Текст книги "Два дня и три ночи"

Автор книги: Алистер Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Он вышел. Я ничего не сказал ему на прощанье. Я не хотел расстраивать его перед сном. Кэлверт уже ни с кем не умел бороться. У Кэлверта не было сил. Кэлверт не верил, что может хоть что-нибудь предпринять, оставшись в компании своего слепого как крот шефа и женщины, чье поведение, слова и все остальное включали в притуманенном сознании Кэлверта сигнал тревоги. Кэлверту нужна была помощь. И как можно быстрее.

* * *

Дед ушел спать, и мы остались в темноте рубки. Вдвоем. Шарлотта и я. Наедине с тишиной. Дождь стучал по крыше. Вода за бортом потемнела до черноты. Каждый из нас был погружен в свои собственные мысли, которые, казалось, все больше и больше проникали в мысли другого и, растворяясь там, создавали новое мышление, так желанное для Шарлотты и так опасное для меня.

– Что вы собираетесь делать сегодня вечером? – вдруг спросила она.

– Я чувствую, вы хотите знать буквально все. Это не всегда возможно. Видите ли, мы с дедом Арту… простите, с сэром Артуром участвуем в операции совершенно секретной. Сохранение тайны является здесь непременным условием.

– Вы что, издеваетесь надо мной, Кэлверт? – Ее голос был почти спокоен. – Я ведь принимаю непосредственное участие в вашей операции!

– В таком случае прошу прощения. Появление нового союзника сейчас очень кстати: этой ночью я собираюсь на время покинуть корабль, и мне необходимо доверенное лицо, которое могло бы им заняться.

– Кораблем или адмиралом?

– И тем, и другим. Вы правильно оцениваете обстановку.

Судя по всему, мой ответ пришелся Шарлотте по вкусу: ее щеки порозовели, а на губах появилась горделиво-игривая улыбка.

– Я полон уважения к его опыту и хладнокровию, – продолжал я, – но в сложившихся обстоятельствах мне гораздо больше нужна пара молодых глаз. Из опыта сегодняшних навигационных экспериментов адмирала я могу сделать вывод, что ему пора заказать темные очки и тросточку. А как у вас со зрением?

– Мои глаза не так уж молоды, но можете быть во мне уверены.

Я еще раз заглянул в колодцы ее глаз и быстро перевел взгляд на менее волнующие предметы, которых в рубке имелось достаточно. Нет, я не мог быть уверен в этих глазах, поскольку, казалось, еще немного, и я перестану быть уверенным в себе.

– Значит, я могу рассчитывать на вашу помощь, Шарлотта?

– Да, конечно, но… Я так мало умею…

– Зато адмирал умеет все на свете. Во всяком случае – теоретически. Вдвоем вы составите неплохой дуэт. Вы никогда не снимались в фильмах о морских приключениях?

– Я? Что вы, я никогда не покидала студии. У меня всегда были дублеры. Даже в бассейне.

Глядя в омываемый морскими волнами иллюминатор, я подумал, что этот эпизод был бы неплохим началом очередной серии боевиков на морскую тему.

– Здесь у вас не будет дублеров, – заявил я вполне в кинематографическом духе. – И не будет бассейна. И второго дубля тоже не будет. Будет Атлантический океан. Самый настоящий. И мне нужна пара хороших глаз, Шарлотта. Когда я сойду на берег, вы будете курсировать вдоль побережья и постарайтесь не посадить корабль на скалы. Сможете?

– Я не знаю… Постараюсь… А где вы хотите выйти?

Она сказала это очаровательным тоном трамвайного кондуктора, как будто мне, для того чтобы выйти, достаточно было дернуть за шнурочек у двери.

– В глубине озера Гурон есть четыре острова. Два из них меня интересуют.

– Там красивые пейзажи?

– Эти острова отличаются, скорее, унынием и однообразием ландшафта. И общество, которое они могут предложить, нельзя назвать изысканным: на одном острове живет старый шотландец по фамилии Мак-Горн, на втором – рыбаки, охотники за акулами. Но мне кажется, моя дорогая, что именно там находится ключ к разгадке тайны.

«Моя дорогая». Осторожно, Кэлверт! Дед Артур, несомненно, достойный пример для подражания, и все же лучше не перенимать у него опыт общения со странными женами странных миллионеров.

Она не ответила, но я вдруг почувствовал на своем плече ее руку. Рука дрожала. От нее исходил аромат дорогих духов. Я подумал о том, что мне все же никогда не понять женщин. Сегодня ей угрожала смертельная опасность. Она даже решилась, несмотря на шторм, переплыть огромное расстояние, и все же, перед тем как прыгнуть в воду, не забыла захватить флакончик духов, угадав при этом, какой запах может более всего понравиться Кэлверту. Впрочем, это уже мания величия.

– Филипп?

Это звучало гораздо лучше, чем «мистер Кэлверт». К счастью, рядом не оказалось деда Артура, которому тяжело было бы услышать такое.

– Да?

– Я очень сожалею… – Она сказала это так, словно действительно сожалела. Во всяком случае, если это тоже было кино, то я был не настолько искушенным кинокритиком, чтобы по-настоящему не увлечься зрелищем. – Я сожалею обо всем, что вам наговорила. Я не знала о Дэвисе, Бейкере и Дельмонте, о пилоте… Я понимаю, Филипп, они были вашими товарищами, даже друзьями. Простите меня…

Нет, это все-таки было кино. «Они стояли так близко. Их сердца бились в такт. Их дыхание сплелось». Что там обычно еще? Да, вот: «Их руки наконец нашли друг друга»… Нельзя сказать, чтобы я совсем потерял голову, но в ней все громче раздавался сигнал тревоги. В такие минуты, чтобы иметь возможность контролировать ситуацию, мужчина должен подумать о чем-нибудь нейтральном. Например, о политике. Я немножко подумал о дороговизне, немножко о социальной несправедливости и немножко о других язвах развитого капиталистического общества.

Словно почувствовав перемену в моем настроении, Шарлотта отстранилась и сказала, что пойдет вниз и сварит мне кофе.

– Хорошо, – согласился я, – но с условием, что вы обойдетесь без света и не наткнетесь в темноте на деда, простите, сэра Артура.

– При мне вы можете называть его дед Артур, это очень удачное прозвище.

Она еще раз дотронулась до моего плеча и исчезла. Я рискнул на несколько минут предоставить судьбу «Огненного креста» автопилоту и побежал в кормовой трюм за амуницией аквалангиста, чтобы перенести ее в рубку.

На приготовление кофе Шарлотте понадобилось двадцать пять минут. Газ, который мы использовали, давал гораздо больше тепла, чем смесь, обычно используемая в хозяйстве. Думаю, что я, не будучи, впрочем, кулинаром-любителем, а уж тем более профессионалом, все же успел бы за это время приготовить обед из трех блюд.

Но наконец я услышал позвякивание стекла – это Шарлотта несла кофе через кают-компанию – и улыбнулся сам себе.

Потом я вспомнил о Дэвисе, Бейкере, Дельмонте и Уильямсе, и улыбка исчезла с моего лица.

* * *

Мне было также не до смеха, когда я добрался до берега, снял акваланг и с трудом, но, надеюсь, достаточно надежно прикрепил в щели скалы фонарик так, чтобы он светил в сторону моря.

Полчаса назад, когда Шарлотта принесла кофе в рубку, я перестал улыбаться совсем по другой причине, а теперь я действительно тревожился за нее и деда Артура.

Перед тем как покинуть «Огненный крест», я в течение пятнадцати минут пытался научить их удерживать корабль в определенном, достаточно небольшом секторе моря по ориентиру, находящемуся на берегу. Таким спасательным ориентиром должна была стать светящаяся точка моего фонаря. Шарлотта и командир торжественно заверили, что они чувствуют в себе способность превозмочь стихию, а при необходимости и всех пиратов мира. Они даже были обижены моим плохо скрываемым неверием в их силы. Ну что ж, будь что будет.

Маленький док на берегу был пуст. В нем стояла старая шлюпка с мотором, выглядевшим как бесформенная груда ржавого металла. Я искал явно не это. В доме светилось одно окно. Это было интересно, учитывая, что сейчас половина второго ночи. Дойдя до цели, я осторожно заглянул сквозь стекло.

Я увидел маленькую, милую, чистую и аккуратную комнатку, побеленные известью стены, на полу – коврик, в камине – догорающие поленья. Сэмюэл Мак-Горн, все в той же рубашке, все такой же небритый, сидел в плетеном кресле, вглядываясь в остывающий камин. Он смотрел на поблескивающие угли, и у него был вид человека, которому в жизни осталось только одно – смотреть на поблескивающие угли. Я обогнул дом, осторожно нажал на ручку двери и вошел.

Он услышал меня и обернулся. Но не спеша, не нервничая, так, как сделал бы это человек, которого уже ничто не может заинтересовать по-настоящему. Он взглянул на меня, взглянул на пистолет в моей руке, взглянул на свой висящий на стене карабин и снова повернулся к камину.

– Кто вы такой?

– Моя фамилия Кэлверт. Мы виделись с вами вчера. – Я сдвинул с лица резиновую маску для подводного плавания. Он снова повернулся и узнал меня. – Сегодня карабин вам не понадобится, Мак-Горн. А впрочем, вы и вчера не сняли его с предохранителя.

– Заметили… Там вообще не было патронов.

– И никто не стоял у вас за спиной?

– Не понимаю, о чем вы говорите. И что вам нужно.

– Хочу знать, почему вчера вы так плохо меня приняли.

Я вложил пистолет в карман.

– Кто вы такой?

– Я же сказал, я – Кэлверт, Филипп Кэлверт. Вам приказали пугать всех незнакомых, не так ли?

Он молчал.

– Сегодня вечером я задал несколько вопросов одному из ваших друзей – сержанту полиции Арчи Макдональду. Он сказал мен, что вы женаты. Но я не вижу госпожи Мак-Горн.

В его усталых, полных безразличия глазах вдруг вспыхнул огонь гнева, он приподнялся, но тут же снова опустился в кресло.

– Однажды вечером, господин Мак-Горн, вы вышли на своей лодке в море и увидели что-то, чего нельзя было видеть. Вернее, так показалось людям, которые схватили вас, привезли сюда, похитили вашу жену и пообещали, что, если вы не будете держать язык за зубами, ваша жена никогда не вернется домой. А для полной гарантии, чтобы вам не пришло в голову покинуть остров, они вывели из строя мотор на вашей лодке. Кстати, сделано это очень ловко. Очевидно, его покрыли мешками, смоченными морской водой. Теперь он в плачевном состоянии, но можно подумать, что всему виной неаккуратность хозяина.

– Да, вы правы, они сделали именно так…

Его взгляд был все еще прикован к почти догоревшему огню. Отвечал он шепотом, так, словно меня в комнате не было и он разговаривал сам с собой.

– Они увезли ее и сломали лодку. И забрали из шкафа все сбережения. Почему они не согласились забрать нас двоих, ее и меня? Вместе. Она на пять лет старше меня.

– Как же вы жили все это время?

– Раз в неделю они привозят мне консервы. Немного. И молоко в жестяных банках. А чай у меня есть. Иногда рыбу удается поймать… – Вдруг он наморщил лоб, видимо сообразив, что мое появление здесь что-то может изменить. – Но кто вы? Вы не из банды. И не полицейский. Вы точно не полицейский. Я ведь не раз видел полицейских. Вы кто-то другой…

Я буквально чувствовал, как его сердце, словно пересохшее озеро в ожидании близкого ливня, наполняется еще пугливой, но уже спасительной надеждой. Он присматривался ко мне еще минуту и наконец сам ответил на свой вопрос:

– Я знаю, кто вы. Вы человек, который работает на правительство. Так и есть. Вы агент секретной службы.

Вот это класс! Браво, сэр Сэмюэл Мак-Горн! Я появляюсь без предупреждения, на мне водолазный костюм и ни одного опознавательного знака, надписи или этикетки, я не предъявляю никаких документов и пытаюсь напустить как можно больше тумана, а он уже через минуту безошибочно, без тени сомнения идентифицирует меня.

Я подумал об ужасах, которыми начал бы сейчас стращать моего собеседника дед Артур, но сразу же понял, что здесь адмиральские заклинания имели бы минимальный эффект. Проведя шестьдесят лет в этом унылом месте, Сэмюэл Мак-Горн не нажил богатств, ему нечего было терять, и всякие угрозы были для него совершенно неопасны: по сравнению с этой лачугой тюрьма показалась бы ему шикарным отелем.

Это было так трогательно, так по-настоящему, что я – может быть, первый раз в жизни – просто сказал правду:

– Да, мистер Мак-Горн. Я агент секретной службы. Я пришел, чтобы освободить вашу жену.

Он медленно покивал головой.

– Это будет хороший поступок, мистер Кэлверт. Но вы не знаете, с какими хищниками придется иметь дело.

– Я хорошо знаю, что мне не грозит, мистер Мак-Горн. Мне, например, не грозит повышение по службе или благодарность от начальства. Но я так же хорошо знаю, что мне грозит, и трезво оцениваю свои силы. Прошу вас, доверьтесь мне. Все будет хорошо. Вы воевали?

– Вам кто-то сказал об этом?

– Нет, это чувствуется.

– Спасибо. – Его плечи распрямились. – У меня за плечами двадцать два года службы. Я был сержантом в пятьдесят первом полку.

– Сержант! И к тому же пятьдесят первый полк! Отлично, мистер Мак-Горн. Многие, и не только шотландцы, говорят, что в мире никогда не было лучшего полка!

– Сэмюэл Мак-Горн не станет возражать. Я уверен, были полки и похуже… – На его лице промелькнула тень улыбки. – Но я понимаю, что вы хотите сказать, мистер Кэлверт. Солдаты пятьдесят первого полка не отступают и не сдаются… – Вдруг он сорвался с места. – Хватит болтать! Я иду с вами.

– Спасибо, – тепло, почти ласково ответил я. – Вы уже достаточно навоевались. Оставьте это молодым.

– Пожалуй, вы правы… Наверняка теперь мне не поспеть за вами в походе.

Он сел в кресло. Я подошел к двери.

– Спокойной ночи, мистер Мак-Горн. Скоро она будет тут.

– Скоро будет тут… – Он взглянул на меня. Его глаза увлажнились и загорелись надеждой.

– Знаете, – прошептал он, – я в это верю…

– Верьте. Я сам приведу сюда вашу жену. И ничто не доставит мне большего удовольствия. Ждите меня в пятницу утром.

– В пятницу утром? Так скоро?

Он смотрел вдаль. Он смотрел, не замечая меня, стоящего в проеме двери. Он смотрел сквозь меня, надеясь отыскать в бездонном пространстве находящуюся за миллиарды световых лет звезду, и видел, как она, еще недавно все дальше уходившая в черноту космоса, вдруг начала стремительно возвращаться.

Его лицо залила улыбка искреннего облегчения.

– Я не сомкну глаз в эту ночь, мистер Кэлверт. И в следующую ночь тоже.

– Зато в пятницу вечером вы сможете уснуть обнявшись.

Крупные слезы стекали по его морщинистым небритым щекам. Я тихо закрыл за собой дверь, оставляя его наедине с мечтами и надеждами.

Четверг, 2.00 – 4.30

Я подплывал к следующему острову, и все силы природы снова восстали против меня. Туман начал сгущаться, а большие волны, швыряя меня на невидимые рифы, сдавливали дыхание и покрывали тело синяками. К физическим мукам добавлялись страдания душевные, поскольку одно лишь воспоминание о команде, оставшейся на «Огненном кресте», способно было наполнить меня самыми мрачными предчувствиями. А если добавить к этому, что условия новой стоянки из-за множества рифов еще более сложные… Лучше было вообще об этом не думать.

Но вместе с тем мне подумалось о вещах еще более печальных. Я представил себе, что будет чувствовать старый Сэмюэл Мак-Горн, если я не выполню своего обещания. Потом я вспомнил черные круги под глазами Сьюзан Кирксайд, потом – боль в глазах младшего Макдональда и решил, что чем больше я буду об этом думать, тем труднее мне будет сделать для них что-то по-настоящему полезное.

Рифы расположились здесь таким образом, что создали бухту, своего рода естественный порт, где стояли на якоре два рыбацких кораблика. Я надеялся, что никто не заметит с берега мою фигуру, влезающую на борт одного из них. Во всяком случае услышать мою возню было невозможно. Единственную опасность представлял луч света, отбрасываемый фонарем, что был прикреплен на крыше ангара, служащего для разделки акульих туш. Но я даже полюбил этот опасный свет – ведь он служил прекрасным ориентиром для Шарлотты и деда Артура.

Кораблик, на который я попал, был, скорее, большой, пятнадцатиметровой и, судя по очертаниям, не боящейся ураганов моторной лодкой. В течение двух минут я обыскал все судно. Здесь не нашлось ничего, указывающего на то, что в свободное от рыбной ловли время его команда занимается чем-нибудь еще. Например, детской игрой в кубики с использованием золотых слитков. Это была самая обычная рыбацкая посудина. Это значило, что на Земле еще есть люди, не связанные с пиратами, а такая информация стоила куда больше, чем все золото «Нантесвилля».

Второй кораблик был похож на первый до последней мелочи. Наверное, это были близнецы.

Я добрался до берега, спрятал свой акваланг выше полосы, до которой поднималась вода во время прилива, и направился в сторону ангара, стараясь идти так, чтобы все время находиться в его тени. В ангаре оказалось полно всякого рода орудий пыток, но они должны были наводить ужас на акул и были вполне безобидны для человека. В углу в огромном тазу лежали неубранные внутренности нескольких акул, издававшие такой характерный запах, что подделать его ни один конспиратор не согласился бы, даже если бы от этого зависело спасение его жизни. Я быстро вышел.

Первый дом обманул мои ожидания. Посветив фонарем через раму окна – стекол, судя по всему, давно не было, – я увидел комнату, оставленную жителями как минимум лет пятьдесят назад. Второй дом был так же пуст. Ловцы акул жили в третьем, самом дальнем от ангара доме. Очевидно, их обоняние еще не атрофировалось. Хотя я на их месте жил бы по той же причине в палатке на другой стороне острова.

Я осторожно открыл хорошо смазанные двери, вошел внутрь и зажег фонарик. В прихожей был оборудован склад, и обитавшие в этом доме в незапамятные времена прабабушки наверняка не одобрили бы ассортимент представленных на его полках товаров. Зато в прадедушках теперешние жители нашли бы горячих союзников. Целый стеллаж был заставлен ящиками, среди которых виднелось несколько десятков упаковок пива и дюжина картонных коробок с виски. Уильямс сказал, что это австралийские рыбаки. Мне всегда говорили, что австралийцы – люди с крепким организмом и чистой совестью. Что касается организма – я начинал убеждаться в правильности этого утверждения. А чистая совесть… Будем надеяться, что и здесь народная мудрость не лжет. Во всяком случае мне очень бы этого хотелось.

Протиснувшись между разрозненными деталями мебельного гарнитура, который вряд ли был изготовлен кем-нибудь из великих столяров и даже вряд ли вообще был гарнитуром, я открыл внутренние двери. Там был небольшой коридор, две двери с правой стороны и три с левой. Я рассудил, что начальник вряд ли демократичен настолько, чтобы выбрать себе самую маленькую комнатку. Скорее, наоборот. Значит, он, должно быть, спит за первой дверью направо.

Я вошел. Комната удивила меня комфортом и даже некоторой изысканностью. Прекрасные ковры, тяжелые портьеры, два мягких кресла, старинный дубовый шкаф, стеллажи с книгами, большая деревянная кровать, над кроватью люстра оригинальной формы. «Ничего себе неотесанные австралийцы», – подумал я. Увидев эту комнату, многие из моих лондонских знакомых, не задумываясь, согласились бы переехать на этот безлюдный остров. Предварительно позаботившись о достаточном запасе фильтров для противогазов.

Я нажал на выключатель у двери, и люстра осветила комнату. На огромной двуспальной кровати спал мужчина. Один. Но вряд ли среднестатистическая супружеская пара занимает на своем совместном ложе хотя бы третью часть места, которое необходимо было ему. Мне всегда трудно определить рост лежащего человека. Но этот, как мне показалось, не смог бы выпрямиться во весь рост в комнате с высотой потолка метр девяносто два, не разбив при этом головы. Повернутое в мою сторону лицо было почти все закрыто: в верхней части – шевелюрой, в нижней – самой буйной и нечесаной бородой, какую только мне когда-либо приходилось видеть. Человек спал как убитый, но дышал при этом, будто трое живых.

Я подошел к кровати и с деликатностью, обратно пропорциональной ее размерам, вставил спящему под ребро пистолет. Он проснулся. Это было впечатляющее зрелище. Что-то вроде пробуждения вулкана. Я отодвинулся на приличествующее моменту расстояние. Разбуженный потер глаза волосатыми руками и, опершись кулаками о матрас, собирался встать с постели. Признаюсь, я ожидал увидеть его в костюме из шкуры мамонта, а он был одет в элегантную пижаму. Я сам бы не отказался от такой, только размеров на двадцать меньше.

Насколько позволяет судить мой опыт, законопослушных обывателей можно разделить на две большие группы, исходя из того, как они реагируют на внезапное пробуждение посреди ночи, особенно если пробуждающий держит в руке пистолет. Одни – испуганы. Другие – рассержены. Судя по всему, австралийская школа внезапного ночного пробуждения под пистолетом исповедовала своеобразные принципы, поскольку мой бородач повел себя совершенно неординарно. Его глаза, выглянувшие из-под густых бровей, бросили на меня ласковый взгляд – примерно так же поглядывает бенгальский тигр на заигравшегося в опасной близости козленка. И неизвестно, чего было больше в этом взгляде – предвосхищения грациозного десятиметрового прыжка или предощущения заслуженного ужина.

Я отодвинулся на несколько шагов.

– Не двигаться с места.

– Спрячь пистолет, малыш. – Голос, казалось, исходил из глубины колодца. – Спрячь немедленно, иначе мне придется встать и стукнуть тебя.

– Прошу вас не нервничать. – Я готов был идти на попятную, но не знал, как сделать так, чтобы это отступление произошло с наименьшими потерями. – Если я уберу оружие, вы не будете драться?

Он на секунду задумался, после чего коротко хмыкнул:

– Нет, – затем вытянул руку в сторону тумбочки и, вынув из коробки сигару, закурил ее, ни на секунду не спуская с меня глаз. Кислый острый дым быстро дошел до меня, и мне с трудом удалось подавить в себе желание открыть окно, что явилось бы, конечно, признаком дурного тона, поскольку я был здесь гостем, к тому же пока нежеланным. Теперь я понимал, почему этот человек не боится ароматов, доносящихся из ангара. По сравнению с его сигарой сигареты деда Артура обладали утонченным и изысканным запахом. Что-то вроде духов Шарлотты.

– Прошу простить мое внезапное вторжение. Вы Тим Хатчисон?

– Да. А ты, малыш, кто такой?

– Филипп Кэлверт. Я хотел бы использовать передатчик одного из ваших кораблей, чтобы передать информацию в Лондон. Мне также необходима ваша помощь. Без этой помощи десяток людей и миллионы фунтов могут пропасть в течение 24 часов.

Разбуженные великаны обычно начинают дымить. Этот тоже выпустил кучу ядовитых газов, проследил, как они возносятся к потрескавшемуся потолку, после чего снова посмотрел на меня.

– У тебя все в порядке с головой, малыш?

– А у тебя, волосатая обезьяна? Черт с ними, с фунтами, но, пока ты здесь перекуриваешь, люди подвергаются смертельной опасности!

Он наклонился вперед, в его черных как уголь глазах засветилось беспокойство. Точно так же затухал огонь в камине Сэмюэла Мак-Горна, но здесь он, кажется, только начинал разгораться.

– Ну хорошо, Кэлверт, если вы не шутите, я готов выслушать.

С первого взгляда я понял, что Тим Хатчисон согласится помочь мне только на правах равного союзника. Такие люди не терпят над собой других начальников, кроме Господа Бога, а те из них, кто воспитан в атеистическом духе, вообще, по их мнению, стоят на самой верхней ступеньке человеческой иерархии. Другое дело, что каждый из большинства неудачников считает себя единственным, стоящим на вершине пьедестала, и только отдельные счастливцы понимают, как много на этой верхней ступеньке дельных, умных и добрых людей. Мой собеседник, к счастью, относился к этим счастливцам. Счастливец Хатчисон и счастливец Кэлверт. Есть надежда создать неплохой дуэт.

Вот так второй раз за эту ночь и второй раз в жизни я признался, что являюсь агентом секретной службы. Хорошо, что в эти минуты дед Артур руководил морским сражением и не мог слышать мою исповедь. Учитывая то обстоятельство, что к своему почтенному возрасту он наверняка обзавелся гипертонией, а благодаря нашим приключениям стал почти алкоголиком, скачок давления, связанный с волнениями по поводу моей избыточной искренности, наверняка был бы для него губителен.

Нельзя сказать, что Хатчисона ошарашило мое признание, и все же ему понадобился минутный тайм-аут для размышлений.

– Секретная служба?.. Ну ладно… При условии, что вы не сбежали из психиатрической лечебницы. Насколько я знаю, люди подобных профессий не любят саморекламы.

– У меня нет другого выхода. Кроме того, когда я сформулирую свои просьбы, вы и сами поймете, что я не сталевар и не плотник.

– Ну хорошо. Я сейчас оденусь. Вы перейдите пока в большую комнату. Там на столе бутылка виски, можете угоститься. – Судя по движению бороды, он улыбался.

Я вышел в соседнюю комнату. Нашел виски, угостился, огляделся по сторонам и… обалдел. Я находился в настоящей картинной галерее, причем этот зал был посвящен современной живописи. В эту минуту вошел Тим, с ног до головы одетый в черное. Очевидно, в двенадцатилетнем возрасте у него был рост под два метра, а ведь человек продолжает расти до двадцати пяти лет.

Он еще раз улыбнулся, увидев, с каким изумлением я разглядываю картины.

– Что, не ожидали? У меня здесь маленький Лондонский национальный музей.

– Послушайте, Хатчисон, это невероятно… Чтобы собрать такую коллекцию, нужно было бы побывать в самых разных музеях…

– Я, к сожалению, не специалист. Но люблю Ренуара и Матисса… – Это было так неправдоподобно, что вполне могло оказаться правдой. – Но вы спешите. – Он попытался вернуть меня к реальности. – Давайте не будем отвлекаться.

Я постарался не отвлекаться и со всей откровенностью обрисовал ему ситуацию, в которой находился. Я старался не вдаваться в подробности. Но поскольку Хатчисон, как равный союзник, должен был узнать не просто правду, а всю правду, мой рассказ занял гораздо больше времени, чем изложение тех же событий Макдональду и Шарлотте.

– Вот это да!.. – воскликнул он. – Прямо детективный роман! И прямо тут, у нас под носом… Значит, это вы были сегодня утром на борту вертолета? Послушайте, Кэлверт, так у вас был веселый денек. – В его голосе появились теплые нотки уважения. – Простите, если я сказал вам что-то обидное. Будем считать, что я проснулся только сейчас. Что от меня требуется?

Я сказал ему, что мне необходима его личная помощь на всю ночь, готовность обоих кораблей и экипажей в течение суток, а также возможность воспользоваться передатчиком в ближайшие пять минут.

– О'кэй. Я поднимаю людей. А вы займитесь радиостанцией.

– Мне было бы спокойней сейчас же вместе с вами отправиться на «Огненный крест», оставить вас там и только тогда, вернувшись сюда, передать все, что необходимо.

Он хитро взглянул на меня:

– Мне кажется, вы не очень доверяете своей команде, несмотря на то, что во главе эскадры – адмирал.

– Боюсь, что, если маневры продлятся еще немного, вы увидите, как корпус флагманского корабля въедет в ваши двери.

– Тогда сделаем так: я вытащу из постели двоих ребят, и мы поедем на моторке – она стоит рядом с ангаром, где мы разделываем акул. Я займу место у штурвала вашего корабля и поплаваю, пока вы позабавитесь радиопередатчиком. Потом ребята отвезут вас на «Огненный крест» и снова вернутся сюда.

Я взглянул на мощные клубящиеся до горизонта волны.

– Вы считаете, что небольшой моторный катер может плавать в такую погоду?

– А чем вам не нравится погода? Прекрасная погода. Не штиль, конечно, но и оснований для беспокойства не вижу. – В его голосе не было бравады. – Вот когда однажды мои ребята вышли в море во время декабрьского шторма… Но на то были причины.

– Несчастный случай?

– К счастью, его удалось предотвратить. Мои люди все-таки успели к закрытию магазина и восполнили запасы спиртного… Ну, идем?

Я ничего не ответил, но мысль о том, что теперь этот человек будет стоять со мной плечом к плечу, наполнила меня оптимизмом.

– Двое моих людей женаты, – сказал он, остановившись на полпути. – Так я думаю…

– Они ничем не рискуют, Тим. А награда будет внушительной.

– Ну-ну, не надо портить мне удовольствие, Кэлверт. За участие в таком деле я не возьму денег.

– Я вовсе не собираюсь вас покупать, мистер Хатчисон. В этом деле и так слишком много купленых и проданных людей, и мне не хочется, чтобы вы к ним присоединились. Но страховые общества уже определили размер премии, и я уполномочен предложить вам в случае успешного завершения операции половину назначенной суммы.

– Ах, так? Это меняет дело. Если страховые общества чувствуют себя богачами и хотят подарить мне несколько фунтов, я готов оказать им эту услугу. Но я против этого американского «фифти-фифти». За один день работы, а особенно если учесть, сколько успели сделать вы, Кэлверт… Нет, я не согласен. Давайте так: четверть нам, а три четверти – вам и вашим коллегам.

– Ваша часть – половина. Вторая половина предназначена для возмещения ущерба жертвам этой истории. Например, мне очень хочется сделать что-нибудь хорошее для пожилых супругов, живущих на соседнем острове. Они прожили жизнь, так что имеют право быть счастливыми в старости.

– А вы? Вы не получите ничего?

– Ну, я ведь получаю жалованье. Это не слишком веселая тема. Государственные служащие не имеют права получать вознаграждение.

– Вы хотите сказать, что вы позволяете, чтобы вас били, стреляли в вас из автоматов, топили и убивали еще десятью различными способами – и все это за одну зарплату? Почему вы идете на это? Что вас заставляет так жить?

– Это не слишком оригинальный вопрос. Я сам задаю его себе по десять раз на дню. А в последнее время даже чаще. Но это неважно. Поторопимся.

– Пойду разбужу моих ребят. Я прямо вижу, как потечет у них слюна в предвкушении золотых именных часов с благодарственной надписью от страхового общества. Да, непременно с надписью. Это мое окончательное условие.

– Вообще-то премия зависит от размера спасенных нами ценностей. Груз «Нантесвилля» мы сможем захватить полностью, в этом я почти уверен. Что касается других кораблей… Награда составляет десять процентов. Вы получите пять. Значит, в худшем случае, вы будете делиться с вашими добытчиками акульего жира суммой в четыреста тысяч фунтов. Ну, а в случае удачи эта сумма может достигнуть восьмисот пятидесяти тысяч.

– Вы можете повторить это еще раз?

В этот момент он производил впечатление человека, которому на голову всей своей тридцатитонной громадой свалился «Биг Бэн».

Я повторил цифры.

– За такую сумму вы можете ожидать от нас максимальной добросовестности, Кэлверт. Я к вашим услугам. И вот что. Не нужно давать объявление в газету. Мы справимся без посторонней помощи.

Так Тим Хатчисон стал моим помощником. Он действительно был мне очень нужен. Даже полмиллиона фунтов не было бы много за ту неоценимую помощь, которую он оказал мне этой ночью, когда дождь лил так, что я не мог отличить волны открытого моря от волн, разбивающихся на рифах, когда ветер был такой, что, казалось, рискни я выйти на палубу, не уцепившись предварительно за что-нибудь надежное, и в следующий момент я взлечу, как чайка. Жаль только, что другие чайки не составили бы мне компанию. Эта ночь не нравилась даже птицам.