Текст книги "Соприкосновение"
Автор книги: Алина Бакурина
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)
Передо мной спускались Азат с Ольгой, обсуждая практику йоги и не испытывая сложностей со спуском. Азат иногда останавливался и показывал ей, как выполняется та или иная асана. Фаина с Татьяной давно ушли вперёд. На миг я пожалела о том, что не попросила у них помощи со спуском.
У меня была своя йога. Свой шаг. Своя атмосфера. И своё упрямство.
Я училась не требовать от себя слишком многого. И в жизни, и в йоге, и в асанах, которые обсуждали Азат с Ольгой. Я пыталась придать себе форму, которая, на мой взгляд, должна была вписать меня в мир лучше, чем я вписывалась без неё. Но упрямые попытки ни к чему не приводили. Осознав это, я попробовала быть осторожнее, беречь себя и грамотно распределять внутренние ресурсы. Но слышать одни и те же советы месяцами о бережном отношении к себе и даже соглашаться с ними мне всё равно не нравилось.
Желание быть такой же, как все, затмевало разум настолько, что я шла на крайности и нередко жертвовала здоровьем ради достижения цели. Я хитрила перед собой. До боли растягивалась на занятиях, чтобы почувствовать себя, почувствовать, что могу придавать себе форму, которую у кого-то увидела.
В попытках стать лучшей версией себя я уставала от самой себя.
Мне требовался отдых, и я сдавалась. Ослабляла хватку, много думала о смирении, но гордость не позволяла долго придаваться унынию… Я шла дальше. Новыми путями и с новыми силами.
Помню, когда я впервые расслабилась, мне стало страшно. Страшно от того, что я могла с собой сделать, если бы однажды, через общение с йогой не поняла, что не помешало бы лучше узнать свою форму, а не гнаться за чужой.
Мы спустились с холма на трассу, и мой шаг приобрёл уверенность. Я начерпала в обувь достаточно воды для того, чтобы это почувствовать. Печально, ведь высушить их с такой дождливой погодой представлялось не совсем возможным.
Вчера вечером стирку пережила одежда, в которой я ходила в Дели. Её влажность за полдня и целую ночь совершенно не изменилась. Ольга проявила изобретательность: вечером, уходя на ужин, мы развесили выстиранную одежду на стулья в комнате и включили вентилятор, встроенный в потолок, на полную мощность. Это помогло вещам высохнуть, но не намного.
С кроссовками вряд ли бы сработала подобная сушка. Даже если можно было бы подвязать их за шнурки на лопасти вентилятора. Я решила подумать обо всем этом позже.
Мы сделали остановку в кафе, где нас ждали Рена с Гюлярой, чтобы попить чай и обсудить дальнейшие действия. Чай с лимоном мне надоел, и я перешла на чёрный с молоком. Привкус специй в нём почти не ощущался, а это был главный критерий выбора.
Часы на телефоне показывали всего полвторого. Поскольку завтра рано утром мы уезжали из Наггара, Азат хотел успеть сводить нас в Мурлидхар1010
Мурлидхар – держащий флейту (санскрит).
[Закрыть], тысячелетний храм XII века, посвящённый Кришне и его возлюбленной Радхе. Располагался он на несколько метров выше нашей гостиницы. Это был единственный храм Кришны во всей долине Куллу, и Азат называл его просто – Кришна-мандир1111
Мандир – индуистский храм.
[Закрыть].
В первый день мы допускали мысль пойти туда, перед тем как я свалилась бессознательным сном, а мои спутницы записались на массаж. Множество раз мне предлагали посетить хоть одну процедуру, но я категорически отказалась. Ведь нам нужно много двигаться, ходить, взаимодействовать с новым. Вероятность превратиться после массажа, как мне рассказывали, в «другого человека», не привлекала. Не хотелось потерять над своим и так непослушным телом контроль.
Асфальт трассы сменился грунтовой дорогой, уходящей в глубину леса. Я старалась обходить пузырившуюся под ногами грязь, но ноги сползали в тёмные глубокие лужи. Дорога никого не смутила, из-за грязи и дождя трагедии не случилось. Наша группа двигалась вперёд в любых условиях.
Чавкая подошвами, я забралась на покатую обочину, где было чуть суше, но тут же спустилась обратно в грязь – мягкая земля не давала ставить ноги устойчиво. Зачерпнув кроссовкой холодную воду, я потеряла смысл жалеть обувь. В ещё одну лужу подошва соскользнула так резко, что я едва удержалась на ногах. На джинсы полетели брызги, оставляя за собой потёки.
– Угадайте, кто сегодня свинья? – не останавливаясь, я попыталась избавиться от прилипшей к джинсам грязи, но потом решила, что лучше дать ей высохнуть.
– Это ты про переедание манго? – уточнила Ольга, не сбавляя шага.
– Нет, это я про себя и свои джинсы.
– Ты не свинья, ты овечка, – Азат перепрыгнул очередную лужу и пошёл параллельно мне, с другой стороны колеи.
– Почему? – я не спешила обижаться на его сравнения, зная, что меня ожидает минутка философии.
– Потому что свиньи падают в грязь и остаются там лежать, не пытаясь подняться, а овечка поскользнется, упадёт, тут же поднимется и побежит дальше.
– Неплохо, – я пожала плечами, – Овечка так овечка.
Группа разошлась в поисках сухих участков дороги и каждый продолжил путь в своём темпе.
Мимо проехал грузовик, разбрызгивая вокруг себя грязь. Азат посигналил ему рукой и, когда машина остановилась, попросил водителя довезти часть группы наверх, к храму.
Я отказалась садиться в машину и упёрлась уже не как овечка, а как баран, предпочитая пройти весь путь пешком. Подъём на гору в машине терял для меня смысл и ценность. Хотелось проходить всё, что можно пройти, ногами, а не с помощью транспорта. Дождь и лужи давно перестали служить препятствием для передвижения, терять и беречь нечего, все вещи промокли и испачкались.
Впереди мелькала Ольга. Она тоже предпочла подняться к храму самостоятельно. Азат шёл рядом со мной. Татьяна, Фаина и Гюляра уехали на подпрыгивающем на кочках грузовике, а Рена давно убежала вперёд и скрылась за крутым серпантином.
Капли дождя со звоном стучали по ветровкам, находя лазейки между плотной листвой. Серпантин вёл нас к Кришна-мандиру вьющейся вверх спиралью.
Какое-то время мы с Азатом шли в тишине, но вскоре нарушили её, заговорив о моей личной практике. Я рассказала ему о произошедших за месяцы, что мы не виделись, изменениях и своём отношении к ним. Я не успевала принимать их, терялась и не понимала, чего от меня ждёт не только окружающая среда, но и собственный организм. Когда Азат спросил о том, стало ли мне «лучше», я неловко замолчала и задумалась.
И Вы туда же, пронеслось в голове, но озвучивать мысль я не стала. Ответила ему на вопрос так же просто, как он его задал. Мне не нравилось, что я должна делать вид, что мне легко слышать этот вопрос и отвечать на него. Он всегда опускал меня ниже, чем я есть.
Я легко оправдала интерес Азата к процессу моих изменений, но почему-то почувствовала себя оскорблённой. Самым критичным для меня являлся факт необходимого взаимодействия с людьми, построения с ними отношений. Я путалась в том, что важнее: то, чего от меня ждут, или то, что я реально могу предложить.
Заговорив с Азатом об этом, я не вспомнила про сложности, возникшие в общении с Ольгой. Я пока не усвоила их и переживала из-за прошлого и будущего, не думая о настоящем.
Несколько лет назад люди поделились для меня на два далёких друг от друга полиса: на тех, с кем я знакомилась и общалась в рамках занятий йогой, и тех, кто не был с ней связан.
Поведение в общении и уверенность в себе слишком различались, как бы я не пыталась в любой ситуации и с теми, и с другими, оставаться собой. Особенно сложно мне стало придерживаться себя тогда, когда представления о собственном «я» начали меняться с безумной скоростью. Из-за них я чувствовала ещё большую внутреннюю неустойчивость и огораживалась от людей стеной такой высоты и толщины, что порой самой становилось страшно и одиноко за ней сидеть.
Я простила Азату его вопрос, ведь он относился к первому полюсу. Я прощала всех тренеров, преподавателей и врачей за их вопросы, но именно из-за этих вопросов они были для меня безличными и чужими. Вопрос Азата задел меня потому, что мне показалось, что он «свой». Так ли это было?
– Думаете, у меня много друзей? Я не нравлюсь многим, и что? – в свою очередь спросил он меня.
Не то, чтобы я стала с ним спорить после постановки вопроса подобным образом, но почувствовала, что он совсем не так меня понял. Не так, как мне нужно.
Я сдалась и молча выслушала его точку зрения. Не хватало слов для объяснений своих переживаний и некой убежденности. Его мнение не отяготило и облегчило мне жизнь. Оно существовало отдельно от меня и показывало наличие возможности существования в его ритме и реальности.
– Но вторжение в личное пространство… – я попробовала найти слова, но оборвалась на половине фразы.
– Никто никогда не касается моего личного пространства. Даже сейчас.
В ответ я шумно вздохнула. Я не знала, как побороть недопонимание, которое между нами возникло. Донести до него мысль о том, что устала менять себя, наблюдая за другими людьми, но и остановиться, убедить себя в том, что этого делать не нужно, у меня не получалось.
Неожиданно в промокших зарослях леса показался Мурлидхар. Азат замолчал, и мы разошлись.
Окружённый жилыми помещениями Кришна-мандир погряз в серости сезонной непогоды. С одной стороны, как будто обозначая границу мира, стеной клубился мутный туман, заслоняя обрыв горы. В центре двора разрослось кривое дерево, ветви которого образовывали форму овала. Под ним сидело обезьяноподобное индуистское божество Хануман.
Перед тем, как переступить порог дома, я с трудом стянула мокрые кроссовки с ещё более мокрыми носками. Как буду надевать их обратно, предпочла не думать.
Рена и Гюляра уже разговаривали во дворе с двумя смуглыми девочками примерно одиннадцати-двенадцати лет. Во время вечерней прогулки по Манали женщины купили для них подарки. Тогда я не понимала, о ком и чём идёт речь. Теперь же, наблюдала за тем, как улыбаются и смущаются девочки, радостно принимая тетрадки и карандаши.
Присев на высокий порог рядом с остальными, я спустила стопы на сырую от дождя плитку и осмотрелась. От храма тянулось одноэтажное каменное здание с жилыми комнатами без дверей. При Кришна-мандире жила целая семья.
Было странно сознавать себя на вершине горы, в гостях у индийской семьи, поддерживающей жизнь храма. Видеть их быт, обыденные и привычные действия. К нашему приходу они отнеслись с живым интересом.
Азат как-то рассказывал о том, что жил здесь много лет назад продолжительное время. В какой-то степени он привёз нас в гости, на одну из своих Родин. Он дал нам возможность обрести воспоминания, сформировать в памяти свои главы индийской истории.
Осмотреть Кришна-мандир возможно только снаружи – иностранным гостям вход внутрь запрещён. Ветхие створки калитки были надёжно скреплены проволокой. Приходящие туристы часто норовили ворваться в священный обитель.
Храм привлекал к себе туристов простотой и неприступностью. Выгравированные на стенах фигурки божков постепенно разрушало время и ливневые дожди. Через крышу дома к храму вились ветви старого дуба. Проходя под ними, я заметила мужчину, латающего протекающую крышу. Он отвлёкся от монотонной работы и посмотрел на нас, как на нечто обыденное, в то время как мы любопытными взглядами бродили по древним стенам храма.
Девочки, спрятав подарки, танцевали во дворе с планшетом в руках и подпевали знакомой песне из включенного мультфильма. Вдруг из спальной комнаты вышел их дедушка. Худой, покрытый бороздами морщин, в круглой с плоским верхом шапочке, немыслимо хрупкий в движениях, он аккуратно спустился с высокой ступеньки к нам, приподняв оранжевый подол дхоти1212
Дхоти – набедренная повязка, традиционная мужская одежда в Индии.
[Закрыть], поверх которого были одеты длинная белая рубашка и вязанная безрукавка.
– В прошлом году он выглядел куда лучше, – Азат удивился внешнему виду старика и спросил его, что случилось.
Старик расслышал вопрос с третьего раза. Безразличным к произошедшему событию тоном он объяснил, что получил сильный ожог при пожаре. Где именно случился пожар, не расслышала уже я. Он поспешил поднять подол выше и показал лиловое пятно ожога, охватившее тощее бедро, после чего, опустив подол обратно, засеменил к дверцам храма.
Перед тем, как войти в Кришна-мандир, старик с почтением поклонился до земли несколько раз. Затаив дыхание, мы смотрели ему вслед, но подойти ближе не решились. Вскоре старик вышел, держа в дрожащих руках медную чашечку и кисть. На лбу каждой из нас он оставил по оранжевой точке, а в правую руку насыпал просад1313
Просад – угощение, получаемое в храмах.
[Закрыть].
Принимая угощение, я чуть по привычке не протянула левую руку, но вовремя оправилась. В этой вере, собственно, как и в любой другой, моей левой руке были не рады. Правила правилами, а помнить о них и соблюдать нелегко, привычка берёт своё. В последующих посещениях святых мест Азат нередко одёргивал меня.
Я буду гореть в аду. Или куда там попадают особо одарённые…
В качестве угощения мы получили из морщинистых рук старика горсть изюма. Оставив на калитке пожертвование, поблагодарили его и направились к выходу со двора. Пока я обходила высокий порог, ещё по приходу приметив, что с краю он более низкий, а, значит, безопасный, с террасы донеслись оживлённые голоса. Домой вернулась мама девочек.
Женщина была одета просто, но со вкусом. Из причёски, собранной в тугой пучок, выбились пряди густых чёрных волос, льняная рубашка свободно свисала поверх юбки, из-под которой виднелись лишь стопы в плетёных сандалиях. Она затараторила на английском языке, всё время улыбаясь и бегло осматривая каждого из нас. Её возвращение оживило серую атмосферу, царящую во дворе из-за дождя и тучных облаков.
В поездке мы никогда не были предоставлены сами себе – нас встречали, к нам относились, соответствуя традициям, позволяли смотреть на свою жизнь. Мы не вносили в привычный поток жизни местных жителей изменений – меняться должны были мы.
Неосвещённая сумеречная терраса никому не мешала общаться, женщин поглотила первая реальная возможность межнациональной коммуникации с обычной индийской семьёй. Перед тем, как попрощаться, Азат потянулся руками к ногам женщины, тем самым выражая своё уважение. Смутив её окончательно, мы повторили за ним. В ответ на наши наивные попытки проявить почтительность она рассмеялась и прикрыла рукой покрасневшее от неловкости лицо.
Женщины начали обуваться, а мне предстояло ощутить всю сырость кроссовок. Расправив дьявольски мокрые носки, я поняла, что ни за что на свете не натяну их на ноги, и отправила в карман ветровки. На голые ноги обувь оказалась не так уж плоха. Выйдя на покрытую лужами дорогу, я и вовсе забыла о неудобстве.
Обратно мы спускались по тропинке, протоптанной местными жителями с противоположной стороны от просёлочной дороги. Тропа размылась под каплями частых ливневых дождей, но нас это не остановило. Мы пересекли ряд хозяйственных зданий, именно здесь когда-то стоял дом, где жил Азат. Перед нами возникла настоящая реальность, а не та, что рисовалась в воображении во время его рассказов. Жизнь выглядит иначе представлений о ней, и остаётся только внимательно смотреть на то, что она показывает.
Какое-то время мы молча брели через яблоневые сады. Осенью жители Наггара собирали обильные урожаи яблок и везли их на продажу в соседние поселения. Поскольку мы приехали в сезон дождей, попробовать их не удалось.
Я скользила по слякоти и спотыкалась о скрытые под вязкой грязью корни. Перестав вертеть головой, уткнулась под ноги. Мой самый любимый вид. Будь земля сухой, никаких проблем бы не возникло. Из-за дождя не получалось устойчиво ставить ноги, и меня мотало из стороны в сторону.
Гюляра не спешила и воспользовалась помощью Азата. Я осталась с ними и, руководствуясь стратегией «шаг вперёд – два назад», мы спускались в течение, быть может, часа. Оставаясь одна впереди или, наоборот, позади, я передвигалась самостоятельно до тех пор, пока не понимала, что преодоление очередного метра может закончиться стремительным полётом вниз.
– Стой здесь, сейчас приду, – моя очередная остановка состоялась у кустов конопли.
Ранее я её почему-то не замечала. Резные зелёные листочки торчали в разные стороны и кивали мне, волнуемые ветерком. Конопля в Индии растёт как крапива. Я сорвала веточку и покрутила в пальцах. К приходу Азата она благополучно завяла. Во время своего болезненного сна в день приезда я пропустила не только поход в кафе, но и фотосессию возле куста конопли, которая теперь никого не волновала.
После резкого перехода вниз тропинка, как молния, разошлась на две части. Азат ушёл за Гюлярой, а я спустилась по узкому ответвлению от тропинки на небольшую, скрытую высокой травой поляну. Заросли скрывали местный святой источник, огороженный плоскими покатыми камнями. Его местоположение я определила по громкому журчанию воды.
Источник шумел, студёная вода растекалась по разбитым ею же камням. Разбив, она заботливо сглаживала и отправлялась дальше. Я смотрела на чистую горную воду и не хотела думать о её святости, есть ли она, настоящая ли она. К чему об этом думать и заискивать перед ней?
Я смотрела на воду, и она текла по мне, во мне, вместе с кровью. Я узнавала её холод, её чистоту внутри себя, стояла рядом, и она мощным ледяным потоком вымывала изнутри всю грязь и тревоги.
Она захватила мою голову, горло и живот. Вымывала оттуда всё, что попадалось на пути. Её пульс стал моим пульсом, и, чем отчетливее она билась внутри меня, тем мягче я становилась.
Она не давала сил, слов… Только вымывала всё, что во мне было.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
