Текст книги "Жизнь Галки Бураковой от А до Я"

Автор книги: Альго Мира

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Глава 4. Гиря – смотрим на мир шире

Гиря в жизни Гали появилась неожиданно. Вообще она ничего такого не задумывала.

Но невыносимый Витька заявился к ней на день рождения. Опять! Все планируемые важные дела во время сидения взрослых за столом остались в мечтах. «Противный мальчишка» ходил следом. О, да – к трём годам Галка прекрасно выговаривала эти слова, напрочь отказываясь называть «друга» Витькой. И она говорила маме, что не хочет видеть его на своём рождении. Но мама была погружена в иные заботы. Галке, как правило, это очень нравилось. Но не когда хотелось донести важное.

Девочка разъяснила, как могла, вопрос бабе Але. Буква «к» из любимого слова девочки ушла, когда Алевтина Ивановна напрочь отказалась давать внучке шкатулку с драгоценностями. В результате консенсус был достигнут – Галя сделала вид, что слово «бабушка» ей пока не даётся. Но Алевтина Ивановна обрадовалась и бабе. А то на улице было слишком неудобно, когда внучка звала её во весь голос «бабка». После изложения проблемы баба Аля только отмахнулась – что ребёнок может что-то хотеть, она не верила.

– Опять капризы. Не будь букой, – сказала баба Аля.

И Витька явился на именины, нарушив все планы, коих у Галки по обыкновению было много. И все они явно обещали большую взбучку в другой день, но не в день рождения.

Первого февраля следом ходил противный мальчишка и сразу докладывал взрослым. По его разумению он так спасал обожаемое существо от плохих поступков. Что и пытался объяснить подруге на детском лепете, так как говорил ещё плохо. Но «подруге» подобные операции по спасению не нравились.

И тут на глаза попалась гиря!

Она попала в дом совершенно случайно в ответ на растущий живот Коленьки и на недвусмысленные приставания бригадира, свидетелем которых стал благоверный. Ещё нерогатый муж не хотел обзаводиться сомнительным украшением головы, поэтому решил сбросить живот. Так в дом вошла гиря. Теперь она соседствовала с животом. Потому что, глядя на гирю, живот не ушёл, а наоборот рос, будто насмехаясь над новой знакомой. Все дело было в том, что гиря Коленьке в руки не давалась – он на неё только глазел и лопал пирожки благоверной. А гиря грустно стояла на приступочке возле балкона в одиночестве, дабы никому не мешать.

Она и не мешала, пока не попалась в тот злополучный день на глаза Галки. При виде гири в маленькой головке созрел план по ликвидации нежеланного гостя из дома.

Но что-то пошло не так. Гость-то ушёл. Но это Галину совершенно не интересовало. Гиря решила не калечить мальчика, а приземлилась аккурат на большой палец именинницы. От этого большой палец стал ещё больше. А по квартире разнёсся крик, какого ещё не слышали. Праздник закончился, не успев толком начаться. Всем стало ни до чего: ни до торта, ни до бутылок, ни до заигрываний бригадира.

Началась операция по спасению ребёнка. Потому что последствия оказались катастрофическими – гиря раздробила кость. Спасение затянулось.

Плюсом для девочки стало одно – она теперь не могла ходить в сад. И не ходила. Сидела с мамой дома.

Довольна ли была Галя? Конечно! Если бы не болел палец…

Довольна ли была Зина? Совсем нет. Ведь дома никто не заглядывался на её красоту, что вызвало падение котировок на семейном поприще. На сцену разом вылезла свекровь. И половина зарплаты Коленьки перекочевала в карман Алевтины Ивановны к ужасу невестки.

Но на этом злоключения Зинаиды Петровны не кончились. Потому что к ней потерял интерес бригадир. На её место поставили другую кралю, которая, к несчастью Зины, имела талию и бёдра. Мираж отдельной однушки таял под вопли Галки. Палец девочки болел, и она требовала, чего ни попади, а главное, внимания мамы. Маму же больше интересовал телевизор с телефоном, раз мужчин в квартире не наблюдалось. Но девочка исправно докладывала бабе и папе, чем занималась мама, передавая часто слова матери с детской доскональностью, искренне не понимая, почему багровела баба Аля.

Галина говорила лучше день ото дня, да ещё отличалась прекрасной памятью. И свобода Зины уменьшалась прямо пропорционально росту словарного запаса.

Победа Гали в отношении Витьки стала безоговорочной. Больше противного мальчишки девочка не видела. Ведь Витя тоже начал говорить. Пока его понимала только мама, которая и узнала о неправильном приземлении гири. Страх за здоровье сына оказался сильнее дружеских уз. К тому же мать Вити напрягали двусмысленные взгляды подруги в сторону её мужа. Семьи прекратили всяческие отношения к огромному недовольству мальчика. Но первая любовь не пережила разлуки. Через несколько месяцев Витя забыл о Галке, встретив в саду Инночку.

Но Галку не заботил Витька. У неё были свои дела, которых день ото дня становилось больше. Во-первых, дома девочке было скучно. Она любила гулять. Но не чинно прохаживаясь по аллеям, а залезая, куда только можно. Но в виду ноги Галка не могла залезать сама – её должна была катить мама в коляске. А мама не катила. Девочка объясняла, что хочет, и получала нелюбимое слово «нельзя». Но она-то знала, что можно! Просто взрослые не хотели выполнять её прихоти.

Недовольство Галка вымещала докладыванием маминых дел, разбиранием запретных полок, вываливанием круп на пол, оставлением луж и другими «невинными» делами трёхлетнего ребёнка. Её наказывали. Но хулиганку ничего не брало – ведь всё уже было сделано словом «нельзя», которым раз за разом подрезали неоперившиеся крыльям.

От безысходности девочка начала читать, практически сама. Потому что от занятой обдумыванием семейных проблем мамы, дождаться внятных объяснений было нереально. Галка напряглась немного и зачитала. И вот тогда-то Зинаида впервые посмотрела на дочь, как на человека. До этого она воспринимала её сильно обременительным предметом интерьера или домашним любимцем, который был скорее «нелюбимец». Сейчас же всё изменилось.

Заслугу дочери Зинаида моментально записала на свой счёт и рассказывала каждому встречному о гениальном ребёнке.

К тому же разумная дочь могла стать союзником в войне против свекрови, не зря же она звала её «бабка». Но объединиться не получилось по одной простой причине: общаться с детьми Зинаида не умела. Она хотела только получить от дочки желаемого. Но в отношении Галки, чтобы что-то получить, нужно было что-то дать. А давать Зинаида не умела.

Глава 5. Дом – что хорошего в нём?

Такой глупой мамы Галка не заказывала. «Надо было скрывать, что читаю», – думала девочка, скрипя зубами читая на бис «Колобка». Путешествия шаровидного чудака надоели, как и скрывание, что она может ходить и даже бегать.

Но выбор был беден: садик, где ждала встреча с ненавистным Витькой, или чтение «Колобка», как подтверждение Зининого героизма. Ведь это мать научила больного ребенка читать! В три года!

Но время стремительно летело. И года приближались к четырём. А дом, мама, баба и папа оставались прежними.

Мама – думающей только о себе.

Баба – любящей говорить «нельзя».

Папа – редко проявляющийся хоть каким-то. Галке он казался ненастоящим.

И дом… Здесь должна была жить свобода по разумению девочки. Но её не оказалось. Почти год ушло у Галины, чтобы убедиться в этом окончательно. Тут правило слово «нельзя» и нотации бабки Али, на которых Галя, к сожалению, засыпать перестала.

Девочка была умной и быстро научилась соглашаться с бабой, а потом опять делать, как хочется. Но вот это «хочется» семья, неожиданно сплотившись, изживала всеми силами.

Только это их и объединяло, Зинаиду, Алевтину Ивановну и Коленьку, – девочка, которую требовалось сделать человеком. Великая цель обыкновенной семьи. Ради этой цели были отложены боевые действия на войне «свекровь-невестка». Ведь «ребёнку скоро четыре года, а она вести себя не умеет!» То, что девочка умела читать, отходило на второй план и меркло под поведением, считавшимся безобразным.

Теперь семья занималась главным, и всё время уделялось ребёнку. По часам. С утра – свекровь до ухода на работу. Потом мать. А вечером наступала очередь Коленьки. И даже дневные часы, приносившие ранее Галке уединение и возможность исследований, перестали радовать – мать занялась-таки её воспитанием.

Педагогическая наука в семье Бураковых воспринималась по простому – как можно больше следить за ребёнком и одёргивать, а также читать нотации, чем длиннее, тем лучше. Ещё хорошим методом считалось довести ребёнка до слёз. Но здесь редко удавалось одержать победу – Галка плакать не любила, как шоколад, мультики и прочее фуфло, считавшееся взрослыми в почёте у детей. Галка любила свободу. А этого её уже лишили. Но и здесь она не плакала, а думала.

Непосильный труд в осмыслении сложившейся ситуации подошёл к концу зимой, когда Галка выбрала сад в надежде на возвращение хоть какой-то свободы.

И девочка побежала!

Взрослые радовались часа два окончанию эпопеи с ногой, а потом вернулись к одёргиванию. Мысли о саде им пришли быстро. Галка вздохнула с облегчением – хоть подсказывать не пришлось.

Вместе с думами о саде к Зинаиде вернулись мысли о работе и восстановлении своих котировок в семье, которые до этого момента только падали – вся зарплата Коленьки давно перекочевала к маменьке.

Но на завод Зина не хотела – бригадир оставил на сердце чёрное пятно. И женщина устремила взор в сторону продмага. Продавщицы там были королевами, которые вертели, как хотели, телячьими окороками и подвыпившими мужиками, а ещё очень внушительными бёдрами, сливавшимися с талией. Зина хотела также. Она жаждала власти, как дома, так и на работе. Но попасть в продмаг без блата в те времена не представлялось возможным. Блата не было. Зато были талия и бёдра, каких у продавщиц не наблюдалось – их больно хорошо кормили. Зинаида ловко пустила в ход единственное оружие и наконец-то наставила рогов Коленьке, который так вероломно отдавал все деньги маменьке.

Чёрная дыра от бригадира быстро затянулась с завхозом, благодаря доступу к продуктам, не доходившим до прилавков. А до прилавков тогда не доходило многое. Прилавки в те времена вообще часто пустовали.

Галку же это всё не интересовало. Изменения она отметила только в том, что реже стала видеть маму, а чаще бабу или папу, но куриных крылышек хватало при любом раскладе. Заморские же ликёры, конфеты и колбасы девочку не интересовали.

В жизнь Галины вошёл сад. Но не тот, где был Витька. В тот её не взяли, сославшись, что все места заняты. И это было триумфом.

В новом саду Галина, уже научившаяся лицемерить, развернулась. Не со злого умысла или потому что была плохой, нет. И ещё раз нет! Просто девочке, как воздух, необходима была свобода. А её в те времена не давали детям, как куриные крылышки. Впрочем, её и взрослым не давали. Но взрослые привыкли обходиться без неё, а Галка – нет. И чтобы добиться малой толики свободного времени, когда на тебя не смотрят и не одёргивают, приходилось идти на массу ухищрений, которым бы позавидовал не один полководец.

Например, чтобы не есть ненавистную капусту, Галке приходилось сочинять легенду для легковерных «сокамерников», что капуста отгоняет злых духов, и тогда воспитательница не станет ругаться за разговоры во время дневного сна. После этого за капусту особо суеверные мальчишки были готовы отдать даже машинки. Но машинки Галке были ни к чему – ей было достаточно прикрытия во время дневного сна, когда она улепётывала из сада на улицу. А для этого Боря с Гошей устраивали показную драку – воспитательница отвлекалась, а девочка уже мирно сопела в кровати. Ещё один любитель капусты, Мишка, умалял всех не будить бедного ребёнка. Но ребёнка как раз в кровати не было – его замещала подушка.

Галка на улице ничего такого не делала: залезала на дерево, а потом на другое или смотрела на птиц. Но почему-то воспитательницы считали иначе и во время легальных прогулок детей на деревья не пускали. Баба Аля была с ними солидарна, считая, что на деревьях делать нечего. Коленька, конечно, был согласен с маменькой. А Зина зарабатывала заграничные продукты. Чем больше их становилось в доме, тем хуже обстояло дело с талией. Но Зинку уже это не волновало – оказывается, завхоз любил фигуристых.

Так что свободу Галке приходилось добывать непосильным трудом, чередуемом с бесчисленным количеством нотаций. Потому что часто схемы Галки не срабатывали. Например, та схема с капустой и подушкой дала сбой на пятый раз, когда воспитательница решила дать деточке воздуху, побоявшись, что одеяло укрыло всю Галку. Увидев подушку, в саду появилось новое правило: спать так, чтобы были видны руки и голова.

Но хоть капусту мальчишки ели по-прежнему с радостью, а Галина за ними доедала курицу, пустив слух о притягивании чёрных кошек куриным духом.

О том времени в саду Галки можно было писать роман, да некому. Война «свекровь-невестка» перешла в новую фазу. Деньги перекочевали к Зинаиде. Но её уже это не интересовало. На горизонте маячила двушка, в которую Зина мечтала перебраться одна. И однажды в пылу ссоры Зина так и заявила об этом свекрови, которая расписывала Коленьку, как величайшую драгоценность.

Что Коленька рогоносец и может быть брошен, вызвало ужас любящей матери. Зинаида потирала руки от долгожданной победы. Массу она набрала знатную и теперь ей хватало голоса, чтобы кричать на саму Алевтину Ивановну, которую на заводе боялись все мужики.

– Старею, – решила женщина и махнула рукой на нелюбимую невестку. – Съедет – нам же проще будет.

Но любимый сыночек махать на жену не хотел и уведомил об этом маменьку.

И мать с сыном, объединившись, прибегли к последнему козырю, Галке, стремясь добиться расположения девочки, дабы через неё повлиять на мать.

При таком раскладе Галка вступила в пятый год жизни, который был отмечен шикарным днём рождения. Таких столов не видывала даже баба Аля. Победный взор Зинки размазывал свекровь по столу, но вкуснейший ликёр делал поражение сладким.

Глава 6. Егоза – это хорошо или плохо?

На шестом году жизни у Галки в словарном запасе появилось два новых слова. Конечно, их появилось значительно больше. Но волнение взрослых вызывало только два. Е-го-за и раз-вод. Что для них было хуже, девочка понять не могла. Расстраивались они из-за обоих. Кроме мамы. Чем Зинаида становилась толще, тем спокойнее она реагировала на любые процессы, происходящие с дочкой. А после получения жилья в виде двушки, Зинка старалась сбагрить дочку на бабушкины и отцовы руки, чему они были несказанно рады. Упустить из своей драгоценной клетушки сразу двух птичек обоим было бы обиднее, а так… Ушла Зина. А Галка почти осталась – лишь иногда гостила у матери.

Чтобы девочка не выступала и не просилась к маме и свободе, а также перестала быть егозой, бабушка (да, теперь она стала бабушкой, а не бабой) нашла к ней подход. Подкуп! Теперь девочку не пугали ненавистным словом «нельзя» и не запрещали делать ничего. Но предлагали, что если она будет паинькой, то…

То её бабушка возьмёт в парк аттракционов.

То ей папенька купит новое платье, да такое, что Светка из третьего подъезда позеленеет от зависти.

То бабушка купит ей лошадку или машинку, или ещё чего-нибудь, а лучше всего возьмёт девочку в Детский мир, где она выберет сама, чего хочет.

Так Галка к шести годам свободу продала. Войны в семье Бураковых закончились. Зинаида съехала, а не по годам смышлёная девочка капитулировала – ведь ей очень хотелось и платье, и куклу, и в парк аттракционов, а ещё, конечно, жвачки. Ведь у Светки была, а у неё – нет. Но получить всё это Галина могла лишь одним способом – выполняя всё, что хотела бабушка.

Перечень был не длинным.

Не водиться с мальчишками, потому что они научат плохому.

Носить платья и сохранять их чистоту.

Говорить «спасибо», «пожалуйста», «здравствуйте», «до свидания».

Не лезть во взрослые разговоры со своим мнением, а отвечать только на вопросы, как все нормальные дети.

Гулять, а не лазить по деревьям и заборам или носиться, как соседский кот Васька. «Сразу видно, что бешеный», – говорила бабушка Аля, а бешенство в квартире не одобрялось.

А ещё кушать аккуратно и не устраивать в саду заговоров против воспитательниц.

Конечно, Галка не всегда получала, что хотела. Потому что не всегда удавалось сдержаться и не подложить, например, в суп Свете лягушонка. Почему-то воспитательницы никогда не ошибались при поиске виновной. Или дерево так манило девочку, что она плевала на чистоту платья. Но чем старше она становилась, тем реже возникали подобные вспышки жажды свободы и тем больше хорошего предлагала бабушка.

Зинаида же прочно обосновалась в собственной квартире и о дочке вспоминала изредка. Она перестала быть Бураковой, став, как раньше, Петуховой. Завхоз был безнадёжно женат и фамилию свою давать не собирался, а потом и ходить перестал, видимо, кто-то появился на горизонте.

Поэтому в семье Бураковых поднялся переполох, когда Зинаида аккурат накануне нового года уведомила бывших родных, что её ненаглядная кровиночка отныне будет жить с ней – пора положить конец проискам бабуси с папусей, желающих разлучить мать и дочь.

Так третье слово ознаменовала шестой год жизни Галки: пе-ре-езд. Это было интересно, хоть и рушился привычный уклад. Что принесут перемены, Галина не знала. Но вспомнила о своём горячем желании свободы и… заявила, что хочет жить с мамой, когда папа и баба пытались надавить на Зину через дочь. Девочка даже пустила исключительное оружие – слёзы. Их видели редко. А не видевшие не верили, что Галя Буракова может плакать. Но она могла, да ещё как. Крики остались в прошлом. Взрослой девочке не подобает кричать, поэтому рыдания были тихими, но очень водянистыми и продолжительными. Глядя на безутешную девочку, капитулировала Алевтина Ивановна, признав права бывшей невестки.

Чемоданчик девочки был собран. Он оказался небольшим, потому что многочисленные игрушки бабушка и папа оставили у себя под предлогом того, что девочка им родная и будет приходить в гости. А чтобы её тянуло в гости, был придуман этот план.

Так девочка начала жить у мамы, а ходить в гости к бабушке и папе, что изменило всё. Потому что мама оказалась на редкость несамостоятельной. И Галка развернулась по полной.

Зачем Зинаида забрала дочь? Судя по всем, ей просто стало одиноко. Завхоз исчез из жизни, никого нового не появилось. А талию найти не удавалось. В магазине теперь глазели не на неё, а на окорока, которые она продавала, и Зина страдала. Особенно перед новым годом, который маячил на горизонте и в который страшно было остаться одной. Так Зинаида Петровна вспомнила о дочери.

Теперь она смело могла сказать на работе, что она встречает новый год с дочкой, да ещё и сделать вид, что жертвует собой ради ребёнка, а также утащить несколько лишних новогодних подарков под девизом «всё лучшее детям». И кстати, было кому поплакаться в жилетку о несложившейся жизни. После бутылочки ликёра в роль жилетки подошла даже дочь.

Получив полную свободу в обмен на выслушивание матери, Галка испытала первые трудности. Она уже не знала, что с этой свободой делать. За год девочка привыкла не лезть, не совать нос, не шуметь, не пачкаться, что теперь шуметь, лезть и мазюкаться в любое время она не могла. Только по вдохновению, которое приходило редко.

Конечно, ёлка и дед Мороз в новогоднюю ночь повеселили ребёнка. Потому что ей впервые разрешили не ложиться спать, да к тому же пообещали деда Мороза. А Галка давно хотела доказать всему миру, а особенно Светке, что он ненастоящий. Поэтому «дед Мороз» улепётывал из их квартиры без бороды и шапки, а у Галины на руках появились козыри в спорах с одной очень выпендривающейся особой.

Но в целом было скучно, хоть стало и привольнее. За Галиной не ходили с нотациями и не контролировали каждый шаг. И девочка увлеклась чтением, что очень радовало маму, и она всем рассказывала, какая у неё примерная дочка. Что читает дочь, Зинаида не интересовалась, а Галка пользовалась на полную катушку моментом. Бабушка книги про пиратов и разбойников внучке брать не позволяла.

Вместе с книгами к Галке постепенно возвращалось желание буянить. В саду напряглись. Теперь вся группа играла в пиратов или разбойников, что очень сильно подрывало дисциплину. Часто пирожки становились сокровищами, которые обязательно собирались под подушкой у Галки, а ненавистная капуста – пищей, дающей пиратам смелость и отвагу. Вместо сна группа ползала под одеялами из кровати в кровать – очередной пиратский рейд невозможно было отложить. А на пении летали пули – хоть и из бумаги, но они неприятно ранили учительницу. Конечно, маму вызывали в сад, но та плакалась на свою одинокую жизнь и приносила окорока. Окорочка ценились, одинокая жизнь вызывала жалость, и Галке прощалась свобода.

Но лицемерить девочка не разучилась. Ведь субботу и часто воскресенье она проводила у бабушки, где играла роль примерного ребёнка. Алевтина Ивановна не могла нарадоваться, в первую очередь на себя – как она замечательно воспитала внучку.