Текст книги "Стихи из книги «Шропширский парень»"
Автор книги: Альфред Хаусман
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Annotation
В рубрике «Из классики ХХ века» – Альфред Эдвард Хаусман (1859–1936), один из самых любимых, известных и обаятельных поэтов Великобритании.
Иностранная литература, 2016 № 07
Альфред Эдвард Хаусман
Альфред Эдвард Хаусман
Стихи из книги «Шропширский парень»
Альфред Эдвард Хаусман (1859–1936) – один из самых любимых и известных поэтов Великобритании. Его стихи печатались и печатаются в престижных английских антологиях, а его творчество неоднократно становилось темой критических и биографических исследований и сотен статей. Теодор Г. Эхрсам, к примеру, привел немало подобных свидетельств в книге «Библиография Альфреда Эдварда Хаусмана» (1941). В 1945 году Роберт Вустер Сталман издал свою «Аннотированную биографию А. Э. Хаусмана ‘Критические этюды’», в которой собрал практически все, что писали о лирике Хаусмана, и сам написал о его влиянии на поэзию 1920–1945 годов.
Впечатляют и мнения о произведениях Хаусмана других поэтов, его соотечественников. Так, Томас Гарди полагал, что стихотворение «Цела ль моя упряжка» – наиболее драматургически выстроенное стихотворение во всей английской поэзии. Бабетта Дойч, Карл Шапиро, У. Х. Оден отзывались о творчестве Хаусмана с уважением и любовью. К. Д. Льюис сравнивал его с такими гигантами, как Джеральд Мэнли Хопкинс, Уилфрид Оуэн и Т. С. Элиот.
Сборник стихов «Шропширский парень» был написан под впечатлением драматических событий в жизни автора. Темы сборника – умирание и смерть, предопределенность судьбы и борьба с роком. Меланхоличные и в то же время ироничные, традиционные по форме и авангардные по внутренней энергетике, стихи Хаусмана повлияли и на поэзию Редьярда Киплинга, в частности, на его «Казарменные баллады». Поэзия Хаусмана, притом что орнамент стихотворений, их строфика своеобразны и прихотливы, поражает экстраординарной простотой и красотой мелодий. Каждое стихотворение – уже готовая песня.
Альфред Эдвард Хаусман известен в нашей стране. На русский язык его переводили Б. Слуцкий, С. Маршак, другие поэты. О нем писали статьи, исследования. И все же «последний поэт-классик луговой Англии» (как назвал его М. Л. Гаспаров) во многом остается загадкой. Переводы, предлагаемые вниманию читателей, – еще одна попытка разгадать эту загадку.
XIV
Идут беспечно люди,
Как их понять уму:
Стою я у дороги,
Не нужен никому.
Как списанный на берег
Моряк, мне все равно;
Душа мое и сердце
Давно ушли на дно.
Нет пары безрассудству
В просторе голубом,
Что привело б подругу
В мой одинокий дом.
Цветы не исцеляют,
Утрачен верный путь;
Потерянное сердце
Мне разрывает грудь.
Так по чужой дороге
Иду я без гроша:
Лежат в пучине моря
И сердце, и душа.
XXII
Раздался незнакомый звук,
Проходит взвод, гремя.
Один красномундирный вдруг
Не сводит глаз с меня.
Мил человек, тебе со мной
Навряд ли встретиться дано,
И то, что мы зовем судьбой,
Давно предрешено.
Ни общих дум, ни общих дат,
Но в счастье иль в беде
Всего хорошего, солдат,
Желаю я тебе.
XXVI
Мы шли вдоль поля год назад
С любимой, догорал закат,
Вдруг слышим мы через забор
Осины странный разговор.
«О, кто там жаждет новостей?
Сельчанин с девушкой своей?
До свадьбы – несколько недель,
И время их сведет в постель,
Вот только ляжет он с другой,
Она ж – накроется землей».
И верно, точно через год
Другая девушка идет,
И вновь звучит над головой
Осины разговор ночной;
Да только слов я не пойму,
Похоже, все идет к тому,
Чтобы не я – подружка поняла,
Как вскоре сложатся дела,
Знать, мне под клевером лежать,
А ей с другим беднягой спать.
XXVII
«Цела ль моя упряжка
В родимой стороне,
Слышны ли сбруи звоны
Как раньше, как при мне?»
Привет, бряцанье сбруи,
А также конский топ
Слышны; лишь ты под пашней
Лежишь, наморщив лоб.
«Играют ли ребята
В футбол на берегу,
И мяч со всеми вместе
Я погонять смогу?»
Играют классно парни,
Открыть, мечтая, счет,
Да и вратарь, как цербер,
Ворота стережет.
«Нашла ль подружка счастье,
Дружка во всем виня.
Или она устала
Оплакивать меня?»
Увы, она не плачет,
Тебя ведь не спасти.
Она теперь довольна.
Молчи и тихо спи.
«А что мой друг старинный,
И как его житье?
Он отыскал ли ложе
Удобней, чем мое?»
Да, с нами всё в порядке…
Тебе ж не стоит знать,
Где, с кем делю я ложе, —
Спокойней будешь спать.
XXXV
На горе пустынной, летней,
Где ручьев разбег ленив,
Барабана звук заметней,
Как во снах речитатив.
Громко, дискантом и басом,
То земля во все концы
Катит пушечное мясо —
Умирать идут бойцы.
Их товарищей убитых
Кости белые торчат
Всюду на полях забытых;
Не придет никто назад.
И рожки зовут напрасно,
И зачем их тон суров?
Был бы это женский голос,
Вот тогда я встать готов.
XXXVI
Ведет дорога далеко,
Над ней луна в крови;
Меня уводит далеко
Дорога от любви.
Недвижно до конца земли
Стоит теней конвой:
Но ноги по ночной пыли
Путь продолжают свой.
Мир кругл, недаром говорят,
Иди себе вперед,
Всё будет хорошо, назад
Дорога приведет.
Но прежде, чем вздохнуть легко,
Пройди круги свои:
Меня уводит далеко
Дорога от любви.
LI
С разбитым сердцем как-то я
В зал греческий забрел, друзья,
И там, в болезненном пылу
Заметил статую в углу.
Спал истукан немало лет,
Ан глянул пристально в ответ.
Казалось, он хотел сказать:
«Привет, не стоит унывать;
Пусть наша юность позади,
Но есть надежда впереди».
Так он стоял, вперяя взгляд
И утешая невпопад:
«Что, парень, очень тяжело?
Да ведь и мне не повезло.
Я тоже должен тыщи дней
Взирать на чуждых мне людей.
Мне спину сгорбили века,
Ты под столом ходил пока.
Когда ты сбросишь иго лет,
Я так же молча гляну вслед.
Смелей, дружок, недолго ждать:
Будь каменным и сдюжишь кладь».
Вот что он взглядом мне сказал,
И я легко покинул зал;
Одолевать цунами чувств
С тех пор у статуй я учусь.
LXI
Колокольня Хьюли
Шпиль колокольни Хьюли
Слепит, смотреть нельзя;
А близ нее уснули
Соседи и друзья.
Там башня копит опыт
Печали и обид,
Там час за часом пробит,
Да только время спит.
Рядам надгробной толщи
Не нужен передых;
Ведь мертвых в Хьюли больше,
Гораздо, чем живых.
Опять копает землю
Могильщик – знай, итожь;
А за оградой дремлют
Самоубийцы сплошь.
Считает башня Хьюли
Количество могил;
Парней, что здесь уснули,
Я горячо любил.
Друзья лежат глубоко,
Везде, от сих до сих;
Я тоже одиноким
Не буду среди них.
