Текст книги "По ту сторону кровати"

Автор книги: Аликс Жиро де л’Эн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Только такая святая женщина, как Лиз Онфлёр, только такая святая от атеизма могла вынести жалостную исповедь злого гения ее детей. Мало того – обнаружив, что с первого дня он манипулировал ими, как Ариана решила манипулировать только сейчас, Лиз смогла не впасть в праведный гнев, а найти для судебного исполнителя больше оправданий, чем для собственной дочери.

Помолчав, она заговорила без всякой озлобленности:

– Вы слишком к себе суровы, Момо! Ариана и Юго сами решили обсудить это дело с вами, они сами вас позвали. Проблема в том, что ваш взгляд на семейные проблемы представляется мне чересчур… радикальным, что ли… Помните день, когда я сказала вам, что вы потеряли свой магрибский идентитет? Я тогда ошиблась! На самом деле ваше происхождение, вроде бы не наложившее на вас отпечатка, взяло да и проявилось в тренерской деятельности, и то, что вы отвергли, вернулось к вам – как бумеранг. Пока вы были ребенком, в поле вашего зрения постоянно находилась модель отношений между полами… как бы это сказать?.. несколько фундаменталистская… И вы сразу же попытались вылепить из моего зятя не просто женщину, а женщину на старый мусульманский лад, приговоренную оставаться только на кухне или с детьми. А моя дочь стала авторитарным главой семьи, вроде несговорчивого и неуживчивого торговца верблюдами. Сбой произошел не на технологическом, а на культурном уровне. Вы, как хранитель определенной культурной традиции, ничего иного просто и не могли бы сделать.

Момо тяжело вздохнул. Наверное, Лиз права. Идея усадить Юго за пяльцы и увлечь вышиванием крестиком – это уже слишком. Точно так же, как запрет, наложенный на Ариану. Почему бы ей действительно не убирать время от времени посуду со стола? Французские мужья из коренного населения всегда относят на кухню свою тарелку, прежде чем усядутся перед телевизором, и совесть их спокойна. Ужасно, ужасно сознавать, что ты настолько перегнул палку! Но что теперь-то делать?

– Возможно, выход есть! – вдруг воскликнула Лиз. – В конце концов, у нас одна цель, Момо: вам хочется довести эксперимент до победного конца, а мне… мне надо попросту, чтобы все успокоилось, я хочу избежать семейного кровопролития. Зная дочь, я отлично понимаю, что от нее уступок не дождешься и она станет отравлять жизнь мужу, пока тот не отдаст назад ее дом, ее детей и ее образ жизни с неполным рабочим днем. Единственно верное решение, на мой взгляд, – поговорить с единственным разумным человеком в семье. С женой. То есть с Юго. Если ему объяснить, что существует заговор «клана семерых», по приговору которого и приходится выносить все эти унижения, он, как женщина ответственная, – а ответственная женщина всегда хочет спасти свою семью, – возможно, сразу же даст задний ход. На самом деле любая женщина считает своим долгом спасение семьи, пары. Если бы я так рано не осталась вдовой, сама бы, наверное, отдала этому всю свою энергию.

Момо подумал, что его бывшая жена тоже пыталась спасти свою семью, но делала это тихо, совсем-совсем тихонько, на цыпочках, чтобы не разбудить любовника. Но он понял, что Лиз права. Еще одна неплохая идея – обратиться за помощью к Софи. Они ей позвонят завтра же.

Ариана сверилась со списком. В нем осталось только одно имя, Жан-Батист Вриньо. Она сразу же вспомнила его мамашу: типичная дамочка из Везине, энергичная блондинка, повязывавшая голову на манер Девы Марии голубым платочком, благонамеренная до исступления. Любимым занятием блондинки было устраивать в дни рождения детей игры в церкви: кто найдет Иисуса Христа – получит десять баллов, кого-то из евангелистов – пять баллов, за каждого из остальных апостолов – по два балла. Эктор, который упорствовал в намерении отыскать «чипсы», имея в виду запасы не освященных облаток, возвращался с этих дней рождения с утешительным призом, как правило, одним и тем же – портретом Папы. Мари-Шарлотт Вриньо, урожденная Фланшар дю Пелаж, компенсировала свою не слишком христианскую досаду в связи с потерей дворянской частички усердным искуплением греха гордыни: за шесть лет брака она подарила своему нетитулованному мужу, суровому компьютерщику, страдавшему базедовой болезнью, пятерых мальчуганов.

Казалось, она удивлена звонком Арианы:

– Ах вот это кто! Послушайте, но вас ведь уже сколько месяцев не видно в школе! Должна сказать, что немножко беспокоюсь за ваших детей…

Ариана подавила желание заметить, что куда большая опасность для подрастающего поколения – пневмония, которую так легко подхватить в вымороженной церкви. Проглотила вертевшийся на языке ответ и, сделав реверанс, свернула на свое:

– Как это мило, Мари-Шарлотт! И именно по этому поводу я звоню вам, как и другим мамам из нашей школы, которых знаю лично. Думаю, вы часто видите моего мужа, когда встречаете детей после занятий?

– Ну да, почти каждый день. А что?

– Скажите, пожалуйста, как вам кажется, он выглядит нормально, с ним все порядке?

– Не понимаю, что вы под этим имеете в виду…

– К сожалению, Мари-Шарлотт, не могу сейчас подробнее, но если вы будете так любезны и постараетесь проявить бдительность, то, пожалуйста, заметив в Юго что-то не совсем обычное или непривычное, сообщите мне. Это будет для детей просто спасением! Заранее благодарю.

Она повесила трубку, чрезвычайно собой довольная.

Мари-Шарлотт – тридцатая. К тому же самая злоязычная из всех и сплетница каких мало! Уж эта-то сделает все возможное, чтобы пустить по школе слухи. И отныне целая толпа матерей направит на Юго инквизиторские взгляды, стоит ему появиться перед школой в 16.30. Такое обескуражит всякого, кто решил играть роль примерного папочки!

Гонсальво приглушил Амалию Родригес, до тех пор распевавшую «Affliao у consternaao» на полную мощь своего незаурядного голоса, и в знак неведения развел руками.

– Я не знать и не понимать, почему не прибывать плитка, мсье Марсиак! Дилабо должна был заказывать ее седьмого сентябрь, не понимай, но Дилабо отбыть в ремонт по куда-то провинция до бог ведать когда, его мобиль больше не отвечать, и я должна останавливаю свой работа, потому чего не могу их делай совсем.

Юго выругался так ужасно, что Луиза застыла с открытым ртом. Какой он стал странный, ее папочка, в последнее время! Все время поднимает руки к небу, вскрикивая «о! о! о!», как ее учительница Каролина, но ее учительница Каролина никогда не говорит потом «бляхуматьеговжопуиврот», а он… И от ее учительницы Каролины никогда так приятно не пахнет «после бритья», как от папочки, у учительницы Каролины другой запах. Когда Луиза увидела, что пришла бабуля, она так обрадовалась, что затеребила изо всех сил свои косички, дергая их в разные стороны. Бабуля ведь всегда знает, что делать, она обязательно поможет папе, и он больше не будет тянуть руки неизвестно куда. А за бабулей там кто? A-а, это месье Момо, он такой смешной, когда начинает с ней говорить, как этот тип из телевизора: медленно-премедленно, каждое слово выговорит, ни одного не пропустит. И глядит ей в глаза, будто она взрослая и жутко интересуется всякой скучищей. Ой, а позади этого смешного месье Момо – еще Софи. Софи – это мама подружки Алисы, она ужасно хорошенькая, и на ней всегда много бус. А юбки у нее, какие были у мамы раньше. Ну, все втроем они смогут рассмешить папу, это точно!

Ребенку мир всегда кажется лучше, чем он есть на самом деле. Когда святая троица в составе Лиз-Момо-Софи покинула дом 12 по улице Веселого Зяблика, у Юго было только одно желание – воздев руки еще повыше к непобеленному потолку сказать еще побольше слов…

Сначала он подумал, что заговор, который замыслила его жена, чтобы вернуть себе прежнюю жизнь, просто шутка. И, представив себе ужин заговорщиков в «Пухлой индюшке», начал было дико хохотать. Но нет, троица была вполне серьезна. Ариана, в которой он всегда видел предрасположенность к помешательству, теперь сошла с ума окончательно. Она совершенно безумна. Впору запереть ее в палате с табличкой на двери «Опасность! Не влезай – убьет!». Юго сразу же припомнились все странности, которые обрушились на него с начала учебного года: школьные мамаши, которые принимались едва ли не креститься, стоило ему подойти поближе к их кружку; автоответчик на мобильном телефоне Дилабо, повторявший при каждом звонке: «Я отбыл на неопределенный срок, но кто умеет ждать, тот своего дождется»; Гудрун, чей уровень знаний во французском за неделю так сильно понизился, что она не могла понять даже самых простых поручений типа «напустить воду в ванну для детей» или «сходить в булочную»; Пьеро, который внезапно заговорил будто он Сильвестр Сталлоне. Как она могла? Впрочем, изумление быстро истощилось, его сменил гнев. Так поступить с ним, самым милым, самым услужливым, всегда готовым пригреть и утешить, с ним, не сходящим с пути истинного! Ничего себе отблагодарила женушка своего Юго! Какая низость: предложить самым близким из близких нанести ему удар в спину! Ему, такому хорошему…

Юго, чистота и невинность которого не могли снести подобного коварства жены, не в силах был остановиться, и Лиз кинулась его утешать:

– Не надо так мрачно смотреть на вещи, мой дорогой! Ариана, может, придумала не лучший способ, но она ведь ясно сказала этим, что любит вас, что беспокоится за вас и хочет, чтобы вы стали прежним… Вы же видите, в последнее время бедняжке трудно бывает выразить свои чувства, она просто не нашла нужных слов!

Нет, Юго было не утешить, он отозвался с горечью:

– Зато она очень удачно нашла слова, чтобы смешать меня с дерьмом в глазах шести человек, в том числе моей правой руки и моего лучшего друга!

– Но ведь это только потому так получилось, что ей больше не удается поговорить по душам с вами! Черт побери! Вы разве не замечаете, что Ариана превратилась в мужчину?! А влюбленные мужчины обычно немеют. Вспомните, как вы сделали ей предложение факсом десять лет назад! Предложение руки и сердца – факсом, подумать только! Вот что, Юго, «эксперимент Марсиак» должен был продлиться до 31 декабря, но незачем ждать три месяца, тут нельзя мешкать, ваш спор давно разрешен, посмотрите на себя самого, когда говорите: «Мне кажется, никто в доме не понимает, сколько я делаю за день!» – так могла бы сказать я, или Софи, или любая из ваших клиенток… Вы – женщина, мой бедный Юго, но вы – мужественная женщина, я таких люблю.

Момо подхватил:

– Тут больше всего моей вины. Юго, я думаю, что совершил как тренер и наставник немало ошибок. Так не должно было случиться. Ариана права: излишнее легкомыслие вредит мужественности. Попытайся смотреть на все более беспечно!

А Софи подвела итоги:

– Юго, когда мамашки в школе стали перешептываться насчет того, что ты наверняка педофил, я даже испугалась… И все клиентки меня спрашивают, знакома ли я с твоим бойфрендом, а когда говорю, что ты женат, заявляют: «Ну конечно, конечно, все педики женаты!» – и хихикают. Если посмотреть здраво, с социальной точки зрения ты в большой опасности. Прогресс в мире зашел недостаточно далеко для того, чтобы понимать таких первопроходцев, как ты. Согласна, заговор, организованный Арианой, очень напоминает «Сговор остолопов» [54]54
  Роман американского писателя Джона Кеннеди Тула (1937–1969), получивший Пулитцеровскую премию.


[Закрыть], но по существу-то она, может быть, и права. А потом, ты же знаешь, речи не может быть, чтобы ты навсегда ушел из нашей фирмы, ты не-за-ме-ним, и ты, как бы там ни было, останешься консультантом. Ну, нто на это скажешь?

Юго, конечно, сказал бы: «Нет, это вам так просто с рук не сойдет!» – но ему уж слишком сильно не терпелось избавиться от адовой троицы, и он промямлил, что подумает, прежде чем сводить счеты с женой.

Только они ушли – зазвонил телефон. На определителе обозначился номер ЖЕЛУТУ. У Юго не было ни малейшего желания говорить сейчас с Арианой, и он колебался, взять трубку или не стоит, но тут понял, что это номер Никара.

– Адольф! Какая неожиданность!

Его правая рука, казалось, испытывает невыносимые муки.

– Юго, ваша жена несколько минут назад уехала домой, и мне показалось необходимым… ммм… воспользоваться ее отсутствием, чтобы поговорить с вами. Мне нужно сказать вам кое-что… ммм… кое-что такое… такое, ну…

Адольф Никар почти не спал со времени того незабываемого ужина в «Пухлой индюшке». Каждую ночь он ворочался в накрахмаленной до хруста постели, без всякой радости глядя на величественный силуэт Антуанетты, мирно похрапывавшей рядом. Он непрерывно спрашивал себя, в чем состоит его долг и как его выполнить. Он не был готов к тому, чтобы распутывать клубок, в котором переплелись семейные и профессиональные дела.

Конечно, Ариана не сделала ничего плохого и не потеряла его расположения. Да, приход ее в ЖЕЛУТУ был ужасен, но как же она хорошо из всех неприятностей выкарабкалась! А ее идея о сдаче напрокат специалистов… совсем простая, но ведь надо было до этого додуматься! Теперь он признает, что с нею и работать веселее стало, и вообще как будто свежий ветерок подул, и тонус от общения с ней повышается, нет, все это, в конце концов, дает ей законное право стоять во главе предприятия… И он легко перенес бы еще три остающихся месяца… Просто Адольф – человек долга, и он знает, скольким обязан Юго Марсиаку. Описание мужа, услышанное им от Арианы в тот злосчастный вечер, не шло из памяти и леденило кровь. Он смотрел на Антуанетту и воображал на ее месте шефа – в длинной ночной рубашке с кружевами, с раскрытым на страничке кулинарии женским глянцевым журналом на животе… Надо ему помочь, надо ему помочь вернуться к себе самому и вновь обрести священные мужские ценности в жизни. Ох… все ведь еще хуже: не будучи способен ясно это сформулировать, Никар чувствовал, что «эксперимент Марсиак» может в принципе поколебать устои привычного для западных стран брака, смешение полов и родов деятельности не приведет ни к чему, кроме хаоса. Кроме того, если этот идиотский обмен станет образцом для подражания и распространится, навроде белота с бриджем и садоводства, ему на пенсии придется, скорее всего, ощипывать птицу и брить себе ноги!

Он все это сознавал, но тем не менее никак не мог подобраться к решению вставшей во весь рост проблемы, выполнить поручение Арианы. Ариана. Какие аргументы, имеющие ценность для Юго, он выдвинет на первый план? С помощью чего призовет его к порядку? Фирме не угрожает никакая опасность. С тех пор как началось движение Чип-энд-Дейлов, она вообще процветает. Не может же генеральный директор врать, подтасовывать факты и менять цифры в отчетах – хозяин всегда так доверял ему! И он искал, искал, искал доводы, достаточно серьезные для того, чтобы подтолкнуть мужчину – любого мужчину, даже совершенно потерявшего компас, – снова занять свое место.

Антуанетта, возвышавшаяся сбоку, испустила короткий стон, чрезвычайно похожий на стон наслаждения. Адольф практически не питал иллюзий по поводу того, мужа она видела во сне или свинину под молочно-кокосовым соусом с той журнальной странички.

Вдруг его осенило.

– Знаете, Юго, мне кажется, вам стоит… вам необходимо вернуться в ЖЕЛУТУ, причем как можно скорее.

Сволочь, подумал Юго, как здорово он выучил урок! Однако, движимый нехорошим любопытством, решил позволить своему генеральному директору высказаться до конца.

– Что случилось, Адольф? Счета не в порядке? Моя женушка оказалась не на высоте?

Никар слишком нервничал, чтобы заметить иронию.

– Нет-нет, дело вовсе не в этом, тут все скорее наоборот. Я… вы… простите, что вмешиваюсь не в свои дела, но тут… тут все болтают…

– А именно?..

– Да… Ариана… ваша супруга… очень красивая женщина, а у нас ведь кругом одни мужчины, особенно с тех пор, как мы, с подачи Арианы… вашей супруги… наняли культуристов, чтобы обслуживать взятую напрокат технику… и… и понимаете, что я хочу сказать?..

– Будьте точнее, Никар. – Юго с удивлением обнаружил в своем тоне начальственную сухость.

– Ну… понимаете, из надежных источников известно, что у вашей жены роман с Николя Фланваром из торгового отдела, – выпалил наконец на одном дыхании Адольф Никар.

Четверть часа спустя, когда Ариана открыла дверь дома номер 12 по улице Веселого Зяблика, на пороге ее встретил муж. Туго подпоясанный, в пальто горчичного цвета, поруганный, но держащийся с достоинством.

– Ужин для детей в духовке, – проскрипел Юго не своим голосом. – Индюшачьи котлетки горячие, будь осторожна. Я ухожу. Я узнал о твоем дерьмовом заговоре против меня, мало того, узнал и о том, что ты трахалась с этим мудаком Фланваром. Для одного вечера достаточно. Из чистой вежливости ставлю тебя в известность, что подаю на развод. По твоей вине. Всего хорошего.

Мэтр Морис Кантюи

Судебный исполнитель

Член совета директоров

Союза молодых судебных исполнителей

Франции

Код папки: «Эксперимент Марсиак»

Протокол о ходе эксперимента за сентябрь месяц 2002 г.

Внимание: документ пока хранить только для внутреннего пользования

Общие наблюдения

Какими словами изложить все, что произошло за месяц, и не поддаться при этом легкому отчаянию? Просто скажу, что с точки зрения техники и технологии эксперимент по обмену полами совершенно удался. Подобно 75 % женщин, Юго Марсиак взял на себя инициативу развода. Это произошло только что. В остальном причин для радости практически нет.

Благодаря излишнему рвению этой гадины Никара заговор Арианы провалился, более того, ловкого контрзаговора под руководством Лиз Онфлёр и моим собственным оказалось недостаточно, чтобы разминировать семейную территорию.

К этому времени мой клиент вернулся на улицу Веселого Зяблика. Когда Юго явился ко мне, подписав приговор своей супружеской жизни, я нашел веские аргументы, которые его несколько урезонили. Я сказал ему, что начинать бракоразводный процесс с того, что уходишь из дому, чистое безумие. К счастью, он внял моим юридически убедительным аргументам. Для него на карту поставлено чересчур многое: он должен требовать, чтобы ему присудили детей, чтобы именно он остался в своем доме и чтобы он получал соответствующие алименты не только на детей.

Клиентка, со своей стороны, восприняла новость очень плохо, подумав, что «попалась в ловушку мерзавца, давно подготавливавшего удар из-за угла». Конечно, она наотрез отказывается даже от мысли о том, что на детей они с мужем будут иметь равные права. А сейчас ее намерения выглядят так, цитирую: «Убить всех, начиная с этого гада, – готова, но развестись с ним – ни за что и никогда».

Что касается меня лично, я переживаю трудный период. Прощайте, мечты о величии и славе! Беспечность и Легкомыслие – всего лишь приманки, и вот я уже снова никто, скромный член совета директоров Союза молодых судебных исполнителей. И точка. Но все-таки я отказываюсь уступать малодушию и вопреки всему храню (пока в памяти) формулировку «Прежде всего – совет» – прекрасный девиз нашей организации.

К величайшему моему огорчению, я вынужден переменить специализацию и заняться тренировкой семейных пар, в которых муж и жена друг друга ненавидят. Sic transit… [55]55
  Начало латинской поговорки: «Sic transit gloria mundi» – «Так проходит мирская слава».


[Закрыть]

10
Октябрь

Всем хорош октябрь,

да труд не в радость.

Народная мудрость

Против всяких ожиданий, ремонт пошел полным ходом, хоть снимай в доме номер 12 по улице Веселого Зяблика рекламный ролик для кампании «Превратим ваш дом в конфетку!». Везде люди в синих комбинезонах протягивают другим людям в синих комбинезонах какие-то трубы, каждый смотрит из-под каски честным и прямым взглядом, каждый полуулыбается – ни дать ни взять Рабочий Месяца с обложки: такой умелый и такой скромняга.

Но откуда подобные чудеса? Однажды утром Дилабо нашел у себя в почте с полдюжины повесток с вызовом в суд. Под каждой стояла подпись адвоката, который именовал себя советником Юго Марсиака по юридическим вопросам. Ошеломленный прораб позвонил Ариане. Та, после долгого молчания, тихо и устало попросила прораба забыть все, о чем шла речь на собрании в «Пухлой индюшке». Казалось, ей трудно говорить: она медлила, запиналась на каждом слове, словно совершенно растеряна, начинала каждую фразу с трогательного «как бы это сказать получше?». Ради спокойствия прораба – как бы это сказать получше? – да просто ради выживания – как бы это сказать получше? – полезнее для дела снова взяться за работу – как бы это сказать получше? – с тем задором, который был им присущ всегда. Даже, пожалуй, – как бы это сказать получше? – с большим рвением, чем обычно. Ее муж – как бы это сказать получше? – изменил свою позицию, и ситуация – как бы это сказать получше? – становится опасной…

Дилабо заключил, что настал момент, который рабочие-ремонтники условились называть «точкой В», а если без сокращений – точкой, после которой неизбежно случается взрыв. Тебе, читатель, следовало бы уже догадаться, что речь идет о пределах сопротивляемости нервной системы клиента. Некоторые взрываются через две недели после предполагаемого срока окончания ремонта, другие, более закаленные, способны продержаться среди груд строительного мусора аж два месяца. До сих пор Дилабо сталкивался лишь с одним человеком, терпение которого могло бы сравниться с терпением четы Марсиак. Тот, престарелый и довольно больной господин, кротко, без единого слова упрека переносил тяготы затянувшегося ремонта ровно… э-э… дай бог памяти, да, ровно девять месяцев, а когда они истекли, ни с того ни с сего взял да и помер. Причем помер в тот самый день, когда судья принял решение наложить арест на счета подрядчика. А Марсиаки, по печальной иронии судьбы, сломались накануне того, как рекорд был бы ими побит. Так близко к цели! Что ж, тем хуже для них: лишили себя памятной медали, которую можно было бы повесить над дверью…

Ни на минуту Дилабо не принимал всерьез пугалок вроде того, что есть, мол, опасность закончить свою профессиональную карьеру, освежая штукатурку на тюремных стенах. Судьи – почти такие же люди, как все прочие, в их домах тоже иногда требуется ремонт! А посему – точно так же, как ошибки пластических хирургов или мастеров по починке электробытовой техники, – постоянно повторяющиеся преступления ремонтников еще многие годы останутся безнаказанными. Однако за долгие месяцы Дилабо привязался к этой чудной, ни на одну другую не похожей парочке и теперь решил, что пора совершить поступок. За три дня он собрал месье Педро, сантехника, месье Бушикряна, маляра, которого по-прежнему неизменно сопровождали два молчаливых подмастерья, месье Нерво, электрика, и они все охотно согласились помочь Гонсальво. Тем более что к тому времени, устав от долгих недель, проведенных за вымачиванием соленой трески в глуши Эстремадуры, жена штукатура вернулась-таки домой, он теперь был в прекрасной форме, с фадос и desolaao было покончено, и на стройплощадке в Везине их сменили радостные аккорды самбы.

Контраст между карнавальным настроением, которое царило с недавних пор в бригаде ремонтников, и натянутыми отношениями хозяев дома стал теперь более чем заметен.

Стоит ли описывать наружные, так сказать, признаки того, что супружеская чета на грани развода? Наверное, не стоит… Всем знакомы эти косые презрительные взгляды, это выплевывающие одну гадость за другой рты, это состояние вражды перед сном, когда к тебе «поворачиваются задницей», эти плачевные попытки угрожать, эти жалкие споры из-за денег, эти пошлые недомолвки при посторонних, порой осложняемые молчанием, – молчанием, которое означает «я на самом дне пропасти, мне так жаль, любовь моя, да-да, мне так жаль, ты же понимаешь..» – но воспринимается другим лишь как еще большее презрение к нему, другому, еще большая злость, низость, трусость, предательство.

Какими бы героями они ни были, наши Юго и Ариана, они тоже не смогли этого избежать, – любой из нас сто раз убеждался: когда отношения дают трещину, пара даже очень симпатичных людей превращается в пару омерзительных дураков. Добавьте ко всему этому еще и жуткую путаницу из-за обмена полами – и вы поймете, почему на улице Веселого Зяблика теперь чаще слышалась брань, чем радостное воркование.

Поводы для того, чтобы почувствовать себя удовлетворенным, случались редко, да и были они смехотворными. Ну отвоевала Ариана свою половину кровати, так какая же это победа, если Юго все равно каждую ночь уходит в их маленькую «прачечную», чтобы делить там с Навесом подстилку с шезлонга? Молодая женщина решила проявить благородство, вернула мужу любимую игрушку – тот самый мультифункциональный пульт, который управляет в том числе и телевизором с расстояния в пятьдесят метров, – и что? Теперь она локти себе кусает, потому что, хотя ящик и у нее в комнате, Юго то и дело меняет программы, не предупреждая об этом и получая от этого жестокое удовольствие…

К списку мелких неприятностей, смешных для тех, кто такого не испытывает, можно было бы добавить, что разговаривали они друг с другом отныне лишь при посредстве Гудрун. А юная шведка, несмотря на колоссальный прогресс, достигнутый благодаря ежедневному общению с Дилабо, все-таки еще не слишком хорошо овладела французским языком, поэтому при передаче реплик простая фраза «Скажи этому господину, чтобы он был так любезен вынести мусор» достигала цели в таком виде: «Ариана, сравнение не доказательство, но Юго просил тебе сказать, что ты похожа на помойное ведро».

Единственный пункт, по которому супруги достигли полного согласия, касался детей. Как большинство людей, решившихся на развод, они приняли и другое решение, причем вместе и единодушно: «Не может быть и речи о том, чтобы впутывать малышей в наши дела, никогда мы не скажем ни им, ни при них друг о друге плохого слова!» Правда, две недели спустя на улице Веселого Зяблика запросто можно было услышать сардонические реплики типа: «Что-то ты похожа на дикарку, воробышек, это твой отец тебя причесал?» или «Это что на тарелке? „Педигри“, что ли? А-а-а, да это же знаменитые говяжьи тефтельки, которыми так славится твоя мать!..». Сделаем мимоходом следующее открытие из области семантики: когда для обозначения одного родителя другой использует выражения «твой отец» или «твоя мать», то и дело заменяя ими привычные «папа» и «мама», это свидетельствует о тучах, сгустившихся над супружеским ложем. Иначе не бывает и быть не может.

В одном Юго точно выиграл: пока раздельное проживание супругов не было провозглашено официально, каждый вел свой сегодняшний образ жизни, то есть жил жизнью другого. Оба адвоката высказались тут однозначно: не нужно дополнительных, пусть и небольших, осложнений, когда и без того судье по семейным делам не разобраться в этой ситуации, иначе как хорошенько накушавшись средств от головной боли.

А из этого следует, что Ариана по-прежнему каждое утро ехала в ЖЕЛУТУ – без особой радости, но, надо признаться, и без особых печалей. Конечно, когда Ариана узнала, что это Никар выдал ее мужу, отношения с ним стали несколько натянутыми. Как-то (на следующее утро после предательства) она даже запустила в ненавистную отныне морду мраморным пресс-папье, воплощавшим логотип фирмы, однако, поскольку в душе она оставалась хорошей девочкой, увидев, как стрела подъемного крана просвистела на расстоянии волоска от лысины их с Юго правой руки, сразу же пожалела о своем поступке и приготовилась слушать объяснения. А Никар раскаивался, еще как раскаивался в том, что наболтал лишнего! И говорил, что хотел ведь как лучше, кто ж знал, что его выдумка так обернется? Ариана же сказала там, в «Пухлой индюшке», – надо, чтобы муж вернулся на свое рабочее место, вот он и сочинил повод. Пусть Ариана хотя бы признает, что возбудить ревность как пружину для этого – не такой уж плохой ход! Не повезло ведь только в том, что связь Арианы с Фланваром, выдуманная Адольфом в момент, когда паника совсем им завладела, эта связь, оказывается, была на самом деле, и все таким образом раскрылось! Тут потрясенная услышанным Ариана поняла, что в смысле психологических тонкостей их с Юго правая рука – полный ноль. Даже не круглый дурак, а дурак в квадрате! Глубокий инвалид – смекалку ему, должно быть, еще в младенчестве ампутировали! Она и сердиться-то на него не могла: ну кто сердится на безногого калеку, когда он так медленно ведет свою таратайку, что все движение останавливается? Никто, конечно! Погудят немножко для порядку и стараются его обогнать. Ариана довольствовалась тем, что хорошенько намылила шею заместителю, и дальше их отношения вернулись почти что в прежнее русло.

Успехи фирмы все росли и росли, и у молодой женщины были основания гордиться собой. Потому она и твердила всем, кто на пути попадется, что если бы ее муж не превратился в дурацкую, озабоченную побрякушками и всякой ерундой домохозяйку, то она бы в жизни не торопилась уйти отсюда. А если она и хочет оставить ЖЕЛУТУ, то лишь для того, чтобы «спасти семью». Безо всяких других объяснений только по этим словам и ежу стало бы понятно, что «эксперимент Марсиак» дал задний ход… Так обстояли дела у Арианы.

Зато у мужа, разумеется, все было иначе. Взбешенный, но исполненный достоинства Юго категорически отказывался теперь говорить с женой, довольствуясь тем, что в ее присутствии упорно принимал вид оскорбленной добродетели. А любимым клиенткам рассказывал о своих семейных неприятностях, изображая себя в самом что ни на есть выгодном свете, просил у них совета, но конечно же никаких советов не слушал. И конечно же не замечал выражения вежливой скуки, неизбежно появляющегося на лицах тех, перед кем женщина начинает изливать душу.

«Война Роузов» [56]56
  Трагикомедия Денни Де Вито – история крушения брака, в ходе которой за респектабельной оболочкой преуспевающих супругов вдруг открываются новые, неизвестные стороны характеров, заставляющие мужа и жену с удивительной ловкостью и изобретательностью делать гадости друг другу.


[Закрыть]– почти один к одному! С той только разницей, что тут мужу неоднократно и до ужаса хотелось разбить башку жене, а жена с удовольствием расплющила бы мужа колесами своего мощного автомобиля.

Было и еще одно серьезное отличие от обычных семейных историй, где супруги любой ценой готовы избавиться друг от друга. Даже притом что в доме номер 12 по улице Веселого Зяблика не утихали оскорбления и угрозы, а тупые предметы, способные если не убить, то хотя бы изувечить, стояли наготове, Юго и Ариана все еще любили друг друга.

Ох, не нужно только думать, будто автор стремится приукрасить действительность или предвосхитить happy end! Дело всего лишь в том, что будущие разведенные еще не прожили до конца историю своей любви.

И первыми это поняли их близкие. После того как грянул гром, то есть после того дня, когда Юго объявил, что подает на развод, обвинив в случившемся Ариану, каждый из друзей вынес себе смертный приговор и мужественно засел в своей берлоге. Лиз Онфлёр две недели спустя первой вышла из ступора и, явившись в кабинет Момо, пригласила туда всех, кто был за и кто был против «сговора остолопов».

Как описать обстановку в кабинете Момо? Легко: вспомните декорацию к пьесе 1960 года, называвшейся «Судебный исполнитель больше не ступит на порог». Там были кожа и дерево, зеленое и золотое, ковры и паласы, печальное и старомодное… Марокканистее самого Марокко, увы!.. В своем купленном по рекомендации Союза молодых судебных исполнителей Франции кресле Момо выглядел потерянным – этакий плюшевый мишка, забытый на сиденье машины.