Текст книги "Значимый Четверг (СИ)"

Автор книги: Алисса Раут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– И где же весь обещанный драматизм? – спросила она, – Я думаю, что это не конец истории, – я сглотнул.

– Думаю, для одного раза откровений хватит, – сказал я, – Это, наверно, жутко неинтересно.

– Я не буду настаивать на продолжении истории, если ты не хочешь об этом говорить. Но если поделиться с кем-то своими переживаниями, станет наполовину легче.

– Я не хочу давать тебе и десятой части этого дерьма. Ты слишком хорошая.

– Ты забыл, что я «Какашка»? – я улыбнулся, – А зараза к заразе не липнет.

– О, Боже, – тихонько рассмеялся я, – Ты само очарование, – сорвалось с моего языка. Я тут же себя одернул, – То есть, я хотел сказать…

– Да я… Поняла.

– Здорово.

– Здорово, – я отвернул голову и начал рассматривать серую стену лифта. Эта тишина смущала меня еще сильнее, поэтому я пытался придумать тему хоть для какого-то разговора. Что спросить? Любит ли она мороженое? Нет, это может быть воспринято, как приглашение на ленч. В каком торговом центре она обычно покупает одежду? Нет, это прозвучит так, будто я фетишист или извращенец. Она напугается, ведь мы сидим в тесном лифте плечом к плечу, потом начнется истерика, я начну ее успокаивать, а она взбесится еще больше, пырнет меня ключом от машины, и я умру здесь от потери крови…

– О чем ты задумался? – вдруг спросила она.

– О том, что умру от потери крови, – все еще находясь мысленно в той ужасной картине, ответил я.

– Я думаю, что в лифте никто не умирал от потери крови, – заметила моя соседка.

– Я умру от дыры, которую ты пропорешь в моем животе ключом от своей машины, – ответил я. Она немного прокашлялась, видимо, переваривая информацию. Я наклонил голову и снова засмеялся. Сейчас она была похожа на лемура. Огромные карие глаза от удивления, стали еще больше.

– У меня нет машины, – спустя пару секунд ответила она, – Да и я не вижу необходимости прибегать к таким мерам.

– Даже если я спрошу, где ты покупаешь свою одежду?

– Тебе, правда, это интересно?

– Нет, – я заметил, как она выдохнула, – Просто я не знал что сказать.

– Я думала спросить у тебя, об оливках и маслинах.

– Терпеть не могу оливки, – сморщился я.

– Да, я тоже! Маслины выглядят более аппетитно.

– Ты, безусловно, права.

– Я знаю.

– Я тоже, – это уже было забавно. Мы только что говорили о том, что больше предпочитаем: оливки или маслины?

– Ты тоже об этом думаешь? – спросила она и откинулась головой назад. Я засмотрелся на ее профиль. Такой резкий, с четкими, ломаными линиями. Этот профиль был разительно отличен от профиля, что так любовно запечатлен в моей памяти. Внутри все предательски сжалось, когда я вспомнил пухлые губы, носик, который так плавно закруглялся и тот подбородок, вздернутый, но такой гармоничный. Я вспомнил, как разглядывал его августовским утром. Солнце, такое теплое, уже начало подниматься, но я не мог уснуть. Рядом лежала девушка, от нежности к которой внутри все раскрывалось и порхало. Я не был когда-либо более счастлив, чем тогда. Я готов был провести здесь свой остаток жизни. Миллиарды минут, часов, дней. Я готов был смотреть на эти прикрытые веки с длинными, пушистыми ресницами все время. Я готов был запечатлеть на камеру эти приоткрытые губы, которые были сложены идеальной буквой О, и повесить их на стену своей спальни. Я был готов дышать запахом ее волос, вместо кислорода. То, что она лежала со мной, уткнувшись своим маленьким носом мне в грудь, было для меня так чертовски важно. Полмира я готов был отдать за этот момент, а остальные полмира я бы отдал за его повторение.

– Эй, ты в порядке? – осторожно спросила меня соседка, когда я очнулся. Я чувствовал, что моя нижняя губа подрагивает, а глаза начало щипать.

– Да, все здорово, – ответил я и зажал переносицу двумя пальцами. Проблемы была в том, что я не чувствовал себя здорово уже очень давно.

– Так, теперь я действительно начинаю волноваться, – я посмотрел на соседку, – Я ведь уже говорила, что ты можешь рассказать обо всем мне? – я кивнул, – Вот и замечательно. У тебя, кажется, большие проблемы.

– Это мне и так известно.

– Хорошо, что ты это не отрицаешь.

– Доктор Фрейд, может, хватит копаться в моей голове? – усмехнулся я.

– Да у тебя целый букет проблем! Ты натуральная золотая жила для мозгоправов.

– Откуда тебе столько известно об этой профессии?

– Я регулярно их посещаю.

– Кажется, ты справилась с боязнью замкнутых пространств в одиннадцать?

– Верно. Потом я боялась пауков, – начала перечислять она, – Высоты, клоунов, беременных женщин, собак…

– Стоп, – прервал ее я, – Ты боялась беременных женщин?

– Да. Мне все время казалось, что они сейчас разорвутся, и оттуда вылезут маленькие комочки, как в учебниках биологии, – она скривилась.

– Боже, и эта женщина говорит мне, что у меня много проблем! – воскликнул я, – Ты боишься верных друзей человека, веселых ребят в разноцветных костюмах, которых нормальные дети должны любить, ты боишься милых восьминогих жучков и женщин, с детьми в животе и называешь меня больным?

– Я же сказала, что хожу к специалистам регулярно, поэтому большинства фобий у меня уже нет…

– Например, арахнофобии?

– Да, я излечилась от этого пару лет назад, – она заметно напряглась, – А ч…ч…что?

– Просто за твоей спиной ползет паук, брюха которого не меньше, чем диаметр пятирублевой монеты, но ведь тебе нечего бояться – прошептал я ей, придвинувшись чуть ближе. Я сосчитал про себя до трех, и лифт разразило громким девчачьим визгом. Соседка верещала и забивалась в противоположный угол, а я самым наглым образом хохотал рядом. Прошло, наверно, не меньше минуты, прежде, чем она поняла, что никакого паука нет.

– Вот же ты засранец, – прошипела она, сощурив свой взгляд на мне, – Да у меня вся жизнь пронеслась перед глазами!

– Ты же излечилась от этой фобии, – продолжал смеяться я.

– Ну, может на счет боязни пауков я немного соврала, – пробубнила себе под нос соседка, – Но это было нечестно!

– О нет. Это было очень честно.

– Кажется, нас не собираются вытаскивать.

– Мы еще вернемся к этому разговору, – пригрозил я, – Видимо, не собираются.

– Уже минут тридцать сидим, – она вздохнула, – Даже мимо никто не проходил.

– Мы могли застрять между этажами.

– Серьезно? – соседка прикрыла лицо руками.

– Да, серьезно. Мы, наверно, ядерная смесь неудач.

– Что будем делать?

– Думаю, лезть, – я ткнул пальцем в люк на потолке. Глаза моей подруги по несчастью округлились.

– Ты, блин, серьезно?

– Более чем.

– Ну, вылезем мы из лифта и что дальше?

– Полезем на крышу, – я встал с пола и присмотрелся к люку в потолке лифта. До него было еще добрых полметра, что даже с моими 184 см было много, чтобы без особых усилий до него дотянуться. Я опустил свой взгляд на соседку, а она, кажется, быстро поняла, о чем я думаю.

– Даже не думай, чертов псих.

– Боюсь, у тебя нет выбора, – ответил я.

– Почему бы нам не посидеть здесь и не подождать, пока нас вытащат?

– Думаю, что сейчас уже около восьми часов вечера, и я очень сомневаюсь, что лифтер-алкаш побежит нас спасать по первому зову какого-нибудь соседа в такой замечательный вечер.

– Тебе точно стоит обратиться к врачу, – пробубнила она, но с пола поднялась. Теперь мы стояли рядом, разглядывая люк в потолке вместе.

– Я обязательно возьму у тебя номер телефона того замечательного шарлатана, что лечит тебя с одиннадцати лет, когда мы выберемся.

– С твоим безнадежным кретинизмом стоит обращаться сразу в психушку.

– Кажется я вижу еще одного паука, – сказал я и посмотрел за ее спину. Соседка начала оглядываться, а я закусил губу, чтобы не расхохотаться. Что за прелестное создание!

– Вот же ты… – договорить соседка не успела, так как лифт радостно взвизгнув, поехал наверх. Мы переглянулись и почти счастливо улыбнулись друг другу. Внутри меня черти как-то грустно вздохнули, будто им было очень грустно. «Сейчас я выйду на шестнадцатом этаже и больше никогда ее не увижу» – пронеслось в моих мыслях. Но знаете, сегодня мне действительно сказочно везет, потому что лифт проехал еще немного и снова остановился. Этого не ожидали мы оба, поэтому синхронно издали обреченный стон. Свет, кстати, выключился вместе с ездой лифта. Теперь мы едва могли различать друг друга в свечении резервной лампочки, что горела бледно-голубым цветом.

– Я обязательно куплю себе заячью лапку, – сказал я.

– Я думаю, что это не поможет. Для таких хронических неудачников, как мы, нужна лапка дракона.

– Я готов убить ради тебя дракона, – сказал я.

– Очень мило, – ответила соседка, – Ладно, я готова лезть отсюда.

– Отлично. Забирайся на меня, – я немного присел, чтобы обеспечить ей доступ к моим плечам.

– Обувь снимать? – спросила она. Я покосился на ее балетки, а потом на свою белую рубашку.

– Думаю, да, – она кивнула и сбросила балетки. В следующую секунду она уже карабкалась на меня, смешно при этом пыхтя. Я не сдержался и шлепнул ее по заднице, чем вызвал бурю бранных слов и проклятий в свой адрес.

– Мы находимся рядом меньше часа, а мне уже чертовски сильно хочется тебя придушить.

– Я уверен, что от ненависти до любви совсем немного, – ляпнул я. Не знаю, зачем я нес эту чушь рядом с ней, но что-то внутри этого милого лемура располагало к себе и притягивало, словно магнитом.

– Можешь вставать, я крепко держусь, – я кивнул, больше наверно, для себя и встал. Моя соседка что-то неразборчиво бурчала себе под нос и ковырялась в потолке, пытаясь приподнять люк. Тот, кто додумался поместить здесь люк – поистине замечательный человек. Я готов был воздвигнуть ему памятник от лица всех, кто страдает боязнью замкнутых пространств. Наконец, она издала победный вопль и откинула крышку. Поток холодного воздуха, смешанного с серой пылью, подул нам в лицо. Запах напоминал библиотечный. Словно берешь старую книгу, простоявшую полвека на этой полке, и подносишь к лицу.

– Здесь явно давно никто не проводил влажной уборки, – заметила соседка, стоя на моих плечах. Из-за предсвадебных суматох и напряженного рабочего графика я свел свои занятия в тренажерном зале до минимума, поэтому плечи очень быстро отреагировали на полуцентнеровую тушку, стоящую на них, – Я ничерта здесь не вижу. Окно можно было и пошире открыть, – заорала она в пустоту лифтовой шахты. Я снова усомнился в психическом здоровье своей спутницы, но решил промолчать, дабы не навлечь на себя кару всех лемуров на свете. Думаю, помереть от руки маленькой плюшевой мимимишности – самая позорная смерть.

– Там окно открыто? – спросил я, отгоняя образ своих конечностей покусанных маленькими челюстями.

– Думаю, это выход на чердак, – она попыталась подтянуться, но получилось у нее это просто отвратительно. Если я посещаю тренажерку раз в неделю, то эта девушка, видимо, проходит мимо и идет прямиком в кондитерскую.

– Я попробуй подпрыгнуть, – сказал я и дал ей пару секунд на размышление. Я сосчитал примерно до пяти, потом попросил Господа о спасении и подпрыгнул вместе с Катастрофой. Она, естественно, завизжала, начала терять ориентацию в пространстве и падать, но я был непростым орешком. Каким-то потрясающим образом, я помог удержать одной курице равновесие и практически закинул ее в отверстие лифта. Черти ликовали. Я ликовал. Соседка ругала меня, моих родственников и весь остальной мир так, как не должна ругать приличная леди в компании молодого человека. Я пожелал всем своим родственникам счастья и окрикнул Катастрофу.

– Я тебя ненавижу, – ответила она, – Ты просто отлично умеешь находить общий язык с людьми

– Я – душа компании.

– Ты яркий пример безрассудного идиотизма!

– Ты само очарование.

– Ты кусок коровьей какашки.

– Какашка здесь только одна.

– Черта с два я еще что-нибудь расскажу, – ответила соседка и ее маленькая голова исчезла. Я снова ее окрикнул, но она не выглянула. Черт, я ее обидел.

– Эй, – крикнул я в потолок, – Я, кажется, немного перегнул палку, – тишина, – Ну, правда, мне жаль, – снова тишина, – Я знаю, что я круглый дурак, но на убогих нельзя обижаться… – громкий визг, похожий на поросячий, разразился в тишине. Мое сердце упало куда-то в область пятки, а мозг отказался воспринимать действительность и начал ярко рисовать образы Катастрофы в самых жутких жизненных условиях. За секунду, я успел придумать массу новых сюжетов для Эдгара По и Стивена Кинга с участием милого кареглазого существа с шевелюрой барашка на голове. И это, черт возьми, прибавило мне около десятка седых волос. Во мне точно проснулся Человек Паук, потому что уже во вторую секунду я взлетел, словно канарейка и вылетел в люк, как пробка от шампанского. Я стоял на крыше лифта, в доме, куда я забрел по велению своего внутреннего «Я» и смотрел на отверстие в стене, где красноречиво висела маленькая фигурка, и впервые за сегодняшний день я понял, что действительно нуждаюсь в психологической помощи. Да, я чертов псих.

– Что ты там делаешь? – спокойным голосом спросил я.

– Отдыхаю, – огрызнулась соседка.

– И как отдыхается?

– О, просто замечательно.

– Я очень рад за тебя, – сказал я и начал залезать обратно в люк.

– Стой, – я замер и стал прислушиваться. Хитрющая улыбка готова расползтись по моему лицу в любую секунду, но я же кремень, я мощь, я сила, – Помоги мне слезть, – вздохнула она, – Пожалуйста, – тут сдерживаться я уже не смог, поэтому я медленно и очень эффектно поднялся на ноги и поднял голову. О да, в моих глазах светился дьявольский огонь, а выражение лица было многообещающим.

– Я ведь ненормальный, да и к тому же с прогрессирующим кретинизмом и вообще похож на коровье…

– Ладно, прости.

– Что? – переспросил я.

– Простииии… – захныкала она, – Я немного обиделась, – я кивнул, – Решила сама вылезть на крышу, – я снова кивнул, – А потом вдруг вспомнила, что боюсь высоты, – я кивнул в третий раз. Катастрофа стояла на металлическом выступе, который, наверно, служит лестницей. Архитектор этого лимонного недоразумения просто за секунду превратился в моего самого любимого человека на планете. А тот, кто не закрыл створки, ведущие на чердак, и вообще превратился в любимого человека всей чертовой Вселенной, – Помоги слезть.

– Ладно, – ответил я, не забыв поставить галочку себе в уме, чтобы потом потребовать у нее что-нибудь за героическое спасение. Вы разве еще не привыкли к тому, что я козел? Я довольно таки быстро миновал 16 этаж и добрался до Катастрофы. С нижней ступеньки мне открывался потрясающий вид на ее задницу, обтянутую джинсами. Но полюбоваться творением природы мне не дали, так как я был застигнут за очень непристойным для джентльмена занятием.

– Ты невыносим, – вздохнула она, – Что делать то?

– Лезь наверх, – ответил я.

– Ты с ума сошел? – зашипела соседка, – Ты думаешь, я до этого без тебя не могла додуматься? Тебе же ясно сказано, Я БОЮСЬ ВЫСОТЫ!

– Ты не боишься высоты.

– А почему я тогда не лезу наверх?!

– Потому что ты слабая. Ты все время придумываешь оправдания своей слабости. Ты сидишь здесь, в десятках метров от земли, в лифтовой шахте, где полно пауков, где темно и сыро, где воняет, словно в канализации уже несколько минут и придумываешь себе новый страх… – она зыркнула на меня убийственным взглядом и поползла наверх. Думаю, она обиделась еще сильнее, но, по крайней мере, нам больше не придется сидеть здесь. Вот так, совершенно бесплатно, а главное быстро, я разделался со страхом высоты, просто взяв ее «на слабо».

Я полез следом. Через минуту она уже вылезала в проем, что ведет на чердак, а я решил взглянуть вниз. Черт, падать здесь было прилично. Тут же внутри меня заползали червяки совести и сожаления. Она вполне могла бояться свалиться от сюда. Я снова чувствую себя козлом.

– Ты решил пустить там корни? – раздался голос сверху. Я поднял голову и увидел раздраженное лицо Катастрофы, – Вылезай скорее, – она исчезла, а я полез вверх по лестнице, стараясь не думать о горах, телефонных вышках и вообще обо всем, что было выше пары метров.

Чердак лимонного недоразумения выглядел, как обычно выглядят чердаки в домах. Серый пол, стены, выкрашенные безобразно синей краской, характерный запах мочи и разрисованные фломастерами стены. В каждом первом таком «граффити» присутствовал мужской половой орган, в каждом втором произведении русского авангардного рисунка присутствовал мат, в каждом третьем какая-нибудь Маша. То есть член, Маша и собственно, что делает эта самая Маша с этим самым органом. Куда смотрят мамы этих «художников»?

– Решил оставить отпечаток в истории? – спросила у меня соседка. Я покачал головой.

– У меня нет с собой даже ручки, – ответил я.

– Так ты кровью, – фыркнула она.

– Прости меня.

– Эм… что?

– Прости меня, – повторил я громче и посмотрел на Катастрофу, – Там ведь на самом деле высоко.

– А.. – пробубнила она, – Да все в порядке, про кровь я так-то тоже пошутила…

– Да, я понял, – я подошел поближе и протянул ей руку, – Мир? – соседка улыбнулась и вложила свою руку в мою.

– Лезем на крышу? – предложила она, немного, покраснев. Наверно, ей было страшно, не иначе, ведь здесь было не жарко, чтобы краснеть из-за чего-то другого. На крышу вела очередная лестница, что, естественно, была намного короче, чем та, что простилалась в шахте, но имела длину не меньше двух метров. Я кивнул, и мы подошли к чугунной лестнице вплотную. Она вносила полный диссонанс в пространство этого маленького помещения, так как была выкрашена в красный цвет. Желтый дом, с бордовым лифтом, синим подъездом и красной лестницей. Чувствую, тот чувак был под травкой, когда придумывал цветовое решение для этого Недоразумения, – Что мы будем делать, когда выберемся на крышу?

– Искать подъезд с открытым проходом, – ответил я.

– Ты думаешь, он тут есть? – она посмотрела на запертую дверь, что вела на лестничную клетку шестнадцатого этажа.

– Ну конечно есть, – я ткнул пальцем в один из рисунков, – Видишь дату? Эту хрень нарисовали пару недель назад, значит, шпана, как-то залазит сюда. Нам просто стоит найти выход.

– Прекрасный дедуктивный метод, Шерлок, – заметила она. Я полез вверх по лестнице.

Если вы когда-нибудь забирались на высокую городу или катались на колесе обозрения, то примерно можете представить, что я испытал, когда вылез на крышу. Весь город, словно на моей ладони. Я будто в компьютерной игре, где стоит нажать кнопкой мыши на любое здание и вот ты уже там. Внутри меня что-то зашуршало в приятной волнительной истоме. Я сделал шаг, что немного приблизил меня к металлическим поручням. Я думаю, что это называется счастьем. Я совершенно точно был сейчас счастлив, глядя на ленивое солнце, что клонилось к горизонту. Розовый. Город больше не серый, он нежно-розовый. Как ее ногти, как ее губы. О, черт. Волна холодного, как вода в роднике, отчаяния захлестнула все мои внутренности и унесла все мое счастье куда-то к Посейдону.

– Эй, – окликнула меня Катастрофа, – Пошли искать выход, – я подавил в себе всякий намек на раздражение, и уж тем более, на слезы. Да, я готов был сейчас разрыдаться, словно сопливая девчонка, но у меня на это есть такая охренительно-важная причина.

Мы спустились в три подъезда из четырех в полном молчании. Солнце опускалось все ниже, а напряжение между нами росло с геометрической прогрессией. Нигде не было выхода.

– Черт, скажи уже, – соседка остановилась около спуска в последний подъезд, – Что у тебя случилось? – я попытался ее перебить, – Нет, подожди. Я видела, как ты чуть не зарыдал двадцать минут назад. Это ненормально, понимаешь?

– Все в порядке, просто я расчувствовался.

– Ой, ну да конечно, – она села прямо на крышу, – Мы выберемся отсюда и никогда больше не увидимся, так? – я неуверенно кивнул, – Считай меня случайным попутчиком.

– Я не могу, – ответил я и отвернулся.

– Почему?

– Потому что… Не могу.

– Отличный ответ взрослого мужчины, – сказала она. Мы оба замолчали, наблюдая за закатом, – Я такая сучка, – вдруг выдохнула она, – Прости, серьезно…

– Дерьмо случается – ответил я и сел рядом с ней на нагретую солнцем плиту. Пятно от моего кофе засохло на ее свитере неровным коричневым пятном. Оно было, похоже на сердечко. Я улыбнулся своим мыслям.

– У тебя такие милые ямочки, – сказала соседка. Я удивленно посмотрел на нее, – О нет, – она засмеялась, – Только не говори, что девушки не сходят с ума от твоих ямочек?

– Понятия не имею, – соврал я. Ну естественно, я знал, какое впечатление на женскую половину человечества производят мои дырки в щеках.

– Ты невозможен, – она закатила глаза, а я лукаво улыбнулся.

– Это мое призвание.

– Быть невозможным?

– Нет, смущать людей.

– Да уж, – она закусила губу и посмотрела на горизонт, – У тебя это отлично получается.

– Я уверен, что у всех людей есть свое призвание.

– Надеюсь на это, – вздохнула она, – В моем возрасте уже давно пора решить, чем стоит заниматься, а я все еще не решила.

– Сколько тебе лет? – неожиданно спросил я. Никогда не любил эти запретные темы для женщин, вроде возраста и веса. Если ты жирная старая корова, то не думаю, что от твоей скрытности лишний центнер уйдет в бюст, а морщины загладятся сами собой, словно шпателем.

– Больше, чем может показаться, – ответила она.

– Призвание можно найти и в 70, главное, чтобы увлечение оставалось тебе по силам.

– Вау, – неопределенно хмыкнула она.

– Открою тебе секрет, – я придвинулся ближе, – Даже у таких козлов, как я, бывают умные мысли. Удивлена?

– Я удивлена даже тем, что козлы обладают даром речи, а ты мне тут про умные мысли говоришь. Я не то, что удивлена, я просто в шоке!

– И ты говоришь мне, что я невозможен…

– Ты совершенно точно невозможен, – она откинулась на спину, согнув ноги в коленях. Ее голые ступни были нежно-розового цвета, а ногти на ногах накрашены в кроваво-красный. Они смотрелись гармонично в общем пейзаже, она была словно поздний вечер. С виду нежная и плавная, но на самом деле приносящая холод. О, черт. Во мне проснулся поэт. Срочно нужно его задушить и выкинуть в канаву. Я несу чушь.

– Чем ты занимаешься? – спросил я.

– Учусь, – ответила она, не поднимая головы.

– А не поздно?

– Что? – спросила соседка, – А… Нет. Учится ведь никогда не поздно.

– Это точно, – я улыбнулся, – Мой лучший друг вместе со мной ходил в школу, где готовили будущих бизнесменов, затем окончил университет по специальности международного бизнеса, перенял в управление кампанию отца, а в двадцать пять лет решил, что хочет быть учителем. Здорово, правда?

– Учителем? – удивилась она.

– Да. Простым учителем в простой школе. Он всегда любил детей и умел находить с ними общий язык. И вот сейчас понял, что хочет делать.

– А тебе нравится то, что ты делаешь? – я думаю, вопрос был задан, как в продолжение диалога. Что-то для общего интереса. Но меня этот вопрос поставил в темный непроглядный тупик. Я вспомнил ссоры со своим отцом по поводу деятельности кампании, я вспомнил о женитьбе на Ксюше. Мне это нравится? Мне, черт возьми, нравится это?

– Думаю, что да, – ответил я спустя какое-то время. Она кивнула и мы замолчали. Солнце почти зашло за горизонт, а мы сидели неподвижно. Каждый думал о своем. Это была своеобразная идиллия. Минутка грусти, – К кому ты сюда ходишь?

– М? – полусонно отозвалась она.

– К кому ты ходишь сюда? Кто здесь у тебя живет? – повторил вопрос я.

– Сегодня я должна была придти первый раз, – ответила соседка, – Я помогаю пожилым людям, о которых больше некому заботится. Прихожу к ним и помогаю по хозяйству: готовлю, убираю, стираю.

– Тебе нравится это делать?

– Да, иначе бы я этого не делала. Знаешь, – она улыбнулась, – Пожилые люди очень мудрые. Ну, многие из них. Я люблю садиться с ними за стол и слушать истории из их молодости. О первой любви, дружбе. О многом. Они также любят этим делиться, как я слушать. Это… Потрясающе, – я смотрел на ее улыбку и внутри меня снова что-то шевельнулось. Так то, что внутри, не шевелилось уже давно. Мне захотелось улыбаться вместе с ней.

– Эй, – я сел ближе, – Ты в курсе, что ты сама потрясающая?

– Кажется, ты говорил мне, что я само очарование.

– Но потом забрал свои слова назад, – ответил я, – Знаешь, у меня такое чувство, что я знаком с тобой тысячу лет. Ну… Знаешь, будто мы друзья уже давно.

– Да, друзья… У меня тоже.

– Я бы хотел сходить с тобой к этим милым старичкам.

– Думаю, что это можно устроить, – тонкая полоска солнца еще оставалась с нами, а мы провожали ее с дурацкими улыбками. Майский ветерок трепал мою, уже порядком отросшую челку, и кидал ее прямо в глаза. Ну и ладно. Мне плевать. Это был самый странный и самый волнующий вечер за всю историю вечеров в моей скучной жизни, – Как мы отсюда выберемся? – нарушила тишину соседка. Она зевнула и снова откинулась назад.

– Понятия не имею, – ответил я и последовал ее примеру. Чудесно. Два хронических неудачника разлеглись на горячей крыше. Где-то я точно свернул не туда.

– Вдруг мы умрем здесь от голода. В двух шагах от цивилизации. Прямо на этой крыше.

– Рано или поздно сюда кто-нибудь придет. В конце концов, спустимся обратно в лифт, – я стал потягиваться. Моя рубашка задралась, и ветер защекотал открывшийся кусочек живота. Я повернул голову, а моя соседка самым бесстыжим образом разглядывала мой торс, – Что ты делаешь? – я приподнял свою бровь и хитро улыбнулся.

– О, нет, – она отвела взгляд от моего живота к небу, – Я просто…

– Подглядывала, – подсказал ей я.

– Не льсти себе, – фыркнула она, – Там и смотреть то не на что, – она отвернула от меня и перелегла на другой бок. Я тихонько рассмеялся.

– Да ладно тебе, – я ткнул пальцем ей в руку, – Не обижайся.

– Нет.

– Что нет? – спросил я и ткнул ее еще раз.

– Нет. Я буду дальше обижаться, – ответила она и попыталась сбросить мой палец со своего предплечья.

– На обиженных балконы падают.

– Детский сад, – вздохнула она и перевернулась обратно на спину, – Ладно, твоя взяла, козел.

– Мы не сможем дружить, если ты продолжишь называть меня козлом, – заметил я. На самом деле мне было плевать, как она меня называет. Хоть обезьяной – я не обидчивый.

– Окей, козел. Я перестану называть тебя козлом, – она немного помолчала, – Козел.

– Фантастика, – ответил я, – Кто из нас в детском саду?

– Ты.

– Оу, ну разумеется, – я поставил руку на локоть и показал ей свой мизинец. Соседка нахмурила лоб, соображая, что я такое делаю, – Ну ты чего? Давай свой мизинец, – она повторила мое действие и поставила руку на локоть. Я сцепил свой мизинец с ее, – Мирись, мирись, мирись…

– Как ты умудряешь быть таким милым, но в то же время таким… Раздражающим? – спросила Катастрофа, все еще держа мой мизинец. Я пожал плечами.

– Не знаю, – ответил я, – Обычно я либо очень милый, либо очень раздражающий. Это ты заставляешь меня путать эти характеры.

– Не получается играть свою роль?

– В смысле?

– Ну, рядом со мной у тебя не получается быть тем, кем ты привык. Я это чувствую. Возможно, чувствуешь и ты, – я посмотрел на наши сплетенные пальцы, – Мы, как люди, попавшие в экстренную ситуацию, не можем притворяться. Мы освобождаем в себе то, что пытались спрятать.

– Как в «Повелителе мух», – сказал я.

– Да.

– Это сложно, – вздохнул я, – Ты действительно пробуждаешь во мне что-то, чего я не чувствовал давно. Возможно, мы могли бы стать действительно хорошими друзьями.

– После такого веселенького вечера у нас просто не остается выбора, как ими стать, – ответила соседка. Я положил наши руки на плиту. Они так и оставались скрепленными мизинцами. Небо стало фиолетово-синим, повсюду зажглись огни. Тысячи маленьких желтых огонечков мелькали вокруг нас, словно звезды. Туч не было, поэтому металлическая луна, словно декорация к спектаклю, висела посередине темного полотна. Будь я художником, то обязательно нарисовал бы эту картину. Но я не художник, а просто бездарный человек с руками, растущими не из того места.

– Есть хочется, – сказал я, прослушав очередную жалобную песню своего желудка.

– Да, мне тоже, – ответила Катастрофа, – У меня есть жвачка, – обрадовала меня она.

– Чудно, – я протянул руку, ладонью вверх.

– О, она одна осталась, – соседка разломила подушечку жвачки и положила одну половинку мне на ладонь, – Для тебя ничего не жалко.

– Очень мило с твоей стороны, – ответил я и закинул в рот жвачку. Она была уже порядком подтаявшей.

– Так странно, – Катастрофа присела, – Вокруг электричество есть, а в этом доме нет.

– Может быть авария.

– И только в этом доме нет электричества? – сказала соседка, – Сомневаюсь.

– Я не электрик, сказать точно не могу, – она поджала губы, но не ответила, – Надо спуститься в лифт и достать оттуда твои балетки и мой кардиган, – сказал я и поднялся на ноги.

– Я не полезу.

– Не лезь.

– Ой, ну ладно, – она встала и поплелась за мной.

– Ты, кажется, не хотела идти, – спросил я и ухмыльнулся.

– А ты кажется снова на «козла» нарываешься, – ответила она и злобно на меня зыркнула.

– Ладно, маленькая Катастрофа, я молчу.

– Не называй меня так, – буркнула она. Не знаю, какая муха укусила эту девчонку, но то, что у маленьких зверьков, оказывается, есть зубы, позабавило меня. И да, она совершенно точно врет, что ненавидит меня. Такое очарование, как я, трудно ненавидеть, да? И пока вы не ответили на этот вопрос, вспомните, что я немного неуравновешен и склонен к скачкам своего настроения. Вспомнили? Отлично. А теперь можете отвечать на вопрос, очарователен ли я.

Сегодня звезды решили поглумиться надо мной по полной программе. Почему? Помните, я описывал совсем недавно, какое чистое и синие небо распростерлось над нами? О том, что на небе нет ни облачка? Так вот, забудьте об этом, потому что, когда мы спустились обратно в лифт, то услышали громкий раскат грома. Замечательно, не правда ли? Учитывай то, что в доме все еще не наблюдалось электричества, а мы, голодные, порядком уставшие, сидим в вонючем лифте, то да, этот день стоит записать в список наших общих с Катастрофой промахов. Как я с такой потрясающей кармой дожил до 26?

– Ох, наконец-то я в обуви, – вздохнула соседка и улыбнулась, глядя на свои уже порядком потрепанные балетки, – Думаю, что нужно оставаться здесь, пока дождь не кончится.

– Да, давай останемся здесь, – ответил я и сел обратно на кардиган, что все так и валялся на полу.

– Моя сестра, наверно, начала беспокоиться.

– У тебя есть сестра? – удивился я.

– Да, две… Ну одна, – она помолчала, – Младшая.

– Моя невеста наверно тоже волнуется, – сказал я. Волнуется? О, нет. Это слишком мягко сказано. Я думаю, что она в бешенстве. Если я здесь выживу, то точно приму смерть от ее руки.

– У тебя есть невеста? – теперь была ее очередь удивляться.

– Да, – я поморщился, – Есть. Это вроде как… Ну, было ожидаемо. Мы учились в одном классе, но я никогда особо не обращал на нее внимание. Мои родители наоборот, спали и видели, как сосватать меня с ней. Когда мне было двадцать… Кое-что произошло. Я был разбит, полностью. А Ксюша вытащила меня из депрессии. Я, если честно, и сам не понял, как мы стали встречаться.