355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алексис Хендерсон » Год ведьмовства » Текст книги (страница 1)
Год ведьмовства
  • Текст добавлен: 24 ноября 2021, 14:01

Текст книги "Год ведьмовства"


Автор книги: Алексис Хендерсон


Жанр:

   

Ужасы


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Алексис Хендерсон
Год ведьмовства

Copyright © 2020 by Alexis Henderson

© Е. Шульга, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2021

* * *

Маме, которой я обязана всем.



Пролог
Зверь

Девочка родилась глубокой темной ночью. Она шла ножками вперед, и повитухе Марте пришлось ухватить ее за пятки, чтобы вытянуть из утробы. Беспрепятственно выскользнув наружу, дитя обмякло на руках у Марты и осталось лежать неподвижно, как камень.

Дочь повитухи издала протяжный стон, шедший из самой глубины ее чрева. Она вцепилась в подол ночной сорочки, почерневший от крови, и даже не протянула рук к младенцу. Девушка лишь отвернулась и, прижавшись щекой к кухонному столу, уставилась в окно над раковиной, устремив взгляд в лес.

– Имя, – потребовала она, ярко сверкнув глазами в лунном свете. – Назови мне ее имя.

Повитуха перерезала младенцу пуповину и запеленала в лоскут мешковины. Девочка, прижатая к груди повитухи, была холодна, как ледышка, и та сочла бы ее мертвой, если бы не имя, свербящее у нее в горле, на вкус горькое, как желчь, и вместе с тем сладкое, как вино. Вкус имени, которым нарек ее Отец. Но произносить его вслух она не спешила.

Собрав остатки сил, девушка повернулась к повитухе.

– Имя. Мне нужно знать ее имя.

– Иммануэль, – наконец процедила та, словно проклятие. – Ее будут звать Иммануэль.

Услышав эти слова, девушка на столе растянула в улыбке посиневшие губы. А затем расхохоталась тошнотворным булькающим смехом, что разлился по всей кухне и выплеснулся в гостиную, где сидели остальные члены семьи, ожидая и прислушиваясь.

– Проклятие, – прошептала она, продолжая улыбаться сама себе. – Маленькое проклятие, как она и говорила. Все в точности, как она и говорила.

Повитуха крепко прижала дитя к груди, сцепив пальцы в замок, чтобы унять дрожь, и посмотрела на дочь, неподвижно лежащую на столе в луже темной крови, натекшей меж ее бедер.

– Как говорила кто?

– Женщина в лесу, – прошептала девушка на последнем издыхании. – Ведьма. Зверь.

Часть первая
Кровь

Глава 1

Из света вышел Отец. Из темноты – Мать. Это было начало, и это был конец.

Священное Писание

Иммануэль Мур стояла на коленях у подножия алтаря, приоткрыв рот и молитвенно сложив ладони. Над ней, в одеянии из черного бархата, с колюче обритой головой, возвышался пророк, раскинув окровавленные руки.

Она посмотрела на него исподлобья, очертив взглядом длинный, рваный шрам, рассекавший его шею с одной стороны, и подумала о своей матери.

Пророк, прошелестев сутаной, отвернулся от нее и встал лицом к алтарю, где лежал выпотрошенный ягненок. Он опустил ладонь животному на голову, а пальцы другой руки погрузил глубоко в рану. Когда он снова повернулся к Иммануэль, кровь текла по его запястью, исчезая в темных складках рукава. Несколько капель упали на запачканный дощатый пол у его ног. Пророк помазал девушку кровью, теплыми и твердыми пальцами спустившись от верхней губы к подбородку, и после застыл на мгновение, словно переводя дыхание. Когда он заговорил, голос его звучал нетвердо.

– Кровь паствы.

Иммануэль облизала губы и поднялась на ноги. Привкус соли и железа остался на ее губах.

– Во славу Отца.

Возвращаясь к своему месту на скамье, она старательно отводила глаза от ягненка. Она сама привела его сюда прошлой ночью, в качестве дани, как подношение из дедовой отары, когда в соборе было темно и пусто. На заклание она не осталась – извинилась и удалилась задолго до того, как апостолы занесли свои топоры. И все равно услышала, когда блеянье ягненка, словно плач новорожденного младенца, заглушило их молитвы.

Иммануэль наблюдала, как поочередно проходили через обряд остальные члены ее семьи, пока каждый из них не был помазан кровью. Первой шла ее сестра Глория – она, опустившись на колени, одарила пророка улыбкой. Мать Глории, Анна, младшая из двух жен Мур, благословилась второпях, ведя за собой свою вторую дочь, Онор, которая слизывала с губ кровь, словно это был мед. Наконец, благословение пророка приняла Марта, старшая жена и бабушка Иммануэль. Она вскинула руки, и пальцы ее дрожали, когда все ее тело омыло силой света Отца.

Иммануэль хотела бы испытать то же, что ее бабушка, но, сидя на скамье, она ощущала лишь тепло крови ягненка, оставшееся на губах, и мерный гул сердцебиения. Ангелы не спустились к ней на плечи. Она не почувствовала внутри ни духа, ни бога.

Когда последний из прихожан сел, пророк воздел руки к потолку и приступил к молитве.

– Отец наш, мы стоим пред Тобой, Твои верные слуги и ученики, готовые исполнить волю Твою.

Иммануэль поспешно опустила голову и крепко зажмурилась.

– Кто-то из нас может быть далек от веры наших предков, нем к прикосновению Отца и глух к Его голосу. За них я взываю к Его милости. Я молюсь, чтобы они нашли утешение не во тьме Матери, а во свете Отца.

При этих словах Иммануэль приоткрыла один глаз, и на мгновение ей показалось, что пророк смотрел прямо на нее. Его широко распахнутые даже в пылу проповеди глаза следили за ней промеж склоненных голов и сотрясающихся плеч. Их взгляды встретились, и пророк быстро отвернулся.

– Да придет царствие Отцово.

– Отныне и во веки веков, – в унисон подхватила паства пророка.

Иммануэль и ее подруга Лия лежали на берегу реки, плечом к плечу, разморенные теплом полуденного солнца. Поодаль отдельной компанией собирались остальные прихожане. Для большинства жертвоприношение, омрачившее мессу, успело стать далеким воспоминанием. Все было мирно, и прихожане охотно радовались этому.

Лежавшая рядом с Иммануэль Лия перевернулась на спину, разглядывая облака, густо нависшие над головой. Она была чудо как хороша в платье из небесно-голубого шифона, юбки которого мягко раздувались на ветру.

– Хороший сегодня день, – сказала она и улыбнулась, когда порыв ветра тронул ее волосы.

В Писании и преданиях, в соборных витражах и на картинах, которые украшали каменные стены, ангелы всегда выглядели как Лия: златовласые и голубоглазые, разодетые в тонкие шелка и атлас, с округлыми щеками и кожей, бледной, как речной жемчуг.

А вот о девушках вроде Иммануэль – о девушках с Окраин, темнокожих, с черными, как вороново крыло, кудрями и острыми, как бритва, скулами – в Писании вообще не упоминалось. Их образы не увековечивали в портретах и статуях, им не посвящали стихов и романов. Они оставались незамеченными и невоспетыми.

Иммануэль постаралась выбросить эти мысли из головы. Она не хотела завидовать подруге. Если кто в этом мире и заслуживал любви и восхищения, так это Лия. Лия с ее терпением и добродетелью. Лия, которая, когда другие дети отвергли Иммануэль, называя ее плодом греха, пересекла школьный двор, подошла к ней, крепко взяла за руку и вытерла ее слезы своим рукавом.

Лия, ее подруга. Единственная подруга.

К тому же, Лия была права: день стоял изумительный. Практически безупречный, если бы не то обстоятельство, что сегодняшняя суббота была одной из последних в своем роде – одной из последних суббот, которые они проведут вместе.

В течение многих лет, каждую неделю они встречались после окончания службы. В зимние месяцы – устраивались на пустой скамье в задней части собора и коротали время за сплетнями. В теплое время года Лия приносила большую корзину для пикника, доверху набитую выпечкой из их семейной пекарни в деревне. В особенно счастливые дни они обнаруживали там россыпь печенья и сдобы, булочек и кексов, а в самые счастливые – медовые соты или варенье. Вдвоем они находили местечко у ручья и уплетали сладости, болтая и смеясь, пока их не звали по домам. Так было у них заведено, словно в те долгие дни мир начинался и заканчивался там, на лугу у реки. Но, как и большинство хороших вещей в жизни Иммануэль, этому не суждено было длиться долго. Через две недели Лия собиралась сыграть свадьбу с пророком. В тот день, когда она получит печать, она перестанет быть спутницей Иммануэль, и станет его спутницей.

– Мне будет не хватать этих дней, – нарушила молчание Лия. – Мне будет не хватать сладостей, наших суббот и времени, проведенного здесь с тобой.

Иммануэль пожала плечами, выдергивая травинки, и проследила взглядом за течением реки, убегающей вниз по холмистой равнине и через камыши утекавшей в далекий лес, где она исчезала, проглоченная мраком.

То, как река струилась меж деревьев, вызывало в Иммануэль необъяснимое желание подняться на ноги и последовать за ней.

– Все хорошее когда-нибудь кончается.

– Ничего не кончается, – возразила Лия. – Все только начинается. Мы взрослеем.

– Взрослеем? – хмыкнула Иммануэль. – У меня даже дни крови не начались.

Это была правда. В ее почти семнадцать у Иммануэль еще ни разу не было месячного кровотечения. У всех ее ровесниц кровь приходила уже много лет, но не у Иммануэль. У всех – кроме Иммануэль. Марта уже несколько месяцев назад готова была объявить ее бесплодной. Если у нее не пойдет кровь, она никому не станет женой и никогда не выносит ребенка. Она останется такой, как сейчас, а все остальные вырастут, оставив ее позади, как оставит ее Лия через несколько коротких недель. Это был лишь вопрос времени.

– Начнутся рано или поздно, – решительно сказала Лия, будто своим заявлением могла воплотить слова в жизнь. – Ты только дай время. Эта болезнь пройдет.

– Это не болезнь, – сказала Иммануэль, ощущая на губах привкус крови ягненка. – Это грех.

Какой именно грех, Иммануэль не могла бы сказать точно. Слишком часто она сворачивала на кривую дорожку: тайком читала, нарушая Священные Предписания; забывала о вечерней молитве и засыпала без благословения. Возможно, она слишком часто витала в облаках по утрам на пастбище вместо того, чтобы пасти овец. Или, возможно, не выказывала должной благодарности, когда получала на ужин миску холодной каши. Иммануэль знала одно: на ней висело слишком много грехов, чтобы их сосчитать. Немудрено, что она не получала от Отца благословение кровью.

Если Лия и знала о многочисленных проступках Иммануэль, то не упоминала об этом. Она лишь отмахнулась от нее легкомысленным жестом.

– Грехи могут быть прощены. Когда милостивый Отец сочтет нужным, кровь придет. А после тебя возьмет мужчина, и ты станешь его, и он станет твоим, и все будет так, как и должно быть.

На это Иммануэль ничего не ответила. Щурясь на солнце, она смотрела в поле, туда, где стоял среди своих жен пророк, щедро благословляя столпившихся вокруг него прихожан и раздавая им назидания. Все его жены были одеты в одинаковые тускло-желтые платья цвета лепестков нарцисса, у всех меж бровей была высечена восьмиконечная звезда – святая печать, которой помечали всех женщин Вефиля в день их бракосочетания.

– Уж лучше я буду и дальше пасти овец, – сказала Иммануэль.

– А когда ты состаришься, что же? – спросила Лия. – Что тогда?

– Буду престарелой пастушкой, – заявила Иммануэль. – Старой каргой, пасущей овец.

Лия рассмеялась, звонким и мелодичным смехом, привлекшим внимание окружающих. Она всегда умела приковывать к себе взгляды.

– А если мужчина попросит твоей руки?

Иммануэль хмыкнула.

– Ни один порядочный мужчина, если он в своем уме, не захочет иметь со мной ничего общего.

– Глупости.

Иммануэль перевела взгляд на компанию юношей и девушек ее возраста или чуть старше. Они хохотали и кокетничали, дурачась. Юноши выпячивали грудь колесом, а девушки, задрав юбки выше колен, резвились в воде у берега речки, стараясь не заходить далеко из страха перед бесами, что водятся на глубине.

– Ты же знаешь, что я все равно буду навещать тебя, – сказала Лия, словно почувствовав страх Иммануэль. – Мы будем видеться по субботам, и, когда закончится мое затворничество, я буду приходить к тебе на пастбище – каждую неделю, если смогу.

Иммануэль переключила внимание на разложенную перед ними еду. Взяв из корзины для пикника ломоть хлеба, она густо намазала его свежим маслом и кроваво-малиновым джемом. Она откусила большой кусок и процедила с набитым ртом:

– Святые Земли слишком далеко от Перелесья.

– Я найду способ.

– Все равно это не то же самое, – протянула Иммануэль с капризной интонацией, за которую тут же себя возненавидела.

Лия понуро опустила голову. Большим пальцем она покрутила кольцо на правой руке – нервная привычка, которая завелась у нее в первые дни после помолвки. Кольцо было красивым – золотое, увенчанное маленькой речной жемчужиной, скорее всего, какая-нибудь фамильная реликвия, которая досталась ей от жен пророков прошлых поколений.

– Хватит и этого, – глухо отозвалась Лия. Затем, более твердо, словно пытаясь убедить себя: – Должно хватить. Даже если мне придется всю дорогу скакать на коне пророка, я найду способ увидеться с тобой. Я не допущу, чтобы все изменилось. Клянусь.

Иммануэль хотелось ей верить, но она слишком хорошо умела распознавать ложь, и сейчас она чувствовала в голосе Лии некоторую фальшь. Однако она не стала акцентировать на этом внимание. Ни к чему хорошему это все равно не приведет: Лия была обещана пророку с того дня, как он впервые увидел ее два лета назад. Кольцо, надетое ей на руку – лишь формальность, обет, отлитый в золоте. В положенное время этот обет примет форму семени, которое пророк изольет в нее. Лия родит ему ребенка, и пророк продолжит сеять свое семя, как делал это со всеми своими женами, когда те были еще достаточно молоды, чтобы выносить его плод.

– Лия!

Иммануэль подняла голову и увидела, что ребята, гулявшие по речному берегу, приближаются к ним и машут руками. Их было четверо. Две девушки: симпатичная блондинка, с которой Иммануэль пересекалась лишь мимоходом на уроках в школе, и Джудит Чемберс, молодая жена пророка. Их сопровождали парни. Питер – широкоплечий батрак, сложенный как бык и настолько же образованный, – был сыном первого апостола. Рядом, щурясь от солнца, шел Эзра, сын и преемник пророка.

Эзра, высокий и темноволосый юноша с чернильно-черными глазами, был красив почти до неприличия и притягивал взгляды даже самых благочестивых жен и дочерей. Хотя ему едва исполнилось девятнадцать, на цепи вокруг шеи он уже носил один из двенадцати золотых апостольских кинжалов – честь, которой большинство вефильских мужчин не удостаивались и за всю жизнь, несмотря на все старания.

Блондинка, окликнувшая Лию – Хоуп, – заговорила первой:

– Похоже, вы вдвоем отлично проводите время.

Лия поднесла ладонь ко лбу, заслоняясь от солнца, и улыбнулась им.

– Присоединяйтесь!

Иммануэль выругалась про себя, когда все четверо расположились на траве рядом с ними. Амбал Питер сразу начал рыться в их корзине для пикника, и щедро угостился хлебом с вареньем. Хоуп втиснулась между Иммануэль и Лией и тут же принялась делиться свежими городскими сплетнями – по большей части новостями о какой-то бедняжке, которую заковали в базарные колодки за то, что она склонила местного фермера к прелюбодеянию. Эзра занял место напротив Иммануэль, а у него под боком, так близко, что они соприкасались плечами, пристроилась Джудит.

Они все говорили и говорили, а Иммануэль изо всех сил старалась вести себя тихо и незаметно, как мышка, мечтая стать невидимкой. В отличие от Лии, светских бесед она не переносила. В сравнении с грациозными и обаятельными Хоуп, Лией и Джудит, она казалась самой себе простушкой, совсем как кукурузная кукла ее сестры.

Сидевший по ту сторону корзины для пикника Эзра тоже молчал. Его церемониальный кинжал сверкал на солнце, а сам он казался рассеянным, почти скучающим, он даже не утруждался кивать по ходу разговора, то и дело скользя взглядом по равнинам вдали, с востока на запад, а затем обратно. Он вглядывался в горизонт, словно что-то искал, и Иммануэль против воли задалась вопросом, что именно. Эзра еще не испытал своего Первого Видения и не мог испытать, пока жизнь его отца не начнет подходить к концу. Таков был принцип преемственности: пробуждение сил молодого пророка всегда вело за собой гибель старшего.

Расположившаяся рядом с Эзрой, Джудит слизывала масло с кончиков пальцев, с прищуром поглядывая на Иммануэль из-под густой бахромы ресниц. На ней было такое же желтое платье, как и на других женах пророка, но оно слишком плотно облегало ее тело, чтобы можно было назвать его скромным. Юбки путались вокруг ее ног, а лиф был туго затянут и ужимал талию, подчеркивая изгиб бедер под складками подъюбников. Печать между бровями пока оставалась розовой и слегка припухшей, но заживление явно шло быстро.

Иммануэль помнила день, когда у Джудит впервые пошла кровь. Они втроем – Лия, Иммануэль и Джудит – собирали грибы с ведьминых кругов на школьном дворе, когда Джудит внезапно расплакалась. Она задрала юбки выше колен, демонстрируя тонкую струйку крови, стекавшую по правой ноге в ботинок. Учительница быстро увела ее, но Иммануэль успела услышать, как она прошептала на ухо Джудит: «Ты стала женщиной. Теперь ты женщина».

Так оно и было.

Джудит быстро отринула детство. Расплела косы и завязала волосы в пучок на макушке, сменила оборки и передники на корсеты и лифы, освоила изящные манеры и начала носить женственные наряды так, будто была рождена для них.

Слизнув с пальцев остатки масла, Джудит наклонилась к Иммануэль – так близко, что та уловила сладкий аромат ее духов.

– Правда ли то, что о тебе говорят?

Вопрос застал Иммануэль врасплох, хотя и не должен был. Она видела этот вопрос в глазах всех болтунов и сплетников Вефиля. Все они судачили об одном и том же с той самой ночи, когда ее мать обратила меч пророка против него, едва не перерезав тому горло, прежде чем скрыться в чаще леса. Они выплевывали ее имя, как что-то мерзкое, и вместе с тем смаковали его на своих устах.

– Смотря о чем речь, – ответила Иммануэль, изображая непонимание. – А что обо мне говорят?

Джудит пожала плечами, усмехнувшись.

– Полагаю, если ты до сих пор не в курсе, значит, все это выдумки.

– Видимо, так, – процедила Иммануэль сквозь зубы.

Джудит склонила голову набок.

– Значит, Дара у тебя нет?

Иммануэль отрицательно покачала головой.

В далеком прошлом Даром никого нельзя было удивить. Давным-давно, в век Света, Отец благословлял многих людей, наделяя их силой творить чудеса. Но со времен Священной Войны и последовавших за ней темных веков Дар стал редкостью. Год за годом древние святые ложились в свои могилы, забирая с собой силы, и одаренных людей становилось все меньше. Нынче Марта была одной из немногих повитух в Вефиле, наделенных Даром Наречения, и только пророки обладали Даром Провидения. Более того, не все апостолы имели Дар Проницательности, что позволял отличить правду от лжи, и уж тем более Дар Исцеления Прикосновением. В поколении Иммануэль Даром награждались лишь редкие из избранных Отцом, а она, будучи рожденной вне брака, уж точно не входила в их ряды.

– Жаль, – сказала Джудит, глядя на нее в упор. – Я надеялась, в тебе есть хоть что-то примечательное. Учитывая…

Иммануэль напряглась.

– Учитывая что?

Джудит изогнула бровь идеальной дугой, и на ее губах заиграла надменная улыбка.

– Твою мать, разумеется.

Иммануэль знала, без упоминания о ее матери не обойдется. Никогда не обходилось. Но сейчас что-то в интонации Джудит как будто усилило оскорбление, ужалившее больнее, чем обычно.

На долгое мгновение воцарилась тишина, нарушаемая лишь журчанием реки и жужжанием ос в полевых цветах. Даже болтовня прихожан вдалеке, казалось, затихла, утонув в шуме лесного ветра. А потом…

– А знаешь, – сказала Иммануэль, – если так подумать… меня и впрямь постоянно тянет на танцы голышом в лесу – со зверями и демонами, конечно. Трудно найти свободное время, когда постоянно пасешь овец, но как только выходит полная луна, я стараюсь, как могу, – она весело улыбнулась Джудит. – Что поделать: яблочко от яблоньки.

Повисла пауза, послышались свистящие вздохи. Лия поежилась, и вся компания погрузилась в полную и абсолютную тишину.

Впервые за все время, что он сидел с ними, сын пророка Эзра отвлекся от созерцания горизонта и вперил взгляд в Иммануэль.

И тут она поняла, что допустила ошибку. Греховную, глупую ошибку, совершенную в пылу гнева. Ошибку, за которую она, без сомнения, поплатится выговором, поркой, или даже днем в колодках.

Но затем, к ее удивлению, Эзра растянул губы в кривой усмешке и расхохотался. Не злым, а тем искренним смехом, что исходит из глубины живота. Его плечи затряслись, черные локоны упали на глаза. Через секунду к нему присоединился Питер, громогласный хохот которого разнесся по церковному двору и привлек взгляды их семей, стоявших в тени собора. Это, в свою очередь, заставило Эзру рассмеяться еще сильнее. Через несколько секунд к ним присоединились Лия и Хоуп, и даже Иммануэль несмело улыбнулась. Не успела она и глазом моргнуть, как все уже смеялись в голос, словно старые друзья.

Все, кроме Джудит, которая вскочила на ноги, проглотив возмущенный кашель. Она потянула Эзру за руку, увлекая за собой, но тот, поднявшись, снова взглянул на Иммануэль с кривой улыбкой.

– До следующей субботы, – бросил он через плечо, когда Джудит повела его обратно к собору – к его отцу, пророку, подальше от Иммануэль.

Но когда он вошел в море колышущейся высокой травы, то остановился и обернулся посмотреть на нее. Что-то мелькнуло в его глазах, и в этот момент она могла поклясться, что он понял всю правду о ней.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю