Текст книги "Пикник с покойником"

Автор книги: Алена Смирнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Дело в том, что в «Скорой» Галина разрыдалась. Мы решили, ее сильно тряхнуло. Но она оплакивала свое кольцо. Дешевый серебряный обруч был украшен тремя отполированными кусочками бирюзы. Вернее, двумя мелкими; третий, крупный, выбился при падении и ударе.

– Оно мне дороже жизни, – скулила Галина. – Давайте съездим, поищем камешек, я заплачу.

Зрелище было жалкое и трогательное. Глядя на нее, я поняла, что такое «убиваться». В моей сумке вечно валяется куча ненужного хлама. Измайлова в жар бросает, когда я в нее лезу. Однажды пообещала достать ему носовой платок – у полковника в кино ни с того, ни с сего начался проливной насморк. Пока я его выуживала, Вик то и дело сморкался в шарф, постанывал, ругал меня и подтверждал нелестные эпитеты чиханием. Больше он утиралок не забывал. А на предложение снабдить его чем-нибудь из дамской сумочки вежливо отзывался: «Премного благодарен, Поленька, не трудись». Но вот что удивительно: на сей раз мне понадобился огрызок старого синего ластика, и нашелся таковой моментально. Я отщипнула округленный, сглаженный частыми соприкосновениями с бумагой угол, взяла у Гали ее драгоценность и довольно скоро вставила резинку в углубление. Будто век она там пребывала.

– Это, чтобы пустота вас не пугала, не раздражала, – сказала я. – Поправитесь, отнесете ювелиру, заменит на настоящую бирюзу.

– Спасибо, – прошептала Галя и немного успокоилась.

Но окончательно ее горестные всхлипы стихли только в больнице.

Представления не имею, как долго я тасовала известные мне сведения о Мишелихе. Надо же было ей очутиться в машине, сбившей Галю. Что теперь делать? Что? Раньше я и предположить бы не рискнула, что Ленка позволит человеку скрыться с места дорожно-транспортного происшествия. Может, до нее не дошло, что они задели Кара-Ленскую? Но ведь человек ногу сломал. Может…

Раздался какой-то тонко воющий звук. Я кинулась к каталке. Галя, похоже, пела песню. Действительно, она просветленно улыбалась и… пела. Потом подняла набрякшие веки и уставилась куда-то сквозь меня. Я оробела. Думала, очнется, спросит: «Где я? Почему так долго и крепко спала? Который час?» Но она была невменяемой, галлюцинировала. Причем я в ее видениях была не я, и пробудившаяся вместе с Галей говорливость предназначалась не мне. Порыв броситься к медикам я преодолела. Выйдешь из палаты, она свалится со своего ложа и доломает руки-ноги, а то и шею свернет. Поискала кнопку вызова персонала. Дохлый номер. Я попала в незавидное положение. Галину несло в дебри интимных подробностей. Зажать уши? Читать вслух стихи? Я бы осуществила это. Если бы не услышала: – Юра, Юра, твердила же тебе:

«Алекс негодяй». Ты лучше, порядочнее, чище. Почему ты меня игнорируешь?

Последнее, возможно, относилось ко мне.

– Не игнорирую. Но перед тобой не Юра, а Полина, – вразумила я Кара-Ленскую, надеясь, что мой голос приведет ее в чувство.

Какое там.

– Сядь, – приказала она. – И хоть раз отнесись серьезно к тому, что я скажу.

Я села. И сразу же начала ерзать. Алекс… Юра… Юрий Васильевич Федоров… Слуга… Гувернер… Гостиница… Лева! Все, круг замкнулся. Отныне я не помышляла о порядочности. Я сохраню все тайны госпожи Кара-Ленской и господина Федорова, я забуду их напрочь, но то, что хотя бы косвенно касается Левы Зингера, впитаю в себя и перескажу полковнику Измайлову. Прости, Галюша, Вик не в состоянии выведать твои секреты таким вот способом. Он и его ребята, конечно, могут спросить. Но вы ведь постоянно лжете. Все-таки как путано… Только я собралась сосредоточиться на архитектурной мастерской, и вдруг вновь замаячила служба доктора наук Некорнюка. Покойного, убитого, между прочим.

Я напрягла слух. А одурманенная Галина неустанно песочила Юру. В кои-то веки он под моей личиной внимал ей, затаив хрипловатое дыхание.

Повесть Галины Кара-Ленской не была ни складной, ни ладной. Наверное, непричастный к сочинительству человек не разобрался бы. Кокетничаю. Если бы не беседы с Мишелихой и Аллой, я бы тоже не врубилась в эту галиматью. Каков «обрывочек воспоминаний»?

– Знал бы ты, Юра, что я испытывала, когда Алекс велел тебе купить других овощей и фруктов, другой букет. Ты ушел будто побитая собака. Я протестовала, я доказывала Алексу, что он не прав. Тогда этот король и процедил впервые: «Не заботься о „шестерке“. И из дому он удалил тебя напрасно: ничего между нами не было. Но он сказал: „Шестерки“ гуляют, когда я общаюсь». «Шестерка!» После банкета по поводу его дня рождения он уехал и забыл меня в вестибюле, как шляпу. Не вырви ты несовершеннолетнюю девчонку из лап тех пьяных скотов, не отвези домой… Для меня ты был рыцарем, спасителем, а не «шестеркой» Алекса.

Сложно для восприятия? Ничуть. Теневики только-только выбрались из подполья, пооформляли свою деятельность как официальную, кооперативную и слегка расслабились. Шикарный великовозрастный Алекс прихватил в кабак влюбленную в него девочку. Сейчас его тогдашние крутые гости догнивают в могилах: заказуха, разборки, все то, что сопутствует дележу власти и денег. Но в те времена они были молоды и всесильны. После ресторана собрались продолжить на даче. Разумеется, задаренный подарками, превознесенный тостами до небес и обвешанный путанами, Алекс не обратил внимания на ждущую его Галю. Зато разгоряченные парни из тех, кто уезжает последними, дожрав и допив до упора, вознамерились прихватить с собой малышку. Бывший на подхвате у Алекса Юра обязан был «зачистить территорию», убедиться, что место гульбища опустело, официанты довольны и «за все заплачено». Он-то и пожалел растерявшуюся девочку, не сообразившую вовремя убраться на троллейбусе. Выволок из машины, мол, нечего вас стеснять, мужики, догоняйте остальных, доставлю приглянувшуюся вам курочку в лучшем виде. И транспортировал к маме и папе.

Есть люди, которые не входят дважды в одну реку. А есть те, которые сотни раз садятся в одну лужу. Через некоторое время Галя вновь поддалась очарованию Алекса и намылилась осматривать его новую дачу. Доехали до рынка, король послал «слугу» за букетом и снедью. Тот выполнил поручение. Алекс закапризничал и повелел повторить. Юра подчинился, Галя возмутилась и получила некоторые разъяснения по вопросу «кто в доме хозяин». Поскольку Алекс на юниц не западал, на даче он ее не тронул. Побахвалился под выпивку, видимо, настроение такое выдалось. Но Юру он отослал. И барином себя почувствовал, и «слугу» унизил, и девчонке репутацию подпортил. Юра, по-моему, так и не поверил в платонические отношения Гали и Алекса. После они уехали в город, высадили склонную к приключениям пассажирку и были таковы.

Чтобы впредь не разбираться в хитросплетениях, изложу все связно. Галина Кара-Ленская любила Юру и ненавидела Алекса. Характер: чем больше при ней король оскорблял вассала, тем роднее ей становился оскорбленный и отвратительнее казался оскорбляющий. Кроме того, Галю терзали мысли о материальном неравенстве. Юра дни напролет находился при Алексе, терпел поношения, а тот раскатывал на иномарке, жил в пятикомнатной квартире, шикарно одевался и проигрывал в карты целые состояния. Сподвижник же еле наскреб на подержанные «Жигули», ютился в коммуналке и довольствовался нищенским тряпьем. А ведь до того, как Алекс произнес «шестерка», Юра утверждал, что они – лучшие друзья, что неприхотливость – его стиль. Последней каплей стало одно откровение Юры. Галя к тому моменту уже давненько не встречала привереду Алекса, но его, попросту говоря, прихвостень к ней наведывался. Девушка полагала, что по приказу барина. Постепенно Юра повадился вести сентиментальные разговоры и сообщил, что «взял на себя все» и отсидел за благодетеля пять лет.

Другая, узнав, с какой парочкой связалась, немедленно испарилась бы. А Галя влюбилась в Юру. И тогда подоспело новое испытание – подпорченная автокатастрофой внешность его жены. Спать с Кара-Ленской Юра не мог – девчонка хозяина, Алекса, хоть она и пыталась переубедить его, что это не так; к этому еще плюсовался комплекс вины перед покалеченной женой. Любовь, короче говоря, не складывалась.

Алекс собрался в далекий вояж – по странам и континентам. Звал Юру. Даже купил ему трехкомнатную квартиру, чтобы было, где оставить семью. Пошел на то, что оплатил жертве автокатастрофы несколько пластических операций. Но, получив все это, Юра отказался сопровождать хозяина. Сказал: «Не могу из-за жены». Алекс понял. Простились по-людски.

После отъезда Алекса Юра пропал с Галиного горизонта почти на год. Но однажды ветреной мартовской ночью приволокся. От кого-то скрывался. С какой стати на него охотились и кто именно, Кара-Ленская не поняла. Однако приютила. Они стали любовниками. Даже больше – они стали друзьями. Одного Юра не желал взять в толк: почему Галя психует, когда он заговаривает об Алексе? «Слуга» на сомнительном покое с наслаждением предавался воспоминаниям о блестящих аферах их молодости. О выкинутых Алексом на чай «четвертных». О том, как милиционеры в закатную советскую эпоху наткнулись в «бардачке» пьяного короля на такое количество долларов, что не поверили в их подлинность. «Парни, это же баксы», – шумел Алекс. Они сказали: «Проезжайте, шутники. Ксероксом баловались? Учтите только, чувство юмора есть не у каждого из наших…»

Медленно, но верно Галя связывала обрывки фраз любовника в единую цепь. Жалуясь на мотовку жену, Юра говорил: «Откуда у меня „лимоны“, я не Алекс». На призыв любовницы каким-то образом легализовать свое существование отвечал: «У нас только Алекс такие способы тысячами в минуту выдает». Алекс, Алекс, Алекс… И Галина Кара-Ленская постановила: надо заменить короля собой. Ей тогда было чуть больше двадцати, простительно.

Она стала вникать в детали криминальных хроник и придумывать способы обогащения. Юра оживлялся, заговаривал о людях, которые могли бы им с Галей помочь, обещал завтра же приступить. И исчезал сначала на месяц, потом на два, на три, на полгода.

Упрямая Галя распутала и этот клубок. Те, кого упоминал Юра, были в свое время друзьями Алекса, их давным-давно перестреляли. Чем чаще оставлял ее на произвол судьбы Юра, чем опытнее и умнее становилась Галина, тем спокойнее она относилась к бредням любовника. Девушка устроилась на денежную работу, преуспевала, научилась изменять Юре без самоедства. Наверное, она вышла бы замуж в следующую длительную отлучку жившего прошлым по годам почти вдвое ее старше любовника. Но тут появился Алекс, и совершенно обалдевший от счастья Юра преобразился. Сразу прекратились его неудачи, будто и не было их. Преследователи превратились в попутчиков, враги в приятелей. О том, во что превратился Алекс в ходе вояжа, Юра рассказал Гале, когда король умер. Зато «гувернер» по мановению чьей-то дрессированной на волшебство палочки получил в распоряжение готовую фирму.

И ошеломил Галину: ведь она годами засыпала под его исповеди и полагала, что готова поручиться за приверженного идеалам умеренности Юру с чистой совестью. Перво-наперво он взял себе в заместители парня по имени Саша, того самого стройного блондина, что представился мне коммерческим директором. Он звал его Александром, нет, АЛЕКС-андром и всячески подчеркивал зависимость сотрудника от своего величества, особенно на людях. В болтовне с Галей Юра именовал Сашу «шестеркой». Потом этот певец скромности и самоограничения купил себе печатку с бриллиантом, несколько суперкостюмов, гору дорогих ботинок, рубашек, галстуков. Нанял «Мерседес» а с шофером. При этом Гале от него не перепало ничего, а семье – чуть больше, чем Гале. Словом, Юра дорвался.

Разошелся. Галя не сдалась. Написала в газету письмо об автокатастрофе от имени Юры, Ю. В. Федорова. Изложила факты, не скрыла его фамилию, указала телефон. Полагала, что сумеет доказать: сигнал SOS обществу послала его жена. Ей с ним плохо. Она-де ищет повод расстаться. Немного Галочка не рассчитала, поговори она с самой супругой – все представила бы куда натуральнее.

– Полина уже приходила, – продолжала бредить Галина. – Этот удав вас придушит, – с угрозой проговорила она. – Недоумевайте, спорьте, ссорьтесь с ней. Мне ты, Юрка, не нужен. – Кара-Ленская заметалась на каталке.

– Низкий поклон тебе, Галюша, – откликнулась я. И, вообразив реакцию Федорова на мою персону, добавила: – Чужими руками с человеком ничего нельзя сделать, потому что никто никого по-настоящему не знает. Никто ни о ком всего не знает. А заставить Юру сделать с собой то, что тебе надо, силенок не хватает. Эх ты, интриганка задрипанная.

Галина Кара-Ленская еще немного пообличала любовника, выкарабкиваясь из наркоза. Сомнения в том, что Юра способен покуситься на жизнь Левы из-за выплаченного Алексом гонорара, меня оставили.

Галка вновь ненадолго забылась. Очухавшись на сей раз окончательно, заладила классическое: «Где я и что со мной?» Я отвезла ее домой на такси. Пожелала здравствовать. Она заверила, что с телефоном под боком быстро организует уход за собой.

Глава 9

Утром на очереди у меня была Мишелиха. С этой милашкой я церемониться не собиралась. Однако позвонила, прежде чем нагрянуть.

– Полинка, я до дрожи соскучилась! – воскликнула Ленка.

Елки-палки, а уж я – то вообще крупно тряслась без тебя.

По пути к укрывательнице недобросовестных водителей я, как обычно, увидела то, что мне не следовало. В четырехэтажный свежеотреставрированный особняк, по слухам принадлежащий преступному дельцу международного масштаба, вошел Саша. Коммерческий директор конторы Федорова, безусловно, обладал свободой передвижения. Но я прильнула к стеклянной двери и отметила, что охранник вскочил при его появлении. Неплохо для прилюдно тертой мордой об асфальт федоровской «шестерки». Передо мной никто не расшаркивается, а перед парнем, на котором бывший холуй Алекса отыгрывается за свое прошлое, – запросто. «Зависть – смертельный грех, Полина, – осадила я себя. – При чем тут ты? Достаточно было удивиться, не приплетая свою персону». Но даже огрызаться на замечание проснувшегося вдруг голоса совести я не стала. Потому что охранник – надо же! – щелкнул каблуками, когда Александр направился к лифту. Я отлепила нос от тонированной преграды и прибыла к Мишелихе несколько рассеянной.

Ага, шкаф уже стоял в углу, где раньше находилось кресло. Кресло же Ленка переместила на середину комнаты. По-моему, она агонизировала. Необходимо было менять квартиру, мебель и начинать сначала.

– До чего ты докатилась, подруга, – попеняла я.

– Не нравится? – встрепенулась Мишелиха. – Кажется, так уютнее.

– Мне не нравится другое…

Это была лавина. В ответ на произведенное мною сотрясение воздуха Мишелиха сначала выдала в мой адрес несколько нелестных определений типа «дура, фантазерка, идиотка». А потом понеслось:

– Оборзела, Поля? Да кто ее преднамеренно сбивал? Кому она нужна? Мы даже удара не слыхали! Иван не врубился. Кара-Ленская отпросилась в отпуск, чтобы ухаживать за приехавшей погостить родственницей. И вдруг возникает на проезжей части! Не лезь, Полина, он эту сучку на помойке подобрал. Она вешала лапшу на уши вкладчикам разорившегося банка. Ему тоже усладила слух, он и пригласил ее в ипресс-секретари. Не беспокойся, она за каждый свой синяк счет в баксах предъявит.

И так далее в течение часа. Можно подумать, что кто-то из скрывшихся с места наезда щадит побывавшего под колесами. Но поскольку я сама еще вчера не помешала Гале организовать ее маленький бизнес на полученной травме, ссориться с Мишелихой смысла не имело. Главное – не сбавлять тон. И на той же ноте я резко сменила тему. Ленка бросилась прикрывать тугой своей грудью честь мужчины, не сообразив, что я палю уже не по директору фирмы «Во саду ли, в огороде», а по Алексу.

– Иван – старинный приятель Алекса, – громко вещала Мишелиха. – Надо же мне с кем-то поговорить о нем. Ты представить себе не можешь, кого мы лишились.

Куда мне, убогой, рассуждать о реинкарнациях незабвенного Остапа Ибрагимовича Бендера.

Довольно скоро я поняла, что в отличие от Гали Ленка любила Алекса и ненавидела Юру.

– Алекс гений, стратег, теоретик, – вдалбливала мне Мишелиха. – Его комбинации приносили миллионы «зеленых». Он бы никогда не опустился до формирования банды, до управленческой должности – словом, до осуществления идей. Он был мыслитель, творец. Но тогда, кроме Юры и подобных ему бездарей, под руками никого не было. Он хохотал, вспоминая, как они заваливали верные дела: трусили, не могли сориентироваться при малейшем вмешательстве случая в разработанный Алексом план. Он хохотал, и этим все сказано.

Далее последовало повествование о том как Алекса использовали неленивые посредственности без комплексов, а он, автор всех проектов, не получал и сотой доли того, что заслуживал. Лев по гороскопу, он покупался на лесть и всех считал своими придворными. Он осознавал, что крупнейшие преступные авторитеты и многие стартующие с места в карьер политики зависели от него. До Юры ли ему было.

– Однажды я четыре с лишним часа просидела в банке, ждала зарплаты, – расчувствовалась Мишелиха. – Помнишь, тогда налички не хватало. На нашем частном предприятии работали всего пять человек. Смотрю, идет Алекс со свитой. Остановился, спросил, что я тут делаю. Я объяснила. Он мне: «И на какую сумму ты нацелилась?» Получил ответ, засмеялся, достал из бумажника деньги: «Возьми, расплатись с людьми, твой покой стоит гораздо дороже». Я принялась отказываться, директора банка заколотило, через пять минут мне все выдали… Алекс был щедр до безрассудства. А Юра жался из-за каждой копейки.

– Может, это потому, что у Юры копеек не было? – спросила я, сообразив, что задаю вопрос от имени Гали Кара-Ленской.

– А кто виноват? – рассердилась Мишелиха. – Алекс сыпал задумками направо и налево. Будь Юра порасторопнее, посмелее и поумнее, в бриллиантах бы купался. Половина тех, кто сейчас богат и властен, живут на придуманное Алексом.

Роль арбитра между Ленкой и Галей в заочном бою меня не прельщала.

– Бог с ним, с Юрой, – сдалась я.

– Черт с ним, дьявол! – взвизгнула Мишелиха. – Алекс стал треплив от наркоты, перестал вьдавать суперидеи. Юрке наверняка предложили его устранить. А расплатились фирмой. Невелик подвиг – ввести лишней «дури» в опавшую вену обреченного.

– Елена, – сразу посерьезнела я, – ты не болтай такого. Идет? Нюх потеряла в загранке, что ли? Костеришь Федорова, а его заместитель, будто на обед к мамаше, бегает в особняк мафии.

– Вон ты о чем, – прыснула Мишелиха. – Кто чей заместитель, еще вопрос. Особняк принадлежит последнему другу и покровителю Алекса. Юрке дали шанс, Саня за ним наблюдает, притворяется забитым подчиненным. Федорова когда-то подозревали в попытке спереть предназначенный в общую кассу взнос. Алекс вернулся, отмазал, оставил при себе. Но такие подозрения не снимаются, они срока давности не имеют.

– Так вот почему он прятался несколько лет, – прорвало меня.

– Ты не слишком зациклилась на Юрке? – насторожилась Мишелиха.

– Хочешь сказать, что «последний друг и покровитель» приказал «слуге» убить Алекса? – проигнорировала я выпад.

– Иногда милосерднее вовремя убить, Поля. Хотя все решает экономика. Кому хотелось содержать наркомана?

Только тут я заметила, как изменилось выражение лица Мишелихи, которую в юности именовали «медведицей» – за эмоциональную неуклюжесть. Ее лицо сделалось если не враждебным, то демонстративно скучающим.

– Кроме того, Поля, я просвещала тебя в вопросах, которые давно уже обсудили за рюмкой все городские «шестерки». Почему бы и не обсудить бездоказательные предположения?

Опять «шестерки»! Пришла пора протестировать ментов. Они обладают доступной «шестеркам» информацией или пребывают в неведении? Но запугать меня или сбить с толку у Ленки еще никогда не получалось.

– Вот что, крутая леди… – сказала я нарочито тихо и внятно. – Как твой блестящий Алекс расплатился с Левой за проект? Об этом тоже любая шваль знает? Уж Юра-то – наверняка.

– Полинка, до меня сразу дошло, что ты ради Левушки в лепешку расшибаешься, не злись. Я на неделе подамся в Англию, муторно в России. Конкретно, конечно, не скажу. Но Алекс был Алексом. Он не паковал вознаграждения, да еще архитекторам, в целлофановые кульки. Для этих нужд у него всегда имелись новенькие «дипломаты» с кодовыми замками. Голливуд! Полагаю, Лева ушел из номера с таким.

– Лен, мог Левка вывезти деньги из страны, не задекларировав? Я хочу разобраться, украли их у него или нет.

– Поль, ты действительно идиотка. Прикинь, сколько у него было, – квартирку продал да Алекс подкинул. Я научила его в три раза большие суммы прятать…

– Вы просили в подарок компьютер, – перебила я.

– Как память об Алексе, – поспешно заверила Мишелиха.

– Спасибо, Лена, – закруглилась я.

– Надеюсь, мы квиты? – спросила та. – Я удовлетворила твое любопытство. А ты не была свидетельницей ДТП. Не вреди Ивану публикациями.

– Я, собственно, к тебе не заходила.

Мы с Ленкой простились, будто в былые времена – тепло и легкомысленно.

«В нашу первую встречу она утверждала, что Лева притащил ей компьютер на память, и представила Юру близким другом Алекса, этакой бескорыстной сиделкой при контуженном жизнью человеке, – размышляла я, спускаясь по лестнице. – Нет, ни на чьи „правдивые“ заявления нельзя полагаться. Но тогда как докопаться до истины?» И, чтобы встряхнуться, я передразнила себя: «Как, как? Заладила, попугаиха. Копать надо!»

Во исполнение этого опрометчивого решения я из дома сразу позвонила в архитектурную мастерскую и попросила соединить меня с Евгенией Альбертовной Ениной.

– Евгения Альбертовна на заслуженном отдыхе. Отныне мастерской руковожу я, Константин Александрович Ерофеев, – раздалось в ответ.

Я уже устала поражаться. Спросила, есть ли у Ениной домашний телефон.

Ерофеев охотно сообщил мне его.

И зачем-то добавил:

– Зимой ей исполнилось пятьдесят пять, она несколько месяцев оформляла пенсию.

Я договорилась о свидании с Евгенией Альбертовной, вернее, с Лялей, «поверенной в ее делах», как эта дама тотчас же отрекомендовалась. Поскольку письмо Федорова оказалось липой, сварганенной Галей Кара-Ленской с целью спровоцировать скандал между супругами, писать о последствиях автокатастроф я была не расположена. Но Ляля так загорелась идеей поведать продажному миру о мучениях малоимущих больных, что я воспряла духом. Да и необходимость притворяться, искать повод заговорить о Левушке исчезла. Я прозрела. Мне осталось лишь выложить свои соображения полковнику Измайлову, ему – арестовать убийцу.

Никогда я с таким нетерпением не ждала вечера. Внушала себе, дескать, не гони, ты торопишься жить, расслабься, не дергайся, проведи с толком время своей молодости. Однако самовнушение не действовало. Наверное, впервые я валялась средь бела дня на диване и смотрела на часы. Наконец явился Вик. Меньше всего ему хотелось дискутировать со мной. Больше всего – справиться о моем самочувствии, а затем спуститься к себе, запереться на засов и завалиться спать. Но щадить полковника я не собиралась. Он попытался усомниться в моем здравомыслии. Тщетно. Я не обращаю внимания на оскорбления, когда добиваюсь своего. Измайлов сиротским голосом запросил есть. Я выдала ему бутерброд с засохшим сыром и таким же огурцом. Это произвело на Вика угнетающее впечатление.

– Рассказывай, иначе уморишь голодом, – проворчал он. И вдруг в отчаянии предложил: – Может, попьем кофе?

– Свари, если приспичило, – кивнула я сурово.

Полковник понял, что поблажек не будет. Бубня что-то вроде «себе дороже», он устроился в кресле, будто на электрическом стуле. Поскольку его преисполненный горького героизма и взгляд меня не растрогал, Вик отчетливо произнес:

– Зверюга.

– Человек изо всех гражданских сил содействует расследованию, а ты отбрыкиваешься, – возмутилась я.

– Ты не человек, детка, а причина моих инфаркта, инсульта, язвы…

– Лишь бы не сифилиса, – пресекла я бунт.

Измайлов изобразил суеверный ужас и процедил:

– Валяй, излагай. Когда ты теряешь чувство юмора, становишься опасной.

Сообразив, что переборщила, я смягчилась, сварила кофе и пообещала быть краткой. Измайлов лишь махнул рукой.

– Как ты относишься к поверью, будто до сорокового дня покойник забирает с собой, кого хочет? – начала я.

– Я протестую против подобного произвола. Вот ежели бы жмурики советовались с правоохранительными органами и вызывали туда по нашему списку…

– Вик, я не шучу. Некорнюка убили на девятый, а Леву на сороковой день после смерти сына Ениной.

Полковник прочитал мне лекцию о ритуальных убийствах и поклялся, что не станет проверять окружение Евгении Альбертовны Ениной на предмет принадлежности к запрещенным сектам. Я и сама уже готова была верить в совпадения. Поэтому подлизалась к Вику возгласом:

– Какой ты умный!

Он живо признался мне в навязчивом стремлении уничтожать болтливых любовниц. Отодвинувшись подальше, я продолжала:

– У вас в ментовке положено интересоваться, кому выгодна смерть, чтобы выяснить, кто убийца? Так вот, Костя Ерофеев занял место Ениной. Лида Симонова говорила, будто Левушка был любимцем шефини. Ерофеев бледнел от зависти. Она могла оформлять пенсию, но не собираться уходить от дел. И Ерофеев инсценировал неблаговидное поведение Зингера, чтобы почувствительней уязвить Енину. Он мог и бывшего мужа, Некорнюка, на девятый день порешить, чтобы напугать ее. Понимаешь, Вик, скандал во вверенном Ениной учреждении не способствовал авторитету у заказчиков, раз. Енина ослабла от потрясений, два. Симонова сказала: «Сама чуть на тот свет не отправилась». Какая уж тут работа. А подруга, которую Ерофеев якобы растолкал в девять утра, либо покрывает его, либо он использовал старый трюк с переводом часовых стрелок назад – вперед. И Лида юлит, потому что сообщница. Разыграли все, как на детском утреннике, когда приперлись открывать мастерскую вместе. Костя галантно занялся замками, зная, что у Симоновой ключей нет – они их Леве подкинули.

– Поля, откуда тебе известно, что Енина была замужем за Некорнюком и что ее сын умер? Когда ты успела побеседовать с Симоновой? – спросил Измайлов.

– Это ненужные тебе детали, милый, – попыталась я вырваться из полковничьей западни.

– И все-таки.

– Не скажу.

– И Ерофеев не скажет ничего, что порочило бы его. И Симонова. Пытать их? Тебя пытать?

Последний вопрос Измайлов задал с мечтательным выражением лица. Даже причмокнул, словно в предвкушении десерта.

– Вик, а убийцей всегда оказывается тот, на кого и полушки не ставят? – решилась я на отвлекающий маневр.

– В романах – обязательно, иначе их никто покупать не будет. На практике – наоборот. Но ты не отползай с поля боя. Ножонки небось стерла, выслеживая Енину, и мозоль на язык заработала, вызывая на откровенность Симонову? А Юрьев доложил мне о каждом из архитекторов на третий день после смерти Зингера. Поля, когда до тебя дойдет, что, нуждайся я в оперативнике, предпочел бы мужика, обитающего на другом конце города? Ты красивая женщина. Вообрази: зачем ты мне? Поднатужься, детка, иногда тебе даются свыше правильные выводы. Мне стало не по себе. «Ножонки стерла и мозоль на язык заработала?» Примерно так оно и есть. Сколько дней рысачила без толку.

– Значит, новостями я тебя не порадовала, Вик?

– Нет.

– И версию причастности Ерофеева и Симоновой к убийству вы учитывали?

– Да. Я пытался тебе вдолбить, ты пропустила мимо ушей.

– Не пропустила, полковник. Просто тогда ерофеевского мотива не усмотрела.

Мне бы прикусить свой язык вместе с мозолью от греха. Но! Сложно ли доказать Измайлову, что я его люблю? Хоть сейчас. Доказать, что я поизворотливей и поудачливеи его хваленого Юрьева буду, – это класс.

– Некто Алекс выплатил Леве крупную сумму в долларах и почил следом за ним от передозировки, – брякнула я. – И «слуга» Алекса, и обслуга гостиницы были в курсе финансового вопроса. Заметь, Вик, одной и той же гостиницы.

– Интригующе, – прищурился Измайлов и забарабанил длинными загорелыми пальцами по столу.

Нервы у меня ни к черту: его дробь здорово напоминала мотив похоронного марша.

– Источник своей информации не открою, – предупредила я.

– Дыба, – сладко протянул Измайлов. – Дыба… Эффективное приспособление для налаживания диалога с неуравновешенными журналистками.

– Мент, – припечатала я.

– Ближе к мафии, пожалуйста, – не обиделся Вик.

Я кратко, но емко изложила историю с гонораром. Полковник обошелся без комментариев. И взял с меня слово не приближаться к гостинице. Я дала. В конце концов – чем мне там заниматься? Хватать за полы всех подряд и вкрадчиво нашептывать: «Признавайся в убийстве Левушки Зингера, признавайся…»?

Кроме того, я была уничтожена как инициативная единица. Обманывала Аллу, носилась по кладбищу за Ениной, поила Симонову, вникала в наркозный бред Гали, грызлась с Мишелихой. А проку? Никакого. Я искала причины, милиционеры – вещдоки и свидетелей. И мне, и им до успеха было неблизко.

– Вик, почему ты не женился? Работа адская, да?

У меня это вырвалось. Легко представить, в каком состоянии я находилась, если нарушила табу на обсуждение прошлого полковника.

– Поесть бы, – напомнил Измайлов.

Но подальше не послал. Видно, тоже временно утратил форму. Пока я разогревала щи, Вик раздувал ноздри. И вдруг заговорил:

– Я пришел в отдел по расследованию убийств в лейтенантских погонах и сразу сдружился с парнем по фамилии Луценко. Сейчас он руководит железнодорожной милицией, дважды дед. А когда-то его лихорадило от желания найти стойкую спутницу жизни. Однажды он представил нам красавицу-брюнетку. Мода на истощение еще не возникла, так что…

– Я когда-нибудь растолстею, Вик.

– Очень обяжешь, – улыбнулся полковник. – Прошел год, Луценко пригласил нас на свадьбу. И каково же было изумление почтеннейшей публики, когда в качестве нареченной он вывел страшненькую, между нами, подружку своей сногсшибательной пассии.

– Ой, она забеременела?

– Она пуговицы пришивала.

От Измайлова серьезности не дождешься. Для сохранения чувства собственного достоинства надо внушать себе, будто он имеет привычку подтрунивать, а не измываться.

– Ей-ей, Поленька, не жги меня взглядом. Луценко мужик хуторской, правильный. Мы ведь потребовали объяснений. Должен же быть повод для замены пантеры на крысу. Так вот, наш Ромео заметил как-то у красотки отпоротый подол юбки. Прожженную сигаретой дырочку на платье. Неделя миновала, починка тряпья не состоялась. И подумалось мудрому хохлу: «Она себя обиходить не может. А меня, мужчину?» Зато подруга, пока Луценко свою девушку в комнате общежития ждал, чаю ему плеснет, одежду на вешалке осмотрит, тут пуговицу укрепит, там заштопает.

– Я поняла, почему женился Луценко. Но почему не женился ты?