Текст книги "Вурдалак (СИ) "

Автор книги: Алина Лесная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

      ***

      – Моня давно заприметил, где у него гнездо, Чуне сказал, а тот уж мне передал, – Пиня прикрыл глаза. – И втроём мы порешили, что никому больше об том говорить не надобно. Пущай себе живёт, хоть какая-то скотинка у нас завелась, окромя слизняков.

      – Я как-то Додоне кулебяку с курятиной несла, – Анята вполне сноровисто ассистировала Шипу, а пёс не мешал обоим, только поскуливал иногда. Стрелу уже вытащили, осталось прочистить рану и зашить. – А вурдалак прямо передо мной на тропку вышел. Я их страховидлами представляла, а он хорошенький такой оказался! Шейка и ножки тоненькие, головка махонькая, ушки лопушками, глазищи огромные и жа-алобные. Стоит, скулит, а живот огроменный, ровно кочку проглотил. Ну, я вурдалаку кусок пирога-то дала, думаю, авось-либо печёной курятиной не побрезгует, а меня не тронет. Так он чуть с рукой не оттяпал, враз проглотил и скулит, мол, ещё давай. Я и отдала всё, уж тогда вурдалак меня пропустил. С тех пор стала его курятиной угощать.

      – Так это ты вурдалаку кур таскала, негодная?! – Лапоть схватился за живот.

      Воровка смущённо потупилась. Шип закатил глаза, уже который раз за день безуспешно взывая к Пресветлой:

      – Да не вурдалак это! Это крагги, хищная олениха из Сумеречного леса.

      – Что ж ты не сказал, что вурдалак – олень?! – праведно возмутился Пиня.

      – Гы-ы-ы! – Моня удручённо развёл руками, дескать, я пытался, а вы всё не так поняли.

      Анята в ужасе прижала ладони к щекам:

      – Так оно – олень?! Я ж их живьём не видела никогда! О, огни болотные, мы ж у её мужа уже полноги отъели! Надо хоть остальное отдать, пускай оплачет!

      Вконец одуревший Шип хотел предложить болванам более пикантный способ захоронения туши, когда на болотах закричали.

      Один раз, второй убийца даже этого не успел.

      Так не кричат люди, которых долго и мучительно засасывает топь или заживо рвут на части. Что бы ни произошло, смерть была мгновенной...

      ...Хотя парализованные няши считали иначе...

      ***

      Анята не спрашивала про смерть орка. Да и на известия о гибели единственного родственника отреагировала неоднозначно: заплакала, но вроде как и с облегчением, пробормотав "болотные духи невинного в топь не заведут".

      – Отца с матерью давно у нас нет, сызмальства на брате дом держался, – начала девушка. – Наш дедушка много путешествовал. Когда он вернулся, то привёз с собой кошель с самоцветами да бусинами, в ларец ссыпал и сказал, что, если его доверху драгоценностями набить, то можно хоть весь Большой мир купить. В шутку сказал, но Брыню с тех пор как подменили. Стал по болотам бегать, сокровища искать. Однажды нашёл лягушонка в янтаре, так радовался как дитя малое, а дед усмехался: "Копи-копи, на то, что пока скопили и хижины в Большом мире не купишь". Потом, когда деда уже не стало, проходил мимо путник, у нас ночевать остановился. Смешливый такой, байки всё сказывал. Утром он ушёл, а спустя малое время и Брыня. Вернулся странный, ровно зверь по сторонам озирается, а за пазухой прячет что-то, и сразу к схрону с ларцом – шмыг! Сперва я и не поняла ничего, а потом смотрю – пополнел ларчик-то. А уж когда орк погиб, ясно стало, что мой брат... убийца! – последнее слово Анята почти выкрикнула. – И ведь не скажешь никому – родная кровь всё-таки, и с ним говорить боязно.

      – На деньги мира не купишь, один раздор только, – покачал головой Пиня.

      – Купить можно, если к богатству прилагается ум, но всем охотничкам чего-то явно не доставало, – усмехнулся Шип. – Вой самки очень похож и на волчий, и на вурдалачий, но если хоть раз услышишь, как кричит самец, уже ни с кем не спутаешь и не забудешь. Вот орк и вспомнил. До чего же гнусная раса, который раз в этом убеждаюсь! Крагги – это олени с волчьим норовом, в них есть черты и тех, и других. Подобно волкам они моногамны, то есть, пара остаётся вместе до тех пор, пока один из "супругов" не гибнет. Но размножаются крагги как олени. Беременность длится почти втрое дольше, чем у волков, и трое детёнышей – крайне редкий предел, обычно рождается один, и как раз в это самое время. Когда срок подходит, пары покидают стаю и уходят в Сумеречное предлесье или ещё южнее – туда, где новорожденным не смогут повредить более взрослые особи и нет опасных хищников вроде карс, сумеречных тигров. Ближе к концу лета семьи возвращаются с приплодом, уже готовым к стайной охоте, а до того самец обучает оленёнка и один кормит всю семью. Зеленорожий ублюдок просто не мог этого не знать! И всё равно решил добыть шкуру, даже понимая, что беременная олениха почти наверняка погибнет от голода. Спасибо Аняте, этого не случится. Срок вот-вот подойдёт, если не уже.

      Девушка погладила крепко спящую собаку:

      – Шкура очень дорогая?

      – Продав её, можно пять лет прожить в городе, ни в чём себе не отказывая. А можно и пяти минут не продержаться, если её увидит кто-то такой же жадный до денег. На крагги-самца в такой период в одиночку не пойдёт даже орк, зверь слишком опасен. Поэтому степняк решил приобщить Брыню, и им повезло: самец увёл охотников от логова, дав ланке возможность спастись, но сам не смог. У крагги нюх волчий, самка нашла место, где погиб олень, а оттуда следы вывели её к Опадкам, а точнее – к орку и Брыне, убийцам её партнёра. Из-за малыша она не рискнула напасть на живых, но ничто не помешало ей отомстить трупам.

      – Значит, не вурдалак убил моего брата?

      – Нет. Не знаю, что орк пообещал Брыне за помощь и собирался ли вообще расплачиваться, но твой брат подумал: а зачем довольствоваться крохами, если можно отхватить весь кус целиком? Один он с орком не справился бы, и тогда решил обратиться к Фене и Полуне. Сперва я думал, что его сообщник Додоня, но когда увидел это... – Шип достал из кармана "чеснок". – У вас ведь одна кузня на обе деревни. В быту вы такие штыри не используете, значит, их на заказ делали. Твой дедушка о "чесноке" рассказывал, верно?

      – Да. Когда я увидела, как Брыня берёт его ночью, сразу поняла, что он задумал. Вот и сказала вам смотреть под ноги. Простите, что толком ничего не объяснила, но... – Анята уронила лицо в ладони.

      – Я понимаю. И спасибо от нас четверых, – искренне поблагодарил л"лэрд. Сестра не посмела в открытую пойти против брата. С другой стороны, с мирной няши уже достаточно было крови. И, действительно, если бы не она, история охотника за неприятностями могла закончиться в этих гиблых местах, отрезанных от всего мира. – Труп орка специально бросили на видном месте, чтобы уж точно никто не сомневался, что вурдалак опасен, и на болота не ходил, где подельники спрятали коня и шкуру. И всё это время бедная ланка бродила рядом и тосковала по своему оленю.

      – Значит, оленёнок будет расти без папы? – по-детски наивно спросила девушка.

      – Увы. Но они с матерью вернутся в стаю, и их не оставят. Звери во многом лучше тех, кто называет себя разумными. Единственное, что есть хорошего в орочьем племени – их лошади. Они сильные, выносливые и безгранично преданы хозяевам... – в окошко фыркнула чёрная морда, обиженно глядя из-под длинной чёлки. Шип почесал нос жеребца. – Да-да, Сольдэн, ты у меня лучше всех! – удовлетворённо кивнув, жеребец вернулся к кормушке. – Каким-то образом орочий конь оборвал привязь и сбежал, лишив Брыню вьючного зверя.

      – Брат как-то пришёл с синяком во всё плечо, сказал, что на камень упал...

      – С этого "камня" и стало всё рушиться. Брыня не сказал подельникам, что конь сбежал, а шкуру решил перепрятать на всякий случай. Видимо, уже собрался покупать Большой мир, но в одиночку. И тут появляемся мы. Не знаю, был ли "чеснок" заранее для чего-то изготовлен, или кузнецы его наскоро скрутили, пока Брыня нас принимал, но, в общем, ловушку решили раскинуть уже на нас. Кузнецы так рассуждают: подраненные кони падают, всадники, соответственно, тоже, а втроём добить двух оглушённых мужчин не так уж сложно. Деньги сами прискачут к ним в руки, да и три лошади куда лучше одной, причём, две временно охромеют и не сбегут – чем не удача? Но у Брыни появились свои планы на мой личный счёт. "Одна шкура – хорошо, а две – вдвое лучше", – решает он. Сам Брыня охотник аховый, как и все здесь, однако, он наслышан от деда, что эльфы стреляют без промаха.

      – Няши – не охотники, няши – собиратели! – "выслушав" жестикуляцию Мони, задрал бороду Чуня.

      – Оно и заметно, – хмыкнул эльф. – Брыня решает "нанять" настоящего охотника, потом от него избавиться, убить спящего Лаптя, быстренько освежевать тушу, собрать всё награбленное, свести лошадей – и всё, ищи ветра в поле! Только он не знал, что Сольдэн лишь с виду мирный: мой конь его не в плечо долбанул бы, а проломил голову, да ещё "барыньку" на трупе станцевал бы, – за окошком согласно всхрапнули. – Однако я отказываюсь от заманчивого предложения, и Брыня возвращается к первоначальному плану. Но подельники чувствуют неладное: может, они увидели, что шкуры и коня нет на прежнем месте, может, случайно подслушали наш разговор. Кузнецы больше не доверяют Брыне и на месте засады призывают его к ответу. В итоге ещё один труп. Феня и Полуня не такие жадные, как брат Аняты, да и осталось их только двое, что значительно урезает шансы на успех по нашему убиению. Они собирают "чеснок", давая нам возможность спокойно убраться восвояси, возвращаются в деревню, и, дождавшись, когда все разбредутся на поиски, требуют у Аняты ларчик и шкуру.

      – Ещё как требовали! Даже на беззащитных стариков руку подняли, мерзавцы!

      Пиня улыбнулся в бороду:

      – Не думай, деточка, что мы такие уж беззащитные. Да, время кое-что отобрало у каждого из нас, но взамен дала большее – опыт и мудрость. Мы ж давно про шкуру-то эту проклятую знаем. С тех пор, как орк помер, Брыня совсем чудной стал, на болота вдруг зачастил. Ну, мы и проследили чутка, куда это он бегает. Увидели шкуру, вещи орочьи, и смекнули, что к чему. Няшам до путников дела нет, но из-за добра этого промеж нас самих разлад мог начаться. Вот и перепрятали мы всё.

      – Куда?

      – В надёжное место – в самую топь!

      – Что?! – хором ахнули компаньоны. – Шкура бешеных денег стоит!

      – Вот потому и затопили, что все от неё с ума сбесились. От злата одни только неприятности. Ну его в болото, столько веков няши без него жили, и дальше проживут! – назидательно заявил Пиня.

      – Хоть бы шубу кому-нибудь на зиму сшили, – проворчал эльф.

      – Няшам шубы не нужны. Мы зимой в спячку впадаем, как лягухи, – от уголков слепых глаз побежали морщинки, но почему-то Шип засомневался, что старик шутит: эльф действительно не заметил в хижине ни одной тёплой вещи.

      Вот тебе и очередной пример человечьей "мудрости". Старички-миртоворцы даже не подумали о том, что Брыня мог просто озвереть, не обнаружив на месте главного своего сокровища. И в придачу к вурдалаку у няшей завёлся бы маньяк.

      Да и Анята осталась ни с чем, почти нищей. Звери-то своих не бросают, но люди...

      Той ночью крагги выла особенно долго, да с таким надрывом, что многих селищан пробрало. И если бы Иллиатар отсыпал недолгоживущим хоть щепоть эльфийского слуха, то они услышали бы тоненький голосок, вторящий материнскому.

      Больше олени на болотах не появлялись.

      ***

      Погода стояла дивная. Чем дальше от деревень, тем надёжнее становилась почва, и хотя тропка полностью слилась с шелковистым ковром муравы, можно было целиком положиться на солнце – главный ориентир путешественников. В узловатом плетне ракит проклюнулись карликовые берёзки, тоненькие и кривоватые, зато белые, привнося в низинную палитру свою толику света. Там и сям торчали длинные ножки лекарственного белозора, которым, в числе прочего, пользовали Балуню, набухшие шишечки терпеливо ждали конца лета, чтобы раскрыться белыми цветами, зато клюква уже вовсю колосилась ярко-розовыми островками, выдавая зыбуны и бочаги. Чёрная муха клюнула на круглый лист, покрытый длинными ворсинками, да так и прилипла: росянка более удачливый охотник, чем няши.

      Лапоть широко раскинул руки, точно собираясь обнять весь лес вместе с берёзами, клюквой, росянкой и попавшейся мухой:

      – Как же я рад, что наконец-то мы отсюда выберемся!

      – А я рад, что в этом балагане идиотов мы были только зрителями, а не участниками.

      – Слушай, Шип, ты постоянно называешь людей глупыми, так на кой ляд тебе сдалась наша культура?!

      – Потому что высокую культуру я знаю в совершенстве, а примитивизмом до меня никто не интересовался. Люблю быть первым.

      Вопреки обычаю, человек не возмутился, приняв неоспоримую истину как должное. Напротив, приосанился и заговорщицки подмигнул:

      – Ладно, тогда вот тебе наша любимая байка, ну о-очень примитивная. Записываешь?

      – Запоминаю, – тонко усмехнулся л"лэрд.

      – Приходят как-то три эльфа к сельскому старосте... Да погоди орать, это ж байка! Так вот, приходят и хмурятся: "Возник у нас вопрос, давно бьёмся всем Лесом, да никак не понять мудрецу скудоумного, вот и порешили к такому обратиться. Уж подсоби, глупый человече! Мы, Перворожденные, самые красивые, самые умные, самые благородные, да и вообще раньше всех в мире появились, так почему нас никто из соседей не любит: ни вы, ни гномы, ни орки?" Староста пузо почесал, бородищу погладил, да и говорит: "Такие вопросы с кондачка не решаются. Давайте-ка к вечерней зорьке каждый из вас по бочонку вашего лучшего вина принесёт, мы его в общей котёл сольём, чтоб, значит, такой вопрос серьёзный обмозговать, глядишь, и докумекаем все вместе. А я закусь соображу." Вечером эльфы притащили бочонки запечатанные, открыли искусно и в котёл содержимое слили. Староста и сам не подкачал, барашка зарезал, вертел над огнём крутит да усмехается в бородищу. Эльфы чарки из общака наполнили, отпили и давай переглядываться недоумённо: "Что за шутки такие?! Это же вода родниковая!" А староста им и отвечает: "Вот за это вас и не любят!"

      – За трезвость?

      – Да жлобы вы! – Лапоть с диким гоготом ускакал вперёд.

      Шип хотел осадить недостойного скудоумца, как подобает истинному л"лэрду, но посмотрел на зелёное от листвы солнце и решил, что столь чудесный светлый день не стоит омрачать бранью, даже эльфийской высококультурной.

      – Квиты, – фыркнул под нос Перворожденный и вдруг прислушался. – Лапоть, стой!

      – Чтоб ты мне врезал?! Шиш тебе!

      – Нас догоняют, тупица! Двое, но ног у них всего шесть.

      – А-а... – Лапоть понимающе улыбнулся, разворачиваясь к погоне лицом и мордой.

      Действительно, не успели лошади прицениться к развесистому кустику, а на полянку уже выскочил лохматый чёрный пёс. Балуня поджимал лапу, но в остальном выглядел бодро, и бинты, кои послужили и крепежом для пары дорожных сумок, его не смущали.

      – Гав! (Догнал!) – обрадовался волкодав, виляя хвостом.

      Анята здорово отстала, ну так ног у неё вполовину меньше. Длинную рубаху она безжалостно обрезала выше колен, штаны брата, перетянутые понизу онучами, разве что не развевались – до того оказались широки.

      – Стойте! Погодите... – девушка уперлась ладонями в колени, переводя дыхание. За спиной у неё топорщился дорожный короб, из-под крышки которого торчали пучки болотной травы, столь почитаемой улитками, а сами они наверняка сидели внутри. – Додоня сказал, что я теперь бесприданница, а ему такая не нужна. Он ушёл к Маняше.

      – Вот негодяй! – возмутился ратник.

      – Почему? Это здоровый практицизм, – Шип пожал плечами.

      Анята с трудом выпрямилась, держась за ноющий после бега живот.

      – Я тоже решила уйти, а Балуня почему-то за мной увязался. Вы через Ланинск едете?

      – Да, там лучшее пиво во всех Свободных Землях! Мой остроухий компаньон просто обязан попробовать этот божественный примитивизм.

      – Можно мы с вами, пожалуйста? Больше не хотим в трясине топнуть.

      Ратник пригласительно хлопнул Зорьку по крупу.

      – Залезай! С эдакой псиной тебя в корчму не кухаркой, а вышибалой возьмут!