Текст книги "Черный крестоносец"

Автор книги: Алистер Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Я был опустошен. Умственно, физически, эмоционально. Начисто, больше, чем когда бы то ни было. Выбираясь из шахты, я пришел к выводу: есть одна вещь, которую надо сделать, и сделать обязательно. Я бросил на достижение этой цели остатки своей нервной энергии, пускай сильно поубавившиеся. Окажись, что задуманное невыполнимо, реакция будет ошеломляющей. А задумал я вот что: убить Визерспуна – так я продолжал про себя называть этого субъекта – и Хьюэлла. Не просто убить.

Уничтожить в кроватях. Или, еще точнее, казнить. Совершенно очевидно, что и туннель, прямиком выходящий на противоположный конец острова, и потайной арсенал – компоненты подготавливаемого нападения на морскую базу. Допустим, Визерспун и Хьюэлл мертвы. Сомнительно, что китайцы, оставшись без предводителей, пойдут на риск. В тот момент мне представлялось чуть ли не главнейшим моим жизненным назначением обезопасить флот. Более важным, чем благополучие девушки, которая спит на соседней постели. А я ведь уже не обманывал себя, я сознавал, что отношусь к ней иначе, чем три дня назад. И все равно ей я отводил второе место.

Но мне не удалось прикончить их в кроватях по той простой причине, что в кроватях никого не было. Они попивали охлажденное пиво в профессорском доме. Мальчишка-китаец открывал им банку за банкой, а они, склонившись над картами, тихо переговаривались. Генерал и его адъютант готовились к дню «Икс». А день «Икс» уже стоял на пороге.

Разочарование, горечь непредвиденного краха сковали мое сердце.

Отпрянув от профессорского окна, я застыл в тупой неподвижности, ни о чем не думая, пренебрегая опасностью разоблачения. Лишь минут через пять клетки мозга вновь заработали. Тяжелой поступью вернулся я в шахту. О моем состоянии красноречиво говорил наглядный факт: мне и в голову не пришло воспользоваться давешней пластунской техникой. Прихватив из арсенала сколько-то взрывателей одной системы, сколько-то – другой, выбрался наружу, пошарил около входа, нашел бидон с бензином и лишь тогда отправился восвояси.

Обзавелся карандашом и бумагой, пристроил фонарик и принялся аршинными буквами слагать послание. Через три минуты завершил – хотя и без особого удовлетворения – сей скорбный труд. Что ж, сойдет и так!

Теперь можно будить Мэри.

Прикоснулся к ее плечу. Мэри не хотела просыпаться, сопротивлялась, сонным голосом молола несуразицу, потом вдруг рывком села. Плечи ее слабо светились в темноте, рука потянулась к лицу, отвела прочь пряди, упавшие на глаза.

– Джонни, – шепнула она, – что происходит? Ты... ты что-то узн.ал?

– Чертовски много. Сейчас расскажу. У нас почти не остается времени.

Ты в радио разбираешься?

– В радио? – Краткая пауза. – В рамках обычной программы. Могу передавать морзянку. Правда, медленно, но...

– Морзянку я и сам осилю. Знаешь, на какой частоте судовые радисты передают сигнал бедствия?

– Ты имеешь в виду SOS? He уверена. На низкой частоте, верно? Или на длинных волнах?

– Это одно и то же. На какой волне, не помнишь? Она призадумалась, а после – я в темноте скорей почувствовал, чем увидел, – покачала головой:

– Сожалею, Джонни.

– Это не имеет значения. – Я врал. Это имело значение. Огромное значение. Но рассчитывать на удачу было сущим безумием. – А личный код старика Рейна ты помнишь?

– Конечно.

– Ладно. Тогда зашифруй такое сообщение, хорошо? – Я передал ей карандаш, бумагу и фонарик. – Действуй в темпе!

Она не стала докапываться до смысла сказанного, хотя моя просьба должна была выглядеть в ее глазах пределом идиотизма. Забравшись с головой под одеяло, она под лучом фонарика прочитала записку вслух:

«Ридекс Комбон Лондон Точка Находимся заключении острове Вардю приблизительно 150 милях южнее Вити-Леву Точка Обнаружили трупы доктора Чарлза Фейрфилда археологов профессора Визерспуна доктора Карстерса шесть других Точка Жены пропавших ученых находятся здесь под стражей Точка Виновники планируют утром штурмовать базу флота западной оконечности острова Вардю Точка Ситуация серьезная Точка Настоятельно требуется срочное вмешательство авиации Бентолл».

Блик света пропал. Фонарик погас. Секунд двадцать слышен был только отдаленный рокот прибоя у рифов. Наконец она сказала дрожащим голосом:

– Ты разведал все это нынешней ночью, Джонни?

– Они, как выяснилось, дотянули туннель до противоположной оконечности острова. В пещере у них битком набитый арсенал. И еще: я слышал женские голоса. Поющие голоса.

– Поющие?

– Понимаю, это звучит дико. Но кроме профессорских жен, петь здесь некому. Словом, принимайся за шифровку. А я пока погуляю.

– Шифровка! А как, собственно, ты собираешься передать свою депешу? – растерянно спросила она.

– По профессорской рации.

– По профессорской?.. Но тебе придется разбудить его.

– Да он не спит. Все еще разговаривает с Хьюэллом, Придется выкурить их из гнездышка. Сперва я хотел заложить полумилей севернее пару шашек аматола. Так сказать, мину замедленного действия, но вряд ли она сработает с нужной четкостью. Целесообразнее поджечь барак. Бензином я разжился.

– Ты сошел с ума. – Дрожь в голосе поунялась, а здравого смысла в речах прибавилось. – Барак всего в ста ярдах от профессорского дома.

Можно, в конце концов, аматоловые шашки заложить еще дальше. Времени хватит... – Тут она оборвала себя:

– Что за безумная спешка? Какая сила тебя подстегивает? Откуда ты знаешь про утреннее нападение?

– Взрывы в северной стороне и впрямь вышвырнут их на свежий воздух.

Но, возвратившись, они непременно заинтересуются причиной этого фейерверка. Даже предварительные размышления подскажут им: взрывчатку выкрали из арсенала. Там они мигом обнаружат отсутствие двух китайцев-охранников. А чуть позже установят, где они. Да и без взрыва их исчезновение заметят. В крайнем случае на рассвете, а то и раньше. Но нас здесь уже не будет. Иначе прикончат. Меня – наверняка.

– Ты говоришь, два охранника пропали? – осторожно переспросила она.

– Пропали в любом смысле слова. Погибли, – Ты убил их? – прошептала она.

– В определенной степени.

– О Боже, что за повод для острот?

– Простая констатация фактов. – Я взял бидон, взрывчатку, фитили. – Пожалуйста, подготовь шифровку побыстрее.

– Странная ты личность, – прошелестела она. – Временами ты вызываешь у меня ужас.

– Ясно, ясно, – сказал я. – Мне надо было подставлять этим друзьям поочередно одну щеку и другую – для поцелуев. А заодно и ребрышки – для заклания. Нет уж, не настолько я христианин, чтобы...

Я вынырнул через черный ход, волоча бидон за собой. В профессорском доме все еще горели огни. Я обогнул жилище Хьюэлла и подошел вплотную к баракам в том месте, где тростниковая крыша спускалась почти до земли. Я не собирался сжечь здание дотла. Да это мне и не удалось бы: у каждой хижины стояли чаны с соленой водой – страховка на всякий пожарный случай. Но пылающая смола могла произвести ошеломляющий декоративный эффект. Стараясь не бренчать жестью, медленно, осторожно, я старательно опрыскал крышу горючим, сунул один конец бикфордова шнура в солому, другой – в химический воспламенитель. Высек ножом искорку из кремня.

Фитиль воспламенился. И я покинул сцену, прислонив порожний бидон к стене Хьюэлловой избушки.

Я застал Мэри в кровати под покрывалом, из-под которого струился слабый свет. Циновка, открывавшая вид на море, поднялась и опустилась, пропуская меня в комнату. Фонарик под покрывалом тотчас потух. Мэри вынырнула из-под него.

– Джонни?

– Я. Закончила?

– Вот. – Она вручила мне клочок бумаги.

– Спасибо. – Я спрятал шифровку в нагрудный карман и продолжал:

– Представление начинается минуты через четыре. Когда Визерспун с Хьюэллом выскочат из дома, стой в дверях, испуганно тараща глаза, стыдливо прикрываясь руками и задавая вопросы, приличествующие случаю. Потом повернись к ним спиной и крикш в темноту: пускай, мол, я не трепыхаюсь, происходящее меня не касается. Быстро одевайся. Брюки, носки, блузка.

Выбирай одежду потемнее. Не скупись, обнаженное тело в данном спектакле неуместно. Купальник, что и говорить, был бы уместней. Но не стоит в ночное время искушать тигровых акул аппетитным зрелищем женской кожи.

Отстегни канистры с противоакульим репеллен-том от спасательных поясов и прикрепи...

– Мы уплываем? – перебила меня она. – Зачем?

– Чтоб спастись. Две канистры и по одному поясу...

– Но, Джонни, как же твоя рука? И потом – эти акулы?

– На кой покойнику эта рука? – мрачно проговорил я. – А кроме того, любая акула предпочтительнее Хьюэлла. Две минуты. Я пошел.

– Джонни!

– Что такое? – спросил я с раздражением.

– Будь осторожен, Джонни!

– Прости меня. – Я коснулся впотьмах ее щеки. – Я грубоват, верно?

– «Грубоват» слишком мягкое слово. – Она прижала мою руку к своей щеке. – Возвращайся, вот и все.

Итак, я вновь прижимаюсь лицом к щелям профессорского дома. Сам профессор и Хьюэлл продолжают обсуждать детали своего второго фронта.

Конференция, судя по всему, идет успешно. В данный момент профессор страстным шепотом излагает свою точку зрения, время от времени тыча пальцем в карту, по-моему, Тихого океана. На каменную физиономию Хьюэлла иногда наползает ледяная улыбочка. Они поглощены делом – не настолько, впрочем, чтоб позабыть о пиве. На них пиво, кажется, не действует. Зато на меня – да. Я вдруг осознаю, что в глотке моей першит от сухости. В общем, я стою без движения, мечтая о двух вещах: о пиве и пистолете.

Пиво – чтоб покончить с жаждой. Пистолет – чтоб покончить с Хьюэллом и Визерспуном. Бедняга Бентолл, думаю я, что Другим дается запросто, то для него проблема. Стоит ему чего пожелать – тотчас оно делается недосягаемым. Я в корне не прав, в чем убеждаюсь незамедлительно: не прошло и тридцати секунд, а одно из моих пожеланий исполняется.

Китайчонок входит в комнату со свежим провиантом для двух стратегов, и вдруг черный квадрат окна у Хьюэлла за спиной утрачивает свою черноту.

Яркий желтый сполох озаряет ночь. Через пять секунд желтые тона сменяются оранжево-красными, пламя вздымается на пятнадцать, а то и двадцать футов. Бензин и солома, оказывается, дают в сочетании превосходную горючую смесь.

Китайчонок и профессор осознают происходящее мгновенно. Если учесть, сколько алкоголя влил в себя старикан, его реакция представляется просто блистательной. Он кидает реплику, не имеющую ничего общего с его обычными «милый мой» или «Господи благослови», опрокидывает стул и уносится со скоростью ракеты прочь. Китайчонок срывается с места еще быстрее, но теряет пару мгновений на то, чтоб швырнуть поднос на письменный стол, и сталкивается в дверях с Визерспу-ном. После заминки на выходе, сопровождаемой непарламентскими выражениями профессора, оба исчезают. Хьюэлл топает по пятам за ними.

Через пяток секунд я пристроился к бюро. Приоткрыл правую дверь, сорвал с одного крючка наушники, с другого – пластмассовый ключ передатчика. Отметил про себя: и то и другое, судя по проводам, подсоединено к аппарату. Наушники надел на себя, ключ положил на стол.

На самой установке обнаружил рубильник и ручку. Логично предположить, что рубильник включает и выключает установку, а ручка регулирует параметры передачи. Я повернул ручку рубильника. Все правильно. По меньшей мере в отношении рубильника. Наушники сразу наполнились шумом и треском: видимо, включилась принимающая антенна.

Низкая частота! Мэри утверждает, что сигнал бедствия передают на низкой частоте. Я внимательно осматриваю полукружья градуированных циферблатов, их пять, причем средний светится. Рассматриваю названия городов, обозначенные по-английски и по-китайски. Соображаю: каким образом отличить длинноволновый диапазон от коротковолнового?

Черт знает, услышу ли я себя в наушниках при передаче. Отстукиваю пару пробных SOS и ничего не слышу. Возвращаю ручку в исходное положение. По-прежнему ничего! Тут я замечаю рычажок на оборотной стороне передающего устройства. Отвожу рычажок на себя. Снова подаю сигнал. Теперь он отчетливо слышен. Очевидно, можно совмещать передачу с приемом. А можно просто передавать, не контролируя себя.

Шкала настройки изрезана черточками, обозначающими, по-видимому, волны. Но где какая – не обозначено. Цифр нет. Эксперта подобная ситуация не смутила бы, а меня повергла в смятение. Я приглядываюсь к шкале попристальней. Ага, две верхние полоски мечены по краям буквами КГЦ, а три нижние – МГЦ. Сперва значение этих аббревиатур до меня не доходит. Утомленная голова ноет, чуть ли не как рука. А потом – чудесное озарение! К – это килогерцы, а М – мегагерцы. Верхняя линия, стало быть, самые длинные волны и, соответственно, самые низкие частоты. Она, стало быть, и нужна мне. По меньшей мере, я так думаю. Я начинаю вращать новую ручку, которая представляется мне регулятором волн, и верхняя полоска включается, а средняя отключается.

Перевожу ручку настройки в крайнюю позицию и принимаюсь за передачу.

Унылая работенка. Выручает только пиво.

Проходит десять минут. За это время я успел поработать на тридцати частотах. Ничего, никакого результата. Смотрю на настенные часы. Одна минута третьего. Опять отбиваю свое SOS. Опять безрезультатно.

Начинаю терять самообладание. Красный отсвет пожара все еще полыхает по стенам комнаты, но где гарантия, что профессор и Хьюэлл будут дожидаться, пока последний тлеющий уголек обратится в пепел? В любую минуту они могут вернуться. В любую минуту любой абориген может, заглянув по случайности в окно, увидеть меня. Но какая разница? Если я не пробьюсь в эфир, мне и так пришел конец. По-настоящему меня тревожит другое. А ну-ка найдены трупы китайцев! Тогда мне тоже конец, только куда более скорый. Любопытно, начаты ли поиски? Как-никак охранники оставили начальство без доклада. Не менее любопытно, проверил ли профессор, как мне спится на моем тростниковом ложе? И наткнулись ли они на бидон возле Хьюэллова дома?.. Вопросы неисчислимы, а ответы на них столь неопределенны и столь пессимистичны, что этот мыслительный диапазон я решительно отключаю. Отхлебнув очередную порцию пива, продолжаю теребить эфир.

В наушниках некое оживление. Я пригибаюсь к аппарату, как бы в надежде приблизиться к далекому передатчику. Повторяю сигнал бедствия. И опять в ответ морзянка трепыхается у меня в ушах. Различаю буквы, но не могу сложить из них слова. Наконец четыре раза кряду: «Акита Мару», «Акита Мару». Японское судно. Радист-японец. Ничего не скажешь, везет Бентоллу, как обычно.

Как там Мэри. Наверное, готова к побегу и все пытается угадать, почему я задержался. Небось поглядывает то и дело на часы, всякий раз убеждаясь, что нам остаются считанные минуты, если трупы китайцев не отыщутся. А если отыщутся – и того меньше. Я продолжаю бомбардировать эфир своими сигналами, подготавливая заодно краткий спич, коим поприветствую полковника Рейна, когда вернусь.

Морзянка скороговоркой застрекотала в наушниках: «Фрегат США „Графство Новейр“. Координаты? Наименование?»

Фрегат США! Быть может, всего в ста милях отсюда! Господи! Ничего лучшего и вообразить невозможно! Счастливое решение всех проблем! И вдруг моя эйфория идет на убыль. «Координаты... Наименование...» Ясное дело, сигнал SOS без координат лишен всякого смысла.

– Сто пятьдесят миль к югу от Фиджи, – отстукиваю. – Вардю...

– Широта? Долгота? – подстегивает меня радист. Он шпарит в таком темпе, что я едва за ним поспеваю.

– Не установлены.

– Что за судно?

– Не судно. Остров. Остров Вардю... Он снова меня перебивает:

– Остров?

– Да.

– Убирайся из эфира, кретин. Ты занял аварийную частоту. – И на этом связь прерывается.

Впору закинуть чертов передатчик в лагуну. А заодно и радиста с «Графства Новейр». Впору в отчаянии расплакаться. Но на слезы нет времени. И потом, в чем его упрекать?! Я сигналю на прежней частоте, но радист «Графства Новейр» – кто же еще?! – включает передатчик и молчит до упора. Я отключаюсь. Слегка подправляю регулятор настройки. Мне теперь известно самое существенное: я на аварийной частоте. Гори, гори барак, – твержу я про себя настойчивое заклинание, – гори подольше. Ради спасения Бентолла! Нахальная просьба, если учесть, сколько вреда причинил я бедному бараку.

Барак продолжает пылать. Я продолжаю зондировать эфир. Секунд через двадцать он снова откликается: "Винтовой пароход «Аммандейл».

Местонахождение?"

– Австралийского подданства? – запрашиваю я.

– Да. Повторите местонахождение. – Уже с раздражением, и вполне объяснимым. Когда человеку угрожает смертельная опасность, он не изучает родословную потенциального спасителя. В творческих муках рожаю свое сообщение. Оно должно одним ударом нокаутировать радиста. Иначе он с ходу отошьет меня, как давешний американец. Аварийная частота священна для всех наций.

– Агент спецслужб английского правительства просит передать через Портишхед шифровку Адмиралтейству, Уайтхолл, Лондон. Информация чрезвычайной важности.

– Тонете?

Остров Вардю можно бы приравнять к тонущему фло-ТУ, и я отвечаю:

– Да. – В сложнейшей ситуации лаконичный ответ Устраняет опасность недопонимания. – Приготовьтесь к приему.

Долгая пауза. Принимает решение. Затем:

– Категория важности. – Это вопрос.

– Адрес содержит указание на предпочтительный характер депеши в сравнении с любой другой корреспонденцией для Лондона.

Это его добивает.

– Передавайте сообщение.

Я отстукиваю сообщение старательно, с чувством, с толком, с расстановкой. Между тем красный отсвет на стенах комнаты постепенно блекнет. Ревущее пламя улеглось, сменилось вялым потрескиванием. Можно, кажется, различить голоса. Шея болит: шутка ли ежесекундно озираться на пожар за окном, продолжая одновременно передачу. Под конец прошу:

– Передайте, пожалуйста, немедленно.

Пауза секунд в тридцать, потом подытоживающее:

– Правительственные сообщения передаются без промедления. Вы в опасности?

– Приближается судно, – отбиваю я. Это прозвучит успокоительно.

Внезапно меня осеняет. – Где вы находитесь?

– Двести миль восточнее Ньюкасла.

С таким же успехом они могли бы находится на околоземной орбите искусственного спутника. Я передаю:

– Большое спасибо. – И отключаюсь.

Кладу на место наушники и ключ к передатчику. Прикрыв дверь, осторожно выглядываю в окно. Противопожарные бочки с соленой водой, оказывается, переоценили. На месте барака теперь – пятифунтовая куча тлеющих углей и пепла. Я не получал пока «Оскаров» за контршпионаж, но на ниве поджигательства шел голова в голову с корифеями жанра. Уж во всяком случае не мог считаться неудачником. Хьюэлл и профессор стоят рядышком, переговариваются, китайцы заливают водой из ведер дымящееся пожарище. Работа бесперспективная и практически бесполезная, так что можно ждать их с минуты на минуту. Пора уходить. Иду по главному коридору, собираюсь пересечь все еще освещенную кухню и вдруг застываю в неподвижности, словно напоровшись на кирпичную перегородку.

Банки из-под пива в корзине! Боже мой, пиво! Старина Бентолл не упустит из виду ни единой мелочи, особенно если она под носом, особенно после удара дубинкой по башке. Там, в комнате, я осушил два стакана и оставил стакан на столе. Даже в такой суматохе ни профессор, ни Хьюэлл не обвинят меня в пренебрежительном отношении к пиву. И китайчонок не обвинит. Ни за что не оставлю недопитое. Вряд ли они сочтут, что пиво испарилось под воздействием пожара. Я за четыре секунды вскрываю подвернувшейся под руку от-крывашкой две банки – благо их достаточно в контейнере на полу, – бегу в гостиную, пригнув голову, наполняю стаканы.

Возвратившись, кидаю обе банки в мусорное ведро, где таких банок навалом. Сомнительно, чтоб на эти две обратили внимание. И покидаю дом.

Несмотря на все оттяжки, как раз вовремя. Потому что китайчонок уже направляется ко входу. Исчезаю незамеченным.

Подныриваю под штору и различаю силуэт Мэри в дверях, она все еще любуется пожаром. Шепотом произношу ее имя. Она подбегает ко мне.

– Джонни! – Она радуется моему появлению, как никогда никто не радовался. – Я чуть не умерла от волнения, пока тебя не было.

– Это все новости? – Я крепко обнял ее уцелевшей рукой. – А я ведь передал шифровку!

– Шифровку! – Конечно, эта ночь меня измотала – и умственно, и физически, но только напрочь заторможенный тупица не заметил бы, что его сейчас впервые за всю жизнь удостоили комплимента. Я, однако же, не заметил.

– Ты ее передал?! Как здорово, Джонни.

– Повезло. Смекалистые ребята на австралийском судне. Теперь оно на полпути в Лондон. А затем грянут события. Какие – не знаю. Если поблизости есть британские, американские или французские военно-морские силы, они за несколько часов подтянутся еще ближе. А может, воздушный десант из Сиднея. Не знаю. Знаю другое: если они не поспеют вовремя...

– Ш-ш-ш... – Она приложила палец к моим губам. – Кто-то идет.

– Надеюсь, вы простите нас, миссис Бентолл? – провозгласил профессор масляно-озабоченным тоном, от которого меня, наверняка, стошнило бы, кабы и без того не было тошно. И все же нельзя было не восхититься его грандиозным талантом притворщика. – Хотелось узнать, все ли у вас в порядке. Надо же случиться такому! Беда, просто беда! – Он погладил плечо Мэри с отеческой нежностью – жест, который пару дней назад оставил бы меня равнодушным. Потом поднял фонарь повыше, чтоб получше видеть меня. – Всеблагие небеса! Вы отвратительно выглядите, мой мальчик. Как себя чувствуете?

– Иногда мне неможется по ночам. Но только по ночам, – мужественно ответствовал я, отворачивая в сторону лицо, будто фонарь меня слепит.

Ведь Визерс-пун мог унюхать алкогольные пары. – К завтрашнему дню приду в себя. Ужасающий пожар. Стыжусь, что не смог прийти вам на помощь.

Откуда он взялся?

– Чертовы китайцы! – прорычал Хьюэлл. Он маячил на заднем плане, посверкивая глубоко посаженными глазами из-под густых бровей. – Раскуривают свои трубки, кипятят на спиртовках чай. Сколько раз я их предупреждал!

– Вопреки всем запретам, – раздраженно подтвердил профессор, – о чем они прекрасно знают... Ладно, нам здесь недолго оставаться, переспят в сушилке. Не стоит вам очень огорчаться на сей счет. Ну, мы пошли. Чем помочь вам, мое сокровище?

Вряд ли он адресовался ко мне. Посему я со стоном опустился на подушку. Мэри поблагодарила его и сказала:

– Ничем.

– Что ж, спокойной ночи. Приходите поутру на завтрак, когда вам заблагорассудится. Бой вас обслужит. А мы с Хьюэллом уйдем рано. – Он хмыкнул. – Археология как наркотик. Вкусивши ее однажды, из крови не вытравишь никакими силами.

Обласкав еще разок плечо Мэри, он отбыл. Мэри сообщила наконец, что они вернулись в профессорский дом. Тогда я сказал:

– Как я уже говорил до перерыва, помощь явится, но явится поздно, нам самим надо спасать свою шкуру. Как насчет спасательных поясов? Как насчет средств против акул?

– Странноватый дуэт, правда? – прошептала она. – Распустил старый козел свои лапы!.. Все, что ты сказал, сделано. Неужели, Джонни, нам придется?

– А ты, черт побери, сама не понимаешь?

– Да, но...

– Бежать сухопутным путем невозможно. Мешают горы в одной стороне, отвесные скалы – в другой, проволочные заграждения и китайские боевики на промежуточных рубежах. Туннель? Три-четыре здоровяка могли бы огнем и мечом пробиться сквозь него. Но при моем самочувствии на такой рейд уйдет неделя.

– А с помощью взрывчатки?.. Тебе ведь известно, арсенал и...

– Господи, спаси нас и помилуй! – только и промолвил я. – Твое неведение ни в чем не уступает моему. Спелеология с применением взрывчатки – ложное искусство. Если мы не обрушим на себя своды туннеля, то закупорим выход из него. Тогда нашим приятелям представится возможность накрыть нас к своему превеликому удовольствию посреди ловушки. Лодка исключается., Лодочники спят неподалеку от нее. В распоряжении Визер-спуна и Хьюэлла доблестный капитан Флекк. С другой стороны, флот энергично страхуется от воображаемого врага на суше – ограда, стража и прочее.

– Неужели морские подступы к базе оголены?

– Уверяю тебя, даже чайку, приблизившуюся к бе-Регу, засекут их радары, сопряженные со скорострельными орудиями... Единственное, что мне претит... не хочется оставлять здесь ученых и их жен. Но я не представляю себе, каким образом...

– Об ученых ты ни разу не заикнулся, – поразилась она.

– Разве? Значит, полагал, что их присутствие очевидно. Может, я не прав. Может, я ошибался. Но, Господи, зачем же тогда содержать их жен.

Гипотетическая ситуация такова: флот разрабатывает или апробирует на острове замысел чрезвычайной важности. Седовласый людоед хочет приобщиться к этой идее. Судя по его последним высказываниям, его цели именно таковы. Заполучив искомое, он воспользуется пленниками как средством давления на закулисных интеллектуалов, вынуждая тех воплотить идею. Зачем? Не ведаю, но уверен, во имя зла. – Я неуклюже выбрался из кровати, сбросил пижаму. – Восемь жен, восемь ученых. Жены – явный инструмент воздействия на мужей. Иначе Визерспун не стал бы их кормить, не стал бы тратиться – разве что на пару унций свинца, по аналогии с настоящим Визерспуном и остальными. Сей муж не предрасположен к. сантиментам. До сумасшествия бесчувствен. В общем, где жены, там и мужья. Не стал бы нас полковник Рейн посылать на Фиджи ради ознакомления с танцем хула-хула.

– Не путай Фиджи с Гавайями, – прошептала она.

– О Господи! – сказал я. – Женщины всегда остаются женщинами!

– Я ведь шучу, мой клоун. – Она обвила мою шею руками, прижалась ко мне. Руки были холодны, тело сотрясала дрожь. – Мне ведь только и остается, что шутить. Не могу всерьез говорить об этом. Я-то считала себя профессионалкой, и полковник Рейн тоже. Считала, а теперь перестала. Слишком много в нашем деле бесчеловечного расчета, полного равнодушия, абсолютной неразборчивости в вопросах добра и зла.

Единственный действующий критерий – выгода. Беспричинно убитые мужчины... И мы... Зря ты воображаешь, будто нам есть на что надеяться... И эти несчастные женщины... Особенно эти женщины. – Она замолчала, судорожно вобрала в легкие воздух и попросила шепотом:

Расскажи мне еще раз о нас с тобой, и об огнях Лон> дона, и...

И я ей рассказал, рассказал так убедительно, что и сам чуть не поверил, и она, кажется, тоже: притихла ведь. Но когда я поцеловал ее, губы были холодны как льдинки, и она отвела их, уткнувшись лицом мне в плечо. Так мы стояли с минуту. Потом, как бы повинуясь синхронному импульсу, мы отодвинулись друг от друга и стали прилаживать спасательные пояса.

Останки барака являли теперь багровое пепелище под мрачным, затянутым небосводом. Профессорское окно по-прежнему светилось. Готов держать пари, спать в эту ночь он не собирался. Зная его достаточно хорошо, ну, хотя бы настолько, насколько я его узнал, можно было поручиться: тяготы бессонной ночи для него ничто в сравнении со сладостным предвкушением грядущих дневных удовольствий.

Едва мы вышли, начался дождь. Крупные капли с шипением ложились в догорающий костер. Более подходящих декораций не придумаешь! Никто нас не видел. Потому что увидеть нас можно было разве что с десяти футов. Мы проделали вдоль берега лолторы мили в южном направлении. Приблизившись к помещению, где прошлой ночью копошились подчиненные Хьюэлла, свернули к морю. Ярдов через двадцать мы были в воде по пояс. Так и передвигались: наполовину вброд, наполовину вплавь. Но вот место, откуда сквозь завесу дождя с трудом можно различить скалу. Здесь начинается колючая проволока. Мы взяли курс туда, где поглубже, удалившись ярдов на двести.

Кто знает, а вдруг все-таки из-за туч вынырнет луна.

Мы накачали спасательные пояса. Медленно, с оглядкой, остерегаясь, как бы нас не услышали на берегу. В чем я, впрочем, сомневался. Вода была прохладна, но не холодна. Я заплыл вперед и повернул вентиль канистры с противоакульим репеллентом. По морской поверхности тотчас растеклась зловонная жидкость – Днем она наверняка окажется желтой. Как она, распространяясь с фантастической скоростью, травит акул, не ведаю.

Но меня она точно чуть не отравила.