Текст книги "Убийство по Джеймсу Джойсу"
Автор книги: Аманда Кросс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
– Как уточнил кто-то – вам только кажется, что вы становитесь интересней.
– Я дошел до тридцатых годов. Я имею в виду бумаги Лингеруэлла. Разбираю каждый год, раскладывая письма по авторам, – это я уже объяснял, – но последнее время особенное внимание уделяю письмам Джойса, которые лишь начинаю приводить в порядок. Разумеется, папки тут просто повсюду валяются… я хочу сказать, эта комната не запирается… и вообще…
– Эммет, я еще никогда не слыхала от вас столь невнятных речей. А я думала, будто в любой ситуации они льются из ваших уст светлым, легким потоком…
– Похоже на рекламу пива.
– А, уже лучше. Итак, вы дошли до тридцатых годов…
– Как вы знаете, я читаю каждое письмо, стараясь дать будущим исследователям общее представление о содержании, – это, конечно, предлог, ибо они до того восхитительны, что я попросту не могу удержаться от чтения. К концу расшифровывать письма легче, потому что Джойс их диктовал, – у него слабело зрение. И вчера я прочел ординарное, очень милое письмо к Лингеруэллу, – они уже переписывались не так часто, – но вдруг в середине попалась одна фраза… Позвольте, я вам ее прочитаю. – Эммет вытащил письмо и с трудом начал читать. Ему пришлось несколько раз прокашляться. Кейт вдруг поняла, как он должен выглядеть в глазах любимой им женщины. Она еще никогда не видела Эммета без обычной маски.
«Внимательно проследите, мой дорогой Лингеруэлл, за следующим письмом, которое я вам пришлю. Оно будет в длинном конверте – маленьких нынче, кажется, отыскать невозможно – это попытка отблагодарить вас за помощь».
– И все?
– Все. Дальше идет речь о том, что у него все прекрасно, он очень доволен внуком и прочее.
– А что в следующем письме?
– В том-то и дело. Оно исчезло.
– Возможно, там было что-то ценное. Сэм Лингеруэлл получил его и положил куда-то в другое место.
– Сомневаюсь. Многие письма ценные – в денежном смысле. Но он всех их складывал вместе, намереваясь, наверно, когда-нибудь просмотреть. Кейт, я прочел о Джойсе все, что сумел найти, и… знаете, чтобы отблагодарить женщину, которая поддерживала его в Швейцарии, он предложил ей оригинал рукописи «Улисса». А она отказалась. Как вы думаете…
– Вряд ли эта рукопись поместилась бы в «длинном», по выражению Джойса, конверте. Вдобавок я, кажется, припоминаю, что ее за круглую сумму приобрел некий прославленный коллекционер. Нет, не может быть. Эммет, вы полагаете, что тот конверт украден?
– Я не знаю.
– Если кто-то украл его, почему заодно не забрать это письмо, где о нем ясно сказано?
– Вот именно. Кто-то копался здесь и наткнулся на ценный конверт, но не успел просмотреть другие письма.
– По-моему, вы фантазируете. Возможно, подарок, каким бы он ни был, оказался слишком дорогостоящим, и Лингеруэлл отослал его обратно.
– И я так подумал. Но, похоже, в письме, датированном несколькими годами позже, есть свидетельство против этого. Лингеруэлл, видимо, посылал Джойсу какие-то деньги – либо свои собственные, либо накопившиеся, непонятно, поскольку писем Лингеруэлла у нас нет. Но вот в этом последнем письме Джойса, разумеется продиктованном, содержится скрытый намек на тот самый подарок. Здесь сказано: «Если вы сделаете то, о чем я просил, – а я вам доверяю больше всех прочих, – то поймете, что были вознаграждены тридцать лет назад». Звучит так, словно кто-то другой сформулировал это вместо него. Но ведь Джойс под конец Жизни был совсем болен, и, кроме того, шла война.
– Каким вообще идиотством был этот приезд в Араби. Мне следовало уговорить Веронику подарить все библиотеке конгресса и на том успокоиться. Что это мог быть за подарок?
– Вы читали Гарри Левина? Пожалуй, пойду еще раз прогуляюсь. Кейт, знайте, что я обыскивал дом.
– Эммет!
– Да. Каждую комнату, прячась от людей, пробираясь в комнаты для гостей, – кошки так ночью не шмыгают из спальни в спальню. Должно быть, я гораздо больше смахивал на Кэри Гранта, чем на маленького лорда Фаунтлероя [47]47
Маленький лорд Фаунтлерой – герой одноименной детской книги Фрэнсис Элизы Бернетт (1849–1924), благородный и благонравный золотоволосый мальчик.
[Закрыть]. Кстати, нашел ваши водительские права.
– Благодарю, милый мальчик, я их уже обнаружила. Вы провели весьма тщательную работу. Эммет, что вы предполагаете?
– Гулять в полях не так уж страшно, – заявил Эммет, – если обходить коровьи лепешки и решительно отбрасывать мысли о змеях. Брэд опять косит сено – поразительное количество съедают эти коровы.
Когда Лео вернулся домой, Кейт отправила его за кексом.
– Постарайся не уронить, – предупредила она, – и иди осторожно. Смотри за машинами.
«Интересно, почему, – подумала она, – мы никак не способны удержаться от наставлений детям, хотя всем должно быть отлично известно, что они не в состоянии уделить им какое-нибудь внимание. Может быть, это современный способ отгонять злых духов?»
– Лео, – сказала Кейт, вдруг припомнив, – как я поняла, тебе нравится ездить в фургоне сноповязалки, когда туда летят снопы.
– Да брось, тетя Кейт. Это не опасно. Я показывал Уильяму. Даже ничтожный червяк может от них увернуться.
– А где был Уильям, когда ты катался в фургоне?
– Там же, почти все время. Знаешь, иногда миссис Брэдфорд просила его кое-чем ей помочь. Она была настоящая… мне не хочется этого говорить теперь, когда она умерла.
– И еще, Лео. Как ты думаешь, сможешь ли отнести юной леди, которая испекла кекс, бутылку вина, не разлив и не выпив его?
Лео по достоинству оценил последнее замечание:
– Я наверняка его вылакаю до последней капли.
И он помчался вниз по дороге, изображая, что подносит бутылку к губам, приканчивая ее. «Полагаю, – подумала про себя Кейт, – лорд Питер Уимси не позволил бы никому посадить на бутылку вина даже пылинку. Нет ни малейших сомнений – мы живем в ужасающие времена».
Глава 14
ОБЛАЧКО
– Насколько я вижу, – заметила Грейс, подходя к Кейт, – ничего страшного с этим мальчиком не происходит. Я, конечно, бездетная старая дева и не могу знать.
– Разве старые девы не всегда бездетны? – спросила Кейт.
– Вы нет. У вас есть Лео.
– Слава Богу, только на лето. Что поделывает Лина?
– Ждет, когда Уильям вернется из Уильямса, – какая неблагозвучная фраза.
– Я ей посоветовала попытаться поменьше думать об Уильяме.
– Вы не замечали, что советы, похоже, всегда производят обратный эффект?
– Теперь, когда вы об этом сказали, согласна. Грейс, ситуация в целом становится все тревожней. Теперь Эммет думает, будто похищено ценное письмо Джойса, может быть, даже больше, чем просто письмо.
– Неужели?
– Кажется, вы не слишком удивлены.
– Не слишком. Нельзя рассыпать столь искушающую приманку под носом у трех человек, академическая карьера которых зависит от возможности произвести публикацией громовой удар, и не ожидать неприятностей. В молитве сказано: «Не введи нас во искушение».
– Вы меня пугаете. Каких трех человек?
– Уильяма, мистера Маллигана и самого Эммета.
– Мистера Маллигана? Он уже полный профессор.
– Знаю. И все равно ему хочется произвести громовой удар, я уверена. Что касается Эммета, кто знает, когда письмо было украдено или когда он, так сказать, решил обнаружить пропажу?
– Грейс, вы меня шокируете.
– Второй раз за два дня – неплохо для старой, выброшенной на свалку леди.
– Не правда ли, вы чертовски жалеете об уходе на пенсию?
– Чертовски. Я пыталась признать важность пенсионных законов – мы обязаны автоматически избавляться от помешанных стариков, всемерно ограждая их от разрыва сердца. Но гадаю порой, не оказывается ли лечение хуже болезни, – вам известно, что это очень часто подтверждается в научной жизни. Может быть, я свихнувшаяся старуха и этого не понимаю, но действительно думаю, что все мои накопления до сих пор при мне, а я к этому времени накопила немало. Порой даже кажется, будто слишком много. А вы, Кейт?
– Я? Не ждите от меня ответов ни на какие вопросы. Может быть, я просто жду, когда это убийство затянется дымкой времени, а может быть, просто лежу, невспаханная, как одно из полей мистера Брэдфорда. Я старею, Грейс. Не смейтесь. Старость по-разному проявляется.
– Я и не думала смеяться.
– Рид просил меня выйти за него замуж. И сразу стало выясняться, что все мы расходимся в стороны в зрелом возрасте. Насчет нас с Ридом одно можно точно сказать – мы никогда бы не стали по-настоящему важными друг для друга. Грейс, если мужчина до сорока не женился, он, по-моему, и не должен жениться. Я хочу сказать, женитьбу нельзя считать чем-то вроде приобретения скрипки, на которой можно поиграть в свободные минуты.
– У Юнга есть теория о человеческой жизни, которую я, пожалуй, разделяю. Я знаю, все фрейдисты на него косились, но для литературно мыслящих или, лучше сказать, зрело мыслящих людей он говорит об иных возможностях, кроме предлагаемых нашими внутренними органами. Это я и имела в виду, упомянув о бездетной старой деве. В любом случае он считал, что приблизительно в сорокалетнем возрасте – парой лет больше, парой лет меньше – человеческое существо должно переделать свою жизнь, поскольку в определенном смысле становится другим человеком. Именно бессознательное ощущение этой необходимости вызывает столь многочисленные расстройства и неполадки в среднем возрасте. Юнг не верил, что причина кроется в детских сексуальных переживаниях. Он верил, что следует выяснить, кем вы пытались стать.
– Грейс…
– Не спорьте. Подумайте обо всем этом, и мы поспорим в другое время. Я гадала, не ввязались ли вы в это странное лето из-за какого-то ощущения необходимости подобной стадии, предохранения лона перед рождением.
– И какого лона!
– Целенаправленного лона, по остроумному замечанию. Вы не можете стоять на месте, Кейт. Вы должны двигаться дальше и переродиться либо умереть. Помните, Эммет что-то сказал о мертвых, которые ходят среди нас, и о других, которые так и не родились. Не для того, чтоб сменить тему, добавлю, что лично я всегда с трудом воспринимала Симону де Бовуар, главным образом, думаю, потому, что она и после сорока продолжала вести себя как Жорж Санд.
– Значит, Лина пересказала вам наш разговор.
– Все мы слишком много разговариваем. Вон идет Лео, едва не уронив кекс. Рид скоро вернется? Кажется, он здесь единственный, кто хоть что-то делает.
Вернувшийся чуть позже пяти Рид явно намеревался опровергнуть комплимент Грейс. На подъездной дороге его встретил Эммета, и они вдвоем побрели через поле, видимо глубоко погрузившись в беседу. Через какое-то время направились назад, и Рид, поймав Кейт, увлек ее в длительную прогулку по другому полю. Он рассказал ей про мистера Маллигана, но, кажется, не склонялся к признанию сего таинственного джентльмена виновным в каком-либо более тяжком преступлении, чем кража прав Кейт и регистрационных документов, а также повреждение проводов генератора. Кейт поведала, как провела день: об утреннем знакомстве с Молли и об открытии Эммета.
– Эммет уже сообщил мне об этом, – сказал Рид. – Изложи-ка свою беседу с этой самой Молли – все, что сумеешь припомнить.
– Ты не Арчи Гудвин [48]48
Арчи Гудвин – помощник знаменитого сыщика Ниро Вулфа из романов американского писателя Рекса Стаута (1886–1975).
[Закрыть], чтобы требовать полный отчет.
– Нам надо бы выписать его из Нью-Йорка, кем бы он ни был.
– Он уже получил неплохую работу.
– Ну, просто попробуй пересказать, представив себя надоедливой и занудной леди на скамеечке в парке: «А потом она говорит, а потом я говорю», – ну, сама знаешь.
– Хочешь, чтоб я тебе надоела?
– Честно сказать, сомневаюсь, что сможешь как следует вспомнить. Но попытайся.
И Кейт попыталась, поражаясь, как разговор вспоминается при пересказе. Рид внимательно слушал, потом пошел прочь, и Кейт не слишком удивилась, увидев, что он опять говорит с Эмметом. Она направилась к дому, но Рид снова перехватил ее и повел на лужайку.
– Кейт, – сказал он, – ты сделаешь для меня кое-что, не задавая вопросов?
– Нет, пока ты не скажешь, что именно. У меня был утомительный день.
Рид дал ей прикурить.
– Я хочу сделать его еще более утомительным, – заявил он. – Я хочу, чтобы ты поехала со мной в открытый кинотеатр, где смотрят фильмы из автомобиля.
– Ты, наверно, с ума сошел.
– Лео, который, в конце концов, живет по довольно суровому распорядку, заслуживает награды. Эммет поедет с нами, потому что любит новые ощущения, оттачивая свое остроумие. Уильям поедет потому, что, с твоей точки зрения, обязан сопровождать Лео, а Лина поедет потому, что поедет Уильям. Поедет с нами Грейс или нет – ее дело; мы не станем ее уговаривать, если она не возражает остаться в одиночестве.
– Ты предлагаешь всем вместе ехать в одной машине? Как сельди в бочке?
– Я сяду за руль, рядом со мной Лео, рядом с ним Уильям, а на заднем сиденье – Эммет, Лина и ты. Конечно, Лина может отказаться, но я сомневаюсь. Нечего и говорить, что мы снова возьмем автомобиль твоего многострадального брата.
– Мне хотелось бы знать, какие такие страдания переживает мой брат? Он в Европе и развлекается, как последний мерзавец.
– Я неправильно выразился. Мне следовало сказать – многострадальный автомобиль твоего брата. Помнишь, ты говорила, что мысль смотреть кино из машины возбуждает до такой степени, что не поддается словесному выражению.
– Рид, я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, но мне это кажется прискорбной деградацией некогда первоклассных мозгов. Что идет?
– Не имею понятия.
– Ты не думаешь, что я проявила бы чуточку больше энтузиазма, зная, какой будет фильм?
– Нет, конечно. Десять шансов против одного, это будет нечто, чего ты даже и не мечтала увидеть, вроде Элвиса Пресли. Смысл в том, что тебя одолело желание приобщиться к американской культуре, независимо от конкретного фильма.
– Рид, я не хочу видеть Элвиса Пресли.
– Нет, хочешь. Будь умницей, Кейт, и сделай, как я сказал. Если будешь вести себя хорошо, я куплю тебе там поп-корн.
К изумлению Кейт, высказанное ей предложение отправиться после обеда в кино, прозвучавшее в ее собственных ушах как призыв всей командой быстренько поиграть в футбол, было встречено с энтузиазмом и бурным воодушевлением. Разумеется, главным образом, со стороны Лео. Одно упоминание о возможности подобного приключения сделало его неизбежным. Эммет так потряс Кейт готовностью посмотреть фильм из автомобиля, что она заподозрила его в чрезмерном употреблении спиртного. Уильям проявил признаки колебания, но мольба Лео: «Ох, Уильям, пойдем!» – оказалась достаточно убедительной. Лина сказала, что тоже поедет, может быть, чтобы побыть с Уильямом, но главным образом, думала Кейт, потому, что принадлежала к числу тех, кому больше хочется чем-то заняться, чем сидеть без дела.
Грейс бесстрастно отказалась от обсуждения вопроса в целом, даже если Рид предложит ей взять «фольксваген», где будет просторней.
– Нелепая мысль, – заявила она, – смотреть фильм из окна автомобиля. Не понимаю, как она вообще могла прийти кому-то в голову.
– Мальчики в лагере говорят, что они туда ездят, чтобы заниматься любовью, – сообщил Лео.
– Лео! – с такой многозначительностью вскричали хором Уильям и Кейт, что им самим оставалось лишь рассмеяться.
– Что сказал бы мистер Артифони, услышав это? – спросил Эммет.
– Мы ему не позволяем все время нас слушать.
– Если хотите знать правду, – продолжал Эммет, – я где-то читал, что открытые кинотеатры посещают в основном семьи; дети приезжают в пижамах и прямо там засыпают. Вернувшись домой, родители перекладывают их в постель. Не требуется никаких сиделок, а кинотеатры предоставляют приспособления для подогрева бутылочек и все необходимое для кормления и ухода за юным человеческим поколением.
– Где вы только выкапываете подобные вещи, – сказала Кейт. – Вы уверены, что не возражаете остаться здесь в одиночестве? – обратилась она к Грейс, приготовившись выезжать.
– Нисколько, – заверила та. – Миссис Монзони побудет какое-то время, но в любом случае я не из боязливых. Рядом через дорогу мистер Брэдфорд, если я буду нуждаться в помощи, не могу даже вообразить в каких обстоятельствах.
– Ну, – вставил Эммет, – а я эгоистично радуюсь, что вы остаетесь. Пуссенс не совсем хорошо себя чувствует, – он подхватил кошку на руки, гладя ее, – а я буду существенно лучше себя чувствовать, зная, что она не томится одна. Надеюсь, вы не питаете неприязни к кошкам, профессор Нол?
– Никакой, – ответила Грейс. – По правде сказать, с удовольствием воспользуюсь шансом познакомиться с одной поближе. Я подумываю завести кошку и канарейку.
Эммет был совершенно прав насчет открытых кинотеатров. Во всех автомобилях, насколько могла видеть Кейт, сидели семейства с невероятным количеством детей в пижамах. Ее обуяли мрачнейшие подозрения о судьбе поколения, которое поздним вечером возят в автомобилях в кинотеатры, где оно, так сказать, подсознательно подвергается воздействию фильмов. Фильм назывался «Луна и…» еще что-то – Кейт уже забыла, что именно, – и был выпущен компанией Уолта Диснея, подтвердив ее худшие опасения, ибо она реально никогда не верила, будто Рид повезет ее смотреть Элвиса Пресли. Тяжесть с души отчасти сняло соображение, что зрелище хоть не должно оказаться слишком неподходящим для Лео.
– Просто не могу дождаться, когда Хейли Миллс первый раз поцелуется, – сказала, проходя мимо, одна нагруженная поп-корном девушка другой.
Кейт плотнее вжалась в сиденье роскошного автомобиля своего брата и застонала.
Фильм представлял собой не особенно поучительный пример на обсуждавшуюся ей с Грейс тему: множество безрассудно отважных выходок и некая тайна, повлекшая за собой самые необыкновенные приключения (особенно в сцене на ветряной мельнице). Влюбленные, которых безусловно можно было назвать простодушными, были весьма юными. «Необходимо учесть, – напомнила себе Кейт, – что пятьдесят семь процентов населения Соединенных Штатов моложе двадцати пяти лет». То, что Кейт и ее сверстники считали тернии первой любви смертельно скучными, нисколько не интересовало Уолта Диснея, отлично знавшего свое дело.
Фильм, в котором насчитывалось, как минимум, четырнадцать кульминационных моментов, вроде бы шел к концу, судя просто по отведенному на сеанс времени; по крайней мере, героиня вступила в схватку с женщиной, державшей в доме леопарда, когда Эммет, возможно, по ассоциации, забормотал что-то о необходимости посмотреть, как там себя чувствует его кошечка. Он вылез из автомобиля, на что никто, кроме Кейт, не обратил никакого внимания. Кейт показалось, что вернулся он через короткое время, причем явно нес важные известия.
– Боже мой, – зашептал Эммет, – беда никогда не приходит одна. Сперва его жена, теперь коровник. Благодарение небесам, там не было никаких животных, только несколько телят, которых он спас. Грейс говорит, началось с облачка дыма, а теперь пламя видно, наверно, за пять миль – ведь коровник забит сеном.
Все это он рассказывал Кейт громким шепотом, медленно привлекая прикованное к экрану внимание других.
– Вы хотите сказать, горит весь его сеновал? – спросил Лео. – Эммет, Уильям, Рид, тетя Кейт, – взывал он ко всем, бросив юную героиню на съедение леопарду, если тот пожелает, – давайте вернемся и посмотрим, как горит!
– Абсолютно исключено, – отказал Рид. – Мы только будем торчать на дороге и мешать пожарным.
– Безусловно, – поддержал Эммет, – нам следует оставаться именно здесь. Грейс сказала, дорогу перекрыли. Пытаются лишь сберечь дом, вот и все, что можно сделать. Сеновал безнадежен. Тысячи вязанок сена…
– Идиоты, нам надо ехать! – завопил Уильям, тряся Рида, словно желая его разбудить. – Поезжайте. Мы должны вернуться. Они должны потушить пожар… сено не может сгореть, слышите, не может сгореть, не может… – Он кричал уже так громко, что сидевшие в других машинах начали обращать внимание, оглядываясь и криками требуя тишины. – Поезжайте! Поезжайте! – орал Уильям. – Они должны спасти сено. Боже милостивый! – Он выскочил из машины и побежал, крича на ходу.
– Пошли, Эммет, – приказал Рид. – Кейт, вези Лео домой. Немедленно. Лина, оставайтесь с ней.
Но Лина выскользнула из машины и бросилась за Уильямом. Пересев за руль, разворачивая и выводя машину, Кейт увидела, как Эммет и Рид настигли Уильяма. К ним уже бежал один из служащих кинотеатра. Она быстро промчалась мимо, чтобы Лео не слишком многое смог увидеть, и услышала приближающийся вой сирен.
Глава 15
НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ
– Можете говорить что угодно о лагере мистера Артифони, – сказала Кейт, – но без занятий неотложной помощью и баскетболом просто не знаю, что все это время делал бы Лео.
– В этом и заключается смысл лагерей, – указал Эммет. – Я возражаю не против мистера Артифони, а против высказываемых им максим, крайне банальных и крайне часто цитируемых. А, вот наконец и Рид.
– Будет Каннингем защищать его? – спросила Кейт.
– Дайте я хоть налью ему выпить, – вмешался Эммет. – Вы оставили Лину там?
– Она надеется, что ей, может быть, разрешат его навещать. Послали также за каким-то священником, к которому Уильям питает особое уважение; по-моему, это его настоящий друг. Спасибо. Это именно то, что мне нужно. Каннингем будет его защищать, хотя ничего еще не решено, – изменят ли обвинение или линию защиты.
– Они ведь не станут… не могут казнить его, правда?
– Нет. Каннингем безусловно не разрешит превратить это в преднамеренное убийство. Что будет довольно сложно, ибо Уильям конечно же раздобыл пулю, но Каннингем собирается утверждать, будто он нашел ее более или менее в последнюю минуту. По-моему, это довольно близко к истине, хотя бы настолько, насколько нам хочется. Каннингем говорит, тридцать лет – абсолютный максимум.
– Тридцать лет!
– Скорее всего, двадцать. Восемь – при освобождении на поруки за примерное поведение. Каннингем надеется обеспечить ему психиатрическое лечение; фактически можно сослаться на невменяемость, хотя по закону это почти безнадежно. Знаю, все это ужасно, но посмотрим на дело с положительной стороны. Уильяму окажут помощь, а Эммет, и мистер Маллиган, и мистер Брэдфорд, и его дети, не говоря уж о мистере Артифони, супругах Монзони и Паскуале, будут очищены от всех подозрений. И Кейт, конечно.
– Но ведь меня, разумеется, никто реально не подозревал?
– Не особенно. Но все равно человек, занимающий какое-либо ответственное положение, должен быть абсолютно чист даже от тени подозрений в убийстве.
Кейт покосилась на Грейс, продолжавшую слушать Рида с выражением непоколебимой невинности.
– На меня, – сказал Эммет, – навсегда легла тень грязного обманщика в глазах Лео.
– Он просто не мог поверить, что коровник не горит. То и дело с надеждой бросался к окну – поистине, маленькие мальчики настоящие вурдалаки.
– А что бы вы сделали, – поинтересовалась Грейс, – если бы Уильям не среагировал?
– Вы хотите сказать, если б наш тайный план не сработал? – переспросил Рид. – Эммет учитывал такой шанс.
– Допустим, я пошла бы в кино, – предположила Грейс, – и Эммет не мог бы сослаться на необходимость меня навестить?
– Сослался бы на необходимость навестить миссис Монзони, все еще сидевшую дома у камина.
– Продолжай, Рид, – попросила Кейт. – Резюмируй. Ты же знаешь, как надо начать: «Сперва я рассматривал это дело как простой несчастный случай, но только на первый взгляд».
Рид встал и наполнил свой бокал.
– Вы должны были посвятить в план меня, – сказала Кейт.
– Мне и так трудно было рассчитывать на актерский талант Эммета; не хотелось еще на кого-нибудь полагаться. Не скажу, что недооцениваю его способности разыграть любительскую комедию, но считал мелодраму не совсем в его вкусе.
– Кроме того, – подчеркнул Эммет, – любой риск, даже столь ничтожный, как предстать перед всеми полнейшим ослом, должен был взять на себя я. В некотором смысле во всем есть моя вина.
– Единственным настоящим виновником, – возразил Рид, – хотя мы все, несомненно, чересчур легкомысленно относились друг к другу, была убитая женщина. Я хотя бы с определенным удовлетворением сознаю, что за грехи Мэри Брэдфорд не пострадал невиновный.
– Вы с самого начала думали, что это Уильям? – спросила Грейс. – Кажется, вы говорили, что для полиции он наиболее очевидный подозреваемый.
– Не с самого начала, но вскоре стал думать. Чем больше я размышлял, тем больше убеждался, что только безумец способен рассчитывать на случайность, оставив валяться заряженное ружье. При всех сообщениях об утренних играх в стрельбу, мог ли кто-то действительно посчитать это подходящим способом убить эту женщину? Даже если бы стоило использовать шанс, все мы признали бы слишком опасной угрозу для мальчика. Я это понял, увидев во время ареста Уильяма, с каким ужасом смотрит судья на забавы с оружием. А потом, из ружья всегда стрелял Лео. Почему он не выстрелил на сей раз, если кто-то действительно все спланировал, а Уильям ничего не знал? На какое б чудовищное деяние ни пошел Уильям, он не позволил Лео стрелять из ружья. Он был не способен позволить ему совершить убийство, путь даже совершенно случайно. И все же тот факт, что Лео не выстрелил из ружья, обвинил в моих глазах Уильяма.
– Поэтому-то и я все над этим раздумывала, – вставила Грейс.
– Знаю. Конечно, когда я решил, что зарядил ружье, равно как и выстрелил из него Уильям, проблема заключалась в отсутствии даже тени мотива. Пусть эта женщина была чудовищем, – тут мы, по-моему, все согласны, – но Уильям прежде ни разу даже не посмотрел в ее сторону. Каким образом можно было возненавидеть ее до такой степени, чтобы убить? Я начал искать другого подозреваемого и какое-то время, подобно профессору Нол, думал о мистере Маллигане. Однако после соответствующих изысканий невиновность мистера Маллигана была установлена почти абсолютно.
– Узнаем ли мы когда-нибудь об этом? – полюбопытствовала Грейс.
– Извините меня за скрытность, но тут я должен просить об амнистии. Так или иначе, по возвращении из Нью-Йорка и двух бесед – с Эмметом и с Кейт, – все вдруг встало на свои места. Кстати, должен признаться, что лишь благодаря тесному общению с Кейт в последнее время и пребыванию в одном с ней доме, я определенно сумел научиться неожиданным скачкам мысли, которые столь необычным для меня образом оказались необходимыми для реконструкции событий. С гордостью заявляю, что я начал мыслить, как профессор английской литературы.
– Очень галантно сказано, дорогой сэр. Но, с удовольствием приняв комплимент, я по-прежнему удивляюсь вашим заключениям.
– Эммет обнаружил пропажу – пропало нечто, упомянутое в письме Джойса Лингеруэллу. Все время оставался шанс, что он сам это взял, но снова благодаря Кейт, которая вполне успешно судит о людях, я понял невероятность этого.
Эммет взглянул на покрасневшую Кейт. «Я совершенно не доросла до умения принимать комплименты, – подумала она. – Черт возьми».
– Основные догадки здесь высказал Эммет, но, разумеется, будучи литературно мыслящим парнем, он привык приходить к своим идеям нелогичными скачками.
– Это выходит естественно, когда начитаешься Джойса. Скорее ассоциации идей, чем логическая последовательность.
– Как в «Тристраме Шенди» [49]49
Опубликованный в 60-х годах XVIII века роман Лоренса Стерна (1713–1768) «Жизнь и мнения Тристрама Шенди» был предшественником появившихся в XX веке романов в форме «потока сознания», не имея связного и последовательного сюжета.
[Закрыть], – заметила Грейс.
– Что-то вроде того.
– Объясните им ход ваших мыслей, – попросил Рид. – Не думаю, что смогу верно их изложить.
– Во-первых, я стал размышлять о «Дублинцах». Поэтому и дал почитать нашему забавному полисмену рассказ «В день плюща». Знаете, он сразу сообразил, что разгадка кроется в этих письмах, и, когда я ему рассказал о своей работе над Джойсом, захотел разузнать о Джойсе. Он совсем не такой тугодум для полисмена, никоим образом не обладающего молниеносным мышлением Белой Королевы [50]50
Персонаж «Алисы в Зазеркалье» Льюиса Кэрролла.
[Закрыть]. Потом подвернулась сентенция Гарри Левина; не знаю, на каком основании она была высказана… вот, лучше точно процитирую: «Мысль описать день мистера Блума сначала казалась Джойсу темой очередного короткого рассказа». Добавьте эту сентенцию к факту пропажи документа, и… ну, я вдруг посчитал вполне возможным, что «Улисс» начинался как рассказ из «Дублинцев», и что Джойс, разумеется, много лет дожидавшийся публикации своих рассказов, решил тем временем превратить «Улисса» в шедевр и выбросил его из «Дублинцев» до публикации. Но сохранил, так же как «Героя Стивена», – ранний вариант «Портрета художника в юности», – и именно эту рукопись, как мне представляется, послал Лингеруэллу в подарок как самую драгоценную вещь. Однако пожелал скрыть ее от публики. Почему? Об этом кому-то еще предстоит догадаться. Может быть, он хотел, чтоб роман «Улисс» читали сам по себе, – видит Бог, надежда оправдалась сверх самых безумных его ожиданий. Я в этом уверен.
Это, как может заметить Рид или любой из вас, только самое дикое предположение. У меня не было даже намека на доказательства. Но я начал гадать – допустим, есть такой рассказ, допустим, Уильям его украл, надеясь впоследствии заявить об открытии, где бы он мог его спрятать? Не в этом доме, я был вполне уверен. Разумеется, я поискал. Но если бы рассказ обнаружился в этом доме, Уильям бы мало что выиграл. Им распорядилась бы дочь Лингеруэлла, так же как всеми прочими бумагами. Но если бы он мог найти его впечатляющим образом, подобно многим литературным открытиям последнего времени, возможно, имел бы право заявить об этом, по крайней мере, с событием было бы связано его имя. Но где он мог его спрятать?
Как видите, я нисколько не приближался к решению, но начинал мыслить так же, как Уильям. Предположим, рассуждал я, я выйду в поля, где он гулял с Лео, не бросится ли мне в глаза подходящее для тайника место, как бросилось Уильяму? Я подумал сначала, что он посвятил в свой план Мэри Брэдфорд, а потом ему пришлось ее убить, но это выглядело уж слишком неправдоподобным. Уильям без всяких сомнений испытывал отвращение к Мэри Брэдфорд. В любом случае я, действительно прыгая по полям, не сумел ничего придумать. Но поговорил с Ридом о пропавшем рассказе и изложил ему свою теорию.
– Прежде чем поговорили со мной? – спросила Кейт.
– Да. По-моему, он вероятнее, чем вы, обозвал бы меня дураком. И я не мог осложнить вам жизнь, сообщив о возможности такой кражи, пока по-настоящему сам не поверю. В конце концов, я вам все рассказал, кроме подозрений насчет Уильяма. А дальше, – закончил Эммет, пожимая плечами, – пусть Рид излагает.
– Я, так сказать, принял эстафетную палочку из ослабевших рук Эммета. Действительно, неплохой образ для моих целей. Свежим и полным сил я вышел на следующий этап, сменив предыдущего бегуна. Он уже выдохся. Однако под конец я тоже падал от усталости, пока не принялся восстанавливать заново весь свой визит сюда – один из великолепнейших и ужаснейших в моей жизни, – и вспомнил то первое утро, когда получил приглашение прокатиться и безжалостно трясся на сноповязалке мистера Брэдфорда. Кстати припомнил, что Мэри Брэдфорд меня там видела. Восстановив это в памяти, я снова пошел через луг и, глядя на аккуратно вяжущую снопы машину, внезапно подумал, что в одной из таких вязанок можно с успехом спрятать даже большую рукопись, если попросту бросить ее в агрегат, когда Брэдфорд посмотрит в другую сторону.
