Текст книги "Мой Западный берег. Записки бойца израильского спецназа"

Автор книги: Алон Гук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Алон Гук
МОЙ ЗАПАДНЫЙ БЕРЕГ
ЗАПИСКИ БОЙЦА ИЗРАИЛЬСКОГО СПЕЦНАЗА

БАЛЛАДА ИЗРАИЛЬСКОГО СОЛДАТА

Среди уникальных характеристик современного израильского общества ключевая роль в его гражданской и политической жизни принадлежит армии. Без понимания этого практически невозможно понять израильское общество и его политическое мышление. Именно поэтому книга Алона Гука познавательна не только для израильтян, но для читателей любой другой страны мира.

Особенность книги Гука – это его глубоко искреннее описание чувств и мышления, сомнений и убежденности, страха и опасности. Именно это делает «Мой Западный Берег» не казенно-патриотической книгой, а книгой о становлении и возмужании израильского солдата. Алон не только защищал Западный берег, но открыл свой личный, раннее ему еще не известный собственный «берег» физических, эмоциональных и моральных возможностей.

Книга «Мой Западный Берег» не суммирует политические дилеммы и не навязывает читателю ни специфическую политическую догму, ни специфически моральный вывод. И это одна из ее главных заслуг.

Основатели Израиля отлично понимали, насколько важна книга для бойца и для граждан – резервистов этой армии, каждый год на месяц призывающихся в свое подразделение. Именно поэтому Бени Маршак, ответственный за моральную подготовку бойцов в Пальмахе до и во время Войны за Независимость в 1948 года, «оснастил» бойцов книгой, переведенной с русского. Эта книга, имевшая подзаголовок «Повесть о страхе и бесстрашии», называлась «Волоколамское шоссе», написал ее А. Бек, и рассказывала она о героях-панфиловцах. Она должна была создать психологическое настроение новенькой армии Израиля.

Для того чтобы расширить ее географическое пространство, заглавие было изменено. Книга называлась «Аншей Панфилов» – «Люди Панфилова». Под этим названием она больше подходила израильским солдатам, которым пришлось защищать не только свою географическую территорию, но и свою глубокую историческую цель.

Израильские генералы, главнокомандующие и участники таких легендарных подразделений, как «Сайерет Маткал», Подразделение 101 и многих других обычно не позволяли себе углубляться в личные аспекты, отдавая предпочтение описанию операций и поля боя. Даже трехтомник очень подробных дневников Бен Гуриона о войне 1948 касается больше полевых и исторических событий, чем их эмоционального восприятия.

Личному восприятию войны во многом посвящена книга, суммирующая итоги Шестидневной войны 1967 года – «Беседы Бойцов» («Сиях ха-Лохамим»). В ней приводятся в прямой речи беседы простых бойцов, которые вдруг обнаружили, что они стали героями и которые стараются осмыслить, что же можно и нужно делать на основе этой победы.

«Мой Западный берег» Алона Гука является современным документом, свидетельствующим, в какой невероятной ситуации находится Израиль и какие героические усилия делают солдаты ЦАХАЛА – Армии Обороны Израиля. Сам же Алон искренно и упорно настаивает на том, что ни он, ни его друзья не совершали никаких героических поступков. Они шли в бой, исполняя повседневные обязанности воина израильской армии.

К несомненным достоинствам книги относится ее стиль – по хемингуэевски лаконичный и точный.

Прочитав книгу Гука, я вспомнил полные оптимизма слова израильского солдата из песни 60-х годов. В переводе они звучат примерно так: «Я обещаю тебе, моя маленькая крошка, что это и будет та – последняя – война».

Сколько подобных песен и обещаний придется слагать израильским бардам до достижения мерцающего на удаляющемся горизонте мира.

Издатель Илья Левков

ОТ РЕДАКТОРА

Свою рукопись Алон Гук назвал «Мой Западный берег». В этом есть одна не очень политкорректная закавыка. Кому-то термин «Западный берег» очень нравится, кто-то считает его арабской выдумкой, пропагандистской уловкой.

Алон Гук, отслуживший в Армии обороны Израиля на территории Иудеи и Самарии – именно так назван этот регион в Танахе (Ветхом Завете), пишет о своем видении ситуации на Ближнем Востоке, о своем Западном береге, название которого впервые было обозначено в 1949 году соглашением о перемирии между Израилем и Иорданией (английский эквивалент – West Bank). Это название и стало использоваться сначала иорданцами, затем перешло в использование в английском и многих других языках.

Автор – бесспорно талантливый человек, который не обучался литературному мастерству, но за три года службы в израильской армии в совершенстве постиг науку защиты своей страны и народа Израиля.

Книга Алона Гука – взгляд изнутри на будни израильского спецназа, действующего в условиях, максимально приближенных к боевым, когда порой жизнь от смерти почти неотделима, когда надо сосредоточиться перед лицом опасности и выполнить любое, самое сложное задание командования.

А в редкие свободные минуты боец израильского спецназа – живой, обаятельный парень, которому нравится бродить с симпатичной подружкой по улочкам древнего Яффо, сидеть в кафе в Иерусалиме или мчаться в машине по ночному Тель-Авиву.

Дневник спецназовца ЦАХАЛа Алона Гука (бывшего минчанина, выпускника Тель-Авивского университета) – одно из самых ярких произведений о сегодняшней жизни Армии обороны Израиля, о силе духа, мужестве и стойкости ее солдат, о нашей единственной и неповторимой стране, стране Израиля, текущей не только молоком и медом, но и кровью ее защитников.

Леонид Школьник, гл. редактор еженедельника «Мы здесь», Иерусалим

МОЙ ЗАПАДНЫЙ БЕРЕГ

1

Спасибо моему братишке, я больше всего думал о нем, когда был в армии.

Спасибо моим родителям, они очень сильно волновались за меня.

Спасибо моим боевым друзьям, они прикрывали меня от пуль.

Спасибо моим девчонкам, они согревали меня, когда я приходил домой.

Война… Война была всегда, с тех пор как зародилось человечество. И обезьяна взяла в руки палку вовсе не для того, чтобы сбить банан, а чтобы ударить по голове другую обезьяну.

Война всегда ужасна и бесчеловечна, и неважно, ведется ли она за идеалы гуманизма и права человека или с целью геноцида и захвата власти во всем мире. Всегда будут случайные жертвы, раненые, калеки, кровь и слезы.

Война двигает прогресс человечества и развивает технологию, и она же когда-нибудь убьет его, в тот день, когда мы перешагнем черту дозволенного, изобретая все новые и новые средства уничтожения.

Мы… мы тоже были всегда. Мы, искатели приключений, авантюристы, наемники, бойцы в крови. Что-то в один прекрасный день заставляет нас просыпаться и, бросив все, что мы имели, все, что было дорого, родных и друзей, собираться в путь.

Война… Мы ненавидим ее всей душой, ненавидим страдание и боль, ненавидим терять в бою друзей, мы ненавидим зрелище убитых детей и рыдающих матерей, пули и взрывы, трупы и дым.

Мы слились с войной в одно целое; она наша мать; мы живем ею; без нее наша жизнь пуста и сера. И большего развлечения для нас придумать нельзя: ведь нет для мужчины занятия более достойного, чем воевать. Может быть, важнее только созидать и любить…

2

И сражайтесь с ними, пока не будет искушения, и религия вся будет принадлежать Аллаху.

Коран, Сура 8:39

…Мы выехали ночью. Мы почти всегда работаем по ночам. Армейская кличка нашего подразделения – «Совы». Ночью всегда спокойней работать, ведь все нормальные люди спят, все закрыто, ничего не мешает, не отвлекает. И если видишь силуэт, крадущийся в темноте, то почти наверняка можешь стрелять – это не мирный, это твой враг.

Мы сидим в бронированной машине. По стенкам маленькие пуленепробиваемые окна с отверстиями для стрельбы. Машина размером с микроавтобус, на армейском языке называется «Рыцарь». Спереди, в кабине, водитель и два человека – командир и навигатор. Остальные за перегородкой – сидят на двух длинных лавках вдоль стен по пять с каждой стороны и еще двое у перегородки. Задняя стенка – двухстворчатая дверь, открывающаяся наружу. Так быстрее выпрыгивать.

Мы в полном снаряжении. Бронежилеты застегнуты, каски на головах, заряженные винтовки на коленях. Гранаты, патроны, нож, пакет первой помощи, рация – все в специальных кармашках, много раз проверено и готово, чтобы в критический момент не подвело.

– Йалла, поехали, – голос командира доносится из рации, машина трогается и несется к нашей цели – дому в восточном районе Дженина. Петляя по узким улицам ночного города, пытаемся найти нужный дом. Через бронированное стекло не очень-то хороший обзор, но и то, что видно, завораживает: мечети, минареты, маленькие лавочки, дома, жмущиеся друг к другу, перевернутый полумесяц, надписи на арабском – хоть сейчас «Алладина» снимай. А мы здесь воюем…

Впереди сидит Михаэль с командиром, разбирая карту и аэрофото. Они, указывая дорогу, ведут нашу машину к цели. Саги, наш водитель, мчит по кривым улочкам, с каждой секундой приближая нас к заветному дому. Мы, все остальные, сидим сзади и каждый «на своей волне». Лазарь спит, он вечно засыпает, как только есть свободная минутка. Пумба нервничает, но у него перед каждой операцией мандраж, так что на его вопросы типа: «Ты все проверил? А гранаты? А патроны? А вдруг не успеем занять позицию?» уже никто не обращает внимания. Сруль прикалывается, у него всегда хорошее настроение, и счастье из него прет непрерывно. Ронен жалуется, что ему неудобно сидеть. У него действительно хреновое место – в самом конце, не на сиденье, а на ящике с дополнительными боеприпасами. Машину и так трясет, дороги здесь дерьмо, и он на каждой выбоине подскакивает и матерится.

– Готовность номер один! Минута до точки выгрузки! – оживает рация, и все собираются в напряжении. Шутки закончились, все, кто спал, проснулся. Сейчас начнется работа.

Все. Доехали. Машина останавливается, двери раскрываются, и мы по очереди выпрыгиваем из нее. Разделяемся по звеньям на тройки, и каждая бежит на свои места, которые мы распределили еще на базе. Этот район мы знаем наизусть, хоть и первый раз тут. Оправдывают себя три часа сидения за картой.

Мы «закрываем» дом с четырех сторон. В того, кто попытается бежать – огонь на поражение. Ночь. Темнота и тишина. Молча вглядываемся в сторону дома, пытаясь что-то увидеть.

Оживает рация в наушнике:

– Первое звено готово!

– Второе готово!

– Третье готово!

Четвертое звено – это наш командир. Он и принимает сообщения.

– Начинаем!

В дом летят шоковые гранаты (взрываются не осколками, а только оглушая человека), и наше «рабочее» звено забегает внутрь, выбивая дверь. Это самый ответственный момент: если наш «клиент» решит отстреливаться, то почти стопроцентно сейчас. А наши звенья почти беззащитны – два человека целятся в сторону дома, один прикрывает тыл, укрытий нет, считай, открыты со всех сторон.

Рабочее звено, прикрывая друг друга, продвигается в доме, проходя одну комнату за другой, ищет террориста, которого мы должны сегодня взять.

– Ребята, район начинает нагреваться! – врывается в эфир голос полковника из командной машины. Командная машина обычно находится в километре-двух от точки работы, и из нее офицеры высшего звена следят за событиями со стороны, обеспечивая связь со штабом, готовые вызывать прикрытие, огневую поддержку или медиков, если понадобится.

Наши уже довольно долго внутри. Ждем, затаив дыхание, секунды тянутся бесконечно долго. Я просматриваю свой сектор обстрела через прицел ночного виденья, не отрывая глаз и готовый стрелять при малейшем движении.

– Есть! Нашли! В кухне под плитой был выкопан схорон, там и пряталось «наше солнышко».

«Джонни» (так на армейском сленге зовут пленных террористов) силой выводят из дома, он уже в наручниках и с завязанными глазами. Рабочее звено бегом конвоирует его к машине.

– Сворачиваемся к машинам! – звучит команда по рации, и почти одновременно с этим очереди с разных сторон разрывают ночное небо. Район вскипает. Кажется, что стреляют по нам отовсюду и во всех направлениях, источник огня в этом хаосе определить невозможно.

– Попали под огонь! Немедленный отход! – переговорник надрывается, а мы уже бежим к машинам, каждое звено строго по порядку, пытаясь хоть как-то прикрыть друг друга в этом бардаке.

Я засекаю вспышку выстрелов из дома метрах в двухстах от нас. Останавливаюсь на секунду, делаю несколько выстрелов в том направлении и снова бегу. Конечно, хрен ты в него попадешь ночью, да еще с такого расстояния. Это так, прикрыть, может, террорист хоть опустит голову.

Отходим. До машин метров двадцать. Михаэль расстреливает фонарь на столбе, и машины погружаются в темноту, теперь нас почти не видно. Выстрелы слева, пули ложатся в стороне от нас. Очереди с нашей стороны. Это Саги поставил пулемет на капот и бьет по тому дому, из которого стреляли короткими очередями. Стреляют по нам уже с трех сторон, но и машины уже совсем близко. Тофах открыл задние двери, видя, что мы уже близко. Звено прикрытия лупит во все стороны, гильзы разлетаются веером, командир орет: «По машинам, быстрее!» Но нас подгонять и так не нужно, запрыгиваем быстро. Секунда – и машины рвут с места, двери захлопываем уже на ходу. Набираем скорость. Звучат последние выстрелы, но на них уже никто не обращает внимания. Выворачиваем на главную дорогу, и Саги топит газ что есть силы. Отсюда до базы минут двадцать езды. Я предвкушаю сигарету, которую выкурю по прибытии. «Джонни» у нас, потерь и раненых нет. Задание выполнено.

«Сайерет нахаль» – спецназ при пехотной дивизии, рота разведки. Моя специальность – диверсии в тылу врага и война с террором во время конфликта «малой интенсивности», который в Израиле не прекращается ни на минуту. В этом подразделении, как и во всех элитных частях, почти нет русских – высокий уровень секретности и жесточайший отбор.

В нашей армии много спецвойск. Есть «морские котики» – морская пехота, есть спецназ генштаба, в каждой дивизии есть свои спецподразделения, у которых свои цели и задачи. Мы, пехотный спецназ, – «рабочие лошадки». Нас кидают на все тяжелые операции на территориях; мы были на зачистках в секторе Газы; мы воевали в Ливане; и в случае «большой» войны мы действуем на территории противника и в его тылу. Большего опыта в партизанской войне, чем у нас, в Израиле нет ни у кого. «Малая война» – это наша реальность, наша постоянная действительность на протяжении всего срока службы.

Я постараюсь рассказать вам об этой войне, длящейся уже более чем полвека, несмотря на все достижения человечества в области гуманизма и человеколюбия.

3

Сии суть слова, которые говорил Моисей… вот, Я даю вам землю сию, пойдите, возьмите в наследие землю, которую Господь с клятвою обещал дать отцам вашим, Аврааму, Исааку и Иакову, им и потомству их.

Второзаконие, 1:8

Прошлое не важно. Эта история началась с того момента, когда я приехал в Израиль с твердым намерением пойти в армию. Пробыв в стране примерно полгода, я понял, что меня никто призвать не стремится и что действовать придется самому. А в армию мне хотелось сильно. Узнать, где в Иерусалиме находится военкомат, не составило проблем, и я пошел.

Четырехэтажное здание армейского серого цвета огорожено забором. Два охранника у входа в будке держат короткоствольные «узи». Сверху на доме сине-белый флаг с магендавидом.

– Паспорт есть? – один из охранников обращается ко мне.

Я достаю, и он сверяет фото с моим лицом.

– С какой целью пришел?

– По поводу призыва в армию, – отвечаю. «Только с этой целью сюда и ходят», – думаю уже про себя.

– Ладно, проходи.

В приемной проверили мой номер паспорта и, узнав, чего я хочу, отправили к одной из многочисленных секретарш. Я шел по коридору к нужному кабинету и разглядывал по дороге плакаты с армейской техникой и солдатами на учениях. Наконец нашел нужный мне кабинет.

В кабинете сидела скучающая девочка в армейской форме, которая, задумчиво накручивая прядь волос на палец, грустно мне сообщила, что в армии солдаты очень нужны и призваться я, конечно, смогу, ну примерно через год-полтора, после того как заполню все бумаги, пройду проверки и они мне пришлют повестку по почте. В общем, не звоните нам, мы позвоним вам сами. Но поскольку я уже тогда был знаком с израильской бюрократией, переплюнуть которую может только советская, да и то они еще поспорят, то так просто не сдался и подошел к вопросу с другой стороны:

– А как можно призваться через месяц-два?

Девочка загрустила еще больше и, оставив свои многострадальные волосы в покое, начала объяснять, что мне надо написать сначала просьбу о добровольном призыве, потом просьбу о досрочном призыве, и, если обе просьбы будут рассмотрены положительно, то я действительно смогу призваться в довольно скором времени.

Использовав ту же девочку в написании мне всех этих бумажек, я начал свою атаку на военкомат и через месяц действительно получил «первый призыв» – повестку на прохождение проверок.

Первая проверка – у врача. Обследование и получение медицинского профиля. Максимум 97. Ниже 72 не берут в боевые части. Если ты ни на что не жалуешься, то 97 тебе дадут без проблем.

Дальше – психотест. Сидишь за компьютером и решаешь задачки на логику, после чего определяют твой IQ. 56 – максимум. 52 и выше – возможность стать офицером. Я получил 54.

Последнее – разговор с психологом. Не куришь ли ты траву, нет ли признаков бесконтрольной агрессии, почему ты хочешь призваться в армию. Последнее очень важно, потому что если сказать, что ты призываешься, чтобы убивать арабов, то у тебя будут серьезные проблемы с призывом. Правильный ответ: защищать Родину.

Через две недели после проверок я получил дату призыва. Осталось ждать совсем немного.

БаКуМ. «Басис ле-Клита ве-Миюн» (База для приема и распределения новых солдат).

…Ах, этот первый день на Бакуме! Я приехал туда молодым и наивным, с большой сумкой, набитой вещами, и еще в гражданской одежде, с сотней таких же, как и я, еще не призывавшихся молодых ребят. Мы стояли в очереди на регистрацию, и девочка с нашивками ефрейтора, объясняющая нам, в какую комнату идти, казалась мне суперсолдатом.

Наконец доходит моя очередь. Заполняю анкеты с данными: имя, фамилия, дата рождения, адрес, родственники, кому сообщить на случай смерти.

Иду фотографироваться для армейского удостоверения, записываю мой счет в банке – чтобы было куда получать армейскую зарплату. Солдат срочной службы израильской армии получает очень мало – около ста долларов в месяц. Если служишь в боевых частях, то примерно в два раза больше. Хватает на «пойло» и сигареты.

Дальше проходишь получать форму. Это замечательная комната – входит обычный человек, а выходит солдат. Хотя, конечно, за километр было видно, что форму эту я получил только что. Но мне казалось, что я выгляжу очень круто и почти ничем не отличаюсь от других солдат, слоняющихся по базе. Хотя отличался я, конечно, как палец от сами знаете чего.

Кроме формы мы получили большую сумку с вещами. В ЦАХАЛе твердо следуют принципу всеобщего равенства, и все, что призывнику нужно, по крайней мере, на первом этапе службы, он получает от армии. Начиная от носков и заканчивая щеткой для чистки оружия и навесным замочком для сумки. Многие перед призывом покупают вещи в «магазине солдата», по непомерным ценам, но это просто дополнительные расходы. В этих магазинах есть так называемый Список вещей, необходимых призывнику. Уже после службы я для интереса взял посмотреть такой список в одном из магазинов. Половины вещей я в армии никогда не видел и не пользовался и при этом не испытывал никаких затруднений.

После получения вещей и формы снова была перекличка, и нас распределили на группы, кто в какие войска просился. Я хотел в пехоту, неважно, в какую дивизию, и попал в Нахаль.

Когда выкрикнули мое имя, я получил наклейку с номером и пошел к группе ребят, идущих в ту же дивизию, что и я. Тут я и познакомился с Сашкой. Он сидел на своей сумке и больше всего был похож на ребенка, попавшего непонятно куда. Невысокого роста, щуплый, с детским лицом. (Даже после того как он демобилизовался из армии, у него всегда спрашивали паспорт при входе на дискотеку или в бар, от чего он дико бесился.) Но о Сашке разговор особый, а пока я сидел на новой сумке, наполненной волшебными вещами, одетый в новую военную форму, курил и ждал приключений. Но они пока не начинались, а начался обед, куда нас и повели неровным строем. На Бакуме каждый день отбивные. Это имеет две стратегические цели: первая – не пугать призывника армейской пищей в первый же день, вторая – когда родители позвонят сыну или дочке (а какие еврейские родители не позвонят детям в первый день службы?) и спросят, чем его кормили в армии, он скажет, что ел отбивную, и еврейская мама будет спокойна.

После еды к нам подошли три парня и представились нашими временными командирами. Они были в форме, в зеленых беретах, с боевыми значками и с нашивками сержантов. Каким далеким это мне казалось тогда. Это под конец службы я не вешал половину значков и иногда забывал повесить звание. Тогда же мне это казалось верхом армейской карьеры.

Новые командиры отвели нас к автобусу, сказали пару слов, куда мы едем, где находится наша тренировочная база, и мы поехали. Проезжая Тель-Авив, я смотрел на улицы с толпами людей, и невольно косился на свою форму: смотрите, я солдат.

Ехать долго, и я, рассматривая однообразный песчаный пейзаж, засыпаю. Просыпаюсь уже на въезде на базу. Двое часовых открывают нам ворота, и наш автобус въезжает внутрь. База похожа на все военные базы мира – огороженный забором палаточный городок посреди пустыни, здание командования в три этажа, столовая, бетонный плац с флагом Израиля посередине. Пейзаж вокруг – песок и камни. Солдаты ходят туда-сюда, строем или поодиночке, спеша по одним им ведомым делам. Теперь это место будет моим домом на целые полгода.

Нас выстраивают, и сержант, который забирал нас с Бакума, показывает нам наши палатки. Палатки большие, на двенадцать человек. Позже я узнал, что и двадцать помещаются нормально. Мы разложили кровати, получили матрасы, и, положив сумки под кровать, снова строимся. Сержант водит нас по базе, проводя экскурсию и показывая, где что находится.

По дороге заходим на склад и получаем снаряжение и полевую форму. Это форма для тренировок. Штаны и рубашка цвета хаки. Все время, что ты находишься на базе, на учениях или на операциях, ты должен ее надевать. Парадную форму, полученную на Бакуме, складываем в сумку до выходных. Ее надевают для выхода домой и для всяких торжественных случаев. Нового снаряжения довольно много, мы проверяем его по списку, все ли есть, нет ли чего поломанного, и, нагруженные вещмешками, снова ползем к нашим палаткам.

Через час опять построение, и нас ведут к единственному большому зданию на базе. Там, в большом зале, устроенном как кинотеатр, с нами встречается командующий базой и рассказывает о нашем будущем. Выступление он начал с того, что спросил: «Кто не хочет быть в боевых частях?» (в иврите есть два понятия – «солдат» и «солдат боевых частей»). Несколько человек подняли руки, и их отвели в другую комнату – формировать роту снабжения. Попасть туда можно и в процессе службы – по желанию или если тебя выгонят по непригодности. Дальше командующий продолжил о нашем распределении.

В нашей пехотной дивизии есть три полка, по сути ничем не отличающиеся друг от друга, и, кто в какой полк попадет, зависит от нашего желания и от настроения распределяющего офицера. Плюс есть три элитных подразделения: противотанковое, подрывники и разведка. Чтобы попасть туда, нужно пройти экзамен – «гибуш». Точный перевод этого слова – «сплочение». Экзамен представляет собой проверку на физическую подготовку и моральную устойчивость. После этого нам показали фильмы о дивизии, ее участии в войнах, работе на территориях и другом боевом прошлом.

– «Гибуш» начнется через два дня. Удачи! – так закончил свое выступление командующий.

Последующие два дня не были чересчур насыщены событиями, большую часть времени мы сидели в палатке, разговаривали между собой или с сержантом, который из-за того, что был у нас временно, общался почти без субординации и охотно отвечал на наши вопросы об армии. Я был в одной палатке с Сашкой, и мы неплохо поладили.

Единственная вещь, которую я могу вспомнить о той первой неделе, было получение оружия. Мы построились перед оружейной и по очереди получали из окошка винтовки, предварительно расписавшись в бланке.

М-16 – штурмовая винтовка старого образца, почти не изменившаяся со времен войны во Вьетнаме, длинная, с большим прикладом. На всех тренировочных базах получают эту модель и ходят с ней примерно полгода. При стрельбе она делает много осечек и часто клинит, но при должном уходе замечательно подходит для учений и тренировок. Получена по «воздушной дороге» помощи из Штатов.

Все мужчины любят оружие. Нет такого, кто при виде оружия не захотел бы его потрогать, подержать или посмотреть, как оно действует, и мы шумно обсуждали новоприобретенные винтовки.

С оружием в армии ты не расстаешься никогда. Когда ты идешь – винтовка на плече, когда учишься в классе – она под стулом, на расстоянии вытянутой руки, когда сидишь в туалете – винтовка стоит перед тобой, прислоненная к стене. Когда ты спишь, твоя винтовка лежит под головой. Когда выходишь домой, берешь ее с собой. Твое оружие – это твоя любимая девушка, и относишься ты к нему точно так же, а порой даже лучше, ведь винтовку никогда не бросают. Ведь только она может спасти тебе жизнь.

После получения винтовок проходим инструктаж об их внутреннем устройстве, правилах использования и содержания, а также о правилах стрельбы. Потом идем на стрельбище и примерно полдня занимаемся пристрелкой. В израильской армии не экономят патронов. Их просто оченьмного. За свой срок службы я отстрелял около десяти тысяч из различного оружия, это дает огромный опыт. Учишься точно стрелять, привыкаешь к выстрелам и действию под огнем. Кстати, Израиль – одна из немногих стран мира, где учения также проводятся с боевыми патронами. И о жертвах на тренировках не слышали уже лет двадцать.

После стрельбищ снова палатка. Опять разговоры о том, что нас ждет, много курим и спим.

И вот приходит долгожданный день отбора. Нас выводят за базу в пустыню, выстраивают буквой «П», и полковник объясняет нам, что проверку можно прервать в любой момент, обратившись к ближайшему инструктору. Нас разделяют на взводы по двадцать человек, на каждый взвод дают по три инструктора – и «гибуш» начинается.