Текст книги "Зерна огня, или Свидетель деяния"

Автор книги: Алла Гореликова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

3. Обручение

В высокие окна тронной залы бил полуденный свет. Рассыпался искрами на стали и позолоте, вспыхивал радугой на драгоценных камнях, отражался мягким сиянием от белоснежного мрамора. Окутанный светом, Егорий выглядел куда более величественным, чем ночью, и слишком ясно видимые морщины совсем не делали его стариком.

Валерий должен был стоять рядом с отцом. Но принц уселся на ступеньку трона, и, надо признать, смотрелся там вполне уместно. «Это даже хорошо, что сегодня, – вспомнил Луи слова Егория. – Мы покажем: ничего не произошло такого, что может помешать жить. А то уж слух пошел, что принц умирает!»

Лерка тогда скрипнул зубами: «Не дождутся!» – и сейчас на его слишком бледном лице легко читались те же слова. А собравшиеся в зале князья, придворные, городские старшины и даже часовые у дверей только на принца и смотрели. Что сказать, обручение королевской дочери – отличный повод без лишнего шума предъявить народу вполне живого и даже почти что бодрого наследника.

И плевать, что все они понимали: бодрость далась Валерию нелегко. Вахрамей возился с раненым все утро. Очнувшись от ночного забытья, Лерка первым делом потребовал от магознатца прекратить пичкать его всякой дрянью, держать в постели и вообще делать из здорового парня кисейную барышню. Не маленький, дескать, и не увечный, и вообще, воину не подобает глотать лекарства с ложечки. Назревающий скандал остановила Рада простыми, но вполне убойными по силе воздействия словами: «Лер, а я замуж выхожу!»

И вот Луи, король Таргалы, стоял, преклонив колено, перед троном соседа, а к нему шла осиянная полуденным светом девочка-невеста. Шуршало пышное платье из белоснежного халифатского шелка, чуть слышно постукивали по мрамору каблучки расшитых серебром туфелек, а золотистые волосы были покрыты лишь жемчужной сеткой. Традиция прятать невесте лицо здесь так и не прижилась, и все видели ее яркий румянец, смущенно-озорную улыбку и сияющие глаза. «Подумаешь, политика! – сказала она утром отцу и брату, – я ведь знаю, что Лу меня не обманет и не обидит!»

Она и правда так думала, и если ее обмануть, не то что Лерке и Егорию, самому себе будет стыдно в глаза смотреть. Прощай, прекрасная баронесса Стефания, пусть твой смех радует других смельчаков, они найдутся, несмотря на грозную славу твоего Ленни. Прощайте, продажные женушки моих придворных, самое верное и приятное средство для запуска и сбора сплетен. Ваш король теперь, страшно сказать, солидный женатый мужчина. И если вы скажете хоть словечко в адрес своей королевы… а вы скажете, оно понятно… что ж, только словами вам и останется утешаться. Рада, Радислава, я никогда не знал, что ты умеешь так смотреть… неужели этот взгляд – для меня?!

Да для кого ж еще, смеялись ее глаза. Ведь мы друг дружку с детства знаем, и ты никогда не требовал от Лерки, чтобы тот не пускал в игру «эту малявку», и всегда готов был пустить в ход кулаки или хитрость, вступаясь за сестру друга. И ты нравишься принцессе Двенадцати Земель совсем не так, как должен нравиться жених, достойный ее высокого происхождения, а просто как красивый, сильный и добрый парень. С тобой всегда было интересно, у тебя широкие плечи, открытая улыбка и непослушные волосы, и только подумать, что теперь все это богатство будет мое по праву… по праву жены, вот это да! Скажите, люди добрые, это не сон?

Он встал с колен и взял ее ладонь в свою. Ободряюще пожал, чудной, разве ее надо ободрять! Бас отца Евлампия разносился по зале, отражаясь эхом от высокого потолка:

– Ныне обручаю девицу Радиславу, дочь Егория, с Луи, сыном Луи, да принадлежат друг другу отныне и вовеки.

Расшитое алыми любовными оберегами полотенце соединило их руки – ладонь в ладонь. Отец Евлампий затянул узел и совсем не торжественно подмигнул.

– Да будут свидетелями сего обручения Свет Господень и все, кто здесь присутствует. Да видят они, что обручение свершено добровольно, без обмана и принуждения. А ежели кому известно обратное, пусть скажет немедля.

Сердце Рады колотилось быстро-быстро. Еще вчера она и думать не думала о муже, но сейчас ей казалось, что она мечтала о Лу всю жизнь. Она поймала взгляд брата: Лерка улыбался.

Долгое молчание разбил все тот же бас:

– Луи, Радислава! Отныне вы – жених и невеста пред Светом Господним и перед людьми, а о дне свадьбы пусть скажет наш король.

Король Егорий встал, обвел собравшихся тяжелым взглядом. Где-то здесь – тот, кто хочет смерти его сына. Убийцу не взяли, и это означало одно: ему помогли уйти. Помог тот, кто знает дворец и вправе ходить здесь свободно. Ничего, займемся. Неуловимых у нас нет. Король перевел взгляд на молодых. Рада сияла, Луи был серьезен. Благодаренье Господу, хоть удрученным не выглядел. Трудно сказать, как сложится семейная жизнь дочки: Луи – славный парень, да, но он и хороший король. Однако Рада согласилась и, кажется, счастлива. Что ж, пусть будет так.

– Луи, Радислава, я благословляю ваш союз. Мы справим свадьбу в день четырнадцатилетия моей дочери.

– Да будет так, – пробасил отец Евлампий.

4. То самое письмо

– На, – Готье, даже не поприветствовав короля, сунул ему в руки перевязанный серебряной лентой свиток, – читай.

Луи пробежал глазами плод дипломатического таланта императора: «Дабы укрепить чувства добрососедские… желал бы видеть в вас, о венценосный сосед мой, не просто друга… возлюбленный родич мой доскажет вам то, что невежливо было бы доверить бумаге…» – хмыкнул:

– Да, вовремя я.

– А встретить все равно придется, – закинул пробный шар Готье. Из встречи посольства можно извлечь немало, если подойти с умом. Но, чтобы использовать все возможности в полной мере, капитану тайной службы требовалось одобрение короля.

– Само собой. – Молодой король Таргалы ухмыльнулся, бросил свиток на стол. – Вежливость до конца, Готье. Подсластим императору горькое зелье. Завтра поутру и отправимся. Эй, Готфри!

– Слушаю, мой король! – Паж возник на пороге так быстро, что не оставалось сомнений: подслушивал.

– Сэра Ранье. Первого министра. Отца Ипполита. Секретаря.

– Сэр Ранье собирался вывести гвардию на учения, – доложил паж.

– К Нечистому учения, – рявкнул король, – найди его, верни и тащи сюда, живо!

– Да, мой король! – Паж испарился.

– Готье, – попросил король, – будь другом, найди Бони. Пусть собирается.

– Других не будешь брать?

– За каким прахом они мне нужны? Бони верен и не болтлив, а эти все – свора. Да, ты тоже едешь и не спорь. Есть у тебя толковый человек приглядеть за столицей?

– Найдется. – Граф Унгери спорить и не думал. Чем больше верных людей будет с королем, когда он встретит посольство старого шакала, тем лучше. А Корварена никуда не денется, молодой Огвиен присмотрит. Самое время проверить лучшего из помощников на самостоятельность.

– Скажи ему, пусть обратит внимание на слухи про Подземелье.

– Луи, – Готье ожег короля помрачневшим взглядом, – ты учишь меня работать?

– Извини, – виновато ответил молодой король. – На самом деле нет, Готье. Просто я ума не приложу, что случилось. И мне не нравится, что подземельные отказываются объяснить.

– Узнаем, – пообещал Готье. – Есть у меня один человек, на которого я крепко надеюсь. Ладно, мой король, обходись пока без меня. До отъезда дел – хоть разорвись. А о посольстве поговорим в дороге.

Капитан тайной службы вышел, и в кабинет вошли сразу трое из вызванных. Секретарь шмыгнул на положенное ему место за конторкой у двери. Больше обычного лучащийся благостью отец Ипполит умостил телеса в привычное кресло, и король некстати подумал: подложить бы ему туда наговор переноса, а другой его конец утопить в любимых адмиралом шхерах! Знает ведь, зачем посольство едет, на рыле благостном написано – знает! Ну ничего, светлый отче, сейчас мы тебя…

– Герцог, прошу вас, садитесь.

– Благодарю, ваше величество. – Первый министр, снова откровенно недоспавший, коротко поклонился и остался стоять.

– Как хотите, – пожал плечами король. – Итак, господа, у меня для вас новость.

Глазки отца Ипполита радостно заблестели. Эймери нахмурился еще больше, хотя мгновение назад это казалось попросту невозможным. Тоже знает? Похоже на то.

– Я женюсь, господа. Не скажу, что мне этого очень уж хочется, но как король я обязан задуматься о наследниках раньше, чем придется заставлять себя думать о женщинах.

Секретарь непочтительно ухмыльнулся. Отец Ипполит, вопреки обыкновению, воздержался от наставления чересчур любвеобильного короля на путь добродетели.

– Ошибаетесь, ваше величество! – непочтительно возразил Эймери. – Как король вы обязаны прежде всего думать о безопасности страны. Брать в жены ту, чей отец облизывается на Таргалу…

– Именно ее, – вскочил отец Ипполит. – Брак сей послужит делу примирения и согласия, а в случае отказа нам грозит война, а не безопасность!

– Господа, – почти непритворно удивился король, – вы о ком? Егорию Таргала не нужна, ему хватает заботы своих князей в руках держать.

– Егорию? – переспросил министр.

– Егорию?! – возмутился аббат. – Ваше величество, как я знаю, вам предлагают руку Элайи, старшей и любимой дочери императора хандиарского! И принять ее будет мудро и дальновидно.

– Вы знаете больше своего короля, отец Ипполит. Я всего лишь получил уведомление о скором прибытии посольства Хандиарской империи. Да, между прочим, я собираюсь ехать ему навстречу, как предписывает традиция, и приглашаю вас с собой. Родич императора заслуживает всех почестей, какие мы можем ему оказать. Но Элайя, – Луи покачал головой, – боюсь, императору придется поискать для нее другого мужа. Я обручен с Радиславой, дочерью давнего и верного союзника Таргалы, и разорвать помолвку будет не только бесчестьем, но и оскорблением.

– Но когда вы успели, ваше величество? – Эймери улыбнулся и наконец-то сел.

– Сегодня в полдень, – с трудом удерживая ехидную усмешку, сообщил Луи. – Поскольку дела в Корварене не позволили бы мне отлучиться надолго, будущий тесть любезно предоставил мне наговор перехода. Собственно, я вызвал вас затем, чтобы довести радостную весть до моего народа. Сегодня вечером Корварена будет праздновать.

– Но, сын мой…

– Поздно, отец Ипполит, – с нескрываемым удовольствием высказался первый министр. – Разумеется, именем Господа и властью Церкви можно разорвать помолвку, но ссориться с Егорием – безумие. Армия Двенадцати Земель проглотит Таргалу самое большее за месяц. Особенно теперь, когда гномы сворачивают торговлю.

– А армию императора вы в расчет не берете, любезный герцог? – неожиданно едко вопросил аббат. Толстые пальцы впились в подлокотники, и показалось: дай волю, вот так же вцепится в горло ненавистному министру.

– Войскам империи придется еще высадиться, – жестко усмехнулся первый министр. – Волны и скалы защищают куда лучше гор. Да и каков нужен флот, чтобы перевезти достаточно войск? А конница Егория хлынет на нас лавиной…

– Говорить не о чем, – прервал спор король. – Я дал слово, Радислава – моя невеста перед Господом и людьми, она и станет моей женой и королевой. И матушка, да будет с нею Свет Господень, одобрила бы этот брак.

– В самом деле, – кивнул герцог Эймери, – королева мечтала видеть своей невесткой дочь или племянницу Егория. Для сына весьма похвально почтить мать исполнением ее воли, не так ли, светлый отец?

– Истинно так, сын мой, – кисло ответил аббат.

– Значит, все всё поняли, – кивнул король. – Прекрасно. Пусть герольды объявят о помолвке, пусть выкатят народу вино из королевских погребов, а завтра на рассвете будьте готовы в дорогу. Элайя не станет моей женой, но это не значит, что я хочу оскорбить небрежением посольство ее отца.

КОРВАРЕНА

1. Попутчики

Хотя неизвестному заклинателю и впрямь не было корысти их преследовать, Барти и Базиль оставались настороже: мало ли, вдруг отомстить захочет. Но до Корварены добрались на удивление спокойно. Не нападал озлобленный заклинатель, не тревожили ни хищники, ни разбойники, и даже Мариана придерживала острый язычок, ни разу не зацепила рыцаря.

Впрочем, как раз тут ничего удивительного не было: в эти дни рыцарь почти не говорил со своей спутницей, все больше расспрашивал Базиля о делах в Цзельке. Разговор с сэром Арчи не шел у рыцаря из головы, а владения Филиппа от гор близко. Но, когда Базиль уезжал в отпуск, ни о каких неладах с Подземельем в Цзельке и слыхом не слыхивали.

А Мариана неожиданно близко сдружилась с Кэтрин.

Началось, как ни странно, с разговора на сугубо мужскую тему: о ханджарском кинжале, что подарил племяннице Базиль. Коротали первую ночь после нападения, спать не то чтобы не хотелось, а просто страшновато было, и девушки устроились у костра. Кэтрин вертела в руках кинжал, в лезвии плясали отблески пламени, а за границей света шевелились неясные тени. Впрочем, лошади спокойно паслись, а над костром сэр Барти подвесил сторожевой амулет.

– Ты хоть пользоваться им умеешь? – скептически поинтересовалась Мариана.

– Так ведь не шпага, – рассмеялась в ответ Кэтрин. – Я ж деревенская девчонка, нож мне в привычку.

– Курам головы рубить, – хмыкнула благородная Мариана.

– А хотя бы! Тоже, знаешь ли, не всякая сумеет. Вот ты пробовала?

– Нет, – после короткой заминки призналась Мариана.

– Ну вот, а говоришь.

– Зато я зайца обдирать умею, вот! И разделывать!

– А готовить?

– В углях запечь – запросто! Меня отец на охоту брал.

– А я думала, благородные господа только на оленей там всяких охотятся, – немного разочарованно протянула Кэтрин.

– Это когда гости, – Мариана хихикнула. – Когда перед соседом надо покрасоваться, удаль показать и все такое. А вообще, если серьезно, охотник должен уметь добыть всё, что водится в лесу. Отец говорил: бывает, от того, можешь ли смастерить силок на зайца или в ручье форель поймать, твоя жизнь зависит.

– Твой отец, наверное, рыцарь?

– Был. – Мариана осеклась, кинула быстрый взгляд на Барти. Себастиец занимался с Миком: показывал мальчишке амулеты, объяснял, какой для чего. И Мариана договорила тихо, почти шепотом: – Он был рыцарем и воином, но последние годы не выезжал из замка. Не хотел меня одну оставлять. Вот его и забыли в столице, а когда умер…

Мариана замолчала.

– Если не хочешь, не рассказывай. – Кэтрин взяла Мариану за руку.

– Ты права, не хочу. А вот лучше скажи мне… – Мариана нагнулась к уху Кэтрин и что-то спросила. Кэтрин хихикнула и, опустив глаза, быстро закивала.

Весь следующий день девушки о чем-то шептались, то охая, то хихикая, то стреляя глазами в рыцаря, и Базиль усмехался:

– Девчонки, что одна, что другая. Ветер в голове.

Барти, сердясь, горячил Храпа и думал, что зря он ввязался в это путешествие. И разговор о дальнейших планах завел вечером не он, а Базиль.

– Я вот всё думаю, – сказал бывший наемник, – приедем мы в столицу и разбежимся, так?

Барти пожал плечами, взглянул на Мариану.

– Ну… наверное, – растерянно прошептала девушка.

– Так вот, разве не должны мы рассказать кому-то, что за дела творятся на тракте? Ладно еще разбой, но чтоб заклинатели вот так, понимаешь, внаглую баловали, такого не припомню.

– Я сам займусь, – сказал Барти. – Но вы можете понадобиться. Мик, скорей всего: он того заклинателя видел.

Мальчишка просиял.

– Может, не надо? – пискнула Мариана.

– Постараюсь обойтись без подробностей. Хотя на самом деле зря ты не хочешь признать исполнения клятвы. Все честно.

– Как ты не понимаешь! Ну разве после такого подвига меня возьмут в отряд?!

– Прости, Мариана, но тебя так и так не возьмут. Даже будь ты парнем – не взяли бы. Хотя бы потому, что нам людей сейчас хватает. И вообще, зря ты это затеяла.

– Не начинайте снова, сэр Бартоломью!

– И верно, – смутился Барти, – о том ли речь. Сказать, я считаю, надо. Не та опасность, о которой…

– Да понимаю я, – вздохнула Мариана. И закончила таким тихим шепотом, что даже Кэти не расслышала толком: – Все я понимаю, благородный сэр… а вот вы…

2. Мариана, девица из благородной семьи

В столице Мариане бывать прежде не доводилось, и она не стала спорить, когда Барти взял на себя хлопоты с жильем и обедом. Сказать по правде, широкие корваренские улицы, усыпанные народом, смутили девушку. Нарядные кареты грохотали колесами по камню мостовой; пышно разодетые всадники презрительными взглядами скользили по телеге Базиля и двум верховым в пыльной одежде; горожанки в полосатых платьях, с корзинами на локте, шумно торговались с лоточниками, и до приезжих им не было дела. Лишь уличные мальчишки провожали любопытными взглядами и ехидными замечаниями. Барти в столичной сутолоке был как рыба в воде, и Мариана втихую радовалась возможности спрятаться за его спину. Мучила, правда, мысль, что негоже позволять чужому мужчине платить за себя. Но скоро обнаружился еще повод волноваться: рыцарь привел их в казарму корваренского отряда Ордена.

– Здесь хорошая гостиница, и платит корона, – тихонько объяснил Мариане. – Конечно, не для всех, но мы пришли с важными вестями, так что имеем право.

Если и тут начнутся пересуды насчет взбалмошной девицы и ее глупой клятвы, уеду не спросясь, хмуро думала Мариана. А на дне сознания, за сердитыми мыслями, грыз страх: а ну как проболтается кто из спутников о ее «подвиге»? Уж лучше пусть судачат о глупости ее, чем смеются над трусостью!

Когда выяснилось, что обедать гостям предстоит в орденской трапезной вместе с отрядом, у Марианы екнуло сердце. Девушка едва удостоила взглядом знаменитые на весь полуостров витражные окна с изображениями святого Карела и рыцарей-основателей Ордена; гораздо более интересовали ее лица тех рыцарей, что садились за стол вместе с нею. Беглый взгляд на них встревожил искательницу подвига: корваренские рыцари выглядели куда веселее себастийских, и если Барти вздумает…

Однако ее спутник прежде всего спросил о столичных новостях.

– Новости знатные, – воскликнул сидящий рядом с Марианой сэр не то Джон, не то Джок: девушка в волнении не очень-то прислушивалась к именам, хотя, по традиции, хозяева представились гостям. – Наш король наконец-то выбрал себе жену! Ох и знатно погуляла вчера Корварена!

– Вчера? – переспросил Барти.

– Да, причем известие свалилось как снег на голову посреди лета. – Сосед сэра Барти поднял кубок. – Здоровье короля!

За короля выпили стоя. Мариана не почувствовала вкуса вина. За такими вестями вряд ли кому покажется интересным расспрашивать гостей, как доехали, думала она. И тут же возражала успокоительной надежде: спросят, хотя бы из вежливости спросят!

– Да, – вступил в беседу кто-то третий: кто, Мариана уж и разобрать не пыталась, – король наш отколол знатный финт. Ни сватовства, ни послов, в постели что ни ночь новая пассия, а тут бац – и уж не то что сговорен, а даже обручен.

– При чем тут постель, – возразил сосед Марианы, – это же политика! Да и невеста, я слыхал, еще девчонка, ей кукол наряжать в самый раз, а скрашивать королю ночи будет кто другой, помяните мои слова.

– Ваши слова, благородный сэр, – услышала Мариана свой собственный, непривычно звонкий голос, – говорят о вас как о человеке, который считает себя вправе оскорблять свою будущую королеву.

– Где вы тут находите оскорбление, прекрасная госпожа?

– Хотя бы в том, что вы решаете за короля, с кем ему проводить ночи – и решаете не в пользу законной супруги. – Мариана развернулась и взглянула соседу в глаза – а глаза оказались страх какие красивые. Бархатистые, томные, с чуть заметной смешинкой; и рыцарь, по всему видать, знал, какое впечатление производит на дам, рискнувших встретить его чарующий взгляд. Он улыбнулся, чуть заметно шевельнув бровями, и Мариана вздрогнула, ощутив, как приливает к щекам кровь.

– Наша гостья права, сэр Джок, – спугнул наваждение единственный, чье имя Мариана запомнила твердо: тот самый сэр Гилберт, о подвигах которого можно услыхать в любом трактире королевства. – Вы и впрямь немного пересолили свои остроты.

– Что ж, может быть. – Прекрасноглазый сэр обезоруживающе улыбнулся. – Однако вы ведь не станете отрицать, что невеста доброго нашего короля…

– Ни слова более, – оборвал сэр Гилберт; худое, обезображенное старым ожогом лицо покраснело от гнева. – Вы королевский рыцарь, сэр Джок, и ваше дело – защищать корону, а не зубоскалить о своем сюзерене.

Вместо ответа рыцарь поклонился Мариане. Бархатный взгляд еще раз скользнул по гостье, задержался в попытке поймать ответ… Мариана отвернулась, сделав вид, что всецело поглощена тушеной с яблоками олениной. Сердце бешено колотилось, а тут еще сэр Гилберт провозгласил тост за королевскую невесту, и снова – стоя, и до дна, так, чтоб опрокинуть потом кубок над столом и ни капли не уронить на белую скатерть. А оленина и вправду хороша, нежная, сочная, а яблоки пропитались мясным соком, а хлеб здесь подают белый и пышный – чистая пшеница, без примеси ржи или ячменя. Эй, да я пьяна, мелькнула испуганная мысль. Ничуть, возразила другая, просто ты слишком устала в дороге. И, чего уж перед собой-то скрывать, изрядно перетрусила. И сейчас продолжаешь трусить. Не стыдно, благородная Мариана?

Стыдно. Ну и что? Не очень-то приятно, когда такие вот, как этот бесстыжий сэр Джок, начинают тебя обсмеивать. Уж если он по будущей королеве пройтись не постеснялся, от бедной провинциальной дворяночки только перья полетят. А каково вызывать рыцарей на поединок, Мариана уже знала. Только лишний повод для насмешек.

– Что-то наша прекрасная гостья загрустила, – проворковал над ухом голос сэра Джока, столь же мягкий и бархатный, как глаза.

Сердце вновь заколотилось. Вмазать бы сэру между глаз, пришла совсем не девичья мысль. Мариана даже зажмурилась, представив чудную картину в красках и звуках. Но, будучи в гостях, оскорблять хозяев – недостойно благородного человека. Девушка злобно вонзила нож в ломоть оленины, и тут на помощь пришел сэр Барти:

– Благородная Мариана утомлена тяжелой дорогой.

– Да, – пробормотала девушка, – я бы хотела отдохнуть.

Пусть разыгрывать из себя неженку не очень-то приятно, зато такое объяснение понятно и благопристойно, к тому же позволяет не участвовать в разговоре. Благо, рыцари свернули со скользких тем, и застольная беседа покатилась по годами наезженной колее: воспоминания о былых подвигах, шуточки о ежегодном турнире, расспросы об общих знакомых…

Мариана подавила вздох облегчения: тяжелая дорога корваренцев не заинтересовала, о цели путешествия, коли уж сами не рассказывают, в Ордене спрашивать не принято, а Барти смолчал. Сдержал слово. Девушка кинула на рыцаря благодарный взгляд и со спокойной душой вернулась к обеду.

Между тем Барти тревожился куда сильнее своей подопечной. Не давал покоя неведомый заклинатель, коему властны гномьи порождения, беспокоил дальнейший, неведомый пока путь. И царапали злой досадой приторные взгляды известного юбочника сэра Джока, без счету расточаемые явно неопытной в сердечных делах Мариане. Зудели кулаки от желания подпортить красавчику физиономию, но драка – впрочем, как и дуэль, – оставалась несбыточной мечтой. Мало того, что Джок не перешел пределов допустимого, мало того, что оба они – королевские рыцари, а значит, не должны сцепляться по столь пустячному поводу, но что скажет сама Мариана?! Свидетель – лишь глаза и уши, в который раз напомнил себе Барти. И в который раз не помогло. Барти знал: случись что серьезное, он будет защищать глупую девчонку даже против ее воли. Однако тот крайний случай, когда рыцарь и впрямь не выдержит роли свидетеля, наверняка приведет к грандиозному скандалу. Если, конечно, оба они останутся живы.

Барти кинул взгляд на Базиля и неожиданно для себя усмехнулся. Сделай сэр Джок стойку не на Мариану, а на Кэтрин, ходить бы галантному кавалеру с подбитым глазом. А ведь Кэтрин ярче и, пожалуй, красивее. Интересно, Джоку на самом деле больше нравятся строгие аристократки, или задницей чует, кого трогать опасно, а с кем можно и рискнуть?

Базиль поймал взгляд, наклонился к уху рыцаря:

– Не дергайся зазря, Барти. Ежели кобель зарвется, Мариана ему сама по роже настучит, зуб даю.

– Да что ж, – пробормотал себастиец, – если нравится он ей, так почему бы и…

– Не будь дураком, – оборвал рыцаря бывший десятник. – Таким девицам нравятся другие. Не парься, Барти, случай того не стоит.

И верно, подумал рыцарь, что это я так… достаточно взглянуть, как Мариана сидит, старательно отслеживая расстояние до соседа, как нарочито не смотрит в его сторону, делая вид, что всецело поглощена обедом. Достаточно вспомнить ее растерянные глаза, яснее слов сказавшие: выручай! Базиль прав, если Джок чего и дождется от Марианы, так вовсе не ласкового взгляда.

Тут сэр Гилберт напомнил Барти об одной давней заварушке, и рыцарь выкинул из головы Джока. Пусть сам по себе тот случай не стоил долгих разговоров, но как не выпить в память о первом совместном деле, как не вспомнить тех, кто был тогда рядом, не перечислить, кого куда занесло за прошедшие годы? Так что обед закончился куда приятней, чем начинался.

После трапезы сэр Бартоломью оставил Мариану отдыхать и ушел, прихватив с собой по уши довольного Мика. Базиль тоже поспешил по каким-то своим делам. С Марианой осталась Кэтрин. Девушки поднялись в отведенную им комнату. Мариана скинула камзол, потянулась. Пожаловалась:

– Удобно в мужских тряпках, но как же хочется пройтись в нарядном платье.

– А у тебя есть с собой?

– Даже два, – Мариана умолчала о том, что одно из платьев уж год как тесновато в груди, а второе и вовсе мамино. Небось у деревенской девчонки и таких нет.

– Так хоть к ужину надень! – всплеснула руками Кэти. – Что ж ты перед рыцарями да во всей красе не покажешься?!

– Нужна им больно моя краса. – Мариана заправила за ухо непослушную прядь, нахмурилась.

– Нужна, – уверенно возразила Кэтрин. – И тебе самой нужна. А если стесняешься, я тоже принаряжусь. Это что, – Кэти приподняла пальчиками скромную темно-зеленую юбку, надетую ради столицы вместо мужских штанов. – Это на каждый день, а у меня еще праздничная есть, красная, да с кружевом, такая – закачаешься, я ее дома только на гулянья да на свадьбы надевала, так все наши девчата завидовали.

– Что ль и вправду переодеться, – вздохнула Мариана. – А то как-то даже не совсем прилично. Этот сэр, что со мной рядом сидел, потому, наверное, так и смотрел…

Кэтрин фыркнула: она-то поняла, как смотрел на подругу благородный рыцарь, но такое разве уместно объяснять? Сама поймет. Кэти представила себя в праздничной юбке, подумала: жаль, танцев здесь не ждать. Как чудесно, наверное, выйти в круг не со своим, деревенским, а с настоящим рыцарем. И плевать, что у благородных совсем другие танцы. Музыка поведет сама, музыка и кавалер.

Мариана подошла к окну. Во дворе два совсем молодых парня неторопливо, вполсилы работали на шпагах. Прием был Мариане незнаком, и она мысленно повторяла движения – благо, понять, что к чему, при таких медленных движениях несложно. Атака – шаг влево, поворот на носках – клинок скользит вдоль клинка, движение кистью…

– Красиво, – вздохнула Кэтрин.

– Лентяйничают, – ревниво возразила Мариана.

– Зачем ты так? – Кэти посмотрела на подругу с удивлением. – Тот, что слева, руку бережет. Верно, ранен был.

Мариана вспыхнула: не заметить очевидного! Все из-за обиды ее. Теперь так и тянет уколоть побольнее даже незнакомого рыцаря, даже не себастийского. Хотя почему «даже», корваренские ничуть не лучше. Достаточно вспомнить сэра Джока.

– Куда ты теперь? – Кэтрин почувствовала перемену настроения Марианы и, долго не раздумывая, решила отвлечь. – В столице-то подвига точно не найдешь.

– Не знаю, – вздохнула Мариана. – Куда-нибудь. Может, в горы. Хоть на Волчий перевал, что ли… туда, говорят, вильчаки захаживают.

– А может, с нами?

– Кэти, ну сама подумай! Я ведь не могу остаться с вами на всю жизнь. Хотя, – добавила тише, – с тобой мне расставаться больно. У меня никогда не было подруги.

– У меня были, – Кэтрин тряхнула головой, – но совсем не такие, как ты. Обычные деревенские девчата. А ты… ты такая… такая вот!

– Да какая? – Мариана почувствовала, как заполыхали от смущения уши.

Кэти мечтательно прищурилась.

– И красивая, и храбрая…

– Я?!

– Ты, а кто ж еще?! И знаешь что? Ты еще найдешь свой подвиг, настоящий. Такой, что сэр Барти просто… просто обалдеет, вот! Точно тебе говорю!

Мариана махнула рукой. Обалдеет он, жди больше!

– Кэти, слушай, а чего это мы тут сидим? Мы же в столице, подумай только, в сто-ли-це! Пойдем гулять! Тут же столько всего посмотреть можно!

– А давай! – Кэти вскочила, в круглом зеркале мелькнули каштановые кудри, задорные глаза. – Ой, мамочки…

Деревенская красавица всхлипнула.

– Да что ты? Кэти, милая?!

Вместо ответа девушка ткнула пальцем в зеркало. На щеке, вокруг заработанной в злополучном лесу царапины, цвел красочный, багровый с желтизной синяк.

– Тем более, – решительно сказала Мариана. – Доставай свою нарядную юбку, и пойдем искать травника. Надо же с этим что-то делать!