Текст книги "Фредерик и Бернеретта"

Автор книги: Альфред де Мюссе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

IX

Только в конце второй недели можно было считать, что Бернеретта вне опа'сности. Она начала вставать с постели и могла уже чуть больше есть. Но здоровье ее было подорвано, и врач сказал, что она будет болеть всю жизнь.

Фредерик не покидал ее. Он еще не знал, что заставило ее искать смерти. Он удивлялся только, что ни одна живая душа не беспокоилась о ней. В самом деле, в течение двух недель никто не навестил ее – ни родные, ни знакомые. Возможно ли, чтобы ее новый любовник покинул ее в таком состоянии? Или его уход и был причиной отчаяния девушки? Оба предположения казались Фредерику одинаково неправдоподобными, а Бернеретта дала ему понять, что не хочет говорить об этом. Жестокие сомнения терзали Фредерика, его мучила затаенная ревность, но любовь и Жалость удерживали возле Бернеретты.

Несмотря на свои страдания, Бернеретта не скупилась на проявления самой нежной любви. Она была полна благодарности за те заботы, которые Фредерик ей расточал, и в его присутствии казалась веселее, чем когда‑либо. Только и веселость была какая‑то грустная, точно затуманенная страданием. Она прила гала все усилия, чтобы развлечь его и удержать возле себя. Если он уходил, она спрашивала, в котором часу он вернется. Она хотела, чтобы он обедал у ее изголовья, хотела, засыпая, держать его руку. Она рассказывала ему тысячи историй из своего прошлого, надеясь, что это рассеет его. Но как только речь заходила о настоящем и о поступке, чуть не стоившем ей жизни, – она замолкала. Никакие расспросы, никакие мольбы Фредерика не действовали. Если же он продолжал настаивать, она хмурилась и становилась печальной.

Однажды вечером Бернеретта лежала в постели; ей только что снова пустили кровь; из плохо закрывавшейся ранки бытекло несколько капель крови. Она с улыбкой следила за алой слезой, катившейся по мраморно – белой руке.

– Ты все еще меня любишь? – спросила она Фредерика. – Все эти ужасы не вызвали у тебя отвращения ко мне?

– Я люблю тебя, – ответил он, – и теперь нас ничто не разлучит.

– Неужели это правда! – воскликнула она, целуя его. – Не обманывайте меня, скажите мне, что это не сон!

– Нет, это не сон, моя прекрасная, моя дорогая Бернеретта. Мы будем жить спокойно, мы будем счастливы.

– Увы, этого не может, не может быть! – вскричала она с отчаянием и тихо добавила: —А если этого не может быть – тогда придется начинать сызнова.

Последние слова она прошептала еле слышно, но Фредерик их уловил, и его охватила дрожь. На следующий день он передал их Жерару.

– Я принял решение, – сказал Фредерик, – не знаю, как на это посмотрит мой отец, но я люблю Бернеретту, и, что бы ни случилось, я не дам ей умереть.

Он действительно принял смелое решение, но ему не оставалось ничего другого. Фредерик написал отцу и поведал ему всю историю своей любви. В этом письме он забыл упомянуть о неверности Бернеретты. Он говорил только об ее красоте, постоянстве, о той кроткой настойчивости, которую она проявила, чтобы снова увидеть его, и, наконец, об ужасной попытке самоубийства, ка которую она решилась.

Отец Фредерика, семидесятилетний старик, любил своего единственного сына больше жизни. Со всей поспешностью он примчался в Париж. Вместе с ним приехала его сестра – мадемуазель Омбер, очень набожная старая дева. К несчастью, ни достойный старик, ни тетушка ке отличались скрытностью, и не успели они приехать, как все их знакомые узнали, что Фредерик до безумия влюблен в гризетку, которая из‑за него отравилась. К этому прибавляли, что он собирается на ней жениться. Недоброжелатели завопили о позоре, пятнающем семейную честь. Под предлогом, будто она защищает интересы молодого человека, мадемуазель Дарси рассказала с самыми романтическими подробностями все, что знала от самого Фредерика. Короче говоря, вместо того чтобы отвратить грозу, Фредерик навлек ее на себя, и она со всей силой разразилась над его головой.

Прежде всего, он вынужден был предстать перед советом родных и друзей и претерпеть нечто вроде допроса. Не то чтобы с ним обошлись, как с подсудимым, наоборот, к нему были очень снисходительны, но ему пришлось обнажить свою душу и услышать, как обсуждались вслух его самые сокровенные тайны. Само собой разумеется, что никто ничего не решил. Г – н Омбер захотел увидеться с Бернереттой; он пошел к ней, долго с ней беседовал, задал девушке тысячу вопросов, на которые она отвечала так мило и чистосердечно, что тронула сердце старика. Он вспомнил молодость и собственные любовные проказы. После разговора с Бернереттой он ушел смущенный и очень взволнованный. Вызвав сына, он сообщил ему, что решил выделить небольшую сумму денег для Бернеретты, если она пообещает обучиться какому – ни– будь ремеслу, когда выздоровеет. Фредерик передал это предложение своей подруге.

– А что ты сам собираешься делать? – спросила она его. – Думаешь ли ты оставаться или уехать?

Он ответил, что остается. Но не так думали его родные. В этом вопросе г – н Омбер был непоколебим. Он обрисовал сыну всю опасность, весь позор и недопустимость подобной связи. В мягких и осторожных выражениях он дал понять Фредерику, что тот губит свою репутацию и свое будущее. Заставив Фредерика призадуматься, отец прибег к последнему средству, имеющему неотразимую власть над сыновним сердцем: он стал умолять, и Фредерик пообещал все, что от него хотели. Он испытал столько потрясений, столько противоречивых влияний, что больше не знал, на что решиться, и, видя надвигающуюся со всех сторон беду, не имел мужества ни бороться, ни сделать окончательный выбор. Даже Жерар, всегда такой твердый, тщетно искал какой‑нибудь спасительный выход и вынужден был признать, что остается только предоставить все судьбе.

Внезапно два неожиданных события все изменили.

Однажды вечером Фредерик сидел один в своей комнате, как вдруг вошла Бернеретта. Она была бледна, волосы ее рассыпались в беспорядке, глаза горели лихорадочным огнем, все говорило о крайнем возбуждении. Ее речь, вопреки обыкновению, была отрывистой и резкой. Она сказала, что пришла требовать от Фредерика объяснения.

– Вы убить меня хотите, – воскликнула она. – Любите вы меня или нет? Вы же не ребенок! Неужели вам на каждом шагу нужна посторонняя помощь? В уме ли вы, чтобы советоваться с отцом, как вам быть с вашей любовницей? Что нужно всем этим людям? Разлучить нас! Если вы хотите того же – вам не нужны их советы, если нет – то они тем более не нужны. Вы должны уехать? Возьмите меня с собой. Я никогда не выучусь никакому ремеслу. На сцену я не могу поступить. Это теперь не для меня. Я слишком страдаю от неизвестности и не могу больше ждать; решайтесь!

Так говорила она долго, прерывая Фредерика, когда тот пытался отвечать. Он старался ее успокоить, но безуспешно. Столь сильное возбуждение не поддавалось никаким увещеваниям. 3 конце концов, измученная и обессиленная, Бернеретта разразилась слезами. Фредерик не мог противиться такой беспредельной любви, он прижал к себе возлюбленную и бережно отнес ее на кровать.

– Ты останешься со мной, – сказал он, – и да покарает меня небо, если я позволю кому‑нибудь вырвать тебя из моих объятий. Я не хочу больше ни видеть, ни слышать никого, кроме тебя. Ты упрекаешь меня в малодушии, и ты права, но ты увидишь, я буду действовать решительно. Пусть отец оттолкнет меня, ты поедешь со мной. Если господь бог создал меня бедным, что ж, мы будем жить в бедности. Мне дела нет ни до моего имени, ни до моей семьи, ни до моего будущего.

Слова эти, произнесенные со всем жаром убеждения, утешили Бернеретту. Она попросила своего друга проводить ее до дому пешком. Несмотря на усталость, ей хотелось подышать воздухом. По дороге они уговорились о том, как действовать дальше. Фредерик сделает вид, будто подчиняется воле отца; вместе с тем он постарается доказать, что, не имея большого состояния, весьма рискованно вступать на дипломатическое поприще, и попросит разрешения закончить свою юридическую практику в суде. Г – н' Омбер, вероятно, уступит – при условии, что сын забудет свою безрассудную любовь. Бернеретта переедет в другой квартал, и все подумают, что она уехала совсем. Она же снимет маленькую комнатку на улице Ла – Гарп или где– нибудь поблизости и будет жить так бережливо, что содержания Фредерика хватит на двоих. Как только отец вернется в Безан– сон, Фредерик переедет к ней, и они заживут вместе. В остальном они полагались на бога. Таков был план, на котором остановились бедные любовники. Как всегда бывает в таких случаях, они считали успех его обеспеченным.

Два дня спустя, после ночи, проведенной без сна, Фредерик явился к своей подруге в шесть часов утра. Накануне у него было объяснение с отцом, которое его очень взволновало: отец настаивал на отъезде в Берн. Мужество Фредерика поколебалось, он пришел к Бернеретте, чтобы обнять ее и почерпнуть сил для борьбы. В комнате никого не было, постель – пуста. Он допросил привратницу и убедился со всей достоверностью, что обманут и у него есть соперник.

На этот раз он почувствовал больше негодования, чем боли. Измена была слишком груба, и любовь уступила место презрению. Вернувшись домой, он написал Бернеретте длинное письмо, осыпая ее самыми горькими упреками. Но вместо того, чтобы отправить письмо, он его разорвал. Столь ничтожное существо было недостойно его гнева. Он решил уехать как можно скорее. В почтовой карете, отправлявшейся на следующий день в Страсбург, оказалось свободное место. Фредерик оставил его за собой и поспешил предупредить отца о своем отъезде. Все родные приветствовали его решение, и, уж конечно, никто не спросил, почему он так поспешил послушаться их советов. Один Жерар знал. правду. Мадемуазель Дарси заявила, что считает этот поступок недостойным и что мужчины всегда малодушны. Мадемуазель Омбер прибавила свои сбережения к скромной сумме, которую увозил с собой ее племянник. На прощальный обед собралась вся семья, и Фредерик уехал в Швейцарию.

X

Дорожные впечатления, усталость от долгого пути, прелесть перемены, новые служебные обязанности скоро вернули Фредерику душевное равновесие. Теперь он с ужасом вспоминал роковую страсть, едва не погубившую его. В посольстве он встретил самый приветливый прием. У него были хорошие рекомендации. Его внешность располагала в его пользу. Природная скромность придавала еще больше ценности его способностям, и они от этого только выигрывали. Вскоре он занял в обществе почетное место; перед ним открывалось самое радужное будущее.

Бернеретта писала ему несколько раз. Она весело спрашивала его, совсем ли он уехал и не собирается ли скоро вернуться. На первые письма он не ответил. Но письма продолжали приходить и становились все более настойчивыми. Наконец Фредерик потерял терпение. Он ответил, высказав все, что накопилось у него в сердце. В самых горьких выражениях он спрашивал Бернеретту, как могла она забыть о том, что дважды изменила ему, и просил избавить его в будущем от притворных уверений, которые его больше не обманут. Он прибавил, что в конце концов благословляет провидение, которое вовремя просветило его ум и сердце. Он писал, что решение его бесповоротно и если он и вернется во Францию, то только после долгого пребывания за границей.

Отправив это письмо, он почувствовал облегчение. Теперь он совершенно освободился от бремени прошлого. Бернеретта перестала ему писать, и он больше о ней не слышал.

В окрестностях Берна в красивом доме жила одна состоятельная английская семья. Фредерик был представлен ей. Гостей радушно принимали три юные девицы. Старшая из сестер, которой было всего двадцать лет, отличалась редкой красотой. Вскоре она заметила, что произвела на молодого атташе сильное впечатление, и не осталась к этому равнодушной. Фредерик еще недостаточно оправился от пережитого, чтобы отдаться новой любви, но после всех волнений и страданий чувствовал потребность открыть свое сердце безмятежному и чистому чувству.

Прекрасная Фанни не стала поверенной его сердечных тайн, как мадемуазель Дарси. Но хотя Фредерик и не рассказал ей о своих страданиях, она угадала, что он лишь недавно перенес большое горе. Однако Фредерик как будто находил утешение в нежном взоре ее синих глаз, и поэтому она часто обращала свой взгляд в сторону молодого человека.

Благосклонность порождает чувство симпатии, а чувство симпатии приводит к любви. Так протекли три месяца, и если любовь еще и не пришла к Фредерику и Фанни, все же они были очень близки к ней. Человек с таким мягким и впечатлительным характером, как у Фредерика, обычно отличается постоянством, но лишь при условии полного доверия. Жерар был прав, говоря в былые времена, что Фредерик будет любить Бернеретту гораздо дольше, чем предполагает. Так это и было, пока Бернеретта сама любила его или, по крайней мере, казалось, что любит. Оскорбить слабое сердце – это поставить под угрозу самое его существование. Слабое сердце не может оставаться верным воспоминанию, заставляющему его страдать. Оно или разбивается, или забывает. День за днем Фредерик все больше привыкал жить только для Фанни, и вскоре встал вопрос о свадьбе. Молодой человек не обладал состоянием, но у него было прочное положение, влиятельные связи, в его пользу говорила любовь, устраняющая все препятствия. Было решено обратиться с ходатайством ко французскому двору, и когда Фредерик будет назначен вторым секретарем, он станет супругом Фанни.

Наконец этот счастливый день пришел. Наутро, как только новобрачные поднялись, Фредерик, опьяненный счастьем, заключил жену в объятия, и они сели у камина, прижавшись друг к другу. Потрескивание огня и внезапная вспышка пламени заставили его вздрогнуть. По странной причуде памяти ему вдруг представился день, когда он вот так же впервые сидел с Берне– реттой около камина в маленькой комнатушке. Тем, кто наделен достаточным воображением, чтобы верить в предчувствия, я предоставляю объяснить такую странную случайность, – что именно в эту минуту Фредерику подали письмо с парижским штемпелем, извещавшее его о смерти Бернеретты.

Мне нет надобности описывать изумление и горе Фредерика. Я ограничусь тем, что предложу взору читателя строки последнего прощания бедной девушки со своим другом. Там. в немногих словах, вместе и веселых и печальных, как это было свойственно Бернеретте, вы найдете объяснение ее поступкам:.

«Ах, Фредерик, вы хорошо знали, что это был сой. Мы не могли жить спокойно и счастливо. Я хотела умереть. Но ко мне пришел молодой человек, мы с ним познакомились еще во времена моей былой славы. Тогда, в Бордо, он был без ума от меня.

Не знаю, где он достал мой адрес. Он бросился к моим ногам, как будто я все еще была театральной королевой, и предложил мне свое не очень значительное состояние и вовсе незначительнее сердце. Это произошло на следующий день, не забудь этого, мой друг, на следующий день после того, как ты оставил меня, сказав, что уезжаешь. Мне было не слишком весело, мой любимый, и я не очень хорошо знала, буду ли каждый день обедать. Я дала себя уговорить и ушла с ним. К несчастью, я не выдержала. Я переехала к нему, но тут же вернулась обратно и решила умереть.

Да, хороший мой, я захотела покинуть тебя. Ведь я знаю, что у меня ничего не получилось бы с обучением. И все же, когда я во второй раз решилась на это, – мое решение было твердо. Но ко мне снова пришел твой отец – вот чего ты не знал. Что могла я сказать ему? Я пообещала забыть тебя. Я вернулась к моему поклоннику. Боже, как я тосковала! Моя ли вина, что с тех пор, как я полюбила тебя, все мужчины кажутся мне уродливыми и глупыми? Но я же не могу питаться воздухом. Что мне было делать?

Я не убиваю себя, мой друг, я лишь заканчиваю свое существование; это – не трагическое убийство. Здоровье мое подорвано, утрачено навсегда. Все бы это ничего, если бы не тоска. Говорят – ты женишься: красива ли она? Прощай, прощай! В солнечные дни вспоминай тот день, когда ты поливал цветы на своем окне. О, как быстро я тебя полюбила! Когда я видела тебя, меня охватывала дрожь, и я бледнела. Я была счастлива с тобой. Прощай!

Если бы только твой отец захотел, мы бы никогда не расстались, но у тебя не было денег – вот в чем все горе! У меня тоже их не было. Если бы я поступила к белошвейке, я бы долго там не осталась. Так чего же ты хочешь? Я сделала две попытки вернуться к прежнему, и ничего у меня не получилось.

Я уверяю тебя, я хочу умереть не потому, что обезумела; я в твердом уме. Мои родители (да простит им бог!) еще раз побывали у меня. Если бы ты только внал, что они хотят из меня сделать! Какое отвращение быть жертвой нищеты, жалкой игрушкой, которую рвут на части. Если бы мы с тобой были бережливее прежде, когда мы любили друг друга, – было бы лучше. Но тебе хотелось, чтобы мы ходили в театр и развлекались. Славные вечера мы с тобой проводили в «Шомьере».

Прощай, мой любимый, в последний раз прощай. Если бы я чувствовала себя лучше, я поступила бы в театр, но от меня осталась одна тень. Никогда не упрекай себя в моей смерти. Я знаю, что если бы ты только мог, ты бы ничего этого не допустил. Я многое понимала и не смела сказать. Я видела, что все к этому шло, но не хотела мучить тебя.

Я пишу тебе ночыо, и эта ночь так печальна; поверь мне, она гораздо печальнее той, когда ты позвонил у моей двери и не застал меня. Я никогда не думала, что ты будешь ревновать. Когда я узнала, что ты рассердился, мне было и тяжело и радостно. Почему ты не остался ждать меня тогда? Ведь ты имел на это право. Ты бы увидел, с каким лицом я вернулась после своего любовного похождения. Но все. равно, ты любил меня больше, чем хотел показать.

Мне надо кончать, но я не могу. Я цепляюсь за этот листок, как за последнее, что мне осталось в жизни. Строчки ложатся все теснее; я хотела бы собрать все свои силы и всё послать тебе. Нет, ты не знал моего сердца. Ты любил меня, потому что ты добрый, ты приходил ко мне из жалости и еще немножечко потому, что тебе это доставляло удовольствие. Если бы я была богата, ты бы никогда не оставил меня, – так я всегда говорю себе, и это единственное, что придает мне мужество. Прощай.

Дай бог, чтобы мой отец никогда не узнал угрызений совести за все зло, которое он причинил. Чего бы я ни дала, чтобы только уметь зарабатывать на хлеб, чтобы иметь в рз^гках какое– нибудь ремесло! Теперь я поняла это, но слишком поздно. Если бы можно было в детстве увидеть в зеркале всю свою жизнь, я бы так не кончила. И ты бы меня все еще любил. А может быть, и нет, раз ты женишься.

Как ты мог написать мне такое жестокое письмо? Твой отец требовал, чтобы я оставила тебя, ты собирался уехать, – разве я могла думать, что поступаю дурно, постаравшись завести другого возлюбленного? Но я никогда не испытывала ничего подобного и не видела ничего более смешного, чем его лицо, когда я объявила ему, что возвращаюсь к себе, Твое письмо привело меня в отчаяние. Два дня я просидела у камина, не в силах двинуться или произнести слово. Я родилась очень несчастной, друг мой. Ты даже не поверишь, как дурно обращался со мной господь бог все эти жалкие двадцать лет моей жизни. Это было так странно, точно кто‑то побился об заклад причинять мне зло. Когда я была ребенком, меня били, и если я плакала, меня выгоняли на улицу: «Ступай, посмотри, не идет ли дождь», – говорил отец. Когда мне минуло двенадцать лет, меня заставляли стругать доски. А как меня мучили,' когда я стала женщиной! Вся моя жизнь прошла в том, что я пыталась жить и наконец поняла, что надо умереть.

Да благословит тебя бог! Ты, ты один дал мне немногие дни счастья. С тобой я дышала полной грудыо. Да вознаградит тебя за это бог! Будь счастлив, свободен, о друг мой! Будь любим, как любит тебя твоя умирающая, твоя бедная Бернеретта!

Не грусти, все будет кончено. Помнишь ли ты немецкую трагедию[6]6
  Помнишь ли ты немецкую трагедию… – Речь идет о драме Гете «Гетц фон Берлихинген» (1774).


[Закрыть], которую читал мне однажды вечером у нас дома? Герой пьесы спрашивает: «Что воскликнем мы, умирая?» – «Свобода!» – отвечает маленький Жорж. Ты плакал тогда, читая эти слова. Плачь же и теперь – это последний возглас твоей подруги.

Бедняки умирают без завещания, но я досылаю тебе прядь моих волос. Я помню, как‑то парикмахер сжег мне волосы щипцами, и ты чуть не побил его. Раз ты не хотел, чтобы жгли мои волосы, ты не бросишь эту прядь в огонь.

Прощай, еще раз прощай навеки.

Твоя верная подруга

Бернеретта».

Мне говорили, что, прочитав это письмо, Фредерик сделал попытку покончить с собой. Я не стану рассказывать здесь об этом. Люди равнодушные слишком склонны видеть в подобных поступках смешное, если самоубийца остается жить. Суждение света весьма печально на этот счет: над теми, кто пытается умереть, смеются, а тех, кто умирает, забывают.