Текст книги "Четырехчасовая фуга"

Автор книги: Альфред Бестер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Альфред Бестер
Четырехчасовая фуга

Теперь, конечно, Северо-восточный Коридор имеет полное право называться Северо-восточными трущобами, тянущимися от Канады до Каролины и дальше на запад, вплоть до Питсбурга. Это были фантастические джунгли прогорклой стремительности, население которых беспрестанно сновало без видимой цели и постоянного местожительства, так что надзиратели контроля над рождаемостью и социальные службы потеряли все надежды на порядок. Это было гигантское уличное зрелище, которого все ожидали и которым все наслаждались. Даже немногие привилегированные, которые могли бы жить под охраной в очень дорогих Оазисах, притом где угодно, и думать не желали уехать отсюда. Джунгли захватывают.

Там были тысячи проблем выживания, но одной из самых насущных являлась нехватка свежей воды. Наиболее годную к употреблению питьевую воду давным-давно конфисковали возрастающие производственные отряды во имя лучшего будущего и для других целей ее оставалось очень мало. Конечно, на крышах имелись резервуары для сбора дождевой воды. Естественно, имелся черный рынок. Вот и все. Поэтому Джунгли воняли. Зловоние стояло хуже, чем при дворе королевы Елизаветы, когда было чем мыться, но в мытье не верили. Коридор как раз не мог мыться, стирать одежду или мыть полы, и уже за десять миль от моря ощущались вредоносные миазмы.

Добро пожаловать в Коридор!

Страдальцы у берега могли обрести счастье вымыться в соленой воде, но побережье Коридора было загрязнено таким количеством неочищенной нефти, утекшей за столько поколений, что все прибрежные воды являлись собственностью компании по очистке нефти. «Не входить!», «Не нарушать!» И везде вооруженная охрана. Реки и озера были оснащены электрооградами. Не нужно никакой охраны, только табличка с черепом и скрещенными костями, и если вы не знаете, что это означает – прикасайтесь.

Не верьте, что всех смущало зловоние, когда люди весело перепрыгивали через гниющие на улицах трупы, но многих – смущало, и единственным средством против вони была парфюмерия. Существовали дюжины конкурирующих компаний, производящих парфюмерию, но главенствовала «Континентальная консервная компания», которая уже два столетия не имела консервных заводов. В свое время она объединилась с сотней фондодержателей одной парфюмерной компании, та обанкротилась и ККК выкупила ее долю в надежде получать ее прибыли. Эта сделка оказалась удачной, когда последовал взлет парфюмерии, она дала ей возможность войти в число наиболее прибыльных индустрий нашего времени.

Но ККК шла голова в голову с соперниками, пока к ней не присоединился Блейз Скиэйки. Тогда она стремительно вырвалась вперед. Блейз Скиэйки. Происхождение: француз, японец, африканец и ирландец. Образование: В.А., Принстон, М.Е., МИТ, Ф.Д., ДАУ Кемикал (именно ДАУ тайно намекнул ККК, что Скиэйки может оказаться весьма полезным). Блейз Скиэйки: тридцати одного года, холост, честен, гениален.

У него было гениальное чувство запахов, и его рекомендовали ККК, как «Нос». Он знал о парфюмерии все: животные продукты, серая амброзия, касторовое масло, цибет, мускус, масляные эссенции, выделяемые из цветов и растений, бальзам, вытекающий из ран деревьев и кустов, бензойная смола, онопанокс, пэру, талу, сторакс, мирра, синтетики, созданные комбинациями естественных и химических запахов.

Он создал для ККК наиболее успешно продающиеся товары: «Вольвэ», «Смягчитель», «Подмышки», «Препарат Ф», «Язык войны» и так далее. Его очень ценили в ККК, Он получал высокое жалование, мог жить в Оазисе и, самое лучшее, ему предоставлялись неограниченные запасы питьевой воды. Не было девушки в Коридоре, которая стала бы противиться предложению принять с ним душ.

Но за все эти преимущества он дорого платил. Он не мог пользоваться душистым мылом, кремами для волос, помадами и средствами для бритья. Он не мог есть морские блюда. Он не мог пить ничего, кроме дистиллированной воды. Все это, как вы понимаете, сохраняло Нос чистым и неоскверненным, чтобы он мог воспринимать запахи в своей стерильной лаборатории и создавать новые произведения. В настоящее время он составлял многообещающую мазь под условным названием «Исправитель», но прошло вот уже шесть месяцев без положительных результатов и ККК тревожила эта задержка. Его гениальность никогда прежде не требовала столько времени.

Было созвано совещание исполнительных лиц высшего уровня, имена которых умалчиваются на почве привилегии корпорации.

– Что с ним такое, в самом деле?

– Он потерял свое чутье?

– Вряд ли это выглядит правдоподобным.

– Может быть, ему нужен отдых?

– Ну, у него был недельный отпуск месяц назад.

– Что он делает?

– Пожинает бурю, сказал он мне.

– Что это может значить?

– Не знаю. Он сказал, что очистится, прежде чем вернется к работе.

– У него неприятности с ККК? Затруднения со средней администрацией?

– Ни малейших, мистер Чайрмен. Они не посмели бы тронуть его.

– Может быть, он хочет повышения?

– Нет. Он даже не тратит все деньги, которые получает сейчас.

– Значит, до него добрались наши конкуренты?

– Они добираются до него все время, генерал, и он со смехом отделывается от них.

– Тогда, должно быть, кто-нибудь из персонала.

– Согласен.

– Женщина?

– Боже мой! Нам бы такие неприятности.

– Семейные неурядицы?

– Он холост, мистер Чайрмен.

– Честолюбие? Побудительный стимул? Может, сделаем его офицером ККК?

– Я предлагал ему это еще в первый год, сэр, и он отказался. Он хочет только работать в своей лаборатории.

– Тогда почему он не работает?

– Очевидно, у него какие-то творческие препятствия.

– Что, черт побери, с ним стряслось?

– Вот именно, черт…

– Я не понимаю.

– Понимаете.

– Нет.

– Губернатор, возьмите свои слова назад!

– Джентльмены, джентльмены, пожалуйста! Очевидно, у доктора Скиэйки личные проблемы, которые мешают его гениальности. Мы должны разрешить их для него. Предложения?

– Психиатрия?

– Не поможет без добровольного согласия. Боюсь, что он вряд ли окажет содействие. Он упрямый осел.

– Сенатор, умоляю вас! Не следует допускать такие выражения по отношению к одному из наших самых ценных сотрудников.

– Мистер Чайрмен, задача состоит в нахождении источника препятствий доктора Скиэйки.

– Согласен. Предложения?

– Ну, первым делом, следует установить двадцатичетырехчасовое наблюдение. Все ослиные… простите… докторские действия, связи, контакты…

– А в ККК?

– Я не хочу ни на что намекать, но здесь может произойти утечка, которая только враждебно настроит этого осла… доктора!

– Внешнее наблюдение?

– Да, сэр.

– Отлично. Согласен. Объявляю перерыв.

Сыскное агентство было в полном бешенстве. Через месяц оно швырнуло дело обратно ККК, не запросив ничего, кроме расходов.

– Какого дьявола вы не сказали нам сразу, что нанимаете нас для слежки за профи, мистер Чайрмен? Наши агенты не годятся для этого.

– Минутку! Что значит «профи»?

– Профессиональный ганг.

– Что?

– Ганг. Бандит. Преступник.

– Доктор Скиэйки преступник? Неплохо.

– Послушайте, мистер Чайрмен, я обрисую вам все, и вы выведете свое заключение. Идет?

– Продолжайте.

– Во всяком случае, все подробности в этом отчете. Мы приставляли двойной хвост к Скиэйки ежедневно, по его выходу из вашей конторы. Мы следовали за ним до дома. Он всегда шел домой. Агенты работали в две смены. Каждый день он заказывал ужин в «Питомнике организмов». Они проверяли посыльных, приносивших ужин. Они проверяли ужин: иногда на одну персону, иногда на две. Они проследили за некоторыми из девиц, покидавших его особняк. Все чисто. Пока все чисто, а?

– И?..

– Крах. Пару ночей в неделю он оставлял квартиру и шел в город. Он уходил около полуночи и не возвращался примерно часов до четырех утра.

– Куда он ходил?

– Этого мы не знаем, потому что он стряхивал хвост, как настоящий профи, каковым и является. Он мотался по Коридору, как шлюха или окурок в нужнике – простите меня, – и всегда отделывался от наших людей. Я ничуть не преувеличиваю. Он умный, хитрый, быстрый, настоящий профи. Он именно профи, он слишком профессионален, чтобы Сыскное Агентство справилось с ним.

– Значит, у вас нет никакой зацепки, что он делал или с кем встречался между полуночью и четырьмя утра?

– Нет, сэр. В результате мы не получаем ничего, а вы получаете проблему. К счастью, это не наша проблема.

– Благодарю вас. Вопреки общественному мнению, в корпорации не все идиоты. ККК понимает, что отрицательный результат – тоже результат. Вам заплатят расходы и гонорар согласно договору.

– Мистер Чайрмен, я…

– Нет, нет, пожалуйста. Вы направите все свои усилия на те потерянные четыре часа. Теперь, как вы сказали, это ваша проблема.

ККК вызвала Селина Бэни. Мистер Бэни всегда настаивал, что он не психолог или психиатр. Он не хотел, чтобы его связывали с тем, что он считал самой дрянной профессией. Селин Бэни был доктором магии, точнее, он был колдуном. Он делал самые замечательные и проницательные анализы людей с психическими нарушениями не столько всякими колдовскими шабашами, пятиугольниками, заклинаниями и курениями, сколько своей выдающейся чувствительностью к людям и проницательному толкованию оных. Это, вероятно, и было колдовством.

Мистер Бэни вошел в безупречную лабораторию Блейза Скиэйки с располагающей к себе улыбкой, и доктор Скиэйки издал отчаянный, душераздирающий вопль.

– Я же велел вам стерилизоваться, прежде чем входить!

– Но я стерилизовался, доктор. Безусловно…

– Нет! Вы воняете анисом, шан-иланом, натронилатом ментола. Вы испортили мне день. Зачем?

– Доктор Скиэйки, уверяю вас, я… – Внезапно он замолчал. – О, боже мой! – простонал он. – Сегодня утром я воспользовался полотенцем жены.

Скиэйки рассмеялся и включил вентиляцию на полную мощность.

– Понятно. Это не трудно почувствовать. Давайте оставим вашу жену. Рядом у меня есть кабинет, там мы можем поговорить.

Они уселись в пустом кабинете и поглядели друг на друга. Мистер Бэни увидел приятного моложавого человека с коротко подстриженными черными волосами, маловыразительными ушами, весьма острыми скулами, узкими глазами и изящными руками, которые выдавали его с головой.

– Ну, мистер Бэни, чем могу быть вам полезен? – спросил Скиэйки, в то время, как его руки вопрошали: «Какого черта приперся надоедать мне?»

– Доктор Сикэйки, в некотором смысле я – ваш коллега. Я профессиональный доктор магии. Одной из решающих стадий моих церемоний является сжигание различных благовоний, но все они, знаете ли, традиционны. Я надеюсь, что ваша экспертиза подскажет мне что-нибудь иное, с чем я мог бы поэкспериментировать.

– Понимаю. Интересно. Вы сжигаете стект, онилу, гальбанум, францисканский… Именно эти вещества?

– Да. Все совершенно традиционное.

– Очень интересно. Я могу, конечно, сделать много наметок для экспериментов и еще… – Скиэйки замолчал и уставился куда-то вдаль.

– Что-нибудь не так, доктор? – спросил колдун после длительной паузы.

– Послушайте, – взорвался вдруг Скиэйки, – вы на неверном пути. Сжигать благовония традиционно и старомодно, но имитация других запахов не решит вашу проблему. Почему бы вам не провести эксперимент с совершенно иным подходом?

– И чем это может быть?

– Принципом одофона.

– Одофона?

– Да. Это гамма, существующая среди запахов, как и среди звуков. Резкие запахи соответствуют высоким нотам, тяжелые – низким. Например, серая амбра соответствует фиолетовому в басах. Я могу составить для вас гамму запахов, занимающую, примерно, две октавы. Тогда вам останется лишь сочинить музыку.

– Вы положительно блестящий ум, доктор Скиэйки!

– А разве не так? – хмыкнул Скиэйки. – Но со всей честностью должен сказать, что блестящим умом мы являемся совместно. Я бы никогда не пришел к этой идее, если бы вы не бросили мне настоящий вызов.

Они вступили в контакт на этой дружественной ноте и с энтузиазмом побеседовали о своих делах, сходили на ленч, рассказывая друг другу о себе и строя планы колдовских экспериментов, в которых Скиэйки решил добровольно принять участие вопреки тому, что не верит в дьявольщину.

– И вся ирония заключается в том, что он на самом деле одержим дьяволом, – доложил Селин Бэни.

Чайрмен не понял.

– Психиатрия и дьявольщина – всего лишь разные названия одного и того же феномена, – объяснил Бэни. – Так что могу вам перевести. Его потерянные четыре часа – это фуга.

До Чайрмена все еще не дошло.

– Вы имеете в виду музыкальное произведение, мистер Бэни?

– Нет, сэр. Фуга также является психиатрическим описанием более развитой формы сомнамбулизма – хождения во сне.

– Блейз Скиэйки ходит во сне?

– Нет, сэр, все гораздо сложнее. Хождение во сне – относительно простой случай. Такой человек никогда не входит в контакт с окружающими. Можете разговаривать с ним, кричать на него, называть его по имени – он совершенно никак не отреагирует.

– А фуга?

– В фуге субъект входит в контакт с окружающими. Он может беседовать с вами. Он знает и помнит события, происшедшие во время прошлой фуги. Но он совершенно отличается от личности, каковой является в реальной жизни. И

– что самое важное, сэр, – после фуги он ничего не помнит о ней.

– Значит, по вашему мнению, у доктора Скиэйки эти фуги происходят два-три раза в неделю?

– Таков мой диагноз, сэр.

– И он ничего не может рассказать, что было во время фуги?

– Ничего.

– А вы можете?

– Боюсь, что нет, сэр. Есть предел даже моим возможностям.

– Что вы можете сказать о причине этих фуг?

– Только то, что его что-то влечет. Я бы сказал, что он одержим дьяволом, но это жаргон моей профессии. Другие могут воспользоваться иными терминами – побуждение или колдовство. Терминология тут неважна. Главное то, что владеет им, заставляет его отправляться по ночам делать… Что? Не знаю. Я знаю только, что это дьявольское наваждение, скорее всего, препятствует его творческой работе для вас.

Никто не вызывает Гретхен Нанн, даже если вы ККК, чей общий фонд делится всего на двадцать пять частей. Вы должны пройти через эшелоны ее служащих, пока, наконец, не будете допущены в Присутствие. Все эти процедуры действуют весьма раздражающе, так что терпение мистера Чайрмена полностью истощилось, когда, наконец, его ввели в мастерскую мисс Нанн, беспорядочно набитую книгами и аппаратурой, которой она пользовалась для своих исследований.

Бизнесом Гретхен Нанн было творение чудес. Не в смысле необычайностей, аномалий, из ряда вон выходящего, привнесенного сверхчеловеческим посредничеством, а скорее, в смысле ее необычайного и из ряда вон выходящего восприятия и подтасовки реальности. В любой ситуации она могла выполнить и выполняла невозможные просьбы своих отчаявшихся клиентов, а ее гонорар был так велик, что мог бы превзойти государственный доход.

Она ослепила его улыбкой, указала на стул, села напротив и сказала:

– Мой гонорар – сто тысяч. Это в ваших возможностях?

– Да, я согласен.

– А ваше затруднение… стоит того?

– Да.

– Значит, до сих пор мы поняли друг друга… Да, Алекс?

В мастерскую ворвался молодой секретарь.

– Простите. Леклерк настаивает, чтобы вы сказали, как получили определение внеземного происхождения плесени.

Мисс Нанн нетерпеливо щелкнула языком.

– Ему известно, что я никогда не даю хода исследований. Я даю только результаты.

– Да, Н.

– Он заплатил?

– Да, Н.

– Ладно, в таком случае я сделаю исключение. Скажите ему, что это основано на лево– и правосторонних аминокислотах, и еще скажите, чтобы он позаботился нанять квалифицированного экзобиолога. Пусть не стесняется платить ему.

– Да, Н. Благодарю вас.

Когда секретарь вышел, она повернулась к Чайрмену.

– Вы слышали? Я даю только результаты.

– Согласен, мисс Нанн.

– Начинайте. Все. Поток сознания, если необходимо.

Через час она ослепила его еще одной улыбкой и произнесла:

– Благодарю вас, это действительно уникальный случай. Приступим к делу. Вот контракт, если вы еще не передумали.

– Согласен, мисс Нанн. Вам нужен залог или аванс?

– Только не от ККК.

– А как насчет расходов? Это будет оговорено?

– Нет, на мою ответственность.

– Но если у вас будут… если вам потребуются… если…

– На мою ответственность, – рассмеялась она. – Я никогда не даю хода расследований и никогда не раскрываю методов. Как я могу назначать за них цену? Теперь не забудьте: мне нужен отчет Сыскного Агентства.

Неделю спустя Гретхен Нанн сделала необычный поступок, посетив Чайрмена в его кабинете в ККК.

– Я пришла к вам, сэр, чтобы предоставить вам удобный случай разорвать наш контракт.

– Разорвать? Но почему?

– Я уверена, что иначе вы будете вовлечены в нечто гораздо более серьезное, чем вы думаете.

– Во что?

– Этого я вам не скажу.

– Но я должен знать.

Мисс Нанн поджала губы. Через секунду она вздохнула.

– Поскольку это необычное дело, я нарушу свои правила. Слушайте, сэр.

– Она достала большую карту части Коридора и разложила ее на столе Чайрмена. В центре карты была нарисована звездочка. – Резиденция Скиэйки,

– сказала мисс Нанн. Звездочка была обведена большим кругом. – Граница, до которой человек может дойти за два часа, – сказала мисс Нанн. – Круг был перечеркнут извилистыми линиями, исходящими из звездочки. – Я вывела это из отчета Сыскного Агентства. До сюда они прослеживали Скиэйки.

– Все очень просто, но я не вижу в этом ничего серьезного, мисс Нанн.

– Посмотрите внимательней на эти пути. Что вы видите?

– Ну… каждый заканчивается красным крестиком.

– А что происходит с концом маршрута, прежде чем он достигнет красного крестика?

– Ничего, вообще ничего, кроме… кроме того, что точки заменяются пунктиром.

– Это и есть самое важное.

– Не понимаю, мисс Нанн.

– Объясняю. Каждым крестиком обозначено место убийства. Пунктиры представляют собой предполагаемый путь убийцы до места преступления.

– Убийцы?

– Его пути прослежены до сюда, и не дальше. Сыскное Агентство смогло проследить пути Скиэйки от дома до сюда, и не дальше. В эти точки. Даты совпадают. Каковы ваши выводы?

– Это должно быть совпадение, – закричал Чайрмен. – Талантливый, обаятельный молодой человек! Убийца? Невозможно!

– Если хотите, я предоставлю все даты.

– Нет, не хочу. Я хочу правду, точное доказательство без ваших выводов из точек, пунктиров и дат.

– Хорошо, мистер Чайрмен, вы получите его.

Она наняла профессионального взломщика и неделю пыталась проникнуть с ним в Оазис Скиэйки. Безуспешно. Она записалась в Армию Спасения и пела с ними гимны перед Оазисом. Бесполезно. Наконец, она подписала контракт, в результате чего поступила на работу в «Питомник организмов». Во время трех первых ужинов, доставленных в особняк, она оставалась незамеченной: Скиэйки как раз принимал у себя девушек, довольно-таки захудалых и искрящихся благодарностью. Когда она принесла ужин в четвертый раз, он оказался один и впервые обратил на нее внимание.

– Эй, – ухмыльнулся он, – давно это продолжается?

– Сэр?

– С каких это пор «Питомник» стал использовать девочек для доставки ужина мальчикам?

– Я работаю на доставке, сэр, – с достоинством ответила мисс Нанн. – Я работаю в «Питомнике организмов» первый месяц.

– Убери из разговора «сэр».

– Благодарю вас, с… доктор Скиэйки.

– Что за черт? Откуда тебе известно, что я доктор?

Она совершила оплошность. В Оазисе и Питомнике он был записан просто как Б. Скиэйки, и ей следовало бы запомнить это. Но как всегда, она превратила свою ошибку в преимущество.

– Я знаю о вас все, сэр. Доктор Блейз Скиэйки, Принстон, МИТ, ДАУ Кемикал, глава химии запахов в ККК.

– Да ты настоящий справочник «Кто есть кто».

– В нем я и прочла это, доктор Скиэйки.

– Ты прочитала обо мне в «Кто есть кто»? С какой стати?

– Вы первая знаменитость, с которой я встретилась.

– Почему ты решила, что я знаменитость, каковой, кстати, я не являюсь?

Она повела вокруг рукой.

– Я знаю, что вы должны быть знаменитым, чтобы жить так.

– Весьма лестно. Как тебя звать, любовь моя?

– Гретхен, сэр.

– Это твое постоянное имя?

– У людей моего класса нет постоянных имен, сэр.

– Ты будешь обслуживать меня завтра, Гретхен?

– Завтра у меня выходной, доктор.

– Прекрасно. Тогда принеси ужин на двоих.

Итак, дело началось и, к своему удивлению, Гретхен обнаружила, что весьма им наслаждается. Блейз действительно был блестящим, обаятельным молодым человеком, всегда гостеприимный, всегда деликатный, всегда великодушный. В благодарность он подарил ей (помните, он считал ее из низшего класса Коридора) одну из самых своих ценных вещей – пятикаратовый алмаз, который ему синтезировали в ДАУ. Она ответила ему в том же стиле – прикрепила алмаз к пупку и пообещала, что камень не увидит никто, кроме него.

Конечно, он всегда настаивал, чтобы она мылась каждый раз, как посещала его, что ей было немного неловко – при ее доходах, у нее, вероятно, было больше чистой воды, нежели у него. Однако, было немалым удобством, что теперь она могла бросить работу в «Питомнике организмов» и уделять внимание другим контрактам одновременно с работой над Скиэйки.

Она всегда покидала его жилище около одиннадцати тридцати, но оставалась поблизости. Наконец, в одну прекрасную ночь она увидела, что он покинул Оазис. Она помнила отчет Селина Бэни и знала, чего следует ожидать. Она быстро догнала его и сказала взволнованным голосом:

– Парень… Эй, парень!

Он остановился и доброжелательно окинул ее взглядом, не узнавая.

– Да, моя дорогая?

– Если ты идешь в ту сторону, я пойду вместе с тобой. Я боюсь.

– Конечно, моя дорогая.

– Спасибо, парень. Я иду домой. Ты тоже идешь домой?

– Ну, не совсем.

– А куда ты идешь? Ты не собираешься делать ничего плохого? Я не хочу неприятностей.

– Ничего плохого, моя дорогая. Не волнуйся.

– Тогда что ты здесь делаешь?

Он таинственно улыбнулся.

– Слежу кое за чем.

– За кем?

– Нет, за чем.

– А за чем ты следишь?

– Ты любопытна, а? Как тебя зовут?

– Гретхен. А тебя?

– Меня?

– Как твое имя?

– Фиш. Зови меня мистер Фиш. – Он секунду поколебался, затем добавил:

– Здесь я сворачиваю налево.

– Как удачно, мистер Фиш. Мне тоже налево.

Она заметила, что все его чувства насторожились, и заставила себя лепетать что-то невинное. Она шла рядом с ним, пока он поворачивал, возвращался назад, проходил улицы, аллеи, переулки и скверы, и заверяла его, что это ей по пути домой. У какой-то смрадной свалки он по-отцовски похлопал ее и велел подождать, пока он посмотрит, безопасно ли тут идти. Он пошел посмотреть, исчез и больше не появился.

– Я проделала этот опыт со Скиэйки шесть раз, – отчитывалась мисс Нанн в ККК. – И каждый раз он раскрывался чуточку больше, не отдавая себе в этом отчета и не узнавая меня. Бэни был прав. Это фуга.

– А причина, мисс Нанн.

– Следы феромона.

– Что?

– Я думала, вы знаете этот термин, употребляющийся в химии. Вижу, придется объяснить. Это займет некоторое время, так что я настаиваю, чтобы вы не требовали от меня описания индукции и дедукции, которые привели меня к этому заключению. Вы поняли?

– Согласен, мисс Нанн.

– Благодарю вас, мистер Чайрмен. Вы наверняка слышали о гормонах. Это слово происходит от греческого «горманн» и означает «возбуждать». Гормоны входят во внутреннюю секрецию, которая возбуждает другие части тела к действиям. Феромоны – это возбудители секреции, которая побуждает все остальное к действиям. Это целый язык химии. Лучшим примером языка феромонов является муравей. Положите кусочек сахара где-нибудь поблизости от муравейника. Фуражир подбежит к нему, ощупает и вернется в муравейник. Через час вся община муравьев будет бегать к сахару и обратно, ведомая феромоновыми следами, которые оставил первооткрыватель. Все это бессознательно, но действует наверняка.

– Очаровательно. А доктор Скиэйки?

– Его влекут человеческие феромоновые следы. Они возбуждают его, он впадает в фугу и следует им.

– Ага! Эксцентрический аспект Носа. Действительно, в этом есть смысл, мисс Нанн. Но по каким следам он вынужден ходить?

– Жажда смерти.

– Мисс Нанн!

– Вы наверняка знаете об этом аспекте человеческой психики. Множество людей подвержено бессознательной, но сильной жажде смерти, особенно в моменты отчаяния. Очевидно, это оставляет феромоновый след, который ощущает доктор Скиэйки, и он вынужден следовать ему.

– А затем?

– Очевидно, он выполняет это желание.

– Очевидно! Очевидно! – взорвался Чайрмен. – Я требую у вас доказательств этого чудовищного обвинения.

– Я предоставлю их, сэр. Я еще не закончила с Блейзом Скиэйки. Есть парочка трюков, которыми я займусь, но, боюсь, что тогда он получит шанс. У вас будут доказательства.

Это была полуложь полувлюбленной женщины. Она знала, что должна снова увидеть Блейза, но мотивы ее были противоречивы. Проверить, действительно ли она влюбилась в него, несмотря на то, что ей известно? Узнать, любит ли он ее? Рассказать ему правду о себе? Предупредить или спасти его, или убежать с ним? Выполнить свой контракт в холодном, профессиональном стиле? Она не знала. И конечно, не знала, что сама получит потрясение от Скиэйки.

– Ты когда-нибудь носила очки? – пробормотал он следующей ночью.

Она села в постели.

– Что? Очки?

– Ты же слышала.

– У меня всю жизнь было хорошее зрение.

– Ага. Тогда ты не знаешь, дорогая, но я подозреваю, что это должно быть так.

– Конечно, я не знаю, о чем ты говоришь, Блейз.

– О, на самом деле ты слепа, – холодно сказал он. – Но тебе никогда не узнать об этом, потому что ты обладаешь фантастически причудливой способностью. У тебя экстрасенсорное восприятие чувств других людей. Ты видишь глазами окружающих. Насколько я знаю, ты можешь быть глуха и слышать чужими ушами. Ты можешь осязать руками других. Мы должны как-то исследовать это.

– За всю свою жизнь не слышала подобного абсурда, – сердито сказала она.

– Если хочешь, я могу доказать тебе это, Гретхен.

– Начинай, Блейз. Докажи невозможное.

– Пойдем в гостиную.

В гостиной он показал на вазу.

– Какого она цвета?

– Конечно, коричневая.

– А какого цвета гобелен?

– Серый.

– А эта лампа?

– Черная.

– Что и требовалось доказать, – провозгласил Скиэйки. – Все доказано.

– Что доказано?

– Что ты видишь моими глазами.

– Как ты можешь утверждать это?

– Потому что я дальтоник. Это дало мне ключ к разгадке в первый раз.

– Что?

Он заключил ее, мелко дрожащую, в объятия.

– Милая Гретхен, ваза зеленая. Гобелен янтарный и золотой, лампа малиновая. Я не различаю цвета, но так мне сказал декоратор, и я запомнил. Ну, чего бояться? Да, ты слепа, но ты осчастливлена чем-то гораздо более чудесным, чем просто зрение, ты смотришь глазами всего мира. Я поменялся бы с тобой местами в любое время.

– Это не может быть правдой! – закричала она.

– Это правда, любимая.

– А когда я одна?

– Когда ты одна? Но кто в Коридоре остается когда-либо один?

Она вырвалась из его рук и, всхлипывая, выбежала из комнаты. Она неслась к своему Оазису, близка к помешательству от ужаса. По пути она глядела вокруг и видела все цвета: красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый. Однако, здесь были другие люди, снующие по лабиринтам Коридора, как сновали всегда, все двадцать четыре часа в сутки.

Вернувшись в свои апартаменты, она решила положить конец всем сомнениям, произведя проверку. Она отпустила свой персонал со строгим приказом убираться ко всем чертям собачьим и провести ночь где-нибудь в другом месте. Она стояла в дверях и выпускала их, изумленных и несчастных, потом захлопнула дверь и огляделась. Она продолжала все видеть.

– Лживый сукин сын, – пробормотала она и принялась в бешенстве расхаживать по квартире. Она ходила, изрыгая ядовитые ругательства. Это доказывало одно: никогда не вступайте в интимные отношения, они предадут вас, они попытаются уничтожить вас и вы останетесь в дураках перед самим собой. Но зачем, ради бога, зачем Блейзу понадобился такой грязный трюк, чтобы уничтожить ее? Потом она на что-то наткнулась и отлетела в сторону. С трудом удержавшись на ногах, она поглядела, обо что ударилась. Это был клавесин.

– Но… но у меня нет клавесина, – изумленно прошептала она. Она шагнула вперед, чтобы дотронуться до него и убедиться, что он настоящий, и снова обо что-то ударилась. Вытянув руки, она ощупала этот предмет. Спинка дивана. Она неистово огляделась. Это была не ее комната. Клавесин. Картины Брейгеля на стенах. Якобинская мебель. Портьеры на дверях. Складчатые драпировки.

– Но… это… Это же квартира Ренсона на нижнем этаже. Я, должно быть, вижу его глазами. Я… Он был прав… Я… – Она закрыла глаза, помотала головой и увидела путаницу квартир, улиц, событий, толпы народа. Она всегда видела такой монтаж событий, но всегда думала, что это просто оборотная сторона ее экстраординарных способностей. Теперь она знала правду.

Она опять зарыдала. Наощупь она прошла к дивану и села, охваченная отчаянием. Когда, наконец, приступ рыданий прошел, она решительно вытерла глаза, взглянув в лицо действительности. Она была не из трусливых, но когда открыла глаза, то вздрогнула от ужаса. Она увидела свою знакомую комнату в серых тонах. Она увидела Блейза Скиэйки, улыбающегося в открытых дверях.

– Блейз? – прошептала она.

– Меня зовут Фиш, моя дорогая. Мистер Фиш. А тебя?

– Блейз, ради бога, не меня, не меня! Я не оставляла следов жажды смерти!

– Как тебя зовут, моя радость? Мы где-то встречались?

– Гретхен, – закричала она. – Я Гретхен Нанн и не испытываю желания умереть.

– Приятно познакомиться с тобой, Гретхен, – сказал он стеклянным голосом, улыбаясь стеклянной улыбкой мистера Фиша. Он сделал два шага к ней. Она вскочила и метнулась за диван.

– Блейз, выслушай меня… Ты не мистер Фиш. Здесь нет мистера Фиша. Ты доктор Блейз Скиэйки, известный ученый. Ты главный химик в ККК и создатель многих чудесных духов.

Он улыбнулся, сматывая с шеи шарф.

– Блейз, ты болен фугой, временной потерей сознания. Изменением психики. Это не настоящий ты. Это другое существо, направляемое феромоном. Но я не оставляла феромонового следа. Я никогда не хотела умереть.

– Нет, ты хочешь, моя дорогая. Какое счастье исполнить твое желание. Это так же верно, как то, что меня зовут мистер Фиш.

Она пискнула, как загнанная крыса, и начала метаться и уворачиваться, а он ловил ее. Она ложно метнулась в одну сторону, потом бросилась в другую с явным намерением добраться до двери раньше него, и тут дверь с треском распахнулась под натиском трех головорезов, стоящих плечом к плечу. Они схватили ее.

Мистер Фиш не знал, что тоже оставляет феромоновый след. След убийцы.

– А, снова вы, – фыркнул мистер Фиш.

– Привет, старина. Попалась на этот раз красотка, а?

– И какая!

– Великолепно. Спасибо, дружище, топай теперь домой.

– Разве я так и не убью хоть одну? – недовольно воскликнул мистер Фиш.

– Ладно, ладно, не дуйся. Мы защищены от полицейских ищеек. Ты выслеживаешь, мы топаем за тобой и делаем остальное.