Текст книги "Игра (СИ)"

Автор книги: Алена Эйвазова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Эйвазова Алена Игоревна
Игра

ПРОЛОГ

Солнце медленно клонилось к закату погружая улицы в вечерние сумерки. В окнах домов появлялись первые зажженные масляные лампы. Горожане спешили покинуть улицы и оказаться в относительной безопасности домашнего очага.

За закрытыми дверьми своих домой, люди не ощущали страха. Они были уверены, что опасность ожидает их лишь снаружи. В темноте и стелящимся каждую ночь тумане.

Они были правы. Ибо с наступлением темноты в город приходило само зло. Оно скрывалось в тумане, и того, кому не посчастливилось вовремя убраться с улицы, больше никто не видел.

Зло не дремлет – говорили старейшины. Не помышляй плохого, ибо оно настигнет тебя с удвоенной силой. Поглотит твое тело и душу, не оставив ничего. Будь добр и милостив. Не оставь путника за порогом после заката. Пригласи его в дом и тебе будет дарован шанс после смерти. Отринься от всего сущего, если тебя постигнет туман. Не дай злу завладеть твоим разумом.

Этому учили еще с малых лет. Каждый новый день начинался с упоминания о зле и наказом следовать правилам. Каждый вечер за закрытыми дверьми люди возносили молитвы. Каждый год люди приносили жертву.

К выбору жертвы подходили тщательно. Не допускалось приносить в жертву путников, младенцев и детей до пяти лет, а также беременных женщин. Тот кому было суждено пасть на алтарь должен был отвечать всем заданным параметрам отбора. Дар – как называли жертву старейшины, должен был хотя бы единожды быть уличенным в преступлении и не раскаяться в нем. Принесенный в жертву, должен быть не важен для нормального функционирования общества. Даром не может быть умирающий или смертельно больной человек. Все эти правила, неукоснительно соблюдаются испокон веков.

Глава 1

– Ария даре Ларум, признаешь ли ты свою вину в совершенном преступлении? – голос старейшины Оллухта отразился от стен зала заседаний и разнесшись под потолком проник в уши усилившись.

– Нет.

– Осознаешь ли ты последствия своего поступка?

– О каком поступке ведет речь уважаемый старейшина Диламси?

– Ария даре Ларум ты понимаешь суть выдвинутого против тебя обвинения? – с каким-то намеком произнес старейшина Илай.

– Понимаю, однако...

– Ты признаешь свою вину? – перебил меня старейшина Трилкин.

– Однако я не совершала того в чем меня обвиняют, – стараясь не показывать, как происходящее меня раздражает, продолжали я. – И я уже отвечала на этот вопрос. Нет, я не считаю себя виновной в том, в чем меня обвиняют. И не признаю свою вину!

– Спаси свою душу дитя. Сбрось оковы страха.

– О каком страхе вы говорите, уважаемый Оллухт?

– Ария даре Ларум. Вы обвиняетесь в умышленном причинении вреда здоровью многоуважаемому старейшине Бройлерну. Вы признаете свою вину? – в который раз повторил старейшина Серборит.

– Нет!

Этот фарс, гордо именуемый – судебное разбирательство, длился уже больше часа. И пять заседающих старейшин, образующих совет, задавали одни и те же вопросы. Снова, снова и снова...

– Осознаешь ли ты последствия принятого тобой решения?

– О каком решении вы говорите старейшина Илай?

– Ария даре Ларум, ты...

– Сколько бы раз вы не задавали мне одни и те же вопросы, мои ответы не изменяться, – совсем не вежливо перебила я Трилкина. – Я не виновата в том, что случилось со старейшиной Бройлерном. В связи с чем я не могу признаться в том, чего не совершала!

– Ария даре Ларум! Ты утверждаешь, что пять свидетелей произошедшего на самом деле преступили закон и наговаривают на тебя? – возмущенно проговорил Серборит.

– Я этого не говорила. Не нужно перевирать мои слова.

– Ария даре Ларум, ты признаешь себя виновной? – тебе вопрос прилетел от старейшины Илая, в голосе которого был одному ему ведомый намек.

– Нет! Нет! И еще раз нет!

– Совет старейшин вынесет решение завтра с утра. До тех пор обвиняемая будет заключена под стражу.

***

Дар, должен был хотя бы единожды быть уличенным в преступлении и не раскаяться в нем. Пространная формулировка нередко выходила боком, как обвиняемому, так и обвинителям. Что подразумевается под фразой: "уличен в преступлении"? Пойман за руку? Имеются неоспоримые доказательства вины? Есть свидетели? Как понять в каком случае можно с уверенностью утверждать: "виновен", а в каком случае необходима дополнительная проверка?

Когда-то давно этими вопросами задавались постоянно. Но времена изменились. И сейчас слово простого гражданина против слова значащего для существования общества человека, ничего не значило. И вердикт "Виновен!" выносился порой совсем не заслуженно. И дело даже не в том, что была необходима жертва. Нет. Просто начни совет старейшин копать глубже, могло выясниться, что виновный не подпадает под один из параметров. И тогда устои общества могут быть нарушены. Ведь виновный может уйти от заслуженного и порой даже необходимого наказания.

Следующим утром.

Не успели петухи пропеть свою утреннюю песню, а меня уже вывели из тюремной сырой камеры, расположенной в подземелье и провели в зал заседаний. Не смотря на столь ранний час, зал был забит жителями. Перед тем, как меня провели к трибуне, откуда мне предстояло услышать вердикт, я заметила мать, которая и не пыталась скрыть своих слез и хмурого отца, сопровождающего мою охрану таким взглядом, что, если бы так можно было бы убить, сейчас здесь было бы пять трупов.

– Совет принял решение, – призвав расшумевшуюся вдруг толпу к порядку проговорил старейшина Оллухт. – Обвиняемая – Ария даре Ларум, признана виновной в умышленном причинении вреда здоровью старейшине Бройлерну. Обвиняемая в ходе процесса не признала свою вину и не раскаялась в совершенном преступлении. Старейшины приняли единогласное решение. Ария даре Ларум, лишается своего имени и приговаривается к тюремному заключению. В заточении виновная проведет ровно шесть месяцев, десять дней и двенадцать часов. В день жатвы, виновная будет принесена в жертву. Вердикт старейшин окончательный и обжалованию не подлежит.

До жатвы осталось шесть месяцев, десять дней и од иннадцать часов.

Да уж Ария... Хотя нет. Теперь ты просто сира – особь женского пола, лишенная имени. Комната, а назвать камерой то помещение куда меня сопроводили, язык не поворачивался, была выполнена в светлых тонах. Ну да, запри совет старейшин сира или сиру в камере, долго бы там никто не протянул. И тогда нарушилось бы правило: "Даром не может быть умирающий или смертельно больной человек". Так вот комната. Четыре стены, обшитые тканью. Теплый ковер по всему полу. Перина, лежащая возле одной из стен, на которой разместилась подушка и одеяло. Отхожее место за занавеской, служащей ширмой. Небольшое зарешеченное окно почти под потолком. Вот и вся меблировка. Не густо конечно, но все лучше каменных стен и холодных, продуваемых всеми ветрами полов тюремной камеры. Обойдя по периметру все пространство комнаты, остановилась на против импровизированного ложа и скептически его оглядев, села. Интересно, а сумасшествие посчитают препятствием чтобы принести меня в дар туману?

Мысль прервалась, так как за дверью послышались шаги, а затем в замочной скважине прозвучал отчетливый щелчок и в комнату вошли.

– Твой завтрак, сира, – бросил мой стражник и оставив поднос возле порога, покинул комнату.

Вот интересно, а старейшины не бояться, что сиры могут покончить с собой, использую столовые принадлежности? Однако поднявшись и подойдя к двери, я была вынуждена признать, что идея была бы изначально провальной. Во-первых, поднос. Сделан из металла и не имеющий не единого намека на острые края. Во-вторых, круглая миска с кашей и пиала для воды все из того же металла. И также, как и поднос без единой зазубрены. В-третьих, столовые приборы и вовсе отсутствовали.

Мелькнула шальная мысль, а не попробовать ли хорошенько побиться головой об стену? Однако и она была сразу же отметена в сторону. У любого нормально человека, к каковым я себя несомненно относила, сработает инстинкт самосохранения, и я разве что слегка навредить себе успею. А потом буду связана по рукам и ногам, чтобы больше ни-ни.

Есть грязными руками, категорически не хотелось. Поэтому здраво рассудив, что пиалу с водой можно использовать с целью помыть руки, а без жидкости организм продержится до следующего приема пищи, я взяла означенный объект и направилась на ширму. Запоздало пришла мысль, что в еде грязными руками есть свои плюсы, такие как болезнь. Но и ее я отшвырнула в сторону.

Лежа на перине и бесцельно пялясь в потолок я мечтала о том, что возможно, если я смогу продержаться достаточно долго, старейшина Бройлерн очнется, и с меня снимут обвинения. Вернут имя, и я смогу жить как раньше. Хотя нет. Жить как раньше я в любом случае не смогу. Хватит с меня и одного обвинения в преступлении, которого я не совершала.

До жатвы осталось пять месяцев, семь дней и девять часов.

Пожалуй, идея, попытаться убиться, ударившись головой о стену, была не плохой. Не уверена сколько я еще смогу выдержать в заточении. Заняться было абсолютно нечем. Просто так лежать или сидеть уже надоело. А еще эти дурацкие ежеутренние песнопения.

Спустя примерно пять дней я попросила у своего стражника хотя бы книгу. И знаете, что он мне ответил? "– Нельзя сира. Ты можешь причинить себе вред страницами".

Нет в чем-то он конечно безусловно прав. Однако я все еще надеялась, что старейшина Бройлерн придет в себя.

До жатвы осталось три месяц а , двадцать дней и семь часов.

От нечего делать я решила заняться спортом. Ну это конечно громко сказано. Однако если в начале я могла выполнить лишь три отжимая, десять приседаний и пару раз поднять туловище чтобы накачать пресс то теперь... Три отжимания превратились в двести пятьдесят шесть. Десять приседаний – в сто двадцать восемь. А уж про пресс я вообще молчу. Задаваться вопросом для чего я все это делаю, не спешила. Главное я хотя бы несколько часов чем-то да занята.

От хождения на руках (делала я это только ради смеха, так как после резкого подъема голова не хило так кружилась, а перед глазами прыгали зайчики) меня отвлекли шумы за запертой дверью.

– Она заключенная, а не прокаженная. В любой цивилизованной стране заключенных разрешается навещать!

– Даре, боюсь я не могу вас пропустить, – голос у моего стражника был измученным и каким-то усталым что ли. Похоже моя гостья ему уже порядком надоела.

– Если боишься, что я поспособствую сире в побеге или помогу покончить с жизнью, можешь меня обыскать! – не сдавалась она. Готова поклясться, что эти слова сопровождались соответствующими жестами.

– Наэри... – с каким-то ну очень уж прискорбным тоном выдохнули за дверью.

– Финрих дире Карри! Открывай это чертову дверь!

Мой стражник видимо решил сдаться, так как в замке повернулся ключ, а в следующую секунду дверь распахнулась и в комнату влетела моя сестра. Резко остановилась на пороге, оглядела, уже сидящую в позе лотоса меня, и открыв рот с расширившимися глазами выпалила:

– Рия... – начала она, но я ее перебила.

– Сира, Эри. Теперь я просто сира. Прелестно выглядишь, кстати. – На моих губах отразилась искренняя улыбка. Я и правда была рада видеть сестру.

– А... Дире вы не хотели бы нас оставить на едине? – с нажимом проговорила она и обернулась к стоящему в дверях стражнику.

– Простите даре, но я не могу оставить вас одних.

– Ребят вы ведь в курсе, что я знаю, что вы помолвлены и даже была в этот день с вами, да? – решив слегка разрядить обстановку проговорила я. – Мы здесь одни, сомневаюсь, что есть необходимость соблюдать условности.

– Фин, оставь нас, – почти приказала моя всегда мягкая сестренка и для убедительности даже ногой топнула.

– Эри, я не могу, – почти простонал парень и бросил умоляющий взгляд в мою сторону ища поддержки. Нет, вот чего, чего, а поддержки он у меня не дождется. Я еще прекрасно помню, как он отказался принести мне книгу.

– Ну как знаешь, – бросила она через плечо и направилась в мою сторону.

– Эри! – всполошился будущий муж и даже сделал несколько шагов вперед с целью остановить ее.

Я лишь могла молча открывать и закрывать рот, как рыба, выброшенная на берег. Совсем не замаскированный намек на то, что я могу причинить вред собственной сестре, выбил из меня дух. Мысли у кровных родственников видимо схожи.

– Фин ты совсем того? Рия ничего мне не сделает!

Вновь исправлять Эри и указывать на то, что теперь я всего лишь сира не стала. Каюсь, где-то глубоко внутри, мне было приятно, что хоть кто-то считает меня не виновной и не следует так сказать букве закона.

Между тем мой стражник и одновременно будущий муж сестры, несколько минут помялся, перевел взгляд с меня на Эри и обратно и в конце концов махнув на нас рукой (в прямом смысле этого слова) оставил одних, закрыв дверь снаружи.

– Как ты? – участливо спросила Эри и скопировав мою позу, села напротив.

– Чтобы не сойти с ума от скуки, занимаюсь спортом.

– А?

– Пресс качаю, отжимаюсь, приседаю, прыгаю, растяжку делаю, на руках вот ходить научилась, – пояснила я. – Как у тебя дела?

– Нормально. Свадьбу назначили после жатвы... – Эри резко замолчала и с каким-то покаянным видом произнесла: – Прости.

– Не заморачивайся, – слишком уж весело проговорила я. – Как там Бройлерн? – решила я задать интересующий меня вопрос сразу став серьезной. От своего стражника я так ничего и не добилась.

– Тебе разве еще не сказали?

– Сказали, о чем?

– Старейшина Бройлерн умер два месяца назад, – произнесла Эри, заставив мое сердце остановиться.

До жатвы остал с я один месяц и пять дней .

Лежа в кромешной темноте с открытыми глазами я смотрела на ночное небо, видневшееся в небольшое окошко. Ночь была холодной, и даже в моей утепленной "камере" было зябко.

С тех пор, как Эри сообщила мне новость о смерти старейшины смысл дальнейшего поддержания жизни пропал. Вначале я перестала заниматься. Затем перестала есть и вообще вставать. Ну и как апофеоз всему я попыталась пробить своей головой стену. Единственное чего мне удалось добиться, так это легкого сотрясения и небольшой кровоточащей ссадины на лбу. Суицидальный приступ был прерван моим стражником, принесшим еду в очередной раз. И вот теперь, я была связаны по рукам и ногам и меня насильно кормили. Не с ложечки, нет. Есть я категорически отказывалась. Так что старейшины решили все очень просто. Измельчали в пюре всю еду и кормили меня через трубку в носу. Ощущения просто кошмарные.

Сестру ко мне больше не пускали, да и сомневаюсь, что она стремилась снова меня навестить.

До жатвы осталось два часа .

Последний день своей жизни я провела как во сне. И дело не в том, что мне было так уж хорошо и замечательно. Просто я вообще мало, что помню.

Помню, как меня разбудили. Помню, как насильно подняли на ноги и заставили куда-то идти. На меня накатила такая апатия, что я даже сопротивляться не хотела. Кажется, меня даже хорошенько помыли. Чем-то накормили. Причем в этот раз я ела самостоятельно. Последняя трапеза, так сказать. Помню, что меня во что-то одевали. Во что-то белое и свободное. Ну и под конец мне дали выпить какой-то настойки, от чего в голове вообще не осталось никаких мыслей.

И вот сейчас более-менее придя в себя обнаружила, что лежу на каменной плите. За день камень нагрелся, так что я почти не ощущала холода. Лишь слабые порывы ветра холодили голые ступни. Краем сознания отметила тот факт, что я крепко связана, а солнце потихоньку клониться к закату.

Где-то слева от меня слышались приглушенные голоса, что-то напевающие. Слов разобрать я не смогла, но догадалась, что это было прощальное песнопение. Так как в голове прояснилось я готова была взвыть. Ненавижу эти звуки. И я бы взвыла, если бы не кляп у меня во рту. Вот изверги.

– Пусть дар принесенный в жертву оградит наши земли от зла. Даруем тебе о священный туман эту сиру. Прими ее в свои объятия и не дай злу пробраться в наши дома, – раздался громкий голос над моей головой. Кто именно из старейшин произнес эти слова, понять было сложно.

Я никогда не видела, как приносят сиров в жертву, поэтому понятия не имела, что произойдет дальше. И потому была сильно удивлена, когда голоса смолкли и до слуха донеслись удаляющиеся шаги. Меня оставили одну. Лежащую на алтаре. Связанную. С кляпом во рту. Последние три месяца как-то резко всплыли в голове и появилось очень сильное желание жить. Очень, очень сильное.

Жалела ли я о том, что опустила руки? Да. Жалела ли о том, что не призналась в преступлении, которого не совершала, зная, что могла таким образом спастись? Нет. Жалела ли о своем решении не предпринимать попыток к бегству? Да. Но что толку жалеть о своих решениях сейчас. Тогда, когда уже ничего нельзя изменить? Заниматься самобичеванием не было никакого смысла.

Именно поэтому я пыталась освободиться. Дергала руки и ноги, разрывая кожу до крови. Пыталась хоть немного ослабить удерживающие меня путы, но все было тщетно. Веревки лишь сильнее врезались в кожу и боль застилала сознание.

Между тем, солнце уже почти скрылось за горизонтом, а вдалеке появились первые клубы белого тумана, надвигающегося на город. Еще одно доказательство того, что туман был не обычным. Ветер дул в противоположную сторону, а белые облака все равно шли ему навстречу, не замечая никакой преграды.

На глаза вдруг навернулись слезы. Еще вчера я была готова умереть. Однако не так, как в скором времени умру.

Когда горизонт озарился оранжевым светом, и появились первые звезды, а туман почти добрался до алтаря, я еще активнее начала вертеться в путах и даже гортанно закричала.

Глава 2

Дергаться и пытаться кричать я перестала еще два часа назад. Ночь выдалась лунная и звездная. Туман заполонивший всю землю, медленно, но верно поднимался вверх. Где-то вдалеке послышалось уханье совы. Я как завороженная смотрела на туман и следила за тем, как его становиться все больше и больше с каждой минутой. Страшного я пока ничего не заметила, если конечно не считать странным происхождение тумана и, то как он двигался.

В голове начали рождаться теории о свойствах этого тумана. Ну, первая конечно же была навеяна с детства вдолбленными сведениями, что в нем прячутся монстры, пожирающие или утаскивающие людей. Вторая была о том, что туман разъедает человеческую плоть и кости, не оставляя после себя даже пепла. А точнее какой бы то ни было одежды. Хотя тут я могу ошибаться. Со старейшин станется, одежду под шумок прятать. Третья теория заключалась в том, что туман является каким-нибудь порталом. Самая бредовая на мой взгляд.

Затем воображение вильнуло, и начало выдвигать теории о внешности монстров. Первое что пришло в голову, это паукообразное существо с большими красными глазами, мохнатым телом, множеством лапок и острыми зубами. Затем монстры превратились в огромных змей с крыльями зубами и усиками. После того, как в голове предстал монстр в виде балахонистого старца, с головой таракана, с горящими экзальтацией блеском глазами, потирающий лапки, я почти улыбнулась. Почти потому что кляп улыбанию ну никак не способствовал. Видимо измучившись сознание подкинуло образы существ, вызывающих во мне отвращение.

Туман же тем временем уже почти добрался до поверхности каменной плиты на которой я лежала. Не знаю уж, что задумали тараканы в моей голове, но в данный момент я не испытывала страха. Он уступил место, без контрольному любопытству. Наверное, если бы я могла, я бы уже самостоятельно и руку, и ногу в этот туман сунула и даже голову.

Вновь ухнула сова, но уже где-то поблизости. А может это вовсе и не сова? Вдруг это то самое зло, что прячется в тумане? Да ну бред какой-то. Ожидание неизвестности мне уже начало слегка надоедать. Поэтому я просто закрыла глаза и решила ждать. Будь, что будет. Все равно ведь изменить ничего нельзя.

***

Лежу. Жду. Теория о кислотности тумана кстати не оправдалась. Да и о монстрах и порталах тоже. Хотя если во втором случае точно, то в первом может быть только пока. Звездного неба и луны не видно уже давно. Да и видно то была относительно не далеко вперед. По крайней мере если раньше я видела куст, растущий буквально в нескольких шагах, то сейчас разглядеть его было нереально. Сова ухать тоже перестала. Да и вообще никаких звуков слышно не было.

Воображение решило, что его никто не держит и поспешило в пляс. Теперь мне предстала следующая картинка. Настает утро, туман рассеивается, на улицах появляются люди во главе со старейшинами. Подходят к алтарю, а там... Вы чего подумали, а? Я там. Я. Лежу себе спокойненько, живая и почти здоровая и укоризненно смотрю на них. Ну типа, чего уставились? Развязывайте давайте, у меня уже тело затекло тут лежать. Представила лица старейшин в этот момент и хрюкнула. Ну вообще-то я хотела засмеяться. Но кляп ведь.

А затем до слуха донеслось приглушенное шуршание. Сердце решило, что с него хватит и весело скакнув в груди упрыгало куда-то в левую пятку. Ибо раздавшееся шуршание после давящей тишины очень страшный звук, я вам скажу. Глаза сами собой увеличились кажется вдове, хотя я старательно пыталась зажмуриться. Все тело покралось мурашками, которые бодро промаршировав от макушки до кончиков пальцев на ногах, распространились по всей конституции и залегли там в ожидании. Шуршание повторилось, правда на порядок ближе к месту моего гнездования. Волосы на голове кажется встали дыбом. Представила себя со стороны. Снова хрюкнула. Да уж, как бы от моего представленного внешнего вида монстра кондратий не хватил. Тьфу ты. Ну, о чем я вообще думаю!

***

Кажется, скоро рассвет. Тело и вправду онемело, и я его почти не ощущала. Глаза пытались закрыться, а сознание помахать ручкой и уйти на боковую, однако я стоически боролась с этими капризами своего организма. Мозг не мог принять тот факт, что мы до сих пор целы и почти невредимы. Хотя в последнем случае виновата лишь я сама, нечего было дергаться. Эх, наверное, синяки еще будут. Шею то удерживает кожаный ремень. Вообще после того шуршания, которое прекратилось также неожиданно, как и началось в голове творилось не пойми, что.

– У-ху, – раздалось где-то поблизости, а затем я услышала звук похожий на взмах крыльев. – Ху-у-у, – раздалось совсем рядом и прямо над моей головой пролетела крупная птица. Мать моя женщина! Напугала.

Туман начал сходить на нет, а в округе снова появились звуки. Когда показался розовый горизонт я готова была разрыдаться от счастья. Надо же. Пережила-таки эту ночь. Хотя странно. Раньше такого определенно не было. В том смысле, что дары не оставались привязанными к алтарю. От них вообще ничего не оставалось. А может я была права и туман меня куда-то перенес? Да нет. Вон вдалеке знакомая кромка леса, рядом куст. Да и запахи, знакомые, родные. Кстати запахи. Только сейчас поняла, что ночью не было ни только звуков, но и запахов.

Где-то на окраине закукарекал петух. Причем судя по звукам, петух был не совсем уверен в правильности сего действия. Потому как вначале было робкое ку-ка, а спустя минуту уже полноценное ку-ка-ре-ку.

Ну а когда туман полностью сошел на нет, а солнце поднялось окончательно из-за горизонта началось самое интересное. Почему интересное? Да потому, что, когда я поняла, что меня никто не сожрал и никуда не утащил, я не могла отделаться от мыслей о том, как меня встретят. Встретили скажу ну ооочень эмоционально.

– Жи-жи-живаяяяяяяяяя, – на высокой ноте заголосил один из стражников. По ушам долбануло так, что я чуть не оглохла. На крик сбежались люди. В первых рядах конечно были старейшины.

– К-к-как такое может быть? – осипшим голосом проговорил Оллухт, самый старый из них.

– Нечистая! – не своим голосом заорал Трилкин и шарахнулся в сторону.

– Скорее уж одержимая, – как всегда спокойно проговорил Диламси и приблизившись ткнул в меня веткой. Я кажется зарычала. Нет почувствовать то я не почувствовала, но сам факт.

– Уважаемые нам выпал шанс! – воскликнул Серборит, с той самой экзальтацией в глазах. Ну все теперь понятно причем тут таракан и балахонистый старец.

– Может ее все-таки развязаться? – робко произнес Илай – самый младший из старейшин.

– Развязать? – снова заорал Трилкин. – Развязать? Чтобы что? Чтобы она всех нас убила?

Ну в чем-то он конечно был прав. В данный момент у меня очень сильно чесались руки. И я бы с превеликим удовольствием почесала их о физиономию одного из старейшин.

– Может оставить все как есть? – снова подал голос Оллухт.

Как так он не пояснил. А у меня опять глаза на лоб полезли. Они же не оставят меня привязанной до следующей ночи?

– Что вы уважаемый. Необходимо все как следует изучить, – радостно пропел Серборит и потер ладошки. Соотношение его с привидевшимся тараканом становилось все четче.

Не знаю, чем бы в итоге все это закончилось, продолжи они в том же духе, но тут возле алтаря появился наш глава и гаркнул так, что не будь я крепко привязана к камню, уже давно бы подскочила и убежала выполнять его приказ.

– Развязать! Помыть! Накормить! Спать уложить!

***

Проснулась от того, что в нос ударил запах чего-то вкусненького. Определенно моя мама что-то испекла. Ух, хорошо то как. С наслаждением потянувшись, откинула одеяло и села. Осмотрелась. Я у себя в комнате. Ура. Выбравшись из кровати на цыпочках прошла к двери и приоткрыв ее выглянула в щелку. Наш одноэтажный дом, состоял из большой гостиной-кухни в которою попадаешь сразу с улицы и имел три спальни. Поэтому сейчас я наблюдала, как мама почти порхая накрывает на стол. Кажется, будет праздник. Ну, а что? Правильно. Дочь как никак почти семь месяцев была в заключении и по всем законам должна был погибнуть прошлой ночью. А тут на те вам. Живая. И самое главное оправданная.

Да-да, меня оправдали. После того, как меня все-таки развязали. Причем с явной неохотой. Я была спроважена в бани. Ну то есть как спроважена. Заботливо отнесена стражником. Тело то онемело и не слушалось. А уж когда меня помытую, сытую и довольную доставили в зал заседаний... Ассоциации были конечно плохие, однако это не помешало мне проникнуться речью главы. Говорил он долго, витиевато и в какой-то момент даже я поняла, что его понесло куда-то не туда. Однако после такого выступления, даже Серборит собиравшийся ставить надо мной опыты и изучать, оставил эти мысли в прошлом.

– Привет, – улыбнулась я, выходя из комнаты.

Объятия и слезы радости были выплаканы еще до того, как меня по приказу главы уложили спать. Так что теперь, мама всего лишь ответила ответной улыбкой со словами:

– Привет родная. Умывайся и садись за стол. Будем ужинать. Твой отец и Эри с Фином скоро придут.

Ужин прошел в теплой атмосфере за легкой беседой и шутками. Разговаривать о случившемся никто не стал. Либо не хотели вспоминать, либо просто жалели мои нервы. Я признаться была им за это благодарна. Когда все разошлись, я, забравшись в кресло с ногами, открыла книгу. Спать не хотелось и так весь день проспала как сурок.

Возможно сказалась бессонная ночь, наполненная страхом, возможно книга была слишком скучной, однако я не заметила, как опять уснула. А проснувшись обнаружила себя стоящую посреди плотного, белого тумана. Первая мысль была, что возвращение домой было лишь сном. Однако мысль была отброшена так как я все-таки стояла, а не лежала на алтаре и была свободна. Вторая не радовало еще больше. Лунатизмом болеют немногие, однако это считается чем-то вроде одержимости.

Видимость была почти нулевая и определить где я в данный момент нахожусь было невозможно. Однако одно дело, быть привязанной к алтарю и не иметь возможности пошевелиться и совершенно другое быть свободной и осознанно ничего не делать. Поэтому я вытянула руки, чтобы в случае преграды ничего себе не разбить и маленькими шажками двинулась вперед. Пройдя несколько метров остановилась и развернулась вправо. А сделав еще несколько шагов наткнулась на алтарь и волосы на голове, да и на теле встали дыбом.

На алтаре лежала я в свободной, белой рубашке. Тело крепко привязано веревками к каменной плите, лодыжки связаны. Голову и шею удерживают кожаные ремни. Распахнутые глаза в ужасе смотрят на огромную белую субстанцию, плотнее чем туман, стоящую радом и тянущую к обездвиженной мне, свои туманные щупальца. А затем существо заметило меня уже стоящую, и вперилось черными пустотами, видимо глаз. Горло сдавило спазмом, и я отшатнулась назад. Оступилась и упала, больно ударившись головой о землю, крепко зажмурившись.

А вновь открыв глаза обнаружила себя лежащей на перине в "камере". Я снова была связана по рукам и ногам, а мой стражник приближался с трубкой для носильного кормления.

Нет, нет, нет. Этого не может быть. Я же освободилась. День жатвы прошел. Я пережила ночь. Была оправдана и вернулась домой. На глаза навернулись слезы. Неужели мне все это лишь приснилось? Что это? Игры больного сознания?

Стражник же меж тем приблизился в плотную и поднеся трубку к моему носу проговорил:

– Ну тише, тише. Все хорошо сира. Рия. Рия. Ария!

– Что, где, как? – открыв глаза и дернувшись заорала я и завертела головой по сторонам. Сердце билось в груди так сильно, что того и гляди просто выпрыгнет наружу и ускачет в далекие дали. Взгляд застилали слезы, а щеки неприятно пощипывало.

– Ария, все хорошо, – успокаивающе произнес отец, поглаживая меня по плечу. – Ты уснула в кресле. Ты дома, милая.

– Мне кошмар приснился, – совсем как когда-то в детстве всхлипнула я и уткнулась в грудь отца.

– Хочешь поговорить об этом? – тихо спросил он, успокаивающе гладя меня по голове и крепко прижимая к себе.

Еще несколько раз всхлипнув я отодвинулась и обхватив колени, глядя прямо перед собой, рассказала о существе сна. Отец выслушал, понимающе покачал головой и налив мне в стакан воды и дав успокоительного, отправил на боковую в постель. Вначале я упиралась, так как боялась оставаться одна. Но, отец на то и отец, что смог убедить меня в абсурдности моих страхов. В ту ночь я больше не видела кошмаров, да и вообще каких-то снов тоже.

***

Следующий месяц я каждую ночь просыпалась в холодном поту. И каждую ночь отец снова выслушивал меня, приносил стакан воды с успокоительным и дождавшись пока я снова усну покидал комнату. Сны почти не меняли своего содержания. Единственное что в них менялось, так это облик монстра из тумана и момент, проведенный в заточении. Однако структура оставалась почти та же. У меня было ощущение, что я просыпаюсь на улице. Иду. Вижу монстра и себя прикованную к алтарю. Падаю или просто зажмуриваюсь. Открываю глаза и обнаруживаю себя в "камере". И чаще всего в "камере" я просыпалась уже после того как узнала о смерти старейшины.