Текст книги "Черт нас рассудит (СИ)"

Автор книги: Алексей Щербаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

«И горит в глазах до изумления Солнце, принесенное с вершин.»

Вот это – для Мужчин!

Рюкзак и ледоруб.

И нет таких причин,

Чтоб не вступать в игру.

А есть такой закон -

Движение вперед.

И кто с ним незнаком

Навряд ли нас поймет

(Юрий Визбор)

Шаг. Ещё шаг. Я вырубил ботинком очередной след. Нет, ну вот на кой хрен мне было переться на этот Памир? Тяжело-то как...

Собственно, началось-то это три года назад. Я стал пропагандировать альпинизм. Причин было много. Альпинизм – это оборонный вид спорта. Я отлично знал, как наши солдатики про...бали Кавказские перевалы. По стенке, по которой поднялись ребята из дивизии "Эдельвейс", чтобы захватить Марухский перевал, я лично ходил. И даже их крюки видел.

Но дело-то даже не в этом. Альпинизм – один из самых благородных видов спорта. Тут основополагающий принцип: "Жизнь товарища ВСЕГДА дороже твоей"*. Так что среди альпинистов разных стран я видел разных людей, но вот жлобов среди них не было.

(* Тем, кто не врубается, что такое альпинистская этика, я очень рекомендую французский фильм "Смерть проводника", 1975, режиссер Жак Эрто. На мой взгляд, это единственный фильм, в котором правдиво показано, что такое альпинизм. И какие там люди.)

Ну, а мне тоже захотелось в горы.

Дела были веселые. Вот тут-то мне пришлось прогресствовать в полный рост. В этом мире не знали ни рюкзака Абалакова, ни обвязки Абалакова, да и ни хрена не знали. Разве что "будильник Абалакова". Даже палаток-памирок не знали*. Заодно мы подсуетились в смысле заработка для СССР. Про карабин "Ирбис" тут понятия не имели. Как, впрочем, и про карабин Абалакова. Я просто охренел – да с чем же местные ребята в горы ходили? Хорошо хоть ледоруб изобрели. Да и тут фигня вышла – попытались внедрить совершенное чудовище под названием айсбаль**. А уж ботинки, в которых ходили... В общем, в альпинизме мы оказались впереди планеты всей.

(* Альпинистская шутка. С именем великих альпинистов, братьев Абалаковых, связано много предметов снаряжения, которые были в ходу в массовом альпинизме аж до 80-х годов. Так вот, "будильник Абалакова" – это выпить вечером пять кружек чая. В пять утра проснёшься точно.

Памирка – четрыхместная палатка, хотя шесть товарищей там тоже помещаются, а иногда бывало и больше. Главная её особенность – простота установления. Она устанавливается на двух стойках, которыми могут послужить и связанные попарно четыре ледоруба. Я вот лично ставлю "памирку", правда со стойками, а не с ледорубами, "в одну харю" за две минуты. А если кто подержит стойку – то за 40 секунд.

** Айсбаль. Предмет альпинистского снаряжения, типа ледоруба, но вместо "лопатки" у него скальный молоток. С точки зрения ГГ, как впрочем, и автора, идея явно неудачная. Бить крючья им тяжело, а вот "лопатка" ледоруба, отсутствующая у айсбаля, порой очень даже нужна.)

Ну, в общем, я ринулся развивать альпинизм. Поначалу было тяжело, всё-таки иное тело, да и не тренировался долго. Но мужик-то, в которого я попал, был тем ещё лосем. Так что все перегрузки я перенес более-менее спокойно. Ну, а дальше... Ведь что в альпинизме главное? Сила воли. Хочешь, не хочешь – иди! Ну, вот этого-то у меня хватало всегда. Так что я быстро освоился.

А дальше что? Для начала стали создавать альпинистские лагеря. Как водится в этом времени – по ведомствам. Так что первый лагерь, основанный в Домбайской поляне, так где в моём времени был "Алибек", принадлежал НКВД. А что тут такого? Ребята из этого ведомства, здоровые парни, тоже были не против на досуге побегать по горам.

А потом начались разные идеологические дела. Ну, к примеру, потащились на Эльбрус. Если вы там не были – то и не ходите. Подъем на эту вершину – дико скучное дело. "Ишачка", как говорят альпинисты. То есть, тупо прешь вверх. И никаких тебе приключений на задницу – вроде скал, ледников и прочего.

Но типа было надо. Тем более, что я как раз когда тащился на Эльбрус, вспомнил, что когда в 1942 на Кавказ приперлись фрицы, то у них была специальная команда эсесовских альпинистов из "Аненербе"*, которые потащились на эту гору, чтобы установить там какое-то особенное нацистское знамя. Хотя на самом-то Типа после этого дела у них пойдут хорошо. Дела хорошо у них не пошли, но уж пусть тут будет красное знамя.

А, ну ещё я привлек братьев Абалаковых. Впрочем, искать их не пришлось, они сами прибежали.

(*Вообще-то это совсем не так. На Эльбрус нацистское знамя подняли бойцы дивизии "Эдельвейс", которые к СС никакого отношения не имели. Просто из альпинистского куража. И Гитлер, который альпинистов не любил, был в бешенстве. Типа эти ипанутые скалолазы фигней занимаются вместо того, чтобы взять Закавказье. Но ГГ начитался в своем времени разных дурацких книжек.)

А вот я теперь пер в связке с Евгением Абалаковым через ледник. Горы – очень обманчивы. Вот, кажется – там уже вершина. А хрен вам! Это просто перегиб, за которым новый подъем. Шаг, ещё шаг. Нет, ну на хрена я в это ввязался? Я ведь в том мире никогда не бывал на таких высотах. Семь тысяч – это не хрен собачий. Но вот уж понесло. Когда составилась советско-германская научная экспедиция на Памир, то возникла мысль – а не подняться ли на самую высокую гору в этой местности? Вот и поперлись. Впрочем, тут я сам виноват. Ладно, что я общался с Лениным и Сталиным. Это всё фигня. Но для альпиниста – пойти в связке с самим Абалаковым! Тут устоять было невозможно. А эти братаны Абалаковы – полные отморозки. Им бы только в горы лазить. Вот и брательник Жени, Виталий, прется ниже в связке с таким же немецким отморозком – Вилли Рикмерсом.

Но как это всё мерзко и гнусно! Ножки идти вообще не хотят. Дыхалка тоже уже ни к черту. А что делать? Шаг. Ещё шаг.

Я даже не понял, когда вся эта байда закончилась. Но вдруг мы оказались на скальной площадке, с которой пути вверх больше не было.

– Серега, мы дошли! – Заорал Евгений.

И тут только я по-настоящему врубился, что мы сделали. Вообще-то человек, который не поднимался на вершины, не понимает того, что чувствуют альпинисты. Эдакую сатанинскую гордость. Типа я стою выше всех. Но тут-то было круче! Мы взошли на вершину, на которую до этого не ступала нога человека. То есть, мы сделали то, о чём мечтает любой альпинист. Лучше гор могут быть только горы. На которых никто не бывал.

– Хорош отдыхать, давай дело делать! – Крикнул Абалаков.

Я достал из рюкзака красное знамя, флагшток пер Женя.

Пока мы устанавливали знамя, подтянулась вторая связка. После того, как они отдышались, возник вопрос: а как назвать вершину? Мы имели право первосходителей.

– Давайте "пик Абалаковых", предложил я.

– Нет, мы-то кто? Может, "пик Коммунизма"? – предложил Виталий.

Я изобразил сомнение. Такое название, хотя его и носила эта гора одно время, мне не слишком нравилось. Да и Вилли явно не перся от этого предложения.

– Ребята, я предлагаю назвать гору пиком Сталина. А пиком коммунизма – должен стать Эверест.

– Мы за! – Чуть ли не хором сказали Абалаковы.

– Да и я за, Сталин – великий человек, – согласился Вилли.

– А как насчет Эвереста? – Спросил Евгений.

А вот в натуре – как? Вот тут-то моего послезнания было не то что много, а очень много. Ну, альпинист же. Я знал обо всех неудачных попытках штурма "крыши мира". И об ошибках альпинистах тоже знал. Более того, я полагал, что Джордж Мэллори на вершине всё-таки побывал. Меня в этом убедил Владимир Балыбердин, а уж он-то про Эверест знал хорошо*.

(* Джордж Мэллори. Английский альпинист. Участвовал в 1924 году в попытке восхождения на Эверест. Пропал без вести во время восхождения. Его ледоруб позже был найден в нескольких стах метрах от вершины. В альпинистском сообществе многие считают, что Мэллори всё-таки был на вершине, а погиб на спуске. Эту версию автору излагал Владимир Балыбердин, альпинист, поднявшийся на Эверест по маршруту, считавшемуся непроходимым. Кто "в теме" – "Северо-Западная стена".)

– А нам это надо? – Спросил я и уже знал ответ. Этим точно надо. А вот нужно л нам? Хотя... Нет, туда я уж точно не попрусь. А вот эти ребята... Почему бы и нет?

Игры товарища Артузова

Работа разведчика-нелегала – занятие достаточно занудное. Огромное количество времени тратится на обеспечение собственной безопасности. К примеру, нелегал никогда не идет напрямую из пункта А в пункт Б. Он обязательно покружит по городу, проверяя – нет ли за ним хвоста.

Вот и Сидней Рейли, сгрузившись на Финляндском вокзале, куда он прибыл из Стокгольма (с пересадкой в Гельсинфорсе, разумеется) доехал на извозчике до Таврического сада, а потом долго кружил по улицам.

Впрочем, на этот раз он был даже этому рад. Наблюдение, благодаря многолетней практике, Рейли вел "на автомате", оно не мешало разведчику осматривать город, в котором он не бывал в восемнадцатого года.

Питер, то есть Ленинград, сильно отличался от имперский столицы, и уж тем более – от послереволюционного кошмара. По мнению Рейли, по сравнению с имперскими временами, он стал каким-то более шумным и провинциальным. А так... Народу на улицах имелось много, многочисленные лавки и кабачки работали, по улицам двигались трамваи, извозчики, а порой и немногочисленные авто. Город как город. Никаких особо советских черт Рейли не заметил.

И вот тут как раз эти черты появились. Сидней шел по улице Чайковского, из-за угла, с Моховой, на него буквально вылетели и чуть не врезались двое здоровенных бритогоголовых парней. Оба были одеты в "комсомолки" и в вошедшие в моду среди комсомольцев (не только советских, но уже и парижских) грубые голубые "американские" штаны*. На плечах у обоих висели сумки на широких ремнях – из той же голубой материи, со множеством накладных карманов.

(* Джинсы. Арманд Хаммер построил в Москве фабрику по их производству. Населению они пока не слишком нравились, но комсомольцы оценили удобство этих штанов. Наплечные сумки тогда не носили, это всё коньковские штучки.)

Рейли чуть было не схватился за шпалер, лишь в последний момент сообразив, что опасности нет. Её и вправду не было.

– Извините, товарищ, заговорились, – сказал один из комсомольцев.

Они вежливо посторонились, пропустив Сиднея, и двинулись по Кирочной, продолжая дискуссию.

– А тебе говорю: попытка связать фрейдизм и марксизм – это полная глупость, если не контрреволюция... – Услышал он одну фразу.

А хорошая у них мода на эти наплечные сумки, – подумал разведчик. Особенно для людей его профессии. Руки свободны.

Впрочем, это Рейли подумал мельком. Паранойя – вечный спутник разведчика. Если выдалась такая встреча – надо снова провериться. Поэтому Сидней резко ускорил шаг, приняв вид делового человека, опаздывающего на важную встречу. Он двинулся по Моховой – и резко свернул в подворотню.

Эти места Сидней знал. Тут имелась огромная система проходных дворов, с несколькими выходами как на Моховую, на Литейный и на Чайковского. Затеряться в них – раз плюнуть. Однако Рейли плутать не стал. Оказавшись во дворе, он тут же резко взял влево, и притаился в темном углу.

Расчет был такой. Если за ним следят, то они в курсе про эти дворы. Топтун, не знакомый с городом – это даже не смешно. Значит – преследователь на рысях кинется следом, чтобы не упустить объект.

Никто следом во двор не заскочил. Но на всякий случай Рейли вышел на Моховую из другой подворотни. Осторожно огляделся. Моховая – улица пустынная, никаких праздношатающихся личностей он не заметил.

Ладно, теперь уже недалеко.

Осталось дойти до дома ╧18, зайти во двор и подняться по лестнице. Он оказался перед массивной, довольно обшарпанной дверью. Возле звонка имелась табличка, с указанием, кому из жильцов сколько раз звонить. Ага – "Афиногенову 3 р.". Он позвонил.

Дверь открыл невзрачный мужик, по роже которого было видно, что он принадлежит к числу друзей Зеленого Змия.

– Что надо?

– У меня письмо к Николаю Александровичу Афиногенову от его дяди из Тулы.

– Он уехал в Парголово, после обеда будет. Подождите, если не лень.

Так, пароль принят, отзыв верный. Причем, отзыв "спокойный". Если бы в ответ раздалось "загляните ближе к вечеру", это означало бы опасность.

Рейли прошел вслед за мужиком по длинному коридору, заставленному всяким барахлом. Мужик открыл одну из дверей.

– Заходите.

Рейли вошел и... Все понял. В большой комнате с двумя окнами за столом сидело трое мужчин. Двое были в английских костюмах, один во френче. Но бывалый разведчик сразу понял кто они такие. В двери уже стоял мужик, теперь уже совершенно не напоминавший выпивоху. В руках у него был наган. За его спиной виднелся ещё один. Да и двое из сидящих тут же извлекли откуда-то стволы...

Рейли без слов поднял руки. Один из обитателей комнаты поднялся с места и деловито изъял у разведчика пистолет.

– Здравствуйте, мистер Розенблюм, – с усмешкой сказал тот, который во френче. – Что-то вы заставляете себя ждать. Ваших двух друзей мы взяли ещё не прошлой неделе.

Рейли испытал не страх, не злость, а... дикую досаду. В самом деле. Сколько он иронизировал над Савинковым. Дескать, вот дурак, попался на простую провокацию чекистов. И теперь оказался в том же положении. Сидней очень хорошо знал, что будет дальше.

* * *

С Памира мы со Светланой прибыли в начале сентября. Да-да. Моя подруга тоже ходила в горы. Конечно, переть на семитысячник – это было для неё слишком. Но ведь наша прогулка на пик Сталина была только эпизодом большой научной экспедиции, которая продолжала сидеть на Памире. Так что полазить было где и без этого самого пика. По крайней мере, перевал Светланы на картах теперь имелся. Что, кстати, среди немецкой части экспедиции вызвало сенсацию. Наши-то уже привыкли, что девки лезут куда угодно. Но вообще-то в это время на Западе женщины в горы не ходили. Вообще. Если учесть, что представители немецкой прессы в экспедиции имелись, то моя подружка в очередной раз подтвердила репутацию "лица Революции".

Ничего мы так, наверное, выглядели – эдакая парочка с загорелыми облезлыми мордами*.

(*В высокогорье кожа на лице обгорает и шелушится. Так что видок у альпинистов после восхождения тот ещё.)

Фанфарами нас не встречали, но кому надо, явно засекли. Потому что не успели мы толком осмотреться в своей квартире, как зазвонил телефон. На той стороне провода был Артузов.

– Привет, Сергей. С победой вас! Как там мои ребята?

(В экспедиции, разумеется, были люди из ОГПУ, причем трое всерьёз ходили. Совмещали, так сказать, приятное с полезным.)

– Потренируются, будут хорошими альпинистами.

– А у нас тоже есть кое-что интересное. Неделю назад мы в Ленинграде арестовали небезызвестного тебе господина Сиднея Рейли.

– Вот наконец-то. Материалы пришлете, когда будет можно?

– Так зачем я тебе звоню? Дело-то не в Рейли. Это был завершающий эпизод. Мы раскрыли очень интересную организацию. Твои ребята имеют тоже к этому отношение. Я обещал рассказать, когда будет можно? Вот теперь можно. Так можешь сегодня с восемнадцати часам?

– Куда ж я денусь?

– Жду.

Да уж, интересно. Речь шла о событиях, которые начались три года назад. Мой коллега и «товарищ по попаданству» Максим сумел внедрить человека в радикальную контрреволюционную организацию, которая собиралась заниматься экономическим терроризмом на территории СССР. Потом нас от этого дела оттерли. Видимо, товарищ внедрился хорошо – и дальше с ним работало ОГПУ. Но полгода спустя Артузов обратился ко мне со странным заказом. Требовалось найти случаи разных ЧП на предприятиях Москвы и Донбасса и написать о них так, будто это были диверсии. Нам-то что? Сказали – мы сделали. ОГПУ играет в игры. Примерно полгода назад Артузов озвучил новую просьбу. На это раз нужно было найти какие-нибудь пожары, а также несчастные случаи на железной дороге.

– Если не найдете ничего подходящего, выдумайте! Будут претензии от НКПС, посылай их... на Лубянку. Да, и тисните пару-тройку статей о том, что контрреволюционеры перешли к экономическому террору.

Это мне было уже совсем непонятно, но чекистам виднее. Тем более, Артузов обещал всё рассказать, когда будет можно. И вот это время пришло.

Рассказ Артузова, подкрепленный множеством материалов, мне понравился. Там ведь что было? Первоначально в «органах» никто не понимал, зачем возникла организация, ставившая цель наносить диверсионные удары по советской экономике. Понятно ведь, что нанести какой-то серьезный урон у них не выйдет. Первоначально даже думали, что это просто оклополитические мошенники, желающие подоить западные разведки. Таких встречалось немало. Но затем нарисовалась совсем иная картина. Эти ребятам плевать было на борьбу большевизмом. Дело тут было в концессиях.

В деловых кругах Запада, в том числе и среди русских промышленников, успевших вытащить капиталы, существовало стойкое мнение: вступив на путь нэпа, советские руководители свернуть с него уже не смогут. То есть, по факту возродится капитализм. А под каким флагом – это их совершенно не волновало. А значит, появилась интересная мысль – взять концессию и таким образом «забить место». А потом как-нибудь это предприятие приватизнуть. Но чем меньше платить – тем лучше. Вот для этого-то и предназначались диверсии. Разумеется, дело шло не о конкретном ущербе, а об инвестиционном климате. Дескать, вон что у вас творится, так что снижайте-ка цену.

И ведь, что интересно. Оказалось – у предпринимателей имелась собственная агентура. Это были инженеры, из "бывших", которым сдернувшие хозяева оставили наказ "присматривать" за предприятиями. За это им платили кое-какие деньги в валюте. Кому-то пересылали с оказией, кому-то – клали на счет в западных банках.

Блин! Я вспомнил "шахтинское дело" из моей истории. Там инженеры из "спецов" обвинялись как раз во вредительстве, в том, что они гробили оборудование шахт. В "перестройку" это дело выставлялось как лучшее свидетельство фальсификации уголовных процессов в тридцатые. И выглядело убедительно. В самом деле – гробить шахту – как-то мелко. Ладно, когда кулаки поджигают колхозный амбар. У мужиков их деревня – центр мира. А человек с высшим образованием должен понимать – такими булавочными уколами СССР не свалить. А вот если там тоже имела место борьба за концессии...

Расчет у французских "борцов с коммунистами" был понятен. Они выйдут на "промышленную" агентуру – а те им подскажут, как и что лучше портить...

Это всё чекисты выяснили довольно быстро. Людям, идущим в Союз, понятное дело, тонкостей не объясняли. Их накачивали на тему борьбы с Советами. А когда ребята узнавали правду, у них не имелось особых причин запираться. Хотя бы потому, что русских буржуев радикальные эмигранты не любили. Во время Гражданской войны те копейки не пожертвовали на борьбу с большевиками*.

(* В РИ было точно так же.)

Так что с их помощью и с помощью РОСТА Артузов создал иллюзию активной деятельности террористов. Реальные случаи были нужны, потому что имелось опасение: есть нераскрытые "проверяющие". Так что довольно быстро вся организация была раскрыта.

Но Артузов не был бы собой, если б на этом остановился. Ему очень хотелось пообщаться с представителями парижского руководства. Выманивать их как Савинкова он счел опасным. Повторяться не следует. Тогда глава ОГПУ придумал интересный финт ушами.

Легенда была такая: кто-то из заграничных групп не нашел местных агентов, кто-то решил, что те "трусы и предатели". Зато скентовались с какими-то местными отморозками. И начали творить беспредел по мере сил. Вот их "деятельность" мы и освещали.

Расчет оказался верным. В Париже схватились за голову. Придурки! Они ведь сами попалятся и всех попалят! Но получалось – с остальными связь прерывалась, а эти вроде как продолжали деятельность. На какие-то попытки увещевания террористы внимания не обращали. Да и много ли скажешь через шифрованную переписку, идущую очень заковыристыми путями? Так что руководство направило троих, в том числе и Рейли, чтобы прочистить мозги особо непримиримым борцам. Их тут ждали со всем уважением.

– Вот так. Наша работа, в основном, закончилась. Теперь работать вам.

Игры товарища Конькова

На следующий день я собрал у себя в кабинете наиболее талантливых наших работников и изложил им суть дела. Тут были Светлана, Миша, Геббельс, Ильф с Петровым. Были и другие. Например, Дмитрий Белозеров, балтийский матрос, которого когда-то я захватил с бронепоезда. Из него получился офигенный фельетонист. Митя, получив кое-какое образование, смог пройти между Сциллой и Харибдой, где оказывались такие самородки, как он. Ведь бывало, что способных товарищей из народа клинило на том, что они типа пролетарии и ничему им учиться не надо. Они и так всё знают. А другие, наоборот, пытались писать «по интеллигентски». Из чего тоже мало чего хорошего выходило. А вот Белозеров нашел свой стиль. Он писал подчеркнуто грубовато, со специфическим матросским юмором. А заодно опубликовал несколько рассказов для детей, написанных в стиле матросской «травли»*. Я подозреваю, что в этой истории Андрею Некрасову** придется искать другие сюжеты.

(* "Травля". Рассказ моряками "морских" баек. Любой моряк понимает степень их "достоверности", но "сухопутным" и "салагам" их рассказывают типа на полном серьезе.

**Андрей Некрасов, советский писатель, автор повести "Приключения капитана Врунгеля", написанной именно в жанре "травли".)

Присутствовал и Маяковский. Вообще-то он тут на фиг был тут не нужен, но он был очень обидчивый человек, а я его старался в последнее время не обижать по пустякам. Почему – расскажу дальше. Так что пришлось позвать.

...Я убедил Артузова: лучше, если мы не станем гневно обличать очередных контриков, а высмеем их. Как говорили в моём детстве, «обманули дурака на четыре пятака!». Вот именно так я и изложил задачу. И тут началось такое... Миша и Геббельс чуть было не подрались за «право первой ночи». То есть, за возможность первым опубликовать развернутый материал. Развести их удалось только тогда, когда я Йозеку дал монополию на работу с Германией. Геббельс вообще-то был интересным типом. Когда я брал его на работу, то думал – он просто ненавидит всех на свете, как это нередко случается с такими как он... Ну, честно, говоря, уродцами. Но, как оказалось, Геббельс сидел на другом комплексе. Он в Германии предпринимал какие-то попытки добиться успеха в литературе и журналистике, но все они закончились ничем. Так вот Йозек и хотел доказать – а вот вам, козлы! И прежде всего, он хотел доказать это Германии. А журналюгой-то он был блестящим. При этом он был по-своему порядочный человек. Кто такой порядочный журналист? Тот, кто продается один раз. В той истории Геббельса купил Гитлер, отдав ему всю пропаганду*. И он фюрера не предал. Во время путча 1944 года хрен знает, чем бы всё закончилось, если бы не Йозик. И умер он в том же бункере, что и Гитлер. И убил своих детей. Чудовище? Но я предпочитаю работать вот с такими, нежели со склизкой мразью, которая, как в моем мире, по пять раз меняла свои взгляды в зависимости от того, куда дует ветер.

Тем более, что тут Геббельса купили мы. И отступать ему тоже было уже некуда.

(* В РИ до 1930 года Геббельс поддерживал "левых" нацистов, которые выступали за исключение Гитлера из партии.)

И, кстати, Геббельс подкинул очень неплохую мысль:

– Сергей, а почему бы нам не написать, что первыми несчастные случаи за теракты стали выдавать именно контрреволюционеры? А чекисты просто этим воспользовались?

А в самом деле...

Потом уточнили кое-какие вопросы Ильф и Петров. Вот ведь судьба! В этой истории они тоже как-то сумели встретиться сами, без какой-либо моей помощи. И роман «Двенадцать стульев» они написали, сейчас он готовился к выходу в литературном приложении к «Красному журналисту». Я его уже читал. Роман очень отличался от знакомого мне, благо тот я знал чуть ли не наизусть. Оно понятно. Тот роман был очень злободневным. Просто более поздние поколения читателей не всегда понимали многие аллюзии. А тут была иная история, а потому и произведение вышло иным. Но не менее блестящим. Здесь его пробивала Светлана. Она имела редкую способность – умение распознавать нестандарнтную талантливую литературу. Да-да, это очень редкий дар. Всегда и всюду. К примеру, первое произведение Артура Конан-Дойля о Шерлоке Холмсе, «Этюд в багровых тогнах», отвергли восемь издательств. А как «заворачивали» молодого Джека Лондона... Неформат, понимаете ли. А вот Светлана, прочтя произведение, тут же передвинула все издательские планы – и пихнула роман в ближайшие номера. Это надо понимать. Авторы – люди очень обидчивые, к тому же гонорар платят после выхода произведения. Так что обиженных было много. Но на все попытки качать права Светлана отвечала на языке, усвоенном во время поездок на бронепоезде. А если кто не понимал, намекала, что стрелять она не разучилась...

Так вот, Ильф и Петров выглядели какими-то грустными. После совещания Светлана подвалила к ним.

– Ребята, в чём дело? Задание не нравится?

– Задание отличное. И мы сделаем в "Крокодил", что надо. Но... Мы вот в своём романе описали "Союз меча и орала". Знали бы мы о том, что нам сейчас Сергей рассказал, мы бы написали не так...

Тут подошел я.

– Да, не волнуйтесь. В книжном варианте перепишете. Даже интереснее – литературоведы будут защищать диссертации на тему разницы разных редакций вашего текста.

– А вы думаете...

– Да ладно. Редактируйте роман для книжного издания. Но не забывайте, про ежедневную работу.

Вот как работать с журналистами, которые уже шагнули в бессмертие? Им ведь ещё один роман писать. А, может, и третий получится?

Да, имелся тут ещё один бессмертный. Который, хотя и пытался изображать горлана и главаря, на самом-то деле по жизни был слабым человеком. Вот и сейчас Светлана что-то втирала Маяковскому. Что с ним делать? У него были какие-то очередные проблемы. Невозможно спасти человека от самого себя. Многого из того, что в той истории его привело к самоубийству, здесь не было. Но было иное.

Например, Маяковский пытался заниматься набравшей популярность рок-музыкой. Точнее никакой "рок-музыки" тут не было. Ведь что такое "рок" в русском языке? Фатум. Неизбежность. Но комсомольцы полагали, что они могут изменять мир как хотят. Так что этот музыкальный стиль получил название "реф". Революционный фронт. Благо, на всех европейских языках он выглядит похоже.

Да и музыка.. Тут это больше напоминало акустические варианты концертов рок-групп 80-х, но тем не менее. Маяковского вдохновляло не только мощное эмоциональное воздействие, но и сама творческая атмосфера. Рок-группа – это коллектив, команда. А Маяковский по жизни без команды жить не мог. Но вот тут-то и вышел облом. Его стихи в принципе не ложились на музыку*.

(* В РИ попытки положить стихи Маяковского на музыку предпринимали очень неплохие композиторы и музыканты, например, Александр Градский. Но выходило как-то не очень...)

А между тем гремели песни его друзей и соперников. "Синие гусары" Асева, "Баллада о гвоздях" и "Баллада о синем пакете" Тихонова. А уж заключительная часть "Смерти пионерки" Багрицкого вообще стала неформальным гимном комсомольцев*.

(* В данном времени текст был такой: "Нас водила молодость/ в сабельный поход/нас бросала молодость/в партизанский год". А дальше как в РИ.)

Маяковскому было очень обидно.

Впрочем... Некоторые ведь уже доигрались. Сергей Есенин, например. Ему тоже понравилась идея исполнять свои стихи в музыкальном сопровождении. Даром, что он-то был ярым индивидуалистом. Но ведь и в истории рок-музыки такое было. Ведь что такое группа Doors? Джим Моррисон и все остальные. Я имен-то других музыкантов не помню. Хотя Джим, вроде, и играть ни на чем не умел.

Вот Есенин и замутил группу. Благо его-то стихи идеально ложатся на музыку чуть ли не в любых жанрах.

И пошло-поехало. Нэп ведь. Сколько хочешь, столько и выступай. "Москва кабацкая" звучала в рок-варианте. Успех был феерический. Есенин брал за концерт не менее 500 червонцев, а концертов было полно. В то время он уже пошел вразнос, то есть очень редко протрезвлялся. Дальше – понятно. Фанаты и фанатки у него и без того имелись, а уж тут...

В общем, в 1926 году он закончил свою жизнь как Высоцкий или Моррисон. Но хоть не в петле.

Но, впрочем, что делать? Нам поставлена задача, мы будем её выполнять.

* * *

У людей, собравшихся в кабинете здании "Русского клуба" настроение было не самым лучшим. Десять дней назад РОСТА/ТАСС опубликовал официальное сообщение об аресте Сиднея Рейли. Теперь они решали: что делать дальше? Эти ребята не являлись профессиональными разведчиками или подпольщиками, паранойя ещё не впиталась у них в кровь. Профессионал в подобном случае всегда рассчитывает на самое худшее. А они пока что надеялись на то, что арест Рейли мог быть случайностью. Он ведь и раньше "засветился" в России. Мог ведь "сгореть" и на простой проверке документов... Но тут в кабинет вломился ещё один человек, размахивая газетами.

– Вы видели ЭТО?

– А что тут такое?

– Вы прочтите...

Первой газетой была французская "Юманите", орган Коммунистической партии Франции. Вошедший ткнул пальцем на передовую. Заголовок гласил: "Контрреволюционные мошенники попались на удочку ОГПУ."

– Вот эта статья. Перепечатка из русской большевистской газеты. Вот оригинал...

В самом деле. Вторая газета – "Единство", бывшая "Рабочая окраина", флагман РОСТА.

Статья была и в самом деле убойная. Особенно – в русском варианте. Эмигранты привыкли к хамскому языку изданий РОСТА, но тут автор превзошел всё читанное. Материал был откровенно глумливый, написанный в стиле бульварных газет. Только вот в нем приводились точные адреса и фамилии. Суть была в том, что группа мошенников решила сорвать деньги с русских предпринимателей, для этого создала псевдополитическую организацию. Набрали дураков и послали в Россию. Н те оказались не совсем дураками.

"Чекисты, следившие за прибывшими агентами, очень удивлялись. Те сидели по своим конспиративным квартирам и выходили только за тем, чтобы купить свежих газет. Это было непонятно. Если им нужны были газеты – зачем нелегально пересекать границу? Могли бы обратиться в парижское представительство РОСТА/ТАСС. Но вскоре выяснилось: "борцы с большевизмом" ищут в газетах сведения о разных авариях на предприятиях. Надо ведь отчитываться перед начальством. Вот они и слали вырезки, утверждая, что это из рук дело."

Так было в статье и дальше. Получалось, что мелких и глуповатых мошенников обдурили умные чекисты. Которые знали всё с самого начала.

– И что? – Бросил кто-то. Мало ли что пишут большевики.

Андрей Смолин скривился.

– Вы что, не знаете, что такое РОСТА? Вы не знаете французов? Завтра это перепечатают все, а послезавтра об этом будут петь песенки в кафе. Если бы они нас выставили злодеями – это ладно. Но нас выставили полными идиотами! Господа, я вас покину.