Текст книги "Девочка из провинции (СИ)"
Автор книги: Алла Холод
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Тем более, какой может быть страх, когда рядом любимый! По пояс – теплая, нежнейшая вода Карибского моря, сверху по зонту колотит со всей дури безудержный тропический дождь, а под зонтом тепло и сухо, и ром обжигает горло, и Димочка обхватил ее плечи и прижал к себе. Слезы счастья смешивались с морской и дождевой водой, Катя смеялась, рыдала от радости и переполнявшей ее любви и знала, что эти минуты она не забудет до конца своей жизни.
На следующий день она подслушала разговор Димочки и акулы Ирины. Слава богу, та уже уезжала. Дверь в Димочкин номер была распахнута, и когда оттуда послышался женский голос, Катя замерла, затаила дыхание.
– С твоей внешностью ты можешь иметь огромный успех, – говорила мерзкая волчица, – такая красота – редкость, это я тебе говорю даже не как женщина, а как профессионал. Поверь человеку, который работает на телевидении пятнадцать лет.
– Спасибо, Ирина, – ответил Димочка, – но чтобы выбирать это направление, мне нужно было заканчивать другой вуз, получать другую специальность.
– Ничего подобного! – оборвала его женщина. – Думаешь, на телевидении работают исключительно люди с соответствующим дипломом? Как бы не так! На телевидение попадают откуда угодно.
– Но это если по призванию, – возразил Дима, – если тяга есть.
– Причем здесь тяга? – стояла на своем акула. – Аппетит приходит во время еды, телевидение засасывает, когда туда попадаешь. Ты не можешь знать, есть у тебя тяга или нет, пока там не окажешься. И потом на телевидении работают не только журналисты. Твоя внешность могла бы открыть тебе многие перспективы, а есть ли у тебя способности, выяснится по ходу. Ты наверняка легко обучаем, всему можно научиться. Ну да ладно, мне уже пора. Запиши мне вот здесь свой телефон, я не хочу терять тебя из виду. И мою визитную карточку возьми, если вдруг задумаешься над моими словами. Ты яркий и необычный, не трать свою жизнь на кошек и собак. Я старше тебя и больше понимаю в жизни, поверь мне. Когда-нибудь потом ты пожалеешь.
После этих слов Катя стремглав бросилась вниз по лестнице, чтобы не столкнуться с выходящей из Димочкиного номера мадам. Значит, тут у нее не получилось, она решила заманить его к себе в столицу, заарканить сладкими обещаниями. Ну и сволочь! Катя была в таком бешенстве, что попадись ей сейчас эта тварь без свидетелей, с удовольствием проломила бы ей голову. А Димочка! Неужели он записал ей свой телефон? Записал, конечно. Раз она не повторила просьбу и не стала уговаривать, значит, записал сам, без уговоров.
Катя вернулась к себе, выхватила из рук Лики стакан виски, залпом осушила его и бросилась на кровать, сотрясаемая рыданиями. Полчаса ей хватило, чтобы прийти в себя. Потом она умылась, под строгим взглядом Лики запудрила следы слез, нацепила темные очки и стала одеваться к обеду. Димочке о подслушанном разговоре она не сказала ни слова. Потом она обыщет номер и визитную карточку найдет и выбросит. Плохо, что его телефон остался у столичной хищницы.
Все когда-нибудь кончается, и две недели в Доминиканской Республике тоже закончились. Накануне отъезда поздно вечером Димочка и Катя сидели у воды, слушали океан, вдыхали его соленый запах.
– Я еще никогда ни была так счастлива, – сказала Катя.
– Я тоже, – вторил ей Димочка, – мне было очень хорошо. Я даже не представлял, что человеку может быть так хорошо.
– А я имею какое-то отношение к твоему счастью? – осторожно спросила Катя.
– Если бы не ты со своим участием в акции, то и вообще никакого счастья бы не было, – ответил Димочка, глядя на нее влажными, мерцающими в свете вечерней отельной иллюминации, глазами, – спасибо тебе, Катюшка. Здесь было очень здорово.
Димочка вздохнул, ему не хотелось уезжать, перемещаться из тропического рая – в душный город с раскаленным асфальтом, из пятизвездочного отеля – в опостылевшее общежитие. Катя прочитала его мысли.
Над ними ясным ровным огнем горели тысячи звезд Западного полушария, сложенные в замысловатые, незнакомые созвездия. Над головами ветер легко трепал крону пальмы. С открытой площадки отеля доносились звуки сальсы: сегодня вечером было анонсировано выступление танцевального ансамбля. Шоу уже началось, следовало бы поторопиться, но они не двигались с места, боясь спугнуть важный момент. Океан за день нашумелся, наволновался и к ночи совсем притих, ластился к ногам, нежно облизывая кончики пальцев.
– Надо переодеться и идти, шоу уже идет, – сказал Димочка, – развлечемся напоследок. Напьемся?
– Давай напьемся, – согласилась Катя.
Он замолчал, вдыхая воздух полной грудью. Когда так не хочется уезжать, напиться – единственный выход. За две недели Димочка сильно загорел, из глаз исчезла озабоченность, черты лица стали абсолютно безмятежны, с губ не сходила улыбка. Когда он выходил из воды, мокрый, почти бронзовый, у Кати перехватывало дыхание.
– Мы еще сюда вернемся, – сказала она уверенно, – ты мне веришь?
– Знаешь, раньше не верил, – вдруг оживился Дима. – Я же не поверил, что ты выиграешь в акции. А теперь, пожалуй, я склонен тебе верить во всем. Тебе надо верить. Это приносит счастье.
– Вот и правильно, – сверкая глазами, нежно прижимаясь к нему, ответила Катя. – Верь мне, и ты будешь счастлив.
Перед посадкой в самолет Катя и Лика зашли в туалет, где неожиданно Катя напала на подругу, обняла и стала целовать в обе щеки.
– Какая же ты умничка, Лика! Благодаря тебе все получилось!
– Ну что, не зря мы съездили? – вывернулась из объятий Лика. – Ты продвинулась?
– Не зря, Ликочка, – подхватила Катя. – Продвинулась! Ты вообще супер, гениально все придумала!
– А ты и дальше слушай меня, и у нас все будет получаться так, как мы хотим.
Глава 7
– Неприятные новости, Катюша, – сказал дядя Борис, вернувшись вечером с работы.
– Что случилось? – замерла Катя с блюдом отбивных из индейки, которыми сегодня собиралась кормить дядю. – Что-то серьезное?
– Да ты не пугайся, ну что ты! На тебе прямо лица нет, – успокаивающе проговорил дядя. – То, что могло произойти с тобой плохого, уже случилось. Больше ничего не бойся, пока ты со мной, поняла?
Катя кивнула, сглотнув комок.
– Умерла Дуся, – пояснил Борис Георгиевич.
– Какая еще Дуся? – не поняла Катя.
– Ну, Дуся… Фамилию-то я ее уж точно не знаю, – наморщил лоб Борис Георгиевич, – женщина, которая жила с бабкой Шурой. Сестрой твоей бабушки.
– Ах, Дуся, а ты откуда узнал?
– Шура позвонила, у нее есть мой телефон, плакала очень, – дядя Борис вздохнул. – С ней надо что-то решать, ведь больше за ней смотреть некому. Тебе надо будет к ней съездить и взять заботу о ней на себя. Другого выхода я не вижу. Не сдавать же ее в дом престарелых, да и она сама не захочет.
– Хорошо, – понимающе кивнула Катя. – Переодевайся. Ужин готов, сейчас поедим и все обсудим. Не переживай, я все сделаю, как надо.
Их было три сестры: Антонина, Анна и Александра. У двоих – Ани и Тони – судьбы сложились так же, как у тысяч других советских женщин: институт, работа, замужество. Шура из трех сестер была одна неудалая.
В школе плохо училась, тяжело соображала, врачи подозревали у нее легкую степень дебильности, но официально диагноз ей так и не поставили – ведь тогда шансы на нормальную жизнь и собственную семью у нее отпали бы полностью. А так Шурочка вроде со всем справлялась: готовила еду, стирала, работала в огороде. Только к наукам никак приспособиться не могла. Ее не стали насиловать, разрешили просто заниматься хозяйством. Но вот когда родителей не стало, встал вопрос: как дальше Шурочке жить?
У Тони, Катиной бабушки, была своя семейная жизнь, росла дочь, жилищные условия не позволяли взять Шуру к себе. И ее взяла Аня, даже не смотря на то, что муж не был в восторге. Впрочем, Шура не так уж и мешала: за счет продажи родительской квартиры семья Ани получила дополнительные квадратные метры, на которых как раз и расположилась Шурочка, статус которой был далек от положения бедной родственницы и приживалки, все-таки ее любили и жалели.
Шура растворилась в квартире и не особенно мешала, зато дом всегда сиял чистотой, еда была приготовлена вкусно и своевременно. Правда, сложные блюда Шуре не давались: торты, праздничные пироги или что-то другое, требующее сообразительности, было ей не доступно, но Аня и ее муж оказались не настолько прихотливы в еде, их вполне устраивали супы, сытное второе и компот. Потом муж Ани умер, и сестры остались одни. Трехкомнатную квартиру обменяли на хорошую двушку в центре города.
Шура с годами стала соображать еще хуже, отсутствие личной жизни и работы, пусть даже и самой несложной, сказались: мозги тренировать было не на чем. Шурочка была глубоко несчастна, потому что оказалась совершенно не приспособлена к самостоятельной жизни, она не знала, где платят за телефон и за квартиру, и как, например, оформить субсидию на коммунальные услуги. После смерти сестры Анны к ней пристроилась Дуся, бывшая Анина ученица, у которой не было собственного жилья. Дусю выжила из квартиры собственная дочь, так что у нее имелась собственная драма, зато она всю жизнь работала, ни минуты не сидела дома, так что они с Шурой дополняли друг друга. Шура давала Дусе кров, а та – все остальное.
Катя знала свою двоюродную бабушку, хотя и нельзя сказать, что они тесно общались. Периодически они с мамой, а потом, после ее смерти, с отцом приезжали проведывать бабу Шуру, справлялись о здоровье, привозили вяленую рыбу, домашние соленья и грибы, оставляли кое-какие деньги. Хорошо еще, что отец перед смертью догадался оставить Шуре телефон Бориса, других родственников у старухи не имелось. Катя не в счет – сама девчонка, сирота, куда ей еще старуху на шею?
Но теперь без Дуси бабка Шура одна не справится, это очевидно. Завтра же, как и просил дядя Борис, Катя собиралась отправиться к ней.
День выдался не очень жарким, и Катя решила прогуляться. Несколько остановок вполне можно пройти пешком, не парясь в душном общественном транспорте. По дороге она заходила в магазины, чтобы купить старушке вареной колбаски, йогуртов, сыра, чего-нибудь сладенького. Потом посмотрит, что у нее там с холодильником, вернее, с его содержимым, и решит, что еще нужно докупить.
Пешая прогулка весьма располагала к обдумыванию собственных забот. А они были, эти заботы.
После возвращения из тропического рая Катя с удовлетворением отметила, что они с Димочкой стали ближе друг другу. Многочасовые купания, совместное созерцание звездного неба, распитие рома под тропическим ливнем – все это их общие воспоминания. Словом, у них появилось нечто общее, и оно было приятным. Это можно расценивать как прогресс. Прогресс был и в том, что Димочка с ней стал откровеннее, во всяком случае, Кате так казалось.
После возвращения Дима пребывал не в лучшем состоянии духа и честно признался почему. Он некоторое время откладывал деньги, чтобы снять жилье. Не шикарное, конечно, но однокомнатную квартиру с минимальным набором необходимого он уже мог себе позволить. Поездка в Доминикану заставила Димочку вытряхнуть свой загашник, и наем жилья пришлось отложить на неопределенный срок.
– Ты жалеешь о том, что поехал? – сначала испугалась Катя, когда он ей все объяснил. – Из-за этого ты расстроен?
– Да нет, что ты! – возмутился Димочка. – Как я могу жалеть о таком?
Катя облегченно вздохнула. Главное, что он не жалеет, с остальным можно разобраться.
– Меня эта поездка в другом плане подкосила, – признался Димочка, – перед тобой-то нет смысла изображать, ты сама в райцентре выросла, а я даже не в райцентре, в селе. Сама знаешь, какая там жизнь. Приехал в город – тут общага с облезлыми стенами и текущими кранами. Ну что я тебе говорю, ты сама видела. Понимаешь, когда ты приходишь к кому-то в гости в красивую, большую квартиру, тебе вроде как до нее дела нет. Квартира не твоя, ты – гость, к себе ее не примеряешь. А вот когда ты сам, лично, поживешь в таких условиях, как мы жили на курорте… Когда у тебя веранда с видом на тропический сад, когда тебя кормят королевскими креветками, а поят дайкири – это уже совсем другое дело.
Дима вздохнул, опустил глаза, углубившись в какое-то свое вспоминание и продолжил:
– Доминикана – курорт дорогой, и отель этот был не из дешевых. Там отдыхают люди, привычные к такому образу жизни, понимаешь?
– Понимаю, – кивнула Катя.
– В этом все дело, – проговорил он, – когда люди, попадая на такие курорты, перемещаются только в пространстве, не меняя образа жизни, – это нормально. А когда ты попадаешь в сказку случайно, то по возвращении тебя ждет очень неприятный сюрприз. То есть дома тебя ждет та же самая серая нищета, какую ты оставил. Раньше я относился к своей общаге как к неизбежному временному злу. Теперь все изменилось, я ее видеть не могу. Я не могу в ней жить!
Все понятно. Димочка волею случая сменил обстановку, потом вернулся в реальность и теперь не может с ней смириться. Раньше эта реальность казалась ему всего лишь ступенью к лучшей жизни, а теперь он все видит иначе.
– Ты знаешь, что еще я понял? Я думал, что буду как-то двигаться в жизни: получать профессию, работать, чтобы лучше жить. И пока учился, тоже так думал. Студенты, конечно, разные были, но все далеко не дети олигархов. А сейчас я понял еще одно: масса людей в моем возрасте живут совершенно по-другому. У меня на это карабкание по лестнице уйдет вся молодость – самое лучшее время, когда больше всего хочется жить. И когда я куда-то продвинусь, мне такая жизнь уже надоест.
Катя опешила. Она не ожидала такого откровенного признания и не подозревала в Димочке таких мыслей.
– У тебя какая-то странная депрессуха, – только и смогла сказать она, – я думала, что ты вернешься с хорошим настроением, а ты как-то скис…
– Кать, большая разница, – раздраженно пояснил Димочка, – ты вернулась в дом к дяде, а я в общагу. Только и всего.
– Действительно, вопрос с общагой надо как-то решать, – задумалась Катя. – Но все равно это не смертельно, Димочка, будет у тебя квартира, все у тебя будет хорошо. Веришь?
Он только усмехнулся.
– Зря затеял этот разговор, – сказал Дима, поднимаясь со скамеечки в парке, где они отдыхали, – ты подумаешь, что я ущербный нищеброд, что я завидую тем, кто живет лучше меня.
– Что ты говоришь?! – возмутилась Катя, поднимаясь следом. – Я никогда так не подумаю!
– Подумаешь, – махнул рукой Димочка. – А я не завидую, Кать, просто очень жаль времени. Нормальная жизнь где-то очень далеко. Сейчас я только подсмотрел, какой она может быть. Лучше бы не подсматривал.
– Подожди, ты ведь обещал, что будешь мне верить, – сказала она, останавливая Диму и заглядывая в глаза. – Ты помнишь, что ты мне это обещал?
– Помню, – подтвердил он.
– Вот и не забывай, – поставила точку Катя. – Я же сказала, что скоро у тебя все будет хорошо.
Катя все время думала об этом разговоре. Димочка – романтик. Димочка – особенный. Все, что он говорил, идет не от зависти, не от жадности и потребительства, в этом она уверена. Такого в нем нет, да и откуда бы оно взялось: из его родной деревни, что ли? Просто он краешком глаза увидел прекрасный, беззаботный мир, в котором можно любоваться звездами, вдыхать соленый бриз, подставлять спину океанской волне. Ну и кроме всего этого, пить изысканные коктейли, баловать себя морской кухней, кататься на лодке по бирюзовому морю. Все это произвело на него, неподготовленного, слишком сильное впечатление, поэтому сейчас ему трудно отходить, его мучит самое настоящее похмелье.
Кате действительно легче. Она, конечно, тоже до того не моталась по курортам, но ведь и ехала она на край света не за морями-океанами, креветками, маракуйями, – это уж дополнительный бонус – она ехала, чтобы побыть наедине со своим любимым. Все остальное ей, по большому счету, абсолютно все равно. Да и вернулась она, Димочка прав, в уют дядиного двухэтажного особняка, в котором тоже вполне может лакомить себя теми же креветками, хотя и морожеными.
Но ведь еще недавно и в ее жизни все было иначе. Был осточертевший домишко, кривая дорога до больницы, усыпанная экскрементами различных животных, центральная улица, парк, из которого по утру мерцали очи страждущих опохмелиться. Районная больница с палатами по шесть человек. И одинокие вечера, похожие один на другой. И так постоянно. И тоже без всякой надежды на что-то иное. Но все изменилось.
Для Димочки сегодняшняя ситуация – как застывшая лава, но жизнь на самом деле не такова, Катя уже убедилась в этом. Жизнь меняется, и порой весьма неожиданно. А если ты хочешь, чтобы жизнь менялась в нужном тебе направлении, нужно не упиваться своими депрессиями, не жалеть себя, а влиять. Человек может ВЛИЯТЬ, теперь-то Катя это понимала.
На счет Димочки она не беспокоилась. Он оптимист, его плохое настроение – явление временное, скоро его природная жизнерадостность разгонит хмурые мысли, и он опять станет все тем же Димочкой – зеленоглазым красавчиком с черными вихрами и родинкой на переносице. Главное, чтобы в этих его мыслях не появились посторонние люди, как, например, московская акула, от мысли о которой Катю всю передергивало. Ее визитку она конечно же нашла в кармане Димочкиных шорт и немедленно изъяла, но ведь он оставил ей свой телефон…
Пока Катя отгоняла тревожные мысли, она дошла до нужной улицы и стала искать дом. Все-таки в городе она ориентировалась еще плохо, а у бабки была слишком давно и тогда совершенно не запоминала дорогу. Катя поспрашивала прохожих и, наконец, сориентировалась: просто за время, пока она здесь не была, рядом построили офисное здание, которое помешало опознать знакомое место.
Дом был старым, но выглядел очень аккуратно, фасад не так давно покрашен, в окнах – не во всех, но в большинстве – установлены стеклопакеты. Это был дом не хрущевской и не так называемой сталинской постройки, такие трехэтажки встречались редко, строились они, видимо, по какому исключительно местному проекту и воздвигались на века. Таким он казался основательным и незыблемым – не то, что многие сравнительно новые постройки, которые уже через несколько лет становились похожими на затонувшие корабли.
Катя вошла во дворик, и ощущение добротности только усилилось. К нему присоединилось еще одно – чувство покоя. Во дворе росли огромные, видавшие разные поколения горожан, каштаны, могучие и благоуханные, шумящие густой листвой куда высоко над крышей. Сам дом был во многих местах увит диким виноградом и плющом, во дворе разбиты клумбы с мелкими, яркими цветочками. На лавочках с удобными спинками в отсутствие бабушек угнездились местные кошки – все до одной пушистые и чистенькие. В подъезде пахло временем, которое держало в себе десятки человеческих судеб, когда-то соприкасавшихся с этими стенами. Несмотря на августовскую жару, здесь было прохладно. Вот что значит настоящая кладка!
Баба Шура открыла дверь и сразу же заплакала. Видно, в последние дни это было ее основным занятием, маленькие блеклые глазки покраснели, бабка постоянно терла их и приговаривала:
– Как же я теперь одна-то, а? Я ж надеялась, что Бог меня сначала заберет, никак не думала, что одна останусь. Я ж никогда одна не жила… Как теперь? Что теперь? Скорей бы умереть… И умирать страшно, – завыла она.
Добиться от бабы Шуры чего-либо, кроме слез и причитаний, было невозможно, и Катя решила зайти к соседке с первого этажа, с которой, как сказала Шура, тесно общалась и даже дружила ее драгоценная Дуся.
Соседка поведала, что Шура, конечно, не совсем в себе, но здоровье у нее при этом, как ни странно, отменное. Не так давно ей показалось, что у нее болит сердце, Дуся испугалась, вызвала кардиологическую «Скорую». Бригада приехала, Шуре сделали кардиограмму и спросили у растерянной Дуси: что будем колоть? Что ваша бабушка предпочитает в это время суток? Кардиограмма у нее была отменной – молодежь позавидует.
Со слов соседки Катя поняла, что бабушка в последнее время склонна к несанкционированным прогулкам: уйдет куда-нибудь и нет ее, а бедная Дуся скачет по всем дворам, ее ищет. Смотрела за ней Дуся хорошо, добрая и душевная была женщина. И вот ее, сравнительно молодую, сожрал рак, спохватились поздно, когда операция уже не помогла – метастазы поразили печень. И вот Дуси нет, бабка боится жить одна, но где взять другую такую Дусю – чтобы пришла сюда не для того, что бы потихоньку отравить старушку, да получить квартиру в центре города, а чтобы честно выполнила свой долг? Вот это вопрос.
Катя осмотрелась в бабкиной квартире. Просторный холл, из которого широкий коридор тянется до кухни. По правую сторону – две отдельные комнаты, квадратные, тоже довольно просторные. По левую – туалет, большая ванная и кладовка. И кухня – не убогий кильдимчик, как в хрущевках и сталинках, а вполне пригодное помещение. В одной из комнат обнаружился совершенно замечательный балкон, вернее, лоджия: прохладная, большая, прикрытая листвой огромного каштана. Бабушка Шура и Дуся не имели капиталов, потому все в квартире было видавшим виды: и мебель, и истертые ковры, и посуда, стоявшая за стеклом в комоде.
На кухне пришлось повозиться: бабка, переживая потерю, все запустила. От ее нытья и слез Катя спряталась в ванной, заложила белье в стиральную машину, вымыла раковину. И все же квартира произвела на Катю удивительное впечатление. Здесь было так тихо, спокойно и просторно. Невольно она представила себе, как здесь было бы красиво, если обновить древний, давно не циклеванный паркет, сделать такие потолки, как у дяди Бориса. В холле она бы поставила уютный торшер, а рядом с одежным шкафом – небольшую оттоманку. И комнатные двери здесь должны быть деревянные, со вставками из непрозрачного стекла, а еще лучше – с мозаикой. На кухне мог бы уместиться небольшой диванчик, расположившись на котором так приятно было бы смотреть телевизор под чашечку чая. А балкон! Обычно балконы старых домов совсем крошечные, чтобы человек мог лишь сушить на нем белье и курить. А этот был большой и просторный. Вот бы – как у Лики – поставить туда небольшой плетеный столик и два полукреслица. Они бы с Димочкой сидели здесь теплыми летними вечерами, пили наливку с чаем и играли в карты. И он обязательно проигрывал бы, злился и требовал отыграться. А Катя испытывала бы необъятное, огромное, как весь земной шар, неописуемое счастье.
– Катя, приготовь мне яичко всмятку, я есть хочу, – проскрипела баба Шура, заходя на балкон и нарушая Катины видения. – Ты там колбаску принесла, я вижу, сделай мне бутербродик.
Катя встрепенулась, видение исчезло.
– Сейчас, Шура, погоди минутку, я тебе все сделаю, а ты пока полежи, – сказала она и пошла на кухню.
