Текст книги "Часовой механизм любви"
Автор книги: Алла Полянская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Но я еще вчера днем передумал.
– Ну, и ладушки. Может, ты спать пойдешь, Егор Алексеевич? На тебе лица нет. – Инна с сочувствием посмотрела на бледного, издерганного Казакова. – Я тебе комнату покажу, идем.
Он и сам чувствовал, что с ним что-то не так, и только после слов Шатохиной осознал, что хочет спать, да так, что готов уснуть прямо здесь. Егор знал, что это может оказаться обманом, и только он примет горизонтальное положение, сон сбежит – но когда Инна взяла его за руку, он покорно пошел за ней. Пальцы у нее оказались теплыми и шелковистыми на ощупь. Кот, осторожно ступая по балкам, проследовал за ними. Поднявшись на второй этаж, Инна провела его по галерее и открыла одну из дверей. Там оказалась уютная комната с большой кроватью.
– Вон дверь, это ванная. Полотенца в шкафчике, халат и тапки тоже, ну и прочее, что положено, там найдешь. Ложись спать, на тебя смотреть страшно. Завтра выходной, отоспишься, потусим, наговоримся еще, Федор у меня, похоже, на все выходные зависнет.
– И часто он так?
– Бывает. – Инна сняла с кровати покрывало, и кот прыгнул с высоты на постель. – Патрик, звезда моя, так можно лапку сломать!
– Здесь мягко. – Егор с опаской покосился на кота. Здоровенный зверь. – Это же не на пол, на кровать-то прыгать веселей.
– В том-то и дело, что лучше на пол. Тогда лапка правильно группируется и правильно приземляется, а тут мягко, и группироваться не всегда получается, можно пострадать. Все, Егор Алексеевич, располагайся и спи.
– Твой друг приедет, а комната занята.
– В этом доме для Дэна всегда найдется койка. – Шатохина направилась к двери, кот последовал за ней. – Спите, босс. Завтра тоже будет день.
Егор прикрыл дверь и сел на кровать. Что он делает? Зачем приехал сюда, и почему у его подчиненной вообще такой дом, каким образом? Он вошел в ванную и открыл белый шкаф – там на полках лежали полотенца, на плечиках висел халат и стояли тапки, совершенно новые, в упаковке. В зеркальном шкафчике над раковиной Егор нашел несколько новых зубных щеток, одноразовые станки для бритья и прочие туалетные принадлежности. Он вдруг почувствовал, как сильно устал, ему очень хотелось принять душ, тело просило отдыха. И он чувствовал себя спокойным, несмотря на то, что под потолком этой комнаты тоже были проложены балки – вдоль стен, и пробиты отверстия, чтобы кот мог беспрепятственно передвигаться по всему дому. Какую же надо чувствовать ответственность за жизнь и благополучие животного – красивого, редкого, несомненно, и умного, но все же животного, чтобы так перестроить ради него свой дом? И свою жизнь? И нет в этом ничего нарочитого, ничего фальшивого, ничего, что он так ненавидел и от чего бежал.
Егор разделся и встал под душ. Вода совсем расслабила его, и он, стараясь не прогнать приятное ощущение сонливости, поспешно застелил кровать бельем и упал на пахнущую чистотой простыню, с удивлением понимая, что уже спит, и только краешком мозга думал о том, что может сделать с ним во сне Патрик, когда проберется сюда. Но сон оказался сильнее страха, да и страх-то был какой-то ненастоящий – так, по привычке его навестивший, но уже потерявший интерес к своей надоевшей жертве.
Разбудил его толчок в бок. Реутов, одетый по-домашнему в джинсы и майку, растолкал Егора самым безжалостным образом. Какую-то секунду он даже не понимал, где находится, а потом вспомнил – и вчерашний офисный праздник, и тело, распластавшееся по мерзлому асфальту, и посиделки в компании Шатохиной и Федора. И Патрика вспомнил, конечно, а вот Реутов… ну да, они же его ждали.
– Слушай, тут дело такое… там Федька затеялся с готовкой и поставил мясо в духовку, надо за цветами съездить. Я не силен в этом, так что или ты за мясом присмотри, или давай со мной за цветами.
– За цветами.
Мысль о том, что ему придется остаться в этом доме наедине с мясом, Шатохиной и Патриком, показалась Егору не слишком радужной. Уж лучше он съездит за цветами с этим практически незнакомым мужиком, чем…
– У тебя три минуты, одевайся.
Реутов вышел, а Егор, чертыхнувшись, сгреб свою одежду и принялся поспешно одеваться. Реутов не мог знать, что сегодня Егор впервые за уже и не упомнить сколько лет – уснул сам, без снотворного, и проспал всю ночь как убитый.
– На проспекте Металлургов лучший цветочный рынок в городе. – Реутов вел машину по полупустым улицам. – Но я не знаю, что ей купить.
– Вы же знакомы много лет.
– Ну, да. Еще со времен института. – Реутов вздохнул. – Но я в вопросах цветов абсолютный чайник. Цацку ей купил, насчет цацек у меня сомнений нет, а цветы – не мое.
– Останови здесь, я домой забегу. Рубашку переодеть.
– Идем.
– Но…
– Слушай, Казаков. Мне Инка рассказала о том происшествии с машиной. – Реутов угрюмо посмотрел на Егора в упор. – Инка иногда бывает… ну, разная. Тут привыкнуть нужно, чтобы понять, какая она на самом деле. Но чутье у нее отменное, и если она говорит, что машина пыталась тебя сбить, значит, так оно и есть. В общем, хватит разговоров, идем.
Егор старался не думать о той машине. Слова Шатохиной о том, что его кто-то собирался убить, он не воспринял всерьез, да и кто бы воспринял? Чушь какая, кому понадобилось его убивать? Он никому не мешает, а в этом городе он практически никого не знает, кто и за что мог хотеть его убить?
Полине он оставил все, собрал собственные пожитки и уехал. Это был его способ выживания – не вступать в конфронтацию там, где на кон поставлено нечто, что вполне можно заменить или приобрести заново. Потому он просто принял предложение Сереги Маслова и приехал в Александровск, купил здесь квартиру и уезжать отсюда не намерен.
– Уютная берлога. – Реутов осмотрелся. – Пустовато, правда.
Конечно, пустовато. Ни фотографий, ни картин, книг – и то немного. Но у Егора нет в жизни людей, чьи фотографии он хотел бы видеть каждый день, а фотографии Стаи у него не было, Стая – это его тайна, Егор не хотел, чтобы мать, или Полина, или кто угодно задавали вопросы о том, кто все эти люди. И вообще он сюда приходит просто спать.
– Я купил эту квартиру в таком виде – с ремонтом и мебелью. – Егор достал из шкафа чистую майку и тонкий свитер. – Пожалуй, переоденусь полностью, подожди, я быстро.
В джинсах и короткой куртке он почувствовал себя гораздо комфортнее. Нет нужды одеваться официально, если предстоит неофициальное мероприятие вне работы.
– Так вот, я насчет той машины. – Реутов спускался по лестнице впереди, и голос его гулко отдавался в пустом подъезде. – Подумай, кто мог хотеть избавиться от тебя.
– Не знаю. – Егор начал раздражаться. – В этом городе я знаком только с сотрудниками, а там, где я жил прежде, нет никого, кто хоть что-то выгадал бы в случае моей смерти.
– А где ты жил раньше? Нет, я могу и сам выяснить, но зачем тратить время на то, что ты можешь мне сказать и так?
– Это никакой не секрет. Я родился и всю свою жизнь прожил в Питере недалеко от Литейного. В Питере закончил институт, там работал, там была семья.
– Была?
– Я не хотел бы об этом говорить.
– Слушай. – Реутов остановился у машины и повернулся к Егору. – Парень, похоже, ты ничего не понял. Инка считает, что ты в беде, – а я привык доверять ее интуиции. Что-то скверное происходит, и оттого, что ты решил поиграть в страуса, проблема никуда не денется. Или ты все расскажешь сейчас сам, или когда уже, возможно, будет поздно что-то исправлять. Давай говори, что тебя занесло в наш город из самого Питера, да так, что ты решил тут осесть и даже купил квартиру. Ведь если бы собирался перекантоваться, то снял бы жилье внаем, а ты – нет, купил. Что заставило тебя все бросить и начать с нуля?
– Это… это личное.
Реутов замысловато выругался и плюхнулся на переднее сиденье.
– Поехали.
Какое-то время они молчали, Реутов сердито сопел, и Егор обрадовался, когда показался цветочный рынок.
– Отложим этот разговор. – Дэн припарковал машину у бордюра. – Сейчас цветы. Что купить? Розы – банально, лилии – как-то с претензией, и запах у них резкий. Хризантемы только на похороны берут, гвоздики мужикам дарят, что там еще есть?
– Не узнаем, пока не увидим. – Егор задумался. – Можно взять всего понемножку, пусть будет типа сборный букет.
– Ладно, идем, все равно сами они к нам не придут.
Егор был согласен выбирать цветы, мести улицы и таскать камни, только бы не отвечать на вопросы о своей прошлой жизни. Он разорвал этот порочный круг и больше не хочет о нем вспоминать.
Цветы они купили достаточно быстро. Юркая девчонка в толстой куртке живо взяла их в оборот, предлагая различные варианты букетов, и наконец композиция была составлена, причем в выигрыше оказались еще три продавщицы, потому что цветы понадобились разные.
– Ну, слава богу. – Реутов покосился на Егора, сжимающего в руках букет. – Инке должно понравиться. Давай тортик еще купим в «Восторге», если повезет, достанется ореховый, ее любимый.
– У вас отношения?
Реутов помолчал, потом снова посмотрел на Егора:
– Не те, что ты подумал.
– Ты не можешь знать, что я подумал.
– Да ладно. – Реутов хмыкнул, как показалось Егору, презрительно. – Тоже мне, бином Ньютона. Ты думаешь, я с ней сплю.
– А разве нет?
– Иногда мы занимаемся сексом. Но это в наших отношениях не главное. – Реутов заехал на стоянку супермаркета. – Мы с ней учились в одной группе, чтоб ты понимал. И как-то скорешились, что ли. Я поначалу ее и не видел толком: ну, сидит какая-то ботанка, строчит конспекты, все контрольные делает, все экзамены сдает на пятерки. К тому же я тусил тогда с девочками такими, знаешь… ну, неважно. Мы просто дружили – я конспекты у нее брал, у Инки вся группа конспекты ксерила. С контрольными она мне помогала не раз. А потом вышло, что мы как-то дополняем друг друга, и в какой-то момент скорешились намертво. Несколько раз она меня выручала, а иногда я мог ей помочь – и помогал. Я не знаю, в какой момент мы сблизились настолько, что иногда у нас стал и секс случаться, но не в сексе дело, хотя мы подошли друг другу идеально, только дело не в этом. Я Инке доверяю, понимаешь? Избитое выражение – пошел бы в разведку, так вот с ней бы пошел. Это не дружба, не любовь. Просто доверие. У тебя есть человек, которому ты доверяешь всецело?
– Нет.
У Егора есть форум, но эти люди – где-то далеко. Он не знал, что такое – доверять, если речь идет о тех, кто вокруг, но он знал, что такое – осенний парк, горячий кофе и ощущение, что рядом те, кто тебе близок и понятен и кому небезразличен ты сам. Неважно, откуда взялись эти люди. И им – да, он доверял, но объяснять это Реутову не мог и не хотел.
– Да? А ведь лет тебе под сороковник. Не нажил даже самого завалящего друга?
– Был, в детстве… сейчас он большой человек, и я на него работаю. А так… есть друзья, но в такой ситуации я не знаю, хорошо ли тащить их в эту кашу.
– Тогда тебе пора что-то менять в своей жизни. – Реутов взял букет из рук Егора. – Все, идем, торт купим и поедем Инку поздравлять. Кстати, как тебе Патрик?
– Зверюга!
– Скажи? – Реутов засмеялся. – А был хилый и умирающий. Я помню, как Инка нашла его. Только она и могла его найти – вот здесь, видишь, бак стоит? Она рядом запарковалась и услышала его не то писк, не то стон. Она тогда нас с Витьком по тревоге подняла, кричала в трубку: я нашла маленького ягуарчика, он умирает, немедленно приезжайте ко мне в ветклинику! Я решил, что она спятила – какой ягуарчик? Но, понятное дело, приехали – и правда, зверь. Это потом док сказал, что Патрик не ягуар, а марги. Они его буквально с того света вытащили, и что характерно – ведь понимал, шельмец, что его спасают! Кололи его так, что смотреть было страшно, а он к Инке прижмется – и терпит. Теперь вон какой вымахал, но не забыл, кто его спас. Она весь дом под него перестроила, видал? Пока Патрик болел, она нашла кучу всякой информации о марги, и когда забирала его, в доме уже все было для него приспособлено.
Торт им достался именно такой, как они хотели, и довольный Реутов больше не донимал Егора вопросами. Он открыл ворота своим ключом, Егор огляделся вокруг. Вчера было темно и рассмотреть ему ничего не удалось, а сегодня день выдался солнечный и совсем весенний, снег почти сошел, и двор стал похож на шкуру пятнистой коровы.
Участок был достаточно большой, за домом виднелся сад, в саду беседка. А сам дом поражал своей добротностью и элегантностью.
– Летом здесь красота. – Реутов улыбнулся, видимо что-то вспомнив. – Мы тут тусим, шашлыки жарим, ну и вообще. Патрик по саду гоняет как лось, на птиц охотится. Но за пределы участка ни-ни, понятливый зверь. Иногда я его подозреваю в том, что он реально понимает происходящее и человеческую речь, но специально притворяется, что не понимает, а сам наблюдает сверху и иногда просто со смеху покатывается, глядя на нас.
– Красивый дом. – Егор дотронулся до серого камня, из которого были сложены стены. – И такой… необычный.
– Этот особняк ее дед проектировал, он возглавлял архитектурное управление и вообще большой человек был. Правда, умер давно, а проект оставил – ну, знаешь, как дом мечты. Построить при совке он его не мог по понятным причинам, а вот отец Инкин построил. Тут они все вместе жили, потом он ей остался.
– Все умерли?!
– Там тяжелая история, Егор. Захочет Инка – расскажет, я не буду, не моя история, да и незачем. Все, хватит болтать, Инка, наверное, уже проснулась.
В доме пахло чем-то вкусным, и Егор почувствовал, что проголодался. Реутов с букетом направлялся вверх по лестнице, а Егор, оставшись с тортом в руках, решил поискать Федора. Рассудив, что в столовой он его обнаружит вернее всего, он направился туда.
Столовая залита солнцем, стол уже сервирован, но Федора здесь нет.
Зато есть Патрик.
Егор осторожно поставил торт на комод и попятился. Патрик сделал шаг к нему, и Егор замер. Марги был гораздо крупнее обычного кота, и яркий окрас придавал ему вид экзотический и хищный. Егор знал, что нипочем нельзя убегать от собаки, а от кота? От кота как-то даже стыдно убегать. Но если этот кот размером с…
Патрик подошел к Егору и потерся спинкой о его ноги. Егор осторожно наклонился и погладил большую красивую голову, почесал за ушком. Кот довольно заурчал и хитро посмотрел на него, словно говоря: ну, что, напугал я тебя?
И Егору показалось, что взгляд у Патрика осмысленный и все понимающий.
5
– Ничего мы не выяснили. – Реутов неприязненно посмотрел на пустой стакан и потянулся к кувшину с компотом. – Все перепились, никто ничего не видел и не слышал. Кто с ней общался последним, тоже не выяснили. Кто-то сказал, что последним с ней говорил директор. Да, Егор, сообщили, что вы ушли вместе. Хотя это не так, мы точно знаем, что после разговора с тобой она танцевала с сисадмином. Но на момент ее смерти у сисадмина стопроцентное алиби в лице начальницы отдела логистики Елены Шаповаловой, с которой он уединился в ее кабинете.
– Блин… – Инна брезгливо поморщилась. – И не побрезговал Дима этой клячей!
– Ин, она тетка симпатичная, ухоженная. – Федор ухмыльнулся. – А что плесень редкая, что с того? Диме это неважно, он же не детей с ней крестить собирается, а чтобы так, морковку попарить, она вполне годится.
– Извращенцы, блин…
– Инусь, перестань кукситься. – Реутов рассмеялся. – Женщины! Ну, ладно, дальше. Никто не видел, как Маша поднималась на крышу, ее шубку нашли в шкафу – в том кабинете, где она работала. Сумочка тоже была там. Никаких свидетельств о том, что Данилова собиралась свести счеты с жизнью, нами не обнаружено, как ничто не указывает на то, что она знала нечто, ради чего стоило ее убивать. В общем, история темная.
– Дэн, она не покончила с собой. – Инна погладила Патрика, который устроился на соседнем стуле. – Кто-то сбросил ее с крыши, и причина для этого должна быть очень веская. А это значит, что все неприятности еще впереди.
– Что ты имеешь в виду? – Егору стало неуютно от этих разговоров. – Разве это…
– Это, я думаю, продолжение новогодних развлечений. – Инна задумчиво посмотрела на шефа. – Скажи, Егор Алексеевич, каким образом ты получил эту должность? Причем заметь: я не ставлю под сомнение твои профессиональные качества. Ты родился для этой работы, ты в теме настолько, что все от удивления офигели, и что ты талант, все давно поняли. Вопрос в другом: как ты вообще к нам попал? Ведь на прежнем месте с тебя, скорее всего, пылинки сдували. А ты уехал из Питера в наш относительно провинциальный Александровск. Так как?
Реутов ухмыльнулся. Шатохина задала те же вопросы, что задавал Егору он сам. И Казаков понимал, что эти вопросы еще не раз ему зададут, а это значит, придется рассказать, если не все, то многое, избежать этого невозможно. Уж лучше рассказать это сейчас, именно им, чем… Но почему этим троим он может доверять? Хотя кому-то же нужно.
– Я давно знаком с одним из партнеров фирмы Сергеем Масловым, мы в детстве дружили, потом в одном институте учились. У меня возникли определенные обстоятельства, и когда он предложил мне эту должность, я согласился.
– Нет, Егор. – Инна накрыла рукой его ладонь. Ее ладошка оказалась теплой, и Егор замер, потому что движение это было доверительным и… очень интимным. – Усеченный вариант нам не годится, нужна полная версия. На наше молчание ты можешь рассчитывать целиком и полностью, то, что говорится здесь, останется между нами, Патрик тебе подтвердит. Но ты расскажешь, что такое произошло в твоей жизни, что заставило тебя начать все с нуля. И это не праздное любопытство, а насущная необходимость. Ведь вполне может оказаться, что покушение на тебя и убийство этой девушки как-то связаны. Возможно, и Попов не сам упал с крыши. Как тебе такая схема – кто-то очень хотел заманить тебя в Александровск, для этого освободили место и…
– Ин, я понятия не имел о том, что произошло с Поповым. Но, насколько я знаю – он упал с крыши в декабре, а я вступил в должность…
– В середине января, перед старым Новым годом. – Шатохина задумалась. – Моя версия имеет право на жизнь, как и другая. На эту должность претендовала Рубахина, и она очень активно подсиживала Попова, а когда он погиб, именно она стала исполняющей обязанности директора. И если предположить, что его кто-то толкнул с крыши, то, рассуждая в ключе «кому это выгодно», надо признать: только Рубахина могла считать, что выиграет от его смерти. Кстати, мы все думали, что назначат ее – а потом приехал ты. Она тогда очень сильно расстроилась.
– Я ничего не знал. – Егор растерянно посмотрел на собравшихся. – Я правда понятия ни о чем не имел!
– И тебе никто не сказал, как окончил свои дни твой предшественник?
– Нет. Я и не спрашивал…
– Понятно. – Реутов удивленно хмыкнул. – Парень, ты вообще на каком свете живешь? Ладно. Давай, рассказывай. Ведь я сам могу узнать твою подноготную, но ты просто сэкономь мое время и позаботься о моей совести, очень неприятно мне будет расспрашивать о твоей жизни у тебя за спиной, учитывая, что мы с тобой за одним столом сидим.
– Егор…
– Инна, я не знаю, какое отношение мои личные обстоятельства могут иметь к вчерашней истории.
– Может, и никакого, но чтобы об этом судить, нужно знать. – Реутов налил Егору вина. – Выпей для храбрости и рассказывай.
Егора раздражала банальность ситуации – напиться вместе и изливать душу. Но никто из них не пьян, так что «напиться» – это вроде чересчур. Но рассказывать малознакомым людям то, о чем даже вспоминать тошно… Егор залпом выпил вино, оказавшееся сладким и тягучим. Из этой бутылки Реутов наливал Инне, видимо, она предпочитает сладкие вина, а Дэн это знает, конечно.
– Ладно. – Егор почувствовал, как мир вокруг становится зыбким – то, что он сейчас собирается сделать, для него вообще впервые. – Я расскажу, хотя по-прежнему не понимаю, зачем это нужно.
О форуме он им не расскажет, потому что это касается только его одного. Эта другая жизнь никак не пересекается с его нынешними проблемами, и ему совсем не хочется, чтобы во всем этом копались. Да и не поймут они.
– Егор, давай я буду об этом судить. – Реутов смотрит на него со спокойным вниманием. – Я считаю, что ты каким-то образом имеешь отношение к этому убийству, а возможно, и к двум. Может, Попова столкнули с крыши, чтобы освободить место для тебя, как знать.
– Глупости.
– Может, и глупости. Пока это одна из возможных версий. И я хочу во всем разобраться, пока не случилось чего похуже. Давай, начинай явку с повинной.
– Это… личная история. – Егор посмотрел на Патрика – внимательные глаза кота неотрывно следили за ним. – В декабре прошлого года я развелся с женой. Оставил ей квартиру, машину, дачу, а сам принял предложение Маслова и приехал сюда.
– Вот как. – Реутов угрюмо смотрел на него. – Нет, не годится. Давай, выкладывай все. Чем ты занимался в Питере?
– Работал на фирме, принадлежащей моим родителям, на должности топ-менеджера. Мы торговали продуктами питания и выпускали линию товаров под своей торговой маркой.
– Отлично, – кивнул Реутов. – То есть ты в сфере продаж был человеком не последним, если тебе предложили пост директора.
– Ну, да. Наверное.
Он жил среди потоков товаров и денег. Он просчитывал риски и разрабатывал стратегию, он совершенно точно мог сказать, как будет продаваться та или иная категория товара, какая стратегия принесет прибыль, а с чем и затеваться не стоит. Он каким-то шестым чувством ощущал, когда и куда именно следует направить товар, как будет платить клиент, он знал любое движение продукции по складу, и обмануть его было невозможно.
Но это там, где дело касалось товара. На работе он чувствовал себя уверенно и всегда знал, как поступить, быстро принимал решения, и они всегда оказывались верными. И форум аплодировал ему, когда он сажал в лужу очередного любителя самоутвердиться за чужой счет – Купер был интеллектуал и джентльмен.
А вне форума он являлся сыном родителей, которые всегда были им недовольны. Им не нравилась его работа, хотя четких претензий никто не предъявлял, не нравилась, в общем. И об этом ему говорили каждый день, так или иначе давая понять, что он без них никто. Им не нравилось, что он совсем «несветский» – но у него не было времени на политесы, как не было и желания вести эту самую светскую жизнь, потому что он чувствовал себя по-идиотски, слушая разговоры о каких-то курортах, на которых он никогда не бывал и не мог побывать – был слишком занят на работе. И смысла не видел ни в курортах, ни в разговорах о них, как и в том, кто с кем спит и кто что купил. Это все было фальшивым, как и улыбающиеся лица родителей, ведь улыбались они только на людях. И эта фальшь так прочно въелась в его кожу, что больше он терпеть этого не мог, ему надоело, что его жизнь состоит из фальшивых улыбок, фальшивой вежливости, фальшивой семьи, имитации, подделки. Все это напоминало потемкинскую деревню. И только Купер был настоящим, и форум, и Стая – но этого было мало.
Он отгородился форумом от фальши, которая его окружала, но, наверное, зря не вникал в эти странные отношения, потому что тогда бы он знал то, что знали все эти люди – чужие, искусственные, пустоватые. Они смеялись у него за спиной, обсуждая роман его жены, о котором знали даже его родители, а он понятия не имел. Ну а потом раздраженные слова матери: не станешь же ты затевать скандал из-за такого пустяка!
Он и не стал, но не считал измену пустяком.
– Я случайно узнал. – Егор склонил голову, чтобы не смотреть на собеседников. – Глупо и банально – тренер по фитнесу. Разговор ее услышал чисто случайно. Ну, там – милый, мой дурак сегодня уедет на переговоры, можно у меня. Я… не хотел верить, но должен был знать наверняка. Нет, меня это не задело, просто я должен был точно знать. Все оказалось пошло и банально, как в старом анекдоте – муж возвращается из командировки, а у жены в шкафу любовник. Нет, этот парень в шкаф не прятался, конечно, но мой халат мог бы и не надевать.
– И ты что?
– А ничего. Он быстро оделся и ушел, а я остался и целый час слушал, какой я никчемный муж и вообще пустое место, и если бы не мои родители, я бы сдох под забором. В общем, все то, что родители мне всегда говорили. Ну, и кроме того, я оказался абсолютный ноль в постели, и вообще она беременна, и я не смею ее тревожить всякими глупостями.
– О господи… – Инна поморщилась. – Всякий раз, когда я думаю, что уже знаю все мерзости, на которые способны люди, что мир достиг дна, в это дно кто-то стучит. Но ты не повелся на эту туфту и развелся. Как же у тебя это получилось столь быстро?
– Все просто. Я нанял адвоката, который через суд потребовал генетическую экспертизу плода, и она была проведена под дружные протесты моих и ее родителей. Как и думал, к ребенку я не имел никакого отношения, судья оказался человеком понимающим, тем более что я не претендовал на имущество. Я тогда… не очень хорошо понимал, на каком я свете. Продолжал работать, как раньше, но за месяц мне отец не заплатил…
– Подожди. – Реутов вскинул брови. – Я не понимаю. Фирма принадлежала твоим родителям, и они платили тебе зарплату?
– Процент от прибыли. – Егор вздохнул. Очень сложно объяснить этим людям то, что он и сам до конца не понимает. – Фирму основали мои родители, и меня готовили как преемника. Фактически так и случилось, они отошли от дел, всем занимался я, но фирма принадлежала им, как и прибыль. В остальном я был на тех же правах, что и другие сотрудники.
– Они платили тебе зарплату, а остальное клали себе в карман. – Инна картинно закатила глаза. – Высокие отношения, ничего не скажешь.
– Я… не знаю, как это объяснить. – Егор смотрел на нее и понимал, что должен объяснить. – Я всегда был недостаточно хорош для них. Всегда делал что-то не то, всегда был недостаточно… Ну, в общем, все было не так. А Полина… она дочь их друзей, и как-то получилось, что я сделал ей предложение.
Это получилось как всегда: мать приехала к нему на работу и потребовала. И он не посмел ослушаться.
– Я поняла. – Инна закусила губу, думая о чем-то. – И что, они всегда так к тебе относились?
– В общем, да. Я сам много думал об этом, вспоминал. Пока мы жили как все, это выражалось просто в равнодушии ко мне. А когда я подрос, то…
– Может, ты им неродной? – Реутов задумчиво вертел в руках стакан. – Усыновленный?
– Я даже надеялся на это, но – нет, есть метрика, есть фотографии беременной матери. И внешне я похож на них. Мне было бы легче все это понять, если бы я был им неродной.
– Ладно, с этим понятно. Ты развелся, оставил скарб бывшей супруге и приехал сюда?
– Нет, Инна, не совсем так. – Егор понял, что нужно рассказать все до конца. – Я продолжал работать, но сначала мне не заплатили денег. Я кое-что скопил, конечно, но тут встал вопрос – а с чего бы? Я никогда не протестовал, не спорил, но мне поставили ультиматум: или я возвращаюсь к Полине и мы с ней делаем вид, что ничего не произошло, рождается ребенок, который «ни в чем не виноват» – и тогда все будет как прежде, или…
– Или ты безработный. Я бы выбрала второй вариант.
– Я тоже. Я понять не мог, почему они настаивают на этом. Зачем им ребенок, рожденный непонятно от кого, и почему я ничего не решаю в собственной жизни, если все решаю в их бизнесе, за что мне даже зарплата теперь не положена. А тут позвонил Серега, я ему в общих чертах все это описал. Он на следующий день предложил мне должность у вас. Я ни минуты не колебался.
– Нет, это как раз понятно. – Федор с сочувствием посмотрел на Егора. – О чем тут раздумывать, когда такая ситуация.
– Вот именно. Но вплоть до вчерашнего дня мать звонила и требовала вернуться. – Егор кивнул на свой сотовый, лежащий рядом. – Я не могу выбросить эту сим-карту – последнюю, номер которой был ей известен, потому что на этот номер завязаны люди, которые важны для меня, но я заблокировал ее номер и не принимаю вызовы с незнакомых номеров. Я понимаю, как это выглядит, но другого выхода не вижу. Это еще не конец, она будет и звонить, и приезжать, и требовать что-то, но сейчас мне все равно. Как будто, переехав сюда, я отрезал их всех от себя и действительно начал новую жизнь.
– А ты и начал. – Реутов улыбнулся уголками губ. – Ты заметил, что делаешь то, чего никогда не делал? Например, сидишь в компании незнакомцев, пьешь вино и рассказываешь о себе. Но из всей твоей истории я сделал один вывод: что-то здесь не так. Не думай, я верю каждому твоему слову, но ты врос в это, потому и не замечал странностей, а я вот слушал и понимал: все это необычно. Ни одни родители не ведут себя так со своими детьми. Разве что алкаши и прочая шваль, но твои-то не такие. Или они оба – психопаты. Извини, конечно.
– Что они делали с тобой? – Инна посмотрела на него потемневшими глазами, ее ладонь накрыла его руку. – Егор, что они делали?
– Ты о чем?
– Такое их поведение и твоя абсолютная отстраненность, и нежелание общаться с людьми говорят о том, что в детстве ты подвергался насилию. Возможно, даже сексуальному. Они что-то делали с тобой, когда ты был ребенком.
Он не мог им сказать… и не сказать не мог. Он никогда никому не говорил, но, наверное, пришло время.
– Нет, никакого сексуального насилия. – Егор смотрел на ладонь Инны и думал, что никогда не видел таких красивых пальцев. – Но это было ненамного лучше. Она сажала меня в темный чулан. Надолго, иногда на весь день. Туда свет не проникал, ни лучика. Казалось, что темнота съедает меня, и меня уже нет. И дышать было нечем.
– Ублюдки они, твои родители, вот что. – Реутов сердито оттолкнул от себя чашку. – Таких стерилизовать надо или отбирать у них детей сразу, как те родятся.
Они посидели молча, глядя, как Патрик карабкается по балкам, и Егор снова поймал себя на том, что, несмотря ни на что, ему спокойно и уютно, как никогда не бывало прежде.
– В общем, так. – Реутов о чем-то напряженно думал. – Я хочу, чтобы ты не высовывался и не рисковал. Я хочу выяснить, что происходит, а для этого мне надо покопаться кое-где и опросить людей, а это значит, что все сидят ровно и не делают резких движений. Инна, тебя это тоже касается.
– Я понимаю, но…
– Никаких «но»!
– Дэээн, ты такой доминантный. – Инна потянулась, голос ее стал низким и бархатным. – Просто невозможно удержаться…
– Знаю я твои штучки.
– Конечно.
Инна почти шептала, а глаза ее следили за Реутовым из-под полуприкрытых век. Воздух вдруг задрожал, и стало тяжело дышать. Егор сжал кулаки – что она делает с ним, эта Шатохина, и как Реутов может сопротивляться такому зову?
Но Инна вдруг звонко расхохоталась, и Федор с Реутовым подхватили ее смех. Егор сделал вдох и понял, что Инна просто дурачилась, но ее голос, плавный жест, глаза цвета виски – сколько в этом секса, страсти, и что же, все это игра?
