Текст книги "Апостол Павел"

Автор книги: Ален Деко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Эта формулировка – насколько же она выразительна! – встречается и в Евангелии от Луки, который вкладывает ее в уста Иисуса: «Вы знаете, что если бы ведал хозяин дома, в который час придет вор, то бодрствовал бы и не допустил бы подкопать дом свой. Будьте же и вы готовы, ибо, в который час не думаете, приидет Сын Человеческий» (Лк 12:39–40). Почти так же говорит Иисус и у Матфея: «Но это вы знаете, что, если бы ведал хозяин дома, в какую стражу придет вор, то бодрствовал бы и не дал бы подкопать дома своего. Потому и вы будьте готовы, ибо, в который час не думаете, приидет Сын Человеческий» (Мф 24:43–44). Такая же аллюзия прочитывается во Втором послании Петра и в Апокалипсисе Иоанновом.

Мы можем представить этих новообращенных: как прислушиваются они к малейшим звукам, нарушающим тишину ночи, как каждый раз ощущают разочарование, потому что не слышат трубного гласа, который, в чем они твердо уверены, должен сопровождать второй приход Сына Божьего.

Ни одно из посланий Павла a prioriне является развернутым изложением его учения, но в каждом отразился тот или иной аспект нарождающейся традиции, которую он старается закрепить. Все вместе они представляют собой in fine– исчерпывающее изложение его учения. Уже в Первом послании к фессалоникийцам Павел, вероятно, собственной рукой формулирует настоящее заклинание: «Братия! молитесь о нас. Приветствуйте всех братьев лобзанием святым. Заклинаю вас Господом прочитать сие послание всем святым братиям. Благодать Господа нашего Иисуса Христа с вами. Аминь» (1 Фес 5:25–28).

Нет сомнения: послания Павла призваны зафиксировать устную проповедь, которая могла быть плохо понята и искажена по смыслу. В посланиях по мере развития общин уточняются статус новых церквей, распределение обязанностей и мера ответственности старейшин. И все послания утверждают безграничную веру Павла в Иисуса Христа.

В Послании к коринфянам – первом из адресованных им – Павел вспоминает, с какой робостью начинал он проповедовать в этом городе: «…когда я приходил к вам, братия, приходил возвещать вам свидетельство Божие не в превосходстве слова или мудрости, ибо я рассудил быть у вас незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого, и был я у вас в немощи и в страхе и в великом трепете» (1 Кор 2:1–3). Кое-кто пытался объяснить этот трепет обострением «терзаний плоти». Мне кажется, не стоит забывать о психологическом кризисе после неудачи Павла в Афинах.

Существование в Коринфе крупной еврейской общины подтверждает Филон Александрийский. Со дня прибытия Павел, как всегда, начал выступать в синагогах. Когда первое изумление от слов проповедника прошло, иудеи начали испытывать все возрастающую враждебность. Но Павел – как и всегда – упорствовал. Иудеи перешли к оскорблениям, и гнев так захватил Павла, что он разодрал на себе одежды со словами: «…кровь ваша на главах ваших; я чист; отныне иду к язычникам» (Деян 18:6).

Покинув синагогу, он выполнил свою угрозу: отправился к некоему Титу Юсту, римлянину, дом которого «был подле синагоги».

Все свидетельствует о том, что Павел постепенно отходил от иудаистских ритуалов, однако иудаизм жил в его душе: послания, которые он постоянно рассылал в христианские общины или отправлял друзьям, полны библейских цитат или отсылок к тексту Библии. Событие, ставшее этапным во время пребывания Павла в Коринфе, вовсе не являлось – как думали многие его современники-иудеи – бегством отступника. Это было крушение надежды заставить евреев понять, что иудей Иисус – воплощение Мессии. Вспомним, как вели себя первые христиане: ни один из них не отказывался от молений в иудейском храме. Петр и Иоанн бывали там регулярно. Для Павла христианство не просто проникнуто иудаизмом, оно является еврейским. В Послании к римлянам, написанном в последние годы жизни, он продолжает настаивать: «…неужели Бог отверг народ Свой? Никак» (Рим 11:1). Более того, он готов пожертвовать спасением собственной души «за братьев моих, родных мне по плоти, то есть Израильтян, которым принадлежат усыновление и слава, и заветы, и законоположение, и богослужение, и обетования; их и отцы, и от них Христос по плоти, сущий над всем Бог, благословенный вовеки, аминь» (Рим 9:3–5).

Шалом Бен-Хорин – один из первых, кто начал диалог между иудеями и христианами, – замечательно показал эту двойственность Павла после его разрыва с синагогой, сочетание связи с религией Авраама и своего рода «отвращения к еврейскому в себе». Исследователь описывает возникший вследствие этого «тяжелейший внутренний конфликт», который переживал «человек из Дамаска». Этот конфликт то толкал его защищать право иудеев считать себя детьми Божьими, то заставлял его говорить, что иудеи «не нравятся Богу». Автор считает, что отношение Павла к народу Израилеву «характерно для еврея из диаспоры. Его иудейская идентичность все время оказывается для него проблемой». По мнению того же автора, перед Иисусом из Назарета подобной проблемы не стояло: «Он всегда был евреем, евреем целиком и полностью, только евреем».

В XXI веке в католических церквях обязательно читают три текста во время каждой мессы: первый – это отрывок из Библии, то есть священной книги иудаизма, второй – отрывок из чьего-либо апостольского послания, чаще всего из посланий Павла, то есть иудея, и третий – отрывок из Евангелия от Марка, Матфея, Луки или Иоанна, а они все были иудеями. И псалмы поются из Ветхого Завета. Немало христиан сегодня задается вопросом: почему Павел не был понят современниками-евреями? Никто не может переделать историю, но раскол между двумя религиозными течениями в среде еврейского народа принес и ему, и человечеству множество бед.

«…Многие из Коринфян, слушая, уверовали и крестились» (Деян 18:8). Объясняя коринфянам смысл обращенных к ним проповедей, Павел просвещает и нас: «И слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы, чтобы вера ваша утверждалась не на мудрости человеческой, но на силе Божией. Мудрость же мы проповедуем между совершенными, но мудрость не века сего и не властей века сего преходящих, но проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей, которой никто из властей века сего не познал; ибо если бы познали, то не распяли бы Господа славы… А нам Бог открыл это Духом Своим; ибо Дух все проницает, и глубины Божии. Ибо кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем? Так и Божьего никто не знает, кроме Духа Божия. Но мы приняли не духа мира сего, а Духа от Бога, дабы знать дарованное нам от Бога, что и возвещаем не от человеческой мудрости изученными словами, но изученными от Духа Святаго, соображая духовное с духовным. Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно. Но духовный судит о всем, а о нем судить никто не может. Ибо кто познал ум Господень, чтобы мог судить его? А мы имеем ум Христов» (1 Кор 2:4–8, 10–16).

О божественном Павел писал высоким стилем: «на языке богов и поэтов». Читая его, взлетаешь очень высоко над обыденным, над «плотским», как говорит Павел. Послания поэтому следует читать с особым вниманием, чтобы воспринять все тонкости. Меня не раз при чтении текстов Павла посещала мысль: если с такими словами, в таком стиле он обращался к простым жителям Коринфа, как же они понимали суть сказанного? В действительности же эти тексты предназначались тем членам христианской общины, кто выделялся своими духовными качествами и способностью усвоить рассуждения апостола. Мне хочется думать, что эти люди пересказывали затем «братьям и сестрам» теологию Павла на более доступном языке.

Кого только не было среди обращенных Павлом в христианство: греки и римляне, обрезанные и необрезанные иудеи. Собирались у кого-нибудь дома за общей трапезой. Павел не препятствовал никому из новообращенных участвовать в многочисленных празднествах, иудейских или языческих, которые отмечались в городе. Христианам, которым это не нравилось (особенно много таких было среди евреев), Павел объяснял, что выделяться не стоит. Участвуя в праздниках, можно завязать знакомства, полезные для распространения слова Божиего. Правило сформулировано ясно и четко: «Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но не все назидает». И потому: «Все, что продается на торгу, ешьте без всякого исследования, для спокойствия совести; ибо Господня земля, и что наполняет ее. Если кто из неверных позовет вас, и вы захотите пойти, – то все, предлагаемое вам, ешьте без всякого исследования, для спокойствия совести. Но если кто скажет вам: это идоложертвенное, то не ешьте ради того, кто объявил вам, и ради совести. Ибо Господня земля, и что наполняет ее. Совесть же разумею не свою, а другого: ибо для чего моей свободе быть судимой чужою совестью?» Павел даже приводит в пример самого себя: «…так, как и я угождаю всем во всем, ища не своей пользы, но пользы многих, чтобы они спаслись». И далее следует великолепная и гордая фраза, в которой весь Павел: «Будьте подражателями мне, как я Христу» (1 Кор 10:23, 25–29, 33; 11:1).

В это время в Коринф прибыл новый проконсул Ахайи по имени Луций Юний Галлий, в Новом Завете он именуется Галлионом. На памятном камне, обнаруженном при раскопках в Дельфах, сохранилась надпись о некоем конфликте, в разрешении которого принимал участие проконсул и вмешался император Клавдий. Конечно, эта надпись никак не связана с событиями в жизни Павла, но она позволяет установить в биографии апостола некоторые точные даты. Из нее, например, следует, что Галлион – оставим за ним это имя, принятое в Писании, – занял должность в Коринфе в конце апреля 51 года. Речь идет отнюдь не о второстепенном персонаже. Его брат, прославленный философ Сенека, был тогда наставником юного Нерона. Галлион должен был бы остаться в Коринфе на целый год, пока длился его мандат, но уехал раньше, поскольку, по словам брата, возненавидел Коринф.

В определенные дни проконсул вершил правосудие, сидя под сенью портика. Однажды к нему явилась группа иудеев, возглавляемая Сосфеном, начальником синагоги. Сосфен вел с собой – или тащил силой? – какого-то человека по имени Павел. Иудеи клялись, что «он учит людей чтить Бога не по закону». Галлион, наверное, недоумевал: иудейская религия была признана римскими законами со всеми преимуществами, которые она имела. Что же это за вероучение «не по закону», в котором обвиняют иудеи невысокого худощавого человека? Вряд ли проконсулу пришли на ум христиане, хотя нам известно, что в Риме христиане были, правда, немногочисленные.

Галлион позволил иудеям рассказать, в чем они обвиняют Павла. Затем, как человек порядочный, он дал слово и ему. Выслушав обе стороны, Галлион огласил свой вердикт: проповедовать новую религию действительно незаконно, но если речь идет о новом течении в иудаизме, то это не предосудительно. Галлиону было известно о разногласиях между фарисеями и саддукеями. Если теперь возникла еще одна распря, что он может тут сделать? Ответ его совершенно ясен: «Иудеи! если бы какая-нибудь была обида или злой умысел, то я имел бы причину выслушать вас, но когда идет спор об учении и об именах и о законе вашем, то разбирайте сами; я не хочу быть судьею в этом» (Деян 18:14–15).

Проконсул отпустил Павла. Если верить Деяниям апостолов, разгневанные иудеи обратили свой гнев на Сосфена, из-за которого они опозорились на суде. На глазах проконсула они избили его, а Галлион, как замечает мимоходом Лука, «нимало не беспокоился о том» (Деян 18:17).

Наконец пришел день, когда Павел решил, что в Коринфе его ничто не удерживает. Он посеял там семя новой веры и теперь мог гордиться урожаем. Даже если основанная им в этом городе церковь насчитывала всего лишь несколько сотен христиан, включая и рабов, этот результат намного превосходил то, что ему удавалось достичь доселе. В Первом послании к коринфянам Павел вспомнит о том счастье, которым они, во имя Христа, одарили его, и расскажет, как дорога ему память о пребывании среди коринфян: «Непрестанно благодарю Бога моего за вас, ради благодати Божией, дарованной вам во Христе Иисусе, потому что в Нем вы обогатились всем, всяким словом и всяким познанием, – ибо свидетельство Христово утвердилось в вас, – так что вы не имеете недостатка ни в каком даровании, ожидая явления Господа нашего Иисуса Христа, Который и утвердит вас до конца, чтобы вам быть неповинными в день Господа нашего Иисуса Христа. Верен Бог, Которым вы призваны в общение Сына Его Иисуса Христа, Господа нашего» (1 Кор 1:4–9).

Когда же Павел покинул Коринф и сел на корабль в Кенхреях? Осенью 51 года, прежде чем начал действовать запрет на морские путешествия? Скорее, к весне 52 года. Нам известно, что до этого он обрил голову, исполняя обет. В четвертой книге Моисея «Числа» мы можем найти объяснение, что это значит: тот, кто принимает обет, должен воздерживаться от вина и крепких напитков и по меньшей мере тридцать дней не брать в руки бритву. После этого в иерусалимском храме дающему обет обривали голову и сжигали сбритые волосы как знак приношения. Сбрив в Кенхреях остатки волос, Павел вновь обнаруживает душевную раздвоенность: человек, только что заложивший в Коринфе новую церковь, строго следует ритуалу иудаизма.

Он сел на корабль вместе с Приской и Акилой: с его стороны это был выбор верности и дружбы, с их стороны – подтверждение страстной веры. С ними отправился и Тимофей.

Корабль взял курс на Антиохию.

Глава Х
ЭФЕС: СТРАСТИ И СРАЖЕНИЯ

Когда истек зимний запрет на морские путешествия, по синей глади воды заскользили корабли, большие и малые. Ароматы, доносившиеся из Мегариды и Аттики, легкий ветерок, надувавший паруса, – все настраивало пассажиров на приятное путешествие.

Павел, Приска, Акила и Тимофей – маленькое содружество, скрепленное верой, – не покидали палубы, любуясь красками весны 52 года. Присутствие Тимофея подтверждается тем, что в Антиохии он окажется рядом с Павлом. Что же касается Силы, то ни один текст не позволяет установить его дальнейшую судьбу.

Итак, за путешествие уплачено, мешки набиты дорожной провизией, и наступили часы обычного покоя, редкие для Павла, испытывающего постоянную одержимость Христом. Было намечено, что, когда судно причалит в Эфесе, Акила и Приска останутся там, чтобы помочь маленькой, едва зародившейся христианской общине. Чем ближе была цель путешествия, тем тревожнее на душе у супругов-христиан. Павел был задумчив и серьезен: впервые он передавал привилегии, которые ревниво берег для себя, другим. Если учение Христа будет распространяться дальше – а разве мог он в этом сомневаться? – ему придется так поступать не единожды.

А корабль скользил между Кикладскими островами: Кинтос, Сирос, Тинос, Миконос, прославленные греческие острова, которые через две тысячи лет превратятся в излюбленные места морских круизов. Тогда моряки старались, насколько возможно, не терять из виду землю. Они шли мимо священного острова Делос, то есть «сияющий». Согласно легенде, Киклады (от греческого kuklos– «круг») были рассыпаны богами ореолом вокруг Делоса. За ним следовал Самос, ближайший к азиатскому побережью остров, прославившийся своим сладким вином, и вот уже поднимаются вдали над носом танцующего на волнах судна горы Ионии. В музыке этого слова – вся античная Эллада: навечно запомнившаяся мечта юного Савла. Еще несколько часов – и они увидели на побережье одноименного залива город Эфес.

Корабль бросил якорь в порту Панормы, и Павел со спутниками спустился в лодку, на которой, пройдя около двух километров по каналу, они попали в городскую гавань, окруженную мрамором памятников, амфитеатра и агоры. Оказавшись на земле, Павел не мог не вспомнить те картины, что представали у него перед глазами, когда он читал или слушал рассказы своих наставников: этот город слышал неверные шаги слепого Гомера, здесь Гераклит подверг анализу человека и вселенную, Пифагор открыл свою школу аскетов, Фалес заложил основы много позднее получившей свое развитие философии, Геродот сформулировал законы истории, тотчас же опробованные на практике.

Остановка, видимо, продлилась недолго в этом богатом городе, жители которого клялись, что Эфес – «одна из столиц мира». Культ богини Артемиды привлекал сюда огромное число народа. Сюда ввозили и отсюда вывозили товары, здесь продавали и покупали – вот причина процветания Эфеса, в котором было много денег, роскошных памятников, обилие театров, гимнасиев, стадионов, портиков. Возможно ли было охватить все это одним взглядом? Павел, наверное, ограничился тем, что сразу же бросился в синагогу и представил еврейской общине Акилу и Приску. Говорил ли он об Иисусе? Вряд ли, ибо времени было мало. Но можно быть уверенными, что Павел показал все, на что был способен: иудеи так обрадовались его приезду, что просили остаться дольше. Он отказался: «…к вам же возвращусь опять, если будет угодно Богу» (Деян 18:21). Затем Павел вернулся на корабль.

Судно неторопливо шло вдоль изрезанных берегов юго-западной Анатолии. Короткая остановка на Кипре, где на Павла нахлынули воспоминания. Павел высадился в палестинском порту Кесария и добрался до Иерусалима. Об этом путешествии в Иерусалим пишет только Лука, и оно вызвало немало споров. Некоторые, например Симон Легасс, считают, что Лука выдумал это посещение Павлом Иерусалима, движимый желанием «удержать Павла под эгидой старшей из церквей». В Послании к галатам Павел перечисляет свои визиты в Иерусалим, но об этом не вспоминает. О причинах его появления в Иерусалиме Деяния не говорят почти ничего. Сообщается лишь, что «он приходил в Иерусалим, приветствовал церковь и отошел в Антиохию» (Деян 18:22). Из этого мы можем сделать вывод, что Павел встретился с Иаковом, который отныне считался воплощением христианства. Послание, приписываемое Иакову, написано торжественным, даже высокопарным слогом. Его так превозносили, что в среде евреев-христиан ходило абсурдное поверье: Иаков имеет право входить раз в год в святилище храма подобно первосвященнику, этим правом наделенному. Утверждали даже, будто Иаков принадлежит по рождению к священникам и обладает даром останавливать молнию, «готовую разразиться над народом». Интересно, как к этому отнесся Павел?

Что же касается Петра, апостола, несшего веру обрезанным, как Павел нес ее язычникам, то он все время был в пути. Вместе с женой он обошел Сирию, неся слово Божие иудеям, и только им. Тот самый Марк, что некогда сопровождал Павла, теперь не расставался с Петром. В течение многих лет Марк слушал, как первый из апостолов рассказывал об Иисусе. Из памяти Петра слова Господа перейдут к Марку. После смерти Петра его попросят все записать. Так родится первое Евангелие.

Антиохия. Никто – даже сам Павел – не зафиксировал, что он почувствовал, вернувшись в город, где когда-то решилась его судьба. Можно поверить, что на него нахлынула горечь при воспоминании о столкновении с Петром. Лука пишет, что Павел оставался в Антиохии «несколько времени», скорее всего, он там не задержался. Трудно представить, что Павел мог оставаться бездеятельным в городе, где тянулся бесконечный и изматывающий спор между христианами-евреями и христианами-язычниками. Ученик Гамалиила – об этом он постоянно всем напоминал – особым терпением не отличался.

Какое удовлетворение испытал Павел, когда до него дошли известия из Эфеса! Как же он встревожился, когда оказалось, что у Акилы и Приски возникли серьезные сложности! Некто Аполлос, еврей, уроженец Александрии, приехал в город. Говорили, что он мудр, красноречив, сведущ в Писании и обладает такой уверенностью, что сбить его с толку невозможно. Его приняли в синагоге, где он представился как человек, знающий об Иисусе и о «пути Господнем». Акила и Приска услышали, как он исторгал потоки красноречия, повествуя об Иисусе, хотя явно знал лишь крохи, да и то сомнительные. Что делать? Как не позволить распространять ложную историю о Мессии? Акила и Приска обратились за советом к Павлу. Он решил, что это дело относится к разряду неотложных. Так началось его третье путешествие.

Павел решил отправиться посуху, что объяснялось его настойчивым желанием проверить, выжили ли «его» церкви. Лето 52 года, жаркое, изнуряющее, и тысяча сто километров пути. Павлу пришлось пройти его.

Он обратился к Тимофею, и тот согласился сопровождать наставника. Они ненадолго остановились в Тарсе, для Павла этот город был как порт приписки для корабля. Интересно, были ли живы тогда его родители? Об этом нам ничего не известно. В тот момент, когда они прошли Киликийские Ворота и пересекли Тавр, Павлу исполнилось сорок пять лет: этот возраст означал приближение старости.

Путники задыхались от раскаленного воздуха; как могли, пытались спасти от солнца обожженные глаза; обливались потом и шагали, чувствуя, как горят ступни. Лишь в Ликаонии им удалось немного отдохнуть. Павел встретился со своими учениками в Листре, дошел до Иконии, побывал в Антиохии Писидийской. Похоже, он обнаружил некоторые колебания в умах дорогих его сердцу галатов. Серьезный конфликт, который позднее возникнет среди галатов, позволяет предполагать, что уже в то время наметилось смущение в умах.

Чтобы добраться до Эфеса – а он так туда торопился! – Павел выбрал верхнюю долину Лика. Двое путников двинулись по описанной Страбоном дороге, проложенной у подножия гор. Обратили ли они внимание на стада чернорунных овец, шерсть которых так ценилась? От Страбона, а также от Плиния нам все известно о торговле туниками и плащами, изготовлявшимися прямо на месте, о задействованных лаодикийскими банками капиталах и их процветании. Все это было с детства близко Павлу, выросшему среди ткачей. Они прошли через Магнесию и Траллы. Игнатий позднее напишет, что в обоих городах есть христианские общины, возникновение которых связано с именами Павла и Тимофея.

Павел и Тимофей прошли по долине Меандра, потом по долине Кестра и в конце лета 52 года достигли цели.

Павел остановился у Акилы и Приски. В их мастерской появился еще один работник. Плутарх и Афиней сообщают, что Эфес славился своими палатками.

Павел так и не встретился с евреем Аполлосом, чье появление так встревожило Акилу и Приску. Они были уверены, что наставили смутьяна на путь истинный: зная, что он хотел ехать в Ахайю, отправили его в Коринф, считая, что благодаря красноречию еврей сотворит там чудеса обращения. Проповедничество Аполлоса, похоже, не прошло бесследно для жителей «верхних стран». Когда Павел шел в Эфес, ему пришлось просвещать в вере дюжину обращенных в христианство. Стоит воспроизвести их беседу: «…сказал им: приняли ли вы Святаго Духа, уверовав? Они же сказали ему: мы даже и не слыхали, есть ли Дух Святый. Он сказал им: во что же вы крестились? Они отвечали: во Иоанново крещение». Я так и слышу, как Павел чеканит каждое слово своего ответа: «Иоанн крестил крещением покаяния, говоря людям, чтобы веровали в Грядущего по нем, то есть во Христа Иисуса». Он убедил этих добрых людей, и они попросили его окрестить их заново, «во имя Господа Иисуса» (Деян 19:2–5).

Если Эфес чаще, чем любой другой город, упоминается античными авторами, то причина этого – храм Артемиды. Наверняка Павлу, который на три года стал жителем Эфеса, хоть раз да приходилось пробираться через бурлящую, кричащую толпу, стремившуюся к самому прославленному языческому храму Азии. Даже по описаниям и рисункам можно представить, какое потрясение испытывали паломники при виде храма: он превосходил по площади Парфенон в четыре раза, сто двадцать семь ионических колонн выстроились на 190 метров в длину и на 55 метров в ширину. В VI веке до н. э. понадобилось богатство Креза, царя Лидии, чтобы завершить строительство этого потрясающего сооружения. Отделка была поручена Праксителю и Фидию. Весь античный мир был в восторге от этого сооружения, причислив храм Артемиды к семи чудесам света.

Люди стремились увидеть изображение богини Артемиды. Путешественники падали ниц перед статуей, и из груди их вырывался крик: «О великая Артемида Эфесская!» Сегодня трехметровой статуей богини можно любоваться в музее Эфеса. Потрясает не столько размер статуи, сколько невероятные сексуальные символы, покрывающие тело Артемиды. Долгое время считалось, что выпуклости, которыми усеяно мраморное тело, это груди; говорили даже о богине с тысячью грудей. Другие, призвав на помощь воображение, видели в них яйца. В наши дни принято иное объяснение: якобы это тестикулы быков, которых приносили в жертву Артемиде. То, что Артемида почиталась как символ плодородия, что ее, девственницу, считали покровительницей беременных женщин, не должно никого удивлять. Что же осталось от всего этого великолепия в XXI веке? Одна-единственная колонна среди разбросанных и изъеденных временем обломков.

Отныне каждый день апостолу приходилось пробираться между гадальщиками, бродячими флейтистами, мимами, заполонившими улицы Эфеса, лавочниками и торговцами предметами культа. Археологи находили сувениры, которые продают паломникам по всему миру: глиняные статуэтки богини, серебряные копии храма, медальоны, украшения. Если паломники не желали заходить в лавки, торговцы пытались затащить их туда силой. Можно представить реакцию Павла, когда его волокли в лавку, а такое случалось неоднократно. Раздражение, которое иногда сквозит в его посланиях, неизбежно сменялось негодованием.

К вечеру обитатели города, жаждавшие прохлады, взбирались на верхнюю агору, господствовавшую над морем. Я представляю, как Павел, наконец-то умиротворенный, обводил взглядом чудесный залив, простиравшийся у его ног. Невозможно представить гавань, которая лучше бы защищала множество кораблей из разных стран: два скалистых массива – гора Пион и гора Коресс – закрывают ее с обеих сторон. Лизимах, наместник Александра, соединил их восьмиметровой стеной, окончательно закрыв город от алчности завоевателей.

Надеюсь, читатель позволит мне прервать ненадолго мой рассказ, чтобы поговорить о человеке, имя которого нам дорого.

На протяжении всей этой книги нас сопровождает Лука. Даже если мы иногда и подвергаем сомнению сообщаемые им сведения, нельзя не признать, что Деяния апостолов содержат драгоценные свидетельства. Если бы мы обращались только к посланиям Павла, мы смогли бы проследить нить его размышлений. Но что бы мы знали без Луки о подробностях путешествий Павла, о его борьбе за новую веру, об одержанных победах и перенесенных испытаниях, о людях, с которыми он встречался, о городах, где бывал? Мы благодарны Луке. И именно в Эфесе, около колоннады верхней агоры, захоронят тело Луки, умершего мученической смертью.

К тому моменту, когда Павел появился в Эфесе, в городе насчитывалось около двухсот двадцати пяти тысяч жителей. Эфес был резиденцией римского проконсула. Страбон сообщает нам, что город во все времена пользовался дурной славой: жители были развращены и изнежены нравами, принесенными из Ионии, мягкий климат отвратил их от серьезных занятий, науки из лености были забыты, а увлекались горожане всерьез лишь музыкой и танцами, устраивая «вакханалии из общественной жизни». Может вызвать удивление тот факт, что Павел избрал подобный город как центр своих церквей. Однако следует отметить, что Эфес находится на одинаковом расстоянии (500 километров) и от Галатии, и от Фессалоники. До Коринфа от него 400 километров, до Филипп – 445, до Антиохии Писидийской – 330. Если иметь терпение, то без особых сложностей можно отправлять послания всем церквям и получать от них ответы.

Неужели Павел забыл, как разодрал свои одежды в коринфской синагоге? Этот жест отчаяния не помешал ему снова отправиться в синагогу Эфеса, где его прекрасно помнили, чтобы начать проповедовать «небоязненно» слово Божие, рассказывая о появлении на земле Мессии. Иудеи Эфеса слушали его три месяца. Потом произошло то, что случалось и ранее: «…некоторые ожесточились и не верили, злословя путь Господень» (Деян 19:9). Павел прекратил проповеди в эфесской синагоге.

Некоторые из верных учеников Павла последовали за ним к Тиранну, державшему одну из школ, каких много было в античных городах, где наставляли и вели дискуссии. Павел стал выступать у Тиранна каждый день, и у него были слушатели из разных концов империи. Эфес давно перестали считать эллинским городом; с каждым годом все более чувствовалось в нем влияние Азии, а с кораблей, привозивших грузы со всего света, на берег сходили разноязычные толпы. Именно среди них найдет Павел желающих принять крещение во имя Христа. Наверное, нам следует задуматься над мыслью Ренана о том, что «христианство зародилось среди развращенных нравов больших городов».

Три года, проведенные Павлом в Эфесе, были отмечены и надеждами, и победами, но также и борьбой, и неудачами. Никогда за все время своего апостольского служения он не оставался так долго в одном месте и не пребывал в столь тяжких трудах, работая, как он признался, «со всяким смиренномудрием и многими слезами…» (Деян 20:19).

Он руководил общиной, его проповеди множили число христиан, он противостоял опасностям, грозившим отовсюду. Поскольку Павел не мог часто уезжать из Эфеса, он действовал как капитан, отказывающийся посреди бури покидать свой мостик; он постоянно рассылал самых ревностных из своей паствы нести Благую весть в города, куда еще не дошло слово Христово. Он поддерживал связи с церквями в Колоссах, в Лаодикии и в Гиераполе. Оживленнее стала переписка с Македонией, куда отправились Тимофей и Эраст. «Ибо для меня отверста великая и широкая дверь», – писал Павел о своей деятельности (1 Кор 16:9). Павел проповедовал так, «что все жители Асии слышали проповедь о Господе Иисусе, как Иудеи, так и Еллины» (Деян 19:10).

Из Коринфа вернулся Аполлос, и Павел с ним совершенно примирился, возможно, намечалась общая проповедническая миссия в Азии. Самым преданным учеником Павла оставался Тимофей, о котором апостол писал: «Ибо я не имею никого равно усердного» (Флп 2:20). Но радовали и Тит, Эраст, Аристарх.

Кипучая деятельность Павла в Эфесе разнообразна. Деяния сообщают, что неожиданно Павла стали осаждать больные, умоляя излечить их, и Господь «творил немало чудес руками Павла» (Деян 19:11). Самые нетерпеливые хватали даже одежду («платки и опоясывания с тела») апостола, чтобы приложить к больному месту. Действительно ли Павел позволял такое, близкое к истерии поведение, совершенно чуждое для его характера? Невольно задаешься вопросом: не разыгралось ли тут воображение Луки-врача? Но, возможно, этот эпизод породили естественные причины: чума, голод, землетрясения обрушились на окрестности Эфеса. Возле храма Артемиды продавали бронзовые пластинки, которые, как считалось, приносили облегчение больным. Знатные эфесские семейства, греческие и римские, часто обращались к магам, которые с помощью магических заклинаний должны были изгонять духов, считавшихся причиной всех зол. Астрологи процветали. До нас дошли сведения о заклинателях злых духов, разъезжавших по провинции и изгонявших их со словами: «заклинаем вас Иисусом, Которого Павел проповедует» (Деян 19:13). Семь сыновей иудейского первосвященника Скевы попытались излечивать подобным образом, но злой дух им сказал: «Иисуса знаю, и Павел мне известен, а вы кто?» (Деян 19:15). Злой дух полностью овладел несчастным больным, и тот бросился на сыновей Скевы с такой яростью, что они едва спаслись, бежав «нагие и избитые».