Текст книги "ИНСОМНИЯ"
Автор книги: Алия Тряпичкина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
ПРОЛОГ
Сигаретный дым въедался в волосы и одежду. Пальцы пропахли табаком. Во рту ощущался его привычный привкус, однако сейчас был отчего-то особенно мерзким.
Он старался курить меньше. Правда старался. Но в вечера, подобные этому, его рука так и тянулась к пачке, доставая сигареты одну за другой. Зажав очередную губительную никотиновую палочку губами, он затягивался ею с наслаждением, словно уже много часов ждал этого момента.
Ступая по тускло освещенной дорожке, ведущей к университетскому общежитию, он напряженно всматривался в каждое неспящее окно и затягивался сигаретой глубже, следом выпуская изо рта струйку густого, вонючего дыма. Остановился вблизи деревьев, заботливо укрытый желтеющей листвой одного из них, отыскал глазами нужное окно и пристально смотрел.
Всегда одно и то же место и чуть ли не до минуты выверенный час. Ему было хорошо известно, что здесь самый наилучший угол обзора – она точно его увидит, когда подойдет к своему окну, как обычно и поступает, а случайные прохожие едва ли заметят стоящего средь деревьев молодого мужчину. Никогда никто не замечал.
Ее лицо было обеспокоенным. Особенно когда она заметила его. Он улыбнулся, когда их взгляды встретились. Чувство необъяснимого удовлетворение в нем разливалось. Он был доволен собой, обстоятельствами и, как всегда бывало, предвкушал дальнейшие развития событий, к которым шел уже так долго, что и сам в то не верил.
Когда она скрылась из виду, он бросил сигарету под ноги и растоптал подошвой кроссовка. Руки убрал в карманы. Еще мгновение назад он думал, что та, валяющаяся сейчас под его ногами, сигарета – последняя на сегодня, но навалившиеся разом воспоминания спутали его планы. Он вновь полез в карман, вновь доставал пачку, вновь щелкал зажигалкой…
Эту историю он помнил наизусть. Апрель 1993 года. Городок Литл-Фолс, штат Миннесота. Двое мужчин неспешно шагали по вымощенной камнем подъездной дорожке, что вела к четырехэтажному дому, со всех сторон окруженному высоким забором. Помимо двух давних друзей к дому также тянулась целая вереница гостей, и некоторые из приглашенных уже нетерпеливо пританцовывали и увлеченно переговаривались. Очевидно все они предвкушали веселый вечер.
Один из двоих мужчин передал своему товарищу бутылку пива, и тот с благодарной улыбкой ее принял. Ловким движением руки он отправил крышку восвояси и жадно отпил из бутылки.
– Не так быстро, приятель, – усмехнулся мужчина с темными короткостриженными волосами, отбирая предложенную им же бутылку у друга. – Будущим папашам нельзя увлекаться спиртным, – пошутил он, делая несколько глотков горьковатого напитка.
– Когда родится ребенок я к бутылке не притронусь, – возвращая себе пиво, заявил высокий шатен и подкрепил сказанное улыбкой. – Я рад, что у нас с Тэмми появится малыш.
– И я рад, дружище, – брюнет доброжелательно похлопал приятеля по спине. – Ну, а сегодня будем отмечать окончание твоей холостяцкой жизни. Вот только возьму и себе пивка.
Гости прекрасно проводили время в доме, наслаждаясь компанией, разнообразными напитками и закусками. Танцевали под музыку, обсуждали последние события и строили планы на будущее лето. Однако среди всех этих людей имелись нарушители приятной обстановки, делая ее напряженной.
Оставив своего друга, с которым пришел в этот дом, мужчина предпочел веселой компании общество враждебно настроенного соперника в любовных делах, который принялся доказывать свое превосходство отнюдь не самым приличным способом. Он решил пустить в ход кулаки, желая подправить холеную физиономию возлюбленного своей дамы сердца. Брызжа слюной, он не счел нужным выбирать выражения в адрес своего недруга.
– Мои отношения с Эллисон не твоего ума дело! – в ответ на уничижительные высказывания, вылетающие из уст злопыхателя, прокричал брюнет по имени Джонатан. – Оставь ее в покое, Картер. Она со мной.
– Закрой пасть, чертов ты ублюдок! – перекрикивая своего оппонента, кричал Картер. Он двинулся на горделиво задравшего подбородок Джонатана, сжимая руки в кулаки. – Она не станет выбирать жизнь с тобой! Тебя всегда интересовала только твоя безупречная репутация! Да кто тебя вообще волнует кроме своей эгоистичной персоны?! Для всех ты душа компании! Ангел во плоти, черт возьми! Только мало кто знает какая ты на деле сволочь!
– Тебе пора начать задумываться над своими словами. Терпеть твои жалкие попытки меня унизить я не стану.
Решив больше не тратить силы на словесную перепалку, Картер замахнулся и впечатал свой кулак прямо в челюсть стоящего напротив него брюнета, отчего тот пошатнулся, резко приложив руку к месту удара и сплевывая на ковер кровавую слюну. Пытаясь дать отпор, он стал надвигаться на своего обидчика, заставляя того попятиться и упереться в невысокую балконную перегородку. Коснувшись перекладины спиной, Картер с ненавистью взглянул на соперника и замахнулся для нового удара, однако едва его кулак рассек воздух, он резко отлетел назад, и теперь его тело не остановилось у металлического ограждения, а стремительно полетело вниз.
В темных глазах Джонатана замер страх. Он ринулся к перегородке и, ухватившись за нее обеими руками, опасливо посмотрел вниз. Увиденное повергло его в ужас. К горлу подступила тошнота.
Комната тут же опустела. Здесь ничего не говорило о совершенном преступлении. Лишь стены хранили в себе отголоски былого разговора, который никем больше не был услышан.
Тем временем рослый шатен Оуэн Норрис докуривал на заднем дворе сигарету, сминая в кулаке пустую пачку красного «Мальборо». Отбрасывая сигарету в сторону, он отхлебнул пива и двинулся в направлении главного входа, пытаясь отыскать туалет. Его слегка пошатывало, а выпитое пиво просилось наружу, и тогда Оуэн решил поспешить. Но о своем походе в туалет он напрочь забыл в ту же секунду, когда его глаза уперлись в неподвижно лежащего на земле человека и крохотную лужицу крови, растекшуюся около его головы.
Недопитая бутылка пива полетела примерно туда же, куда и сигарета пару мгновений назад. Опустившись на землю, Оуэн аккуратно дотронулся до уже мертвого тела, пытаясь нащупать пульс.
– Боже... – прошептал он, судорожно сглотнув. – Черт. Помогите! – и тут же закричал, растерянно оглядываясь. – Эй! Кто-нибудь! Здесь труп!
До приезда полиции у дома столпились все гости, совсем позабыв о веселье, выпивке, еде и предстоящих планах на лето. Все в ужасе смотрели на труп и на мужчину, что его обнаружил. А он все искал глазами своего друга, но в толпе его не находил.
Оуэн Норрис еще долго думал о том человеке, которого считал лучшим другом. Думал о том, что было в их жизни и о том, что еще будет. И будущее, которое он хотел уготовить им обоим, было страшным.
Он сидел в тюремной камере, и его лицо не выражало никаких эмоций. Скрючившись точно каменная горгулья, мужчина держал в руках изрядно потрепанный бежевый конверт, бесконечно просматривая вложенный в него детский рисунок. Глядя на рисунок, он снова вспомнил своего друга и в тысячный раз воспроизвел в своем воображении его будущее.
– Признание поможет вам избежать длительного срока заключения, мистер Норрис. Сотрудничество со следствием дает вам определенные привилегии.
Оуэн бросил взгляд на своего друга, ничего не отвечая следователю. Он и не знал что отвечать на обвинения в убийстве, но был уверен в одном: он никого не убивал.
– Я все видел, – вдруг сказал его друг Джонатан, еще недавно прибывавший в раздумьях и не издавший до сих пор ни звука. Он не смотрел на Оуэна, что искал в нем поддержки, уцепившись взглядом лишь за следователя. – Оуэн Норрис толкнул Картера Уилсона в момент драки, отчего Уилсон вскоре скончался.
– Что? – вскочив с места, ошарашенно прошептал Оуэн. – Что ты такое говоришь, брат? Что ты...
– Я тебе не брат, – сквозь зубы процедил он. – Убийца.
Оуэн Норрис по-прежнему смотрел на детский рисунок, не решаясь прочесть письмо. Даже глядя в этот альбомный лист, что был свернут в несколько раз, он думал о своем друге. «Ты мне не брат» – крутилось в его голове. «Убийца» – тут же эхом отдавался полный презрения голос.
Оуэн часто спрашивал себя: за что? Год за годом он задавал себе этот вопрос, но тот оставался без ответа. И как только вопрос перестал иметь для Оуэна Норриса всякую значимость, он решил отдаться всепоглощающей жажде мести, что так давно преследовала его. Принятое им решение ничто не могло изменить. В отличие от самого решения, которое дало ход глобальным, необратимым изменениям в судьбах многих людей.
Оставив за спиной свое укромное место и уже погасшее окно, молодой мужчина курил и убеждал себя, что ну вот эта поганая сигарета – точно последняя! Совершенно точно! Сегодня больше ни-ни! И кто знает, может, ему удастся сейчас с собой совладать, однако это только сегодня. Завтра же, на этом самом месте, все повторится. Как и отчасти должна повториться знакомая ему история, произошедшая в апреле 1993 года в Литл-Фолсе, штат Миннесота.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Пятничное утро для сотрудников клиники «Психотерапия и нейропсихология Нью-Йорка» выдалось достаточно спокойным и размеренным. Им не приходилось каждую минуту смотреть на часы и огорчаться по причине того, что время для них словно бы застыло, и домой попасть они смогут еще очень нескоро. Тому способствовала уютная атмосфера, совсем не характерная для типичных медицинских учреждений и не дающая никому повода задуматься о том, что они ошиблись адресом. Ожидающие своей очереди посетители клиники удобно располагались в просторном светлом холле, где им были предложены напитки, а также различные журналы и брошюрки, которые всегда изучались пациентами с особым интересом, помогая разбавить неприятное ожидание своего приема. Те, кто нуждался в помощи своего специалиста немедленно, прибывая в полнейшей панике на стыке неконтролируемой истерики, немедленно были приведены в чувство заботливым персоналом, и тогда пациенты могли продолжить спокойно дожидаться своей очереди к доктору.
По пятницам основной поток пациентов приходился на послеобеденное время. В частных клиниках вроде этой основной упор был направлен на качественный подход к своим клиентам, не гонясь за их количеством. Но при такой заботе о своем имени страдать по причине отсутствия нуждающихся в медицинских услугах не доводилось, и посему врачи не считали нужным нагружать заключительный день рабочей недели.
Однако среди них встречались исключения. Сегодняшним утром доктор-психотерапевт Дэйв Митчелл решил поработать с самого утра, да еще и задержаться до позднего вечера, а уже завтра как следует отдохнуть с уверенностью, что вчера выложился по максимуму. Только таким образом он относился к своей работе, пусть и могло показаться, что это немного чересчур.
Он появился в клинике, когда стрелки часов лениво доползали до четверти одиннадцатого. Молодая сотрудница клиники Эшли Кларк, восседающая за стойкой ресепшен, подскочила на ноги, едва завидев приближение доктора.
– Доктор Митчелл, доброе утро! – воскликнула она.
– Доброе утро, Эшли, – приветливо улыбаясь, Дэйв учтиво кивнул головой и направился в сторону своего кабинета, но на некоторое время остановился. – Кто-нибудь звонил?
Эшли недолго задумалась, а затем выдала доктору Митчеллу подробный отчет:
– Мистер Дормер уже вернулся из реабилитационного центра и готов встретиться с вами, так что запись на пятнадцать тридцать остается за ним. Также звонила мисс Клейтон, ей срочно нужно с вами поговорить по телефону, но я не стала давать ваш личный номер.
– Верно, – внимательно выслушав Эшли, согласился Дэйв. – Перезвоните мисс Клейтон и скажите, что в понедельник у меня свободно с двенадцати до трех. Она может просто задать вопросы, которые собиралась, поэтому не нужно выписывать ей счет.
– Поняла, – девушка закивала как китайский болванчик, заправляя за уши прямые светло-рыжие волосы, почти достающие до плеч.
– Отлично, – доктор снова улыбнулся, а затем поспешил скрыться в коридоре, ведущем к его кабинету.
Войдя внутрь, Дэйв закрыл за собой дверь и поставил свой дипломат на рабочий стол из массивного бордового дерева. Сняв пиджак, он повесил его в шкаф в углу комнаты, оставшись в бело-голубой клетчатой рубашке и темно-синем галстуке, чье сочетание выдавало хороший вкус. Усевшись в кресло, доктор открыл дипломат, отчего на весь кабинет раздался звонкий щелчок замков, и достал оттуда нужные ему вещи. Расставив находящиеся в небольшом беспорядке канцелярские принадлежности на свои места, Дэйв выдвинул ящик в столе, который всегда запирал на ключ, и извлек из него стопку бумаг. Кипу необходимо было изучить до понедельника, и он решил приступить к этому занятию прямо сейчас, пока есть свободное время. Надев очки в классической черной оправе, Дэйв рассортировал бумаги на «срочно», «не очень срочно», а также «это вообще не требует внимания» и принялся за работу. Однако не успел он расслабленно откинуться на спинку сидения, как в кабинет безо всякого стука вошла Эшли.
– Доктор Митчелл, прошу прощения, что так врываюсь, но я, кажется, совсем забыла о том, что у вас на сегодняшнее утро кто-то записан... – торопливо бормотала она, переминаясь с ноги на ногу.
– Нет, все в порядке, – поспешил заверить ее Дэйв, а потом переключил свое внимание на заполонившие стол бумаги.
– И вы знаете, что первый на сегодня прием состоится в два часа? Просто сейчас только начало одиннадцатого, поэтому я и спросила...
– Мне это известно, Эшли, – по его лицу прошлась тень улыбки, когда он коротко взглянул на секретаря. – На утро у меня есть пациентка, но вы пока не записывайте ее. И никаких счетов.
– Хорошо, – девушка нахмурилась, явно не понимая с какой стати уважаемый доктор Митчелл устраивает спонтанные приемы. Обычно он вел строгую запись, дабы не упустить ни одного пациента и не заставлять кого-то ждать. – Может, принести кофе?
Дэйв покачал головой.
– Нет, не хочется.
Эшли понимающе кивнула и поспешно удалилась, плотно закрыв за собой дверь кабинета.
Он увлеченно работал с документацией в течении следующего часа и совершенно не заметил как быстро пролетело время. Дэйв Митчелл любил свою работу и порой даже слишком сильно, пропадая в клинике дольше положенного. А если он приходил домой пораньше, то часто засиживался в своем кабинете за книгами и разнообразными учебными пособиями. И если спросить у Дэйва что именно толкнуло его заниматься таким непростым делом, как психиатрия, при этом питая к нему искренние, добрые чувства, то он вряд ли смог дать ответ на этот вопрос.
В результате беспросветной глупости он обзавелся статусом отца в возрасте без малого семнадцати лет. Вероятнее всего именно тогда Дэйв Митчелл четко решил для себя, что обязательно поступит в университет и получит хорошее образование, чтобы стать кем-то большим, чем просто никудышным отцом нежеланного ни для кого ребенка. Мать девочки отказалась от своего чада, даже толком и не взглянув на новорожденную дочь. Заявляя, что не намерена калечить свою жизнь, она настаивала на том, чтобы отдать ребенка в семью, которая бы нуждалась в младенце, но Дэйв и вообразить не мог такого. Почти не раздумывая, он вознамерился растить дочь самостоятельно.
Доктор Митчелл был типичным флегматиком – спокойным и уравновешенным человеком. Эмоциональности ему порой не доставало, однако, как ни странно, это и являлось сильной стороной его характера. Эмоции часто подводят, мешают мыслить рационально и даже могут стать врагом человека, когда поведение, желания и реакции становятся слишком очевидными для окружающих. А Дэйв не хотел, чтобы его чувства были очевидны для всех вокруг. Но, разумеется, такой его характер формировался с течением долгого времени.
В школе он активно занимался спортом и мало времени уделял учебе, предпочитая веселье с друзьями и довольно раннее по меркам его отца знакомство с девчонками. Бенджамин Митчелл много работал и не всегда мог уделять сыну достаточно времени, допуская существенные пробелы в воспитании. И когда, к великому стыду, ему пришлось стать дедушкой слишком рано, он не пытался винить Дэйва, но и не собирался растить его ребенка лишь потому, что в свое время упустил собственного сына. Ответственность за новую жизнь с самого начала лежала только на плечах юного Дэйва.
Когда его дочь Элизабет немного подросла, стало значительно проще, хоть это утверждение и оказалось потом ошибочным. В то время Дэйв усердно учился в медицинском, уже имея бакалаврскую степень по приближенным дисциплинам, без которых нельзя было сразу поступить в высшую медицинскую школу. Совершенно не зная о жизни в общежитии, что негативно сказывалась на многих студентах, чересчур увлекшихся всеми ее прелестями, он думал только об учебе и маленькой дочери, прилагая все усилия для того, чтобы получить престижную и интересную работу. У него тогда не было права на ошибку. Все, что он делал или хотел сделать напрямую влияло на жизнь его единственного ребенка.
Когда в университете происходило знакомство с общими предметами, Дэйв увлекся психологией. Ему было чрезвычайно интересно изучать психику человека. Он хотел понимать ее, как понимают точные науки и с легкостью ориентируются в этой области знаний, а в дальнейшем помогать тем людям, кто запутался в себе и кто хочет сдаться или наоборот бороться со своим недугом, но попросту не знает как. Вместе с тем Дэйв четко понимал, что важно не преминуть равнодушием и обладать холодным рассудком, иначе рано или поздно можно самому сойти с ума от многочисленных чужих переживаний. Безусловно он целиком погружался в проблему любого своего пациента. Индивидуально подбирал схемы лечения, учитывая личностные особенности пациентов и особенности здоровья в целом, без устали и с большим интересом постигая новые методики, но все же оставался бесстрастным к каждому из них. Он никогда по-настоящему не жалел кого-то, не сочувствовал. Считая, что просто не должен.
Таким доктор Митчелл был исключительно на работе. Дома Дэйв превращался в любящего, заботливого отца, участливого и щедрого, но в меру строгого и требовательного. С Элизабет он почти всегда был мягок и даже когда ему приходилось быть решительным в ее отношении, обычно винил себя за неправильно организованный воспитательный процесс. Дэйв часто проникался жалостью к дочери, которой не довелось знать свою мать. Он и сам с раннего детства рос только с отцом, но в смерти матери виновных не было. А осознание того, что женщина, подарившая тебе жизнь, вовсе не хотела этого делать – совсем другое дело. Дэйву было больно. И боль за близкого человека давалась ему тяжелее, чем своя собственная.
В день смерти отца он почти сломался. Ему тогда было всего двадцать четыре года, и казалось, что сил жить дальше совсем одному, без поддержки единственного родителя, у него не осталось. Однако у Дэйва была дочь, ради которой он был готов убить в себе любые переживания. И когда он об этом думал, у него это получалось. С тех пор Дэйв сталкивался только с болью своих пациентов, и когда помогал им справиться с нею, то ничуть не жалел о выбранном когда-то пути.
Сегодняшний день не отличался от всех прочих. Доктор Митчелл знал что ему предпринять в отношении пациентов, с которыми предстоит нынче работать, и даже не задумывался о страхе допустить в чем-то ошибку. Он прибывал в приподнятом настроении, а после бумажной работы ему удалось стать сосредоточенным, и этого хватало, чтобы быть готовым к приходу пациентов. Но Дэйв даже не подозревал, что сегодняшний день больше никогда не будет стоять наряду с предыдущими.
Несколько неуверенных постукиваний в дверь заставили доктора Митчелла отвлечься от одной из бумажек с пометкой «не очень срочно», и он проронил лишь короткое «войдите!», после чего снова уткнулся в документацию.
Едва различимый звук шагов заполнил пространство кабинета. Дэйв нахмурился и коротко взглянул на вошедшего, тут же вернувшись к бумагам, дабы убрать их в сторону, но буквально сразу же вновь поднял глаза.
Хрупкая, невысокая девушка с длинными кудрявыми волосами светло-пшеничного цвета скромно топталась посреди кабинета, обеими руками держась за тоненький ремешок своей небольших размеров сумки, перекинутой через плечо. Не говоря ни слова, она стояла в центре комнаты и словно бы ожидала своего ответа у школьной доски, испытывая при этом мучительное волнение.
Дэйв тоже заговорил не сразу, продолжая смотреть на прячущую глаза где-то в районе своей обуви блондинку, но вскоре опомнился, предложив ей присесть на диван в конце комнаты.
– Доброе утро, доктор Митчелл, я... – она запнулась, но быстро собралась и продолжила. – Меня зовут Кристалл. Кристалл Рид. Я подруга Элизабет, – девушка, наконец, подняла на него свой взгляд, а Дэйв снова не проронил ни слова, отрешенно глядя в ее почти черные глаза. – Мне сказали, что вы сейчас не заняты, и я могу войти.
– Да, конечно, – он тряхнул головой и слегка напрягся, по-прежнему сидя за столом. – Вы пришли как раз вовремя.
На этой неделе во время совместного ужина Элизабет в красках поведала отцу о своей подруге и ее жизненных проблемах. Хоть Элизабет и любила перескакивать с одной темы на другую, Дэйву удалось понять ее посыл. Она попросила отца принять некую Кристалл у себя в клинике, несколько раз упомянув о том, что та, в общем-то, и не ждала помощи психотерапевта. Дэйв плохо представлял у себя пациента, который в его услугах не нуждается, но без особых вопросов и тем паче возражений согласился. Что таить, отказывать в просьбах дочери он совершенно не умел.
Кристалл Рид в действительности не хотела быть здесь. Ее тяготила ужасная неловкость, чувство стыда и даже беспричинный, необъяснимый ей самой страх. Нервно перебирая пальцами у себя на коленях, Кристалл смотрела на свои ботинки и лишь изредка поглядывала на доктора вопреки охватившему ее интересу. Она ожидала увидеть на месте этого мужчины другого, которого по пути в клинику успела себе представить. И образ Дэйва Митчелла, сложившийся у нее в голове, кардинально отличался от реального.
– Как ваше настроение, Кристалл? – поинтересовался Дэйв, вставая из-за стола и направляясь к креслу, которое находилось напротив диванчика, что позволяло сидящему там идеально видеть и воспринимать собеседника.
– Все в порядке, спасибо, – тихо ответила она, вжавшись в диванные подушки и несколько испуганно наблюдая за его приближением.
– Хорошо, – легкая улыбка тронула губы Дэйва, который устроился в кресле и, сложив ногу на ногу, открыл свой блокнот. – Элизабет рассказала, что у вас наблюдается бессонница. Все так? – он снова задал вопрос, делая это очень мягко и аккуратно, пытаясь расположить к себе пациента, но при этом сам находился в неприятном напряжении, с которым ему редко приходилось сталкиваться.
– Да, бывает, – пожав плечами, сказала она и принялась изучать глазами темно-зеленые стены кабинета и небольшие картины с изображением неизвестных ей ученых мужей, что были вывешены на этих стенах.
Доктор сощурился, поправил очки на переносице и щелкнул автоматической шариковой ручкой.
– И как часто?
– Я думаю... Наверное, постоянно, – Кристалл растерянно огляделась по сторонам, а потом все же взглянула на Дэйва.
– Все ясно, – опустив глаза в блокнот, он что-то записал, а затем вернулся к разговору. – Можно спросить, Кристалл, как долго длится ваш сон? Не учитывая того времени, когда вы просыпаетесь.
– Не больше четырех часов, – уверенно проговорила она, мгновенно произведя в голове нехитрые расчеты. – Обычно я очень быстро засыпаю, как только ложусь в постель, потому что чувствую себя очень усталой. Но потом я просыпаюсь и остаток ночи уже не могу заснуть. Иногда получается подремать немного перед пробуждением. Также могу крепко заснуть днем, но позволить себе дневной сон удается редко.
Дэйв внимательно выслушал Кристалл и продолжил с особой тщательностью ее разглядывать, надеясь, что это выглядит не очень заметно. В том, что у девочки бессонница налицо, у Дэйва не было никаких сомнений. Она выглядела усталой и изможденной, потерявшей ко всему интерес. Но Дэйву мало было понять, что проблема есть. Сложнее выяснить почему эта проблема возникла, и как ее решить.
Снова сделав у себя небольшие пометки, доктор Митчелл приступил к следующей порции вопросов.
– И давно вы наблюдаете у себя нарушение сна?
– Я стала понимать это в подростковом возрасте. То есть... это началось, когда я была еще ребенком, но осознавать что именно со мной происходит стала позже.
– Вам часто снятся кошмары? Именно из-за них вы просыпаетесь, так?
Кристалл в очередной раз опустила глаза на свои руки, ощущая, как подступает легкая тошнота. Говорить о своих сновидениях с Дэйвом Митчеллом ей совершенно не хотелось. Дело не в самом докторе, просто это было слишком личным, слишком болезненным для нее. Ко всему прочему она считала свой недуг чем-то зазорным, а сны – глупостью.
– Иногда такое случается.
Дэйв медленно кивнул головой, постукивая обратной стороной ручки по плотным желтоватым страницам своего блокнота, и снял очки. Он ясно видел, что Кристалл не желает развивать эту тему.
– Послушайте, Кристалл. Я понимаю, что вам трудно делиться своими переживаниями с абсолютно незнакомым человеком, к тому же вы совсем не хотите этого. Это тоже мне понятно. Но вам необходимо немного открыться мне, чтобы я смог выяснить что именно вызвало у вас нарушение сна. Понимаете ли, бессонница – это не заболевание, а его следствие.
– Простите, доктор, я... – Кристалл покачала головой из стороны в сторону, крепко зажмурившись. – Знаете, мне так неловко. Я не хотела отнимать у вас время, а Элизабет... Это она настояла. Ведь если Лиззи что-то себе придумала, то уже не отступится.
Дэйв мягко рассмеялся, чуть запрокинув голову назад, отчего показался Кристалл значительно моложе, чем есть на самом деле. Мальчишеская улыбка полностью меняла его обычно строгое выражение лица, а большие голубые глаза, обрамленные темными ресницами, засияли и на секунду перестали казаться Кристалл холодными. Упавшая на лоб чуть волнистая прядь темно-каштановых волос была резко зачесана назад одним быстрым движением его руки, а широкие крепкие плечи, которые только что подрагивали от смеха, тут же снова расправились.
– Да, это точно про нее, – произнес Дэйв, и Кристалл вздрогнула, резко отрывая от доктора свой взгляд. – Однако я должен сказать, что она поступила правильно. Такое расстройство, как бессонница, нельзя игнорировать. Я не хочу настаивать, Кристалл, или всячески давить на вас, но иначе я не смогу оказать вам свою помощь.
– Но... я не знаю что еще сказать, – негромко пробормотала она в растерянности.
– Хорошо, – доктор Митчелл снисходительно улыбнулся, захлопнул свой блокнот и принял более расслабленную позу. – Предлагаю сейчас не говорить об этом, а просто поболтать о чем-нибудь отвлеченном. Немного узнаем друг друга. Идет?
Кристалл молча кивнула, по-настоящему желая как можно скорее покинуть этот кабинет.
– Как давно вы знакомы с Элизабет? – поинтересовался Дэйв. – Насколько я знаю, вы вместе учитесь.
– Мы познакомились на первом курсе, почти сразу подружились и... вот, дружим до сих пор, – с улыбкой ответила Кристалл, ощущая, что напряжение хотя бы понемногу, но спадает.
– С Элизабет непросто дружить, – со слабой беззлобной усмешкой заметил он. – У нее немного... э-э-м... сложный характер.
Она согласно кивнула, не собираясь оспаривать слова Дэйва. Лиззи Митчелл и вправду обладала непростым характером, периодически напоминая об этом своей семье и друзьям. На самом деле она была очень добродушной и любящей, но кто не знал эту девушку достаточно близко, мог сказать, что Элизабет хоть и веселая, но слишком несдержанная, вспыльчивая и отчасти вредная натура, что совершенно не вязалось с миловидной, почти кукольной внешностью. Во всяком случае всё перечисленное не мешало ей иметь много друзей и знакомых, с легкостью приобретая новых товарищей.
– Но я справляюсь с ее темпераментом, – просияла Кристалл. – Это не так сложно, как на первый взгляд кажется.
Дэйв в удивлении вздернул брови.
– В самом деле? Может, как-нибудь покажете мне пару приемов? А то я иной раз совсем не знаю что с ней делать.
Неожиданно для себя она негромко рассмеялась, представив, как подруга выводит из себя отца и при этом выходит сухой из воды. «Вот тебе и психотерапия в действии!» – уже мысленно хихикнула Кристалл.
– Да, порой это даже смешно, – он многозначительно поджал губы. – Но в большинстве случаев... нет.
– А вы не пробовали применять к Элизабет свои профессиональные навыки? – осторожно спросила она, и уголки ее губ поползли вверх.
Дэйв издал короткий смешок, медленно качая головой.
– Поразительная идея! Сегодняшним же вечером введу ее в трансовое состояние. Может, удастся запрограммировать дочку на уборку в доме или, что менее вероятно, приготовление ужина.
Кристалл недоверчиво взглянула на Дэйва, нервно поерзав на сидении.
– Я шучу. Я бы не стал проделывать это с дочерью по такому поводу. Не беспокойтесь об этом, Кристалл.
– Да, конечно, – тряхнув кудрями, буркнула она.
– Расскажите мне про учебу в университете. Вам нравится в «Манхеттен Пейс»? – мгновенно переменив тему, поинтересовался он.
– Да, очень. Я мечтала поступить в университет в Нью-Йорке, и иногда мне до сих пор не верится, что я здесь. И как будто на своем месте.
– То есть вы не из Нью-Йорка?
– Я приехала сюда три года назад из Миннесоты. Литл-Фолс.
– Скучаете по дому?
Кристалл принялась задумчиво кусать губы, глядя куда-то в сторону, а потом уверенно сказала:
– Нет, я счастлива, что перебралась сюда.
Едва Дэйв почувствовал, что ему удалось немного разговорить Кристалл, как она вновь предпочла стать немногословной, спрятавшись в своей раковине. По всей вероятности этот вопрос она тоже не желала с ним обсуждать.
– А чем предпочитаете заниматься в свободное от учебы время?
– Я рисую, – промолвила Кристалл, заправляя за ухо прядь волос.
– Здорово! – искренне восхитился Дэйв. – Что же тогда заставило вас поступить на экономический?
– Изначально я подавала документы на факультет искусств, но с экономическим образованием легче найти работу, университет обещает помочь с трудоустройством своих студентов, а вот хорошим, востребованным художником стать непросто. Нужно особое видение окружающего мира, а я примитивна. В конце концов, сейчас это только хобби, не более.
– Хобби часто перерастает во что-то большее. Но вы очень ответственно подошли к планированию своего будущего.
Кристалл благодарно улыбнулась, смущенно опустив голову. Дэйв верно заметил: Кристалл не хотела относиться к своему будущему неосознанно. Она не совершала необдуманных поступков, зная, что это может способствовать ее возвращению в Литл-Фолс, на что она, естественно, не рассчитывала. Кристалл всегда твердила себе: главное не то, чего она хочет, а то, что ей нужно.
