Текст книги "Ян (не) для Янки"
Автор книги: Алиса Гордеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
Глава 3. Даяна
– Вот скажи мне, Яна, для чего будущему финансисту физкультура два раза в неделю? – недовольный голос Маши перемежается с тяжёлым прерывистым дыханием.
– Для здоровья, – бурчу в ответ, едва совладав с языком. В боку колет, а воздуха решительно не хватает.
– Оно и видно, – горестно усмехается Зайцева, продолжая уныло бежать вдоль стадиона. – Посмотри на нас: все потные, взмокшие, пыхтим как паровозы. Здоровье так и прёт!
– Да ладно, Маш, всего 5 кругов. Полезно же! – с долей иронии отстаиваю пользу спорта.
– Допустим! – кивает Маша. – Но почему мы ради здоровья надрываемся в поте лица, а парни в это время воздух пинают!
Она небрежно указывает в центр поля, где мужская половина нашей группы изображает из себя великих футболистов.
– Вот серьёзно! Присмотрись! – не отстаёт Зайцева. – Играют единицы. Остальные черепашьими шагами передвигаются по полю, делая вид, что устали. С чего?
– Не знаю, – пожимаю плечами, хватаясь за бок, и вместо созерцания парней пытаюсь вспомнить технику правильного дыхания, чтобы отпустило. Я не бегала очень давно, да и вообще после аварии дружба со спортом у меня не ладится.
– Им ещё ума хватило Зюзю на ворота поставить. Вот умора! Смотри-смотри, – позабыв про усталость, Маша прекращает бег и дёргает меня за руку, привлекая внимание к полю. – Эта рыжая каланча мяча боится как огня!
– Да скажите ему уже кто-нибудь: мяч ловить надо, а не прятаться от него! – горланит во всеуслышание, а потом чуть тише обращается ко мне:
– Нет, ты это видела, Ян?
Эмоции Маши и вынужденная остановка дают возможность немного отдышаться.
– Ну подумаешь, сгруппировался, – смеюсь, глядя, как Зюзев при виде летящего в ворота мяча закрывает руками голову, сгибаясь при этом в три погибели. – Ничего ты, Машка, не понимаешь: там у него самое ценное – мозги!
Вместо того чтобы заработать зачёт автоматом, мы глупо хихикаем над горе-футболистами, нещадно отставая от остальных девчонок из группы.
– Маш, а с кем наши играют?
Среди парней замечаю много новых лиц, которых ни вчера, ни сегодня на первых парах не видела.
– Это «управленцы», вроде, – сосредоточенно скользит взглядом Зайцева. – Да, точно. Второкурсники, как и мы.
Боль в боку немного стихла, а спина Кати Фоминой, нашей необъятной старосты, что бежала последней, скрылась из вида. Хочу намекнуть Маше, что пора бы вернуться к изнуряющему бегу, но совершенно случайно натыкаюсь взглядом на парня в воротах команды-противника. Рослый, подкаченный, статный. С дерзкой улыбкой на угловатом лице и растрёпанными волосами цвета пшеничной булки. Но больше всего прочего цепляет его взгляд: слегка насмешливый и пронырливый, но в то же время не по-мальчишески серьёзный. И пусть между нами сейчас метров сто, не меньше, я не совру, если скажу, что смотрит парнишка мне прямо в глаза.
– Маш, а это кто? Там, на воротах? – меня не покидает ощущение, что этого белокурого красавца я где-то уже видела, вот только, где именно, вспомнить не получается.
Девчонка крутит головой, пытаясь понять, о ком я говорю. А между тем блондин продолжает откровенно смотреть в мою сторону. Его внимание кажется неуместным и странным: с кулькой на голове, в бесформенном спортивном костюме и с раскрасневшимися щеками я точно непохожа на красотку, от которой не отвести глаз. Оборачиваюсь, но, кроме пустых трибун за моей спиной, ничего и никого нет.
– Ты про Фила, что ли?
– Фила? – произношу одними губами, натыкаясь на грустно-добродушную улыбку парня. Нет, точно, я уже встречалась с ним раньше!
– Блондин на воротах, верно? Да, это точно Фил! Сашка Филатов.
– Симпатичный, – зачем-то отмечаю вслух, хотя его внешность скорее необычная, чем привлекательная для меня.
– Не то слово, – мечтательно вздыхает Зайцева. – По нему половина универа с ума сходит.
– Половина и только? – смеюсь, но по растерянному виду подруги понимаю, что она не шутит. Прямо сейчас я готова поклясться: Маша и сама из армии его поклонниц.
– Вторая по его брату, – пожимает она плечами уже без толики зачарованного энтузиазма в голосе.
Между тем стремительный удар мяча по воротам отвлекает Филатова от пристального разглядывания моей персоны, а мы всё же возвращаемся к беговым нагрузкам.
– Брат Филатова такой же красавчик? – решаю продолжить разговор: пустая болтовня помогает не думать, что впереди ещё целых два круга.
– Он другой, – немного туманно отвечает Маша, а потом подумав добавляет: – Нет, тоже симпатичный. Но…опасный, что ли.
– Звучит устрашающе.
– Так и есть.
Разумеется, пятый круг мы с Зайцевой добегаем последними. Все наши давно ушли: впереди семинар по внешнеэкономической деятельности, а к Мухомору на пары лучше не опаздывать. Добросовестно выслушав причитания физрука о нашей с Машей лени и нерадивом отношении к физической нагрузке, мы уставшие плетёмся к зданию универа.
– Согласна променять пару у Мухова ещё на пять кругов бегового ада, – ворчит Маша, стоит нам подойти к большим металлическим дверям, что через лабиринт узких коридоров ведут к спортивным раздевалкам.
– Я пас! – мотаю головой, на ходу раскручивая забранные наверх волосы. – Бег – не моё!
– И не моё, – соглашается Зайцева, – Просто вчера так и не успела в конспекты заглянуть. Представляешь, нанесла на лицо маску, хотела полежать минут десять, расслабиться, как белый человек, и уснула. А у Мухомора чуйка на такие вещи. Вот увидишь, сегодня обязательно спросит.
– Если тебя это успокоит: мне тоже вчера было не до зубрёжки.
– Как и я, решила выспаться? – смеётся Маша.
– Если бы…, – отмечаю с грустью в голосе. – Меня вчера уволили.
– Вот те раз, – распахнув широко глаза, Зайцева с интересом смотрит на меня. – Из той забегаловки, про которую ты мне рассказывала?
Киваю, прокручивая в голове события вчерашнего вечера. И пусть работа была не самой лучшей, да и платили копейки, зато график смен идеально сочетался с расписанием в универе, и до дома было рукой подать.
– Но почему? – в глазах девчонки неподдельное возмущение.
– Не знаю, мне так и не объяснили, – развожу руками.
– Всё равно должна была быть причина! – начинает докапываться до истины Зайцева. – Может, пожаловался кто-то? Вспоминай, были недовольные клиенты?
– Вроде нет. Всё как обычно. Хотя…– и тут меня осеняет, где я видела блондина с ворот. – Был один капризный посетитель. То ему кофе горячий, то холодный. Несколько раз подходил менять напиток, а потом ещё и пролил на себя капучино. Но за это же не увольняют, верно, я ему даже слова плохого не сказала!
– Верно-то верно, – преодолеваем последний поворот. Впереди виднеются раздевалки. – Но, знаешь, такие потом и жалуются! Им жизнь подножку подставила, а они на других срываются! Сто процентов, а-ля наш Мухомор!
– Да, нет, Маш. Вряд ли. Уверена, причина в другом. Да и там молодой человек был, – хочу рассказать про Филатова, но замечаю впереди большую компанию парней, с шумом вылетевшую из раздевалки и сейчас грозовой тучей, сметающей всё на своём пути, приближающуюся к нам. Гулкий смех, громкие шаги, басовитая наперебой речь – всё это сбивает с мысли. Закусив губу, невольно перевожу взгляд в их сторону. В единой форме красно-белого цвета они планомерно идут навстречу, увлечённо болтая между собой и вовсе не замечая нас.
– А вот и университетская сборная! По средам у них тренировка сразу после нашей, – пищит за спиной Машка. – Ты только взгляни, какие они обалденные! Все как на подбор!
«И с ними дядька, Черномор!»– вертится на языке, но решаю попридержать свою иронию и лишь наигранно цокаю: Машу послушать, так кругом одни красавцы. И всё же более пристально смотрю в сторону парней.
– Ты чего застыла, Янка! – ворчит Зайцева, врезавшись в меня со всей дури. – Опоздаем же!
Но я почти её не слышу. В ушах дикий грохот обезумевшего сердца. Всё тело налито свинцом. Как рыба, выброшенная на берег, я беззвучно открываю рот, пытаюсь вдохнуть и отогнать от себя призрачное видение: там, в эпицентре толпы, я замечаю его, человека из прошлого, парня, без которого когда-то не представляла своей жизни.
Яник изменился! Стал шире в плечах. Черты лица ожесточились, по-мужски став более острыми и грубыми. От того мальчишки, что таскал до школы мой портфель, не осталось и следа. И всё же это он. Мой лучший друг, сосед, одноклассник. Моя первая любовь и первая боль. Правда, всё это осталось в прошлом. С нашей последней встречи прошло четыре года. Четыре невыносимых года! Наполненных тупой болью, преодолением себя и вселяющим ужас одиночеством.
Ян о чём-то упоённо спорит с другим парнем, что идёт рядом, и совершенно меня не замечает. Смотрю на его улыбку, то и дело озаряющую лицо, и ловлю себя на мысли, что улыбаюсь в ответ. Как зачарованная наблюдаю за мощными руками, что уверенно жестикулируют в такт спору, и ловлю взглядом его иссиня-чёрные волосы, в сумбурном беспорядке с каждым новым шагом налетающие на лоб. Отчётливо ощущаю лёгкое покалывание на кончиках пальцев: до сих пор помню, какие жёсткие и непослушные пряди Яна на ощупь. Глазами скольжу по родному лицу: лёгкая небритость придаёт ему мужественности и серьёзности, не то что раньше… И снова не могу сдержать улыбки, вспоминая, как Яник гордился своей первой бритвой, как старательно и долго крутился у зеркала, но всё равно зачастую проигрывал острому лезвию, а я была всегда рядом с ваткой и перекисью наготове.
Вот только всё это в прошлом…
– Яна, идём! – тянет Маша, настырно подталкивая вперёд. Она даже не догадывается, сколько лет я безуспешно искала Яника, сколько бессонных ночей ждала, что найдёт меня он.
Просто видеть его, знать, что с ним всё хорошо, – ещё вчера казалось несбыточной мечтой.
Мы потерялись сразу после той страшной аварии: я попала в больницу, а его увёз отец в неизвестном направлении. Ни адресов, ни телефонов, ни единого похожего лица в соцсетях.
Мой мир, радужный и совершенный, рухнул в одно мгновение, словно карточный домик. Хотя нет, я сама разрушила его! Неуёмное любопытство и неумение держать язык за зубами повлекли за собой слишком страшные для наших семей последствия. И как бы сильно я ни сожалела о прошлом, сколько ни корила себя за случившееся, сейчас чувствую, как каждая клеточка моего тела наполняется непередаваемым счастьем и наивной верой, что теперь всё точно будет хорошо! Вот он, мой маленький лучик надежды, в бело-красной майке и шортах, прямо сейчас смело шагает навстречу.
– Яник! – звонкий крик вырывается наружу, гулким эхом отдаваясь от стен узкого коридора. Я не чувствую, как дёргает меня Машка, как десятки пар глаз мигом устремляются в мою сторону. Я вижу только его – моего Яна.
Отчаянно делаю шаг вперёд и натыкаюсь на неподвижный взгляд его глаз цвета дамасской стали! Услышал! Узнал! Как и я ошеломлён неожиданной встречей. Секундное промедление. Глаза в глаза. Душа в душу. Мы оба, кажется, не дышим, но понимаем: ничего не прошло, не забыто! Чувствую его безумное волнение на расстоянии и хочу сорваться к нему в объятия. Как раньше! Такое невозможно забыть! Но цепкие пальцы Зайцевой, до алых отметин сжимающие мою руку, отчего-то не дают сделать и шага.
– Маша, пусти! Ты чего?– пытаюсь освободиться, но девчонка испуганно качает головой.
– Янка, ты с ума сошла? Это же Шах! – затравленным зверем бормочет в ответ и сильнее дёргает за рукав, не оставляя попыток оттащить меня в сторону.
– Шах? – недоумённо переспрашиваю, а сама не могу отвести от парня глаз. Ну, конечно, Ян Шахов. Это только для меня с детства он всегда был просто Яником.
– Шахов – местный мажор и негодяй! Сотрёт в порошок и по ветру развеет!– с опаской шепчет Маша, не теряя надежды поскорее убежать отсюда. – Да не смотри ты на него так! Давно проблем не было?
Мотаю головой: Зайцева явно что-то путает! Какой мажор? Какой негодяй! Это всё глупости!
А в это время очумевшая от моего возгласа толпа, понемногу оживляется. Продолжая буравить меня пытливыми и отчасти оценивающими взглядами, парни начинают раскатисто хохотать, отпуская нелестные шутки в мой адрес.
– Вот это эмоции, Шах! Смотри, как серых мышек от тебя ведёт!
– Ха-ха, Шах – кумир убогих первокурсниц!
– А может, возьмём девочку в группу поддержки? А, пацаны? Смотрите, какая преданная фанатка! Да и голосистая!
– Не, кто на такую взглянет?
– А мы её помоем, почистим, принарядим. Что думаешь, Шах?
Грубые, пошлые слова жгучей пощёчиной опаляют щёки. Эти уроды говорят обо мне в третьем лице, словно меня здесь и нет. Голоса громкие, тошнотворные, чтобы расслышала наверняка.
Чувствую, как немеют ноги, как кровь приливает к лицу и с какой-то безотчётной надеждой смотрю на Яника. Верю, что сейчас он одним махом всех поставит на место! Как раньше! Никому и никогда он не позволял даже думать обо мне плохо!
Но Ян молчит. В его ледяных глазах – неприкрытая боль. Скулы сводит от напряжения. Неужели, он так и не смог меня простить?!
– Яник, это же я! – голос предательски дрожит. Я виновата перед ним, знаю! Вот только уже сполна искупила свои грехи!
И снова гогот и рвущие сердце на клочья тупые шутки.
– Шах, ты что знаешь её? – насмешливый голос очередного смазливого качка, оглушает своим циничным звучанием.
Всё ещё наивно жду, что Ян очнётся, обрадуется мне, а этих недалёких шутников пошлёт к чёрту. Вот только Шахов решает иначе.
– В первый её раз вижу! – словами плюёт в душу, одним махом перечёркивая всё, что когда-то нас связывало, а потом проходит мимо, позволяя своим прихвостням и дальше потешаться надо мной.
Безликими пятнами проносятся мимо незнакомые лица. Отовсюду слышатся чьи-то разговоры, чужие равнодушные голоса. Меня не по-детски трясёт, а мысли, смешиваясь с воспоминаниями, путаются, окончательно лишая иллюзий: прошлое на то и прошлое, чтобы однажды пройти. Вот только по кому-то оно порхает на пуантах, по мне же проехалось катком.
– Вот же чокнутая! – ворчит Зайцева, локомотивом прокладывая дорогу к нужной аудитории.
Её ладонь всё так же сжимает мою. Несмотря на обиду и вымороженное словами Шахова сердце, я несказанно рада, что познакомилась с Зайцевой, и мысленно благодарю девчонку, что та не бросила, не отвернулась, не испугалась. Уверена, если бы не она, я раздавленная продолжала сидеть возле спортивных раздевалок, проклиная тот день, когда решилась переехать в этот город.
– Ты зачем к Шаху полезла, Яна! – не унимается девчонка.
Этот вопрос Машка задаёт уже в сотый раз, да только, как описать в двух словах едва знакомому человеку историю своей жизни, не приложу ума.
– И главное, нашла же к кому приставать! – обеспокоенный взмах руками и снова: – Ну зачем, Ян?
– Мы были знакомы. Давно. Он меня просто не узнал.
Вот и история, а я волновалась! Девять слов и вся моя жизнь как на ладони. Но на большее я сейчас просто не готова.
Чувствую, Маша не верит. Видит по моей реакции, что всё гораздо сложнее. А ещё замечает, как блестят мои глаза от застилающих обзор слёз, как дрожит подбородок, а зубы исступлённо впиваются в тонкую кожу вокруг губ, и тактично отступает. Даёт мне время прийти в себя и больше ни о чём не спрашивает.
Зато спрашивает Мухомор. Долго и нудно, докапываясь к каждому моему слову, чувствуя, что не учила, да что там, даже не открывала конспекты. Вот только старичку невдомёк: перед тем, как выиграть гранд на обучение в этом вузе, я больше года была прикована к больничной койке, где единственным спасением от одиночества и боли для меня стало чтение профильной литературы.
– Круто! – тыкает в спину карандашом Фомина, когда Мухомор переводит своё дотошное внимание на новую жертву, предварительно поставив мне твёрдое "отлично" в журнал. – Зюзя слюной изошёл от зависти!
Кончиком простого карандаша девчонка указывает в сторону окна, возле которого набычившись сидит Митя Зюзев и недоверчиво косит на меня.
– Эх, смотри, Янка, от ненависти до любви один шаг, – хихикает Катя, намекая на рыжего парня, но заметив в моих глазах полное безразличие к происходящему вокруг, оговаривается:
– Да ладно, не принимай близко к сердцу. Я пошутила. Зюзев у нас однолюб, – вздыхает Катя с толикой лёгкой грусти во взгляде. – Одного он не понимает: скорее Мухомор поставит всей группе экзамен автоматом, чем Бельская соизволит снизойти до чувств этого рыжего бедолаги.
Остаток семинара проходит как в тумане: студенты дискутируют с Муховым, Машка деликатно молчит, изредка посматривая на меня из-под мягких ресниц, а я мучительно прокручиваю в голове слова Яна и никак не могу поверить, что его сердце превратилось в камень всего за несколько лет.
– Маш, а Маш, – не успевает Мухомор покинуть со звонком аудиторию, как возле нашей парты вырастает фигура Егора Мишина, невысокого, коренастого одногруппника, что обычно тусуется на задних рядах. – Про обещание своё помнишь?
Зайцева притворяется, что не замечает парня и с важным видом продолжает запихивать тетради в рюкзак. Егор же, опершись ладонями о парту, не сводит с неё глаз и ласково улыбается. Не заметить его симпатии к Маше не сможет разве что слепой.
– Мишин, отвали, не до тебя! – отмахивается девушка и моментально краснеет, скрывая за стеной показного равнодушия робкую застенчивость.
– А до кого? – Мишин усаживается на парту, скрестив на груди руки.
– Вон, у Янки проблемы, – Зайцева не находит ничего лучше, чем прикрыться моим зарёванным лицом.
Егор смотрит на меня, потом на Машку, потом снова на меня, и, поджав губы, безапелляционно и громко заявляет:
– А давай при свидетелях, Маш! Если решу проблему новенькой, ты перестаёшь искать отмазки и в этот же вечер идёшь со мной на свидание.
Зайцева ещё пуще краснеет, теперь уже от пристального внимания одногруппников, которые тут же начинают толпиться возле нас.
– Зайцева, ты попала! – хохочет одутловатый очкарик с гнездом на голове и видом зазнайки.
– Да-да, теперь не отвертишься! – вторит ему наша староста.
– Егор, ты бы сначала узнал, что за проблема! А то мало ли…, – ехидно подзуживает Зюзев.
– Я же сказал, что любую решу, значит, решу! – прерывает шквал голосов Мишин и с улыбкой смотрит на меня. – Ну, Яна, что стряслось?
Взоры всех собравшихся моментально устремляются в мою сторону в ожидании ответа. Просто супер! Высший класс! Моё разбитое сердце, того и гляди, станет достоянием целой толпы народа. Переминаясь с ноги на ногу, мысленно подбираю слова и взглядом выискиваю пути к отступлению.
– Яне работа нужна! – выкрикивает Машка. – Нормальная, а не всякие там листовки на остановках раздавать.
Выдыхаю. Точно, меня же уволили! После встречи с Шаховым мысли о работе напрочь вылетели из головы.
– Ну что, слабо, Мишин? – ерепенится Зайцева, довольно потирая ладошки. Ей совершенно точно не хочется с ним встречаться. Вот только и Егор сдаваться не планирует.
– Собирайся, зайчик мой, завтра вечером у нас романтическое свидание! – с наглым видом заявляет Мишин, скользя победным взглядом по Машке, а вдоволь налюбовавшись её насупленной мордашкой, поворачивается ко мне: – С тебя, Яна, список того, что умеешь и где уже успела поработать! И чем быстрее, тем лучше!
Глава 4. Даяна
– Ну, рассказывай! – Маша делает жадный глоток обжигающего кофе.
– Ох, ты, чёрт, как горячо! – наконец, замечает свою оплошность, виной которой стало неуёмное любопытство, затмевающее любую осторожность.
– Не работа – мечта! – не могу сдержать улыбки. Меня тоже переполняют эмоции.
Нужно ли говорить, что уже на следующий день после заключённого пари меня ждала новая работа, а Машу – планы на вечер.
Фитнес-центр «Мята», в котором отныне я числилась администратором, принадлежал семье Егора и по счастливой случайности располагался не так далеко от моего дома. Приветливый управляющий Михаил при первой же встрече ввёл меня в курс дела, познакомил с незатейливыми обязанностями и согласовал график работы, удобно сочетающийся с расписанием в универе. После замасленной кафешки это место казалось мне пределом мечтаний и залогом беспроблемной жизни.
– Егор твой просто чудо! Я так ему благодарна! И тебе! Спасибо!
Я готова прыгать от счастья, как маленький ребёнок при виде новой игрушки. Зайцева, конечно, всё замечает и горделиво улыбается в ответ, ощущая и свою причастность к случившемуся.
– А как прошло свидание? – меня тоже поедает любопытство. – Ты прости меня, Машуль! Радуюсь здесь, а ты…
Мне безумно неудобно, что расплачиваться за новую работу приходится Машке, но по искрящемуся взгляду подруги вижу: она счастлива!
– Нормально всё, Яна, не переживай. Свидание как свидание. Ничего необычного, – деланно спокойно отвечает Зайцева, а саму так и порывает обрушить на меня все подробности недавнего вечера.
– Ага, оно и видно, сияешь как новогодняя ёлка! – смеюсь, аккуратно отпивая кофе из пластикового стаканчика.
– Заметно? – алые щёки девушки лишь подтверждают мои догадки.
– Ещё как! – уверенно киваю, а Зайцева воспринимает это за сигнал.
– Янка, я, кажется, влюбилась…, – потупив взор, отвечает Маша и следующие полчаса в мельчайших деталях описывает свою встречу с Мишиным.
Длинная перемена. Университетская столовая. Вокруг снуют незнакомые лица и раздаются громкие голоса. Но Машка никого и ничего не замечает. На её лице глуповатая улыбка, а в глазах ‐ непередаваемое счастье! Она без умолку болтает, то и дело заливаясь краской. А я понимаю: именно так и должен выглядеть влюблённый человек.
– Немного тебе надо для счастья, да, Маруся? – язвительный голосок Бельской совершенно некстати прерывает наш разговор. Приложив изящную ладошку к кукольному носику, Диана возвышается над нами, с пренебрежением переводя взгляд с Зайцевой на меня, а потом обратно.
– Завидуй молча, Диана! – шипит Маша, моментально сникая.
– Чему завидовать, Зайцева? – смеётся блондинка. – Крепость пала – интерес угас. Или ты думаешь, Егор с тобой от большой любви? Глупая! Где он и где ты, Зайцева? Да, ладно! Обманываться или нет – личное дело каждого. Я по другому вопросу. Вот, держи, как обещала! Два пригласительных в «Элизиум». Теперь мы в расчёте, надеюсь?
Бельская бросает на стол конверт из крафтовой бумаги и, взмахнув шелковистой гривой, удаляется к соседнему столику за моей спиной, с сидящими за ним такими же куклами, как и она сама.
Зайцева крепко сжимает в руке билеты и моментально меняется в лице. От былой радости в её глазах не остаётся и намёка.
– Маш, ну ты чего! – пытаюсь поддержать подругу. – Нашла кого слушать! Ты всё правильно сказала: Бельская просто завидует. Ещё бы! Егор на тебя запал, а не на неё. Ну же, перестань грустить.
– Да права она, Яна. Во всём! Думаешь, почему я отшивала Мишина целый год? – Зайцева понуро смотрит на помятый конверт в своих руках. – Мы разные. Из разных миров!
Улыбка, ещё минуту назад озаряющая личико Маши, безжалостно сменяется слезами, фианитовым блеском сияющими в уголках её глаз. Какая же выдра, эта Бельская! Это же надо умудриться всего несколькими словами перевернуть счастье человека на 180 градусов! Мерзкая, завистливая дрянь!
– Посмотри на нас! – продолжает Маша, всё больше и дальше загоняя себя в болото переживаний. – Обычные серые мышки. Мимо пройдёшь ‐ не заметишь. А теперь взгляни на Бельскую и её окружение! Ухоженные, шикарные, модные…
– И пустые внутри, – хватаю Зайцеву за руку и крепко сжимаю. Не знаю, где найти нужные слова, чтобы остановить это нелепое саморазрушение.
– Когда это имело значение?
– Не говори ерунды! Если бы Егора привлекала пустая красота, он не стал бы запариваться с моим трудоустройством, да и бегать за тобой целый год тоже! Поманил бы пальчиком Диану и готово! Он не такой, Маш! Мишин твой настоящий!
– Все они такие, Янка, – огрызается Зайцева. – Это просто ты наивная! В сказки веришь. А в жизни золушки остаются золушками. Кто мы для них? Не имени, ни денег, ни возможностей. Приехали из провинции, живём в общагах или на съёмных клетухах. Вон, даже кофе и тот пьём растворимый из автомата. Зачем успешному мальчику с блестящим будущим связывать себя с такой никчёмной девицей? Родителям показать стыдно, с друзьями не познакомишь. Так, развлечься пару дней и в утиль!
– Неправда! – верещу в ответ. – Неважно всё это: бедный – богатый, приезжий или нет! Когда есть любовь между людьми, остальное всё блекнет, Маша! Все эти дурацкие предрассудки лишь в твоей голове!
– Серьёзно? – усмехается Зайцева, пока слёзы царапают её душу.
– Конечно! – мне так хочется, чтобы она вновь начала улыбаться, поверила, что достойна большего!
– Обернись, Ян! – шмыгая носом, бесцветным голосом произносит Маша. В её глазах – стеклянная пустота, сотканная из жалости и безразмерной грусти. Мне не по себе. От её слов. От её взгляда.
– Давай же! Посмотри назад! – продолжает давить на меня Машка. – А после снова мне будешь напевать, какие мы с тобой замечательные, неповторимые, уникальные, а такие, как Бельская, – никому не нужные пустышки! Ну же!
Не знаю, откуда берётся страх, но чувствую, как мелкой дрожью он пробегает вдоль позвоночника. Предвижу, что там, за моей спиной, меня не ждёт ничего хорошего, но всё же оборачиваюсь.
– Мимо тебя Шах прошёл, потому как стыдно стало признать при друзьях, что вы когда-то вместе сидели на одном горшке. С такой, как ты или я, стыдно! Зато посмотри, как нежно и ласково твой замечательный Шахов целует на виду у этих же уродов Бельскую! И я тебе скажу больше! Её он и дальше будет целовать, а тебя обходить стороной! А теперь скажи мне, Яна, в чём я была неправа?
Хватает секунды, чтобы сердце рухнуло вниз тяжёлым камнем. Никогда не думала, что видеть Яна с другой, будет настолько невыносимо. И вроде понимаю, что наши жизни разошлись, что всё изменилось, что он вполне мог встретить новую любовь, но всё внутри сводит в онемении: в моём сердце всё осталось по-прежнему, в нём слишком много места отведено Яну.
Как, оказывается, больно видеть его улыбку, адресованную не мне, наблюдать, как мягко и ласково он касается губами шёлка волос Бельской, как обнимает её. Крепко. Не оставляя ни у кого сомнений: они вместе. А потом целует. Чувственно, сладко, как когда-то давно целовал меня.
Его друзья или одногруппники, не знаю, толпятся рядом, и ни у одно из них не возникает желания, отпустить грубую шутку в адрес Дианы. Да, и уверена, Ян просто не позволит им это сделать. С ней у него всё иначе. С ней у него всё так, как когда-то было со мной.
Мимолётный взгляд в мою сторону. Сердце пропускает удар. Второй. Но в глазах Шахова пустота и равнодушный холод. Он ранит, только Яну всё равно. Для него я больше не существую. Меня просто нет. За эти четыре года я стала для него чужим человеком.
– Яна, – Маша тормошит меня за руку. – Прости!
Понимаю, что смотрю в сторону Бельской неприлично долго и откровенно, но не могу себя заставить отвернуться. Уверена, Зайцева грызёт локти и боится, что снова брошусь к Шахову на виду у всех, переживает. Только не знает: дважды наступать на одни и те же грабли, я не привыкла.
Пересиливаю себя и поворачиваюсь к Маше. Она смотрит на меня настороженно и виновато. Под столом сжимаю кулаки, а на лицо натягиваю улыбку. И пусть уголки губ предательски дрожат – о моей боли никто не узнает.
– Всё нормально, Маш, – киваю девушке. – Нам пора.
Рюкзак на плечо. Нос горделиво вверх. Ни одного взгляда в сторону Яна. Я смогу. Я сильная. Перед глазами всё плывёт, а нос щиплет от подступающих слёз, но даю себе слово «забыть» и с показной лёгкостью прохожу мимо Шахова – мимо человека, который когда-то был моей вселенной.
– Расскажи мне, – просит Зайцева, не отпуская ладони. До начала следующей пары минут десять. В аудитории, кроме нас, никого. Маша не сводит с меня глаз, в ожидании подробностей, и меня прорывает…
– Мы жили с Яном в одном доме на Ломоносова. В одном подъезде. Наши квартиры располагались напротив, а двери не успевали закрываться: мы постоянно бегали друг к другу.
Воспоминания детства греют душу. Да, сегодня Шахов стал негодяем, но тогда у нас всё было иначе.
– Мне кажется, Яник был в моей жизни всегда. Я не помню дня, чтобы Шахова не было рядом. Вместе в садике, в школе, во дворе… Общие игрушки, совместные праздники и даже секции. С первого класса за одной партой… Всё на двоих, Маш! Даже имя… Помню, как требовала, чтобы все называли меня Яной, как его. И только ему разрешала говорить «Даяна».
– Погоди! – вдруг вспыхивает Маша. – Шах же на четвёртом курсе. Как за одной партой, Ян?
– Из-за аварии мне пришлось забыть на время об учёбе. Поэтому я сейчас на втором, – утоляю любопытство Зайцевой и возвращаюсь к рассказу: – Отец Яна был директором литейного завода, мой – главврачом в областной больнице. Вечно занятые, всегда не дома… Зато наши мамы друг в друге души не чаяли. До поры до времени, конечно…
– Что случилось?
– Я случилась, Маша. Наивная и беспечная. Любопытная и болтливая.
– Ничего не понимаю.
– Мы учились в одиннадцатом. Начало апреля. Как сейчас помню, был урок геометрии. Я смотрела на капель за окном, наслаждаясь яркими переливами весеннего солнца в неровных сосульках, а Ян сидел рядом и постоянно бурчал, что я отвлекаюсь. У нас была цель – вместе поступить в этот самый университет. Но для этого, как ты понимаешь, нужны были крепкие знания, а я парила в облаках. Влюблённая в Шахова, счастливая и до жути невнимательная.
– Не ворчи, Яник, я уже всё решила. Вот смотри! – переворачиваю тетрадный лист, где аккуратный чертёж подкреплён решением и развёрнутым ответом.
Ян хмурится, забавно морща нос: эта тема даётся ему с трудом, в отличие от меня.
– Всё равно, не отвлекайся! Следующий урок истории, у тебя доклад, забыла? Повтори пока.
– Точно! – поднимаю указательный палец вверх и чмокаю парня в щеку, убедившись, что учитель геометрии кропотливо проверяет тетради и совершенно не смотрит на нас.
– Даяна! – осекает Ян, а сам расплывается в довольной улыбке.
– Чёрт, Яник! Доклад! Я оставила его дома!
– Дурында, – ворчит Шахов. – Значит, завтра сдашь.
– Какой завтра! Ты что! – внутри разрастается паника. – А то ты не знаешь Кузьмину, оценку снизит и точка.
– Талеева, Шахов! – голос математика так некстати вмешивается в наш разговор. – Все сделали, раз болтаете? Ну давай, Ян, тогда к доске!
– Виталий Олегович, это я виновата, простите, – вскакиваю с места, замечая, что в тетради Шахова вместо верного решения – бессмысленный набор чисел. – Отвлекаю Яна, мешаю… А всё потому, что живот сильно болит. Можно я до медиков добегу?
– Талеева, до конца урока десять минут, потерпи!
Но этого времени мне как раз хватит, чтобы сбегать до дома и вернуться к истории.
– Вот и Ян о том же, Виталий Олегович. А мне плохо. Очень! – откровенно вру, стараясь не замечать, как Ян дёргает меня за край блузки и шепчет «не вздумай».
