Текст книги "Мир современных медиа"

Автор книги: Алла Черных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Недостижимый идеал мужественности оборачивается ощущением собственной полной уязвимости, что подталкивает мужчин с особой страстью упражняться в занятиях, связанных с насилием (спорт, драки, дуэли, война), а оборотной стороной этого долженствования оказываются страх и тревога, которую внушает мужчинам женское начало: женщинам постоянно приписывают дьявольскую хитрость, козни, колдовство и пр. Мужской кураж как проявление рискованного проявления бесстрашия является оборотной стороной страха перед женским началом, и прежде всего – в себе самом.

В современных западных обществах мужская гегемония отнюдь не кажется самоочевидной, однако механизмы, на которых она основывалась, продолжают функционировать.

Мир современного человека полон знаков, непосредственно указывающих на то, что д олжно делать и чего следует ожидать. Эти знаки присутствуют в привычном окружении в виде, например, оппозиции между общественным мужским миром и приватным – женским, постоянно транслируемых медиа. Так, в журнальных иллюстрациях или юмористических картинках женщин чаще изображают в доме, а мужчин – вне дома, нередко в самых опасных или экзотических местах.

С помощью подобных знаков в семьях делаются выводы о том, например, какое образование и профессия лучше подходят для девушки. А гармония между габитусом и социальной структурой способствует тому, что женщины сами свободно выбирают в качестве призвания роли, требующие умения подчиняться, гибкости, уступчивости, самоотверженности и самопожертвования [Bourdieu, 1998. P. 65].

Конечно, в современном мире перечень «женских» профессий расширяется. Однако исследователи уже отметили, что феминизация любой профессии уменьшает ее престиж и желательность. И в современном обществе «быть мужчиной» кажется честью и чем-то вроде принадлежности к знати. Одно и то же дело может считаться важным, трудным и требующим высокой квалификации, если его выполняет мужчина, и мелким, незначительным, если его выполняет женщина. Достаточно вспомнить о разнице между поваром и поварихой, портным и портнихой, чтобы понять, что когда мужчина берется за женскую работу, ее статус меняется и она тем самым словно облагораживается и преображается. И если статистика показывает, что квалифицированной работой чаще заняты мужчины, а неквалифицированной – женщины, то причина этого до известной степени лежит в том, что труд рассматривается как квалифицированный, если его выполняют мужчины, ибо они «все квалифицированы по определению» [Ibid. P. 67].

В результате длительного воздействия подобных установок женщины в конце концов начинают видеть свое призвание в менее квалифицированной и менее значительной работе. А понятие «высокий пост» имеет очевидные мужские коннотации. Женщины выглядят не подходящими для таких постов, потому что требования к лицам, их занимающим, определены мужчинами для мужчин.

В наше время, как кажется, эпоха мужского доминирования кончилась и женщины имеют возможность свободно выбирать себе занятие, однако реально сфера «женских» профессий определяется тремя принципами. Во-первых, «женские» профессии являются продолжением их занятий внутри дома. Это значит, что ассоциация «женского» с пространством внутри дома сохраняется. Женщины заняты, по большей части, в сфере образования, медицинского обслуживания, социальной работы. Кроме того, они активно втягиваются в сферу производства символических благ, становясь журналистками, дизайнерами и т. п. В фирмах женщины выполняют функцию, аналогичную роли хозяйки дома, – организацию приемов, презентаций и т. п., т. е., как и в семье, они заняты сохранением и приумножением символического и социального капитала фирмы. При выполнении этой функции весьма важны внешний вид женщины, используемая ею косметика, умение модно одеваться и т. п. Так складывается парадоксальная ситуация: женщины получают возможность независимой карьеры, но эта же карьера еще теснее привязывает их к системе традиционных андроцентрических ценностей, в котором женщина существует только как объект мужских взглядов.

Во-вторых, карьерный рост женщин все равно подчиняется негласному правилу: женщина не должна управлять мужчинами. В-третьих, остаются «чисто мужские» профессии, допуску женщин в которые (например, в армию или полицию), мужчины энергично сопротивляются. Видимо, не в последнюю очередь это связано с подсознательным стремлением сохранить за этими профессиональными и традиционно мужскими занятиями присущий им имидж, вызывающий определенные сексуальные ассоциации: если профессия остается «чисто мужской», то это придает мужественности носителям данной профессиональной роли. Поэтому мужчины бессознательно усматривают в феминизации своей профессии угрозу самим себе как мужчинам.

В общем, сохраняется монополия мужчин на точное и техническое знание, тогда как интеллектуалы-гуманитарии прочно ассоциируются с женским началом. Это нетрудно заметить по тому, как с ними разговаривают «настоящие» мужчины, т. е. представители власти, когда им приходится разговаривать с интеллектуалами: в точности как мужчина со своей женой, которой он вынужден объяснять серьезные вещи.

Даже на телеэкране мы видим женщин, занятых обычно менее существенными и подчиненными функциями, скорее всего выполняющими роль хозяйки. Когда женщины участвуют в публичных дебатах, то их чаще перебивают, им реже предоставляют слово; отвечая на вопрос, заданный женщиной, обращаются к мужчине и т. п. И все это делается без малейшей злонамеренности, в силу прочно усвоенных бессознательных установок.

Тема исторического происхождения норм, по которым оценивают женщин, их конструирования «по мужской мерке», активно развивается феминистками, но в явно суженном виде: они противопоставляют таким нормам особый женский опыт, который превращается у них во внеисторическую неизменную сущность. Это, по мнению Бурдье, следствие недостаточного осознания того, что этот опыт обусловлен женским габитусом, т е. порожден системой мужской гегемонии, существующей на протяжении веков вне зависимости от смены экономических или политических структур, а потому и воспринимаемой как природная данность. Существенная роль в закреплении и консервации механизмов подчинения в обществе, основанном на мужской гегемонии, принадлежит современным медиа.

2. Тендер в исследованиях коммуникации

Если анализ коммуникации долгое время оставался «слеп и глух» в отношении социального пола, то ныне, не в последнюю очередь под воздействием Интернета можно, как считает Д. Маккуэйл, уверенно говорить о «культурном феминистском проекте изучения медиа», значительно расширяющем и углубляющем тематику, первоначально ограниченную поло-ролевой социализацией [McQuail D., 2004. P. 101]. Частично находясь в русле теорий, сформулированных применительно к социальному классу и расе, гендерные теории имеют несколько новых измерений, а объем связанных с социальным полом исследований медиа очень велик, причем большинство из них базируется на психоаналитической теории.

Важнейшее значении при обращение к гендеру в медиа-исследованиях приобретает проблема дефиниции. Ныне большинство исследователей склоняется к точке зрения Лисбет Ван Зонен [Liesbet van Zoonen], считающей, что «значение социального пола никогда не бывает данным, но изменяется в соответствии со специфическим культурным и историческим окружением… и является предметом дебатов и продолжающейся дискурсивной борьбы» [Van Zoonen L., 1992].

Вопросы социального пола затрагивают практически все аспекты взаимосвязи медиа и культуры, а феминистский подход к изучению массовой коммуникации открывает многочисленные направления анализа, которых даже не существовало в прошлом. Одно из направлений исследования связано с показом того, что способы кодировки многих текстов медиа являются глубоко и устойчиво гендерными, что обусловлено ожиданиями аудитории. Джон Фиск [Fiske J., 1987] даже вводит понятие «гендерно насыщенное телевидение», наиболее ярким примером которого является «мыльная опера» – жанр, который правомерно считается выдержанным в русле «женской» эстетики. По мнению Фиска, «мыльные оперы» «постоянно ставят под вопрос правомерность партиархата, они узаконивают женские ценности и таким образом предоставляют возможность самоуважения тем женщинам, которые живут ими. Короче говоря, они в постоянной борьбе обеспечивают женской культуре средства… ее упрочения и расширения в рамках доминирующего патриархата и в противоположность ему» [Idid. P. 112]. Ливингстон [Livingstone S., 1988] выдвигает теорию, согласно которой типичная структура «мыльной оперы» соответствует заведенному распорядку дня домашней хозяйки. Характерно, что придание гендерного характера произведениям медиа в последнее время начинает изучаться также с точки зрения производства, поскольку большую часть этой работы, начиная с процесса отбора, осуществляют мужчины.

Интерес к конструированию социального пола в текстах медиа – лишь один из аспектов изучения гендера в теории коммуникации.

Исследования аудитории и способов восприятия ею содержания медиа показали, что существуют довольно серьезные различия, связанные с социальным полом, как в манере использования медиа, так и в значениях, которыми наделяется тот или иной вид деятельности. Значимое количество данных, полученных в ходе изучения образов масс-медиа, может быть объяснено стереотипными различиями в социальных ролях, типичным повседневным опытом, связанным с распределением властных полномочий в семье и общей природой взаимоотношений между женщинами и ее партнерами – мужчинами или женщинами в расширенной семье (т. е. общим влиянием социального пола). Причины различного отношения к медиа могут быть объяснены психологическими различиями мужского и женского. Различные типы содержания медиа (а также их производство и использование) оказываются связанными и с характером выражения разделяемой идентичности, основанной на понятии «социального поля» П. Бурдье, а также с различиями в приобретаемых удовольствиях и значениях.

Кроме всего прочего, гендерный подход включает вопрос о том, могут ли выбор и интерпретация медиа привести к каким-либо изменениям, став частью сопротивления женщин в социальной ситуации, которая до сих пор характеризуется структурным неравенством. Возможность оппозиционного прочтения и сопротивления объясняет интерес женщин к сообщениям в медиа с откровенно патриархальным содержанием (например, к романтической художественной литературе), что также помогает переоценить лежащий на поверхности смысл этого интереса.

Обоснованным представляется утверждение, что гендерно насыщенная культура (хотя и с разной степенью интенсивности) вызывает разные отклики и что гендерные различия приводят к альтернативным способам восприятия значений медиа.

В общем виде феминистская теория медиа представлена в предложенной Л. ван Зоонен схеме [Van Zoonen L., 1994].

Ниже я попытаюсь продемонстрировать специфические особенности реализации одного из параметров, указанных в приведенной модели, а именно стереотипов, как они представлены в исследованиях западных авторов.

Модели коммуникации в феминистской теории медиа

3. Стереотипы и предубеждения в масс-медиа

С тех пор как Уолтер Липпман [Lippman W., 1922] ввел в оборот термин «стереотип» (stereotype), исследователи обращали внимание на практичность применения стереотипов в процессе упрощенного формирования наших представлений о сложной социальной среде. (Вначале слово стереотип было типографским термином и означало монолитную копию печатной формы, отлитой с матрицы, полученной с первоначального набора – клише, гравюры.) Липпман использовал это слово для описания характерной для большинства людей привычки думать о ком-то или о чем-то сходным образом, отталкиваясь от некой общей черты, присущей каждому представителю данного множества. По его словам, в голове каждого человека «имеются картинки» внешнего мира, некие символические модели, посредством которых люди пытаются упростить сложную и запутанную информацию о внешнем мире. Липпман весьма точно схватил природу стереотипов: «…мы выделяем, выхватываем то, что наша культура уже определила для нас, и мы проявляем тенденцию воспринимать то, что нами выбрано, в форме, стереотипизированной для нас нашей культурой» [Lippman W., P. 55]. Иными словами, именно стереотипы, по его мнению, подсказывают, какую информацию воспринимать, а какую игнорировать. Стремление подтверждать уже существующие стереотипы, обращая внимание на согласующуюся с ними информацию и игнорируя идущую вразрез с ними, как и отмеченный Липпманом факт принципиальной культурной детерминированности стереотипов, многократно подтверждались научными исследованиями [одной из последних работ является Triandis H. C., 1994].

Однако на протяжении десятилетий стереотипы выступали как негативно маркированное понятие, проявление иррационалистического способа познания, деформирующего восприятие прежде всего социальных групп. Особое значение для негативного отношения к стереотипам имела знаменитая работа Т. Адорно и соавторов «Авторитарная личность» [Adorno T. et al., 1950], в которой именно стереотипы выступали в качестве основы ригидного поведения людей, склонных к фашизму и антисемитизму. И поныне сохраняется отношение к стереотипизации как проявлению морального дефекта личности [Jones J. M., 1997].

Однако основным является все же стремление исследователей изучать процессы стереотипизации как нормальный социально-психологический процесс формирования морально-оценочных критериев, начатое Оллпортом в его пионерской работе «Природа предрассудков» [Allport J. 1954], где он определял стереотип как «преувеличенное убеждение, ассоциированное с определенной категорией» [Ibid. P. 191]. Ныне подавляющее большинство исследователей понимают под стереотипом комплекс представлений, фиксирующих личностные атрибуты группы. В последние десятилетия особое внимание исследователей привлекают вопросы, связанные с процессами социальной категоризации, т. е. процессы выявления социально-индивидуальных особенностей формирования стереотипов и возникающих на их основе комплексов представлений – предубеждений и предрассудков. Учитывая ограниченные возможности человеческого мозга (каждую секунду мы получаем десятки или даже сотни различных стимулов из нашего социального окружения, обработать которые логически человек просто не в состоянии), необходим некий механизм, восполняющий эту недостаточность. Как считается, именно в процессе категоризации происходит упорядочивание потока информации – группировка внешних стимулов на основе общих черт, атрибутов или функций. Когда речь идет о людях, то главное – определить, похожи они на нас или нет, т. е. разделить всех на «мы» и «они». С течением времени в ходе социализации этот процесс становится автоматическим и освобождает сознание для решения инновативных задач. Именно в процессе категоризации происходит формирование и закрепление стереотипов.

В исследовании стереотипов наука, (прежде всего социальная психология и социология) прошла долгий путь – от ранних работ 1930-х гг. до сложных современных теоретических моделей. Со времени «когнитивной революции» (датируемой 11 сентября 1956 г., когда в Массачусетском технологическом институте состоялся симпозиум по теории информации, на котором с докладами выступили Г Саймон, Д. Миллер и Н. Хомский, показавшие возможности использования компьютера как аналога процессов переработки информации человеческим мозгом – идея, весьма скоро ставшая доминирующей во всех областях психологии, и прежде всего в социальной психологии) число статей по стереотипам в научных журналах росло лавинообразно: с 1977 по 1999 г. их было опубликовано около 3000. Столь значительный интерес к этой проблеме обусловлен признанием их сильного влияния на социальную жизнь, особенно в условиях информационного общества, когда массовая коммуникация приобрела ярко выраженные и доминирующие черты визуализации.Не будет преувеличением отметить, что именно визуализация мира усиливает роль стереотипов в обществе. Как показывают исследования, название категории («женщина») автоматически вызывает ассоциированные с данной категорией стереотипы, однако оценка изображениячеловека требует осуществления категоризации с целью активизации стереотипов как способа занятия определенной позиции по отношению к нему.

Формирование стереотипов и предубеждений происходит с раннего возраста, когда дети наблюдают за поведением родителей. Именно образцы родительского поведения выступают главным (потому что первым) и основным фактором в развитии стереотипов и формировании негативного отношения к чужим группам. По мере усвоения родительских ценностей дети обращают внимание на явные и скрытые сообщения о межгрупповых отношениях, которые они получают из кинофильмов, телевидения, журналов, видеоигр и остальных СМИ.

Вообще роль масс-медиа в процессе усиления стереотипов и соответствующего поведения огромна, поскольку для большинства (а для детей в особенности) СМИ обладают почти непререкаемым авторитетом, что более полувека назад зафиксировал Д. Хафф в виде доминирующего убеждения: «если об этом говорят по радио и телевидению, это должно быть правдой» [Huff D., 1954]. А раз так, то подтверждения согласованности наших (пред)убеждений и установок с приемлемыми и распространенными в обществе, свидетельство чему мы черпаем из сообщений медиа, работают как резонатор, усиливая их.

Человек, ежедневно наблюдающий буквально пронизывающие все СМИ стереотипы, в конце концов может поверить, что именно эти установки представляют собой нормальный, или господствующий, взгляд общества. За примерами далеко ходить не надо: попытайтесь припомнить, когда в последний раз вы видели рекламный ролик, в котором мужчина делал бы уборку, готовил, ухаживал за детьми. И это всего лишь один пример того, как телевидение отображает (и подтверждает) неравноправие социальных ролей мужчин и женщин, на основе которых и вырастает сексизм —один из широко распространенных в современном обществе стереотипов, пренебрежительно маркирующих женщин.

Гендерные различия в поведении и восприятии других людей являются исключительно глубоко укоренными в силу того значения, которое в процессе социализации придается различению особенностей поведения (поступков) и воспитания соответствующих ролевым ожиданиям личностных характеристик у мальчиков и девочек. Теоретически можно предположить, что если бы мы социализировали девочку как мальчика, т. е. научили ее интересоваться традиционными мужскими делами и развивали мужские черты, такие, как агрессивность и дух соперничества, то у нее развились бы интересы и личностные характеристики, приписываемые, согласно теории социальных ролей, мальчику.

Особенно ярко проявляются описанные П. Бурдье как порождение мужской гегемонии особенности изображения женщин в рекламе,которая для современного медийного производства оказывается не только важным экономическим элементом, обеспечивающим выживание тех или иных СМИ в условиях коммодификации процесса производства сообщений, но в некотором смысле и нормативной информацией, ориентированной на конкретную аудиторию данного медиа («Вы тот, на какой машине Вы ездите!»).

Реклама [5]5
  Реклама (фр. reclame от лат. Reclamare выкрикивать) – информация о товарах и услугах в целях оповещения потребителей и создания спроса; в политике используется путем распространения позитивных сведений о человеке или партии для создания популярности.


[Закрыть]как специфический вид деятельности возникает в США в начале 40-х гг. XIX в. Первое рекламное агентство создал В. Палмер, представлявший газетных издателей, для которых он искал рекламодателей; к 1860 г. в США было уже более 30 агентств такого рода, работавших более чем с 4000 газет.

Это весьма характерная генетическая близость рекламы и масс-медиа только усилилась с ростом рынка товаров и услуг в начале XX в., когда для производителей возникает полномасштабная маркетинговая проблема продажи произведенного все увеличивающейся массе потребителей в условиях усиления конкуренции. (С 1913 г. в США издается первый журнал «Marketing and Communication», посвященный теории и практике использования газет в рекламных целях.) Новые масс-медиа сразу же становятся полем рекламы: так, уже в 20-е гг. начинается радиореклама, в начале 50-х гг. реклама появляется на телевидении. Взаимоотношения СМИ и рекламодателей можно обозначить одной фразой: «Вы даете нам аудиторию, мы дает вам деньги (за рекламу)». Вопрос о том, какова реальная цена рекламы в том или ином СМИ, в то или иное время, стал основой возникновения медиа-измерений аудитории, или рейтингов,в соответствии с которым и определяются расценки на рекламу.

Принципиальная схема рекламной деятельности, успешно работающая до сих пор, хотя и на значительно более глубоком теоретическом фундаменте социально-психологических исследований потребительских мотиваций, довольно проста. Ее создали в начале 40-х гг. XX в. ученики известного социолога П. Лазарсфельда, работавшие в возглавляемом им Бюро прикладных социальных исследований, – выходец из Вены Эрнст Дихтер (Ernst Dichter), создавший впоследствии особое направление исследований – потребительские мотивации, и Герта Герцог (Herta Herzog), основавшая большое рекламное агентство в Нью-Йорке. Эти два человека и поныне считаются гуру рекламной индустрии. Э. Дихтер и Г. Герцог предложили знаменитую AIDA-model, описывающую основные потребности, которые должна пробуждать успешная реклама (название представляет собой их аббревиатуру):

Attention —(пробудить) внимание

Interest —(привлечь) интерес

Desire —(стимулировать) желание

Action —(вызвать) действие.

Вся рекламная деятельность зиждется на этой простой «четырехчленке», суть которой состоит в принуждении индивида купить нечто, или, если говорить наукообразно, обеспечить гарантированный информационный доступ к рынку товаров индивидуальному потребителю. Использование разнообразных средств массовой коммуникации удовлетворяло требованию массированного рекламного обеспечения широкого рынка потребительских товаров и услуг путем использования множества каналов размещения рекламных сообщений.

В современном мире роль рекламы огромна. Она создает внутренние взаимовыгодные связи торгово-экономических и иных сфер социальной жизни, формирует специфическую психологию и образ жизни массовой аудитории. По мнению английской исследовательницы Джудит Уильямсон, реклама ныне выполняет функцию, традиционно присущую искусству и религии, а именно создание структур значений. «Реклама скорее задает структуру, которая может трансформировать язык объектов в язык людей, и наоборот» [Williamson J., 1978. P. 12]. В результате происходит соединение типов объектов и типов потребителей: бриллианты – символ вечной любви и «лучший друг девушек»; так возникает знаковый продукт (например, Diamonds forever).

Использование женских образов в рекламе является классикой продаж, работая на привлечение внимания и пробуждение интереса, вызываемых созерцанием привлекательной женщины. Здесь же формируется новый ассоциативный ряд, связывающий эти приятные ощущения с рекламируемым товаром.

Проведя контент-анализ более 4000 телевизионных рекламных роликов, американские исследователи Даунс и Харрисон [Downs and Harrison, 1985] обнаружили, что:

1) исполнительницы женских ролей в роликах скорее ассоциируются со стереотипами привлекательности, чем исполнители мужских ролей;

2)  сочетание женского персонажа и мужского голоса за кадром(то, что считается «убедительным голосом» в индустрии рекламы) способно создать наиболее действенную рекламу.

Очевидность этих фактов наглядна для каждого, кто хоть однажды видел рекламный ролик. Создатели рекламы постоянно включают в ролики красивых женщин, никак не связанных с качеством предлагаемого продукта. Логика рекламистов проста и прямолинейна, однако эффективна: женщины ассоциируются с привлекательностью, а поскольку привлекательные вещи вызывают положительные эмоции, то рекламодатель хочет, чтобы люди ассоциировали эти приятные эмоции с их продуктом. Таким образом, практически все рекламные ролики на телевидении несут на себе сильный отпечаток сексизма.

В глубокой аналитической работе, посвященной печатной рекламе, Гоффман [Goffman, 1979] отмечает, что печатные объявления передают сексизм менее явными способами. Мужчин почти всегда изображали как совершающих какие-то действия, а женщин – часто на периферии действия, как зрителей того, что делал мужчина. Женщины, в отличие от мужчин, явно изображены в позах, притягивающих внимание к их телу (даже когда продаваемый объект не является одеждой; фотокамера, например). Гоффман отмечает также другие моменты: в рекламных объявлениях мужчин стараются разместить выше, чем женщин, передавая более высокое положение или значимость; мужчины обнимают женщин и держат их за руку (что подчеркивает преобладающую иерархию во взаимоотношениях полов).

Особенности изображения женщин в СМИ получили название «фейсизм» – преимущественное выделение лица в изображении мужчин и больший акцент на телопри изображении женщин. Группа ученых [Archer, Iritani, Kimes and Barrios, 1983] в результате серии исследований пришли к выводу, что преимущественное внимание к мужскому лицу фиксируется во всех трех изученных контекстах: в американских журналах, в публикациях из 11 различных стран и даже в образцах изобразительного искусства за последние 600 лет. Когда степень выделения лица экспериментально варьировали, участники эксперимента оценивали тех индивидуумов, чьи лица на фотографиях выделялись сильнее (это, как правило, были мужчины), как более интеллигентные, более энергичные. Арчер и соавторы предполагают, что фейсизм в изображениях женщин и мужчин передает сообщение о важности разных частей тела для каждого пола. Поскольку голова является центром психической жизни (характер человека, интеллект, индивидуальность и личность ассоциируются с мозгом), в экспериментах участники отмечали субъектов на фотографиях, где выделялось лицо, как более интеллигентных и энергичных. Следовательно, мужчины и женщины рассматриваются и изображаются весьма различными способами: мужчин рассматривают в связи с их яркими достижениями, а женщин чаще ценят в основном за физическую привлекательность их тела. И это символическое послание – свидетельство мужской гегемонии – транслируется уже более 600 лет.

Создатели реклам предпочитают использовать изображение женского тела целиком (и редко – мужского) в рекламе, даже когда нет очевидной причины так поступать. Эта тенденция уходит корнями в патриархальную историю западных стран, когда женщины рассматривались преимущественно в качестве сексуального объекта и их значение определялось физической красотой, но не интеллектуальными способностями.

Стереотипное изображение женщин в рекламе негативно влияет на самих женщин. Так, Шварц с коллегами [Schwarz, Wagner, Bannert and Mathes, 1987] зафиксировали, что в результате просмотра телевизионных рекламных роликов, в которых женщин изображали в виде традиционных домохозяек, зрительницы проявляли меньше интереса к участию в политической жизни. Активация стандартного культурного стереотипа (женщины в качестве домохозяек) может подавить у женщины стремление к достижению цели или, возможно, навязать ей депрессивный, пессимистический взгляд на свои способности.