Текст книги "А собаку я возьму себе"

Автор книги: Алисия Хименес Бартлетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Выпьем где-нибудь по рюмке? – предложил Хуан.

– А мне хочется потанцевать, – призналась Валентина.

– Тогда пойдемте в «Шеттон».

«Шеттон» был роскошным местом для любителей танцев, которым представлялась возможность проявить себя в самбе, роке и композициях в стиле хот-джаз, исполнявшихся вживую хорошим оркестром. Насчет желания потанцевать Валентина не лукавила. Как только нам подали наши коктейли, она потащила Гарсона на танцплощадку. И тут я поняла, что до сих пор не знаю всех граней личности моего напарника, многочисленных, как у обработанного алмаза. Он действительно здорово танцевал, в стиле Фреда Астера. Движения его были грациозны, он четко следовал ритму, властно и одновременно почтительно увлекая за собой партнершу. Плотный ком его тела превратился в легкий шарик. Одно удовольствие было видеть его рядом с Валентиной – оба были абсолютно раскованны и танцевали в свое удовольствие, казалось, никто вокруг им не нужен.

– Жизнь в них бьет ключом, верно? – сказал Хуан.

– Хотела бы я танцевать, как они.

– По крайней мере, нужно попробовать.

Для первой попытки он избрал слащавую мелодичную музыку. Он обнял меня, и мы начали медленно покачиваться. Я заметила, что в особо лирических пассажах он прижимал меня к себе чуточку сильнее. Приближал свое лицо к моему и едва заметно касался его. Классический случай: мы влипли! Картина традиционного обольщения готова: подходящая музыка, полумрак, полусухой коктейль… Когда мы выйдем отсюда, он, вероятно, предложит выпить по последней рюмке у него дома, а потом, после занятий любовью, шепнет мне «любимая», хотя мы с ним совершенно друг друга не знаем. Нет, это не для меня, тут и говорить не о чем! Почему я должна такое выносить?

Я не ошиблась ни на гран. Когда мы попрощались на улице с Валентиной и Гарсоном, Хуан с обволакивающей интонацией в голосе предложил:

– Выпьем по рюмочке у меня дома?

– Нет, Хуан, мне очень жаль, но у меня дико разболелась голова. Если я что и выпью перед сном, так это пару таблеток аспирина. Ты не против, если я тебе на днях позвоню?

Такого он совсем не ожидал. Он выдержал удар, скрыв недовольство, но я успела заметить, что он рассержен, по тому, как он слегка сжал зубы.

К черту, я уже не гожусь для участия в традиционных постановках! Слишком много лет у меня за спиной, слишком много разводов, вообще слишком много всего, чтобы заканчивать ночь словами: «Милый, это было чудесно». Нет, хватит, каким бы красавчиком ни был твой кавалер. Либо он изменит свой стиль, либо примирится с моим.

Кто оказался в выигрыше от преждевременного окончания вечеринки, так это Ужастик. Увидев меня, он очень обрадовался. Мы совершили с ним долгую прогулку в два часа ночи. Холодные улицы были абсолютно пустынны, и дул жуткий ветер. Не знаю, какие позитивные результаты извлек из необычной ночной прогулки пес, но мне холод и моцион помогли забыть о всяких плотских желаниях.

5

В понедельник настроение у меня не улучшилось. Меня не покидало необъяснимое, но четкое ощущение того, что мы потеряли зря время. Ничего не прояснилось после посещения лабораторий. Бухгалтерия у них была в порядке, все сходилось, все совпадало. Ни малейших признаков того, что они участвовали в торговле бродячими собаками. Бродячие собаки! Да это же со смеху умереть: чтобы эти стерильные и процветающие экономические гиганты связались с таким оборванцем, как Лусена! Только круглые идиоты могут продолжать их подозревать.

Я взяла тетрадки Лусены Пастора. Открыла вторую, полистала: Лили – 40 000; Бони – 60 000… Кто платил Лусене такие суммы? Кто был готов приобретать бродячих собак по подобной цене и для чего? Потому что эти имена, похоже, тоже соответствовали собачьим кличкам, как и в первой тетради. Или нет? Я уже ни в чем не была уверена. Возможно, мы искали не там, где надо, совершили ошибку, сбились с правильного пути, но где? В приступе бессмысленного гнева я швырнула тетрадку о стену. Гарсон насторожился:

– Что вы делаете, Петра? Вы же уничтожите улики.

– Вам известно, сколько убийств остаются в Испании нераскрытыми?

– Нет.

– До хрена, уж можете мне поверить! И почти все убитые под стать Лусене: люмпены, проститутки, нищие, люди без имени, без семьи, без друзей.

– И что?

– А то, что мне это надоело! Надоело, что эти отбросы общества погибают, и никто к ним не относится по справедливости. Я всегда об этом думала, когда знакомилась с подобными данными в отделе документации, и теперь, когда я могу кое-что сделать…

– Когда что?

– Не прикидывайтесь дураком, Гарсон! Я же чувствую, что наше дело пополнит собой статистику нераскрытых преступлений.

– Не думаю.

– Не думаете? Наверное, из-за наших блестящих успехов?

Он посмотрел на меня с неожиданной теплотой. Поднял тетрадку с пола. Улыбнулся.

– Успокойтесь, Петра, распутаем мы это дело, вот увидите. Наберитесь терпения, вы же знаете: скоро сказка сказывается – не скоро дело делается.

Он раскрыл тетрадку и сунул туда свой нос. Я рассмеялась.

– Ладно, Фермин, вы уж простите меня. Я высказалась бестактно и к тому же довольно нелепо.

Не отрывая глаз от тетради, он поднял руку и сделал такое движение, словно стирал какую-то надпись в воздухе. Потом медленно заговорил:

– А что, если… Если мы сложим все эти числа, что здесь написаны… примерно на сорока страницах, исходя из того, что на каждой странице в среднем встречается по две записи, отмечающие выплату тридцати, пятидесяти или шестидесяти тысяч песет, то в сумме это даст нам приблизительно три миллиона.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я хочу сказать, что у Лусены была целая куча денег, если предположить, что все эти записи относятся к одному году.

– Согласна. Вспомните, какая на нем была дорогая цепочка.

– Хорошо, предположим, что цепочка обошлась ему в триста – четыреста тысяч песет, это нетрудно выяснить. Допустим, это был каприз, который он себе позволил, но во всем остальном-то он вел нищенскую жизнь. Жил в отвратительной квартире, посещал забегаловки вроде бара «Фонтан». На наркомана он не похож – так где же эти деньги? Его бухгалтерия доказывает, что он был человек методичный. Не складывал ли он где-нибудь свои денежки? Какие-либо признаки грабежа в его доме отсутствуют.

– Вы имеете в виду банковский счет?

– Ну, инспектор, вы теряете навыки! Тип, у которого нет ни единого документа, который не подписывал договор об аренде, которого знают под разными кличками… Можно ли представить его открывающим срочный вклад? Я хочу сказать, что где-то он их припрятал.

В мозгах у меня немного прояснилось.

– В надежном месте, – сказала я.

– В надежном месте, – повторил Гарсон.

– Поиск следов – дело слишком тонкое, думаю, придется еще раз обстоятельно все осмотреть. Вы знаете, как это организуется… Попросите выделить группу, способную провести доскональный обыск, и направьте ее в квартиру Лусены.

У Гарсона заблестели глаза.

– Слушаюсь, шеф.

– Вы подали ценную мысль, Фермин. Возможно, в этом месте он прячет не только деньги, но и другие вещи, бумаги, счета… Улики, дорогой друг, улики! Ваша идея поистине гениальна.

– Только не слишком обольщайтесь, Петра. Не исключено, что в конце концов выяснится: стервец все тратил на шлюх.

– Как-нибудь переживу это.

– А как быть с лабораториями?

– Пока что забудьте про них.

На выходе из комиссариата нас ждал сюрприз: как раз в этот момент о младшем инспекторе справлялась у дежурного Анхела Чаморро. Она подошла к нам и заговорила с всегдашней своей доброжелательностью. Поинтересовалась моим здоровьем и, к моему полному изумлению, осведомилась у Гарсона, не испытывает ли он похмелья.

– Мне кажется, последняя рюмка после ужина как-то плохо пошла.

Гарсон только кивал, едва успевая вставить словечко. Такого я даже представить себе не могла. Этот тайный донжуан, этот пузатый наследник Синей Бороды обольщал одновременно и Анхелу, и Валентину. Я многозначительно посмотрела на него, и он состроил физиономию невинного младенца.

– Шла мимо и вдруг вспомнила, что завтра у меня день рождения. Нет-нет, не поздравляйте, это так ужасно, что даже думать об этом не хочется. Я смогу примириться с тем, что стала чуть более старой, только в хорошей компании. Не откажетесь поужинать у меня дома? Таким образом вы поможете мне пережить неприятный момент.

Мы дали согласие и еще какое-то время мило и весело беседовали.

– Само собой разумеется, вы можете прийти не одна, если захотите, Петра.

– Да, возможно, я приведу с собой своего приятеля.

Возможно, я попытаюсь это сделать, но, вероятнее всего, Монтуриоль пошлет меня ко всем чертям после моей последней выходки. Вот если бы я предложила ему это под звуки романтической музыки… Владелица книжного магазина весело простилась с нами. Я обернулась к Гарсону:

– Ведь это действительно случайность, что Анхела проходила мимо, правда, Фермин? Хотя в случайности я не верю.

– Почему бы не довериться случайности? Иногда происходит нечто такое, чего ты меньше всего ожидал.

– Например, вдруг вспыхивает любовь, не так ли, Гарсон?

Он сделал вид, что не слышит.

– Прошу прощения, дважды вспыхивает!

Но Гарсон словно оглох.

Группа, которую нам прислали для проведения тщательного обыска, особого доверия у меня не вызвала. Двое молодых людей, один с чемоданчиком, другой – без. Я-то надеялась увидеть нечто другое, например, всякие технические средства. Однако ничего не сказала и не выдала своего разочарования. Младший инспектор воодушевился, уверенный, что мы найдем несметные сокровища. Он вошел в логово Лусены с тем же чувством, с каким Картер, наверное, входил в гробницу Тутанхамона. Там все оставалось таким же, каким было в наше предыдущее посещение, разве что пыли прибавилось.

Эксперт открыл свой чемоданчик и извлек из него несколько небольших молотков из разного материала: пластмассы, дерева, железа… Он снял пиджак, выбрал один из молотков и, сантиметр за сантиметром, стал простукивать им пол. Гарсон в нетерпении следовал за ним почти вплотную, словно они были пассажирами метро в час пик. Через некоторое время молодой человек с явным недовольством в голосе предупредил:

– Это может надолго затянуться.

Мой напарник раздосадованно отошел от него и уселся рядом со мной на продавленный диван. Мы стали листать старые журналы, какие были у Лусены. Второй полицейский спокойно смотрел в окно – видимо, привык ждать. Под конец он сел на стул и заснул.

Медленно тянулись часы. Наблюдая за манипуляциями эксперта, я поняла, что он ищет пустоты, используя для этой цели разные молотки в зависимости от исследуемого материала, будь то стены, пол, кафель или даже дверная коробка.

Проявив поначалу энтузиазм, Гарсон вскоре несколько заскучал и от нечего делать завел со мной разговор:

– Вы думаете купить что-нибудь в подарок Анхеле?

– Я заказала букет из белых роз.

Он принял озабоченный вид.

– Правильное решение. А я вот совершенно не знаю, что ей подарить, честное слово.

– Подарите ей коробку конфет.

– Это как-то безлико.

– Тогда сборник стихов.

– Маловато.

Я задумалась.

– Купите ей красивую плюшевую собачку.

– Да ладно, Петра, я серьезно говорю.

– Я тоже серьезно. Такой приятный пустячок.

– Не знаю… может быть. Правда, мне кажется, что это чересчур скудный подарок для человека, который любезно пригласил тебя в свой дом. Поймите, мне уже осточертело не иметь собственного дома, где можно собрать друзей. Практически я уже решил последовать вашему совету – уеду из пансиона и сниму квартиру.

Я так и подскочила.

– Последуете моему совету? Какая наглость! Я уже два года как пристаю к вам с этим, но решение вы приняли именно сейчас. Выкладывайте истинные причины, Фермин, наберитесь смелости, ведь вам загорелось иметь свою квартиру, потому что вы влюбились.

Гарсон опасливо покосился на полицейского, пытаясь понять, слышал ли тот мои слова. Потом изобразил на лице довольную улыбку и смущенно, как школьник, признался тихим голосом:

– Да, это правда, я влюбился. Плохо только, что до сих пор не знаю, в какую из двух.

– Из двух?

– Вы меня прекрасно поняли – это Анхела Чаморро и Валентина Кортес. В последние недели я виделся с ними почти ежедневно.

– Но это же ужасно, Гарсон. И за такое короткое время!

– Не знаю, что тут ужасного.

Полицейский проснулся и сообщил нам, что пойдет выпить бутылочку пива в баре на углу. Пока он не ушел, мы не проронили ни слова.

– Не знаете? Все-таки обычно люди не влюбляются сразу в двух.

– А мне кажется, что ничего прекраснее этого я никогда не испытывал. В общем, главное, что я влюбился, а в кого – потом разберемся. Уверяю вас, влюбленность – это что-то потрясающее, совсем новый опыт.

– Да, я поняла.

– Я просыпаюсь ночью и думаю: «Не хотел бы я сейчас умереть, ведь завтра я снова с ними встречаюсь». Считаю минуты, оставшиеся до свидания, пытаюсь как-то отвлечься… Даже есть стал меньше, клянусь!

– Да, это действительно серьезный признак.

– Я знаю, что кажусь вам смешным, Петра, да что там кажусь, я и на самом деле смешон. На что может рассчитывать такой старый и облезлый вдовец-полицейский, как я? Какие там любовные истории! Но уверяю вас, что никогда, никогда в жизни со мной не происходило ничего подобного. Когда я женился на своей покойной супруге, то сделал это только потому, что срок подошел, ведь перед тем я не один год за ней ухаживал. Но между нами никогда не было ни кокетничанья, ни жарких признаний… В общем, не хотелось произносить всякие глупости. Знаете, что я думаю, Петра? Если я чувствую то, что чувствую, то только потому, хотя в такое и трудно поверить, что я нравлюсь этим двум женщинам. Обеим!

Я взглянула в его выпученные, как у переваренной рыбы, глаза.

– Дорогой Фермин, а почему вы не должны им нравиться? Вы привлекательный мужчина – добрый, веселый, честный. Да вы и мисс Вселенную смогли бы увлечь, если бы постарались, а впрочем, и особого старания бы не потребовалось. Прошлись бы перед ней в одном из ваших шикарных костюмов, улыбнулись в усы – и готово дело…

Он смеялся как ребенок, освободившись на миг от будничных забот и с наслаждением вдыхая свежий ветер, овевавший его загорелое лицо.

– Все, остановитесь, инспектор! Если вы все-таки решитесь, обещаю, что вы всегда будете для меня первой…

Голос эксперта внезапно вернул нас к действительности, о которой мы совсем было забыли.

– Идите сюда, кажется, я что-то нашел!

Он сидел на корточках в кухне и, сдвинув с места засаленный холодильник, осторожно постукивал по плиткам пола.

– Слышите? Похоже, там пусто. Это может быть интересный тайник. Где Эухенио? – спросил он.

– Какой Эухенио?

– Мой коллега.

– Пошел выпить бутылочку пива, – объяснил Гарсон.

– Знаем мы эти бутылочки! Вечно одно и то же! Как только его хватишься, оказывается, он пиво пошел пить.

Гарсон отправился на поиски полицейского. Тем временем я с огромным любопытством наблюдала за действиями эксперта. Он достал из чемоданчика толстый фломастер, очертил им нужные плитки и взял в руку молоток. Потом засунул отвертку в один из швов, и плитка подалась. Образовалось маленькое отверстие. В этот момент вернулись Гарсон с полицейским. Они молча уставились на отверстие. Эксперт взял длинный металлический провод, сунул его в дырку и стал опускать вниз.

– Да… – сказал он, – думаю, мы его обнаружили, там внутри что-то есть. Вперед, инспектор, теперь ваша очередь.

Я надела протянутую мне тонкую виниловую перчатку. Преодолевая страх, сунула руку в отверстие. Мне сначала представился клубок змей, потом обезглавленный труп. Однако то, что нащупали мои пальцы, было бесспорно мягким пластиком. Услышанный нами при этом шорох тоже свидетельствовал в пользу этого материала. Я ухватила сверток и извлекла его на свет. Это был мешок для мусора. Я открыла его. Он был набит деньгами, все пятитысячными купюрами. Обступившие меня коллеги оживились. Пять раз совершала я эту операцию и столько же мешков с идентичным содержимым вытащила из дыры. Потом убедилась, что в тайнике больше ничего нет: ни счетов, ни записей, ни тетрадей. Ничего, кроме денег.

– Ну и ну! Вот это, я понимаю, след! – восхитился эксперт и даже присвистнул.

– Не обольщайтесь, – ответила я. – Это только еще больше запутывает дело.

Позже инспектор Сангуэса проинформировал нас, что же мы в итоге нашли. Восемь миллионов песет – все в старых купюрах разного достоинства. Деньги подлинные, следов подделки не обнаружено, равно как и каких-либо пометок или иных особенностей. Об этих восьми миллионах песет мы могли сказать только то, что это восемь миллионов песет, таинственные восемь миллионов.

– Эти бабки Лусена заработал не ловлей бродячих собак, – сказал Гарсон.

– Даже спорить не о чем.

– Возможно, мы выявили мотив преступления.

– Я бы так категорично не утверждала. Если бы целью были деньги, в квартире все бы перевернули вверх тормашками. Разбросанная мебель, ободранные стены…

– Вы хотите сказать, что убийца Лусены ничего не знал об этих деньгах?

– Даже если он знал, даже если речь идет о дружке Лусены, его целью не было завладеть деньгами.

– Черт побери, Петра, я совсем запутался!

Я закурила, сделав такую глубокую затяжку, что от сигареты сразу почти ничего не осталось.

– Вы высказали предположение, что деньги где-то спрятаны, и оно подтвердилось. Но согласно тетради номер два мы должны были обнаружить максимум три миллиона. Откуда остальные? Либо Лусена кинул кого-то и за это его убили, либо мы располагаем не всеми записями и часть бумаг кто-то по какой-то причине изъял.

– А почему он, имея столько бабок, не потратил их на то, чтобы хоть жить по-человечески?

– Откуда же я знаю? Может, осторожничал, не хотел возбуждать подозрений, выставляя свое богатство напоказ, а может, принадлежал к числу тех несчастных, кого находят мертвыми в какой-нибудь трущобе, где они прожили жизнь, храня целое состояние в матрасе.

– Темная история, черт бы ее побрал.

– Точнее о нашей ситуации не скажешь.

– А теперь вернемся к собакам?

– Да, хотя, наверное, лучше было бы перейти на лошадей и испытать судьбу.

– Или на коров, – подхватил Гарсон и глупо ухмыльнулся, что свидетельствовало о его растерянности.

Младший инспектор все-таки внял моим советам и подарил Анхеле Чаморро плюшевую собачку. Но на свой страх и риск дополнил подарок, повесив на шею собачке золотую цепочку с маленьким сердечком. Волнуясь, он показал мне, в чем секрет подарка. Сердечко открывалось, а внутрь была искусно вставлена фотография Гарсона размером как на документах. Я просто обалдела, но у меня хватило ума похвалить коллегу.

Хуан Монтуриоль, принявший приглашение неизвестно с какими намерениями, на сей раз явился с двумя бутылками великолепного французского шампанского. Эти подарки вкупе с моими розами были встречены именинницей с восторгом и благодарностью. Она надела на шею цепочку, вставила одну из роз в петлю своей шелковой блузы и выпила бокал Möet et Chandon.

Анхела жила в районе Лас-Кортс, в прекрасной двухкомнатной квартире, превращенной ее усилиями в красивое и уютное жилище. Вдоль стен гостиной высились книжные полки; негромко лилась нежная музыка Моцарта, создавая настроение. Роскошный стол, накрытый в углу комнаты, усиливал радушную атмосферу. Нелли приветствовала нас в своей неспешной спокойной манере, после чего улеглась у ног хозяйки. Ее тщательно расчесанная бежевая с белым шерсть гармонировала со скромным нарядом Анхелы. Го ворят, хозяин и собака в конце концов становятся похожими друг на друга. По-моему, в данном случае дело обстояло именно так.

Владелица магазина и ветеринар давно не виделись, так что им было о чем поговорить. Разумеется, главной темой были собаки. Во время аперитива они заговорили об изумительных качествах местных пород и единодушно осудили невероятный снобизм, из-за которого Испанию наводнили северные породы, совершенно не приспособленные к нашему климату и нашей ментальности. Мы с Гарсоном слушали их с почтительностью неофитов.

Первое блюдо, суп-пюре из лука-порея с трюфелями, сопровождалось комментариями по поводу официальных планов общества защиты животных по созданию службы их подопечных при больницах. Анхела высказала очень интересные мысли. Она доказывала, что маленькие собачки и кошки в руках больных и стариков помогут восстановить давно утраченные ими чувства. Прикоснуться к теплой шерстке, влажному носу, ощутить биение маленького сердца – все это вдохнет жизненные силы в измученные тела. С другой стороны, наблюдать за животными, кормить их, смеяться над их проделками и изучать их реакции крайне полезно, потому что тогда сознание этих людей, как правило, замкнутых на самих себя, переключится на то, что находится вовне.

Самые глубокие свои теории наши эксперты приберегли для главного блюда – аппетитного морского леща, запеченного с луком и нарезанным ломтиками картофелем, перед которым даже пораженный любовной лихорадкой Гарсон не смог устоять. Вскоре разговор скатился к самой настоящей мистике, связанной с собаками. Не только Анхела, но и Хуан утверждали, что в собаке находится скрытое alter ego ее хозяина. Все те достоинства, к которым мы естественно стремимся: доброта, благородство, скромность, – присутствуют и в собаке; но в то же время в ней часто проявляются и наиболее постыдные качества нашей личности: жестокость, распущенность, алчность… Однако помимо этой раздвоенности в собаке непременно присутствует и еще какое-то странное свойство, никак не связанное с личностью ее хозяина. Анхела забывала есть, когда говорила о таких вещах, впадая в своего рода транс.

– Это то, что мы можем разглядеть в ее глазах, – вселенский покой, наследуемый из века в век, не связанный с метаморфозами истории, но безусловно сотканный из событий, из накопленной памяти. Это как бы признание, близкое к пониманию, как бы изначальная безгрешность. Я бы даже осмелилась утверждать, представьте себе, что этот взгляд есть доказательство гармонии Вселенной, существования Бога.

Гарсон застыл с вилкой в руке и словно онемел от волнения. Он был потрясен умом своей вероятной возлюбленной. И я поняла, что, если даже мы не схватим убийцу Лусены Пастора, это дело все равно займет особое место в нашей жизни. Для Гарсона оно закончится серьезными изменениями в характере, я же получу такие знания о собаках, о которых даже не мечтала.

– Очевидно, что каждый вкладывает в понятие «собака» собственное представление. Помните наш ужин с Валентиной Кортес? Для нее собака – это риск, жизнь, авантюра, нечто куда более физическое.

Я заметила, как по лицу Анхелы пробежала тень. Гарсон покраснел как рак и одарил меня гневным взглядом. Да, ветеринар, похоже, дал маху. Но я-то что могла сделать? Предполагалось, что я должна была предупредить его, чтобы он не упоминал о Валентине? Но это какой-то идиотский водевиль получается. Я выругала про себя нашего неожиданного донжуана, оказавшегося к тому же чрезмерно застенчивым.

К счастью, Анхела была слишком хорошо воспитана, чтобы позволить маленькому облачку недовольства перерасти во что-нибудь серьезное. Монтуриоль же не подозревал о своем грехе и даже не заметил возникшей в разговоре мимолетной паузы. Зато он прекрасно отдавал себе отчет в сложившихся между нами двумя отношениях. Мечи были по-прежнему занесены, так что, когда ужин закончился и мы вышли на улицу, он с горькой иронией спросил:

– Как ты думаешь, мы сможем найти какое-нибудь нейтральное место, чтобы выпить по бокалу?

Нейтральным местом в итоге оказался коктейль-бар «Боадас», чье и без того тесное помещение было заполнено разного рода полуночниками. Оно в принципе не годилось для долгих откровений и порывистых признаний, но Хуан был другого мнения, потому что обрушился на меня без всяких предисловий:

– Петра, для меня ясно, что между нами возникла какая-то проблема, мешающая перейти к более приятным, скажем так, отношениям. Этого невозможно отрицать, но уверяю тебя, сколько я ни ломаю голову, не могу понять, в чем эта проблема состоит.

– Ты же профессиональный диагностик.

– Но мои пациенты не говорят, и поскольку мне очень повезло и рядом со мной находится существо, обладающее даром речи, тебе не хотелось бы помочь мне узнать, что это за болезнь?

Я улыбнулась:

– Продолжай.

– Скажи, какой тип отношений между такими мужчиной и женщиной, как мы с тобой, был бы для тебя идеальным?

– Мне бы хотелось услышать это сначала от тебя.

Он провел своей большой костистой рукой по волосам. Вздохнул.

– Это так просто, что даже смешно объяснять. И состоит в том, чтобы бывать вместе, разговаривать, если захочется – обсуждать какие-то важные вещи, пить вино, иногда танцевать… ну а потом смотреть, что из этого получается, и, соответственно, жить.

– Да, план действительно простенький, вот только последствиями такой совместной жизни могут стать недопонимание, ложные толкования, ситуации, по-разному пережитые каждым из нас, горы ненужных слов… В конце концов это будет источником конфликтов.

– А каков твой вариант?

– Он тоже очень прост. Люди знакомятся, нравятся друг другу, не затевают лишних разговоров, занимаются любовью и, если все идет хорошо, могут продолжать иногда встречаться и проводить с приятностью время. Все ясно с самого начала, и не нужно прибегать к уловкам и промежуточным этапам.

– Это напоминает мне покупки по почте. Практично, экономично, а если вам не понравился результат, товар можно вернуть.

– Не ты ли говорил, что после двух разводов чувствуешь себя усталым, изнывающим от тоски, опустошенным? Так чего же ты теперь добиваешься? Хочется поиграть в кавалера?

Он вынул бумажник, взглянул на счет.

– Нет, Петра, наверное, мы с тобой хотим одного и того же, совсем немногого, просто речь идет о форме.

– Или о непомерной гордыне.

– Жаль, что ты так это оцениваешь. Но, в любом случае, я надеюсь, что мы время от времени будем видеться.

– А как же! Я приглашу тебя к Ужастику, чтобы ты его осмотрел!

Мы вышли на ночную Рамблас и сели в одно такси. В пути не обменялись ни единым словом. Он напевал себе под нос, чтобы снять напряжение. Вышел напротив своего дома, на прощанье пожав по-дружески мне руку. Я сказала ему «до свиданья» в окошко, улыбаясь, словно сфинкс.

В прихожей на меня накинулся Ужастик, перепачкавший мне все чулки своими слюнями. На кухонном столике помощница оставила мне записку:

Сеньора Петра! Эта собака такая уродливая, что мне даже стыдно с ней гулять. Но если мне придется делать это каждое утро, тогда, пожалуйста, купите ей такую клетчатую попонку для собак, а то бедняжка мерзнет. Кроме того, и выглядеть она будет получше. Я оставила для вас в микроволновке тушеную чечевицу. С большущим приветом – Асусена.

Я выбросила записку в помойное ведро. До собачьей ли одежды мне сейчас! Зазвонил телефон.

Я решила, что это Хуан Монтуриоль хочет попросить у меня прощения и пригласить выпить в знак примирения.

– Инспектор? Это Гарсон.

– Что случилось?

– Ничего, только вы могли бы предупредить Хуана, чтобы он не упоминал о Валентине в присутствии Анхелы.

– Мне это не пришло в голову.

– Анхела страшно обиделась. Я собирался провести у нее ночь, а вместо этого был вынужден вернуться в пансион.

– Это вы должны были рассказать ей про Валентину. Обманывать двух женщин, позволяя им питать иллюзии, аморально.

В трубке послышался саркастический смех.

– Аморально? Я думал, вы на такие вещи внимания не обращаете.

Я рассвирепела.

– Не забывайтесь, младший инспектор!

– Я сказал вам это не как младший инспектор.

– В таком случае я не вижу причины для того, чтобы вы мне звонили посреди ночи, и не хочу продолжать этот разговор.

– Вы правы, инспектор Деликадо. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Короткие гудки в трубке отозвались острой болью. Черт! В считанные часы я потеряла и потенциального любовника, и друга. Я сидела на диване, не желая ни двигаться, ни размышлять. Пес приблизился с опаской, словно заметил мою депрессию.

– Поди-ка сюда, Ужастик, – позвала я, – я хочу отыскать в твоих глазах гармонию Вселенной.

Не знаю, как нам удавалось разговорить других, но друг для друга нужных слов у нас не находилось. Гарсон, похоже, не собирался сменить гнев на милость, мне же совсем не улыбалось разыгрывать нелепые сцены примирения. Идиотские изречения старого зануды, кажется, начинали сбываться: нельзя дружить с коллегами по работе. Я попробовала уколоть его:

– Нас ждет сумасшедшая карьера! Идя по следу убийцы Лусены, мы разоблачили некое агентство недвижимости, которое заключает незаконные контракты и торгует бродячими собаками в самом сердце университета. Это целая империя гнусных преступников!

– Тем самым мы оказали немалую услугу обществу, – произнес Гарсон совершенно серьезно.

– Да, и теперь нам осталось только накрыть банду торговцев салфетками, продавца фальшивых эстампов, а также международную сеть незаконных автомобильных парковок.

Гарсон усмехнулся из-под своих моржовых усов:

– И пресечь контрабанду газированной воды, а еще прикрыть притон, где тайно играют в шарики, – выпалил он, довольный собой.

Я постаралась не улыбнуться: время примирения еще не настало. Тут меня окликнул один из молодых дежурных, лишь недавно переведенных на работу в комиссариат:

– Инспектор, сержант Пинилья из городской гвардии ждет вас в вашем кабинете. Говорит, что весь день ищет вас как ненормальный.

Я пристально взглянула на него. Больше двадцати одного года ему не дать.

– Мне нравится, когда мужчины ищут меня как ненормальные.

Он сделался пунцовым и отошел, робко улыбаясь, покачивая головой и бормоча: «Вот черт!»

Увидев меня, Пинилья вскочил и направился ко мне, чуть ли не крича:

– Вот видите, инспектор! Видите? Я же говорил, что это не может быть никто из моих ребят!

– Если вы пришли сказать мне, что следы отсутствуют, то выбрали неподходящий момент, Пинилья.

– Нет, я имею в виду, что нашел злоумышленника. Но не среди моих людей.

– Нашли злоумышленника?

– Это служитель из муниципального приюта.

– Какой служитель?

– Ну, тот, кто смотрит за собаками, убирает там, кормит их.

– Он сказал что-нибудь об убийстве Лусены?

– Успокойтесь, инспектор, не торопитесь так! Я выяснил, что это он поставлял собак Лусене. Тот платил ему поштучно. Выложил голубчик все как на духу, а больше я ничего не знаю.

– Понятно.

– Другое дело, какое впечатление он на меня произвел.

– И какое же?

– Думаю, это просто бедняк, который нашел способ немного подзаработать. На убийцу он не похож, это точно, тем более из-за такой малости, какую ему платил Лусена.

– Он испугался?

– Нет, разозлился.

– Как это разозлился?

– Сказал, что не может поверить, будто вы привязались к нему из-за такой ерунды.

– Он что, не знал о смерти Лусены?

– Клянется, что не знал. И называет его не Лусеной, а Сусито, но это тот самый тип, он признал его на фото. В любом случае, он утверждает, что последнюю собаку продал Лусене два года назад и с тех пор его не видел. Тот как в воду канул.