Текст книги "Эротическая сказка, или московская Психея (СИ)"

Автор книги: Алиса Майкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Майкова Алиса Николаевна
Эротическая сказка, или московская Психея

Жила-была у нас в микрорайоне Чертыпханово столичного города не слишком молодая женщина Елена Валентиновна по фамилии Снег. И была она некрасива и толста, как лягушка с большим животом. И даже глаз за очками не разглядеть было – так, одни буравчики!

И от ентой своей некрасивости стала злой и лживой, потому как никого не любила на всём белом свете. Даже собак с кошками не любила, не говоря уже о небе и деревьях, – ими ведь тоже можно любоваться.

А она никем не любовалась на этом свете, значит, совсем бесполезною была! Даже нежности ни к кому не чувствовала! А это уже совсем беда.

Все люди и события, всё окружающее было ей чужое и неинтересное. И часто ей было скучно жить, и злость одолевала, что не додали ей денег и благополучия.

Секса она опасалась, да и толком не знала, как его организовать, а поесть вкусно не отказывалась. Хотя по ресторанам не ходила, потому что зарплата не позволяла.

Работала в поликлинике медсестрой – уколы ставила в процедурном кабинете и дурью маялась – развлекалась иногда : кому побольнее, а кому полегче укол сделает.

Иногда на свои блестящие длинные ногти с маникюром посмотрит – вроде и счастлива: "Ни у кого таких нет!"

Обстоятельства на работе так сложились или в семье воспиталась она такой стервой несчастною – то неведомо. Хотя чего греха таить – всё от родителей нам дано: и уродство и красота, и храм и срам. А только без нежности да радости к ближнему своему человеком не быть! Так только – влачить жалкое существование потребителя и функционера.

Кто сам без таланта, тому и в других таланта не понять.

Работала, как было сказано, Снег медсестрой во взрослой поликлинике, но не в простой районной, а как бы в особенной – федерального подчинения. А в таких местах посетителей немного, но и зарплаты тоже маленькие. А где зарплаты маленькие, там и работы нет – одна суета начальственная да грызня.

Пришла к ней как-то одна обеспеченная дама уколы делать и стала корить-выговаривать: мол, вы мне в прошлый раз укол сделали так больно, что синяк образовался!

Посмотрела на неё Снег равнодушно, на синяк её взглянула и усмехнулась – у больной попа такая огромная да жирная, что синяк ентот надо с биноклем искать.

И такая эта мадама была вся расфуфыренная, в кольцах золотых и браслетах бриллиантовых, что проснулась моментально у Елены Снег классовая ненависть, а это будет посильнее, чем у боксёров на ринге, но сдерживается медсестра и говорит.

– Ну, больная, готовьтесь к уколу!

– Я готова, только вы уж поаккуратнее.

– Ну, снимайте ваши дорогие колготки...

И забоярила опять она "госпоже-сударыне" такой укол, что та взвыла от боли и как есть неодетая побежала к главврачу Зурабу Варгеновичу Елбандяну жаловаться, наводя ужас на встречных и поперечных по всей поликлинике.

Главный по федеральной поликлинике вызвал медсестру к себе и говорит при уколотой, строго так.

– Что же ты, Елена...немудр-ё-ная! Делаешь больно и без того больным гражданам!

– Как могу, так и делаю! Всё по инструкции! Я же не виновата, что дамочка такая слабая да квёлая!

– Как вы смеете меня "квёлой" оскорблять! У меня муж бизнесмен, а дочь у мэра сидит!

– Вот и хорошо, – ответствует Снег. – Есть кому утешить! А у меня дома только телевизор и стиральная машина в собеседниках... Скажите спасибо, что я шприц новый взяла, а могла бы и уже использованным вам чего-нибудь нехорошее занести! За-ради экономии! А я, как дура, всё по инструкции: одному больному – один шприц!

У буржуйки прямо челюсть отвисла и глаза блюдцами округлились.

– Так вы меня ещё и заразить хочите?

– Не "хочите", а "хотите". Приезжают в столицу от навоза и в русский язык мусорят. Короче. Всё делала по инструкции – ничего личного.

Тетка онемела от ужаса перед таким формализмом. А главврач решил ситуацию не накалять, потому как больше всего боялся огласки этой неразрешимой конфронтации между больными и медперсоналом во вверенной ему поликлинике федерального подчинения.

– Понятно!

Солидно так произнес Елбандян и добавил:

– Ты иди, Лена Снег, работай аккуратно по графику!... В инструкции ведь про "больно" ничего не написано – вот и колют как хотят! Волюнтаристы!...Но ничего... Я ей выговор влеплю, дамочка! Я ей ...премию сокращу...– утешил скандалистку главный, вздохнув тяжко.

С тем и ушла Елена на рабочее место – с гордо поднятой головой. За такие зарплаты пусть только грешники в аду да фантики на фабрике стараются! Пусть на такие деньги овощи колосятся да фрукты потеют!

Нет у рядового персонала никакой материальной заинтересованности ишачить на богатое начальство – хоть убей! Раньше из-за идеи о всеобщем Равенстве терпели малую зарплату, а теперь в эпоху дикой Конкуренции терпеть стало невмочь.

Поэтому-то и не боялась никого наша бедная Снег – не было у неё конкурентов на рабочем месте. Кто ж за такую милостыню добровольно пойдет на рабочую каторгу?!

Главврачей-то хоть пруд пруди – всегда кто-нибудь на их место метит да завидует, а медсёстры требуются в каждом медицинском углу.

– Ничего мне никто и не сделает! Как хочу – так и колю. А хочешь нежности – так плати по-нормальному!

Снег не стеснялась брать взятки шоколадками или десятками.

Какой-то злодей так всю систему медицинскую устроил, что простому медику все равно: работай или не работай, а только копейку и получишь в федеральном учреждении! Есть, конечно, люди совестливые и хорошие, но хорошо кушать-то всем хочется.

Вот и остается только с больных деньги вымогать: я тебе укол без боли, а ты мне – сотенку в карман за курс лечения. Я тебе – операцию под наркозом, а ты мне – полста штук в конверте.

И каждый раз у больных "взыграет ретивое" – нервы, возмущение и попрание. Но платят ведь мимо кассы!

Сколько же нервной энергии ушло в межзвёздное пространство из-за какой– то ерунды – укола в ягодицу! Но если бы Снег укол небольно сделала, так и тетка бы её не заметила, и не было бы ярких эмоций у обеих.

А чего тут поделаешь? Не мы такие – Жизнь такая.

Мир так до нас устроили. А мы что же – терпим да молимся. Кто стерпит по привычке – тому и дальше терпеть-болеть, а кто поскандалит – тому и привилегии.

Для того и начальство поставлено, чтобы понимать – кому в очередь, а кому сразу на процедуру. Разбираться в людях для использования их в своих личных целях – это целая чиновничья наука.

Руководить, конечно, не самому родить, а только для организации любого процесса надо талант такой иметь – организаторский. Но не каждому он дан, да каждый мнит себя начальником.

Путаются люди и не свои места в жизни занимают, от этого все и страдают.

Всё уже до нас кем-то скроено да устроено!

Дама к Елене больше не возвращалась. Но девичьи нервы болели, а душа страдала от несправедливости – не на ком теперь было эксперименты ставить по выяснению болезненных зон!

Снег огорчилась, потому как надо было другую жертву искать среди уколистов для исследований. А уж как подходящ был дамочкин зад для экспериментальных «наноуколов».

Любила, оказывается, по-своему наша медсестра свою профессию – людям что-нибудь вкалывать! Экспериментировать с телом! Нравилось ей чужую плоть жалить, прямо как мушкетёру маньячному. А может, мстила она так больным за всех обделенных федмедработников.

Долго ли – коротко ли, а только её внимание остановилось на дедульке, которому уже месяц Снег что-нибудь да вводила: то витамины, то антибиотики, то ещё какое-нибудь противоспалительное!

Как-то опять пришел к ней днём в процедурный кабинет. " Неймётся этим старикашкам! – подумала Елена, всаживая иглу по самое не горюй в сморщенное седалище. – Хоть бы крякнул! Старый маразматик!"

Но дедок только "спасибо " сказал, да и пошёл штаны одевать. Поскольку работала Елена посменно, то стала замечать, что меньше у неё уколистов стало: "Вот и хорошо, пусть за меня сменщица Зинка отдувается! Всё равно зарплата одинаковая".

И вроде свободного времени больше стало, а радости нету, ещё сильнее загрустила она от вынужденного минимализма, хоть горькую пей... Горька вода, а примет её дурак – и пройдёт беда. Для того и пьём-давимся, чтобы не думать ни о чем: мозги туманим да вытравливаем.

Прошла неделя. Сидит в квартире Снег, по телику сериал смотрит, а тошно. "Вроде и работы немного, а скучно,– подумала вдруг в кои-то веки и не на рабочем месте. – Сейчас пойду и наемся колбасы докторской! Пивасиком залью печаль– тоску..."

А колбасы-то в холодильнике и не оказалось! И пиво кончилось. Вот горе!

ЭТО ТАК КАЖЕТСЯ, ЧТО НАМ РАБОТЫ НЕ НАДО, а она нам по натуре потребна. Без работы человек, что лист осенний – засыхает да падает. Хорошо, чтобы работа человека не унижала, а самоуважение у него порождало, хоть и в денежной форме.

Ну, а у Снег кошелек опустел вместе с холодильником. И позавидовала Снег всем, кто получает больше неё. А таких людей вокруг немало: главврач, главмед, замглавного, замзамы, врачи и стоматологи – все получали раз в десять больше Елены. Их ещё и больные благодарили конфетами да деньжатами.

В обычных районных поликлиниках медсёстры тоже страдали, но не так, потому что им ещё Мэр доплачивал, а ихней федеральной поликлинике никто доплачивать не хотел.

– И за что же нам , федералам, такое наказанье?! ― роптала гражданка.

"Да будь на то моя воля – я бы целый день колола, больных этих! Только где ж их взять? Может, объявление в газету дать?" – вдруг задумалась о жизни медсестра.

"Колю недорого и стерильно".

Ну, подумала чуток да и заглохла, словно старый жигулёнок, потёрханный отечественными дорогами и буераками. Только ещё больше пристрастилась к телевизору, словно к родному. Сидит перед ящиком одинокая, глаза в голубой экран вперила как зомби бессознательная и жуёт сухарь завалящий.

И вот только попадая в голубой эфир, была она в гармонии и покое и не тошнило её от заскорузлого одиночества! А там, в голубом эфире жизнь бурлит как вода в унитазе! Посмотришь новости какие-нибудь про шоуменов или бандитов, то сразу все соседи в округе кажутся такими сволочами, словно во вражеском окопе в отдельном блиндаже затаился! Сиди тихонько на своих квадратных метрах, жуй курицу-гриль и думать не моги о совместной борьбе за свои права!

Обиженные всех стран объединяйтесь!

Пыталась Снег дружить с другими медичками, но не получилось: у кого семья, у кого любовь, у кого подработка на уме. И ничто не объединяло их со Снег, кроме денежной неопределенности. Но бунт в глубине её бессознательной души всё-таки затаился.

Как-то ночью проснулась и зарыдала.

– Господи! И почему я такая никому не нужная!?

А тут и аванс кстати подоспел. Вот опять сидит она как-то одна дома одна на восьмом этаже, смотрит в телевизор, поевши жареной картошки на сале, и так грустит за чашкой чая с кексом, что не в сказке сказать не пером описать. По телевизору супермоделей показывают, наряды модные, жизнь красивую да богатую.

"Бедная – я бедная, несчастная я – несчастная! И за что мне такая судьба скучная далась!? Ни любви нет, ни денег! Ложись и помирай! Что мне горемычной делать-то? А?" Спросила не пойми у кого, телевизор выключила и спать завалилась.

И снится ей сон, будто дедок, тот самый уколоман, ей и говорит: «Елена, ты глупая женщина! Страдаешь в одиночестве, а могла бы деньги лопатой грести!»

И так на неё посмотрел хитро, что от неожиданности Снег и проснулась.

На следующий день ждёт не дождётся, когда к ней дедок пожалует. Приходит тот уже к вечеру, здоровается и идёт за ширму штаны снимать. Заполнила дрожащими руками шприц витамином В и к заднице. Только вот задумалась, может, сделать ему укол без боли и крови? Сказано-сделано. А старик и говорит.

– Чтой-то вы, Леночка, сегодня не в форме! Как-то совсем и не заметил, укололи вы меня там, али нет!

– Так вам же лучше.

– Ах, душа моя! Мне лучше, когда побольнее!

И так смотрит на неё умильно да ласково. Смутилась Елена, а потом как будто её чёрт дёрнул, и говорит дедку.

– Я вам всё сделаю как скажете, только отблагодарите меня по-царски, а я уж для вас расстараюсь!

– Милая вы моя! Сами знаете, что старикам-то надобно.

– Что же? Зубные протезы?

– Ах, душа моя! Какая вы наивная!

– Слуховой аппарат импортный?

– А если подумать?

– Массаж тайский эротический? Нет? Ну, не знаю. Чего же вы хотите?

– Уважьте меня! Я для вас тоже кое-что сделаю.

Тут в дверь заглянул очередной больной.

– Вот что. Приходите ко мне домой после работы!

Дедок вмиг стал серьёзным и из штанов вытащил бумажку с адресом.

– Со щприцем приходить?– спросила Елена, застеснявшись.

– Зачем? А... Нет, конечно. Накрасьтесь только ярко! Выпендритесь!

Вечером нарядная Снег направилась по указанному адресу, сгорая от любопытства, что ей дедулька предложит. «Если интим, то только за большие деньги!»

Дом оказался новый, улучшенной планировки. Рябинки молодые, посаженные около подъезда, краснеют ягодками. А квартира аж на последнем восемнадцатом этаже. Долго ли коротко ли Елена в лифте ехала да похабные надписи на его стенках читала, а доехала до самого верха. Застыла перед указанной квартирой, и подумалось ей: "Чего я, дура, приперлась?!" Но вдруг дверь сама отворилась, и надо было входить.

Темно как-то вокруг стало, холодно, только в конце коридора свет показался.

Потолки высокие и мебель старинная. Видать, дедулька не бедствовал. Пошла по длинному коридору на свет. Сидел он в центре большой залы, за большим овальным столом . Перед ним на темной тяжёлой скатерти стояла грязная бутылка вина и два бокала.

–Ну, проходи, коли пришла, девица!

– А откуда вы в курсе, что я – девица?

– Да я давно за тобой наблюдаю. Почитай, уж целый месяц в вашей конторе уколы практикую. Ну, садись! Повезло тебе, касатка! Несказанно! Вот только мне надо одну вещь уточнить... Придется раздеться!

– Чего так сразу?

– А чё тянуть? Ты ведь понимаешь, не маленькая, что ежели мужчина зовёт женщину в гости, то не крестиком вышивать и в шахматы играть! Тем более, что я уже лет сто не вышиваю! Интернет поганый совсем мне голову заморочил... Так что, разоблачайся! Не тяни.

– Кто вас разберёт старых федералов. Я думала, ты бедный несчастный на стареньком диване коньки точишь – на тот свет готовишься. А ты вон...за бутылём отдыхаешь...

– Какое ваше поколение грубое! Лишённое романтики и обхождения...

– Какая романтика! Если медучилище кончила аж девять лет назад, а принца своего так и не нашла! Думала – придёт он ко мне укол делать, а я ему так вставлю, что влюбится сразу и замуж позовёт!... Ладно. Разденусь так и быть! Только музыку включи...

– Это можно.

И заиграла барабанная музыка. Да так громко и ритмично, что ноги сами вскочили и заплясали, а руки принялись кофточку расстёгивать. Вспомнила она, как в кинофильме заграничном за палку держатся и оголяются девицы бесстыжие. И что-то с ней случилось такое, что понравилось самой... И не стало никаких преград. И обнажилась Снег по самое не горюй.

Старик сначала внимательно и с улыбочкой наблюдал, а потом закрыл глаза и сказал:

– Ладно. Хватит. Нашёл я тебя, Катрин!

И задумался глубоко, ровно помер.

– Эй, дедушка! – завопила Елена. – Мне неловко голой-то!

– Тело твое мне подходит. Изгиб твоего бедра – как у моей незабвенной Катрин.

– А лицо?

– Лицо? Лик, личность, личина...Неважно. Да и зачем мне твое лицо? Это из другой епархии, для меня тело важно. Только тело. Твое мне подходит. Телесное – это мое воплощение красоты. Природа создает необычайные формы, но женское тело – это вершина творения. Только природа и Бог могли такое придумать. Я же кукловод, а не творец... А ты, касатка, вино пей!

И из бутылки вино само полилось в бокал. И голая женская рука потянулась за бокалом. И выпила Снег вино до дна, как в кино про красивую жизнь.

– Вкусное. Но непонятно, при чем тут мое тело. Не 60-90-60.

– Как это вульгарно! Дело не в сантиметрах, а в том, что я обожаю определенные пропорции. Эта моя прихоть, моя страсть. И началось это так давно, что тебя и в программе не было...Вот помню, стоим мы около Данцига..., и вдруг...А впрочем...иди ко мне!

Тут всё смешалось в голове Снег, упали её очки и разбились, и взвились её волосы вверх от силы неведомой, и понеслась куда-то во времени и пространстве, и почувствовала она свободу в себе и значимость происходящего.

А старикашка вдруг тоже стал двигаться вместе с ней. Его невыразительно лицо, смуглое и в морщинах, стало бесконечно меняться и молодеть: уже яркие голубые глаза смотрели на неё со страстью и почтением. А дальше тоже было как в кино, только стремительнее. Мир вокруг преобразился в невиданный интерьер: вместо потолка – чёрное звёздное небо, вместо стола – роскошная кровать, на её теле – нежнейшая шёлковая рубаха, а вместо старика – уже высокий сильный мужчина с культуристским уклоном в белой набедренной повязке, за спиной его выросли могучие крылья. Он обнимал её руками сильными, он обволакивал её словами нежными, и она растворялась в его желании. И такое невыразимое чувство блаженства и покорности охватило её, что перестала она вообще что-либо соображать и оценивать.

Долго ли времени прошло или коротко, не ведала. Только оказалась она опять около стола старинного и тяжелого в комнате с высоченными потолками и жарким огнем в огромном камине. А он лежал на кровати и смотрел нежно.

– Прикажи, моя красавица, и я сделаю для тебя всё, что пожелаешь!

Он упал на колени, склонил голову к её коленям. Снег совсем смутилась, а потом внезапно оттолкнула мужика от себя и расхохоталась.

– О-о! Такой ты мне гораздо больше нравишься, Катрин.

– Я не Катрин...

Он только слегка улыбнулся.

– Это неважно. И потом опять целовал её так долго и сладко, что впервые в жизни почувствовала она себя столь прекрасной и значимой. Опять играла небесная музыка, опять пила она вино из бокала.

Вдруг в её руках оказалась шпага. И давай она мужика шутливо колоть в места разные, как фехтовальщик закадычный. Тот только счастливо хохочет, уворачивается да приговаривает : «Так-так. Гут-гут! Зер гут!»

"Что же я творю, дура! – пронеслось в голове.– А ВДРУГ УЙДЁТ!......

Все мы как игрушки в руках кукольника – не разберёшь, что сам делаешь, а что по воле неведомых сил! Но он не ушёл желанный, а вдруг с силой вырвал шпагу, заломил девушке руки за спину, страстно и грубо сорвал с неё рубаху, толкнул на ложе. И опять понеслось все к наслаждению неведомому! Она с невиданной доселе страстью целовала его, а он её. И по всякому её вертел и обнимал, сладострастно мял её нежное тело. Сначала Снег кокетливо пыталась сопротивляться, потом ей стало больно до крика и сладко.

У демона вдруг распахнулись огромные крылья за спиной, а лицо ещё более посмуглело и опять состарилось. И тихо стало и жутко. Он закрыл глаза и шептал на каком-то языке непонятные слова. Потом бурлило вокруг них сиреневое пространство, и огни то мерцали, то вспыхивали и гасли. Тело Снег стало необычайно гибким и прекрасным, но усталым. Счастье и радость испытывала она невыносимую. В голове, или вовне, проносились образы невиданной красоты и уродства, то ослепительные, то пугающие. Она почувствовала себя частицей какого-то иного мира, чего-то грандиозного и немыслимого. И она была нужна демону Страсти – это переживание вдохновляло и мучило. Наслаждение тела было настолько сильным, что она потеряла сознание.

"Да за такое можно и жизнь отдать – все 29 лет", – последнее, что пронеслось в голове у Снег. Так наша медсестра в одночасье приобщилась к тайнам мирозданья.

В одночасье отрешилась она от своей былой сущности и осознала, что её тело может приносить невыразимое удовольствие не только возлюбленному демону Страсти, но и ей.

Короче, не в сказке сказать, не пером описать! Но не только телесное во власти Демона Страсти. Только он заставляет женщину забыть обо всём на свете и переживать сильные чувства, потому что такова его природа – разнообразие и постоянство, опыт и новизна. Морщины подчеркивают глубину и силу его взгляда. И когда он захочет, никто из людей не способен к сопротивлению. И жизнь сразу несётся стремительным и разрушительным потоком, сметая старое и жалкое существование.

Внешняя картина их события переменилась: ночь и свет мирозданья сменились белой беседкой у вечернего тихого озера, рубаха вдруг превратилась в старинное пышное платье. Потом они оказались обнаженные на берегу моря, и нежность морской пены щекотала ступни её ног, обнаженный живот и грудь.

Она вдруг почувствовала несказанную грусть и слезы полились по щекам. В голове медсестры возникали мысли и образы удивительные и ранее не доступные – частичка его мира все-таки перешла к ней. Он что-то говорил ей на незнакомом языке, она смеялась и, кажется, понимала его. И опять волны сладчайшей музыки понесли их куда-то. Всё слилось в бесконечную судорогу счастья.

И кружились золотые вихри вокруг, и радовали, и согревали . И прошлая Снег растаяла и исчезла. А вместо жабы образовалось нечто: то ли красавица, то ли блудница, как будто сбросила свою лягушечью шкурку и вылупилась новая Елена.

В душе появился страх утраты. И поняла она, что близок конец. И безразлична стала её жизнь, и всё потерялось, кроме Демона Страсти.

Он-то её величал по-разному: то Катрин, то царица, богиня и т.д. Да хоть горшком назови! Разве в этом дело! Тело Елены болело и пело одновременно. Оно как будто совершенно изменилось.

То невероятный подъем чувствовала она, то усталость. Иногда блаженство восторга охватывало её, а иногда – пустота и оцепенение. Никогда она не ощущала себя столь нужной и яркой, словно звезда, потому что он желал её. Она хотела быть его частью, хотела наслаждаться его телом всегда.

– Мгновенье счастья и столетия ожидания – вот мой удел! – вдруг произнес демон печально, и новая морщинка появилась в уголке ярких губ. – Не только страсть, но и музыка – это мои стихии. Теперь, когда ты опалена моим Желанием, у тебя изменится жизнь, но и страдать будешь – такова твоя плата за счастье быть со мной...Уж сколько вас смертных было...А всё равно каждый раз новое. Время меняет мои обличья и окружающие обстоятельства: то звездочёт я, то фехтователь, то пират, то математик...Ты тоже разная – жрица, святая, служанка, королева, маркитантка...В этой смене масок, занятий, обстоятельств и впрямь есть свои прелести...С тобой вот стал больным стариком-номенклатурщиком...А ты дана мне в образе злой и пустой медсестры...Я помню тебя ещё в Греции, когда ты была жрицей Дионисия. Я был юн, а ты опытна и насмешлива...Теперь же всё наоборот...И ты всегда будешь разная, хотя тип один...И только эти встречи через века составляют счастье моей бессмертной жизни...

Нет ничего вечного под звёздным бархатным небом. И оказалось, что всё суета сует. Даже неутомимое море когда-нибудь стихает и превращается в недвижную сонную воду. И Елена Снег очнулась в комнате на стуле, а перед ней за пустым столом сидел уставший старик. Правда, одета она была опять в шелковую длинную рубашку.

– Ну что, милая! Довольна?– Он хитро улыбался.

Не знала, что сказать, медсестра, а только кивнула. Потом ответила.

– Уж замуж невтерпёж!... Хочешь – оформляться будем! Поселюсь у тебя в твоих хоромах и буду рабой твоей!

– Из нот пасыбл! Я одинок и не живу в браке с земными женщинами. Это был прекрасный порыв, но он завершился. Желание исчерпано. Прощай.

– Чего же теперь мне делать? Как жить? Тоска теперь домой-то идти! Замутил мозги девушке и на сторону?!

– Нечего мутить-то было...Пустота внутри была. .. У тебя тело знатное. Я ценю твой тип сложения – это мой рок, мое проклятье...Помню под Аустерлицем я встретил такую, как ты, в последний раз, пришлось изображать гвардейского офицера и играть на скрипке... И как я вас нахожу– одному Богу известно... Тебя-то я уколами взял... Теперь пришло время раздумий, и мне пора возвращаться к себе... И тебе пора...

– Пора, пора. Идти со двора?

– Иди, милая, так будет лучше.

– А как же мне теперь жить? Что же мне теперь – и без тебя и без денег?

Задумался Демон.

– Хорошо. Но тогда ты будешь помнить меня ...и очень долго...

– Мне теперь только жить этим и осталось, иначе подожгу всех от тоски...

И дал он ей монету необычную, сказав, чтобы она продала её, но только с одним условием: продашь богатому – к тебе опять вернётся. А если бедный человек за неё все деньги заплатит, то останется монета у него.

Стоило ей оказаться перед лифтом, как на ней опять оказалось её нарядное платье, а на плече сумочка. Двери лифта стремительно открылись-сомкнулись и понесли изменённые телеса Снег вниз.

Когда Елена вышла на улицу, то не сразу сообразила, какое время вокруг и где её стандартный дом.

Был теплый вечер, загорались уличные фонари. Идти пришлось недолго и весело, казалось, что все деревья и кусты шепчут:"Соблазн-соблазн".

И увидела вдруг Снег впервые за свою долгую скучную жизнь, как прекрасен может быть наступающий вечер в простом спальном районе. Разноцветные деревья что-то шептали яркоглазым фонарям, ветер ласкал всех, небо искрилось и манило. А луна печально завидовала влюбленным обитателям Земли.

Словно пелена спала с глаз медсестры: поняла она великую тайну мирозданья, как всё стремиться к наслажденью – и мимолетная сила Красоты мира вдруг открылась ей, и жалость с восхищением одновременно захватили её теперь чуткое сердце.

Никогда раньше не была душа столь эмоциональна и впечатлительна. Открыв дверь своей квартиры, она посмотрелась в зеркало и увидела новое красивое женское лицо своё – осунувшееся и похудевшее. И очки ей теперь не надобны стали – видела она всё прекрасно. Осмотрела тело и осталась довольна – ни жиру лишнего, ни прыща.

Вся стала смуглая и крепкая, словно год тяжко физкультурой отзанималась и в солярии жарилась! «Вот небылица-то! Одни годами себя диетой изводят и сигареты пачками скуривают, а мне за ночь любви такие превращения достались!»

Машинально Елена прошла на кухню, выпила воды и включила телевизор, но не смогла смотреть на фальшивую имитацию Жизни, а выключила ящик и пошла спать. И словно упала в Черную дыру – так измаялась!

Проснулась утром она от телефонного звонка. Звонила её сменщица Зинка.

– Ленка! Наконец-то. Что случилось-то? Заболела? Дозвониться до тебя уж неделю не могу! Почему на работу не выходишь?

– На какую работу?

– Ты чего, Снег? Сбрендила? "На какую работу" ?! В федеральную поликлинику!

– Да? А что уже пора?

– Ну, ты даёшь! Я тебя уже какой день заменяю! Сутками больных колю направо и налево! Оказалось, что Зинка без передыха Елену заменяет уже неделю.

Снег и побежала на работу, а там к ней уже главврач подваливает.

– И как изволишь понимать твои прогулы? Что за наглость по неделе себе выходных устраивать! И без всяких заявлений!

– Ну, что вы кричите, Зураб Варгенович! Лучше зовите меня Катрин.

И так подходит к нему вплотную и ну халат белый с себя стаскивать! Мужик онемел для начала, а потом задышал страстно и ну тоже брюки расстёгивать. В общем, совратила его Снег, прямо на поликлинической койке в процедурном кабинете.

И так разнузданно всё проделала, что главврач долго сидел без трусов, но в рубашке, и мотал лохматой головой в забытьи. Пришлось даже кабинет запирать на ключ, чтобы никто его в таком виде не застал. А Снег хоть бы хны. Только шприцы одноразовые достала да салфетки стерильные разложила.

"Нет, не демон это мой", – подумала медсестра, когда главврач наконец ушёл.

С тех пор Елбандян зачастил на уколы к Елене Снег, премии ей выписал, и вообще – стал продвигать в главные медсёстры на зависть Зинке и другим медработникам.

Но всё равно тосковала она сильно – ночами во сне опять былое переживала, а по утрам так и вовсе страдала, даже бутерброд с брауншвейгской колбасой осилить не могла, с собой забирала на работу, похудела ещё больше.

И вот, как-то через месяц Елена опять пошла к старику-демону на квартиру, а этажа этого и нет. Дом есть, а восемнадцатого этажа нет! Везёт лифт её только до семнадцатого и всё! Ни коридора, ни двери – ничего от демона Страсти не осталось!

Но Снег на этом не успокоилась. Случилось с нею наваждение: каждый больной мужчина в дееспособном состоянии, кто попадал к ней на уколы, возбуждал в ней желание и тут же становился её сексуальным партнёром! Прямо дом свиданий образовался, а не процедурный кабинет!

И молодым и старым больным прямо-таки не стало от неё никакого покою! Кто ни придёт в федеральную поликлинику колоться: хоть немощный больной пневмонией, хоть еле передвигающий ноги радикулитник, хоть зрелый мужчина в сетях авитаминоза – все мужские особи тут же в её сети и попадали!

А как тут устоять, когда Снег выглядит на рабочем месте, словно порнозвезда из журнала похабного! Вместо белой шапочки кружевную косынку носить стала, черные туфли на каблуках напялила. А уж какой обтягивающий шелковый халат на молнии добыла, что не в сказке сказать, не пером описать! А уж ходит так попроцедурному, что слюнки текут у бессознательных мужественных пациентов.

А уж позу со шприцем такую примет, что хоть сейчас на обложку журнала "Плюй-бой"!

Больной мужик-то и так слабый да квёлый, его длинными ногами в ажурных чулках только и хватать – сразу теряется и сдается! Его обнажёнкой вмиг так сшибает, что дальше можно и не стараться особо!

И откуда же силы у этих больных брались!? И каким Макаром всё необходимое восставало и действовало? Загадка человеческой природы!

Господи! Какие вдруг просыпались силы недюжинные и страсти кипучие в измотанных микробами и болячками телесах!? Так что забывались все хвори да горе!

Слаб человек! Не может противиться инстинкту первобытному, когда перед ним женский образ живой и соблазнительный, словно с картинки журнальной. Его не только глазами пожирать можно, но и на ощупь всё срабатывает.

В таком разрезе, очередь на уколы затягивалась непомерно.

Сидит иная занемогшая тётушка в коридоре на уколы час и не поймёт – почему это мужик никак из процедурного кабинета не выходит? Чего ему там такое длительное забояривают? Долго ли коротко ли время течет, а тут уколотый наконец и выползет из-за двери, от Снег. И такой довольный до изнеможения да счастливый, будто в баньке попарился! Конечно, зависть берёт больную и любопытство.

Но шила в мешке не утаишь! И вирус в телефоне когда-то проявится, и коррупционер рано или поздно наскочит на честного безопасника, и строителю надоест лепить-воять халтуру многоэтажную, и судье корыстному стыдно станет судить невиновного, и кишечная палочка рано или поздно потребует стремительного выхода из организма – нет ничего тайного, что не стало бы явным.

Весь женский медперсонал каким-то образом узнал о проделках Снег в федеральной поликлинике и осерчал на такую эротизацию медуслуг. В общем, пошла у Елены жизнь сексуально и скандально событийная: в каждом больном мужского рода видела она поначалу своего демона, как тогда под звёздным небом, словно опять на той кровати с шикарными простынями оказывалась, но только со шприцем. И так всё явно ощущала, что... даже вкус вина того старинного на губах чувствовала.