Текст книги "Дай нам шанс (СИ)"
Автор книги: Аля Алая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
– Было как-то, – тихо выдыхаю, – на свидании. Парень пошутил, что у него нет прав на вождение автомобиля с прицепом. Когда я не поняла, назвал меня РСП и расшифровал.
– Грубо.
– Да, было неприятно…
– Так и…
– Ах да, коротенько. У меня есть дочь пяти лет, муж развелся со мной во время декрета и ушел к лучшей подруге, попросил съехать, поскольку жилплощадь была его. С нами он все это время не общался. Я снимаю квартиру, работаю.
– На одном тематическом сайте я нашла целый кладезь полезной информации о таких девушках, как ты. Не против, если я зачитаю?
– Нет, интересно.
Тоня предупреждала, что будет немного жестко, так что я готова.
– В чем главная опасность РСП? – Тоня приставила к горлу два пальца и изобразила для меня рвотный рефлекс, вызвав тем самым улыбку, – оказывает, вы ненавидите мужчин, считаете их козлами. К тому же у вас кошмарный, невыносимый характер. Все, что вам нужно от бедных наивных мужиков – это их кровные денежки. Вы только и ждете, как присесть на чью-нибудь шею, свесив ножки, заодно и ребенка на эту шею пристроить спите и видите. Меркантильные, злобные, лживые существа. Даже 3 греха у вас есть.
– Боюсь услышать.
– Разрушила свою семью, не смогла удержать рядом достойного мужчину и отца, – Тоня принялась загибать пальцы, – лишила ребенка правильной модели отношений в семье, меркантильная.
– Звучит так, как будто вся вина за мой развод с мужем лежит на мне и теперь я автоматически стала ужасным человеком.
– Ну а что ты думала, в сказку попала? – Тоня пробежалась по монитору, – оказалось, тридцать процентов зрителей – мужчин сразу поддержали высказанную только что мной теорию, – что ты по этому поводу думаешь?
– Наверное, когда-то они пережили сложный опыт и озлобились. Нельзя все пять миллионов разведенных женщин считать одинаковыми, как мне кажется.
– Что же ты сама думаешь о мужчинах принципиально не желающих иметь ничего общего с женщиной с чужим ребенком?
– Это их право. Я никогда не стану навязывать себя и дочку кому-либо. Мы справляемся сами.
– Звучит не очень меркантильно. Через пару минут мы вернемся в студию, а пока послушайте зажигательный трек, – Тоня выключила микрофон, – ты как?
– Нормально, – слабо улыбаюсь ей, – сколько у людей злобы внутри. Как они с ней живут?
– Не знаю и знать не хочу. – Тоня вперилась в монитор, – надо выбрать звонок. Ого, ой…
– Что?
– Войцеховский в очереди на звонок, – подруга округлила глаза.
– Зачем? – тушуюсь я. Последняя встреча была ужасной. Если он продолжит в том же духе говорить обо мне на весь город, я не справляюсь.
– Не знаю и знать не хочу. Просто написал, что хочет поучаствовать в эфире и оставил данные. Я его отклонила.
– Спасибо, – выдыхаю с облегчением.
Передача длилась еще около часа. Тоня приводила занимательные факты из статистики разводов по стране, принимала звонки, вставляла песни, давая мне отдыхать. К концу эфира я чувствовала себя совершенно вымотанной.
– Не знаю, как ты делаешь это пять раз в неделю.
– Привычка, – Тоня зевнула, – спать иди, а у меня еще куча гостей сегодня. Спасибо, Кать.
Повесив трубку, я отправилась в постель. Глаза слипались ужасно. Но сон прошел, как только я увидела знакомый номер на экране.
– Тимофей. Минуту думала, отвечать или нет. Затем выключила звонок и занесла его номер в черный список.
___
*Инсайт – озарение, внезапное нахождение решения какой-либо задачи, ставшей результатом продолжительной бессознательной мыслительной деятельности (эврика). В психотерапии инсайтом обозначают сопровождающиеся прозрением и катарсисом осознание человеком причин своего состояния или проблемы.
Глава 11
– Малыш, что случилось? – приседаю рядом с рыдающим мальчиком. На вид ему года четыре, немного младше Тами. Он растерянно смотри по сторонам.
– Мама.
– Маму потерял?
– Д-да, – парнишка продолжает заливаться слезами. Ставлю поднос на свободный стол рядом с нами, осматриваюсь в поисках встревоженной мамы.
– Мы ее сейчас найдем.
Суббота. Сегодня посетителей прилично, сразу понять почему встревожена та или иная мама непросто. Одна с испуганным взглядом наблюдает, как малыш съезжает по безопасной пластиковой горке, вторая гоняется за близнецами, дубящими друг друга надувными мечами. А вот и моя, она выбегает из второго зала с бешеными глазами.
– Мы здесь, – машу ей с улыбкой, указывая на мальчугана рядом.
– Слава богу, спасибо, – женщина приседает рядом, – Марк, опять убежал. Я же на секунду отвернулась всего. А его нет. Спасибо.
– Пожалуйста, обращайтесь.
Оставляю воссоединенных маму с малышом и отправляюсь дальше. На данный момент на мне восемь столиков. Двум нужно вбить заказы, трем принести, к остальным просто подойти и проверить.
За полтора месяца я неплохо освоилась в «Кексике». Мне всегда нравилось здесь бывать и работать оказалось неплохо. Интерьер нечто. На высоких потолках разноцветные объемные облака, стены словно в сказочном сладком королевстве. У одной стены замок – игровая площадка. А мы, официантки – самые настоящие феи в пышных розовых юбочках с крылышками на спине. Каждый день делаю себе кукольный макияж и объемные косы.
– Кать, я рассчитаю крайний столик, – Валя, здешняя принцесса – менеджер, подходит ко мне, – а ты займись новыми посетителями за пятым столиком у окна.
– Хорошо.
– Видела, как ты справилась с малышом, молодец. У тебя вообще с детьми отлично получается, – Валя передает мне меню для гостей.
– Спасибо.
И получается и деваться пока некуда. Не сильно кому-то нужна в работниках мама с ребенком. Поиски идут, я штурмую сайты с вакансиями, но толку пока никакого.
Тоня предложила поработать у нее редактором на полставки удаленно. Я пока думаю, поскольку работа с часу до трех ночи, а у меня потом еще детское кафе. Боюсь, буду ползать тут как сонная муха.
– Марк, ты опять убежал, – улыбаюсь врезавшемуся в меня парнишке. Он поднимает на меня удивленный взгляд.
– Да, – выдыхает, – мама?
– Думаю я знаю, где мы ее найдем, – веду его в нужном направлении. Его мама всплескивает руками и смотрит на меня извиняясь.
– Привяжу тебя к своей ноге, Марк!
– Мам!
– Пошли.
Хорошо, что у Тамилы никогда не было склонности к побегам. Она у меня осторожная, всегда отслеживает где ее мама находится. Особенно если мы в незнакомом месте.
Черт, меня заждались. Пятый столик.
Вынимаю из кармана юбки блестящий розовый блокнот с пушистой ручкой и спешу. По дороге направляю пару малышей в нужных направлениях, указываю озабоченной маме, где комната в которой можно сменить ребенку подгузник.
– Здравствуйте, добро пожаловать в «Кексик», – расплываюсь в улыбке и тут же напрягаюсь. За столиком оказываются Мали с Наткой и Тимофей.
– Тетя Катя, – Мали вскакивает со своего места, – вы фея?
– Фея, – удерживаю улыбку. Отличную, неотдираемую. На предыдущем месте работы натренировала.
– Ух ты, – Натка окидывает меня восторженным взглядом. Как смотрит Тимофей не знаю, в его сторону я не смотрю.
– А у нас день крестных.
– Классно, – кладу перед ними два меню, – закажете сразу или мне подойти попозже?
– Мне сразу мороженое, единороговое.
– Поняла, – делаю пометку. Рука дрожит и меня это злит. Не собираюсь я на Войцеховского реагировать. Проехали.
– Еще какао с маршмеллоу.
– А нормальную еду? – подает голос Тимофей.
– Котлету – котенка с картофельным пюре.
– Мне шоколадное мороженое с соленой карамелью, клубничный молочный коктейль и большую порцию картошки фри.
Интересный заказ у Натки, я так смешивала еду, когда беременна была.
– Все? – постукиваю по блокноту ручкой.
– Мне чай, любой, – доносится отрывисто со стороны Тимофея.
– Через пару минут вернусь. Оставлю вам одно меню на всякий случай, – разворачиваюсь слишком резко, отчего пышная короткая юбка разлетается облачком.
Черт! Ну черт!
Я только более-менее в себя пришла, перестала думать о Войцеховском и старой работе и вот тебе, новая встреча. Вселенная надо мной точно издевается.
Вбиваю в специальный автомат рядом с кухней заказ, проверяю готовность остальных. Пять минут и мне придется вернуться. Главное – успокоиться.
Я не дам ему повод думать, что меня все еще хоть сколько-нибудь волнует его мнение обо мне. Я не сделала ничего плохого, это у него там какой-то бардак в салоне, если можно запросто кому-то подправить переписку с клиентом и уволить сотрудника обманом. И сделал это не абы кто, все планшеты подотчетные. Мы их забираем каждое утро у Кости, который каждый вечер собирает их и хранит в сейфе. Планшеты именные с паролями, там куча ценной информации – базы данных клиентов, их телефоны, адреса, данные платежей. За такую информацию конкуренты очень хорошо заплатят.
После увольнения мы с Лидой встречались. Она в чушь, в которой меня обвинили, не поверила.
Пообещала попросить у своего парня-айтишника дополнительно проверить мой планшет. Через пару недель перезвонила и сказала, что он так и хранится у Войцеховского, он его не отдал на перепрошивку.
Почему интересно?
Ужасно, но закрадывается в голову мысль о том, что он сам и организовал мое увольнение. Передумал расставаться с невестой, меня нужно было убрать, чтобы не напоминала о минуте слабости и вот. По щелчку пальцев вышвырнул. Если бы пришлось увольнять по всем правилам, месяц еще промаячила в салоне.
Мы с Тимофеем были очень мало знакомы. Одни выходные когда-то давно. Потом новая встреча, между нами заискрило. Но что если он совсем не тот, за кого я его принимала.
Демид тоже казался мне когда-то идеалом мужчины. И что? Бросил вместе с ребенком и забыл. Сейчас раз в неделю лениво таскается на встречи с Тамилой. То в кафе, то на прогулку. Бесит, потому что я вижу – она ему неинтересна, он меня обрабатывает, чтобы вернуться. Дошло до того, что постоянно написывает мне сообщения. В последнее время все откровеннее.
И Надя звонит, в трубку рыдает, чтобы не смела у них с сыном уводить отца. А я не планировала даже, я просто не знаю, как мне его им вернуть так, чтобы он не просился к нам с Тами обратно.
Полный звездец!
Может быть я из тех, кому патологически не везет с мужчинами? Проклятье на мне какое или порча?
– Кать, все хорошо? – Валя с тревогой заглянула мне в лицо.
– Да.
Выдыхаю, натягиваю на лицо блаженную улыбку и вперед. Нет времени страдать, для меня это роскошь. Надо работать и тащить нас Тамишей вперед к светлой жизни.
Заказ для Войцеховского готовится слишком быстро. Забираю на кухне поднос и спешу к ним. Мали широко улыбаюсь, расставляю сладости.
– Теть Катя, – малышка вскакивает, – а как там Тамиша?
– Хорошо.
Обхватываю ладонями поднос за пустые края. Пальцы вжимаются в него до боли – всю правую сторону жжет от взгляда Тимофея.
– Она не ходит на рисование, я думала, может заболела.
– Нет, с ней все хорошо. Просто пока не ходит.
Оплаченный курс на месяц закончился, следующий я не потянула. К тому же так будет лучше. Мали племянница Тимофея, мало ли он Соне или той же Натке наговорит обо мне гадостей, они могут дойти до Тамилы. А она не переживет, я точно знаю.
– И в детский центр не ходит, пропустила три субботы.
– У нас изменился график прогулок, – стараюсь говорить как можно мягче и улыбаться. Малышка мне нравится, но к сожалению теперь ей придется искать себе новую подружку.
– Но может быть, – детские бровки собираются домиком. Она с надежной смотрит на крестного и крестную, – я могла бы прийти к вам в гости с мамой или Тимом, или вы к нам.
– Нет, не получится. Извините, мне пора работать. Приятного отдыха.
Оставляю Малику расстроенной. Мне действительно неприятно ее огорчать, но рубить лучше все и сразу. Ей всего пять, в этом возрасте все быстро меняется. Она найдет с кем дружить. Тами тоже перестанет грустить скоро. Я очень постараюсь.
Отношу еще один заказ, рассчитываю посетителей и принимаю кучу благодарностей в третий раз, когда ловлю бегуна Марка. Этот мальчишка маму до седины раньше времени доведет, хоть ты gps-маячок на него вешай.
– А няней вы не работаете? – ловит она меня за руку. В глазах вспыхивает надежда.
– Нет.
– У вас бы очень хорошо получилось, вы подумайте, – огорчается.
Хороший вариант подработки, но вечером я с Тами, по выходным тоже. Чужим деткам чисто физически не могу уделять внимания.
И почему я в школе не любила языки? Сейчас бы могла по ночам переводами заниматься. Да и вообще, пригодилось бы.
Возле кухни оставляю пустой поднос, поправляю стопку меню. Разворачиваюсь и врезаюсь в Тимофея.
– Черт, – отшатываюсь.
Наши глаза встречаются. Тимофей делает шаг синхронно со мной, стоит мне лишь попытаться его обойти.
– Что тебе нужно? – спрашиваю как можно более спокойно.
– Поговорить. Работаешь в детском кафе?
– Ну как видишь.
Он хмурится, нервно проводит рукой по волосам.
– А что, нельзя? Или ты за окружающих переживаешь? – обвожу рукой помещение кафе, – так не надо, все оплаты по чекам. Чаевые необязательны и я их не требую.
– Катя, – глаза Тимофея округляются.
– И никому с непристойными предложениями не пишу. У нас мужчины вообще очень редко бывают, к их телефонам и соцсетям доступа у меня нет. Так что не переживай.
Ну вот. Язвлю. Не сдержалась.
Слишком долго во мне копилась моя обида.
Я всегда сдерживаюсь, молчу, пытаюсь сглаживать острые углы. Хватит, слишком больно было! Я имею право высказать свои эмоции. Войцеховский мне больше никто.
– Ты можешь меня послушать?
Тимофей делает шаг ко мне, я от него. Упрямо сверлим друг друга взглядами.
– Нет, – пытаюсь снова его обойти.
– Катя, – его ладонь обхватывает локоть. Тимофей мягко, но твердо останавливает меня. Придвигается ближе, – мои слова были слишком грубыми. Это было не профессионально со стороны руководителя и не по-мужски. Я переборщил с эмоциями. Но ты должна понять, твой поступок…
– Послушай, – жмурюсь до потемнения в глазах, – я больше у тебя не работаю. Поэтому и слушать не должна. Убери руки.
– Я помочь хочу.
– Что?!
– Вряд ли ты заработаешь здесь много. Я знаю, что у тебя съемная квартира и нет поддержки. Еще и дочь.
– Мне твоя помощь не нужна, – чеканю холодно. Вырываю из его захвата локоть, – я справляюсь. Так что оставь меня в покое и будет лучше, если вы с Маликой перестанете сюда ходить. В Москве полно детских кафе.
– Я не хочу, чтобы ты…
Менеджер Валя появляется на горизонте. Смотрит на нас с Войцеховским удивленно.
– У вас все хорошо, может быть нужна помощь? – обращается она к нему.
– Нет, все в порядке.
Тимофей сдержанно улыбается, поворачивается ко мне, словно хочет добавить что-то еще, но потом уходит.
Этот разговор явно был лишним.
Мне не нужны ни его помощь, ни извинения или что это там было.
Возвращаюсь к работе. Мне осталось только рассчитать их и все. Думаю, Войцеховский человек разумный и исполнит мою просьбу больше в кафе не появляться.
– Ваш счет, – кладу на стол папочку с чеком, – все понравилось?
Малика съела мороженое, а вот к котлете даже не притронулась, Натка все подчистую. Чай Тимофея остался не тронутым.
– Передадите Тамише привет и что я скучаю? – Малика улыбнулась с надеждой.
– Обязательно.
– Кать, хотела спросить, – Натка откашлялась, – что там с моим предложением? Ты обещала подумать.
О мой бог. Она опять начинает про свои голые картины. Ну какая из меня натурщица?
– Что за предложение? – Тимофей подает голос.
– Ангелина хочет нарисовать эту фею.
– Точно нет, она сейчас рисует исключительно НЮ*.
– А что такое НЮ? – интересуется Малика.
– Это… – Натка смотрит на Войцеховского с укором, – а пусть крестный объяснит, он лучше разбирается.
– Это…
И что же придумает хваленый крестный? Смотрю на него с усмешкой. Разве не знает, что при детях лишнего лучше не говорить?
– Нью-Йорк, город такой в Америке. Помнишь Ангелина рассказывала, что большую часть жизни там жила. Вот, скучает и рисует.
– Город? – у малышки явно не складывается, – а почему нельзя нарисовать тетю Катю в городе Нью-Йорке?
А вот действительно!
Я больше Войцеховскому не сотрудница. Почему он вдруг решил, что может что-то запрещать? Даже чертово НЮ!
– Я согласна, – говорю быстро, чтобы не передумать.
– Катя, это глупо.
Теперь я еще и глупая, отлично.
– Адрес галереи, тут мой телефон прямо сверху. Завтра сможешь?
– Утром, – вспоминаю, что у меня только полсмены.
– Отлично, крылья захвати, – Натка поднимается, – все, побежали Малика, пока фея не передумала.
– Ура, тетя Ангелина будет рисовать тетю Катю. Я приду посмотреть.
– Точно нет, – Тимофей скрипит зубами.
– Брось Тим, это искусство. Ты сам говорил, надо приобщать.
– Может еще себя резиновую покажешь?
– А что? Как подрастет.
– Я скажу Соне, что ты плохо влияешь.
– Она тебе не поверит, – смотрю на Натку, которая над его серьезностью откровенно потешается. Взяла и язык показала.
– Господи, сколько тебе лет? Мали, иди ко мне.
– Нет, с Наташей веселее, – мелкая по примеру своей великовозрастной подружки тоже показала ему язык.
– Невероятно…
– Все, Кать, я тебя жду! Ангелину предупрежу. Никакой сменной одежды с собой брать не нужно. Ну, может быть,только эти крылышки.
Во что я ввязалась, а? Я же хотела держаться от всех них как можно дальше.
_____
НЮ* – обнаженная натура (NUDE).
Глава 12
Утро началось с очередной грустинки.
Мы с Тами завтракали, к нам ворвалась голодная и сонная Тоня. Отжала мой кофе, затребовала себе кашу.
– Ты сегодня без кос, – заметила подруга, указав на мои длинные гладкие волосы. Я решила сделать прическу именно такой в надежде, что частично мою обнаженку можно будет прикрыть.
– Выхожу с обеда, успею заплести.
– Мам, я пять минут потанцую. – Тамиша сделала умоляющую гримасу. Ручки в молитвенном жесте. Последнее время она подсела на клипы – яркая картинка, завлекающий ритм.
– Пять, не больше. Потом собираемся и выходим.
– Ура, – наполовину недоеденная каша остается грустить. Хорошо, что в саду есть завтрак и Тами не будет голодной. Дочка вихрем уносится в зал, по совместительству мою комнату, где включает телевизор.
– Так и куда такая красивая с утра, колись. Анализы? Стоматолог? ЖЭК? Родительское собрание в саду?
– Ты так добра, – поджимаю губы.
– Рассказывай давай, а то у меня все рабочие варианты закончились.
– Я нашла вторую работу.
– Так… и что за она?
– Ну, – понимаю, что начинаю заливаться краской, – связана с искусством.
– Хм, – Тоня отхлебнула кофе, – а подробнее?
– Да понимаешь, – я махнула рукой, – ничего особенно… просто… ну… буду позировать для художницы... обнаженной, – последнее прошептала, чтобы Тами не дай бог не услышала.
– Кать???? – глаза Тони округлились.
Мда, прозвучало как-то не очень.
– На самом деле я пока не решила еще. Схожу, поговорю с ней и потом приму решение.
Поднимаюсь из-за стола и начинаю греметь посудой. Я вся на нервах. Дернул черт согласиться!
Может не идти? Но я обещала. И Натка знает, где я работаю. С неё станется заявиться в кафе в случае моей неявки.
– И где будет висеть поэтом эта картина?
– В спальне какого-нибудь олигарха... так мне сказали.
– Вообще, фигура у тебя красивая и в глазах что-то есть.
– И что же? – в моем голосе появляется смех, – усталость, тоска?
– Загадочность.
– Оу, – заглядываю в отражение вымытой кастрюльке из-под каши, – думаешь?
– Кать, мы столько знакомы и только сейчас я узнаю о твоей склонности к эксгибиционизму. Конечно ты загадочная.
– Ай, все! – отмахиваюсь от нее. Переглядываемся, взрывается хохотом.
Да, ситуация...
– Тамиша, выключай, – заглядываю в зал и застываю. На экране Лиза. Она кружится в белом летящем платье на берегу океана, поёт о любви. В конце её ловит в свои руки мужчина. Лица не видно, но по рыжим волосам я понимаю, что это Тимофей.
– Хороший голос, – бормочу себе под нос. Они до сих пор вместе, даже в клипе. И свадьба скоро состоится, Тимофей говорил о ней.
Знаю, между нами ничего. Пара тайных поцелуев, глупые воспоминания о почти забытом коротком романе. Некрасивое увольнение.
И все равно внутри сердце глупо сжимается от ревности.
– Да обычный, но вытянули хорошо, – со знанием вопроса замечает Тоня.
– Она с ним...
– Она с рыжим парнем, с такого расстояния вообще непонятно с кем.
– Да брось.
– Он идиот, Кать, забудь, – Тоня обняла меня и чмокнула в щеку, – сейчас тебя нарисуют, олигарх какой-нибудь как увидит и как пригласит замуж... ммм... будет рыжий потом себе локти кусать.
– Фантазерка.... Тами, идём, а то опоздаем.
В сад дочка попадает вовремя, затем я еду в галерею. Та, как назло оказывается всего в двадцати минутах езды. Подготовиться морально не успеваю.
У входа меня встречает пританцовывающая Натка в ярком фиолетовом деловом костюме. Странно, но блузки я под ним не вижу. На подиуме по телевизору я видела, что модели так ходят, но чтобы в жизни – впервые.
– Привет, – скромно поправляю на себе блузку.
– Пришла, – она расплывается в улыбке, – а я боялась, что передумаешь, – Натка хватает меня под руку, – пошли, тут Сонина студия рядом. Ангелина пока не устроилась, у нее квартируется.
– Понятно.
Мы прогуливаемся по тенистой аллее вдоль студии, затем сворачиваем к небольшому зданию из белого кирпича. Окна в нем огромные, без штор. Внутри видны полотна, скульптуры.
– Так что у вас там с Тимошей?
– Ничего, – прикусываю губу.
– Он с тебя глаз не сводил в кафе, проходу не давал, я видела.... И ревнует, иначе почему против картины... Колись.
– Ни-че-го, – отвечаю твёрже.
– Оу, значит он ухлестывает, а ты ему отворот-поворот?
– Все не так, никто ни за кем не ухлестывает. Тимофей мой бывший работодатель вот и все.
– Бывший босс,– раздалось с придыханием, – подробности будут?
– Нет.
– Зря! Темнишь, я видела, как между вами искры летели еще на дне рождения Малики.
– Искры?
О чем она? Я надеялась, никто между нами ничего не заметил.
– Привет, – дверь открылась, прерывая неудобный разговор с Наткой. Ангелина широким жестом пригласила нас внутрь. Солнечная, зажигательная, расслабленная, очень похожая на американку. Тимофей обмолвился, что она там двадцать лет прожила, чувствуется в ней что-то такое, другое.
– Ух ты, – замираю в центре просторного помещения. Вокруг скульптуры на тумбах и просто в разных местах, огромный полированный стол в центре, стеллажи с заготовками у стен. И мольберт с красками... это для меня, видимо.
– Я вас оставляю? – Натка прищуривается. Видно, она бы ещё осталась и продолжила заваливать меня своими вопросами.
– Да, если можно, – киваю я.
– Ладно, но хочу чтоб ты знала, мы с Маликой снова собираемся в ваше кафе. Потом обо все мне расскажешь, – Натка промурчала и скрылась, а я беспомощно взглянула на Ангелину.
– Ей бы в следственном комитете работать.
– Согласна, – Ангелина улыбнулась.
– Это, наверное, так интересно – быть художником, – начинаю заметно нервничать, – не просто делать какую-то работу, а заниматься тем, что от всего сердца любишь.
– Вот именно, любишь, – Ангелина отправитесь к небольшому столику в стороне и вернулась с двумя чашками кофе, – думаю нам нужно немного привыкнуть друг к другу.
– Согласна, – опускаюсь за стол и тянусь к кружке.
– Любишь, – она продолжила прерванную речь, – часто больше окружающих людей, даже самых близких. Для меня живопись – это страсть, самая светлая любовь и самая болезненная тяга. Без неё меня нет. Иногда я завидую людям, которые ходят на обычную работу, они могут вернуться домой и на какое-то время забыть о работе, сконцентрироваться на семье. У меня так не бывает, я люблю писать страстно, отдавая работе все свое время и силы, иногда сутки не ем и не моюсь. Рисую пока в глазах не плывет. Мой бойфренд ворчит, что моя работа – это как надоедливый постоянный любовник, у которого меня не отбить, как бы много и долго он меня... ну ты поняла, – она рассмеялась.
Ангелина эксцентричная, открытая, забавная, мне нравится. Чем-то похожа на Тоню.
– И почему ты все же решила попробовать себя в НЮ?
– Натка предложила... и.... это глупо, но... я удобная, понимаешь? Всегда такой была, старалась оправдывать ожидания родителей, бывшего мужа, начальника, не спорить и быть примерной. Знаешь, надоело, – говорю решительно, – хочется попробовать себя в чем-то рискованном.
– Тогда раздевайся.
– Ух, – делаю большой глоток кофе. Я решилась, мне действительно это нужно.
Я могу побыть немножко плохой, непредсказуемой. Представляю, что скажет мама или Демид, если картину увидят. Да они вообще перестанут со мной общаться.
Эти мысли странным образом воодушевляют. Расстегиваю пуговички на блузке, лифчик долой. И юбку тоже. На трусах я застопорилась немного, но если уж начала, нечего сомневаться. Трусы долой.
– И что дальше?
– Ммм, – Ангелина осмотрела меня, кутающуюся в длинные волосы, – сейчас я тебя посажу и приступим.
– Хорошо.
Внутри вся я вибрирую от неловкости.
– Вот. – Ангелина прикатила чёрный глянцевый куб. Усадила меня так, чтобы свет от окна падал только с одной стороны. Волосы распределила по плечам и на груди. Ладони упираются в куб между ногами, пряча самое сокровенное, зато грудь смотрится очень откровенно, – ты у нас девушка плохая, очень плохая или только чуть-чуть?
– Очень плохая, – сглатываю вязкую слюну.
– Тогда вот тебе, – Ангелина достала с полки керамическое красное яблоко, – Белоснежка моя.
Учитывая белую кожу и тёмные волосы – да. Располагаю руку с яблоком у лица, слегка прикусываю губу.
– Вот! Так и замри.
Ангелина присаживается у мольберта и с серьёзным видом начинает делать набросок углем.
Ой.
Теперь меня рисуют.
Голой.
В помещении тепло, я не мерзну. Тело наоборот в испарине. Чувствую, будто совершаю запретный поступок, за который мне точно будет а-та-та и радуюсь. Пусть будет.
Никакой больше удобной Кати.
Через час в статичном положении я выдыхаюсь, молю Ангелину о пощаде.
– Нам понадобится ещё встреч пять. Картина небольшая, портрет.
– А ее много кто увидит?
– Не думаю, у Наташи база своих клиентов, она в первую очередь им предлагает. Учитывая, что получится в итоге, уйдёт сразу, не сомневайся.
– Понятно.
– Натка написала, – Ангелина отвлеклась на телефон, – зайди за авансом.
– Хорошо, с тобой было очень комфортно и не страшно, – я почти полностью одета. Вставляю ноги в туфли, волосы у большого зеркала заплетаю в косы. Как раз успею не спеша до работы добраться.
– Спасибо, с тобой тоже. Мне нравится твой открытый взгляд.
Забрать у Натки аванс и ничего ей при этом не сболтнуть, оказалось тем еще квестом. Любопытная, жуть.
Зато теперь в сумочке очень приличная по моим меркам сумма. Месяц о нас с Тами можно не беспокоиться. Остатка, который я получу по завершении работы и вовсе ещё на три хватит.
Можно перевести дыхание. Теперь я могу искать работу спокойно и не трястись, как мы будем жить.
После работы у нас с Тами очередная встреча с папой. Демид заезжает за мной в кафе. Выглядит измождённым, немного на взводе. Подозреваю, первые месяцы с новорождённым даются ему тяжело.
– Ты сменила работу?
– Да, – пристегиваюсь, руки складываю на коленях. Чем дальше, тем сложнее наше с бывшим мужем общение складывается.
– Почему? Предыдущая была лучше и перспективнее. Тебя уволили? – и нотки в голосе недовольные такие. Вспоминаю, как в браке я слышала его замечания таким же тоном почти ежедневно. Не успела приготовить ужин, в близости отказала, располнела. Сейчас Надя, наверняка, слушает все тоже же самое, не изменился Демид ни грамма. Зато я изменилась и выслушивать и оправдываться больше не буду.
– Демид, это тебя не касается.
– Но официантка, Кать или кем ты там?
– Официантка, – вскидываю гордо голову.
– Давай я у себя на работе что-нибудь приличное подыщу, – он поморщился, – у тебя же диплом экономической.
– Не надо мне ничего искать, сама справлюсь.
Не хватало только Демида ещё и на работе каждый день видеть.
– Кать, я как лучше хочу, – он не сдаётся.
Конечно, для него лучше. Давить на меня, благодарную за помощь, будет намного проще.
Демид протягивает руку и накрывает мои. Тяжело вздыхает.
– Кать.
– Дем, не надо. И еще... мне Надя звонила. Требовала, чтобы я не уводила тебя из семьи, – проблемы их, пусть разбираются сами. Главное, чтобы меня не трогали. Не хочу я никаких треугольников больше. Один раз как хлебнула, на всю жизнь хватит.
– Черт! Достала, не могу я с ней. Весь мозг вынесла.
Усмехаюсь, я в свое время ничего выносить не умела, только молчала на все придирки. Лицо Демина искажает болезненная брезгливая гримаса. Когда-то она была такой, когда разговор заходит о наших отношениях. Как все диаметрально изменилось за два года. Да уж.
– Кать, ошибся я. Дураком был, ну! Давай попробуем.
– Нет, Демид ... – пытаюсь стряхнуть его руку. Неприятно до ужаса. И как только я сразу не рассмотрела что он за человек. Столько лет в рот смотрела, любила. Дурочка!
– Кать, я же вижу, как тебе тяжело одной, – Демид разворачивается на сиденье и двигается ко мне ближе, – мне тоже херово. И я думаю о тебе... постоянно. Вспоминаю нас вместе.
Не успеваю опомниться, как Демид вжимается своими губами в мои. От неожиданности пытаюсь сделать вдох, возразить, но он не даёт. Жадно целует, скользя ладонью по моему бедру. Сминает платье.
Пытаюсь оттолкнуть его, упираюсь ладонями в грудь.
– Пусти, – уворачиваюсь от настойчивых губ. Мне тесно, ремень безопасности не позволяет дернуться. Захлестывает паникой, чувствую себя в ловушке.
Его ладони беспардонно мнут мое тело, ныряя под одежду. Не хочу, не хочу!! К горлу подступают бессильные слезы. От насильных прикосновений колотит. От запаха его дыхания и кожи тошнит.
– Кать, Катюша, – шепчет мне в шею, как заведенный. Ведёт по ней языком, полностью игнорируя кулаки, вжатые в его грудь, – ты так пахнешь, с ума схожу. Хочу тебя, к ней даже прикасаться не могу. Давно, как отрезало.
– Пусти, пусти, – снова уворачиваюсь, когда ищет мои губы, – слышишь, перестань!
– Да что ты ломаешься!? – надсадно сипит, теряя терпение, – я же нормально пытаюсь, предлагаю помощь, к дочке езжу, прощенья прошу. Что ещё ты хочешь? Мне же и надоесть может, Кать! Одна останешься! За два года не много охотников нашлось на тебя с ребёнком!
– Да пошёл ты, – со всей силы ударяю бывшего мужа по лицу. Он беднеет и отшатывается, явно не ожидая от меня такого. Дрожащими пальцами освобождают себя от ремня и вываливаюсь из машины. Демид совсем с ума сошел, гадко и от его слов и от прикосновений. Тыльной стороной ладони вытираю губы.
Рядом хлопает дверь машины. Демид появляется рядом злой и расстроенный. Руки в карманах брюк.
– Кать, прости, перегнул. Ты же знаешь, терпение не мой конек. Поехали.
– Нет, я с тобой в машину не сяду.
– Смешно! Ну сорвался немного, но не надо теперь монстра из меня делать.
– Я иду за Тами одна! И запомни, мы в разводе! Никаких отношений между нами не будет! Максимум, ты можешь видеться с дочкой и то на прогулках.
– Ты совершаешь ошибку.
– Никакая это не ошибка!!! – Сжимаю кулаки, – ты бросил нас. Ушёл к моей лучшей подруге, крестной нашей дочери. Два года прошло и ты решил, что твоё "прости" все загладит?! Не загладит! Я не собираюсь тебя прощать! Не хочу! Даже если совсем одна останусь, все равно нет.
