Текст книги "Дорога на восток (СИ)"

Автор книги: Алина Тай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

Итоги

Руку жжёт и дёргает. От резкой боли даже скулы судорогой сводит. Перевожу взгляд на неё и коротко матюкаюсь: хорошо, что недобитый фриц не во лбу мне дырку проковырял. Повезло, что пуля прошла по касательной, повредив лишь мягкие ткани и не задев кость. Поднимаю левую руку, чтобы зажать рану и понимаю – с левым боком тоже что-то не то. Задираю ткань – и вижу ещё одну кровавую рану. Пулемётчик, гад такой, тоже успел отметку поставить. И, ведь, умудрился же, етить его, прямо на ходу…

Что такое “не везёт” и как с ним бороться?

– Мазилы! – презрительно морщусь, радуясь в душе, что ранен не особо серьёзно.

Рана в боку, конечно, беспокоит сильнее, но есть надежда, что ничего ценного пуля не повредила.

С трудом поднимаюсь на ноги и лезу в бронетранспортёр, так как находится он ближе всего. Откидываю дверцу и осматриваю внутренности металлического гроба. Кругом одни трупы и, растудыть его, ни одного автомата. Зато есть индпакеты, да и гранаты наличествуют.

Быстро затариваюсь у первого же попавшегося фрица съестными припасами и обшариваю того в поисках спиртного. Оное обнаруживается во фляге, притороченной к поясу. Сжав зубы, плескаю его себе на раны для дезинфекции. От боли чуть не теряю сознание, но держусь. Чтобы привести себя в чувство, тут же делаю пару глотков обжигающей горло жидкости и зажёвываю галетой. Пойло мерзкое, но главное его достоинство – наличие спирта. Так что приходится терпеть.

Пока жую, быстренько вскрываю первый индпакет и бинтую руку. Затем хватаю второй – и приступаю к ране в боку. С ней тяжелее, так как приходится обматывать всё туловище.

Хоть и с трудом, но справился. К концу перевязки меня конкретно уже так шатает. Да и шум в ушах нарастает. Надо бы поспешить, если не хочу потерять сознание прямо здесь.

Босые ноги уже практически превратились в ледышки. Да и сам подмёрз – дальше некуда. Нужно срочно одеться. А вся одежда – в грузовике.

С трудом подбираю обойму, что кинул под ноги, и перезаряжаю винтовку. Последний патрон, тварь такая, реально бракованный. Злобно отшвыриваю в сторону – из-за него чуть не погиб и обзавёлся лишней раной.

Вешаю винтовку через голову на левое плечо и передёргиваю затвор, досылая патрон. Даже на предохранитель не ставлю: задолбали меня уже недобитые камрады, выскакивающие из ниоткуда словно чёртики из табакерки. Если что – сразу буду стрелять. Ибо жить хочу. Уж всяко один выстрел “от пуза” сделать успею.

Взял бы и гранату, да тяжёлая, сволочь. Меня и так шатает, как ту осинку на ветру. А до одежды нужно добраться как можно быстрее, ибо скоро замёрзну нахрен.

Конечно, видок у меня сейчас, видимо, ещё тот: полураздетая простоволосая баба, в лютый мороз, да в окровавленном нижнем белье. Босая, раненая, но с оружием в руках. “Сюрреализьм”, мать его…

Быстро ковыляю к “своему” грузовику, мысленно матюкаясь: ног почти уже не чувствую и от холода зуб на зуб не попадает. Да ещё и шатает от потери крови. Однако, проходя мимо офицерика, всё же, нагнулся и прихватил пистолет из кобуры.

Память с восхищением запищала: “Люгер!”.[10]10
  https://ru.wikipedia.org/wiki/Пистолет_Люгера


[Закрыть]

Пистолет очень удобно лёг в узкую ладошку Ольги. Прям как тут и был. Несмотря на сильную боль в правой руке, вытащил обойму, убедился в том, что все патроны на месте, вставил обойму, снял предохранитель, перещёлкнув его вверх и дослал патрон в патронник, передёрнув затвор. Пистолет был лёгким, удобным и имел восемь патронов. Причём, отдача у него, как намекнула вовремя проснувшаяся память, весьма слабая. Но точность боя – высокая. Для ослабевшего тельца Ольги аппарат – в самый раз. Причём, самозарядный. А это значит – не нужно дёргать затвор каждый раз после выстрела. Что с моей подстреленной правой рукой несомненный плюс: можно стрелять и с одной руки. Что для винтовки просто немыслимо.

С сомнением глянув на длинный дрын, висевший на плече, тут же бросил винтовку в снег, а пистолет взял левой рукой.

Теперь можно двигаться дальше. Кое-как доковылял до грузовика и подошёл к заднему борту. Однако, в полный рост встала другая проблема: как забраться наверх? На остатках адреналина сделать это было бы ещё можно, но сейчас я больше напоминал полурастёкшееся по снегу желе.

Пришлось мысленно дать себе пинка и подстреленной рукой, невзирая на боль, протереть снегом лицо. Это помогло взбодриться.

Теперь, под действием небольшой дозы адреналина, подъём совершить кое-как удалось.

Неуклюже перевалившись через задний борт, сам себе в этот момент напоминая приснопамятный мешок картошки, со счастливой улыбкой на лице первым делом вцепился в свою одежду. Холод подстегнул скорость облачения минимум на порядок. Так что очень быстро я снова стал напоминать колобка из-за толщины ватных штанов и шубейки. Для ускорения процесса согревания потянул ремень у ближайшего дохлого камрада и уже через минуту стал счастливым обладателем фляги с немецкой сивухой, к которой немедленно и приложился, сделав небольшой глоток.

– Гадость, – немедленно выдал резюме внутренний голос, – А ты знаешь, что женский алкоголизм неизлечим?

– Да иди ты, – беззлобно расплылся я в улыбке, чувствуя огонь, растёкающийся по жилам, – Хочешь, чтобы я тут от холода загнулся?

– Между прочим, спиртосодержащие напитки дают ложное чувство тепла, расширяя сосуды и обеспечивая ещё большую скорость охлаждения, – ехидно вскинулся мой незримый советчик.

– А я для того шубу и натянул, чтобы дуба не дать, – хохотнул я мысленно, – Теперь дальше шубы тепло никуда не уйдёт. Так кто из нас умный?

Внутренний голос многозначительно промолчал. А я не удержался и вякнул напоследок:

– Как там фрицы свою сивуху называют – шнапс?

Память хитро мне подмигнула и выдала чуток информации о спиртосодержащих напитках. О, если я уже воочию вижу собственную память – дурка по мне однозначно плачет горючими слезами. Ещё чуть-чуть – и заговариваться начну.

Но удариться в пространные рассуждения банально не успел: справа от меня, в глубине кузова, кто-то зашевелился. И даже не один, а сразу двое.

Первый фриц сидел вторым от кабины с правой стороны – из тех, кому прилетело пяткой в висок. Второй болезный – почти напротив него, третьим от кабины. Черепок у него, похоже, оказался покрепче, чем у собрата напротив. А, нет – и тот вдруг зашевелился. Видать, вместо мозгов у этих фрицев одна сплошная кость – ничем её не пробьёшь.

Вот, гады! Втроём на одну слабую девушку? Ха! Вот и пришла пора проверить точность боя экспроприированного люгера.

Дах, дах, дах.

Не успели камрады ничего понять, как обрели новые дырки в организме, с жизнью совершенно не совместимые. А что мне их было – в плен брать? Я и так едва сознание не теряю – а их трое здоровых лбов. Рванутся все одновременно в разные стороны – как их ловить? Ну, одного подстрелю. Если повезёт – другого. А третий по мне саданёт из чего-нибудь – и поминай, как звали. Оружия тут кругом – только руку протяни.

А там ещё офицерик в снегу валяется. О, кстати, надо бы и его проведать. А то, как бы неровён час, не сбёг куда-нибудь. Или стрелять по мне не начал.

Пришлось в темпе подгонять новый ремень, на который навесил от жадности аж два штык-ножа. Сапёрная лопатка и так была уже присобачена. Самое нужное для меня сейчас – продовольствие. Так что у ближайшего камрада разжился заплечным ранцем, в который свалил сухпай и ещё одну флягу. И решил, что пора выдвигаться. Но перед тем пришлось каждого немца “ковырнуть зубочисткой” – попросту говоря, сделать контрольный удар штык-ножом в горло, ибо живых врагов за спиной мне совсем не надобно, а патронов в обойме люгера всего пять осталось – самому нужны. Зато, подумав немного, решил взять с собой ближайшую винтовку и к ней – россыпь патронов впридачу. Ножом тыкать каждого – рука отсохнет. А пуля, всяко-разно, физические силы мне сэкономит.

Так, с галетой в зубах, да винтовкой на плече и вывалился опять на дорогу, припустив в сторону второго грузовика. Как бы ни хотелось побыстрей добраться до офицерика, но проконтролировать тыл было просто необходимо. Дальше я уже действовал более шустро и нахраписто: несмотря на слабость и головокружение, лихо взлетел в кузов второй машины и с удовлетворением выпустил ещё девять пуль в тела камрадов. Теперь стало ясно, откуда взялся недобиток, который попортил мне шкурку на правой руке.

На всякий случай добежал ещё до мотоциклистов. Им тоже влепил по пуле в голову: двое, как ни странно, ещё подавали признаки жизни, но как-то вяленько.

Зато тут уже не смог отказаться от транспорта: один мотоцикл оказался на ходу. У второго был разбит картер и всё масло вытекло. Так что, сгрузив с неисправного всё, что нашёл в карманах убиенных, оружие, подсумки, запасные канистры с бензином, боекомплект и пулемёт в коляску к исправному, завёл двигатель и шустренько потарахтел к легковушке за офицериком. Во втором грузовике разжился ещё десятком гранат, нагрёб из подсумков патронов. Винтовки мне хватит и одной, зато патроны прекрасно подойдут к пулемёту тоже. А их, как известно, много не бывает.

Если честно – стоило бы каждого немца ободрать, как липку. Уверен, что нашёл бы много интересного. Но я не верблюд, а коляска мотоцикла тоже имеет конечный размер и она даже при всём желании никак не вместит в себя всё найденное. Потому ограничился лишь сбором оружия, боепитания и провизии. Зато с одного из мотоциклистов снял бинокль, а также очки-консервы.

Хоть меня ещё и довольно сильно шатало, но после шнапса и галет стал чувствовать себя немного лучше. По крайней мере, умирать уж точно передумал. Так что вместо переохлаждения меня даже в жар бросило. Но время уходит, близится вечер, а мне ещё надо многое сделать.

Лихо подкатив к легковушке, быстро соскочил на скрипящий снег (сразу понятно – мороз очень сильный) и подошёл ко всё ещё лежащему без сознания офицеру. Быстренько обшмонал все карманы как снаружи, так и внутри, став обладателем плоской серебряной фляги с крепким коньяком, на которой был выгравирован орёл, серебряного же портсигара и портмоне с деньгами и фотографиями.

Не став пока всё это рассматривать, стянул с немчуры ремень и стянул им офицерику руки за спиной – пусть прочувствует, что такое плен. Заодно снял кобуру и две запасные обоймы к люгеру, которые тут же перенёс на свой ремень, расположив кобуру на животе – так легче и быстрее добраться до пистолета. Хотел, было, немца взгромоздить на заднее сиденье авто, чтобы тот не замёрз, как тут же отказался от этой идиотской затеи: каким образом еле стоящая на ногах тушка Ольги поднимет этого борова? Так что пусть пока поваляется – авось не замёрзнет. Зато в автомобиле нашёл портфель с какими-то документами и планшет с картой, на которой было нанесено огромное количество непонятных значков.

Карта, естественно, была на немецком, в котором я, как ни прискорбно, ни в зуб ногой. Допускаю, что можно было как-то определиться с собственным местоположением, просто внимательно её изучив, но что-то постоянно подстёгивало меня в спину – какое-то невнятное чувство, будто я куда-то очень сильно опаздываю.

Пытался, конечно, найти на карте знакомые ориентиры, но куда там. От обилия всякой разной информации на этом куске бумаги даже в глазах зарябило. Как там вообще хоть что-нибудь можно найти? Похоже, у меня топографический кретинизм. М-да, прискорбно.

С сожалением положил карту на место, но планшет, как и портфель, всё же, прихватил с собой, кинув их в коляску. Одного взгляда, кинутого на авто, было достаточно, чтобы понять – этот пепелац уже отъездил своё. Капот – в хлам, а под машиной – огромная лужа из смеси бензина и масла.

Плюнув на эту картину, пошустрил к танку. До того, как лезть в железяку, глянул на её командира, которого выкинуло за борт. Самое интересное – тот был ещё слегка жив. На таком морозе, конечно, долго не проживёт. Тем более – с такими тяжёлыми ранами. Но добить засранца – святое дело. Теперь дошла очередь и до танчика. Только заглянул внутрь, как резко захотелось весь свой ужин выдать наружу. Увиденное можно было ёмко охарактеризовать одним словом – фарш.

Поэтому, чтобы моментально не расстаться со съеденным, побежал к бронетранспортёру. Проконтролировав каждого из двенадцати, ломанулся к мотоциклистам. И хоть живых там явно не было, не поленился выделить ещё по одной пуле на немца.

Наконец, добрёл до последнего убитого мотоциклиста и снял с него автомат. Всё же, интересно – отчего не выстрелил. Отщёлкнул магазин. Так и есть: патрон перекосило, из-за чего затвор и заклинило. Устранив перекос, выкинул мешающий железке патрон. Магазин – на место. Кланц-кланц: затвор срабатывает, как и положено, приводя оружие к бою. Вот и автоматом разжился. Хотя на фоне уже приобретённых мной пулемётов этот как-то совершенно не смотрится.

Подумав немного, понимаю, что на своих двоих я отсюда точно не уйду. Слишком устал. Да и ранения мне здоровья совсем не прибавили. Плюс потеря крови. И так хожу, как привидение с мотором. Спать хочется – спасу нет. А есть – так ещё больше. Немного сбил голод галетами. Но мне бы чего посущественней пожевать. Но пожевать придётся чуток попозже – надо побыстрее убираться с дороги, пока новая немчура не припёрлась.

Мотоциклы, конечно, хорошо. Но по бездорожью и они не катят. Нужен либо "Ганомаг", либо танк. В "Ганомаге", конечно, места гораздо больше. Можно всё экспроприированное разместить. А танк-то как жалко: какая-никакая, но всё ж броня. Причём, с пушкой. Но у меня пленный фриц. А танчик жутко маленький. Да и загажен теперь так, что я его и до утра не отскребу при всём желании.

Залез снова в бронетранспортёр и повытаскивал оттуда дохляков. Тяжело, блин. Но кидать трупы с заднего борта вниз много легче, нежели тащить что-либо наверх. Хотя пока протаскивал тяжеленные туши по узкому проходу, умаялся – просто жуть.

Кстати, а зачем мне этот пленный фриц? Говорить по-немецки я не умею, в картах немецких, как оказалось, ничего не смыслю. Ну и на кой он мне? Что я с ним делать буду? Планы немецкого командования выведывать? Каким, интересно, образом? На языке глухонемых? Так, скорее всего, я таким тоже не владею.

Вот, же ж, прицепился к офицерику: дескать, ценный язык – надо брать. А ничего, что я, как бы, не в армии. И допросы пленным учинять – не моя специфика. Небось, ещё и продукты на эту мразь тратить придётся. А оно мне надо? Скорее всего, придётся вывести его в расход.

В общем, одним трупом больше, одним меньше – невелика разница. Но в танк, похоже, я не полезу. Придётся взрывать. Блин, как жалко-то. Там ведь цельная пушчонка стоит. Для сокращения поголовья всякой гнусной немчуры – самое то.

Ладно. Это всё потом. А пока пробежался ещё раз в темпе по всей колонне. С канистр всё слил в бак "Ганомага", нацедил с грузовиков ещё – до тех пор, пока бензина в бронетранспортёре не стало под пробку. Ещё раз наполнил канистры и всё найденное быстренько побросал в бронированный отсек.

Это я так говорю, что быстренько. На самом деле, скорость моего ковыляния была такова, что торчал я на этой дороге уже почти час. А такие задержки весьма чреваты последствиями. Удивительно, что за это время никто так и не проехал в нашу сторону.

Наконец, распихав колотушки во все нужные места и подготовив таким образом технику к подрыву, подошёл к офицерику.

А тот уже очухался и изо всех сил пытался свалить.

– Ну куда ж ты, болезный? Я ведь не просто так вторым ремешочком-то ножки тебе спутала. – даже сам не заметил, что в присутствии чужих говорю о себе в женском роде. Вроде ж фриц, не понимает ни черта, ан нет – всё одно рода не путаю. Даже как-то естественно у меня получается. Наверное, тренировка на будущее – теперь уж точно уверен, что при других не спалюсь, говоря о себе в мужском роде.

А так, в принципе, прикольно смотреть, как этот великий деятель в позе гусеницы изо всех сил пытался уползти. Как говорится, смотрел бы и смотрел. Ну а что – даже смешно где-то. Если бы не было так грустно: ведь не на прогулку же этот гитлеровец сюда припёрся. Небось, и его руки в нашей – русской – крови по-локоть. Ничего, смеётся тот, кто смеётся последним!

Вон как ползёт – любо-дорого посмотреть. Это по снегу-то? Вот смешной! Ух ты, даже до края дороги дополз. А вот дальше – фиг. Тут обочина рыхлая, да снега по колено.

– Ну куда, куда ты, сосиска, намылился? Утонешь в снегу, ведь. Неужто я такая страшная?

Странно. Моя улыбка ему явно не понравилась, отчего он пополз ещё быстрее. Улыбка, как улыбка. Подумаешь, сейчас немного на оскал смахивает. Так это не я такой – жизнь такая. А не надо было меня под своих солдафонов подкладывать, гадёныш фашистский!

– Ты же солдат Великого Фюрера! Отчего же чуть в штаны не наложил? Неужто обычной русской бабы испугался? Ах, да, совсем забыла: у нас же теперь око за око и зуб за зуб. Раз ты имел наглость кинуть меня на растерзание своим камрадам, которые могли меня вот так вдесятером изнасиловать – я имею полное право применить насилие к тебе. Что, не баба, говоришь? Ну так это дело поправимое. Чик-чик – и не мужик. А что это у нас глазёнки забегали? Неужто понял? О, так ты и по-русски гутарить умеешь? Ну надо же! А я тут, понимаешь, решаю – прикнопить тебя или оставить в живых. Раз говоришь по-русски, может, ещё и поживешь. Хотя… А нафиг ты мне сдался? Винтовку тебе в зад, да провернуть там раз десять, чтобы понял, как над другими издеваться. Мушка там весьма знатная. Такая высокая, толстая. Скучно точно не будет – обещаю. Тебе понравится!

– Что найн? Что фройлян? От страха русский забыл? Изъясняйся понятно, на нормальном русском языке, а не на своём собачьем. Тявкаешь там что-то – ни хрена же не понятно. Что, имеешь важные сведения? А нафига они мне? Я похожа на солдата? Раз уж вы, твари, имеете наглость воевать с мирным населением, не удивляйтесь потом, что кое-кто вам яйца поотрывает. Солдаты с бабами и детьми не воюют. А если воюют – не солдаты они, а мрази, которых надо травить как тараканов и уничтожать любыми доступными способами, как бешеных собак.

– Что примолк? Это, между прочим, и тебя касается. Или хочешь сказать, что весь такой белый и пушистый? А не ты ли совсем недавно отдал меня своим солдатикам на поругание? Что глазами блымаешь? Думаешь, прощу? Чтоб ты понял – мне пофиг все твои важные сведения! Мне гораздо важнее таких, как ты, сотнями душить. Прямо вот этими вот руками. Чтобы землю нашу не топтали, твари!

– Ну ладно, ладно. Пока я добрая. Может, где наших встречу – передам твою вшивую морду им как военнопленного. Может, и выживешь.

С этими словами, рывком поставил офицерика на ноги и сдёрнул ремень с лодыжек. И откуда силы-то взялись? А, нет, вон как закачало. Хорошо, что в этот момент за спиной у фрица был и он моей слабости не заметил.

– Пшёл! – тычок дулом пистолета в спину, сопровождаемый стимулирующим пинком под зад заставили офицерика чуть не вприпрыжку припустить к "Ганомагу".

Не знаю, что уж он там себе понапридумывал, но общая картина бойни, похоже, его неслабо так потрясла. Думаю, фриц никак не мог поверить в то, что целый взвод ухайдохала всего одна русская баба. Это для него было настолько невероятным, что он сопротивляться даже и не подумал – выполнял все мои команды беспрекословно, чуть ли не с радостным повизгиванием. Отчего даже я немного прифигел.

Ну надо же как я могу иногда доходчиво изъясняться. Даже это тупорылое фашистское мурло – и то пробрало до печёнок.

Снова спеленал фрицу ноги и присобачил к сиденью "Ганомага" снизу и сверху. Теперь даже захочет – хрен отцепится. Ну не буду же я ему давать свободу действий. У меня, вон, оружия – полный бронетранспортёр. Если немец доберётся хоть до чего-нибудь – быть беде. Рассусоливать со мной он точно не будет: пульнёт в затылок – и поминай, как звали.

Так что связал его на совесть. Выпутаться сможет лишь в том случае, если является прирождённым Гуддини, в чём я, например, сильно сомневаюсь.

Ну что ж, сумерки уже полностью окутали землю. Пришла пора устраивать фейерверк. Как и в деревне, сделал бензиновую дорожку к каждому авто колонны, проехал чуть вперёд и запулил в окончание этого своеобразного бикфордова шнура осветительную ракету. Ракетницу вместе с целым ящиком разноцветных зарядов обнаружил тут же, в бронетранспортёре.

Ох, и знатно полыхнуло. А пока разгорался пожар, я снова плюхнулся на сиденье водителя и дал газу. Едва успел проехать примерно с километр, как раздалась целая серия взрывов: это рванули колотушки, инициирующие более серьёзный заряд. А затем рвануло так, что пламя взметнулось чуть ли не выше самых высоких сосен близлежащего леса. Похоже, в танке сдетонировал боекомплект.

Бросив короткий взгляд на офицерика, весело ему подмигнул:

– Видал, как ваша техника горит? Прямо душа радуется, – рассмеялся я.

Странно, что у немца при этом лицо как-то сильно перекосило.

– Ничего, камрад, скоро выберемся к своим – сдам тебя… на опыты. Думаю, из-за того, что вы тут натворили, наши тебе устроят очень горячий приём. Смотри, в штаны не наложи от радости.

И уже не обращая внимания на пленного, нажал на акселератор. Что меня ждёт впереди – одному Богу ведомо. Доберусь до своих – прекрасно. Не доберусь – напоследок грохну этого урюка, чтоб жизнь мёдом не казалась. А то взяли моду, понимаешь, на мирном населении отыгрываться. Не солдаты – угрёбища какие-то. Так что по Сеньке и шапка. А судя по периодическим всплескам памяти, земли у нас мно-о-го. Всю мразь и сволоту прикопать точно хватит. Заодно и полезные удобрения – всё какая-никакая польза. Так что зря вы припёрлись к нам, господа хорошие. Так здесь навеки и останетесь – живыми обратно не выпустим. Адью!..

Только снежная пыль заклубилась за металлическим бортом Ганомага, уносящего по едва видимому дорожному полотну двоих, пока ещё живых, но непримиримых в своём жестоком противостоянии людей.

И звучала едва слышимая за грохотом двигателя песня, выводимая чуть хрипловатым от напряжения, но всё ещё звонким девичьим голоском:

 
Эх, дороги, пыль да туман,
Холода, тревоги, да степной бурьян.
Знать не можешь доли своей –
Может, крылья сложишь посреди степей…