Текст книги "Клуб грязных девчонок"
Автор книги: Алиса Валдес-Родригес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)
САРА
Как правило, я не прошу в своей колонке пожертвований. Но я получила ужасное сообщение по телефону. Приют для бездомных «Тринити-Хаус» в Роксбери не уложился в смету, потому что нынешней весной родилось очень много детей. Удивительная в истории Бостона плодовитость объяснялась необычайно холодной прошлой осенью. Без пожертвований малютки остались бы голодными. И я умоляла: откажитесь сегодня от «Старбакс» – купите «Симилак».[166]166
«Симилак» – товарный знак сухой молочной смеси и концентрированного молока
[Закрыть]Из колонки «Моя жизнь» Лорен Фернандес
Я очнулась. Стены были небесно-голубыми. Шторы – серыми с красным, как в дешевой гостинице. Я слышала пиканье аппаратов и ощущала тяжелый запах антисептиков и йода. Я повернулась к маячившей рядом белой тени и заметила поправлявшую капельницы женщину. Увидев, что я открыла глаза, она улыбнулась. Но при этом выглядела удивленной.
– Выкарабкались?
– Выкарабкалась? – Я старалась повторить слово, но во рту пересохло и болело: он был полон пластиковых трубок. Женщина заметила в моих глазах немой вопрос и ответила:
– Вы больше двух недель то спали, то просыпались. Вы в больнице, Сара.
Я покосилась на пищащие аппараты и смутно припомнила, что уже видела их. Мне казалось, что это дурной сон. Трубки в носу и горле мешали говорить. Я только моргала и пыталась ощутить руки, ноги и все прочее, но не могла. Ничего. Сестра сказала, что сообщит всем, что я выкарабкалась, и ушла.
Я постаралась осмотреться, хотя не могла повернуть головы – голова была зафиксирована чем-то вроде зажима. В палате сидели два моих брата и несколько sucias: Ребекка, Лорен, Уснейвис. Все усталые и осунувшиеся, словно давно не смыкали глаз. Эмбер не было, но вскоре Уснейвис сообщила мне, что огромный букет в ногах кровати – от нее. Цветы выглядели отнюдь не дешевыми, и я заинтересовалась, откуда у девчонки столько денег. Все рядом, кроме тех, кого я хотела видеть больше всего: детей и Элизабет. Куда они подевались?
Все, кто собрался в палате, наверняка считали, что я умираю. Я сама удивлялась, что жива. Но что с ребенком? Я стала моргать все сильнее и сильнее, надеясь, что они поймут вопрос, мучивший меня. И они, кажется, поняли – над кроватью склонилась незнакомка в синем джинсовом комбинезоне и красной водолазке и жалостливо посмотрела на меня.
– Сара, я Элисон, – сказала она. – По поручению штата изучаю положение неблагополучных семей, кроме того, я официальный консультант полиции по вопросам бытового насилия. Ваш врач просил меня побыть рядом, пока вы выздоравливаете.
Я переводила взгляд с подруги на подругу – все отводили глаза. Уснейвис плакала, Лорен смотрела в окно то ли на дождь, то ли на снег. Ребекка листала журнал. Я собрала все силы и прохрипела:
– Ребенок?
Лицо Элисон выразило сострадание, и мне захотелось заплакать.
– Мне очень жаль, Сара, вы потеряли ребенка.
– Нет! Не может быть! – Нанизанная на трубки гортань напряглась, и я заплакала. Ощущение было такое, словно я глотала битое стекло.
Элисон погладила меня по голове. Лорен зажала ладонью рот, будто опасалась о чем-то проговориться.
– Есть хорошая новость, – продолжала Эллисон. – Вы поправитесь. Вам очень повезло: ваш муж мог убить вас. Я в этом абсолютно уверена.
– Нет, – возразила я. – Вы ошибаетесь. Я сама оступилась. – Мой голос был хриплым, как карканье вороны.
– Снова она за свое. – Уснейвис закатила глаза и посмотрела на Ребекку. Та тоже закатила глаза, а затем, потупившись, стала рассматривать носки туфель. Я не расслышала шепот, но прочитала слова по губам.
– Есть свидетели, в том числе ваши дети, Сара. Это не несчастный случай.
– Мы поцапались. Но затем помирились. Я поскользнулась на льду. Он не толкал меня. Понимаю, теперь все будут валить на него. Но никто не знает его так, как я.
Элисон, кто бы она там ни была, заглянула мне в глаза и благожелательно улыбнулась. А мне захотелось побить ее. Зачем она здесь?
– У вас сломано ребро, сломана челюсть, трещина в черепе, перелом стопы. При выкидыше вы потеряли столько крови, что врачи сомневались, удастся ли вам выжить, – сказала она.
Я не поверила ей. Неужели Роберто сотворил со мной такое? Неужели зашел так далеко? Я напряглась и выдала еще одно слово:
– Мальчики.
– Ваши мальчики в безопасности, – ответила Элисон. – Ваша мать прилетела из Майами, и сейчас ваши сыновья находятся с ней у Ребекки. Муж все еще в доме, но сыновей не пускает, потому что это они вызвали полицию. Ваш отец тоже приедет на этой неделе.
Мальчики в порядке, повторяла я себе. Слава Богу. В порядке. Но почему они не дома с Роберто? Почему он там один? Никто ничего не понимает. Роберто не виноват. Или виноват? О Господи!
Я все вспомнила. Он ударил меня. Я распласталась на льду, и он начал бить меня. Почему?
– Я говорю вам это, потому что вы должны отдавать себе отчет в том, как серьезно случившееся, – сказала Элисон. – По словам ваших подруг, они не предполагали, что вас избивают. А я по опыту могу утверждать, что такие повреждения наносят не в один вечер. Вы долго терпели, Сара, и я заявляю, что вам нельзя возвращаться домой. Он не изменится. Вероятность того, чтобы агрессивный мужчина может исправиться, очень мала.
Мой ребенок… Я вспомнила, как покатилась по лестнице. И Вилму. Храбрую Вилму с ножом. Попыталась произнести ее имя. Элисон кивнула.
– К сожалению, не могу вас порадовать. С Уилмой не все в порядке.
– Вилма, – поправила я.
– Ваш муж избил и ее. И от потрясения у нее случился инфаркт. Сейчас она в реанимации.
Боже!
– Ваш сын Иона набрал 911. Он спас вам жизнь. Вашего мужа арестовали за нанесение побоев, но он вышел под залог.
– Негодяй заявил, что сын, позвонив в полицию, предал его, – наконец заговорила Лорен.
– Подождите, не теперь, – перебила их Уснейвис. – Рог el amor de Dios, mujer, callate la boca.[167]167
Христа ради, женщина, заткнись! (исп.)
[Закрыть]
Что это у нее на пальце? Неужели обручальное кольцо?
– Чье кольцо? – растерянно прокаркала я.
– Поговорим об этом позже, – ответила она по-испански.
– Хуан, – сообщила Лорен. – Она наконец пришла в себя.
Элисон, очевидно, не понимала по-испански, потому что улыбнулась и невпопад вставила:
– Ваша мать сообщила, что прилетает ваш отец. Власти штата лишили Роберто опеки над сыновьями, поэтому он никак не сможет им повредить.
– Убью негодяя, – заявила Лорен, подходя к кровати. – Брат знает нужных людей в Новом Орлеане. Я не шучу – запросто могу организовать.
Ребекка взяла ее за руку и отвела в сторону.
– Довольно, дорогая. Пусть Сара отдохнет.
– Нам необходимо знать, намерены ли вы выдвинуть обвинения? – спросила меня Элисон.
Я вспомнила о Вилмс: как эта плохо одетая социальная служащая переврала ее имя, как сильно я любила ее. Как Вилма снова стала называть меня Саритой и заменила мне мать. Есть же какой-то предел, за которым невозможно прощать, даже если любишь человека, даже если хорошо знаешь его. И этот предел наступил. Я выдвину обвинения. Если не ради себя, то ради Сета, Ионы и Вилмы.
Мне стало нехорошо. Комната померкла. Я почувствовала, что очень устала. И заснула.
Когда я снова проснулась, стояла ночь. В комнате никого не было. Трубки из носа и горла исчезли. И головной зажим тоже. Я немного приподняла голову и поняла, что все-таки не одна. В тени у окна сидел отец. Я заворчала, чтобы привлечь его внимание. Отец подошел и встал у кровати. На нем был его классический наряд: брюки цвета хаки, рубашка поло и ботинки с бахромой. Я посмотрела на регистрационный лист в ногах кровати и сообразила, что с прошлого пробуждения проспала три дня. И все-таки ощущала изнуряющую усталость.
– Ay, Dios, – заговорил отец. Его глаза покраснели от слез. И добавил по-испански: – Почему ты не говорила нам? Почему не признавалась?
– Прости, папа. – Голос прозвучал грубо, в горле саднило.
– Это ты меня прости. Наша вина: моя и мамы. Мы частенько дрались, и ты решила, что так и нужно.
Он плакал.
– Нет, это ты меня извини.
– За что? Этот подонок чуть не убил тебя. Убил мою внучку.
Внучку.
– Это была девочка? Тебе сказали? Отец кивнул:
– Да.
К горлу подкатили рыдания. От конвульсий острая боль пронзила ребра, и я чуть не потеряла сознание.
– Нет! Нет! Нет!
– Успокойся, – проговорил отец и погладил меня по голове. Так он ласкал меня, когда я была маленькая. – Теперь отдохни. Ты никогда больше не увидишь этого человека.
– Разыщи приходившую ко мне социальную служащую, – попросила я. – Хочу выдвинуть обвинения.
Отец смутился:
– Ты ведь еще ничего не знаешь.
– О чем?
– Роберто не могут найти.
– Как не могут найти?
– Он убил Вилму, – вздохнул отец. – Она вчера умерла. Явилась полиция, чтобы арестовать его, но Роберто не открыл. Взломали дверь, но его не оказалось в доме. Забрал одежду, документы и скрылся. Его машину обнаружили на стоянке у аэропорта, ключи валялись на сиденье.
– Что ты сказал?
– Сбежал, негодяй.
– Нет! – заплакала я.
Отец ошарашено уставился на меня:
– Неужели после всего, что случилось, ты еще любишь его? – Я промолчала. Отец взял мою руку и нерешительно поцеловал. – Я всегда подозревал, что это он ставит тебе синяки. Мать заметила, что они появились после того, как ты с ним познакомилась. Но надеялась, что они оттого, что ты еще подросток. Говорила, ты как молодая лошадь, которая только учится управлять своими длинными ногами.
– Он бил меня, папа, – плакала я. – Постоянно. Все эти годы. Я не хотела говорить, боялась, ты подумаешь, что я такая глупая. И сама отвечала ему.
– Ну, ну, – успокаивал меня отец, – все уже позади. И я никогда не подумал бы, что ты у меня глупая.
Я спросила, куда делся Роберто, и отец начал загибать пальцы:
– Он убил Вилму – это раз. Убил твою неродившуюся дочь – это два. Чуть не убил тебя. И теперь скрывается от правосудия. Не будем больше говорить о нем. Этот человек трус.
– Ну почему все так, папа? Почему все это случилось? Я хочу, чтобы все оставалось как прежде.
Он устало опустился на стоявший подле кровати стул.
– Ay, mi hijita[168]168
Ох, моя доченька (исп.)
[Закрыть], ну что мне с тобой делать?
Все так навалилось на меня. Я потеряла и Вилму, и дочь, и мужа. Чуть не лишилась жизни. Хочу Лиз. Мне надо поговорить с ней. Куда она подевалась? Почему ее нет?
– Позови Элизабет, – попросила я отца.
– Она приходила раньше, когда ты еще спала, – ответил он.
– Позвони ей. Попроси прийти.
– Хорошо, хорошо, mi vida, закрой глаза, отдохни.
В следующий раз, когда я проснулась, она была рядом. Ослепительная, в свитере с высоким воротом и темно-синих джинсах. Я всегда завидовала тому, как свободно Элизабет носит одежду, как умеет выглядеть красивой.
Неприятная социальная служащая Элисон тоже была в палате. Кажется, они разговаривали. По натянутой улыбке Лиз я поняла, что Элисон раздражает ее не меньше, чем меня. Мне хотелось громко рассмеяться, но я сдержалась. Должно быть, хороший знак.
Я настолько окрепла, что сумела сесть. Элизабет начала извиняться за то, что пришла тогда.
– Это все моя вина. Мне не следовало являться к тебе. Прости.
– Лиз мне все рассказала, – прервала ее Элисон. – Ее вины тут нет. И вашей тоже. Виноват человек, который бил вас. Я хочу, чтобы вы обе это понимали.
Все так. Но кто тебя спрашивает?
Элизабет держала гирлянду летающих шариков с надписями «Поскорее выздоравливай!». Она посмотрела на меня и застенчиво улыбнулась:
– Скажи, фигня. Я увидела, какой букет тебе прислала Эмбер, поняла, что ее не переплюнуть, и решила принести вот это.
– Спасибо, – тихонько рассмеялась я. – Кстати, об Эмбер. Откуда у нее столько денег?
– Ты еще не знаешь?
– Я вообще ничего не знаю.
– Ее диск занял первое место в рейтинге по стране.
– Шутишь!
– Ничуть. Я думала, тебе уже сказали. Она новая Дженис Джоплин, только поет по-испански.
– Bay! Надо же! Я рада за нее.
– Кажется, вы с ней не очень общались.
– Только на наших сборищах. У меня мало общего с ацтекскими вампирами.
Мы рассмеялись. Нехорошо. Но это то, что нас объединяет. Одинаковое чувство юмора.
– Теперь она самая знаменитая из вампиров, – продолжила Лиз. – Так что не болтай лишнего.
– Прекрати! Эмбер? Знаменитая?
– Неужели я стала бы тебе врать в такое время?
– Наверное, нет.
– Я всегда утверждала, что она выбьется в люди, а ты не верила.
– Твоя правда – утверждала. Потому что ты лучше меня, Лиз. Видишь в людях прежде всего хорошее. А я – нет. – Мы долго смотрели друг другу в глаза. Первой отвернулась Элизабет. А затем я задала ей вопрос, который давно меня жег. По-испански, чтобы Элисон не поняла, о чем мы говорим. – Лиз…
– Что, Сарита?
– В тот вечер, когда мы подрались, Роберто мне кое-что сказал. Мне необходимо знать, правда это или нет.
– Что именно? – Лиз явно нервничала.
– Он сказал мне, что вы с ним спали в Канкуне.
– Что? Нет! Никогда! – Мне показалось, что Элизабет сейчас плюнет.
– Поклянись.
– У меня в жизни было всего трое мужчин. Роберто среди них не числится. К тому же секс с мужчинами никогда не доставлял мне особого удовольствия.
– Но я знаю, он был в тебя влюблен. – Я рассмеялась.
– Ну и дамочки – ведут такие разговоры в больнице.
– Особы, достойные Джерри Спрингера.[169]169
Джерри Спрингер – американский экс-политик, создавший собственное телешоу, где достоянием зрителей становятся семейные драки и склоки
[Закрыть]
Я невольно рассмеялась еще веселее. И совсем не испытывала злости. Онемела. Ее улыбка электризовала. Как в кинофильмах, когда все оборачивается дурным сном. Вот и я надеялась, что проснусь и все переменится.
Я несколько минут смотрела в окно и размышляла, откровенна ли со мной Лиз. Не обманывала ли меня все эти годы, утверждая, что она лесбиянка. Тогда моя подруга – отличная лгунья. Но теперь мне стало все равно. Уж лучше пусть переспал бы с ней, чем с другой женщиной. А так – влюбился в лесбиянку! Почти смешно. Ну не дурдом ли? Я почти не сердилась, как можно было бы ожидать. Говорят, боль лечит. Но я только развеселилась.
– Знаешь что… – наконец проговорила я, стараясь развеять мрачность и вернуть нас из безумия в нормальную жизнь.
– Что?
– Я скажу тебе, что больше всего меня ранит.
– Что?
Я улыбнулась:
– То, что тебя никогда даже чуточку не тянуло ко мне. Неужели тут не на что клюнуть? Я же совершенна. А ты сказала, что тебя ко мне не влечет.
– Что?
– Ну, не глупо ли? У меня такое чувство, что я отвергнута.
Лиз осторожно улыбнулась:
– Ну что ты… Я ничего подобного не говорила. Были случаи… Иногда я находила тебя очень привлекательной.
– Когда?
– Несколько раз…
– Например?
– Тогда, в «Гиллиане». В первый вечер.
– В «Гиллиане»?
– Я любовалась тобой в оранжевом свете. На тебе было длинное черное кожаное пальто и школьные бантики в волосах. Мне захотелось поцеловать тебя.
– И в чем же дело?
– С ума сошла?
– Так почему же не поцеловала?
– Знала, что ты нормальная. И не хотела, чтобы Ребекку хватил удар.
– Когда еще?
– В вечер нашего выпуска. Когда мы устроили вечеринку в квартире матери Уснейвис с отвратительной жареной едой. И чтобы убежать от жира и дыма, вышли проветриться на ветерке на пожарную площадку. Помнишь?
– Помню.
– Могу тебе точно сказать, что тогда на тебе было: клетчатые шорты и красная майка с жемчугом. Ты сняла кардиган, потому что вечер был очень жарким. И мне понравились твои белые мягкие плечи в ночи.
– Да, да, помню тот вечер.
– Мне так сильно захотелось поцеловать тебя.
– Так почему же не поцеловала?
– Ты была уже помолвлена с Роберто. Ты была нормальная. Я не хотела быть лесбиянкой. Стремилась тоже остаться нормальной. Изо всех сил боролась с собой. Вернулась домой и разревелась.
– И ничего не сказала мне?
– Не хотела тебя терять.
– Я нормальная любопытная девчонка. И знаешь, была бы не прочь попробовать. Колледж и все такое. Любая так поступила бы.
– Нет, – покачала головой Лиз, – не говори мне такие гнусности. С меня довольно нормальных любопытных женщин. Никто так хорошо не пялит, как нормальная любопытная женщина.
– А как теперь?
– Теперь?
– Тебя еще тянет ко мне? Да, кажется, что меня переехал грузовик, и никто не догадался принести мне косметичку. Но не такая уж я страшная. Наоборот, вполне миловидная для женщины с двумя детьми, женщины, которая только что потеряла ребенка и мужа. Как ты считаешь?
– Сара, пожалуйста, тебе надо поспать.
– Ты находишь меня сексуальной? Лиз посмотрела на меня с состраданием:
– Ты моя лучшая подруга. И ты либо одурманена лекарствами, либо очень устала. Либо то и другое.
– Но ты бы меня сделала? Вот что мне интересно. – Я скривилась в улыбке, и она наконец поняла, что я шучу. И спросила:
– Ты что, рехнулась, кубинка?
– И все-таки скажи: сделала бы меня со всеми моими синяками, при том что на нас смотрит эта социальная телка? Разве не приключение?
– Нет, – покачала головой Лиз. – Дерьмово выглядишь, Сара. Предпочитаю своих партнерш. Ничего нет соблазнительного в бабе, из которой мужик вышиб все потроха. И еще, тебе не помешало бы почистить зубы.
Мы рассмеялись.
Элисон увидела, что мы развеселились, и заворковала:
– Оставляю вас вдвоем, дамы. Хорошо, когда есть кому поднять настроение. На то и нужны подруги.
– Отлично, – сказала я ей по-английски. – Увидимся, Элисон. – И добавила по-испански: – Выметайся отсюда, дурно одетая сучонка.
Лиз удивленно покосилась на меня – я почти никогда не ругаюсь. А потом забралась на больничную кровать. Она такая худенькая, что ее почти тут и не было. Лиз просидела со мной до утра. И не было ничего сексуального в том, как мы обнимались, шутили и смотрели самые поздние передачи, хотя я не отрицаю, пару раз мне хотелось поцеловать ее под ночное шоу Джей Лено, чтобы просто испытать, каково это. Наверное, похоже на морфий.
Лиз не уходила от меня до рассвета.
РЕБЕККА
Стоит ли огорчаться из-за того, что мой новый летний каталог «Виктория-сикрет» нравится больше моему новому дружку, чем мне? Я нашла его третьего дня в ванной – растрепанный, с загнутыми уголками на страницах. А ведь еще только май! Почему и мужчины, и женщины склонны рассматривать женское тело? Меня тошнит от сисек и задниц.
Из колонки «Моя жизнь» Лорен Фернандес
Андре забрал меня из моего нового особняка. В выходные я переезжала. А потом взяла на работе три свободных дня, чтобы отправиться вместе с ним. Решение приняла под настроение, чего давным-давно со мной не случалось. Но при этом ударилась в панику – испугалась, что некому будет руководить журналом. Андре убедил меня, что несколько часов «Элла» без меня выживет. А он – нет.
На этот раз Андре сам вел свой огромный белый с бежевым «лексус». На нем были джинсы. Я еще ни разу не видела его в джинсах. Они так ему шли, что мое сердце замерло. К джинсам он надел стильные черные туфли, тонкий бежевый свитер и черную кожаную куртку. Отличный ансамбль для поездки в Мэн. А на мне были брюки цвета хаки с черными туфлями без каблуков, бледно-розовый свитер и черный вязаный пиджак. Снова как отражение в зеркале. Я взяла с собой несколько длинных фланелевых ночных рубашек и соблазнительное белье, которое до сих пор не надевала. Никак не могла решить, что у нас получится за путешествие. Но лелеяла определенные надежды.
– Потрясающе выглядишь! – Андре дружески чмокнул меня в щеку.
Что это – коричная жевательная резинка? От него приятно пахло. А какая улыбка! Мне нестерпимо захотелось затащить его в дом и сорвать одежду. Но я не сделала этого. Вежливо обняла и, сходя с крутого крыльца, оперлась о его руку. Андре нес мой чемодан, открыл пассажирскую дверцу, помог мне сесть в машину, а сам уложил чемодан в багажник. «Лексус» внутри пах так же, как и его хозяин, – чисто и чуть терпко. Такие предвкушения я ощущала только девчонкой в сочельник.
Утром в будний день движение было небольшим. Вскоре мы выбрались из города на шоссе 95 и под чувственные звуки компакт-диска понеслись на север. Текст песни звучал на языке, которого я раньше не слышала.
– Кто это? – спросила я.
– Нигерийская певица Ониека Онвену, – ответил Андре.
– Очень приятная.
– Да. И очень решительная. Недавно устроила голодовку, потому что ей не заплатили гонорар.
– Фантастика! Ты понимаешь слова?
– Конечно.
– Это на ярубу?
– Да, – улыбнулся Андре. – Ты сегодня так и сыплешь вопросами.
Смущенная тем, что ничего не знаю о том месте, где он родился, я проделала небольшое исследование и почитала о Нигерии. Но ему это незачем знать.
– А два других языка? – Вопрос был риторическим. – Ибо и хауса?
Андре рассмеялся и исправил мое произношение.
– Я смотрю, ты получилась.
– Немного.
За окном мелькал пышный зеленый пейзаж. Мы непринужденно болтали о том о сем – не умолкали до Са-лема и Топсфилда. И только неподалеку от Эймсбери на минуту притихли, чтобы полюбоваться великолепным видом с моста. Время как будто остановилось. Но вдруг мы оказались перед развилкой 495, в нескольких минутах езды от «Ред мейпл инн», где предлагали ночлег и завтрак. Этой гостиницей владел приятель Андре из Англии.
– Замечательные люди Терри и Линн, – заметил Андре, направляя «лексус» в просеку. – Занимались сначала компьютерами, но погорели на этом деле. Тогда Терри забрал свои деньги – он давно мечтал о таком маленьком местечке в лесах Новой Англии.
Гостиница представляла собой большую викторианскую усадьбу – желтый дом с красной и синей отделкой. Перед ним раскинулся центральный сад; на лужайках, вдоль дорожек, уютно стояли скамейки. В них отдыхали несколько человек. Одни читали, другие мирно беседовали за чашкой чая.
– Очень мило, – заметила я, поймав себя на том, что перенимаю у Андре манеру говорить. Я очень редко употребляю слово «мило» – оно скорее британское, чем американское.
– В саду они делают все сами, – объяснил Андре, направляя автомобиль к красному амбару. – Линн знает толк в растениях.
К машине, осклабившись, подбежал добродушный золотистый ретривер.
– Пришес! – позвал его Андре. – Пришес, ко мне! Я вышла из машины. Воздух показался мне немного прохладнее, но чище, чем в Бостоне. Я глубоко вздохнула. Небо поражало голубизной. Андре и Пришес присоединились ко мне. Брэд не любил животных. Если честно, он ненавидел их. Андре обнял меня за плечи, ретривер обнюхал мои ноги. Я услышала стук и подняла голову – из дверей главного дома показалась улыбающаяся пара.
– Андре! – воскликнул мужчина. Что-то больно молод для пенсионера. Я представляла себе человека лет шестидесяти пяти. Но Тери и Линн оказались моими сверстниками, симпатичными и по-английски спокойными.
– Как поживаешь? – спросил Андре мужчина.
– Как поживаешь? – откликнулся тот. Такое уж у них приветствие.
Пес возбудился и залаял. Линн хлопнула в ладоши и приказала:
– Тихо, Пришес! Пошел в дом!
Собака неохотно повиновалась. Женщина вытерла о джинсы ладонь и протянула мне руку:
– Я Линн.
– Ребекка, – ответила я. – Рада познакомиться.
– Добро пожаловать в «Ред мейпл».
– Спасибо.
– Я Терри, – представился мужчина. – Хорошо, что выбрались. Как доехали?
– Прекрасно.
– Вот с этим шофером? – пошутил он. – Ну, проходите.
– Андре впервые привозит сюда девочку. – Линн, поддразнивая, пихнула его в бок, и мы все четверо направились к дому.
– Обычно приезжает с мальчиками, – сострил Терри.
– Не обращай на них внимания, – улыбнулся Андре. – Они считают, что очень остроумны.
Я улыбнулась и вошла в вестибюль. Дом был весело украшен в деревенском стиле, отчего у меня стало радостно на душе. Свежие цветы стояли в простых стаканах и кувшинах на множестве старинных столиков. Повсюду ощущался растительный мотив. На полу лежали яркие солнечные пятна. Кое-где растянулись несколько кошек.
– Очаровательно, – проговорила я. Опять слово не из моего лексикона.
Терри взял наши пиджаки и повесил в шкаф в вестибюле. Затем отвел в просторное помещение сельской кухни.
– Понимаю, вы предпочли бы просидеть и проболтать до вечера, – подмигнул он Андре. – Но к сожалению, у нас с Линн дела. Сейчас дадим вам ключи, а встретимся позднее. Скорее всего после ужина. Ваш номер льняной, как ты и просил. Очень уединенный.
– Никогда не видела Андре таким влюбленным, – прошептала мне Линн. – Мы понимаем, когда следует убраться с дороги. – Я не нашлась что ответить.
Хозяева исчезли так же неожиданно, как и появились, оставив меня и Андре со связкой ключей.
– Они нечто, – покачал он головой. – Никогда не встречал таких же.
– Симпатичные, – согласилась я. – И очень прямодушные.
– Ну что, пойдем? – спросил Андре.
– Показывай дорогу.
Мы вышли через заднюю дверь, миновали еще один очаровательный садик (заметили, снова такое слово?) и по петляющей через лесок тропинке приблизились к скромному уединенному дому над прудом. Настоящий кукольный домик со ставнями и дверью.
– Как здорово!
– Я так и думал, что тебе понравится.
Льняной дом стоял на отшибе – рядом никаких других строений. Внутри – гостиная, кухня и просторная спальня с огромной, покрытой пледом в красную и синюю клетку кроватью. В окнах простые деревянные рамы; крашеный дощатый пол утепляли вязаные половики. Клетчатые шторы и занавеси украшал сочный яблочный мотив. А стены были обиты тем, что показалось мне современным воспроизведением рисунка девятнадцатого века. Мило и необычно. Кукольный домик, который построили люди с деньгами, вкусом и богатым воображением.
– Пойду принесу наши чемоданы, – сказал Андре. – Располагайся.
Я упала в кресло-качалку и почувствовала, как напряжение покидает тело – вздох за восхитительным вздохом. Незаметно отодвинув клетчатую штору, я наблюдала, как Андре идет по лужайке к главному дому, и любовалась его обтянутым джинсами задом. Сколько же в нем грации! Я представила его на себе и задохнулась.
Вскоре Андре вернулся с чемоданами, поставил их в спальне, сел на кровать и посмотрел на меня.
– Ну вот… – начал он. Заметив в его глазах голод, я смутилась. Меня радовало его чувство, но вместе с тем я растерялась. Слишком долго у меня никого не было, и я не знала, как себя вести, – боялась пошевелиться. Вот сейчас двинусь и что-нибудь переверну или опрокину. Я ощущала себя неуклюжей. – Ну вот… – повторил Андре. – Все очень красиво. Умеют же они работать.
Он молчал и смотрел на меня.
– Обивка и полы великолепны, – пробормотала я. – Они сделали все это сами или нанимали дизайнера? Моя подруга Сара – дизайнер. Теперь ей придется самой зарабатывать на жизнь, и она подумывает открыть дизайнерскую фирму. По-моему, это великолепная идея. – Андре сцепил пальцы, улыбался и молча смотрел на меня. А я, не зная, что делать, продолжала говорить: – Я хочу ей всячески помогать. Она очень нуждается в поддержке. Мы все, ее институтские подруги, стоим за Сару. Думаем, как организовать ее дело. Пока она лежала в больнице, написали бизнес-план, чем очень удивили ее, сняли помещение в Ньютоне.
Андре по-прежнему не отвечал, но его, кажется, подмывало рассмеяться. Я умолкла.
– Иди сюда. – Он похлопал ладонью по кровати рядом с собой.
– Не знаю. – Я пожала плечами, как несмышленая девчонка, и почувствовала себя идиоткой.
– Знаешь. Поэтому тебя и прорвало. – Он прижал палец к губам. – Тсс… Молчи и слушай лес.
Я притихла. Сидела и слушала птиц, ветер и шелест листьев. За окном вода тихо плескалась о берег пруда. Андре поманил меня к себе. Я затрясла головой, сцепила руки, крепко сжала колени и начала нервно раскачиваться в кресле. Не так я представляла себе этот момент, когда миллион раз думала о нем. Я воображала себя знойной кошечкой. Представляла, как бросаюсь на него, облизываю. На мне сексуальное белье, а не обычные белые бюстгальтер и трусики, как сейчас. Андре встал и, улыбаясь, направился ко мне.
– Ты слышишь? – Он обошел мое кресло.
– Что?
– Ветер. – Андре закрыл все ставни и двери в доме, опустил шторы.
– Да.
– А здесь так спокойно. – Теперь он стоял передо мной.
– Да.
– Слишком спокойно. Я хочу услышать биение твоего сердца.
– Биение моего сердца?
– Иди сюда. – Андре схватил меня за руки и поднял с кресла.
– Пойдем по магазинам или придумаем что-то еще? – Я совсем разнервничалась.
– Позже. – Андре подвел меня к кровати, усадил и сам сел рядом. Я не могла поднять на него глаза – слишком испугалась. Он потрогал мое запястье, нащупал пульс. – Частый. Просто бешеный.
Я вспотела. Не хотела – так получилось. Андре выпустил мои руки, вышел на кухню и вскоре вернулся с бутылкой шампанского и двумя узкими высокими бокалами.
– Нет! – Я снова села в кресло, как наказанная школьница.
– Да! – настаивал он. – Тебе нужно.
– Зачем?
Андре рассмеялся.
– Честно говоря, мне тоже, – признался он, подавая мне бокал. – За Мэн. За нас.
Мы чокнулись, и я сделала маленький глоток. Я думала о Брэде, о родителях, обо всем, что сказала мне Лорен. Я больше не хотела оставаться такой, как была. Совсем не хотела.
Я выпила все и попросила еще.
Солнце садилось, и в комнату проникали его золотистые отблески. Спиртное разливалось по телу, и наконец кваканье лягушек в пруду показалось песней души.
– Теперь лучше? – спросил Андре.
– Да.
– Сядешь возле меня?
– Да. – Я перешла на кровать.
Он придвинулся и нежно поцеловал меня с закрытыми глазами. В губы, в щеки, в шею, снова в губы. Тихонько. Его губы были полными и мягкими, лицо чисто выбритым. Ничего похожего на наши поцелуи с Брэдом: его запах оскорблял меня, щетина царапала. А запах Андре я могла бы вдыхать всю жизнь и никогда не устала бы. Куснув его за нижнюю губу, я почувствовала, что он улыбнулся.
– Так-то лучше.
Я отстранилась. Замечательное чувство. Но я хотела, чтобы все случилось так, как я представляла себе. Шампанское согрело меня и придало уверенности, которой не хватало несколько мгновений назад.
– Подожди минутку, – попросила я. – Хочу переодеться.
– Зачем? Ты и так выглядишь прекрасно.
– Хочу кое-что надеть. – Я высвободилась из его объятий. Андре захныкал, стал цепляться за меня, но я выскользнула. Он опрокинулся на кровать и забил ногами как рассерженный мальчуган.
– Не видел таких несговорчивых. Словно в толстенной раковине.
Я отнесла свой чемодан в ванную и закрыла за собой дверь. Внутри было зеркало в полный рост. Я отыскала в чемодане красное белье. Но предстояло еще решиться. Тогда я открыла дверь, взяла свой бокал и допила шампанское до дна. Налила еще и снова осушила. Андре приподнялся на льняных подушках и с изумлением наблюдал за мной.
– Что это ты делаешь? – спросил он.
– То, о чем давно мечтала. – Слова прозвучали смешно. Почувствовав, что захмелела, я хихикнула. И снова закрыла задвижку. Сняла одежду и протерла салфеткой то, что требовало протирки. А затем вспомнила, что опрятность для Андре значила не много, не то что для меня. И от этого улыбнулась. Затем надела на грудь красный верх. Грудь у меня не слишком большая, но и не маленькая – размера «В». Но этот бюстгальтер превращал ее из «В» в «С» без всякой операции. Я натянула красные кружевные миниатюрные трусики. Узрей моя мамочка то, что сейчас отражалось в зеркале, ее хватил бы инфаркт. Я села на край ванны, опоры которой напоминали когтистые лапы. Надела красный пояс – сначала одна нога, затем другая – и пристегнула застежки. Нашла красные туфли на высоченных шпильках и втиснула в них ступни. Теперь я выглядела отлично. Как модель на обложке журнала, только груди немного меньше. Никакого жира, но линии тела округлые. Здоровая, сексапильная женщина. Опыт был не только плотским – я никогда не видела себя такой и понравилась себе. Но еще вопрос: посмею ли я предстать в таком виде перед Андре – пусть даже шампанское бурлит в моих жилах? Я почистила зубы, воспользовалась дезодорантом и духами, но все еще не обрела уверенности.
