Текст книги "Поезд 666, или число зверя"

Автор книги: Алексей Зензинов

Соавторы: В. Забалуев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Кракс. А зачем шевелиться? Нам и на полу хорошо? Правда, Писатель?

Левый приставляет пистолет к виску и в этом момент появляется проводница со стопкой белья в руках.

Проводница. Что за шум? (Смотрит на пистолеты). Ребята, это у вас настоящие?

Левый (не поворачивая головы). Да.

Проводница. Шутники!.. (Смотрит пометки в блокноте.) Белья вы не брали… Билеты нужны?

Кракс (не сводя глаз с Левого). Нет.

Проводница (Бородачу). А тебе, борода?

Бородач (не сводя глаз с Левого). Оставьте себе.

Проводница. Тоже мне подарок сделал!.. А что это окно настежь распахнуто? Непорядок (Заходит внутрь, чтобы закрыть окно).

Левый. Все.

Стреляется. Грохот. Левый стоит, как столб, закрыв глаза и покачиваясь вместе с вагоном.

Кракс (вставая с пола). Извини, Левый, не успел тебя предупредить. Патроны в наших стволах – холостые. Так что ничего у тебя не выйдет. Жизнь вхолостую – смерть вхолостую!..

Проводница (выходит в коридор). Эй, молодые, холостые, неженатые! Кто из вас Кракс? Еврейский такой фамилия…

Кракс. Это и не фамилия вовсе, а прозвище… Между прочим, по паспорту я – Смирнов… Так что случилось?

Проводница. Телеграмма до вас. Чудак какой-то прислал по рации бригадиру поезда.

Кракс. Давайте! (Хватает телеграмму).

Проводница. Ишь, какой нетерпеливый. А еще в красный пиджак вырядился. Вы за кофе заплатили?..

Кракс (читая телеграмму). Заплатили.

Проводница уходит.

Бородач. У вас от меня секреты?

Кракс. Нет. Не поверишь, но послание всем троим. «Краксу, Левому, Писателю. Ждем перроне полным отчетом. Открылись три горящих путевки Сингапур. Обсудим. Марат.»

Бородач. Сашка! Это он меня заложил!

Кракс. Ты выходил в коридор во время нашего разговора? Идиот! Почему они не прикончили нас всех сразу – еще полгода тому назад!

Бородач. Три путевки в Сингапур? Всегда ценил в Марате неотразимый юмор. Сингапур. Это радикально.

Кракс. И самое главное – необратимо. Теперь он пришьет нам и смерть братков, и сорванные съемки в репортаже Си-Эн-Эн, и все свои грехи заодно…

Левый. Вот и пожили. Пора и честь знать. Правда, Кракс?

Кракс отворачиваются к окну.

Бородач. Это я уже проходил, ребята. Три стадии предсмертного ужаса. Сначала лихорадочное возбуждение, когда мечешься, будто в зверь в клетке, не находя выхода…

Кракс приходит в лихорадочное возбуждение и мечется по коридору, не находя себе места.

Бородач. Вторая стадия – когда руки опускаются, и ты способен часами находится в оцепенении, глядя в одну и ту же точку.

Кракс, застыв, устремляет взгляд в пустоту.

Бородач. А потом заключительная стадия – животный ужас… За Енисеем на одном из полустанков обходчик-алкоголик водил меня в тайгу, на зверя, и на том берегу речки мы увидели молодого медведя. Обходчик вскинул ружье и целиться. Медведю деваться некуда: до леса – далеко, до нас близко – но не подступиться, и вот тогда он заревел и лапами начал закрываться от выстрела – совсем как маленький ребенок…

Кракс издает звериный рев. В коридор высыпают женщина и Юля с бельем в руках. Из купе с затравленным видом выглядывает интеллигент и снова задвигает дверь. Женщина и Юля, вглядевшись в происходящее и увидев только спины Кракса и Левого, идут к служебному отсеку. Женщина, уснувшая под конец рейса и оттого чуть заспанная, заходит в туалет – переодеться в верхнюю одежду, которую несет на руке.

Кракс (отрывает руки от лица – он совершенно спокоен). Ну, как тебе, Писатель, театральный этюдик?

Бородач. Ч-черт!.

Кракс. Вот именно. Мы-то, знаешь, уже пережили эти три стадии умирания, и все последующие тоже, потому что сразу после твоего исчезновения братки целый месяц собирались на квартирах у меня и Левого, пили, развлекались, а попутно решали, сразу нас загасить или попозже. А сейчас – чего нам боятся? Дважды не умирают, хотя ты имеешь превосходный шанс попасть в книгу Гиннеса как исключение.

Юля (сдав белье, подходит к ним вплотную и замечает Бородача). Как, ты не ушел?

Бородач разводит руками.

Юля (переводит глаза на Кракса и Левого). Так это он от вас спасается?

Кракс. Сударыня, это еще спорный вопрос, кто от кого здесь спасается.

Юля (показывая на пистолеты). Как вам не стыдно. Спрячьте подальше ваши вторичные мужские признаки!

Кракс и Левый неловко прячут пистолеты.

Юля (Бородачу). Почему, почему ты здесь?.. Разве не обещал ты найти выход?

Кракс. Так он и вам что-то пообещал? Мои глубочайшие соболезнования! Кстати, мы нигде не встречались?

Бородач. Кончай паясничать, Кракс. Юля, прошу любить и жаловать – это мои армейские кореша: Кракс – первый краснобай Забайкальского военного округа, и Левый – который много думает и мало говорит.

Кракс. И чем больше он думает, тем меньше говорит. Между прочим, кроме бандитских кличек у нас есть и имена собственные. Меня, например, можно звать Дрюндель, уменьшительно-ласкательное от Андрея. А вот этого трепетного жмурика кличут Вовчиком. Скажите, Юля, мы с вами прежде не встречались?

Юля. Да, я уже видела вас – всех троих. И Дрюнделя, и Вовчика… Кстати, как зовут вашего друга?

Кракс. Так ты теперь охмуряешь головы дамам, даже не представившись?.. Какое падение нравов!.. Не знаю, интересно ли вам знать его паспортные данные, тем более, что паспорт ликвидирован по случаю смерти владельца, но мы его зовем Писатель. Кроме того, в армии он у нас был главным кашеваром, а мы, соответственно, расхлебаи, поскольку вот уже сколько времени расхлебываем кашу, которую он заварил.

Юля. И теперь вы его хотите убить?

Кракс. Вы располагаете неточной, или, скажем так, устаревшей информацией. Убить или, говоря более поэтически, загасить, собираются всех нас троих. Мы крупно влипли, мадам.

Юля. И поделом!

Бородач. Перестань, Юля! Я если жив до сегодняшнего дня, так только благодаря Вовчику и Дрюнделю. Они поручились за меня перед ясеневскими, хотя я их уговаривал одуматься.

Кракс. Не очень активно, правда, но мы не в обиде. Писатель тогда был невменяем. Потом пришла наша очередь, но за нас поручится было некому. Впрочем, по всей видимости, за нас поручился Бог. Сегодня его гарантии кончаются.

Бородач. Пойми, Юля, это такие люди! Я их волоса не стою!

Юля. Почему же ты, ничтожество, всучивал мне себя, как старьевщик – гнилой товар? (Плача). Господи, какое свинство! Второй раз в жизни поверила человеку… (Бородачу, пытающемуся утешить ее.) Не трогай меня!

Левый (ни к кому не обращаясь). В детстве я почему-то я думал, что уроды и калеки сами виноваты в своих несчастьях. Теперь, когда я сам стал уродом из уродов, я начинаю сомневаться в своей догадке. Куда все делось, Господи, куда все делось? (Решительно.) Хватит слов. (Открывает коробку и начинает разжигать свечи, прилепляя их по всему вагону и превращая коридор в подобие иконостаса.)

Кракс. Левый, что ты делаешь? Это же свечи на именинный пирог!

Левый. «Где стол был яств, там гроб стоит!» За помин души калиновских штангистов!.. А это – за ясеневских!.. За нас троих!.. За мамочку!.. Прости… и прощай!..

Из туалета выходит женщина. Она переоделась в верхнюю одежду. Халат перекинут у нее через руку.

Женщина (проводнице, моющей стаканы). И что, каждую ночь приходиться вот так вагон обихаживать?

Проводница. А то как же, милая? Каждый раз убираю, вылизываю, словно жду кого-то самого важного, а его нет как нет. Да и какой это дом, если вдуматься, так, турусы на колесах, но все едем куда-то, потому что сворачивать некуда, только под откос.

Женщина. Как там, в Москве? Овладел президент Белым домом, или эти идиоты отбились?

Проводница. А вам-то зачем она далась, наша власть, милочка?

Женщина. Зачем далась? (Поглаживает левую ягодицу, и мечтательно смотрит вдаль). Зачем далась!.. Богу весть, болтать не велено!.. А Белым домом он овладеет, гарантирую вам… (Не дождавшись ответа, поворачивается в сторону коридора.). А там что за огни? Уж не пожар ли?

Проводница. Не дай Бог! Наш вагон последний – глазом моргнуть не успеем, как сгорим!

Идут по вагону. Навстречу из шестого купе движется интеллигент.

Проводница (Интеллигенту). Слушай, ты, крестная морда! Сразу после Загорска туалет закрываю, так что одна нога здесь, другая – там.

Интеллигент (вдогонку). А вот этого не хотите? (Показывает крайне неприличный жест и с грохотом закрывается в туалете.)

Кракс (Бородачу). Возьми, Писатель, вот эти сувенирные корочки. Презент. На долгую память, надеюсь. (Передает ему корочки).

Бородач. Что это?

Кракс. Удостоверение Союза защитников Белого дома «Живая лента Мебиуса». Вклеишь фотографию, сможешь по-свойски захаживать в администрацию президента и на демтусовки. Кстати, ты не поверишь, но мы с Вовочкой нашли-таки Федорова.

Бородач. Какого Федорова?

Кракс. Как какого? Ротного нашего.

Бородач. А-а, Федорова! Я про него и думать забыл.

Кракс. А я помнил. Оказалось, не стал он никаким генералом, вышел в отставку, спился с круга, нищенствует, можно сказать. Хотели мы с Вовочкой его отметелить, а как увидели пьяного, оборванного, так всякое желание пропало. С кем, думаю, счеты сводить – с этим плевком на мостовой? И так нам тоскливо стало…

Женщина (приблизившись). Что за похоронная процессия? Милочка, вы же плачете! (Юле.) Родная моя, да ты же плачешь! Что-нибудь с маленьким? (Обнимает ее.)

Юля (всхлипывая, показывает на Бородача, затем на Кракса и Левого). С ним! И с ними! Их убьют в Москве…

Женщина. Да что ты, роднуля! В Москве комендантский час, милиция с ОМОНом на каждом шагу. Эти никому не дадут убить – если только сами от балды не ухлопают.

Проводница (Левому). Все, что разжег – загасить! С ума все спятили! Вагон за девять минут сгорает!

Решительно возвращается в голову вагона и дергает ручку туалета.

Проводница. А ну выходи, крестная морда!

Голос интеллигента. Я не крестная морда!

Проводница (издевательски). А кто ты – русский интеллигент?

Голос интеллигента. Если так, то я не русский и не интеллигент! Не открою, да?

Проводница (задохнувшись от возмущения и обиды). Как это не откроешь? Ты сейчас не со мной, ты сейчас с МПС разговариваешь!.. Открой, паразит! (Пытается плечом высадить дверь.)

Голос интеллигента. Предупреждаю: у меня с собой толовая шашка. Как только вы взломаете дверь, взорву вагон ко всем чертям.

Проводница. Взрываешь? Мой вагон? Милок, не надо, я тебя не трону. Сри, золотой мой, хоть до самой Москвы – я уберу, только ничего не взрывай.

Бежит в тамбур и срывает там стоп-кран. Поезд с грохотом останавливается, все валятся на пол. Пламя свечей колеблется и гаснет, воздух наполняется чадом.

Проводница (Вбегает в купе проводниц и включает внутреннюю связь). Бригадир! В шестнадцатом вагоне маньяк с динамитом. Заперся в туалете, угрожает взорвать состав. Что? Не слышу! (Выбегает в коридор.) А вы чего разлеглись? Живо в тамбур!

Все молча поднимаются и отряхиваются, не спеша выполнить указания.

Проводница. Телитесь побыстрее! (Юле.) Что с тобой?

Юля. У меня только что умерла та часть души, которой я любила.

Проводница. Серьезно?.. Валерьянки, может быть?

Юля. Не поможет. (Краксу.) Можно у вас попросить это… (Пальцами изображает пистолет.)

Проводница. Он не настоящий, так что не рассчитывайте…

Женщина. Милочка, а как же ребенок. Кто ж ему слезу утрет?

Юля. У него есть отец.

Женщина. Эти отцы сами кого хочешь доведут до слез.

Проводница. Точно!

Бородач. Юля!..

Юля. Ничего не говори, ради всего святого. Ты вот все злился, что не первый у меня. Так знай, ты у меня – никакой, и ничего между нами быть не может. По крайней мере, у ребенка будет родной отец, хотя бы в этом он будет уверен. (Краксу.) Спасибо, как видите, пока не понадобилось. Вот когда сыну исполнится восемнадцать…

Проводница (приходя в себя). Долго мне здесь будут голову морочить? Вон все из вагона. (Смотрит в сторону туалета.) С этим я сама разберусь. (Бородачу, Краксу и Левому). А вы чего стоите?

Кракс. А мы не спешим в Москву! А потом, мы не можем оставить вас в вагоне одну лицом к лицу с опасностью…

Прислушивается. Толчок и удаляющийся стук колес.

Проводница. Погодите! Что они делают, ироды?!!

Выбегает в тамбур и распахивает дверь.

Проводница. Уехали! Отцепили вагон и уехали!

Голос интеллигента. Ага, не видать вам Загорска, как полякам при Пожарском, да?

Писатель. Ну, что, хозяюшка, приехали?

Голос старухи. Эх, дочка! С кем сейчас шашни крутишь? А ведь могла бы я и не пойти за твоего отца! Рядом Петруха-матрос жил, в тельняшке ходил, уж как я его любила. Так ведь родители сказали: иди замуж за Семена, он хозяйственный. Я тебя родила, а ты меня помирать в темноту бросила.

Женщина (свирепея, врывается в первое купе). Мама, я тебя сейчас и вправду задушу! Какие шашни, когда я семью, мужа и тебя, дуру старую, на своей шее волоку? Не бросали тебя по-настоящему, вот и подняла скулеж!

Голос старухи. Да разве я что говорила?

Женщина. Уж лучше бы вышла замуж за своего Ваньку! Разве был у меня отец? Какой он отец? Какие у нас мужья и отцы? Слякоть!

В коридор выходит старуха. Она оказывается на редкость моложавой на вид и весьма легкомысленно и кокетливо одетой для своих возможных лет.

Старуха. Не плачь, дочка! Зря, думаешь, с тобой в Москву езжу? Толкового мужа присматриваю…

Женщина. Для меня, что ли?

Старуха. Петруха-матрос мой, говорят, лет сорок назад в Москву подался… Не плачь, дочка, не лей слезу. Мало ли, что ты нескладная. На то она и жизнь!

Обнимает плачущую дочь. К ним, хлюпая носами, присоединяются Юля и проводница. На женщин озадаченно смотрят Бородач, Левый и Кракс.

Бородач. Кракс, ты прав, я идиот! Мы все в этом поезде мчимся в тартарары, как бараны, на бойню, и никому не придет в голову сорвать стоп-кран и сойти. Я – идиот!

Кракс. Я тебе это тысячу раз говорил! Но лучше быть живым идиотом, чем мертвым умником.

Бородач. Ладно, давайте скорее прикинем, что нам делать.

Кракс. Я так думаю: после гибели братков на самого Марата наверняка начнется охота. Слишком многим он наступал на мозоли…

Бородач. А потом?

Кракс. Потом его должников поделят новые хозяева жизни, и у тебя, у меня, у Вовчика все начнется сначала… Если бы ты не вернул деньги!..

Бородач. Что б тогда?

Кракс. Ты был бы невестой на выданье. Вокруг тебя крутились бы все авторитеты Москвы, а в тюрьме с тебя сдували бы пыль. Но ты остался должен двести баксов, а за эти деньги суд тебя упечет на полные десять лет, если раньше не пришьют наследники Марата.

Бородач. Левый, скажи свое веское слово. Назови место, где мы будем в безопасности.

Левый. Белый дом!

Бородач. Браво! На баррикадах братков нет. Они приходят после. Еще где, Левый?

Левый. Лефортово!

Кракс. А что, действительно! Как противники демократии, мы будем сидеть в самой комфортабельной и самой охраняемой тюрьме, и власть будет беречь нашу жизнь и здоровье, как зеницу ока, потому что мы – единственное оправдание пролитой крови. А потом амнистия – и мы разу в таком политическом весе, что столичные урки перед нами шапку будут ломать.

Бородач. Не годится!

Кракс. Почему?

Бородач. Нет в этом Божьей благодати. А значит, не будет и удачи. Левый, придумай еще что-нибудь!

Левый. Мужской монастырь.

Кракс. Добро бы женский…

Бородач. Я не могу! У меня… (Оглядывается на Юлю.)

Кракс. Думаешь, не понимаем?.. Слушай, Писатель, неужели мы так бездарно профукали нашу жизнь? Держались, как боги, а оказались наживкой на чужом крючке? Были три армейских кореша неразлей-вода, а стали тремя шестерками, шестеренками в механизме, который вращается с нашей помощью и с каждым поворотом увеличивает сумму зла в этом мире. Неужели совсем нет выхода? Вспомни, какими мы ехали по этому маршруту два года назад? Неужели нет места, где лучшие твои мечтания сбываются?

Писатель. Должно быть! Обязательно должно быть!..

Проводница, услышав какой-то звук, заходит в купе Юли и тут же появляется вновь…

Проводница. Гражданка, у вас там ребенок заговорил.

Юля. И что он сказал?

Проводница. Странное что-то сказал…

Приближающийся шум – стук колес и гудок.

Проводница. Неужели послышалось?

Идет в хвост вагона и открывает дверь в тамбур. Из туалета неуверенно высовывает голову интеллигент.

Проводница. Поезд! Я же вам говорила – убегайте!

Юля бежит в купе. За нею бросается Бородач. Кракс и Левый стоят, обнявшись. Дочь отступает за старуху. Проводница протягивает руки, словно пытаясь остановить наезжающий состав. Шум переходит в грохот, затем свет меркнет, раздаются лязг, звон, скрежет. Далее – тишина.

Занавес закрыт.

Звук сирены. Шум подъезжающих машин. На авансцене возникает шофер Сашка. Он напряженно вглядывается куда-то вдаль, вытаскивает пистолет, затем быстро убирает его и вынимает мобильный телефон, набирает номер и подносит трубку к уху.

Сашка. Алло, Марат? Как слышно – нормалек? Че? Да, доехал. Это сирена на скорой помощи воет, только без толку. Писатель и его дружки нас больше не волнуют. А кто волнует? Жена с ребенком? Ехали этим поездом? Сочувствую, Марат. Ей-ей сочувствую! Гадом буду! (Пауза.) Что хорошо? Не смог бы принять? (Чешет затылок и бормочет.) Ё-мае!.. Что говоришь? В Калинове ярославские чеченцы? Остатки штангистов у них под крышей? Абзац!.. Я виноват? А я-то при чем, Марат? Я что, умереть должен был?.. Должен? Спасибо, конечно!.. Слушать внимательно? Слушаю!.. Не понял тебя!.. Рвем из Москвы? Куда? Нет не бывал… Говоришь, уже идут? С билетом до Сингапура? Погоди, Марат, а как же я?.. (Опускает трубку.) Бросил трубку, падла!

Складывает телефон, потом со всего размаха по крутой дуге бросает его за кулисы. В бешенстве мечется по сцене, потом останавливается.

Сашка. Ничего, перезимуем! Хорошо еще, не выгрузил вьетнамцев. Доедем до Ханоя, а там, глядишь, и Сингапур рукой подать. Мало ли на свете хороших городов, кроме этого. (Смотрит вперед.) Прощай, золотая моя, прощай, столица моей Родины! В гробу я тебя видал, родимая!.. (Проверяет пистолет, затем вынимает кошелек и пересчитывает доллары.) Ну, что, в путь? (Смотрит вперед.) Что, Писатель? Приехали? Так это, надо думать, жена шефа была? Странно, первый раз жаль кого-то. Не пойму только, их всех, или себя. Эй, Кракс, Левый, где вы там, дайте ответ! Молчат, ангелы…

Пауза.

Занавес открывается.

Тот же вагон, освещенный утренним светом. Пассажиры 1991 года и проводница приготовились к выходу. Под стук колес и скрежет рессор поезд подъезжает к перрону. Мелькание теней от ферм и акведуков. Стук колес замедляется и сходит на нет. Толчок. Остановка. Тишина.

Занавес.