Текст книги "Сказания древнего народа"

Автор книги: Амалдан Кукуллу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Амалдан Кукуллу
Сказания древнего народа

Слова признательности и благодарности…

МИРЕ НАСИМОВОЙ – моей маме, сумевшей, несмотря на тяготы бытовой неустроенности, поддерживать тепло домашнего очага. Пройдя вместе с отцом жернова тяжелого лихолетья запретов, гонений и арестов, мама сумела сохранить веру в дело, которому отец посвятил всю свою жизнь. Искренне жаль, что отец не дожил до счастливого момента публичного издания своих трудов.

ИРИНЕ НИКУЛИНОЙ – верному соратникуи сотоварищу моего отца. Благодаря многолетнему труду, еще при жизни отца строчки его творений, записанные далеко не каллиграфическим почерком, были скрупулезно изучены и набраны на компьютере. Кто знает, если бы не Ирина Никулина, в каких архивах и на каких полках пылился бы сейчас фольклор, собранный по крупицам Амалданом Кукуллу.

НИСИМУ НИСИМОВУ – достойному представителю нашего народа, моему брату, который, несмотря на постигшее его личное горе, своим деятельным и деликатным участием инициировал издание литературного наследия Амалдана Кукуллу. Благодаря Нисиму это издание увидело свет.

МОИМ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫМ КОЛЛЕГАМ И СПОДВИЖНИКАМ, чей, на первый взгляд, невидимый, но весьма осязаемый труд, чьи бесценные рекомендации, сделали возможным реализацию замысла. Искренние, идущие от самого сердца слова адресую Вам, кто не упомянут персонально, но не забыт. Вам, благодаря кому дело, которому Амалдан Кукуллу посвятил свой талант, приобрело реальные очертания и останется в истории.

ОСОБАЯ ВЕЧНАЯ БЛАГОДАРНОСТЬ СЛУЖАЩИМ СИНАГОГИ И ДРУЗЬЯМ, кто поддерживал отца при жизни и проводил его в последний путь…

…от составителя и издателя Даниила Кукулиева

Предисловие

По сказке жить нельзя, а сердиться на нее тем более

У горских евреев Кавказа, джугури, как и у всех народов, издавна существует врожденная любовь к сказке [1]1
  Здесь публикуется в сокращенном варианте. Полный текст – см. статью А. Кукуллу «Фрагментарный экскурс в историю земную и в религиозно-духовную историю горских евреев Кавказа» (прим. сост.).


[Закрыть].

Сказка является неотъемлемой частью моего народа в его многовековой, запутанной и тревожной жизни. А сами сказители – «овсунечи», всегда пользовались народной любовью и «хурметом» – уважением, почетом. Их всегда сажали на «кунзевер» – почетное место в глубине комнаты и окружали заботой и вниманием.

В чем же дело? Почему такой почет и уважение? А в том, что сказка рождается народом на народно-бытовом говоре и живет для народа. А главное, сказка не имеет предела ни в чем: ни в нормах реальной действительности во всех ее проявлениях, ни в человеческой фантазии. Герои сказок могут творить самые необыкновенные чудеса; побывать в любых, даже не существующих мирах, на седьмом небе – «табага» или под седьмым пластом – «велгъ» – земли; вариться в аду или блаженствовать в раю; увидеть то, что нельзя узреть самым наблюдательным глазом; заставлять скакуна скакать, как бы олицетворяя этим самым в культовом образе вечно движущийся в беспредельном пространстве символ духа человека, одним словом, – сказкаможет изворачиваться, как заблагорассудится сказителю.

В прошлом, когда были падишахи, то у них были свои придворные поэты и писари: первые воспевали своего правителя, вторые заносили в специальную «тефтер» -книгу – все чрезвычайные события падишахского двора. Были и свои «овсуночиго» -сказители, люди с необыкновенным талантом творческого воображения, мистически-духовным восприятием мира, которые могли обрамлять свои причудливые и самые необыкновенные фантазии в словесный каркас и тем самым пленить своим рассказом даже тот объект, в адрес которого направлены ядовитые стрелы устной народной прозы.

Но можно ли назвать сказителя автором всех, рассказываемых им с одинаковым мастерством сказок? Безусловно, нет! Одни сказки, действительно, могут быть собственностью того или иного сказителя – они его «продукт»; другие – всего лишь пересказ вот уже веками, а может быть и тысячелетиями, кочующий от одного сказителя к другому. В этом случае сказитель служит как бы дорогой,по которой вместе с торговыми караванами и пешими дервишами, вместе с военными отрядами и путешественниками едут или идут пешком эти самые сказки. А голова сказителя служит, как бы караван-сараем, что стоит на этой дороге, и в ней останавливаются на «отдых» все путники, т.е. сказки. Они здесь «отдыхают», «сбрасывают усталость», часто переодеваются в новые, согласно климатическим или географическим условиям, наряды и снова трогаются в путь с языка сказителя... Они не знают ни границ во времени, ни предела в расстояниях; на их пути много караван-сараев. Сказка вечно в движении, и поэтому она неоднократно меняет свой наряд – мифическую оболочку или окраску, не признавая никаких политических воззрений, отказывается от одной религии и переходит в другую, заодно меняет имена своих питомцев – героев сказки.

Участие сказителя (рассказчика) ощущается во всех случаях. Он служит комментатором, который тут же дает свою оценку или делает ремарку всему тому, о чем повествуется в сказке. Так, например, чтобы выразить свое уважение или переживание за героя сказки, он использует эпитеты: «фагир» – «бедный», «бедмозол» -«несчастный» и т.п. А чтобы подчеркнуть достоинства и подвиги героя сказки, используются эпитеты: «красивый», «добрый», «сильный», «смелый» и т.п. Когда рассказчик повествует о поступках отрицательных типов, им используются в качестве эпитета: «змея», «собака», «свинья», «ведьма», «человеконенавистник», «злюка» и т.п., или он посылает на голову отрицательного персонажа свои проклятия: «Да чтобы его Бог наказал», «Чтобы ему в огне сгореть» и т.п.

Рассказчиком очень часто используются пословицы и поговорки, афоризмы и изречения, проклятия и пожелания. Вообще сказке присуще использование других видов фольклора, выполняя тем самым роль народной педагогики. Сказка находится в большом родстве со всеми другими видами устного народного творчества, для нее характерно заимствование огромного количества прямых и скрытых цитат, использование мотивов и сюжетов из письменной литературы, более того, зачастую логика развития сказочного сюжета подражает логике Святого Писания.

Если внимательно изучить характер и дух горско-еврейских сказок, можно заметить, что все они в какой-то степени отражают три исторических периода народа джугури,элементы его материальной, социальной и духовной жизни.

Читая сказки, где героями выступают как известные исторические личности -Зол-богатырь (пахлеван), Рустам, шах Аббас Первый, шах Аббас-оглы, так и другие безымянные, обобщенные падишахи и дервиши, везиры и векилы, нукеры и гаравоши, бикегузы и инчегузы, данусменды и амалданы, можно смело сказать – это сказки вавилонского и иранского периодов.В них отражается быт и обычай древнего и средневекового Востока с его дворцами и роскошными «хавузами» – бассейнами; гаремами и тенистыми садами; шумными толпа-базарами, где идет бойкая торговля. В качестве мифических и полумифических существ в сказках этого периода выступают Дэвы, Аждага, Гари-Нене, различные духи, навеянные языческими верованиями, религиозной еврейской литературой и т.п.

* * *

Нельзя сказать, что сказки иранского периода заимствованы из персидского фольклора. Они – сказки, как это обычно бывает, переоделись, наполнились атрибутами и персонажами жизни, которой пришлось им жить вместе со сказителями. Основные сюжеты уводят нас вглубь истории еврейского народа, ибо, как свидетельствуют древние источники, евреи «шоафарадин» жили и до последнего времени живут в Иране и других восточных странах.

Некоторые сказители утверждают, что их предки рассказывали о том, что род шаха Аббаса Первого (сефевиды) был еоври, т.е. евреи и отца шаха Аббаса звали Худо-бендо. Имя Худо – горско-еврейское название Бога, а слово – бен – означает сын. В роду шаха Аббаса были «джууты», и род этот впоследствии стал принадлежать к исламу шиитского направления. Сами сказители, начиная рассказывать сказки иранского периода, говорят: «Было это или не было, но когда наши предки жили в Иране под правым крылом справедливого и мудрого шаха Аббаса...» Как бы то ни было, все эти факты еще раз свидетельствуют, что сказки иранского периоданераздельны с горскими евреями Кавказа; они – его наследство, а если хотите, – его история, его психология.

Совсем иначе выглядят сказки второго периода –сказки, рожденные в полуфеодальном и полупатриархально-общинном Дагестане и в целом – Южного и Северного Кавказа. Персонажами выступают здесь «оширы» – богачи и беки, ханы и «саабдиги» -городские старшины, муллы и раввины, кадии и «дивун-буры» – судьи, лавочники и крестьяне, кожевники и сапожники, ростовщики и купцы, «фахлечисты» – наемные рабочие. Взамен мифических и полумифических персонажей выступают злые божественные и тотемические существа и духи – Шагаду и Азраил, Сер-Ови и Дедей-Ови, Эней и Эшмедей... А роль иранских «дохдуров» – врачей выполняют «ловловиго» – люди, в основном женщины, которые лечили заговорами и священными молитвенными амулетами.

Отличительной чертой дагестанского периодаXVII-XVIII вв. и последующих веков является и то, что в этих сказках скупо используется художественная описательность, меньше здесь той экзотики, мудрости, интригующих конфликтов, которые в изобилии встречаются в сказках иранского периода.Герои сказок дагестанского периодаотправляются в соседние «улкего» – страны и города, аулы и селения уже с коммерческой целью купить или что-то продать, или просто «посмотреть, как живут люди в других местах» и в конце, почти всех сказок, возвращаются разбогатев. Вследствие турецко-персидских войн неоднократно восстававшие коренные народы подвергались прямым гонениям и обложением повышенных налогов. Потому в основе сказок дагестанского периода лежат достоверные факты, имевшие место в Дербенте между 1870-1915 гг. и достоверные личности: Абдулаев, Жавадов, Мардахай Овшолум, Шомоил, Гемриил, Шелму, Менешир и др. Но так как подобные повествования прошли через горнило коллективного авторства – к нам они дошли как сказки. И чем дальше отходили мы, тем безразличнее становились к достоверным личностям. Сказителя не интересует зарождение сказки и фигурирующие личности. Главное для него и тех, кому он рассказывает сказку, – это идейная нагрузка, мораль произведения. Горско-еврейский народ без фальши и лакировки отразил для будущих поколений тот «котлован», где он сам некогда «варился», – и в этом немаловажная ценность изустной повествовательной прозы.

Со свершением в России в 1917 году «революционно-освободительного» движения и позднее – его победой – установлением Советской власти в Дагестане (1920 г.) – у горско-еврейского народа, как и у других народов Кавказа в целом, зарождается новый период устного народного творчества.Главная тема этого периода торжество победы и равноправия, торжество тех чаяний и дум, о которых на протяжении веков мечтал угнетенный и оскорбленный трудовой народ.

Популярными мастерами сказок послереволюционного периода были Хизгие-Эми Дадашев, Мардахай Овшолум, Шелму Мемри – в Дербенте; Шоул Семанду, Юси Сафанов, Бираров – в Махачкале; Маштанай Назаров – в Хасавюрте, Хисрун Алхасов -в Нальчике, род Шамаевых – в Грозном.

В сороковых годах, когда появилась возможность записывать веками жившее в изустной форме творчество, выявились новые имена сказителей: в Дербенте 75-летний Рахмиль Гуршум, среди женщин – зен (жена) Рувин Мигрей, Гузель Гул-Гулисту и Сенем бат Исроил – Хисиба; в Махачкале – Наамо Хаимова и Юно Хаимов; в Хасавюрте -учитель Гавриил Аронов; в Баку, в Губе, в Ширвоне, в Варташане и в других местах Кавказа были свои мастера устной повествовательной прозы.

Позже, уже после Отечественной войны, да и в годы войны, этот список пополнили такие сказители, как Борис Гаврилов из Дербента, Шурке зен Данил – (эта моя мама) и Бирорле Назаров – из Хасавюрта, Мелко зен Иси – из Грозного, были свои сказители и в Азербайджане – род Гуршумовых, Агаруновых и др.; в Нальчике – род Алхасовых, Мамуловых и др.

Закончить этот фрагментарный экскурс хотелось бы поговоркой, которая на русском языке звучит так: «Если человек каждый день не услышит хоть одно новое слово и не увидит что-нибудь из красот сотворенного Богом мира – то человек этот или глухой, или слепой».

Амалдан Кукуллу

поэт, сказочник, фольклорист.

Золотой сундук

В некотором царстве, в некотором падишахстве, в одной крепости, не вчера, не сегодня, а в давние времена жил-был один ошир, и был у него единственный сын. Отец и мать очень дорожили своим ребенком, как говорится, души в нем не чаяли, себя маяли, а чадо растили. Все, что ни попросит, что ни пожелает сын, тут же исполняли. И вот, когда юноша достиг тринадцати лет, пришел он к отцу и говорит:

– Дорогой отец, да быть тебе всегда в здравии. Разреши мне отправиться на охоту, а заодно посмотреть, что в мире делается. Надоело мне все время дома сидеть. Я уже большой и хочу испытать себя.

Не по душе пришлись отцу слова сына. Он даже вздрогнул, будто чем-то острым поразили его прямо в сердце. Как же так?! Сын, которого все считали ребенком, стал большим и хочет быть самостоятельным?! Но как бы то ни было, обрадовался отец всей душой, что наконец-то сын стал взрослым. Но тут же опечалился. «На радость или на горе», – подумал он. И в нем одновременно проснулись и радость, и печаль, и неведомая ему, отцу, судьба сына.

– Сыночек, зачем подвергать себя опасностям, зачем отправляться на охоту. На сто лет тебе хватит богатства, которое я накопил. Ведь у меня же никого нет, кроме тебя, – сказал он дрожащим голосом, обнимая сына.

Долго и по-стариковски внушительно отговаривал ошир сына. Но нет, по-юношески упрямо противился сын и не желал внимать словам отца.

– Я уже взрослый и хочу посмотреть мир, – еще раз повторил юноша, теперь уже настойчивее.

Ничего не оставалось отцу, как согласиться и разрешить.

– Но смотри, в сторону Востока не направляйся, – предупредил отец.

Недолгими были сборы. Выбрал юноша из отцовского табуна самого лучшего скакуна. Мать сложила сыну в дорогу хурджуны с едой, пожелала добрых напутствий, и сын ошира отправился в путь.

В этот день юноша ни разу не сошел со своего скакуна. Много поселений встречал он на пути, и наконец, въехал в лес. Объездил все уголки этого леса, но так и не подстрелил ни одного зверя, ни одной птицы. Незаметно наступил вечер. Горы успели спрятать солнце, а юноша так и не повстречал никакой живности, чтобы хоть раз выстрелить из своего ружья. Опечалился сын ошира, опустил свою голову на грудь и чуть не плачет.

«Стыдно перед отцом будет, если вернусь с пустыми руками, – подумал он, – Поеду-ка я на Восток. Мало ли что могут наговорить родители!»

И погнал сын ошира скакуна своего к Востоку. Много ли, мало ли скакал он; много ли, мало ли проехал поселений; ночь ли, три ли ночи был в пути, и, наконец, доехал он до дальнего леса.

«Ну, – думает, – тут-то я наверняка что-то и подстрелю.»

Въехал он в этот лес, объехал все закоулки, но так ничего и не встретил. Кончилось у него все съестное, что положила мать в дорогу, разозлился юноша на все на свете и решил ехать дальше.

Долго ли ехал, много ли передумал всяких дум, наконец, проехал он еще путь, равный всем улицам родного города, и опять ничего желаемого на пути не встретил. Когда он выехал из леса, то увидел у самого горизонта загадочную крепость. Хлестнул кнутом скакуна своего, и тот помчался галопом. Вскоре домчались они до самой крепости.

– Что бы ни случилось, я войду в эту крепость, – решил юноша.

Сошел он с коня и только тогда почувствовал, как устал и как сильно ему хочется пить, да так сильно, что стала кружиться голова.

Пересилил он свою слабость и, никем не замеченный, вошел за ограду крепости и видит – стоит красивый каменный дворец. Толкнул он двери и, с трудом передвигаясь, вошел в дом. Попал в длинный коридор и видит: там на корточках сидит красивая девушка с тугими, длинными до пола, золотыми косами, мочит в серебряном тазу тряпку и моет пол. Там, где она проведет тряпкой, пол блестит, словно зеркало. Смотрел-смотрел на все это юноша, и вдруг у него не то от того, что он сильно хотел пить, не то от того, что глазам стало больно смотреть на блестящий пол, еще сильней закружилась голова, и он упал.

Девушка вздрогнула от шума, испуганно вскочила и даже хотела вскрикнуть, позвать на помощь. Но когда увидела, что на полу лежит юноша необыкновенной красоты, то успокоилась и подошла к нему.

– Воды, – прошептал сын ошира.

Девушка мигом принесла в серебряном кувшине воды и напоила незнакомца. И тогда он почувствовал, как душа его наполнилась живительной, неземной влагой. Ему стало легче, он открыл глаза и увидел, как в нескольких шагах перед ним стоит та самая девушка, которая мыла пол. Сыну ошира стало стыдно за свою слабость. Он быстро поднялся на ноги, и они предстали друг перед другом. Долго стояли они, озаряя друг друга своей красотой. Когда девушка поднимала на юношу глаза свои, он тонул в них, а когда он смотрел на нее – она тонула в его глазах.

Наконец девушка спросила: откуда он и куда путь держит?

Рассказал ей юноша, чей он сын, зачем уехал из дому. Рассказал и о том, как отец отговаривал его ехать в сторону Востока...

– Верно говорил твой отец... Все юноши, которые направлялись на Восток, погибли... Твое счастье, что я встретила тебя, – сказала девушка. – А то бы смертью кончилось твое непослушание.

Поведала девушка еще о том, что эта крепость принадлежит ее отцу и что он издал указ: «Всех юношей, чья нога переступит порог его крепости, убивать, а трупы выбрасывать собакам на съедение». И все потому, что у него есть дочь из Небесного царства и никто не должен знать о ее существовании.

Но юноша не слышал ничего из сказанного девушкой. Он так смотрел на нее, что забыл, где он находится и как сюда попал. Ему захотелось навсегда остаться с этой девушкой, любить ее, угождать ей во всем и никогда с ней не расставаться.

– Уходи! Если отец узнает, то не быть тебе больше среди живых, -сказала девушка и открыла двери.

Попрощался сын ошира с красавицей и, никем не замеченный, вышел из крепости.

Сел он на своего скакуна, хлестнул кнутом, – и конь взлетел в воздух. Хлестнул он второй раз, – конь исчез за облаками. Хлестнул он в третий раз, – и конь домчал его к отцовской крепости. А вскоре сын переступил порог родительского крова.

Увидев сына живым и невредимым, родители были безмерно обрадованы. Стали они угощать его самыми вкусными яствами и расспрашивать о том, где он был и что видел. Но нет, глаза юноши не видели никаких угощений – в них стоял образ той самой девушки, с которой он повстречался. Уши не слышали родительских расспросов. Он слышал только нежный голос той самой девушки, которая жила в крепости и в которую он влюбился всем сердцем.

Да, любовь – страшная болезнь, и это знают все, кто влюблялся хоть раз. В этот день юноша, уставший с дороги, слегка перекусил и лег спать. Разве можно заснуть, если думы заняты любимой?..

Как кишки шагаду, тянулась для него эта ночь. Но всякое начало, всякий путь, всякое время имеет свой конец, и эта ночь тоже окончилась. Когда наступил рассвет, он попытался встать с постели – и не смог. Юноша почувствовал страшную слабость во всем теле и остался лежать. Родители уже успели с утра поесть, переделать всякие дела, а он все продолжал лежать в думах о полюбившейся ему красавице. Солнце достигло середины неба, а он все не выходил из своей комнаты, продолжая лежать без движения. Забеспокоился отец, что сын не выходит ни к завтраку, ни к обеду, и решил узнать, в чем дело.

Вошел он к сыну, а сын лежит и не думает вставать.

– Что такое?! – воскликнул отец. – С сыном моим что-то случилось?!

Он подошел к сыну и спрашивает:

– Сынок, почему ты до сих пор не встаешь?.. Может, что случилось?..

– Дорогой отец, да быть тебе всегда в здравии, – отвечает сын. – Мне что-то сегодня нездоровится.

Отец от горя прикусил палец, стал в сердцах проклинать ту минуту, когда он разрешил сыну отправиться на охоту. Но сколько бы отец не жалел о своем решении, от этого сыну не становилось легче. Он как слег, так и не вставал. Есть и пить ему приносили в постель, но ел он совсем мало.

Ничего не оставалось делать любящему отцу, как приглашать одного лекаря за другим, дабы помочь единственному сыну скорее поправиться. Но никакие советы, причитания, всевозможные настои из трав не помогали сыну ошира. И он с каждым днем все худел, терял силы, даже глазами водить перестал.

Как только ни упрашивали его родители и близкие поведать о причине болезни, но из уст не выходило ни одного звука, и глаза его оставались неподвижны.

Нужно сказать, что у сына ошира был единственный друг – сын одного бедняка, которого он очень уважал и мог доверить ему все свои тайны. Так они были дружны, что если один из них не приходил к другому хотя бы день, то тут же другой мчался, чтобы узнать, не стряслось ли чего-нибудь. Так произошло и на сей раз. Ждал друг – сын бедняка – друга своего – сына ошира, – а он все не приходил... Ждал три дня, три ночи, но его все не было, и он не давал о себе знать. На четвертый день сын бедняка пришел сам. Вошел в комнату и видит: лежит друг в постели, в глазах – грусть, в голосе – тоска.

– Что случилось? – спрашивает сын бедняка.

А он и ему ни о чем не говорит.

– Да так себе, – отвечает сын ошира.

Долго упрашивал сын бедняка своего друга, а он все молчал, будто во рту и языка нет, чтобы выразить словами все происходящее в нем. И вот в один из дней сын бедняка высыпал посреди комнаты, где лежал сын ошира, мешок золы, сел на нее и стал горстями сыпать эту золу себе на голову. А сын ошира лежит и видит все это. Наконец, он не выдержал и вскричал:

– Да чтобы душа твоя растаяла! Что ты меня терзаешь, я еще живой, а ты уже по мне траур устраиваешь!

И вот тут-то сын бедняка отвечает своему другу:

– Ах, вот как!.. А разве своим молчанием ты не терзаешь мою душу?! А еще другом зовешься. Какой ты мне друг?! Друзья и радость, и горе поровну должны делить.

Сын ошира через силу улыбнулся краями губ и говорит:

– Вставай, отряхни с головы золу и подсаживайся ко мне.

Встал сын бедняка с золы, стряхнул золу с головы и сел на край постели друга. Сыну ошира ничего не оставалось делать, и он начал рассказывать все, как было: как он отправился на охоту и не встретил ни одной птицы и ни одного зверя, чтобы подстрелить; как он тогда поскакал на Восток; как доскакал до одной загадочной крепости, где живет красавица, и как он в нее влюбился, – отчего и заболел.

Выслушал все это сын бедняка и встревожился.

– Я слышал, что эта загадочная крепость принадлежит одному падишаху-злодею, у которого есть дочь, но он ее прячет и ни за кого замуж не отдает.

– Если она будет моей, то я излечусь, если же нет – то никакие лекари, ни их советы, ни их зелья мне не помогут, – чуть не плача, промолвил сын ошира и добавил: – Я лучше медленной смертью умру!

Узнав причину болезни своего друга, обеспокоенный за его судьбу, сын бедняка решил его успокоить:

– Ты не волнуйся, что-нибудь придумаем, и она будет твоей.

Пришел сын бедняка к отцу друга и говорит:

– Дорогой богач, сын ваш влюбился и потому заболел.

– Пусть скажет в кого, я немедленно женю его, – обрадовался ошир.

Рассказал ему сын бедняка все, как есть, и продолжил:

– Я слышал, что много юношей погибло от рук хозяина этой загадочной крепости. Но надо что-то придумать. А то, не дай Бог, мало ли что может случиться с вашим сыном.

– Говорил я ему не ехать на Восток, – вдруг вспылил ошир и добавил: – Вот так бывает, кто к словам старших не прислушивается.

– Дорогой богач, сейчас не время сердиться. Нам надо что-то предпринять, чтобы вашего сына поднять на ноги.

– Я сам этого хочу, но как?

И вот тут-то сын бедняка посоветовал оширу отправиться на Восток к хозяину крепости засватать его дочь.

Встревожился ошир и говорит:

– Нет, нет!.. Я слышал, что все, кто приближался к этой крепости, погибали... Ну как к такому злодею посылать сватов... Я бы все богатство отдал, если бы он согласился выдать свою дочь за сына моего... Все бы отдал, только бы спасти единственного сына.

Кликнул ошир своих слуг и велел седлать коней, сложить все, что нужно в дороге, в хурджуны и пожелать ему удачного пути.

– Сам поеду сватать эту красавицу за сына моего, – сказал отец.

Сказано – сделано. Оседлали коней, перекинули через седла набитые хурджуны, и ошир, взяв с собой нескольких стражников, тронулся в путь. Долго ли они ехали или недолго, но через семь дней и ночей с заходом солнца были уже у самой крепости, где жила красавица. Вначале ошир и его свита сделали у речки недолгий привал, умылись, напоили и накормили коней, сами поели, – словом, сбросили с себя усталость и затем направились к крепости.

Постучался ошир в чугунные ворота и стал ждать. Долго ждать не пришлось: на стук вышел сам отец девушки.

– Худо кумек эшму! – сказал ошир.

– А эшму! – ответил хозяин крепости. – Заходите.

– Да быть радости в этом доме, – сказал ошир.

Хозяин крепости промолчал, а слуги его привязали коней к перекладине и незаметно скрылись. Вскоре были накрыты столы в честь гостей. Чего только не было подано. Десятки различных блюд и вин! Бери и ешь, пей и наслаждайся! Но нет, не прикоснулся ошир ни к чему.

– Спасибо за гостеприимство, – сказал он и добавил: – У нас есть к вам важное дело. Если оно не будет исполнено, то к еде я не прикоснусь.

– Так уж и быть... Говорите с чем пришли, – сказал хозяин крепости.

И ошир начал:

– У меня есть единственный сын, и он в такой-то день, в такой-то месяц проезжал мимо вашей крепости, заходил сюда, чтобы выпить воды. А угощала его ваша красавица дочь. Увидел он ее и, вернувшись, слег в постель... Так влюбился и заболел, как часто бывает с молодыми... Вот уже три месяца, как он с постели не встает. Каких только лекарей не приводил я, ничего не помогает. А своему другу он сказал: «Если эта красавица будет моей женой, я встану на ноги, а если нет – то никакие знахари и их советы мне не помогут». И вот приехал я просить вашу дочь в жены моему единственному сыну. Все, что вам нужно из моего богатства, я готов отдать. Только согласитесь выдать ее за моего сына.

Выслушал все это хозяин крепости и сказал:

– Да продлятся дни твои, дорогой богач! Ко мне много приходило сватов. Но я им говорил, что у меня нет никакой дочери. Сейчас я этого не скажу, так как сын ваш ее видел. Но скажу, что со дня ее рождения, вот уже двенадцать лет, я не имею никакого права выдавать ее замуж и обрекать на погибель, лишив данного ей Богом призвания, которому она посвящена.

Слова хозяина крепости показались оширу, словно обрушившиеся на голову каменные глыбы со скалы, и от этих ударов, казалось, уже не будет спасения. И тем не менее, ошир решил не отступать.

– Добрый человек, уважь, спаси моего единственного сына и выдай свою дочь, – взмолился ошир.

Долго думал отец девушки, как же помочь оширу спасти его сына от недуга, и, наконец, предложил:

– Есть один выход: пусть днем моя дочь будет с ним, а на ночь возвращается домой.

– Разве такое бывает?! – удивился ошир. – Если девушка выходит замуж, то она остается в доме мужа.

– Если вас устраивает мое предложение, значит, так и сделаем, если же нет – другого ничего не могу предложить, – повысив голос, сказал отец девушки.

Ничего не оставалось делать отцу юноши, и он согласился. «Чем ничего, что-то и то лучше, – подумал он и заключил: – Для сегодняшнего дня еще и завтра день будет.»

Составили отец девушки и отец юноши бумагу, в которой говорилось, что отец девушки отдает свою дочь с условием: днем она будет находиться у мужа, а ночью – в доме отца. Заверили они подписями эту бумагу, затем на радостях вкушали до самого утра вкусные обеды, пили вина, рассказывали всякие небылицы, смеялись, веселились... А рано утром ошир и его свита сели на своих скакунов, поблагодарили хозяина крепости за все хорошее и отправились в обратную дорогу.

Вернулись они домой с радостной вестью, обрадовали сына и стали готовиться к свадьбе. С этого дня сын ошира встал с постели, к нему вернулось здоровье, и ноги стали носить его.

Вскоре наступил день свадьбы. Всех своих приятелей и знакомых, всех горожан пригласил ошир на такое торжество. А с восходом солнца сваты привезли и невесту. Семь дней и семь ночей в ушах гостей пребывали звуки зурны и зажигательных мелодий. Все семь дней невеста находилась в доме жениха, а по ночам, как было уговорено, уезжала домой к отцу.

Кончилась свадьба, кончились и хлопоты. Но когда молодые остались наедине, юноша спросил свою невесту:

– Почему ты по ночам уезжаешь к отцу?

– Я ничего на это ответить не могу, – сказала девушка.

Шли дни и месяцы. Днем молодая жена, как и всегда, находилась у своего мужа, а на ночь уезжала.

Надоело мужу все это, да и перед любопытными друзьями было как-то неловко. Одним молодой супруг отвечал, жена, мол, уехала к дяде; другим – уехала в гости; третьим – еще что-нибудь... И так каждый раз. Да и ему было неведомо, куда и к кому жена уезжает. От того настроение его было подавленным, и он становился безразличным ко всему вокруг.

В один из таких вечеров вышел юноша за ворота крепости и сел на скамью. Сидит и думает: куда же каждую ночь уезжает его молодая жена? И надо же, в это самое время мимо крепости проходил седобородый старик. Посмотрел он на опечаленное лицо сына ошира и догадался, что у него что-то недоброе стряслось, да и лицо какое-то слишком бледное и осунувшееся. Остановился странник и произнес:

– Да будет добрым твой вечер!

– И твой, – ответил сын ошира.

Присел седобородый старик рядом и стал расспрашивать, чем он так опечален.

– А что из того, что я скажу тебе? – ответил юноша.

Странник, ничего не говоря, вытащил из кармана шапку-аракчи, надел юноше на голову и спрашивает:

– Видишь меня?

– Вижу! – отвечает сын ошира.

– А я тебя не вижу, – говорит странник.

Затем он надел эту шапку на себя и спрашивает:

– А теперь видишь?

– Нет! – отвечает юноша.

– А я тебя вижу, – говорит странник. И, сняв с себя шапку, отдал сыну ошира. – Бери!.. Пригодится тебе!..

– Это что, волшебная шапка-невидимка? – спросил юноша.

– Да, – ответил старик.

Сын ошира отблагодарил доброго незнакомца, и на том они разошлись.

Наутро молодая жена приехала к мужу и видит, что он сегодня как никогда веселый. Обрадовалась она тому, что муж ее так изменился. В этот день они шутили, смеялись и не заметили, как наступил вечер.

Вечером, как и всегда, за женой юноши приехала запряженная четверкой резвых коней карета. Девушка попрощалась с мужем и вышла во двор. А юноша тут же надел на себя подаренную добрым странником шапку-аракчи и стал невидимым. Вышел он за ворота крепости, сел вместе с женой в карету, и они поехали.