Текст книги "Всё из-за тебя, Итан"

Автор книги: Али Стэндиш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Родди

Тогда, в Бостоне, «все» пришли к выводу, что мне стоит некоторое время не ходить в школу, чтобы «обдумать» несчастный случай и переезд. «Все» – это (в порядке значимости): 1) доктор Горман, мой психотерапевт; 2) мама; 3) папа и 4) мисс Лодри, мой старый школьный психолог.

Меня в список «всех» не включили, поскольку никого не интересовало, что я там себе думаю: они просто договорились, что дадут мне неделю.

Не знаю точно, что должно было произойти за эту неделю, но сейчас, в пятницу, когда родители везут меня записываться в палм-нотскую среднюю школу, я по-прежнему чувствую себя совершенно так же, как в день приезда.

– Просто подожди там, – говорит мама Родди, указывая на стул в углу. – Уверена, мы ненадолго. А потом сразу в старшую, ладно?

Родди пожимает плечами и падает на стул, попутно выуживая из кармана мобильный телефон:

– А, пофиг.

Мама спрашивает что-то у секретарши.

– Да, конечно! – отвечает та. – Мистер Бизли вас ждёт.

В этот момент дверь у неё за спиной открывается и входит грузный мужчина в слаксах и при галстуке.

– А вот и он, – заявляет секретарша, сияя так, словно фокус с материализацией удался.

– Здорово, приятель! – гнусавит мистер Бизли, мой новый директор, хлопая меня по спине, будто мы давно знакомы.

Пора бы уже принять закон, запрещающий посторонним называть вас «приятелем». И хлопать по спине.

– Миссис Оукли говорит, – продолжает он, кивая на секретаршу, – в Бостоне ты был круглым отличником. А родители – что любишь кататься на скейте, так?

Все смотрят на меня (кроме Родди – тот не отрывает глаз от телефона). А я притворяюсь, что разглядываю лаковые туфли мистера Бизли, такие же блестящие, как его лысина. С недавних пор у меня большой опыт разглядывания обуви.

– Итан? – вмешивается папа. – Мистер Бизли спросил, любишь ли ты кататься на скейте.

– Больше нет, – бормочу я лоферам мистера Бизли, которые в ответ неловко пятятся.

Мистер Бизли ещё минут десять распинается о палмнотской средней школе, пока его не прерывает секретарша.

– Вам звонят. Некая Адина Джессап. Возьмёте?

Несмотря на всю мою неучтивость, мистер Бизли не берёт трубку, пока дважды не повторяет, как он счастлив, что отныне я учусь в седьмом классе. А на выходе миссис Оукли даёт мне здоровенный сникерс. Просто так.

Потому что родители уже рассказали им.

Но держу пари, если бы они знали всё, то не были бы такими дружелюбными.

Убедившись, что никто не смотрит, я сую шоколадку в мусорку.

Если бы мистер Бизли и миссис Оукли знали всё, они, вероятно, обращались бы со мной даже хуже, чем Родди.

Вот и сейчас: брат плечом распахивает дверь на парковку – как раз настолько, чтобы успеть пройти и дать ей захлопнуться, не придержав для меня.

Не знаю, за что он меня ненавидит – за мой поступок или за вынужденный переезд. Хотя думаю, что и за то и за то.

Я его понимаю. На месте Родди я бы тоже не хотел уезжать из Бостона.

* * *

Родди был шорт-стопом в школьной бейсбольной команде, лучшей в своей лиге. А в следующем, предвыпускном году должен был стать стартером[3]3
  Шорт-стоп – игрок обороняющейся команды, находящийся между второй и третьей базами; база – одна из четырёх ключевых точек на бейсбольном поле. Стартер – игрок, выполняющий первую подачу в матче.


[Закрыть]. Это значило бы, что он попадёт в поле зрения скаутов[4]4
  Скаут – в профессиональном спорте человек, занимающийся поиском и подбором кандидатов в состав своего клуба.


[Закрыть]: тренеры даже говорили, что у него может быть шанс сыграть за колледж. А Родди мечтал играть за «Бостон колледж» с тех пор, как впервые попал битой по мячу.

Иногда он таскал нас с Кейси на игры «Ред Сокс», если, конечно, никто из друзей не мог пойти. Мы всегда сидели на самом верхнем ряду, откуда даже здоровенный экран казался размером с ноготь, но Родди аплодировал и подбадривал каждого бэттера[5]5
  Бэттер – игрок нападения, отбивающий мячи битой.


[Закрыть] так же яростно, как если бы сидел прямо за домашней базой. Когда происходило что-то крутое, например, Ортис[6]6
  Дэвид Ортис – знаменитый бэттер, игравший за «Бостон Ред Сокс» в 2003–2016 годах.


[Закрыть] делал хоум-ран[7]7
  Хоум-ран – завершение розыгрыша, после которого бэттер, отбив мяч, успевает пробежать через все базы и вернуться на домашнюю.


[Закрыть], он вскакивал с места, свистел, хлопал меня по спине и ерошил Кейси волосы.

Кейси так часто была рядом, что, думаю, Родди считал её кем-то вроде младшей сестрёнки.

Незадолго до трагедии я как раз набрался смелости сообщить Родди, что подумываю записаться в команду средней школы, и спросить, не поможет ли он мне потренироваться. Обычно мне подавала Кейси, поскольку я думал сперва подучиться, а уж потом обращаться к нему: не хотел заставлять Родди волноваться из-за того, что знакомые увидят, как он бросает мяч своему растяпе-братцу.

Родди так хорош в бейсболе, что у него всегда было много друзей и много девчонок, которым он нравился. Но ему нужна была только Грейс.

Они начали встречаться прошлой осенью и с тех пор проводили вместе почти каждый день – вплоть до того момента, как мы переехали. Я бы даже сказал, что, судя по тому, с какими безумными глазами Родди слонялся по дому после свиданий, он реально влюбился. А как-то раз, когда я катался возле дома на скейте, он пришёл домой, что-то напевая и даже подпрыгивая от возбуждения. «Однажды, братишка, ты всё поймёшь. Ты узнаешь, каково это – так сильно любить девушку, чтобы даже жизни за неё не пожалеть, – заявил он. А потом улыбнулся и подмигнул: – Кто знает, может, это будет Кейси».

Я боднул его в плечо, потому что он знал, что у нас с Кейси всё совсем не так, да и зачем мне подружка?

Я понимаю, почему брату так нравится Грейс. Она пахнет фруктовым садом и всегда обнимает меня, когда видит. Кейси она тоже нравилась. Грейс даже показала ей, как заплетать волосы в какие-то особые косички. А после трагедии принесла мне шоколадного печенья. Я такого не ем, но с её стороны это было очень мило.

Прежде чем зайти в здание старшей школы, Родди настаивает, чтобы мы остановились у бейсбольного поля: хочет его пощупать.

На ромбе ни единой травинки, сплошная грязь. К тому же он весь порос вьюнком, который расползся во все стороны, как щупальца гигантского кальмара.

Мы молча стоим, слушая нестройный хор москитов: кажется, они нас преследуют.

– На таком поле никто играть не будет, – говорит наконец Родди. – Бьюсь об заклад, у них здесь даже команды нет, не говоря уже о скаутах.

Его голос срывается. Он плюёт на ржавую проволочную сетку, потом пинает её, и этот надрывный блямс ещё долго отдаётся у меня в животе.

Что происходит в мой первый школьный день

1. Я врезаюсь в фонарный столб на парковке. Полагаю, в этом главный недостаток хождения с опущенной головой. Остаётся только доковылять до туалета и подождать, пока остановится кровь, поэтому я опаздываю в класс.

2. Сторож забыл поставить ещё одну парту, и мне приходится сидеть за столом мисс Сильвы, ко всем лицом.

3. Мистер Бизли объявляет по громкой связи на всю школу о «новом пополнении в дружной семье Палм-Нот», которое нужно «встретить с распростёртыми объятиями». Все смотрят на меня.

4. На физре мы играем в футбол, и тренер Слаггз первым делом просит капитана одной из команд взять меня к себе. Это даже хуже, чем если бы меня вообще не брали играть.

5. После физры миссис Оукли требует, чтобы я пошёл с ней сдавать тесты. Мол, это нужно для того, чтобы у учителей были «актуальные данные» об «уровне моих знаний». Так что остаток дня провожу, заполняя бумажки.

6. Не считая обеда. Который мне приходится жевать в одиночестве, поскольку миссис Оукли забывает вовремя меня отпустить, чтобы я пообедал вместе с остальными. Интересно, злится ли Сюзанна из-за того, что не может меня всем продемонстрировать?

7. После уроков мамина машина оказывается первой в очереди на разъезд, а сама она так истерично машет рукой, пока я топаю к стоянке, что группа восьмиклассников заходится оглушительным ржанием.

Семейный лад

– Ну что, Итан, как тебе новая школа? – спрашивает папа, хрустя куском подгоревшего рулета. У мамы вообще всё подгорает, потому что она вечно отвлекается и забывает про духовку. Вспомнит, например, что-нибудь насчёт инструкции, которую редактирует, и сразу бежит записывать. Или решит, что времени до готовности начос как раз хватит, чтобы сложить чистое бельё.

– Нормальная, – отвечаю. И добавляю: – Весьма и весьма, – поскольку родители предпочитают развёрнутые ответы. Так они меньше нервничают.

– Учителя понравились? – продолжает допытываться папа. – Насколько компетентными выглядят?

– И как, спрашивается, Итан должен догадаться, компетентные учителя или нет? – вмешивается Родди. – Ему всего двенадцать!

– Я задал вопрос Итану, – говорит папа, поправив очки, и окидывает Родди суровым взглядом. Папа у нас невысок ростом, тощ и бледен, так что ему приходится стараться изо всех сил, чтобы выглядеть сколько-нибудь устрашающим. – Тебя я расспрошу позже.

– Можешь не утруждаться, – бормочет Родди, с размаху втыкая вилку в стручок фасоли. Но тот ускользает, и брат снова заносит своё оружие.

– Прекрати! – вскрикивает мама. – Ты так все тарелки переколотишь.

Скрипит, открывшись и снова закрывшись, входная дверь, и через пару минут из кухни появляется дедушка Айк. Сегодня я его ещё не видел. Мамины макароны с сыром, рулет и стручковая фасоль его не интересуют: на тарелке лежат только сэндвич с ветчиной и горчицей да горстка чипсов с солью и уксусом. То есть ровно то же, что он ест каждый вечер с тех пор, как мы здесь.

Мама закатывает глаза и переглядывается с папой.

– А я тебе еды наготовила, Айк.

Я точно не знаю, почему мама называет своего отца Айком. Или почему он отказывается есть то, что она готовит.

Я вообще мало знаю о маминых взаимоотношениях с дедушкой Айком, не считая того, что в Бостоне мама никогда о нем не упоминала. Мне казалось, это потому, что, заговорив о дедушке Айке, мама сразу вспоминала о бабушке Бетти и это её расстраивало.

Дедушка Айк, и глазом не моргнув, плюхается на стул по соседству со мной.

– Старую собаку новым трюкам не научишь, верно, Итан? – говорит он, откусывая здоровенный кусок сэндвича, и мама издевательски смеётся.

Они явно не ладят. Может, именно поэтому мы никогда раньше сюда не приезжали.

Глядя, как Родди старается загарпунить добычу у себя в тарелке, папа начинает нервно постукивать пальцами по столу, словно по клавиатуре: обычное дело, когда он чем-то озабочен. По профессии он программист и слишком много времени проводит за компьютером.

– Итан? – напоминает мама. – Папа задал тебе вопрос. Тебе понравились учителя? И что насчёт Сюзанны? Ты с ней сегодня говорил?

– Это уже три вопроса, – поправляет дедушка Айк. – И как мальчик должен ответить на все три, сидя за столом? Бога ради, он ведь поесть пытается!

– Есть тут всё равно нечего, – снова встревает Родди. – Даже стручковая фасоль подгорела – вот уж не думал, что такое возможно.

Мама с грохотом роняет вилку в тарелку. Её щеки вспыхивают, а губы поджимаются. Похоже, она никак не может решить, орать ей или плакать.

– Посуду моете сами. Я иду наверх, – угрожающе тихим голосом говорит мама и, громко топая, выходит из столовой. Минуту спустя мы слышим, как хлопает дверь. Папа продолжает жевать, яростно барабаня по скатерти. Родди хватает бейсболку, которую мама заставляет снимать за столом, и снова её напяливает. Он носит две по очереди: то с эмблемой Бостонского колледжа, то с надписью «Ред Сокс». Сегодня это «Ред Сокс». Дедушка Айк приканчивает последний кусок сэндвича и идёт в гостиную включить телевизор.

Никто здесь ни с кем не ладит.

Никто не счастлив.

– На первый взгляд, учителя неплохи, пап. – Слишком поздно, но я хотя бы пытаюсь изобразить некоторое воодушевление. По крайней мере на это меня хватает. Потом набиваю рот хрустящей пастой. – И передай маме, что я похвалил макароны.

– Вот подхалим, – бормочет Родди.

Второй школьный день

На следующий день мисс Сильва, которая преподаёт английский и обществознание, первым делом просит меня встать и представиться, хотя мистер Бизли уже сделал это по громкой связи.

– Я подумала, вдруг ты хочешь рассказать нам немного о себе, – говорит она.

И ошибается.

Но, по крайней мере, сегодня у меня есть парта – пусть и в задних рядах.

Я поднимаюсь, отодвигая стул, и инстинктивно морщусь, когда он издаёт мерзкий скрип. Сюзанна, по очереди поманив меня всеми своими пальцами, подпирает подбородок кулаком.

– Гм, – начинаю я.

– Может, сперва представишься? – вполголоса подсказывает мисс Сильва.

– Я Итан, – говорю я парте, внимательно разглядывая вырезанную угловатыми буквами надпись «СДЕСЬ БЫЛ ЭДДИ». – Из Бостона.

Глаз я не поднимаю, но думаю, что мисс Сильва сейчас ободряюще кивает и улыбается. Судя по туфлям, украшенным пурпурными бантиками, она из тех учителей, кому это свойственно.

– Может, хочешь рассказать о чём-то, что нам стоит знать, Итан? Какое-нибудь хобби, забавные факты?

– Гм. Не думаю.

Слегка даю петуха на «у» и слышу чей-то шёпот. Сосредотачиваюсь на том, чтобы не покраснеть.

– Что ж, уверена, скоро мы узнаем тебя получше, – говорит мисс Сильва. – Можешь садиться.

Подогнувшиеся ноги с благодарностью роняют меня обратно на стул.

Мисс Сильва что-то говорит о проекте диорамы, но у меня страшно гудит голова, и я ничего не понимаю.

Помню, какой школа была для меня раньше. Когда у меня была Кейси. В Бостоне я без всякого смущения выступал перед классом. Случись мне ляпнуть какую-нибудь глупость, она бы потом беззлобно пошутила на этот счёт и мы бы вместе посмеялись. А если бы дал петуха, она бы тотчас меня передразнила, я бы толкнул её в плечо и она толкнула бы меня в ответ.

Сплошная веселуха.

Я отгоняю воспоминания и снова пялюсь на надпись «СДЕСЬ БЫЛ ЭДДИ». Интересно, где сейчас тот Эдди? Сколько ему было, когда он вырезал здесь своё имя? Наверняка давно вырос.

Не каждому дано вырасти, бурчит голос у меня голове. Может, от Эдди только и осталось, что эти нацарапанные на парте буквы – словно выбитая на надгробии эпитафия. Или имя Кейси на том счёте.

Я отвожу глаза.

После классного часа у нас вместо физры час здоровья – до самого звонка конспектируем видео о причинах рака. Завтра к нам придёт какой-то приглашённый эксперт, поговорим о вреде канцерогенов. Кажется, от перемены школы некоторые вещи не меняются.

Следующим уроком – естествознание с мистером Чарльзом, чьи совершенно побелевшие жидкие волосёнки торчат в разные стороны, как пух одуванчика, но борода при этом на удивление густая и чёрная. Когда я вхожу в класс, он крепко сжимает мою бледную руку своей тёмно-коричневой и энергично встряхивает.

– Рад познакомиться, Итан, – говорит он мне, совсем как дедушка Айк.

Будто я взрослый.

– У нас здесь места ни за кем не закреплены, – продолжает мистер Чарльз. – Так что занимайте любое свободное. Вот задание, которое я бы попросил вас сделать. Не торопитесь, время есть, мы в этом разделе пока недалеко продвинулись. Потом дам ещё кое-какие расчёты.

Киваю, забираю папку. К тому времени, как я оборачиваюсь, все уже расселись, осталось только два свободных места.

Сюзанна кивает на одно из них – в третьем ряду, бок о бок с ней. Другое – чуть дальше, рядом с нескладным парнишкой: жирные волосы и прыщи. Я тащусь по проходу, держа курс на Сюзанну.

– Ты же не станешь садиться с Германом? От него воняет, – шипит она, наморщив нос, и помахивает рукой, словно пытаясь отогнать неприятный запах, потом хихикает.

Я собираюсь расположиться рядом с ней, но краем глаза замечаю, как опускаются плечи Германа, и задумываюсь. Может, Сюзанна и популярна, но то же можно сказать и про Кейси, а она не стала бы ни над кем издеваться, что бы о нём ни думала.

– Лучше сяду сзади.

– Как хочешь, – пожимает плечами Сюзанна, косясь на меня.

Сажусь рядом с Германом. Тот слегка улыбается. Впрочем, Сюзанна была права: от него воняет. Лежалыми чипсами.

Растерянно улыбаюсь в ответ, и он раздувается от гордости, будто рыба-шар. Но я не уверен, что готов его поощрять. Не уверен, хочу ли, чтобы моим первым другом в палм-нотской средней школе стал парень-вонючка. Не уверен, хочу ли вообще заводить друзей.

И заслуживаю ли чьей-то дружбы.

Воспоминания

Вернувшись в тот день из школы домой, я вижу, как папа пытается вытолкать «недвижимость» дедушки Айка из гаража на подъездную дорожку, где уже высятся штабеля коробок. Я впервые вижу этот пикап, даже более старый и ржавый, чем тот, который дедушка Айк водит сейчас. Сам дедушка Айк изо всех сил упирается в борт, пытаясь затолкать машину обратно в гараж.

– Нельзя его выбрасывать, – утверждает дедушка Айк. – Это моя собственность. Антиквариат, можно сказать. К тому же на днях я собирался его починить.

Родди приваливается к стене гаража, наблюдая эту картину.

– А дед прав, пап, – наконец говорит он. – Нельзя его просто так выбрасывать.

В итоге папа, вскинув руки, признаёт поражение и гордо удаляется в дом.

Перед ужином я поднимаюсь к себе в комнату и усаживаюсь на подоконник. Потом долго смотрю, как ветерок раздувает бороды испанского мха, свисающие с деревьев, и как медленно пересыхает во время отлива болото, отдавая всю свою воду океану. Идиллическая картинка, если бы не доносящийся из комнаты Родди эмо-рок, от которого трясутся стены. С тех пор, как мы сюда переехали, он постоянно слушает эту дрянь.

Через некоторое время я встаю и выношу на свет ту фотографию в рамке, что заметил на комоде ещё в первый мой вечер здесь. Это чёрно-белый портрет женщины, в которой я узнаю бабушку Бетти. Оседлав велосипед, она остановилась под водопадом зелёных ветвей: волосы повязаны платком, голова от смеха запрокинулась назад. В одном из скруглённых уголков фото – нечто размытое, смазанное, будто тот, кто делал снимок, случайно закрыл край объектива пальцем.

Бабушка Бетти умерла от рака, когда мама была ещё совсем маленькой, так что фотографии для меня – единственный способ хоть как-то с ней встретиться. Всякий раз, когда мама заговаривает о бабушке, всё заканчивается слезами, так что мы с Родди не особенно и расспрашиваем.

Интересно, нарочно ли дедушка Айк оставил фотографию именно в моей комнате или она всегда здесь стояла? Что-то в том, как он смотрел на неё в тот вечер, словно хотел, чтобы я заметил, подсказывает, что нарочно, специально для меня.

Я ещё некоторое время глазею в окно, пока скрип половиц не заставляет меня обернуться.

В дверях стоит мама с корзиной белья под мышкой.

– В Бостоне ты никогда так долго не сидел спокойно, – едва слышно вздыхает она.

Думаю, боится того, о чём я думаю.

Хотя, например, сейчас я представляю, что бы мы с Кейси делали, будь она здесь. Наверное, плавали бы на байдарке по болоту, на спор делали бы сальто назад в воду или обнимались бы с аллигатором.

Пальцы поглаживают шрам, который остался у меня с прошлого лета, когда наше с Кейси каноэ опрокинулось и она случайно двинула меня в челюсть веслом. Восемь швов тогда наложили.

Кейси всегда ходила с нами в семейные походы. Летом перед пятым классом, стоило только добраться до лагеря, родители отправили нас двоих за водой. Но когда наши налобные фонарики осветили насос, оказалось, что рядом с ним сидел скунс, с интересом на нас поглядывая. С минуту, наверное, он на нас смотрел, потом повернулся и заковылял прочь со всех своих коротких лап (что было, честно говоря, довольно-таки медленно).

Стоило, конечно, знать, что гонять его не стоит. По правде сказать, мы это знали. Но так же веселее! Нам даже не пришлось брать друг друга на слабо, мы просто бросились за ним в темноту.

Мама тогда заставила папу отвезти нас обоих обратно в город. Всю дорогу мы мчались с открытыми окнами и остановились только у магазина, чтобы папа мог скупить весь томатный суп, какой только смог найти. Вернувшись домой, он наполнил им детский бассейн, и нам с Кейси, чтобы вывести запах, пришлось принять на заднем дворе ванну из томатного супа, хотя была уже середина ночи.

Лишь на следующий день мы осознали, что, должно быть, гнались за этим скунсом прямо через заросли ядовитого плюща.

Когда в понедельник мы снова пошли в школу, то воняли так сильно, что никто не хотел сидеть с нами рядом, и яростно чесались: медсестре даже пришлось забинтовать нам лодыжки, чтобы сдержать зуд. В том году новых друзей у нас так и не появилось. Но оно того стоило.

И только когда у меня сводит щеки, я понимаю, что губы растянуты в дурацкой ухмылке. И стираю её с лица быстрее, чем после пощёчины.

Корали

На следующий день Сюзанна только надувает губы в ответ на моё «Доброе утро», и я даже немного расстраиваюсь, что не сел вчера с ней рядом. Поэтому, придя в спортзал на час здоровья, подсаживаюсь поближе и слушаю, как доктор распинается о вреде курения и раке лёгких. Пока он с помощью манекена демонстрирует последствия пассивного курения, Сюзанна втихую знакомит меня с Мэйси, веснушчатой курносой девочкой, ко– торая, насколько я видел, постоянно вокруг неё вертится, и Дэниэлом. Оторвав наконец взгляд от его чёрных кроссовок с пухлыми языками, я узнаю капитана футбольной команды, которому на физре пришлось принять меня к себе. По его вечно угрюмой физиономии трудно что-то понять, но сомневаюсь, чтобы он был рад со мной познакомиться.

– Семья Итана переехала сюда, чтобы заботиться о дедушке, – шепчет им Сюзанна. – Он же умирает или что-то вроде того, да? Мне так мама сказала.

– Гм… – отвечаю. – Вовсе нет.

И решаю, что на естествознании снова сяду с Германом.

Все, кроме меня, приносят на естествознание диорамы. Герман объясняет, что седьмой класс ездил на экскурсию в какой-то заповедник, где сохраняют популяцию волков, и им задали при помощи диорамы воссоздать увиденную экосистему.

– Не волнуйся, – говорит он. – Уверен, мистер Чарльз и не думал, что ты её принесёшь.

– Вы что, и правда волков видели? – спрашиваю я, не в силах сдержать любопытство.

Герман кивает. Сегодня от него воняет чуть меньше.

– Рыжие волки. Они вроде обычных, но меньше и…

– Рыжие? – подсказываю я.

– Точняк, – соглашается Герман. – Вымирающий вид или типа того.

Мистер Чарльз спрашивает, есть ли добровольцы.

– Я пойду, – вызывается Сюзанна, подняв холёную руку с пурпурными ногтями.

Мистер Чарльз жестом просит её выйти вперёд. Мэйси шепчет что-то Сюзанне вслед, та хихикает, надувает пузырь из жвачки, лопает его и откашливается.

– Э-эм…

– Стоп! – командует мистер Чарльз. – Выплюньте жвачку.

– Мне так проще сосредоточиться!

– Выплюньте.

Сюзанна вздыхает, неторопливо идёт к мусорке и выбрасывает свою жвачку. Потом, выставив диораму на стол, чтобы показать её классу, достаёт тонкую стопку карточек с текстом.

– Как я уже сказала, – начинает она снова, – моя диорама изображает волчицу с волчатами. Весной среднестатистическая волчица приносит до девяти волчат. Логово она предпочитает устраивать у ручья или в узких тёмных…

Я понимаю, что наблюдать за шестиклассниками, раскачивающимися на уличных турниках, куда интереснее, чем слушать монотонную трескотню Сюзанны, от которой меня тянет в сон.

Должно быть, я всё-таки засыпаю, поскольку, услышав грохот распахнутой настежь двери, от неожиданности подпрыгиваю чуть ли не до потолка. К счастью, замечает это только Герман.

А Сюзанна так и остаётся стоять с раскрытым ртом, глядя на девчонку, которая в эту распахнутую дверь вошла.

– Ой, – говорит девчонка, раскидывая руки и ноги в стороны на манер морской звезды. – Я и забыла, что эти двери от малейшего пинка отлетают. Надеюсь, не перебила?

– Вы, должно быть… – поднимается мистер Чарльз.

– Так точно, сэр, Корали Джессап. Прибыла для несения службы. Рада знакомству, сэр.

– Тебя не должно здесь быть! – шипит Сюзанна, в запале уронив одну из своих карточек. – Ты же в Атланте!

Корали, не ответив, обходит Сюзанну по большой дуге и пожимает мистеру Чарльзу руку. Для седьмого класса она выглядит слишком маленькой и тощей, и я спрашиваю себя, не в шестой ли ей было нужно. Локти и колени торчат из длинных шорт – точнее, обрезанных брюк – и розовой футболки, каштаново-смуглое лицо обрамляют десятки тоненьких косичек, на губах играет хитрая улыбка.

Сюзанна растерянно переводит взгляд с Корали на мистера Чарльза, словно пытается решить в уме сложную математическую задачу.

– Нет, ты почему здесь? – не унимается она. – Ты же больше у нас не учишься! И вообще живёшь в Атланте!

Корали, наконец обратив на неё внимание, вскидывает бровь.

– Правда? – переспрашивает она. – Найденные доказательства не подтверждают вашу теорию.

Рядом со мной фыркает Герман. Кто-то из ребят хихикает, другие перешёптываются.

– Вижу, с научными методами вы знакомы, – говорит мистер Чарльз. – Но, может быть, пока присядете? Мисс Кэрроуэй как раз дошла до самого захватывающего момента своей презентации, и мне не хотелось бы оттягивать его ещё дольше.

– Спасибо, мистер Чарльз, – вздёргивает подбородок Сюзанна. Впрочем, интонация мистера Чарльза заставляет меня сомневаться, что он захвачен её презентацией. – Как я уже сказала, волчица предпочитает устраивать логово у ручья или в тёмных…

Корали вприпрыжку мчится по проходу в мою сторону и падает на свободный стул.

– Это моё место! – вопит Сюзанна.

Корали отдёргивает руки и подскакивает, словно села на раскалённые угли.

– Надеюсь, ничего не подхватила! – хмыкает она, вызвав ещё несколько смешков. Мэйси кривится так, будто съела лимон, но не отрывает взгляда от Корали, которая перебирается на соседний стул, по диагонали через проход от меня.

– Устраивайтесь потише, мисс Джессап, – ворчит мистер Чарльз.

Корали молча показывает ему два больших пальца и оборачивается, чтобы перекинуть через синюю пластиковую спинку стула рюкзак. Потом замечает меня и с минуту разглядывает.

– А ты, значит, новенький.

– Как и ты, – отвечаю.

Она качает головой.

– Как многого ты ещё не знаешь, новенький.