Текст книги "Вернисаж"
Автор книги: Алена Василевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Василевич Алена
Вернисаж
Алена Василевич
Вернисаж
Перевод с белорусского Б.Бурьяна И В.Машкова
Целую неделю мы с сестрёнкой спорили, ссорились и однажды даже подрались. Никак не могли решить, какой подарок лучше сделать маме в её день, Восьмое марта.
Сестра сказала:
– Я вышью маме салфетку. А на салфетке – котик лакает молоко из тарелки.
Вот! Котик лакает молоко. На салфетке! А потом этой салфеткой будут накрывать хлебницу...
– Ну, знаешь ли, я с твоим котиком есть хлеб из одной хлебницы не собираюсь! – возмутился я.
– А я тебе и не собираюсь его дарить, – насмешливо проговорила сестрёнка.
– Ясно, не мне, а маме. Но всё равно...
– А вот и не всё равно! Маме любой мой подарок понравится. Что захочу, то и подарю!
Она упёрлась на своём – не помогла даже сетка (обычная капроновая сетка, с которой мы ходим в магазин!). Сетка эта не раз служила мне, когда мама оставляла нас вдвоём с сестрёнкой и на меня возлагалась задача воспитания... А сегодня у меня не было времени заниматься её воспитанием: до праздника оставался всего один день, а подарка всё ещё не было...
И я пустился на хитрость. Сделал вид, что глубоко задумался, помолчал некоторое время, потом с самым серьёзным выражением лица обратился к упрямой сестре:
– Котик лакает молоко из тарелки – конечно, это неплохо. Но ведь и в прошлом году ты тоже вышивала маме котика.
– Нет, в прошлом году я вышивала зайчика!
– Гм-м... Вот видишь. А в детском саду у тебя тоже был зайчик?
– Нет, в детском саду, когда я была в старшей группе, я вышила для мамы вишенки. А в младшей группе вырезала красивый зелёный кружочек и наклеила на него малюсенькие красные кружочки... Не веришь, могу показать. Все мои подарки лежат в мамином столе. Мама говорит, что она их сохранит и отдаст мне, когда я вырасту большая...
Переспорить мою сестрёнку невозможно. Невозможно её и уговорить не делать того, что никому неинтересно.
– Ладно, ладно, – попытался я прервать Натку.
Но разве вы её остановите! Я и оглянуться не успел – сестра разложила передо мной папку со своими "сокровищами", как она называет собственное рукоделие.
Подумаешь! Тоже мне "сокровища"!
Письмо маме, когда мама лежала в больнице. Буквы печатные – и все шиворот-навыворот:
МАМА Я БЕЗ ТЕБЯ СКУЧАЮ
Непонятно, почему мама не порвала и не выбросила до сих пор эти каракули!
Кроме всяких вышивок и аппликаций были среди "сокровищ" и рисунки сестры. Ваза, похожая на ведро. Стол – все четыре ножки по одну сторону... Ну, а дальше пошли всякие зайчики, вишенки, котики... А вот локон волос, перевязанный шёлковой ленточкой: локон остригли у Натки, когда ей исполнился ровно год...
Я едва сдерживался: зачем маме понадобилось хранить этот хлам? Да ещё прибавить к этому мусору какого-то котика, который лакает молоко... Салфетка! Конечно, маме неудобно сказать Натке, что ей надоели вышитые котики и зайчики... Бедная мама!
Я, например... Я тоже делаю маме подарки на праздники. Правда, в прошлом году на 8 Марта я как-то и сам не знаю почему, но забыл про мамин день. А в день рождения мамы принёс из школы записку от учительницы. Подумаешь, на уроке дёрнул за косу Лорку-зубрилу, а учительница заметила... Зато уж теперь я решил сделать маме необыкновенный подарок! Только нужно придумать – какой же?..
– Знаешь, я не буду вышивать котика, – сказала вдруг сестрёнка, пряча в стол свои "сокровища". – Я передумала!
– А что ты будешь?
– Я подарю маме рисунок. Красивый-красивый. Как в музее, где картины.
– Рисунок?! – Я даже подпрыгнул от неожиданности.
И как это мне в голову не пришло! Мама ведь очень любит, когда мы рисуем и играем. (Натка играет на скрипке, я тоже немножко умею на баяне, но мама говорит, что я ленюсь.)
В прошлое воскресенье мы ходили с мамой в музей. Сколько там картин разных увидели! Возвращаясь домой, мама и сказала нам:
– Видите, дети, какую радость нам сегодня доставил музей.
Так почему же не доставить маме новую радость? Я ведь тоже могу подарить ей рисунок. И уж наверняка не хуже, чем у Натки, выйдет...
– Я нарисую маме птичку! – объявила сестра из другой комнаты.
Она уже раскладывала на столе бумагу и краски. Я не выдержал и крикнул:
– Подумаешь, задавака! И отдай, пожалуйста, мои краски. Я тоже собираюсь рисовать...
– Жадина!
– Я говорю, отдай!
– А вот и не отдам!
Ничего больше не говоря, я направился в переднюю, где обычно на гвоздике висит наша капроновая сетка-авоська.
– Всё равно не отдам! Всё равно! – захныкала Натка.
– Плакса-вакса-гуталин! На носу горячий блин! – передразнил я сестрёнку, как и всегда, когда воспитывал её.
– А ты... А ты!..
Но и мне и Натке вдруг надоело ссориться. Мы вместе засели за рисование. Ладно, пусть у неё будет птичка, зато я нарисую картину – зимний лес.
Через пять минут Натка спросила у меня:
– Ты скоро закончишь?
И так потом повторялось без конца: "Ты скоро... Ты скоро..."
Краем глаза я видел, что сама она стирала что-то резинкой, потом рисовала опять кисточкой, потом снова стирала и опять принималась рисовать.
Натка раскраснелась так, что казалось, будто она и щёки раскрасила акварельными красками. И вспотела вся – так старалась.
А у меня...
Я тоже старался. Но мой зимний лес получился таким зелёным и пёстрым, каким он не бывает даже летом. Я взял другой лист бумаги и нарисовал на нём одну-единственную ёлку. Подумаешь!.. Вот ёлка, а рядом нарисую пень, засыпанный снегом. Пень у меня вроде получился. Мне понравилось! Я нарисовал ещё один пень и тоже присыпал снегом. А вокруг – ещё и ещё... Я увлёкся и не заметил, как вышел у меня не зимний, а вырубленный лес...
– Ты скоро нарисуешь? – снова спросила у меня сестрёнка, размахивая своим рисунком над головой, как флагом. – А у меня уже сушится!..
– Скоро, – ответил я, хотя, по правде сказать, не знал, что мне делать со своими пнями дальше.
– У меня ноги не получаются... – пожаловалась Натка. – Может, ты мне нарисуешь ноги, Вовочка?
Ага, когда ей нужны ноги, так я уже и Вовочка!
– Давай сюда! – сказал я.
Интересно всё же, что там она изобразила.
Натка подала мне свой рисунок.
– Вот видишь, всё хорошо, только ноги у меня...
– Ноги у тебя... А что это за птица?
– Голубь.
– Голубь? Какой же это голубь? Это же ворона!
– Сам ты ворона! – накинулась на меня Натка, но тотчас спохватилась: ещё одно оскорбление – и я откажусь пририсовывать ее птице лапки.
– И вовсе не ворона! И вовсе голубь! Как у нашего дяди Коли. Серенький, – ища примирения, заговорила Натка.
– Серенький... А клюв?
Клюв у Наткиного голубя и в самом деле был великоват – длинный и толстый.
– А хвост?
И хвост скорее смахивал на вороний.
– Эх ты, художница! Давай покажу, как рисуют настоящие художники! – И я взял у Натки кисточку.
Р-раз... Д-два-а... Р-раз... Птица встала на небольшие серые лапки. Вот сейчас она сделает несколько торопливых коротеньких шажков.
– Ой, какой красивенький! Какой красивенький! – захлопала в ладоши Натка.
Она до того восхищалась голубем, что меня злость взяла. Нарисовала какую-то ворону, а форсу сколько! Да если б не мои лапки, то взглянуть было бы противно на её голубя...
– Подумаешь, задавака! "Вороне где-то бог послал кусочек сыру..."
Я ждал, что Натка сейчас набросится на меня, будет сердиться и даже заплачет... А она вдруг как засмеётся:
– Ой, как хорошо! Ой, как хорошо! А я не знала, как мне назвать свою картину!.. Ты мне, Вовочка, дорисуешь ёлку – ёлки у тебя вон как хорошо получаются, – сыр я уже сама нарисую!..
И Натка взялась за "сыр"... За мой "сыр": ведь это я ей его подсказал.
А сам я сидел над своим лесом и всё подрисовывал новые пни, засыпанные снегом.
"Вот тебе и зимний лес", – думал я.
Оно, конечно, лучше было бы взять новый лист бумаги и, как говорит наш учитель в школе, поменять тему...
Разделавшись быстро с "сыром", сестрёнка, довольная своей картиной, обратила наконец внимание на мою вырубленную поляну...
– Что это у тебя – одни пни? – Глаза у неё широко распахнулись от удивления, губы вытянулись в трубочку. И вдруг, помолчав, она давай хохотать. Повалилась на диван и катается от смеха. – Ой, помру. Ой, помру!..
– И ничего тут смешного нет, – обиделся я, закрывая свои пеньки чистым листом бумаги. – Думаешь, твоя ворона...
– Знаешь, Вовка... Знаешь, как нужно твою картину назвать? – сквозь смех проговорила Натка.
– Ну как? – не ожидая от неё ничего хорошего, всё же спросил я.
Натка снова упала на диван, заливаясь смехом.
– "Плакала... плакала Саша... как лес вырубали..."
– Натка, ты – гений! – захлопал я в ладоши.
И тут же аккуратно сделал подпись под рисунком: "Плакала Саша, как лес вырубали".
На следующий день мы встретили маму с работы ещё на пороге. Приняли у неё из рук тяжёлую сумку и даже сдержались, не спросили, как обычно: "А что ты нам принесла?"
Мы помогли маме раздеться и торжественно, под руки, повели её в комнату. А там, на самом видном месте, висели в рамках наши рисунки.
Наткин голубь, или "Вороне где-то бог послал кусочек сыру".
И мои пни, или "Плакала Саша, как лес вырубали".
– Ого! – От удивления мама остановилась за несколько шагов до наших рисунков. – Ого! – повторила она. – Значит, я попала на вернисаж!
Мы с Наткой такого слова ещё не слыхали и не знали, что оно обозначает.
– Поздравляю тебя с праздником, мамочка, – не очень уверенно проговорила Натка.
– И я тебя поздравляю, мама, – вслед за сестрёнкой повторил я.
– Спасибо, спасибо вам, мои дорогие художники! – И мама по очереди поцеловала Натку и меня. – Ну, а раз у нас нынче вернисаж... На вернисаже обычно принято говорить художникам приятные слова, хвалить их работу... Вот и я сегодня...
Мама торопливо прошла к своей тяжёлой сумке и достала оттуда две коробки с конфетами. Одну мама дала Натке, другую – мне.
Вот, оказывается, что означает это непонятное слово – вернисаж!
Нам с сестрёнкой оно очень понравилось!
