Текст книги "А собаку я возьму себе"

Автор книги: Алисия Хименес Бартлетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Полагаете, он говорит правду?

– Не знаю, инспектор. Я бы сказал, что да, но лучше уж вы сами решайте. Я привез его сюда. Он находится в зале «Б» на втором этаже под присмотром дежурных по этажу и двух моих людей. У самого Луте[6]6
  Прозвище Элеутерио Санчеса Родригеса (р. 1942), преступника, прославившегося своими побегами из мест заключения, впоследствии писателя и юриста.


[Закрыть] не было такой охраны!

– Вы чертовски нам помогли, Пинилья.

– Сами знаете, как я к вам отношусь. Ну, инспектор, теперь вы убедились, что ни один из моих людей в этом не замешан?

Подобно тому, как честь идальго зависела от его дочерей, честь полицейского зависит от его подчиненных. Никогда не понимала ни первого, ни второго, но была вынуждена сказать сержанту успокоительные слова, чтобы он ушел довольный.

Все, что сообщил Пинилья, оказалось правдой. Задержанный, которого он к нам доставил, действительно имел жалкий вид и был возмущен. Он все время заводил одну и ту же знакомую песню: «Из-за какой-то паршивой собаки, которую я пришиб…» – весьма, кстати, подходящую к нашему случаю, а в основе его возмущения лежал не менее знакомый упрек: «Настоящие преступники разгуливают на свободе, а вы хватаете честных людей».

Он рассказал, что брал примерно по три тысячи песет за каждую собаку, нелегально переданную Сусито, и всячески настаивал, что не стал бы никого убивать за такую мизерную сумму, и это было не лишено логики.

– Но вы могли повздорить, подраться из-за чего-нибудь. Вы не рассчитали удара и убили его. Возможно, оба перед этим выпили и плохо соображали.

– Ничего подобного. Я вообще не употребляю алкоголь, ни капли, даже пива не пью. Кроме того, с Сусито я никогда не ссорился. Когда нам было ссориться, если мы даже толком не разговаривали! У нас был уговор: я ему даю собак, он мне за них платит, и до свиданья.

– А два года назад все это прекратилось.

– Да.

– А после этого вы его не видели? По какому-нибудь другому поводу?

– Мы не дружили. Я и, где он жил-то, не знаю. Странный был тип.

– Стало быть, в один прекрасный день он исчез.

– Нет, он мне заранее сказал, что больше не придет, потому что нашел кое-что получше через парикмахера из Сан-Гервасио.

– Кое-что получше? Что именно?

– Больше он ничего не сказал.

– А об этом парикмахере ничего не рассказывал?

– Ничего, сказал только, что тот из района Сан-Гервасио, и то, думаю, лишь для того, чтобы показать мне, что теперь якшается с людьми более высокого пошиба.

– Но речь шла о чем-то связанном с собаками?

– Я же говорю вам: не знаю. Но если это как-то касалось собак, можете быть уверены: это были не приютские шавки.

– Возможно, краденые собаки?

– Вы хоть сто раз спрашивайте меня одно и то же, но я больше ничего не знаю, потому что он ничего мне не говорил.

– Не предлагал ли он вам поучаствовать в этом новом деле?

Он саркастически засмеялся:

– Бросьте! Для чего бы я был ему нужен? Новое дело, сдохнуть можно! На три тысячи бабок, что он мне отстегивал. Да я все их на лотерею тратил.

– На лотерею?

– Это единственное, на что они могли сгодиться. И вот из-за них я ни с того ни с сего вляпался в эту историю. Несправедливо, из-за такой чепухи! Потерять работу из-за нескольких шелудивых тварей, которые никому не нужны и которых все равно уничтожат!

Думаю, он был по-своему прав. Все эти трофеи, которые мы добывали, мало на что годятся. Подумаешь, бродячие собаки… Да и сам Лусена был просто отбросом, которого так никто и не хватился. Но у общества свои правила, и никто не имеет права присвоить себе даже его отходы. «Жизнь прекрасна!» – подумала я, настраиваясь на ироничный лад. В конце концов, перед нами открылся, по крайней мере, новый путь. Позади осталось множество ложных следов, ведущих к медицинским исследовательским центрам. Теперь все они отброшены, оказавшись пустой тратой времени. Пожалуй, единственно важным было то, что мы полностью отработали бухгалтерскую книгу номер один и теперь могли погрузиться во вторую. В ней были отмечены более значительные суммы, и, возможно, именно здесь крылась разгадка того, что стало причиной гибели Лусены Пастора. Нелепые клички и расположение счетов, а также свидетельство сотрудника приюта указывали, что мы и в дальнейшем будем иметь дело с собаками. Занесенные в тетрадь суммы наводили на мысль, что на сей раз речь пойдет об иной категории: краденых породистых собаках. Напасть на их след будет, наверное, легче. А этот загадочный парикмахер из Сан-Гервасио? Я подошла к Гарсону, молча курившему в сторонке.

– Позвоните еще раз сержанту Пинилье. Скажите, что нам нужна статистика всех заявлений об украденных или потерянных собаках в Барселоне. Поглядим, сколько из них придется на Сан-Гервасио.

Он кивнул, серьезно и деловито. И вдруг забормотал:

– Инспектор, хотя в последнее время между нами возникли разногласия, я все-таки считаю, что, несмотря на это, можно сказать, что… В общем, что между нами существует дружба.

– Ну разумеется, существует.

– Основываясь на этой дружбе, хотел бы попросить у вас прощения и еще… об одном одолжении.

– Выбросьте из головы прощение, и сосредоточимся на одолжении.

– Я хочу снять квартиру и должен выбрать из двух вариантов. Не могли бы вы сходить со мной и посмотреть их? Вы же знаете, что мнение женщины…

– Весь сыр-бор из-за этого? Ну конечно, я схожу с вами! Только сначала выясните, сколько парикмахерских в районе Сан-Гервасио.

– Мужских или женских?

– Сама не знаю. Подсчитайте те и другие, а там посмотрим.

В тот же день мы отправились выбирать Гарсону эту чертову квартиру. Одна находилась в районе Саграда Фамилиа, другая – в Грасиа. Мне больше понравилась вторая. Это была уютная квартира в старом отреставрированном доме, в которой убрали несколько перегородок, чтобы комнаты стали просторнее. С широкой террасы открывался вид на разномастные корпуса соседних зданий, их крыши были усеяны прилетевшими на отдых голубями и чайками. В убранстве квартиры преобладали эклектика и функциональность. Она была обставлена мебелью светлого дерева; на окнах висели кремовые шторы. Я прикинула, что Гарсон здесь может зажить припеваючи, по очереди принимая гостей из своего маленького гарема.

– Думаю, для вас это идеальный вариант.

– Вы в самом деле так считаете?

– Конечно.

– Я так нервничаю!

– Из-за чего? Я вас не понимаю.

– Жить одному, вести хозяйство… Не знаю, сумею ли.

– Конечно, сумеете! Видите этот холодильник? Вам нужно только наполнять его едой. Наймите кого-нибудь, кто будет здесь раз в неделю убираться и гладить белье. В случае необходимости купите побольше рубашек. Как у вас со средствами?

– У меня полно денег, я же их совсем не тратил!

– Теперь будете тратить. Дом и невеста обходятся дорого. Я уж не говорю о случае, когда невест две!

– Не издевайтесь.

– Черт бы вас побрал, Фермин! Это же вы мне все уши прожужжали про вашу любовь! Я бы чувствовала себя куда спокойнее, если бы речь шла о двух ваших приятельницах, а не возлюбленных.

– Да, я знаю, но что поделать? Я ощущаю их больше чем приятельницами.

– Обеих?

– Да, обеих! Валентина меня развлекает, Анхела всячески мне угождает. Никогда еще не испытывал подобных ощущений. Моя покойная жена постоянно подавляла меня, и иногда я чувствовал себя совершенным ничтожеством.

– Короче, я полагаю, что они обе уже взрослые девочки. Та из них, кто сумеет не разбить ваше сердце, а завладеть им, одержит победу.

– Инспектор, я хотел попросить вас еще об одном одолжении. Вы не сходите со мной в первый раз в супермаркет? Честно говоря, я уже пытался это сделать самостоятельно. На днях зашел в один из таких магазинов, и мне показалось, что все эти горы разноцветных банок и коробок, того и гляди, обрушатся на меня. Я не знал, с чего начать, что мне нужно, а иной раз даже – что за товар передо мной. Я понимаю, что злоупотребляю вашим временем, но по очевидным причинам не могу попросить об этом Валентину или Анхелу.

– Рассчитывайте на меня. Я специалист по быстрым и крупным закупкам.

– Благодарю вас от всей души.

– Не стоит благодарности, в конце концов, мы же друзья.

Бедный Гарсон! Вечная необходимость соответствовать одной из сексуальных ролей превратила его в человека, совершенно беспомощного, настолько не способного хотя бы в минимальной степени организовать свою жизнь, что он вынужден просить о помощи для решения первостепенных вопросов. Славная эпоха оказалась пагубной не только для женщин, но и для мужчин тоже. Времена изменились, и некоторые оказались не готовы к переменам. Жизнь сыграла с тобой грубую шутку, бедняга Гарсон! Даже эта его любовь, вспыхнувшая так некстати, такая бестолковая и инфантильная, тоже была следствием его прежней несостоятельности. Он ведь даже не помышлял о разводе со своей женой, сделавшей его таким несчастным. И теперь, понятное дело, радостный и довольный, он словно манной небесной наслаждался тем, что должно бы было стать для него каждодневным блюдом. В любом случае, я мало что могла сказать по этому поводу, ибо, несмотря на два моих развода, никто меня не развлекал и мне не угождал. Предпочтительнее было не вмешиваться в это дело, не давать советов и тем более не выстраивать сложных теорий любви. По мне, так лучше всего было бы сейчас раздобыть какую-никакую булочку, а то у меня уже челюсти, кажется, заржавели.

Сержант Пинилья, получив задание от Гарсона, захотел поговорить со мной лично. Он смотрел на меня с упреком и по привычке выговаривал:

– Вы же должны знать, инспектор, что в городской гвардии не занимаются приемом заявлений о пропавших или украденных собаках.

– А я этого не знала! К кому же обращаться, если у тебя пропала собака?

– В автономную полицию.

– Ясно.

– Эти ребята вам помогут. Просто в нашу компетенцию это не входит.

Черт бы побрал этого Пинилью! И почему это полицейские, вне зависимости от принадлежности к тому или иному подразделению, в конце концов становятся такими щепетильными? Вот и Гарсон все возмущался, когда я его всего лишь послала в парикмахерские Сан-Гервасио. «Они почти все дамские», – отговаривался он. Это меня не тронуло, одно дело – что я сжалилась над ним как над «беспомощным взрослым мужчиной», и совсем другое – что он использует мое хорошее отношение, чтобы добиться поблажек.

– Уверена, вас там хорошо примут, младший инспектор. Вы уже продемонстрировали, что с дамами вам везет. Пока вы их там расспросите, я побываю у автономистов.

То, что не сотрудники городской гвардии занимались пропавшими собаками, оказалось для меня не последним сюрпризом. В разговоре с Энриком Пересом, начальником Департамента охраны окружающей среды, всплыло немало неожиданных данных.

Для начала молодой и любезный полицейский-автономист сообщил мне, что рассмотрение заявлений по поводу собак и кошек тоже не является исключительно их компетенцией. Это сфера, в которой они сотрудничают с так называемым Центром защиты животных при Женералитете. Главная проблема в этой связи заключалась в очень простой вещи: кража собак не считается в Испании преступлением. Моему изумлению не было предела. Да-да, не считается, такие кражи расцениваются как «административные правонарушения», а в отдельных случаях – как «правонарушения в области общественного здоровья», и поскольку не фигурируют в Уголовном кодексе, в тюрьму тебя за это не посадят. Слышала бы это Анхела Чаморро! Рассказать бы ей, что те самые собаки, которым она приписывает тонкие духовные качества, с точки зрения закона стоят ниже неодушевленных предметов! Заметив мое возмущение, полицейский подлил масла в огонь:

– Более того, в отношении охраняемых видов, то бишь диких животных, уголовная ответственность предусмотрена. На этот счет имеются специальные законы. Домашние же животные лишены такой защиты. По правде говоря, когда владелец собаки приходит к нам, это означает, что ему больше не к кому обратиться: городская гвардия его делом заниматься отказалась, а о Национальной полиции я уже не говорю.

– И что вы делаете?

– В сущности, ничего. Записываем данные из уважения к владельцу – на случай, если что-то мимоходом узнаем, но расследования не проводим.

– И как к этому люди относятся?

– Понимаете, если в телевизионной передаче рассказывают, как мы разыскиваем пропавших собак, на другой день раздается шквал возмущенных звонков. Граждане интересуются, почему мы занимаемся подобной чепухой, когда вокруг совершается столько преступлений. Но если в той же самой передаче говорится о бесцеремонно похищенных бедных и невинных собачках, раздается новый шквал звонков, и теперь уже граждане готовы стереть нас в порошок за то, что мы бездействуем.

– То есть граждане у нас всегда начеку.

– Вы же знаете, что такое общественное мнение.

– Вы можете предоставить мне статистику похищений?

– Я дам вам распечатку с компьютера, но должен предупредить: если хотите иметь полную картину, тогда вам придется зайти в Центр при Женералитете, о котором я упоминал.

– Какие данные содержатся в этом списке?

– Имя владельца, его адрес и порода животного. Сейчас я вам сделаю копию.

Он ушел, а я совсем пала духом. Все начинать сначала. Продвигаться вперед, зачастую делая бессмысленные шаги, словно в нелепом модном танце. Меня не покидало зловещее предчувствие, что мы никогда не развяжемся с этим делом. Полицейский вернулся, держа в руках распечатанные страницы.

– Возьмите, здесь все украденные или пропавшие собаки за два последних года. Сейчас я напишу вам адрес Центра. Да, и еще вот что: если хотите иметь более достоверную статистику, то вам следует обратиться также и в частное агентство, занимающееся розыском пропавших собак.

– Бросьте!

– Нет, серьезно. Оно называется Rescat Dog[7]7
  «Возвращенная собака» (каталан., англ.).


[Закрыть]. Обеспеченные люди обращаются туда.

– Невероятно.

Я опустила голову и застыла в такой позе, не говоря ни слова.

– Инспектор, вам плохо?

– Нет, просто я немного устала.

– Хотите, я принесу вам кофе из машины?

– Не беспокойтесь, это всего лишь минутная слабость.

Я встала и взяла список собак. Он следил за мной с расстроенным видом.

– Эта работа иногда утомляет, верно?

– Она всегда утомляет, – ответила я.

Мы рассмеялись.

В Центре защиты животных при Женералитете меня снабдили еще одним списком, почти таким же длинным, как предыдущий. Оставалось еще проклятое частное агентство собачьих детективов. О боже! Я опустилась на жесткое кресло в своем кабинете. Гарсон вернулся в четыре. Он только что пообедал, так что мы выпили с ним на десерт по чашке водянистого кофе, демонстрируя друг другу признаки экзистенциальной сытости.

– Ну как, повезло вам с парикмахерами?

Он поставил пластмассовый стаканчик на стол и поискал сигареты в карманах.

– С тех пор как мы начали расследовать это дело, я забыл, что такое везение.

У меня не было сил сказать ему что-нибудь воодушевляющее. Я протянула ему сигареты, так как он все никак не мог найти свои.

– Рассказывайте, Фермин, и, пожалуйста, без жалоб, мне сейчас не до этого.

– Да особенно нечего рассказывать. Этих парикмахерских там тьма, просто тьма. Такое впечатление, что важнее стрижки волос ничего на свете нет.

– В скольких вы побывали?

– Уф! Во многих, инспектор. Одна принадлежит молодой супружеской паре, другая – гею, еще одна – двум девушкам, а еще одна…

– Не надо подробностей. Каков результат?

– Ноль. На имя Лусены они реагировали так, словно оно китайское. Показываешь им фотографию – они глядят на нее как баран на новые ворота. Да они вообще не в курсе, а о собаках знают только, что у них четыре лапы и хвост. Слушайте, я видел там потрясающую вещь! В одной из этих парикмахерских девушке красили волосы в зеленый цвет, представляете?

– Сегодня я могу представить что угодно.

– Пока это все, что есть. Завтра я продолжу, хотя даже не знаю, что вам сказать, инспектор… По мне, все эти шикарные парикмахерские вряд ли могут иметь что-либо общее с нашим убогим Лусеной. Наверное, мы опять здесь оплошали, как с лабораториями.

– Это еще неизвестно, Гарсон, дворцы и лачуги связаны между собой сточными трубами.

Изо рта у него вырвалось облако дыма, словно пар из мощной скороварки.

– Да как знать? В нашем мире все возможно!

В нашем забавном мире, где торговать живыми существами и даже красть их не запрещено законом. Где люди красят себе волосы в зеленый цвет. Где за большие деньги нанимают частного детектива, чтобы он отыскал какого-нибудь несчастного кота. Где ты можешь забить насмерть жалкого типа и не оставить при этом ни единого следа.

6

Абсолютно полной статистики украденных собак у нас не могло быть до тех пор, пока мы не получим дополнительных данных от Rescat Dog, а потому ближайшей задачей было раздобыть их. Необычное агентство располагалось в ничем не примечательном здании в Эщампле, где занимала цокольный этаж, старательно переоборудованный под офис. Стены были увешаны плакатами, изображавшими чудесных длинноухих щенков, которые мирно играли с очаровательными пушистыми котятами. Похоже, единственными сотрудниками фирмы были встретившая нас секретарша, красивая юная блондинка с длинными волосами, и сам владелец. Честно скажу, агентство это не выглядело чересчур преуспевающим. Его глава Агусти Пуиг был розовощек и обладал жабьей физиономией. Он то и дело хихикал безо всякой причины, словно за ним повсюду следовала толпа паяцев, невидимых для других. «Я всегда плачу налоги!» – воскликнул он, узнав, что мы полицейские. После чего долго распинался по поводу безусловной законности своего бизнеса и клялся, что ему нечего от нас скрывать.

Rescat Dog провозглашала себя единственной фирмой такого рода в Барселоне, а может даже, и во всей Испании. Пуиг с гордостью поведал о результатах: собаки возвращались к хозяевам в шестидесяти процентах случаев. Учитывая сложность задачи, добиться более высоких показателей, по его словам, просто немыслимо. Подобные успехи достигались довольно-таки привычными способами, как то: поиски внутри района, вывешивание объявлений, различные контакты, опросы возможных свидетелей… В сумме все эти способы превосходят по эффективности любое из средств, находящихся в распоряжении частного лица.

– Что касается поисков украденных собак, то иногда мы попадаем в забавную ситуацию: мы обнаруживаем собаку, но не можем доказать, что она была украдена, и она остается там, где мы ее нашли. Сами знаете, сколько пробелов в нашем законодательстве.

– На самом деле эти пробелы вам на руку: отнесись полиция к данной проблеме с большей ответственностью, вы бы потеряли клиентов.

– На моих клиентов пожаловаться не могу.

– Так, значит, кризисов у вас не бывает?

Он засмеялся фальшивым смехом:

– Все мы знаем, что кризисы подобны летним грозам: погрохочут и тут же перестанут.

– Сеньор Пуиг, вы ведь храните карточки ваших клиентов, не так ли?

– Да, я храню все данные.

– Не помните, возвращали ли вы собак некоторым из этих людей?

Я протянула ему официальные списки пропавших собак. Он уныло уставился на них.

– Тут очень много имен, инспектор, слишком много.

– Это информация по всей Барселоне.

– Вот именно! Чтобы просмотреть ее, мне понадобится время.

– Вам придется подготовить для нас также данные по всем вашим делам, как успешно завершенным, так и незаконченным.

– Это дополнительное время.

– Компьютеров у вас нет?

– Через неделю как раз подключаем систему.

– Почему бы вам тогда не оставить себе копию этих списков и не посвятить им свободный вечерок?

– Хорошо, думаю, через два-три дня все вам подготовлю. А сейчас мне нужно работать, инспектор, я ведь здесь всего-навсего бедный труженик, и секретарша – единственная моя помощница.

Он опять засмеялся, словно сказал что-то смешное. Я без надежды на успех вытащила из сумки фотографию Лусены.

– Прежде чем мы уйдем, взгляните, знаете ли вы этого человека?

Он вгляделся в нее с равнодушным усердием.

– Нет, никогда в жизни его не видел.

Мы вышли из кабинета с оригиналами списков в руках и все той же фотографией. Я хотела показать ее секретарше, но той и след простыл. Да, с такими работничками вряд ли добьешься процветания.

– Подозреваете его? – задал вопрос Гарсон, словно для проформы.

– Да, подозреваю, слишком уж он хочет казаться искренним и веселым. А как вам три дня для того, чтобы просмотреть списки? Как будто он хочет для чего-то выиграть время. Кроме того, разве не подозрителен сам по себе представитель такой нелепой профессии, как собачий детектив?

Он недоуменно посмотрел на меня.

– А мне уже на все ровным счетом наплевать. После того что мы с вами повидали, скажи мне кто, что есть преподаватели латыни для черепах, и я в это с готовностью поверю.

Сейчас он выступал в роли скептика, зрелого мужика, который в знак протеста прикидывается более старым. Эксцентричность мира не поколебала его святое терпение и спокойствие. Как будто сам он не входил в обезумевший экипаж земного шарика. Как будто дважды безумно влюбиться в его возрасте и при его обстоятельствах означало обрести эмоциональный приют.

– Куда вы сейчас, Гарсон?

– Я должен побывать в последней из этих треклятых парикмахерских, куда вы меня заслали.

– На этот раз я составлю вам компанию, только скажите: что в них такого плохого?

– Слишком много женщин.

– Мне казалось, обилие женщин не составляет для вас проблемы.

– Я вас достаточно знаю для того, чтобы понять, куда вы метите, так что лучше не продолжайте.

– Беру свои слова назад и повторяю вопрос: почему вы так нервничаете из-за этих парикмахерских?

– Потому что, честно говоря, я не знаю, какого дьявола мы там ищем.

Гарсон был прав: что мы хотели найти в подобных местах? Кого собирались увидеть, кроме умелых парикмахерш и их пестрой клиентуры: домашних хозяек, которым часами массируют кожу, чтобы они расслаблялись; ограниченных во времени администраторш, просматривающих бумаги, пока им красят волосы, и одного-двух застенчивых джентльменов, терявшихся в женской массе. Как бы выглядел такой оборванец, как Лусена, в умиротворяющей атмосфере римских терм? Нужно было видеть лица владельцев, когда мы показывали им фото избитого плюгавого человечка. Это было все равно что пытаться найти рыбу в конюшне. Мы теряли время. Я тоже вышла из этого элегантного заведения разозленная и в паршивейшем настроении.

– Вы были правы: мы бездарно теряем время. Я согласна с тем, что скоро только сказка сказывается, или что вы там еще говорили, но дело в том, что тип, убивший Лусену, по-прежнему разгуливает на свободе и, должно быть, уже уверился в своей безнаказанности.

– Пусть! Так он успокоится и начнет совершать ошибки.

– Это не меняет дела. Пока мы даже близко не подобрались к тому, что можно назвать следом, так что он может позволить себе любую ошибку.

– Как знать, может, мы не так уж далеки от разгадки.

– Увидим. Вас подвезти куда-нибудь?

– Если вас не затруднит… Я договорился встретиться с Анхелой в ее магазине. Мы собираемся поужинать вместе.

– Она перестала сердиться на вас за тот случай?

– Не до конца. Иногда все еще ведет себя странно. Ей неприятно, что Валентина тоже участвует в этой истории.

– Это естественно, вам не кажется?

– В какой-то степени. Все мы уже давно не дети, даже не подростки, и между девочками и мной существуют лишь дружба и надежда. Я ведь тоже ничего не требую. Если бы наши отношения перешли в более серьезную стадию, я бы тут же прекратил двойную игру.

– Это детали. А как Валентина? Она не возмущена таким положением дел?

– Нет.

– Она знает о существовании Анхелы?

– Да, знает, но тут все по-другому. Она прямо спрашивает про то, что хочет узнать о моей работе, моем прошлом. Анхела более скрытная, более сдержанная. Кроме того, у Валентины собственные причины не беспокоиться. В общем, каждая из девочек принадлежит к своему особому миру, такова жизнь.

Он игриво называл их «девочками» в стиле многоопытного героя Хемфри Богарта, словно только тем и занимался, что милостиво раздавал знаки внимания легиону платиновых хористок. Я искоса бросила на него строгий взгляд, и он спохватился. Вообще надо признать, он стал лучше меня понимать.

– Ну, а как ваши дела с Хуаном Монтуриолем? – беззастенчиво осведомился он.

– Никак. Нет никаких дел.

– А о ваших бывших мужьях вам что-нибудь известно?

– Выражайтесь ясней, Гарсон. На что вы намекаете? На то, что я тоже вроде Мата Хари? По крайней мере, все мои истории происходили по очереди, без всяких там счастливых совпадений.

Он сделал вид, что возмущен.

– Я намекаю? Вы ошибаетесь, инспектор. Боже упаси! Кто я такой, чтобы судить кого бы то ни было? Меня теперь ничем не проймешь.

– Ладно, Фермин, я тоже не собираюсь вас судить. Так что вы хотите мне сказать?

Он тихо засмеялся сквозь свои старые усы, выцветшие от никотина и пива.

– Вы не можете расслабиться, Петра? Неужели мы не в состоянии поговорить без обид, как хорошие друзья? Хочу пригласить вас на праздник, чтобы вы наконец убедились в моей искренности.

– Вы устраиваете праздник?

– На самом деле два. На одном специальным гостем будет Анхела, на другом – Валентина. Но мне бы хотелось, чтобы вы и Хуан Монтуриоль присутствовали на обоих; честно говоря, у меня немного друзей.

– Не уверена, что Хуану захочется снова увидеть меня, но я ему передам.

– А как насчет супермаркета? Вы со мной сходите?

– Какого черта, Гарсон, я же сказала вам, что схожу! Или вы думаете, что поход в супермаркет сродни экспедиции в Гималаи с проводниками-шерпами?

Мы подъехали к книжному магазину, когда Анхела уже собиралась запереть дверную решетку. Увидев меня, она улыбнулась.

– Какой сюрприз, инспектор! Поужинаешь с нами?

– Боюсь, что не смогу.

Стоявшая тут же Нелли дружески виляла хвостом.

– Ну хотя бы останься выпить кофе.

Она кивнула в сторону бара напротив.

Все официанты ее знали, а она легкой походкой перемещалась вдоль обитых линолеумом стульев, ни дать ни взять великосветская дама или жена президента. Открытый взгляд, элегантное бледно-фиолетовое платье – она была очаровательна.

– Как дела, Петра?

– Не могу сказать, что хорошо.

– Из-за этого расследования?

– Из-за этого расследования, которое изрядно портит мне нервы!

– И это вы только в одной парикмахерской побывали, а если бы вам пришлось обегать их все, как мне… – заворчал Гарсон.

– Парикмахерские? – удивилась Анхела.

Я отпила большой глоток пива и вытерла с губ пену, прежде чем ответить:

– Представляешь, Анхела? В деле с собаками обнаружился важный след, который ведет в одну из парикмахерских Сан-Гервасио. Однако мы никак не можем выявить хоть какую-то связь между всеми этими дамами с безукоризненными прическами и убийством Лусены. Поневоле впадешь в отчаяние.

– А может, речь идет о парикмахерской для собак? – с простодушной улыбкой, соответствующей ее имени, предположила Анхела.

Я поперхнулась пивом, и лицо мое запылало. Гарсон тоже покраснел до ушей.

– Скажите, что я тупица, младший инспектор, очень вас прошу.

– Тупица? Ничего подобного. Это я осел.

– Называйте, это приказ.

– Хорошо, вы тупица. А теперь назовите меня ослом.

– Осел! Мы оба ослы, тупые ослы, и заслуживаем…

– …чтобы нас с треском выгнали из полиции!

– И больше никуда не брали, Гарсон! Никуда!

Анхела удивленно наблюдала за этим странным представлением, широко раскрыв свои прекрасные глаза цвета ореха.

– Я сказала что-нибудь интересное? – наконец полюбопытствовала она.

Конечно же в Сан-Гервасио была парикмахерская для собак. Большая, роскошная, яркая, с огромными плакатами в витринах и недвусмысленным названием, выписанным неоновыми буквами: Bel Can[8]8
  «Прекрасная собака» (каталан.).


[Закрыть]. И существовала она в единственном числе, без конкурентов, и, возможно, поэтому здесь не красили собак в зеленый цвет. Гарсон по вполне понятным причинам рвал на себе волосы, вспоминая свои бесполезные хождения. Разумеется, отсутствие у детективов сообразительности можно было объяснить внезапным приступом идиотизма. Только человек объективный и доброжелательный понял бы, что, не знакомые с миром собаководства, мы не представляли себе, какого размаха достигла инфраструктура, созданная обществом потребления вокруг этого животного. Парикмахерские, няньки, ветеринары, тренеры, корма, предметы гигиены… Анхела Чаморро уверила нас, что в индустрию, связанную с содержанием собак, в нашей стране уже вложены миллионы, хотя она делает всего лишь первые шаги. «Все это будет расти… – веско заявила она, – потому что с каждым разом растет число собак и совершенствуется уход за ними. Это один из показателей, свидетельствующих об уровне развития страны», – с гордостью заключила она.

Должно быть, так оно и было. Собачья парикмахерская выглядела даже внушительней аналогичного заведения для людей. В зале, сверху донизу выложенном светло-зеленой плиткой, стояло несколько столов, на которых собаки обслуживались девушками в безукоризненной форме. Распоряжалась здесь всем француженка лет тридцати с небольшим, улыбчивая и любезная, с симпатичным веснушчатым лицом и блестящими черными волосами. Она не отказалась ответить ни на один наш вопрос и по-детски поднесла ладони ко рту, когда узнала, что мы расследуем убийство. Нет, она не была знакома с Лусеной, но, если мы захотим подождать, ее муж, который совместно с ней владеет парикмахерской, с удовольствием поговорит с нами. Он должен вот-вот прийти. А пока она вызвалась продемонстрировать нам, как работает ее заведение.

– Собаки сперва проходят вот сюда…. – сказала она, и все «р» в ее устах дрожали на французский манер. – А здесь их долго моют с большим количеством шампуня… – Она указала на ванну, достойную Клеопатры. – Затем им делают хороший массаж от паразитов, после чего можно переходить к стрижке. Стригу их только я. Как вы, конечно, знаете, у каждой породы существует свой стиль стрижки, кроме того, необходимо учитывать вкусы владельцев. Это не так уж легко, простите за нескромность.

– А что вы делаете, если собака не подчинится и попытается вас укусить?

Она улыбнулась и ударила кончиками пальцев по воображаемой щеке собаки, словно хотела вызвать ее на дуэль.

– Собаки знают, кто здесь главный, – твердо сказала она.

Потом она продемонстрировала нам столы, у которых трудились красивые девушки, вооруженные щетками и мощными ручными фенами. На одном из столов находился крошечный карликовый чуссель с длинной дымчатой шерстью. Казалось, струя горячего воздуха вот-вот заставит его взлететь. На нас он посмотрел с явным недовольством.

– Это Оскар, старый наш клиент. А вон там Людовика, превосходный экземпляр английской овчарки.

Мы почувствовали на себе пристальный взгляд из-за шерстяной завесы.

– А этот? – спросил Гарсон, указывая на следующую собаку, взгромоздившуюся на стол.

– Это Макрино, чрезвычайно дорогая афганская борзая.

– Боже, да он на мою прежнюю хозяйку похож! – непроизвольно вырвалось у Гарсона.

Француженке шутка понравилась, и она расхохоталась. Гарсон ей вторил.

Потом он спросил:

– Неужели вы помните клички всех животных, которых к вам приводят?