Текст книги "Человек огня"

Автор книги: Амели Нотомб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Амели Нотомб
Человек огня

Упрямство противно природе, противно жизни.

Единственные неисправимые упрямцы – это мертвецы.

Олдос Хаксли

6 октября 2010-го «Нелегал» [1]1
  Имеется в виду Illegal Magic Club – известный клуб магов и иллюзионистов в Париже.


[Закрыть]отмечал свое десятилетие. Воспользовавшись сутолокой, проникла и я на праздник, куда меня никто не приглашал.

Маги-иллюзионисты со всего мира собрались в эту ночь в клубе. Париж давно уже не столица магии, но ностальгия все еще сильна. Завсегдатаи обменивались воспоминаниями.

– Классный прикид под Амели Нотомб, – сказал мне кто-то.

Я ответила улыбкой, чтобы он не узнал моего голоса. Огромная шляпа в клубе магов – не лучший способ обеспечить себе инкогнито.

Мне не хотелось следить за теми, кто демонстрировал свои новые трюки. Раздобыв бокал шампанского, я прошла в дальний зал.

Для большинства магов играть в покер без шулерства – это что-то вроде отпуска. Встретиться наконец со случаем – значит в какой-то мере опуститься до уровня обычных людей, и вид у мужчин вокруг стола был расслабленный. У всех, кроме одного, который не разговаривал, не смеялся – и выигрывал.

Я присмотрелась. Ему было лет тридцать. Серьезное выражение не сходило с его лица. Все в зале смотрели на него, кроме одного человека у барной стойки. У этого мужчины, на вид лет пятидесяти, было изумительное лицо. Почему у меня сложилось впечатление, что он здесь для того, чтобы бросить кому-то вызов, кого-то смутить?

Я подошла к группке пьющих и расспросила их. Меня просветили: тот, кто выигрывал в покер, – Джо Уип, а тот, кто избегал на него смотреть, – Норман Теренс. Оба – великие американские маги.

– Они, кажется, в ссоре? – спросила я.

– Это длинная история, – начал кто-то из собеседников.

Рино, Невада, 1994 год. Джо Уипу было четырнадцать. Его мать, Кассандра, продавала велосипеды. Когда Джо спрашивал, где его отец, она отвечала:

– Он бросил меня, когда ты родился. Мужчины, они такие.

Назвать его имя она отказалась. Джо знал, что мать лжет. Правда в том, что она сама не представляла, от кого забеременела. Мужчины – сколько их перебывало в доме! Главная причина, по которой все они уходили, в том, что Кассандра забывала или путала их имена.

Однако же она считала себя в этом деле несправедливо обделенной.

– Посмотри на меня, Джо. Разве я не красивая женщина?

– Да, мама.

– Тогда скажи мне, почему я ни одного не могу удержать?

Джо молчал. Но он мог бы предложить несколько ответов на выбор. Во-первых, пресловутые имена. Далее: от нее разило табаком и алкоголем. Наконец, еще многое, что он формулировал примерно так: «Я бы тоже ушел от тебя, мама. Потому что ты эгоистка. Потому что говоришь слишком громко. Потому что все время жалуешься».

Однажды вечером Кассандра привела нового мужчину. «Еще один», – отметил про себя Джо. Как всегда, она их познакомила:

– Джо, познакомься, это Джо, мой сын. Джо, это Джо.

– Будет непросто, – заметил старший.

А Джо Младший подумал, что уж этого-то Кассандра удержит. Во-первых, она не забудет его имени: какая ни плохая мать, а нашла лучший мнемотехнический прием, чтобы запомнить, как зовут любовника. К тому же Джо Старший не такой, как все прежние. Он задает странные вопросы:

– Как велосипедный бизнес в Рино, приносит доход?

– Да, – ответила Кассандра. – С пятого августа по пятнадцатое сентября. В ста десяти милях отсюда с двадцать седьмого августа по пятое сентября проходит фестиваль «Человек огня». Там можно передвигаться только на велосипедах или другом экологическом транспорте. Рино – последний большой город по дороге в пустыню, где устраивается фестиваль. Гости фестиваля покупают у меня велосипеды и мне же потом продают их за гроши.

Джо Старший поселился в доме. Шкафы Кассандры были забиты до отказа, и он разложил свои вещи в шкафу Джо.

– Слушай, Кэсси, что за странные вещи держит твой сын у себя в шкафу?

Она посмотрела.

– Да ничего такого, это магические штучки.

– Да ну?

– Да, это его страсть с восьми лет.

Старший поглядывал на Младшего все более хмуро. Особенно когда тот показывал карточные фокусы. Старший с трудом верил своим глазам.

– Твой сын – сатанинское семя.

– Брось, это детские глупости. Все дети хотят стать волшебниками.

Старший о детях ничего не знал. Что не мешало ему быть прозорливее Кассандры.

– Твой сын ненормально способный.

– Ничего ненормального. Шесть лет кряду он тренируется. Ничем больше не интересуется, только одно на уме.

Между мальчиком и мужчиной возникла классическая ненависть, вот только основана она была на недоразумениях.

«Да, я украл у тебя мать, она красива, и ты ее хочешь, как все сыновья в твоем возрасте. Показывай какие угодно фокусы, это ее тебе не вернет. Но я не выношу, когда ты занимаешься дьявольскими штучками с утра до вечера», – думал Старший.

«Оставь ее себе. Знал бы ты, какого я о ней мнения. И прекрати трогать мои вещи», – думал Младший.

Кассандра сияла. Старший жил с ней уже два месяца. Ее рекорд. «Он останется».

Однажды, когда все трое сидели в гостиной, вспыхнула ссора.

– Кончай свои карточные фокусы! Я этого не выношу!

– Ты не выносишь, когда кто-то чем-то занят, сам-то вообще ни черта не делаешь.

– Ты на что это намекаешь?

– Тебя не смущает, что ты живешь на содержании у моей матери?

Кассандра дала Младшему пощечину и велела убираться в свою комнату.

Час спустя она пришла к нему и, изобразив отчаяние, что, впрочем, получилось у нее фальшиво, попросила его уйти:

– Этого хочет он, понимаешь? Вы с ним действительно не можете ужиться. Если ты не уйдешь, уйдет он. Мне тридцать пять лет. Я хочу наконец удержать мужчину. Но я не бросаю тебя на произвол судьбы. Я стану давать тебе тысячу долларов каждый месяц. Это большие деньги. Ты будешь свободен. Любой мальчишка твоих лет мечтал бы оказаться на твоем месте.

Младший молчал. «Старший прав, вид у него себе на уме», – подумала Кассандра. Младший чувствовал, что она лжет: не ее мужчина, а она сама хотела, чтобы он ушел. Старший его ненавидит, но не стал бы из-за этого рисковать теплым местечком. Мать решила выставить сына за дверь, потому что разозлилась. Мальчишка сказал вслух то, чего она не хотела слышать:

Старший живет с ней не из-за ее красивых глаз.

Джо Младший побросал свои вещи в рюкзак. Уложил магические приспособления в чемодан.

Расставание всем далось легко. Матери было плевать на сына. Сын презирал мать.

Покинув материнский дом, Джо перестал зваться Младшим. В четырнадцать лет он принял первое самостоятельное решение – бросить школу. Он знал, что учеба ему ни к чему.

Мать жила на окраине Рино. Джо поселился в самом центре города. Он снял комнату в одном из дешевых отелей, каких множество в Неваде. Он хотел играть в казино и врал, что ему восемнадцать. Никто ему не верил, и у него спрашивали документы.

Тогда он стал ходить ночами в бары при отелях и показывать там карточные фокусы. Посетителей это впечатляло, и парню давали на чай. Очень кстати. Кассандра и тут солгала: тысяча долларов – небольшие деньги, когда приходится самому о себе заботиться. Такова была цена ее материнской совести. Недорогая цена.

Джо ложился утром и спал до трех часов. Ел блинчики, а потом обшаривал магазинчики в поисках новых видеокассет по магии. Когда находил, смотрел и заучивал их наизусть у себя в комнате.

Вечером он пробовал новые трюки на посетителях баров. Он выглядел ничуть не старше своего возраста, может, даже моложе, и это трогало публику, особенно женщин. Бывало, ему не только давали деньги, но и приглашали поужинать. Он никогда не отказывался.

Прошел год. Джо исполнилось пятнадцать лет. Такая жизнь ему нравилась. Ему даже представлялось, что он – живой талисман баров Рино.

Однажды ночью Джо в одиночестве упражнялся в баре. Он не замечал, что за ним наблюдает какой-то человек. Сидя у стойки метрах в трех от него, незнакомец не сводил глаз с его рук.

Вдруг парень почувствовал, что на него смотрят. Он к этому привык, однако понял, что тут дело иное. Постаравшись ничем не выдать своего замешательства, он закончил карточный фокус. Потом поднял голову и улыбнулся мужчине у стойки. Откуда он знал, что тот не даст ему на чай? И почему его это не смущало?

– Сколько тебе лет, малыш?

– Пятнадцать.

– А где твои родители?

– У меня их нет, – ответил Джо и почти не солгал.

Мужчине было на вид лет сорок пять. Широкоплечий, он выглядел внушительно. Джо показалось, что его глубоко посаженные глаза смотрят откуда-то издалека.

– Парень, за всю мою жизнь я не видел таких невероятно способных рук, как твои. А уж я-то в этом знаю толк.

Джо почувствовал, что это правда. Он был польщен.

– У тебя есть учитель?

– Нет, я беру напрокат видеокассеты.

– Этого недостаточно. Когда у тебя такой дар, обязательно нужен учитель.

– Вы хотите стать моим учителем?

Незнакомец рассмеялся:

– Полегче, малыш. Я-то не фокусник! Но ты живешь в Рино, городе величайшего.

– Величайшего кого?

– Величайшего мага.

На следующий день в четыре часа Джо постучал в дверь дома, расположенного у железной дороги. Никто не откликнулся. Он заметил, что дверь не заперта, и вошел.

На диване в гостиной спал мужчина, прикрыв голову газетой. Джо подошел, снял газету и рассмотрел спящего.

Ему было лет тридцать пять. Все его черты выражали полнейшую безмятежность. Он лежал голый до пояса, в одних только джинсах. Мускулистый. Ни грамма жира.

Парень огляделся и был разочарован, не обнаружив в комнате никаких магических приспособлений. Обстановка была чисто функциональная. «Здесь нет ничего красивого, – мелькнуло у него в голове, – это не может быть дом мага».

По зрелом размышлении он оказался не совсем прав. Человек, лежавший на диване, был чудо как хорош. «Да жив ли он?» – подумал Джо и прижал ухо к его груди.

– Ты кто? – спросил тот, проснувшись от прикосновения.

– Я Джо Уип. А вы Норман Теренс?

– Да.

Мужчина сел, потянулся и посмотрел на парня, хмуря брови.

– Дверь была не заперта. Я вошел.

– Хочешь стакан молока?

– А не найдется у вас пива?

– Нет. Сейчас принесу тебе молоко.

Норман ушел и вернулся с двумя стаканами молока. Они выпили молча. Джо ждал, что взрослый спросит его, чего ему надо. Но он ничего не говорил, как будто кто угодно мог войти к нему, как к себе домой.

– Я хочу, чтобы вы стали моим учителем, – сказал наконец Джо.

– Я никого не учу и учить не собираюсь.

– Моим преподавателем, если вам так больше нравится.

– Преподавателем чего?

– А что вы можете преподавать?

– Чему ты хочешь научиться?

Парень достал из кармана колоду карт.

Раскинув карты на журнальном столике, он показал несколько фокусов. Потом убрал колоду и посмотрел Норману прямо в глаза.

– Такой ловкой сдачи я еще в жизни не видел, – сказал тот.

– Ну?

– Почему ты хочешь быть моим учеником?

– Потому что вы – величайший.

– Ты меня не убедил.

– Потому что у меня невероятные руки.

– Это правда, но ты меня опять не убедил. Я никогда не хотел преподавать.

– Все знание, которое у вас есть, вы хотите сохранить для себя одного?

– Я еще успею об этом подумать. Где твои родители?

– Отца у меня нет, а мать выставила меня из дома. Я уже год живу в гостинице.

– Объясни-ка подробней.

Джо поведал свою историю и рассказал, как он живет. Хозяин печально вздохнул.

– Сколько же тебе лет?

– Пятнадцать.

Норман посмотрел на него пристально. Парень почувствовал, что сейчас решается нечто важное, и постарался не выглядеть жалким попрошайкой.

Взрослый глубоко задумался.

Тут вошла молодая женщина с полными пакетами продуктов.

– Кристина, познакомься, это Джо, ему пятнадцать лет. Джо, познакомься, это Кристина, моя подруга.

– Здравствуй, Джо. Поможешь мне?

Парень поспешил взять у нее из рук пакеты. Она отвела его в кухню, где они разобрали и разложили продукты, после чего Джо вернулся в гостиную.

– Что же мне с тобой делать? – озадаченно спросил Норман.

Кристина вышла следом и произнесла как нечто само собой разумеющееся:

– Джо будет спать в маленькой комнате.

Сердце Джо так и подпрыгнуло. Норман улыбнулся:

– Твоя взяла. Иди за своими вещами.

Когда Джо вернулся с чемоданом и рюкзаком, встретила его Кристина. Она показала ему его комнату, выходившую на железную дорогу.

– Иди прими ванну, – сказала она. – А потом сядем за стол.

Джо повиновался. Погрузившись в ванну, он блаженно вздохнул. Впервые в жизни ему показалось, что у него есть семья.

Он тут же осадил себя: «Норман мог бы быть моим отцом. Но Кристине, наверно, лет двадцать пять, она никак не годится мне в матери». Тем не менее за считаные минуты общения молодая женщина расположила его к себе больше, чем Кассандра за все четырнадцать лет их совместной жизни.

– Джо, – позвал его Норман, – ужин на столе!

Джо еще плескался в воде; он быстро вышел и спустился к столу в махровом халате, что никого не смутило.

За едой говорили мало. Телевизора у Нормана и Кристины не было. Джо остался очень доволен своим новым окружением.

Среди ночи Норман задался вопросом, зачем ему понадобилось брать на себя такую ответственность. Кристина, увидев, как он мается без сна, сказала, что это принцип:

– Пятнадцатилетний мальчишка совсем один, мы его приютили, это вполне естественно.

– Не знаю. Я бы не согласился, будь это не он, а кто-то другой.

– Он вправду такой хороший фокусник?

– Да. И если парень достиг такого уровня, я могу представить, до чего он был одинок. Подумай, сколько часов он проводил, упражняясь перед зеркалом, чтобы быть уверенным, что уловки никто не заметит.

– А ты? Каким ты был в пятнадцать лет?

– Одиноким и диковатым, но не до такой степени. Он меня пугает.

– Странно. По-моему, он милый и вполне нормальный, славный малыш.

– Может быть, ты и права, – отозвался Норман, вспомнив, что никогда не слышал, чтобы Кристина удивлялась чьим бы то ни было манерам.

Ему все еще не спалось, и Кристина сказала:

– Если бы ты его выставил, потом кусал бы себе локти.

– Это правда.

Джо тем временем тоже не мог уснуть, но от радости. После года жизни в отеле дом казался ему просто несусветной роскошью. Не придется больше работать ночами в барах, чтобы заплатить за комнату. Он мог снова стать ребенком.

Жизнь вошла в колею. По утрам, после завтрака, Норман обучал Джо своему искусству. Была в нем, разумеется, важная техническая составляющая, куда менее важная, однако, чем составляющая духовная.

Учитель понял эту необходимость, увидев, как парень упоен своей виртуозностью.

– Почему ты хочешь стать магом? – спросил он.

Джо не ответил. Он был озадачен.

– Чтобы показать, что ты – лучший? – продолжал Норман. – Чтобы стать звездой?

Красноречивое молчание.

– Какова цель магии? – задал еще вопрос Норман. И после паузы сам на него ответил: – Цель магии – заставить ближнего усомниться в реальности.

Джо кивнул.

– Значит, – снова заговорил Норман, – магия – для ближнего, а не для себя.

– Но я ведь получаю от нее массу удовольствия, – заметил парень.

– Одно другому не противоречит. Когда делаешь что-то на совесть, от этого непременно получаешь удовольствие. Однако это не самоцель.

Джо посмотрел на Нормана исподлобья. Учитель понял, что он думает: «Какой зануда», – и с трудом удержался от смеха.

В час сиесты Норман отдыхал на диване в гостиной. Джо тем временем ходил с Кристиной в магазин или помогал ей по хозяйству. Вечерами она учила его стряпать.

Джо восхищался магом, но испытывал в его обществе некоторую неловкость. От него прямо-таки исходило удивительное достоинство. И потом, он ведь был знаменитостью. Он этого не выпячивал, никогда не занимался саморекламой, но сомневаться в этом не приходилось. Почтовый ящик ломился от приглашений на самые престижные сцены и даже в знаменитые иностранные клубы.

Норман практически не выступал больше в Рино. Время от времени он выезжал на гастроли по большим городам – об этом он тоже не говорил, все приходилось тянуть из него клещами.

Уезжая, он оставлял Джо инструкции по отработке того или иного движения, хотя и знал, что это ни к чему: ученик относился к делу серьезно. Эти указания нужны были скорее для того, чтобы питомец чувствовал непрерывность обучения.

В отсутствие Нормана Джо упражнялся один, как прежде. Часами простаивал он перед зеркалом, манипулируя картами или предметами. Его взгляд на самого себя изменился с тех пор, как он стал учеником Нормана: теперь в его отражении словно виднелся отпечаток оценки учителя.

В полдень Кристина звала его обедать, и после этого он не расставался с ней до вечера. В ее компании Джо чувствовал себя прекрасно. Она говорила так же мало, как Норман, но это не вызывало в нем ни малейшей неловкости. Кассандра – та болтала без умолку, верно, потому, что молчание действовало ей на нервы.

Джо постоянно сравнивал Кристину с матерью и злился на себя за это. «Все потому, что я не знаю больше ни одной женщины», – думал он. Кристина казалась ему полной противоположностью Кассандры: деликатная, молчаливая, она никогда не повышала голоса, а красота ее не била в глаза. По этой причине Джо ее не сразу заметил, но был тем более потрясен, когда понял, что Кристина красива.

Этот день он запомнил навсегда. Они обедали вместе, и он спросил, как прошло ее утро, ожидая услышать малоинтересный ответ.

– Я работала, – сказала она.

– Ты работала?

– Каждое утро я работаю.

– Что у тебя за работа?

– Я жонглирую огнем.

Он даже поперхнулся. Кристина улыбнулась.

– Что в этом удивительного? Не понимаю. Вот ведь вы с Норманом – маги.

Джо стало стыдно. Почему ему даже в голову не пришло, что она тоже артистка?

– Расскажи, – попросил он.

И пока она говорила, он смотрел на нее. Она сияла. Ее глаза метали молнии. Тонкость ее черт поразила его. Никогда он не видел такого лица.

В свои пятнадцать лет Джо не раз имел возможность лицезреть красоту, пусть даже это была только красота его матери. Но сейчас впервые она тронула его душу, как будто эта красота обращалась лично к нему, как будто это было откровение, которое надо заслужить и быть его достойным.

И лицо и тело Кристины были очень тонкими, однако кости нигде не выпирали. Ее волосы, кожа и глаза отливали карамелью. Она выросла в Нью-Мексико и говорила, что не помнит там ни одного дня без солнца: видимо, оно и оставило свой след, позолотив ее кожу.

Волосы она скручивала в узел на индейский манер, скрепляя его деревянной палочкой; эта первобытная прическа оставляла открытой безукоризненно длинную шею.

Одежда ее сводилась чаще всего к джинсам и верху бикини, так что у Джо было ощущение, будто ее тело знакомо ему до мельчайших подробностей. Однако с той минуты, когда он влюбился в нее, эта вольность в общении сменилась предчувствием тайны.

Да, едва он, прозрев, увидел ее красоту, то полюбил ее со всей силой первой любви. Это была всепоглощающая любовь: с первой секунды своего рождения она сопровождалась желанием, абсолютным и постоянным.

Джо знал, что любить эту женщину ему нельзя, поэтому ничем не показывал, по крайней мере, старался не показывать своей любви. И тем не менее с первой искры он жил в ожидании, – в ожидании сам не зная чего или, вернее, зная очень хорошо, – и это непременно должно было однажды произойти, иначе ничто не имело смысла.

Мудрецы утверждают, что так и есть – ничто не имеет смысла. Влюбленные же обладают мудростью более глубокой, чем мудрецы. Тот, кто любит, ни секунды не сомневается в смысле жизни.

Кристина была без памяти влюблена в Нормана, замечательного человека и величайшего в мире мага. А Джо был всего лишь подростком, которому еще предстояло всему учиться во всех областях. Он не имел ничего за душой, кроме своего огромного желания, и этого ему было достаточно, чтобы верить.

Верить во что? Если бы ему задали этот вопрос, он бы ответил: «Однажды я займусь любовью с Кристиной, и она будет хотеть этого так же, как и я».

Искусство жонглировать огнем подразделяется на несколько видов: тот, в котором подвизалась Кристина, называется свингинг.Это жонглирование факелами, привязанными к веревкам, именуемым болас, —такими же боласковбои опутывают ноги бычков на родео.

Другие жонглируют непосредственно факелами или прикрепляют их к обоим концам длинной палки. Все эти приемы зрелищны, но ни один не обладает таким изяществом, как свингинг, —само название об этом говорит. Вот почему практикующие его жонглеры именуются fire dancers —огненными танцорами.

Одной из причин недовольства Джо было то, что он никогда не видел Кристину, что называется, в деле.

– Это далеко не безопасное зрелище, – объяснила она. – Всегда есть риск, для зрителя не меньше, чем для жонглера. Достаточно плохо привязанному факелу упасть в публику, на человека, одетого в нейлон, или на чьи-то волосы, представь, какая это будет катастрофа.

– Обещай мне, что однажды я увижу, как ты это делаешь, вживую, – настаивал он.

– Ну конечно. Наберись терпения. А пока ты можешь смотреть, как я тренируюсь, – тоже неплохо.

Этот аргумент выводил Джо из себя, ведь Кристина не упражнялась дома с горящими факелами: к концам боласона привязывала безобидные пластмассовые булавы такого же веса. Джо как мог убеждал себя, что уже замечательно – видеть молодую женщину танцующей для него одного. Он чувствовал, что великолепное жонглирование лишается элемента варварского риска с целью поберечь его, Джо. И понимал, что таким образом ему бесцеремонно указывают на его юный возраст.

Ровно то же самое он испытывал в сексуальном плане: ему полагались только игрушки, тогда как он чувствовал себя готовым к реальности во всей ее полноте.

Однажды Джо спросил у Кристины, самым простым и естественным образом, как надо заниматься любовью.

Улыбнувшись, она ответила:

– Ты бы лучше задал этот вопрос Норману. Его мнение будет для тебя полезнее моего.

Позже она спросила Нормана, задавал ли ему Джо пресловутый вопрос.

– Какой?

– Как надо заниматься любовью.

– Нет, – рассмеявшись, ответил Норман. – Не посмел.

– А мне посмел.

Норман задумался.

– Он, наверно, немного в тебя влюблен. Это меня успокаивает.

– Почему?

– Это доказывает, что он нормален.

– А ты в этом сомневался?

– Да. Когда я обучаю его магии, он такой странный, что мне даже страшновато. Он жадно впитывает мои слова, и в то же время я чувствую, что ему хочется вцепиться мне в горло и загрызть.

– Он тебя обожает!

– Да. Он меня обожает, как всякий пятнадцатилетний мальчишка обожает своего отца. Стало быть, ему хочется меня убить.

– А ты? Ты смотришь на него, как на своего сына?

– Есть такое дело. Я очень к нему привязался. Когда уезжаю, скучаю по нему. А когда возвращаюсь, он меня раздражает, порой просто бесит.

– Ты боишься его.

– Нет. Я боюсь за него.

– Значит, он твой сын.

Норман учил Джо классике карточных фокусов – «Waving the Kings» Гая Холлингворта. Он несколько раз выполнил фокус сам, затем объяснил технику.

– Видишь, это один из самых красивых фокусов, – сказал он. – С твоими способностями ты за три часа его освоишь.

Прошло три дня, но фокус парню так и не давался.

– Ничего не понимаю, – развел руками Норман, – ты освоил «Interlaced Vanish» Пола Харриса за час, а это ничуть не легче. Что за ступор?

Джо упрямо набычился.

Норман повторил фокус, комментируя каждое свое движение.

– Не так это трудно, – заключил он. – Карточные фокусы – это вообще довольно легко. Если что и трудно освоить в картах, так это шулерство.

– Вот чему я хочу научиться, – вдруг выпалил Джо.

Норман тут же дал ему пощечину.

– Впервые в жизни я получил пощечину, – обиделся Джо.

– А я впервые в жизни дал пощечину и не жалею об этом. Слушай, дружок, ты попросил меня быть твоим учителем, и я пошел ради тебя на то, на что никогда не соглашался, да вдобавок поселил тебя в своем доме. А ты имеешь наглость заявлять мне, что хочешь стать шулером?

– Я этого не говорил. Я просто хочу научиться шулерству.

– Зачем?

– А ты сам зачем этому учился? Ты когда-нибудь мухлевал в игре?

– Никогда.

– Вот видишь!

– Я взрослый человек. А ты мальчишка.

– Ну вот, приехали! Есть возрастной ценз, чтобы учиться шулерству?

– В плане техники – нет.

– Так ты боишься за мою нравственность? Что такое хорошо и что такое плохо – этому учат в моем возрасте, да?

– Именно. Но скажи, почему тебя так интересует шулерство?

– Ты сам дал ответ: потому что это труднее всего. Я люблю трудности.

– Освой сначала «Waving the Kings», а там посмотрим. Договорились?

Разозлившись, парень схватил карты и тут же выполнил фокус в совершенстве.

Норман покачал головой, глядя на него:

– Кто ты такой? Что творится у тебя в голове?

– Да ладно! – фыркнул Джо.

В ту же ночь, в постели, Норман рассказал обо всем Кристине. Она посмеялась:

– Ну и мальчишка!

– Не знаю, мне что-то не смешно. У него мозги набекрень!

– Брось, ему же пятнадцать лет!

– Я в пятнадцать лет никогда бы так себя не повел.

– Как ты можешь это знать?

– Да уж знаю!

– Я тебе не верю. Мы все забываем, какими ненормальными были в этом возрасте.

– Но не ты.

– Нет, я тоже.

– Ты жила с ненормальными, это другое дело.

– Я жила в общине хиппи, где все были сумасшедшие, и в девять, в двенадцать лет я была разумнее их. Но в пятнадцать я была еще какая сумасшедшая!

– Расскажи.

– В пятнадцать лет я почти ничего не ела. Была чуть ли не анорексичкой.

И вот однажды я гуляла с матерью. На лугу росли грибы, она показала их мне и сказала: «Это сатанинские грибы». Я спросила, съедобны ли они, мать ответила: «Нет, они ядовитые». Она не успела еще договорить, как мне захотелось их съесть, так захотелось, что я ни о чем другом думать не могла. Тайком я вернулась на то место, где росли грибы, и съела их все до единого. Мне их отчаянно хотелось. Мне было худо всю ночь, рвало, пришлось везти меня в больницу.

– Ты хотела покончить с собой?

– Ничего подобного. То же самое я сказала матери, которая, вполне логично, спросила меня: «Ты же ничего не желаешь есть, почему тебя вдруг потянуло на ядовитые грибы?» Я могла ответить ей только одно: что мне их отчаянно хотелось.

– А сегодня у тебя есть другое объяснение?

– Нет. Только то, что в пятнадцать лет все мы сумасшедшие.

Быть величайшим в мире магом и жить в Рино – это так же нелепо, как быть папой римским и жить в Турине: в том государстве, но не в том городе.

Когда Нормана спрашивали, почему он не живет в Лас-Вегасе, он прибегал к следующей метафоре:

– Добрые люди верят, что Ватикан – столица католичества. Но это лишь прикрытие. В действительности Ватикан – сборный пункт христианских сект, мистических все как одна. То же и Лас-Вегас: туристы со всего мира едут туда, чтобы увидеть столицу игры и приобщиться к тому, что они считают местной спецификой. На самом же деле Лас-Вегас – самая гигантская в мире штаб-квартира древнейшего из тайных обществ – магии.

– Так почему же ты там не живешь? – спросил Джо.

– Именно по этой причине. Будь папа честным человеком, думаешь, он жил бы в Ватикане?

– Я даже не знаю, кто такой папа, – пожал плечами парень.

– Тем лучше. Я хочу сделать из тебя приличного человека. И сам пытаюсь быть таким – вот почему я не живу в Вегасе. Но не только поэтому: мне не нравится быть там, где, как говорится, все заваривается. Это вынудило бы меня быть только магом и никем больше.

– А кто ты еще?

– Ну, например, я мужчина Кристины.

– Ты мог бы им быть и в Вегасе.

– Меньше. У меня оставалось бы меньше времени для нее. И не забывай, что Рино – ближайший большой город к «Человеку огня», а это событие года для Кристины, праздник огня. На этом фестивале она показывает вершину своего искусства.

Последние слова Джо намотал на ус: он задумался о том, какие перспективы открылись бы перед ним, если б ему довелось поехать на «Человека огня».

Норман решил, что парень мечтает о Лас-Вегасе, и не удивился: это ведь неизбежное и естественное желание для кого угодно, тем более для юного и исключительно одаренного мага. «В двадцать лет он съездит на какое-то время в Вегас», – подумал он, с улыбкой вспоминая свои двадцать лет, которые в свое время отпраздновал именно там. В памяти всплыли некоторые подробности его тогдашних проказ, и ему пришлось признать, что эти воспоминания восхитительны.

И тем не менее он был счастлив, что не живет в этом сумасшедшем городе.

– Ты просто мормон, – говорила ему иногда Кристина, уставшая от его благоразумия.

– Да, – отвечал он. – С той лишь разницей, что я неисправимо моногамен.

Мало сказать, что Норман любил Кристину и она отвечала ему взаимностью. Пять лет назад он впервые увидел ее в представлении fire dancers —огненных танцоров – на «Человеке огня» и с первого взгляда не только безумно в нее влюбился, но и понял, что она – женщина его жизни. Удивительно, что и она в свои двадцать лет почувствовала то же самое в отношении его, понятия не имея, кто он такой.

Хоть Кристина и успела привыкнуть к зрительскому вниманию, но этот незнакомец смотрел на нее так особенно, что ей захотелось остаться в луче его взгляда. Когда на нее были устремлены такие глаза, она чувствовала себя святым Граалем.

На «Человеке огня» сцена повсюду: не успеешь покинуть одну, как оказываешься на другой. Когда Кристина погасила свои факелы, незнакомец подошел к ней.

– Норман, – представился он.

– Кристина, – ответила она.

Больше они не обменялись ни словом.

Он помог ей собрать реквизит и проводил до ее палатки.

У человека, выросшего в общине хиппи, два пути: либо стать хиппи, либо его противоположностью – психически ригидным счетоводом, бухгалтером или банкиром. Кристина оказалась исключением, счастливо избежавшим обеих крайностей: не будучи хиппи, она, однако, не отреклась от своего прошлого. Она сохранила от него то, что было ей интересно, а то, что не нравилось, отбросила.

Такая уравновешенность была удивительна, если учесть, что девушка немало пострадала от своей среды: отец приобщил ее к галлюциногенным грибам в девять лет, а в двенадцать – к ЛСД.

В тринадцать лет она проглотила пятьсот микрограммов этого наркотика, в обиходе называемого кислотой, и улетела на целый месяц. После этого она год жила в аду.

– Год с кислотой в крови, – объясняла она, – да еще в возрасте, который сам по себе кислота в крови. Мне была прямая дорога в дурдом: я постоянно, на каждом шагу испытывала дикий страх. Когда я говорила об этом матери, она отвечала: «Вот и хорошо, гаммы ты почти освоила».

Год спустя ее спасло то, что она перестала есть. Голод вышел на авансцену и прогнал других демонов.

В восемнадцать лет Кристина покинула свое племя и Нью-Мексико. Она поступила в цирковое училище в Карсон-Сити, штат Невада.

Столь долгий ад, пережитый в тринадцать лет, привил ей даже не вкус к риску, а потребность в нем. Ничто не умиротворяло ее так, как жонглирование огнем.

Судьба ее была определена: она решила стать fire dancer.Это искусство позволило ей совместить гибкость тела и ума, унаследованную от хиппи, с жесткой дисциплиной, которой требует опасная профессия.