство превосходства? Или снисходительности?

– Это невозможно. Тебе ли не знать: твой первый зритель – ты сам, ведь ты упражняешься перед зеркалом. А часы, проведенные один на один со своим отражением, способствуют скромности.

– Не уверен, что я такой уж скромный.

– Скромнее, чем сам думаешь. Иначе ты не был бы таким способным.

Норман терпимо относился к их почти систематическим стычкам. Это было просто поведение пятнадцатилетнего сына.

Сам он очень привязался к Джо. Любил ли он его как отец? Он не знал, потому что не с чем было сравнивать. Находясь в отъезде, он убеждался, что скучает по парню, а при каждой встрече после разлуки его переполняли чувства. Когда же «сынок» выходил за рамки, Норман скорее умилялся, чем злился.

Впрочем, однажды настала ночь, когда ему пришлось разгневаться не на шутку. Джо иногда выходил в город, чтобы, как он говорил, социализироваться. Норман и Кристина не возражали. Им нравилось, что у мальчика есть друзья и обычные для его возраста желания.

В час ночи Норману позвонили из полиции: некий Джо Теренс, уверявший, что ему восемнадцать лет, смошенничал в покер в казино «Хамерсбаунд» на сумму ни много ни мало восемь тысяч долларов.

Норман прыгнул в машину. По дороге в участок он ругал себя на чем свет стоит: зачем только понадобилось учить шулерским приемам этого безбашенного и безответственного мальчишку?

В конторе шерифа, когда он увидел понурого Джо, ему захотелось потрясти его как грушу.

– Это ваш сын?

– Да. И ему не восемнадцать лет, а пятнадцать.

– Мы так и думали. Чтоб он носа больше не совал в казино, вам ясно? В следующий раз так легко его назад вы не получите.

– Вот, значит, как ты социализируешься, – сказал Норман в машине.

– Я дерьмо, сам знаю.

– Слишком легкий способ защиты. Ты хочешь, чтобы я возразил. Объясни лучше, зачем ты это сделал.

– Так, посмотреть.

– Посмотрел? На какие деньги ты играл? В казино не ходят с пустыми карманами.

– Каждый месяц я получаю чек на тысячу долларов от матери.

– И каждый месяц ты играл на эту сумму?

– Да.

– Если я правильно понимаю, мухлевал ты далеко не в первый раз – тебя в первый раз засекли.

– Это правда.

– Поехали домой, соберешь вещи и выметайся.

– Нет!

– Предпочитаешь, чтобы я тебя вздул?

– Да.

– Не по мне это, уж извини.

– Я твой сын. Я им так и сказал.

Джо, видно, чувствовал, что это его единственный козырь.

– Мне не нужен сын-шулер.

– Я больше не буду, клянусь тебе.

– Ты врешь. Я тебе не верю.

– Клянусь всем, что для меня свято.

– А что для тебя свято?

– Ты!

В эту минуту Джо и вправду думал то, что говорил. Это чувствовалось. Норман, взволнованный, промолчал. Он включил наконец зажигание и поехал домой.

– Я остаюсь? – спросил Джо.

– Пока остаешься. Но если я узнаю, что это повторилось, – больше не желаю иметь с тобой дела никогда.

На следующий день после обеда разговор продолжился в более спокойных тонах:

– Так у тебя нет друзей твоего возраста?

– Нет. В школу я давно не хожу. Да и в школе мне не хотелось ни с кем дружить.

– Почему же?

– Я чувствую себя таким чужим моим ровесникам. О чем мне с ними разговаривать?

– Ты демонстрировал им свои таланты мага?

– Да. Это было хуже всего. Если им показать фокус, у них только одна реакция: «Ну и в чем прикол?» А начинаешь им объяснять, что это долгий путь, труд, годы усилий, результат умственной работы и размышлений, – они тут же теряют всякий интерес.

– Да, молодым интересно только здесь и сейчас.

– Я тоже молодой.

– Ты особенный, ты призван. Это привилегия, и за нее надо платить.

– Платить – это видеть, что все остальные – кретины?

– Это видеть только их глупые стороны.

– А есть что еще видеть?

– Есть. Не сердись, я тебе вот что скажу. Молодые обладают качеством, которого нет у тебя, и у меня в твоем возрасте тоже не было: они симпатичны.

Джо и бровью не повел.

– А сейчас ты симпатичный, Норман? – спросил он, помолчав.

– Не очень. Но все же больше, чем прежде.

– А что это значит – быть симпатичным?

– Это открытость людям, что-то вроде тока, включающего приязнь.

– Не обладать этим качеством плохо?

– Можно в совершенстве чувствовать сцену и быть превосходным магом, не будучи симпатичным.

– Значит, быть симпатичным ни к чему.

– Не скажи, это ценное качество. Ты хочешь стать приличным человеком? Да или нет?

– Вот ты же приличный человек – и не очень-то симпатичен.

– Можно быть лучше меня. Посмотри на Кристину – она симпатична.

Джо задумался, глядя в пол.

– Еще одно, – сменил тему Норман. – Надо решить проблему денег.

– Ты хочешь, чтобы я отдавал мою тысячу в месяц тебе?

– Нет. Они твои. Но знай: эти деньги ты либо откладываешь на будущее, либо тратишь. Одно из двух.

– Что мне покупать? Мне ничего не хочется.

– Тогда копи их, когда-нибудь пригодятся.

– Вот скука-то.

– Ну, не знаю. Покупай подарки тем, кого ты любишь.

– Чего бы тебе хотелось?

– Мне – ничего. Подумай о Кристине. Ее легко порадовать.

Джо озадаченно посмотрел на Нормана. «Ну, раз сам предлагает», – подумал он.

Всемирно известная особенность Рино – разводы, поэтому флористов в нем не так уж много: люди редко бывают настолько воспитанны, чтобы дарить цветы той, с кем расстаются.

Было, однако, несколько магазинов, продававших в основном венки для похорон. Служащие изрядно удивились, когда пришел пятнадцатилетний парень и спросил, что может понравиться очень красивой молодой женщине на десять лет его старше.

– Ваша старшая сестра выходит замуж?

– Нет. Просто я хочу эту женщину осчастливить.

Этот восхитительный ответ привел продавцов в замешательство. Джо решил, что не нуждается в советах торгашей. Рассматривая цветы, он принялся с удовольствием выбирать, какие придутся по душе Кристине.

Он остановил свой выбор на розово-красных китайских пионах, которые показались ему из всех цветов самыми живыми; подумав, добавил к ним астры, гладиолусы и аронник, но, посмотрев на букет, остался недоволен. Другие цветы только подчеркивали великолепие пионов, которые ничуть не нуждались в сравнении, – и он их убрал.

– Хотите, чтобы букет доставили? – предложила кассирша.

Джо отказался, удивляясь, что есть люди, которые готовы передать кому-то самое лучшее – момент дарения.

По улицам Рино шел на своих ногах огромный сноп пионов. Кристина открыла дверь; на пороге стоял букет, который сказал:

– Ты любишь пионы?

– Обожаю. Это такой оригинальный выбор.

– Мне кажется, они похожи на тебя.

– Ты видишь меня такой? – спросила Кристина, которую позабавило сравнение с такими огромными шарами.

– От них исходит сияние. От тебя тоже.

Молодая женщина улыбнулась.

– Какой твой любимый цветок?

– Не знаю. Я плохо разбираюсь в цветах.

– А ведь хиппи их любят.

– Да, но не различают. Берут, какие попадутся, все едино. Ты никогда не встретишь хиппи у флориста.

– А Норман тебе никогда не дарил цветов?

– Кажется, нет.

Джо возликовал: Кристина сохранила для него цветочную девственность.

С тех пор Джо часто покупал ей цветы. Как только букет начинал чуть-чуть увядать, он бежал к одному из трех флористов Рино и выбирал новый. Его снопы всегда были из цветов одного вида, чтобы Кристина могла освоиться с каждым в отдельности. Он разбирался в них так же мало, как она, и ему нравилось просвещаться вместе с ней. Это была инициация, которую они переживали вместе, притом что он сохранял за собой мужскую инициативу.

– Это опять для той женщины? – иронизировали продавцы.

Он кивал надменно, сознавая, что они снисходительно посмеиваются над ним: «Вы видите во мне только мальчишку, который увивается за взрослой женщиной? А я переживаю с этой женщиной упоение, неведомое вам, предвещающее в будущем вершины экстаза. В том возрасте, когда парни наспех перепихиваются с первой встречной соплячкой, я готовлюсь к великим свершениям. Хорошо смеется тот, кто смеется последним».

Кристина поделилась с Норманом своей тревогой:

– Эти цветы, наверно, дорого ему обходятся. Я боюсь, как бы он не разорился. Откуда у него деньги?

– Это чаевые, которые дают ему зрители за фокусы, – ответил Норман: щадя Джо, он не рассказал ей историю о шулерстве в казино.

– Не лучше ли ему приберечь их для себя?

– Послушай, он тратит свои деньги как хочет, и я нахожу его поведение весьма романтичным.

Втайне от нее Норман похвалил мальчишку:

– Отличная идея – цветы. Кристина в восторге.

Джо не мог понять, то ли его старший друг слеп, то ли слишком самодоволен. Он только порадовался, что тот не последовал его примеру и не принялся осыпать свою женщину цветами. И в то же время Джо презирал Нормана за это. «Ты ее не заслуживаешь», – думал он.

Хотя сам знал, что это неправда. В глубине души он был убежден, что из всех мужчин Норман единственный имеет право прикасаться к Кристине. Она была прекраснейшей, он – величайшим, великолепнейшим, мудрейшим. Как смел он, Джо, тягаться с этим человеком? И главное, как мог он воображать, что Кристина, привыкшая к этому человеку, захочет его, Джо?

Парень наблюдал за нравами четы: похоже, они были друг другу верны. Однажды он отважился спросить Нормана:

– Когда ты гастролируешь, женщины, наверно, бегают за тобой табунами?

– Да. Те, что приходят на представления, поджидают меня потом у двери гримерки. От них трудно отделаться: магия сводит их с ума.

– А бывает иногда искушение?

– Нет. Я люблю Кристину, а до нее им всем далеко. Да и до Кристины я многое прожил, если ты понимаешь, что я хочу сказать.

Джо понимал. Этот ответ возмутил его. «Значит, если бы ты не „прожил многое“ до нее… – сделал он вывод. – Но я-то ничего не прожил и не хочу проживать ни с кем, только с ней одной».

Норман, не понявший истинной подоплеки вопроса, закончил классическим наставлением:

– Наслаждайся жизнью, пока ты молод. Развлекайся со всеми девушками, с какими захочешь. Живи напропалую. Будет что вспомнить в зрелые годы.

Джо сразу после этого разговора покинул дом и пошел пройтись по улице. Норман, удивившись, подумал, не собрался ли мальчишка последовать его совету немедленно.

На самом же деле парень убежал, чтобы не придушить Нормана. Совет привел его в ярость. Он метался по городу, выкрикивая про себя: «Не все молодые ведут себя как свиньи! Если ты такой, я не обязан тебе подражать! Ты мне до того противен, что я отниму у тебя твою женщину – вот как я тебя накажу!» И в то же время он страдал от верности Нормана: его бы возмутило, измени тот Кристине, но это было бы лучшим поводом выступить в роли судьи.

Как обстояло дело в Кристиной, Джо вскоре выяснил. Однажды в отсутствие Нормана в дом зашел красивый парень, тоже жонглировавший огнем. Из своей комнаты Джо слышал голоса, потом звук пощечины и хлопок двери. Он бегом спустился вниз – Кристина вся дрожала.

– И этот мерзавец считает себя другом Нормана! – только и сказала она.

Ее поведение его восхитило, но и глубоко опечалило. «Она выставила вон этого парня, писаного красавца. А я-то вдобавок лицом не вышел». Да, в свои почти шестнадцать Джо не был избалован природой: в зеркале он видел тщедушного мальчишку, не выглядевшего ни на день старше своих лет, к тому же по-юношески неуклюжего. «Кому я такой нужен?»

Однако, несмотря на недостаток общения, случалось, что девушки заигрывали с ним, измышляя для этого нелепые предлоги: «Ты не поможешь мне донести пакеты до машины?» (какая, спрашивается, может быть помощь в таком глупом деле?), или: «Ты не хочешь пойти со мной в бассейн?», или: «Ты не объяснишь мне, как работает этот компас?» Джо и не думал пользоваться случаем и даже не гордился: их авансы вызывали в нем только презрение. Его раздражали все эти, как он их называл, «сучки» или «курицы».

Хуже всего было, когда Норман возвращался из поездок. Джо следил исподтишка за их с Кристиной встречами после разлук, которые всегда были грандиозны. Кристина бросалась на шею своему мужчине, а тот, крепко стиснув ее в объятиях, брал ее лицо в ладони, заглядывал в глаза и приникал к губам долгим поцелуем. Иной раз даже, когда мальчишка делал вид, будто их не замечает, Норман отрывал любимую от пола и бегом уносил на руках в спальню. То, что испытывал тогда Джо, было хуже ревности: ему казалось, будто его просто нет – нет и никогда не будет.

Однажды летним днем, за завтраком, Джо сообщил:

– Мне сегодня исполнилось шестнадцать лет.

– С днем рождения! – поздравили его Норман и Кристина.

– Хочешь, отпразднуем? – спросила Кристина позже.

– Нет. Я обычно такие вещи не праздную.

– Чего бы тебе хотелось? – поинтересовался Норман.

Видимо, ответ на этот вопрос у Джо был давно готов, и он выпалил его тотчас:

– Поехать с вами в конце этого месяца на «Человека огня».

– Нет, – ответила Кристина.

Джо даже поперхнулся, настолько он не ожидал отказа.

– Нет, – твердо повторила Кристина, – ты еще слишком молод.

– Каждый год туда ездят даже малые дети! – запротестовал Джо.

– Со своими детьми каждый делает что хочет, – сказал Норман.

– А почему мне нельзя поехать?

– На «Человеке огня», – объяснил маг, – мы принимаем галлюциногены. В твоем возрасте это запрещено.

– В вашем тоже! – выкрикнул Джо.

– Мы знаем, что это незаконно. Только нам это на благо, – сказала Кристина. – Но поверь моему опыту: если употреблять их в твоем возрасте – ад тебе обеспечен.

– Я воздержусь.

– Ты не сможешь устоять перед искушением, – покачала головой Кристина. – И это тебя погубит.

– Ты-то ведь выжила!

– С большим трудом. И чудом.

– Что мне мешает принимать их здесь?

– Здесь их трудно достать. А на «Человеке огня» стоит только протянуть руку.

– Скажите честно, вы когда-нибудь замечали за мной склонность к этой гадости? У меня другие интересы.

– Все так говорят, а потом становятся наркоманами.

Джо понял, что спорить бесполезно. Ошеломленный, он подумал, что целый год живет с законченными психами. Он чувствовал себя рыцарем Господним, которому запретили отправиться в Крестовый поход под тем предлогом, что в Святой земле ему грозит нешуточная опасность отведать нюхательного табака. Непоследовательность взрослых возмутила его до глубины души.

В конце августа Норман и Кристина уехали на фестиваль, оставив дом на Джо.

– Можешь пригласить друзей, если захочешь, – сказала ему Кристина.

– Или подружек, – добавил, подмигнув, Норман.

«Вот медведь», – подумал парень, глядя вслед удаляющейся машине.

В этот месяц все деньги, которые он тратил на цветы, Джо употребил на покупку книг, в которых шла речь о галлюциногенах.

«Норман и Кристина добились обратного результата, – ликовал он. – Я совершенно не интересовался наркотиками, и вот пожалуйста – с увлечением о них читаю».

«Человек огня» продолжается семь дней. Всю эту неделю Джо провел за книгами. Он узнал много нового, что могло ему пригодиться в дальнейшем.

Чета вернулась с таким сияющим видом, что это было просто невыносимо.

– Хорошо прошло? – саркастически поинтересовался Джо.

Ответом ему были невразумительные междометия.

– Понятно. Вы оторвались, – заключил он, чувствуя себя единственным взрослым.

Норман захихикал и ничего не ответил.

– Когда я смогу поехать с вами?

– До восемнадцати лет и не думай, – сказала Кристина, обретя наконец дар речи. – В идеале лучше бы подождать до двадцати.

– Восемнадцать лет, – отрезал Джо с такой твердостью, словно торговался за свою жизнь.

– Ладно, восемнадцать, – согласился Норман.

Еще два года ждать. Для кого угодно это было бы долго. Для Джо – нестерпимо. В шестнадцать лет два года – это целая вечность. Чего он ждал, чего хотел так отчаянно, так неотвязно? Обладать Кристиной. Он был уверен, что добьется своего: просто не мог позволить себе сомнение.

Будь Джо разумнее, он не погряз бы в яростном разочаровании на все эти два года. Он бы поступил, как любой другой в таком положении: за время ожидания набил бы руку. Он познал бы бурные времена ранней юности с ее шалостями, встречами без завтрашнего дня и сладостными утрами после ночных удач.

Джо был без памяти влюблен в Кристину, и это стало для него высоким мотивом, чтобы выхолостить самые сексуальные годы человеческой жизни. Однако тот же довод мог послужить в защиту прямо противоположной гигиены: не лучшее ли доказательство любви – выучиться всему и стать отменным любовником? Велика ли заслуга – подарить избраннице лишь неуклюжий пыл девственника?

Но Джо с шестнадцати до восемнадцати лет отрабатывал гаммы мага так усердно, что впечатал их в свои нервы, освоил изрядное количество новых фокусов, изучил с Норманом сценическую практику, сдал экзамен на водительские права, прочел много книг, трогал себя редко и неумело – короче говоря, жертвовал собой во имя любви, которая ничего от него не требовала.

Август 1998-го. Джо встретил свое восемнадцатилетие как конец тюремного срока.

В день рождения он посмотрелся в зеркало. «Желанен ли я?» – билось у него в голове. Трудно сказать. Он показался себе не таким безобразным, как прежде. Исчезли прыщи, уступив место щетине, уже заслуживавшей бритвы.

– Вот твой подарок, – сказал Норман и протянул ему конверт.

Внутри Джо нашел билет на «Человека огня». «И это он мне его дарит», – подумалось ему.

28 августа они втроем проехали сто семьдесят семь километров, отделяющих Рино от Блэк-Рок-Сити. Сама дорога заняла два часа; чтобы попасть на фестиваль, потребовалось целых четыре – из-за нескончаемой вереницы машин.

Приехав на место глубокой ночью, они наспех поставили палатку, легли и тотчас уснули. Около одиннадцати утра Джо вышел наружу и наконец увидел место проведения самого радикального фестиваля эпохи: пустыню Блэк-Рок, гигантский кратер белой пыли в окружении иссохших гор.

Ни тени жизни, ни единой постройки, ничего, кроме огромного палаточного лагеря: тщетно вы стали бы искать здесь хоть кактус, хоть змею, хоть грифа, хоть муху; ни дорог, ни троп – один сплошной песок.

«Вот, значит, где я переживу мой первый сексуальный опыт», – сказал себе Джо с уверенностью двухлетней выдержки. Это место, столь мало похожее на земное, казалось ему идеальным: ведь секс – это тоже, наверно, другая планета.

Высокие децибелы непрерывно обеспечивались половиной населения Блэк-Рок-Сити, что составляло чуть больше десяти тысяч музыкантов и примкнувших к ним любителей. Не стоило рассчитывать ни на секунду тишины за неделю. День и ночь гении и посредственности, но чаще все же гении, показывали лучшее, на что способны, – на скрипке, гавайской гитаре, контрабасе, синтезаторах, ударниках и при помощи голоса. Музыку усиливали гигантские колонки, и надо было привыкнуть к этой постоянной полифонии. Свежий слух, как у Джо, звуков не различал, и все эти мелодии сливались в его ушах в один гигантский звук, который стал для него шумовым фоном «Человека огня».

Он нагнулся, зачерпнул пригоршню песка и понял, что это вовсе не песок.

Песок не столь тонок и шлифует кожу, а это была пыль тонкости и мягкости почти невыносимой. Этот белый порошок оставлял ощущение мыла. Водой он не смывался: кое-как его брал только уксус.

В одиннадцать часов утра солнце палило, но жара была приятна. Временами налетал сухой ветер, гоняя клубы пыли; Джо надел лыжные очки.

Из палатки вышла Кристина и поцеловала его.

– Первое утро на «Человеке огня» – лучшее. Поможешь мне приготовить завтрак?

Они привезли с собой воды и еды на семь дней. На спиртовках Джо и Кристина поджарили яичницу с беконом и сварили кофе. К ним присоединился Норман, и они поели на солнышке.

– А теперь, – сказала Кристина, – я вручу тебе с опозданием на три недели мой подарок на день рождения.

И она достала из машины велосипед, яблочно-зеленый, украшенный искусственным мехом и пластмассовыми ромашками.

– На нем ты можешь ехать, куда захочешь.

Джо поблагодарил, не решившись спросить, не у его ли матери она купила велосипед. Он тут же отправился опробовать подарок. Велосипеды – основное средство передвижения в Блэк-Рок-Сити. Упоительно было прокатиться по этому недолговечному городу, покинуть его пределы и уехать вдаль: Джо хотел добраться до крутых гор и обнаружил, что они очень далеко. Он слез с велосипеда и, взобравшись на первые откосы, увидел город: две трети круга, расположенные амфитеатром вокруг огромной статуи Человека Огня.

За Человеком Огня возвышался Храм, самая красивая постройка, которую традиционно сжигали в последний день. Джо сел на велосипед и покатил обратно в Блэк-Рок-Сити. Чем ближе он подъезжал, тем больше все это казалось ему миражом.

На одной из улиц, которыми был расчерчен огромный город, к нему бросился какой-то незнакомец.

– Друг мой, ты не можешь оставаться в таком виде! Посмотри на себя: как ты скверно одет! Дай-ка я тобой займусь.

– У меня нет денег, – промямлил Джо.

– Деньги? Никогда не произноси этого слова! Денег здесь не существует. Я хочу подарить тебе кое-какую одежку.

Джо последовал за незнакомцем в его палатку. Тот порылся в чемодане и достал юбку в горошек и золотую кофточку.

– Надень-ка это поверх джинсов и футболки.

Джо повиновался.

– Вот так. Теперь ты великолепен. Хочешь со мной переспать?

– Нет.

– На нет и суда нет. Теперь ты красавец, давай оттягивайся.

Джо продолжил прогулку, очарованный простотой здешних нравов. Некоторые разгуливали голышом, в том числе и девушки с фигурами моделей, на которых он смотрел, разинув рот от изумления. Но большинство были одеты по местной моде: розовые пачки, желтые в лиловую полоску фраки, сапожки из искусственного меха ярко-оранжевого цвета.

Афиши перед многочисленными палатками-студиями наводили на размышления: «Студия диспута о природе вещей», «Студия нательной живописи», «Студия тантрического секса». Та, перед которой Джо задержался дольше всего, гласила: «Здесь заплетают лобковые волосы в косички». Он долго стоял у палатки, спрашивая себя, каково это будет и что мешает ему войти, но так и не решился: он никогда никому не показывал свой половой орган и чувствовал, что не сможет этого сделать.

В городе на двадцать с лишним тысяч жителей найти свою палатку непросто.

Поэтому каждый получал адрес, достойный игры в морской бой: А5, 112… Две трети круга были испещрены «по вертикали» и «по горизонтали» буквами и цифрами. Джо вернулся в F5 без проблем. Норман заставил его выпить воды:

– Ты, может быть, и не чувствуешь жажды, но твое тело хочет пить.

– Где Кристина?

– Репетирует вечернее представление с fire dancers.Для них это главное выступление года.

– Ей хорошо платят?

– Никому вообще не платят. Но здесь она жонглирует перед искушенной публикой, питающей к огню подлинную страсть. Это все равно что петь Вагнера в Байройте: так упоительно выступать перед истинными знатоками, что другого вознаграждения и не нужно.

Джо предстояло наконец увидеть, как Кристина покажет свое искусство: прежде он упорно не желал приходить на ее выступления в Рино. Он сохранил для «Человека огня» девственность во всех смыслах.

Праздник не прекращался ни на минуту, но апогея он достигал ночью. Люди ждали захода солнца, чтобы зажечь огонь, священный символ фестиваля. Он был здесь в самых разных видах – жаровни, факелы, костры, огнеметы – и поглощал самое разное топливо: уголь, смолу, дерево, пропан. К ночи все начинали в нем особенно нуждаться: температура стремительно падала.

Огнем размахивали, его приручали, ему придавали форму, им плевались и жонглировали. Искусники со всего мира приезжали в Блэк-Рок-Сити показать свои новые творения: один индиец, например, установил гигантское барбекю и раздавал железные пики, которыми люди могли писать огненные слова: они алели на углях несколько секунд, казавшихся вечностью. Один итальянец выстроил фонтан из греческого огня.

Некий артист из Лапландии выставил фигуры животных, очерченные горящим пропаном, – целый огненный бестиарий.

С одной стороны большой площади установили сцену для самого долгожданного зрелища. Джо и Норман ежились от холода в теплых парках, стоя у подмостков: обеспечить себе место можно было, только придя первым.

Около полуночи вышли первые жонглеры. Мужчины цвета пыли стали показывать одну за другой, словно по каталогу, различные игры с огнем: факелы, пропановые пистолеты, колья с горящими концами, болас.Первые четверть часа их талантам мешал раскрыться испуг зрителей; нормальный человек при виде всего этого мог думать только одно: «Как только люди отваживаются на столь колоссальный риск?» Жонглеры все прекрасно понимали и не показывали сразу, что цель их – красота.

Джо задался неизбежным вопросом: «Что творится в голове человека, когда он решает посвятить свою жизнь столь опасному искусству?» Он и сам выбрал непростой путь, но трудные манипуляции, по крайней мере, не вредили его здоровью. Риск был отнюдь не иллюзорный: каждый год как минимум один fire dancerоказывался в ожоговом центре. Это, конечно, отвечало древнейшей тяге к запретному плоду: всем детям на земле не велят играть со спичками. Пиромания – один из глубинных инстинктов рода человеческого: ничто так не завораживает, как огонь.

Жонглирование отрицает одновременно закон всемирного тяготения и множественность вещей. Жонглер бросает ей вызов, заставляя непрерывно двигаться в воздухе многочисленные, имеющие значительный вес материальные предметы. Дух не измеряется ни в граммах, ни в цифрах, он неисчислим. Жонглирование как бы превращает материю в дух, сообщая ей его свойства. Жонглер должен иметь голову столь же быструю, сколь и руки, ему нужно высчитывать время падения каждого предмета и подстраивать движения под этот расчет.

Жонглер огнем, также бросающий вызов материи, вынужден решать совсем уж безумную проблему: помимо веса и количества, он сталкивается с опасностью. Если огонь соприкоснется с телом больше чем на долю секунды, оно загорится.

Что же до огненного танцора, то он – абсолютный безумец: это жонглер огнем, превращающий свою технику во всеобъемлющее действо, он не только творит чудеса руками, он сам, с головы до ног, – воплощение чуда.

От Ницше мы знаем, что Бог танцует. Доведись философу попасть на «Человека огня», он открыл бы существование породы, превосходящей богов: тех, кто танцует, имея в партнерах лучшего танцора на свете – огонь.

Fire dancersсоздали свое искусство не ради вульгарного удовольствия преодолевать непреодолимые трудности. Есть глубинная логика в объединении этих двух божеств – танца и огня. На искусных танцоров смотришь с тем же чувством, что и на горящее полено: огонь танцует, танцор пылает. Движение их схожи: они стихийны, но гармоничны. Это битва без победителя между Дионисом и Аполлоном, в которой непрерывно сменяют друг друга опасность и мастерство, безумие и разум, желание и насыщение.

Каждый язык в чем-то превосходит другие. В данном случае английский явно выигрывает: fire dancerзвучит куда лучше, чем огненный танцор. Как можно подчинять стихию предмету, огонь – танцору? Разве грамматика способна определить, какое из двух божеств могущественнее? Нет, прав английский, два слова надо бросить друг на друга – и пусть разбираются сами, – и тотчас оба вместе запылают. Когда волнение зрителей немного улеглось, на сцену вышли настоящие артисты. Несколько танцоров показали, на что способны. Все, однако, с нетерпением ожидали выхода танцовщиц.

Это общеизвестно: при равном таланте артистка бесспорно производит более яркое впечатление, нежели ее мужской аналог. Этот закон не помешал возникновению множества умственных деформаций, к которым за тысячи лет женоненавистничества мы давно уже привыкли. Но это правило – первичная данность, и ничего тут не попишешь.

Несколько танцовщиц «на закуску», для разогрева публики, жонглировали втроем двумя десятками факелов, одновременно исполняя опасные прыжки, в то время как четвертая «пасла стадо», окружая их залпами из пропанового пистолета. Это было прелестно. В публике раздались восторженные крики.

Вышла первая солистка, гибкая, как кошка, азиатка, и под протяжные звуки китайского песнопения исполнила танец сложности тем более устрашающей, что жонглировала она горящими обручами: они то и дело пролетали прямо через ее рот (она то и дело стремительно перехватывала их зубами), к вящему ужасу зрителей, которые каждый раз прижимали руки к губам. Опасались худшего, и ужас достиг предела, когда она сложила вместе семь обручей, довольно узких, и нырнула в них. Грянули аплодисменты, а Джо опечалился: Кристина не могла превзойти эту женщину.

Но тут появилась она, и он понял свою ошибку. Джо сразу стало ясно, что та была акробаткой, а эта – танцовщицей.

Одетая в простой белый купальник с длинными рукавами, Кристина вышла на сцену в окружении вихря пылающих болас.На всю пустыню грянул дабстеп, усиленный мощными колонками: никакая другая музыка не способна так всколыхнуть нутро, и к нутру же обращался танец Кристины. Ее гибкое тело начало извиваться, и она вся отдалась этому движению.

Высшая цель танца – показать тело. По какому-то недоразумению мы убеждены, что тело есть у каждого. Но в подавляющем большинстве случаев мы в этом теле не живем или живем так скверно, что его просто жаль, как жаль великолепные римские palazzi, ставшие резиденциями транснациональных компаний, тогда как предназначены они были для радостей и удовольствий. Никто не живет в своем теле так полно, как выдающиеся танцоры.