Текст книги "Черт нас рассудит (СИ)"

Автор книги: Алексей Щербаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Щербаков Алексей Юрьевич
Черт нас рассудит

Солнце за нас!

Часть 3. Черт нас рассудит 1

Пролог 1

И что там дальше? 3

Пока "Титаник" плывет 5

Бардак в дурдоме – как он бывает 8

"И горит в глазах до изумления Солнце, принесенное с вершин." 10

Игры товарища Артузова 13

Игры товарища Конькова 17

Шеф нам отдал приказ... 21

У кого отнять и чего делить? 29

Спорт – это... Да. Это спорт 30

Часть 3. Черт нас рассудит

Чтоб не было следов – повсюду подмели

Ругайте же меня последними словами.

Мой финиш – горизонт. А лента – край Земли.

Кто за меня? Мы выиграем с вами!

(Владимир Высоцкий)

Пролог

Сэм Грин (Самуил Гринштейн) был неправильным евреем. У нормального еврея должна быть большая семья и куча родственников. А вот у него никого не было. Поэтому он и любил оставаться по ночам в офисе. Тут, когда не было телефонных звонков, треска печатных машинок и суеты подчиненных, очень хорошо думалось. А подумать было над чем.

Самуил попал в США в 1905 году, уехав из Одессы. Не потому что он уж так испугался погромов. Просто он понял, что эта власть долго не продержится. В Америке он не пропал, но долгое время особо не выделялся. Так, занимался разными гешефтами. Но потом по рекомендации хорошего человека попал к Ричарду О`Нилу и довольно быстро занял у него место финансового консультанта. Разумеется, Самуил понимал, что Ричард и его ближайшее окружение – никакие не ирландцы, а русские. И что они работают на ГПУ. Это его не волновало. Если там в России хотят строить коммунизм – это их дела. А что они зарабатывали деньги контрабандой спиртного... Так Грин не одобрял "сухой закон", продвинутый пуританскими ханжами. Ведь даже их Христос превращал воду в вино. Получается – они сочли себя умнее своего Бога? Тем более, что бедный еврей Гринштейн на этом деле кое-что имел...

Но вот поведение босса в последнее время было ему непонятно. Ладно, Ричард занялся биржевыми спекуляциями. Сейчас этим занимаются все, кому не лень. Понятно и то, что он активно раздавал маржевые займы*. Дело рискованное, но для отмывки денег – самое то.

(* Маржевые займы. Продажа акций в кредит. В РИ в эпоху "посперити" клиент платил брокеру лишь 10% стоимости акций. Правда, была тонкость. Брокер имел право в любой момент акции потребовать назад.)

Но вот что непонятно. Маржевыми займами занимались многие, в том числе и те, у кого своего капитала не имелось. Они брали кредит – и потом давали кредиты другим. Так вот, О`Нил через подставные фирмы щедро давал деньги этим брокерам. Вот это было совсем непонятно. Зачем финансировать конкурентов?

Сэм потянулся за сигаретой и тут... Нет, ничего такого не случилось. Просто на столе скопилась кипа разных бумаг, лежавших весьма неаккуратной стопкой. И она рухнула, бумажки разлетелись по кабинету. Ругнувшись, Грин стал их подбираться с пола – и тут вдруг до него дошло... Ведь что происходит? Все торгуют воздухом. Множество компаний скупают акции. Под это дело выпускают свои, умножая количество ценных бумаг на бирже. Но это не может продолжаться до бесконечности. Когда-то это должно рухнуть. И тысячи процветающих людей окажутся с голой задницей. Кредиты отдавать станет нечем. А потом дойдет ведь и до реальной промышленности. Сокращение расходов, а значит – безработица.

И что получается? Ричард О`Нил был умным человеком. Но особенных способностей в финансовой сфере у него не имелось. Гринштей вспомнил кое-какие мелочи, на которые он раньше не обращал внимания. К примеру босс требовал себе подробные ежедневные отчеты по всем продажам золота. Хотя с такими делами мог бы разобраться и Гринштейн. Ну, да. Не один Ричард такой умный. Кое-кто тоже понимает, чем закончится "процветание". А значит, начнут скупать драгоценные металлы. Так что рост продаж золота – очень четкий индикатор надвигающейся катастрофы. И вот ещё купил несколько издательств. Они массово клепали брошюры "Как заработать, играя на бирже", а также художественные книги, где герой становится миллионером через биржевую игру. Сэм воспринимал это как чудачество миллионера.

Гринштейн ранее воспринимал бандитскую империю О`Нила как большой большевистский "карман", средство для добычи денег на индустриализацию, коллективизацию и что они там ещё придумали. Сэм хорошо знал про историю с пароходами, он этим делом плотно занимался.

Там как было дело. Пароходы загружались разными товарами, предназначенными для строительства дорог и разных горных работ – да и сами суда были проданы каким-то мутным фирмам. Считалось, что они идут в Южную Америку. Что вызвало даже определенный ажиотаж. В Калифорнии живет много немолодых, но крепких людей, помнящих юконскую "золотую лихорадку" и ходивших через Чилкутский перевал*. У них на запах золота чуть ли не собачье чутьё.

(* Джордж Кармак открыл золотое месторождение на Клондайке в 1896 году. То есть, в описываемое время люди были ещё не стариками.

Чилкутский перевал. Путь золотоискателей на Юкон начинался из порта Дайя. Чтобы попасть в бассейн Юкона, им надо было преодолеть горы, путь лежал через Чилкутский перевал. Фигня перевал, 1Б категории сложности самое большее, но многие не успели до осенних снегопадов, так что получили приключений как минимум на "тройку", а это уже очень не для всех. При том, что снаряга тогда была не чета нынешней.)

Именно для них в газетах помещались туманные статьи про найденные золотоносные жилы то ли в Перу, то ли в Колумбии, то ли в Бразилии. Журналисты грамотно наводили тень на плетень, что-то понять из их репортажей было невозможно. В Сан-Франциско уже шла бойкая торговля картами золотоносных районов. Тут Ричард тоже руку приложил. Он лишним центом не брезговал.

На самом-то деле суда шли к русским, во Владивосток, где и оставались. Судя по всему, в Сибири открыли что-то грандиозное. Гринштейн в подробности не вникал. Меньше знаешь – дольше живёшь. Хотя вот экипажи пароходов откуда-то отлично знали, куда идут. Они-то хотели прикопать золотишка в Сибири.

Но это всё ладно. О`Нил добывает деньги для большевиков, кого это волнует? А выходило, что его структура по мере сил приближает финансовый крах. Что большевикам нужно? Они хотят сделать революцию в Америке? Но левые партии находились в полном... В общем, там и находились. И О`Нил не вложил в них ни цента. Хотя он финансировал Ку-клукс-клан и разных ребят с Юга, которые так и не примирились в поражением в Гражданской войне. Но тогда... Понятно. Большевики в случае кризиса хотят подгрести под себя всё, что смогут. Ну, что же. Самуил прекрасно понимал – уйти он может в одну сторону. Бандиты ввели в моду ставить неугодного им человека в корыто с цементом и отправлять на дно. Сколько на дне залива стоит таких трупов... К ним Самуил присоединяться совсем не хотел. А с другой стороны... О`Нил как-то сказал: «своих мы не предаём». Может, получится с этого всего что-то поиметь?

И что там дальше?

Если кто-то думает, что власть – это сплошные «пряники» – то он очень ошибается. По крайней мере, в России 20-годов. Но я в это дело влез и деваться уже некуда. Итак, на дворе лето 1928 года. Я в этом мире уже 11 лет. И что тут происходит? Да, вроде, лучше, чем в моей истории. Политическая ситуация более-менее стабильная. Оппозиция вякает, но как-то не особо уверенно. Индустриализация идёт. Коллективизация пошла по менее жесткому сценарию, хотя, конечно, дело обстояло тоже невесело. Индустриализация всегда и всюду проводилась за счет работников сельского хозяйства. Скажете, в США было не так? Ага. Что такое фермерские бунты слышали? Я-то об этом знал хорошо – в том мире мои американские друзья объясняли на местности – кто где засел и в кого стрелял. Так что коллективизация – грустная тема, но куда деваться?

А что я сам сделал? Немало. РОСТА/ТАСС стала не просто "министерством правды". Во многом она отчекрыжила обязанности ГПУ. И получалось это неплохо. Ведь в нашей стране "писать в органы" считается не самым достойнным делом. А потому этим и занимаются... Понятно кто. А вот писать в газету – это иной вопрос. Благо с критикой и самокритикой было всё в порядке. В моё время либерасты врали, что в СССР был в прессе сплошной оптимизм. Но на самом-то деле такая ситуация сложилась лишь при Брежневе. А до этого критики и сатиры хватало. Причем, это была не мразь из "Аншлага", а настоящие журналисты, которые писали не "ниже пояса", а по делу. Я-то знаю, я читал журнал "Крокодил" и тридцатых, и сороковых, и шестидесятых годов выхода.

Но с сатирой и юмором мы разобрались веселее, чем в моей истории. Тогда у "Крокодила" были "младшие братья" – в каждой республике. Украинский "Перец", белорусский "Вожик" и так далее. Мы решили иначе – хотя бы из моей откровенной нелюбви к "национальным республикам". Мы просто издавали филиалы сатирического журнала во всех крупных городах. Был "Крокодил в Ленинграде", "Киевский крокодил", "Крокодил ростовский" и так далее.

И работали журналисты честно. Число наших ребят, убитых при выполнении задания, уже перевалило количество убитых на Великой Отечественной войне репортеров.

Ну, что ещё. Я могу гордиться, что раскрутил колымскую тему куда раньше. Чем наверняка подбавил себе черной краски в глазах историков. Потому что туда везли зэков. И условия, в которых они строили дороги и добывали золото, были совсем не райскими. Кстати, я смог переломить идиотское представление, что воры и бандиты – это типа "социально близкие". В моё время было принято считать, что такая светлая мысль возникла потому, что среди большевиков хватало бандитов. Тот же товарищ Сталин банки грабил. Не говоря уже о Григории Котовском, на котором вообще пробы было ставить негде. Но на самом-то деле это не так. Революционные идеи могут не нравится – но революционеры идут сражаться и умирать за ИДЕИ, а не за бабло. Это совсем разные психологии. Я-то уж видал и красных бойцов, и партизан. К тому же, как я знал из обеих увиденной мной историй, легализовавшиеся бандиты совсем не рвутся привечать своих бывших собратьев. Скорее, наоборот.

И уж тем более тема "социально близких" не выходила из марксисткой теории. Она пришла из анархизма, точнее – из идей товарища Бакунина. Ну, хрен с ним, с Бакуниным. Он-то во время своих странствий по Сибири сталкивался с разными ребятами и у него могли быть разные тараканы в башке. Но раскрутила эту тему "творческая интеллигенция". Им почему-то всегда нравились уголовники. Тот же Бабель в моей истории романтизировал одесских бандюков. Которые на самом-то были просто уголовной сволочью. В этой ему мы ему не позволили.

Я привлек ученых, которые доказали, что уголовники – это патология, что они никогда не станут нормальными гражданами Страны Советов. Сделать это было тяжело, но вышло. И теперь ехавших на Колыму мне было не жалко. В этом мире уголовников расплодилось меньше, но тоже хватало. Вот и пусть махают там кайлами.

А на Колыме было ничего. Благодаря товарищу Смирнову, трассу сумели дотянуть за хребет. И золото пошло.

А вот что с международным положением? Франция и Германия напоминают двух котов, которые драться не рискуют, но наезжают друг на друга. Англия вроде как ни при делах. А в США все прутся от "просперити". Президент Гардинг продолжает нести байду, что США процветают. Рузвельт пока никто.

И тут вдруг у меня зазвонил телефон.

– Сергей? – Раздался голос Михаила – тут такое дело, Нью-Йоркская биржа рухнула.

Вот так. Доигрались. История снова сделала резкий поворот.

Пока «Титаник» плывет

За последние годы Максиму много пришлось поболтаться по свету. В основном, он околачивался в Америке. Но перед последней поездкой туда пришлось завернуть и в Москву. Где его снова принимал «брат по попаданству» и его начальник, директор товарищ РОСТА/ТАСС товарищ Коньков.

– Ну, и как тебе тут? – Спросил он Максима, после распития первой стопки коньяка.

– А, ничего, мне нравится. Явно интереснее, чем в нашем оставленном мире. Только вот обидно: из исторических личностей познакомился лишь с тобой и Корбюзье. О чём в старости мемуары писать?

– К историческим личностям из политиков, честно говоря, лучше приближаться как можно реже. Здоровее будешь. А насчет мемуаров... Картину "Последний день Помпеи" видел в Русском музее?

– Приходилось.

– Вот примерно то же самое и поглядишь. Я тебе завидую – сам бы поехал поглядеть, но работы по горло.

– Всё справедливо. Ты революцию видел, и Гражданскую. А я на это посмотрю.

– Так вот я как раз о данном деле. Ты, наверное, вряд ли много знаешь о Великой депрессии – и о том как янкесы из неё вылезали?

– Только самые общие вещи.

Коньков снова налил.

– Вот потому я тебя и вызвал. Есть вещи, которые почте, телеграфу и даже спецкурьерам доверять не стоит. Я-то про депрессию знаю неплохо. Читал порядочно, да и в том времени много бывал в Штатах – а там мне про неё не самые глупые люди рассказывали. Я не говорю что на этот раз всё будет идти так. Но о данном варианте ты должен знать. Так что доставай блокнот и поехали. Только понятно, запись веди лишь по-нашему.

– Понял.

В течении двух часов Максим выслушивал лекцию об Америке начала тридцатых и испещрял блокнот памятными значками*.

(* Ремесло репортера появилось задолго до появления диктофонов и даже стенографии. Да и сейчас технику не всегда можно применить. Так что журналисты на задании нередко записывают в блокноте лишь отдельные ключевые слова и фразы или вообще значки-"памятки", в остальном полагаясь на память.)

– Я одно не понял. Так что вы собираетесь делать с Рузвельтом?

– Если бы я знал. В этой истории очень много темных мест. Ведь всё знают те, кто прочел одну книгу. А я их об этом периоде прочел, самое меньшее, два десятка. Так что будем смотреть.

* * *

И вот Максим снова в САСШ. Он уже привык, что эта страна ну очень отличается от Европы. Для начала – тут почти нет левых. Нет, настоящих коммунистов и социалистов и во Франции не так уж много. Но "вообще левых" там можно встретить всюду. А тут их не любят – и "социалист" – это ругательство. Но это ладно

Более всего Максима умилял в Америке какой-то щенячий восторг, порожденный провозглашенной "эпохой процветания". Все были уверены, что если они не станут миллионерами завтра – то послезавтра ими точно станут.

Вот, например, председатель финансового комитета фирмы "Дженерал моторз" Джордж Рэскоб на полном серьезе нес такую пургу:

"Если каждый рабочий и служащий будет экономить по15 долларов в неделю и приобретать на эти средства наиболее солидные акции, через 20 лет он будет располагать капиталом в 80 тысяч долларов. По моему убеждению у нас в стране каждый не только может, но и обязан стать богатым.*"

(* Подлинная цитата.)

И все ему верили! Газеты уверяли граждан: в САСШ капитализм вышел на новую стадию развития, при которой кризисов больше не будет. Люди с энтузиазмом приобретали на бирже бумажки под названием "акции".

Максим ощущал себя находящимся на палубе "Титаника". С той разницей, что они с Эмилем как раз прилагали все усилия, чтобы убедить граждан: никакого айсберга нет и быть не может. Веселитесь дальше! Зато у них была даже не спасательная шлюпка. Рядом околачивался пиратский катер, готовый погрузить с тонущего корабля всё, что только можно.

Что они конкретно тут делали? Ну, в общем, курировали разные гуманитарные начинания товарища Смирнова. Трудно сказать, почему они понравились этому революционеру и бандиту – но после первого визита он просил дальше присылать именно их. Ну, а начальство в виде Артузова* и Конькова... Со Смирновым по мелочам предпочитали не спорить.

(* В данной реальности Ф.Э.Дзержинский умер в 1927 году. Руководителем ОГПУ стал А.Х.Артузов, дружбан Конькова.)

Так вот, о кризисе. Понятное дело, в Америке имелись и умные люди, которые понимали, куда катится этот веселый балаган. Но от них, как всегда бывает отмахивались. Дескать, вот зануды, всем портят настроение. Так, в одной газете Максим прочел в одном из интервью:

"В 1920 году, когда нас прокатили на выборах, я сказал друзьям, что, на мой взгляд, нация не изберет демократа до тех пор, пока республиканцы не ввергнут нас в серьезную депрессию с большой безработицей. Я думаю, что этот анализ верен и сейчас."

А потом поглядел на автора слов: Франклин Рузвельт*.

(* В РИ Рузвельт сказал это именно в 1928 году)

Вот уж привет. Правда, пока что Рузвельт был всего лишь кем-то вроде политтехнолога Демократической партии штата Нью-Йорк. Но, как он помнил из лекции Коньква, он должен в этом году выдвинуться на пост губернатора штата. Правда, пока что об этом ничего никто точно не знал. Хотя слухи ходили. Но, опять же – он слышал от Сергея, что Рузвельт был тот ещё тихушник. О своих намерениях он молчал до последнего.

Но почему бы и не сходить побеседовать?

Договориться об интервью оказалось очень просто. Максима пригласили к Рузвельту в его особняк «Гайд-парк» уже на следующий день. Он прихватил собой Эмиля, тот канал под фотографа.

Особняк Максиму понравился. В отличие от обиталищ скоробогачей, в нём чувствовался аристократизм.

Хозяин же выглядел совсем не так, как Максим его представлял. Он-то видел, в основном, фотки и киносъемки с Ялтинской конференции. Там Рузвельт, особенно по сравнению со Сталиным и Черчиллем, выглядел эдаким болезненным старичком*.

(* Во время Ялтинской конференции Рузвельт и в самом деле был уже очень серьёзно болен.)

А вот тут за столом сидел здоровенный плечистый мужик, правда, с интеллигентским пенсне на морде. Но из него так и пёрла харизма. "Неработающая" часть тела была скрыта столом – если бы не знал, то и не подумал бы о собеседнике, что тот инвалид.

Принял их Рузвельт приветливо.

– Рад вас видеть, господа. Прекрасная страна Франция. Но у вас, мистер Кондратьев, вроде бы славянская фамилия?

– Да, я русский эмигрант. Вынужден после революции уехать во Францию.

– Ох, уж эти революции! Сколько они бед приносят... Но я слушаю вас, господа.

– Я вот как раз хотел поговорить о тяжелых временах. Вот вы недавно сказали...

– Максим процитировал высказывание Рузвельта.

– Да. Я готов повторить. Один из основателей нашего государства, Бенджамин Франклин, говорил, что к подлинному благосостоянию ведет только труд, а не спекуляция. Республиканцы заигрались...

Дальнейшее интервью ничего нового не дало. Рузвельт едко критиковал находившихся у власти республиканцев, но ничего конкретного не сказал. Впрочем, Максим у него ничего и не собирался выведывать. Просто хотелось поглядеть на этого человека. Именно потому он и пригласил Эмиля. Максим-то себя не переоценивал. Кто он был? Так... Там социолог, тут журналист... А вот Эмиль-то прошел такой ад... Они, штурмовики, людей просекают на раз. На тему – "кто ты, трус иль избранник Судьбы"? А с другой стороны, Эмиль был куда более опытным журналистом, который разных людей повидал. Просто вспомнилось: читал Максим какой-то материал, где утверждалось: Рузвельт был просто чьей-то там марионеткой.

– Эмиль, что ты о нём думаешь?

– Он очень серьезный и сильный мужик. Знаешь, из тех, кто будет воевать до конца.

– А ты с ним пошел бы на штурм? Понятно, если бы у него ноги ходили?

Эмиль задумался. И выдал:

– Нет, не пошел бы. Скользкий он какой-то. Как друг – ненадежен. А вот как враг – очень опасен... Хотя лично он, наверное, и курице голову никогда не сворачивал. Но такие ещё опаснее.

Бардак в дурдоме – как он бывает

Из сладкой дрёмы Максима вывел телефонный звонок.

– Да...

– Дрыхнешь, мать твою! – услышал он раздраженный голос Смирнова. – Разумеется, разговор шёл на английском, так что дальше пошли разные заковыристые малопонятные выражения, то или ирландские, то ли просто местная феня. Среди которых часто повторялось слово "fuck".

– Да в чём дело-то? – Максим подсобрался – и выдал что-то из того, что слышал на нью-йоркских улицах.

– Ладно. – Вдруг совсем спокойно сказал Смирнов. – Я это к тебе вроде второго заводского гудка. На первый уже времени нет*. В общем, Эмиль тебя уже должен ждать внизу на такси. Быстро вниз.

(* До революции, а, впрочем, и после тоже, рабочие жили рядом с заводами и часто не имели часов. Так что заводской гудок играл роль будильника.. Первый гудок был за час за смены, второй – за пятнадцать минут. Появление в проходной после третьего расценивалось как опоздание на работу. Смирнов был из рабочих, так что у него такой юмор.)

Максим скосил глаза. Вот, блин, какая-то девка валяется рядом. И что там вчера было? Они с Эмилем нахрюкались в каком-то джазовом клубе. Каком, он не помнил, потому что приперлись туда уже нетрезвые. Да, до этого встретили в баре какого-то парня, который воевал во Франции, а там пошло дело. Парня где-то потеряли, а Эмиль вместо того, чтобы ехать домой (они на двоих снимали трехкомнатную квартиру) тоже свалил в неизвестность с какой-то рыжей девицей. И надо же – уже на ногах. Блин, а что с девкой-то делать?

– Ты куда?

– Дела. Так что любо ты в две минуты собираешься, либо я тебя запираю.

– Вот у всех у вас, идиотов, срочные дела. Да, ладно, у тебя выпить есть?

– На кухне.

– Так я тебя подожду.

Максим наскоро привел себя в порядок, оделся и скатился по лестнице вниз, на 24-ю стрит. Возле подъезда и в самом деле стало такси, в котором сидел Эмиль. Выглядел он как новенький. Да уж. Фронтовик.

Журналист забрался в машину и она рванула в сторону центра.

– Что за дела? – Спросил Максим.

– Да, как всегда. Долго ждали, а вот главная новость упала, как кирпич на голову.

– Что...

– Именно. Впрочем, сейчас сам увидишь.

Машина выехала на Уолл-стрит и остановилась примерно возле монументального здания биржи. Припарковаться тут было негде – всё кругом было заставлено машинами. Так что они выскочили прямо посреди улицы.

Людей вокруг было тоже много, но журналистам было пока что не до них, они ринулись внутрь.

...Максим и в том, и в этом времени много раз слышал термин «биржевая паника». И вот только теперь он осознал, что это такое.

На бирже он много раз бывал, и представлял местную обстановку. А она была и в обычные дни своеобразная. Когда множество людей в одном месте занимаются тем, что делают деньги на такой зыбкой вещи, как изменение курса акций – то там всегда царит атмосфера коллективного психоза. Обычное дело. Но теперь... Это был какой-то дурдом. Люди метались с вытащенными глазами, что это орали. Вокруг досок, на которых пишут котировки, клубилась толпа, которая суть ли не давила работников, эти котировки пишущих*.

(* В описываемое время котировки акций писали мелом на досках).

– Я такое видел, – прокомментировал Эмиль. – Когда в семнадцатом немцы подперли и наша пехота бросилась драпать. Но те-то драпали в одном направлении, а эти явно не знают куда бежать. Мать!

Эмиль выругался потому, что его чуть не снес некий солидный господин. Точнее, был он солидным. Сейчас по его пухлой роже струился пот, пиджак расстегнут, галстук болтался чуть ли не возле уха. Он промчался мимо, а за ним, как стадо бизонов, промчалось ещё полтора десятка людей, выглядевших немногим лучше. Тут Максим въехал. Это, видимо, один из "биржевых оракулов". Так называли тех, кто как считалось, умели просчитывать колебания курса. Своими знаниями они, конечно же, не делились. Точнее, иногда делились, изрекая нечто невнятное, как и древние оракулы. Максим полагал, что это либо просто мошенники, либо, что скорее, они работают на серьезных людей, которые мутят свои дела. Но за каждым таким "оракулом" всегда ходила толпа, которая ловила каждое их слово. Ну, вот и теперь... Только что говорить? Курс всех акций летел вниз, как кирпич.

Внезапно среди всех этих обезумевших морд Максим увидел человека, выглядевшего совершенно спокойно. Тот тоже явно их заметил – и даже махнул рукой. А... Журналист даже его знал. Его звали Стив Хоу, он был журналистом из "Нью-Йорк Таймс". Только вот Хоу, вроде, писал о криминале и уличных происшествиях, а не о финансах. Ему ребята Смирнова иногда подкидывали денег, чтобы он не писал о том, о чём писать не стоит.

– Привет, ребята! – Стив пробился к ним, его лицо озаряла нормальная американская оптимистическая улыбка.

– И тебе привет. Что тут делаешь? Ты ведь, вроде, не в финансовом отделе?

– Ха! Те, кто в этом отделе, сегодня ушли в глубокое подполье. Они боятся, что сейчас все эти придурки пойдут призывать их к ответу за их статьи, полные оптимизма. А теперь здесь уже моя работа. Пять сердечных приступов я уже зафиксировал. Последнего спекулянта вон только что в госпиталь отправили.

Стив жизнерадостно заржал. Как и все криминальщики, он был законченным циником, и, видимо, акций у него не имелось. Так что Стив мог веселиться.

– Ладно, ребята, удачи! – Сказал Стив и растворился в пространстве.

– Макс, ты думаешь, это именно то?

– Похоже. Гляди на доски. Полный обвал.

– Тогда надо доложить по команде.

Однако доложить оказалось непросто. Когда они покинули биржу, то обнаружили, что возле всех уличных телефонов кипели свалки, порой переходящие в мордобой. Все тоже куда-то и что-то хотели сообщить. Так что им пришлось пройти пешком несколько кварталов.

– Как ты думаешь, а что дальше будет? – Спросил Эмиль.

– Как что? Президент заявит, что это всего лишь временные трудности. Затем банки начнут просить у правительства денег, те им дадут. И получится нормальный вариант – тушение пожара керосином. Потому что банки, получив деньги, продолжат спекулировать бумажками. А дальше начнется самое интересное. А, вот я вижу свободный телефон. Отзвонимся – и домой. А то я там девку запер...