Текст книги "Секта-2"

Автор книги: Алексей Колышевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Он самый обычный агент, и впрямь не очень-то подготовленный. Если он и в самом деле из ЦРУ, то уж точно не из моего отдела, иначе он выдал бы свои способности. Это логично, в Канцелярии знают, что мы без труда бы его распознали, вот и прислали человека не из нашего, так сказать, круга. Ты прав, все действительно чересчур просто. Но куда он хотел нас отвезти, как ты думаешь?

– Здесь и думать нечего, за виллой следят. Стоило нам выйти на прогулку, как тут же прислали грузовик. Значит, где-то там, в чаще, есть поляна, там стоит вертолет, а в море нас ожидает эсминец американского флота. Нас нашли, только и всего. Вернее… – Игорь испытующе поглядел на свою подругу, – нашли меня. Тебя-то им искать незачем. Ну что, милая, первый раз в жизни поговорим, наконец, начистоту?

* * *

Пэм знала, что отнекиваться дело напрасное – ведь при желании он прочитает ее, словно открытую книгу, и еще, чего доброго, доберется до кодированной информации о проекте «Копье». Поэтому она во всем призналась. Пусть он поймет ее правильно – человек с его даром интересен разведке любого государства.

– Эгер, ты не должен иметь против меня обиду, – сбиваясь с нормального русского и применяя в речи забавные англицизмы, продолжала Пэм. – Нас с тобой слишком многое связывает, мы словно растем друг из друга. Вспомни, что случилось тогда, много лет назад, в Риме, когда я смогла спасти тебя от верной пожизненной тюрьмы! Убийство собственного отца – тяжкое преступление, в тюрьме за такое не приветили бы. Ты давно стал бы калекой или еще того хуже…

Внезапно она залилась слезами, словно посреди летнего дня вдруг начался проливной дождь, и, все пританцовывая вокруг него, сбивчивыми очередями говорила о том, как много она для него сделала, как помогла, на что решилась ради него. Он всегда был самым дорогим сокровищем, и она любит его так же, как любит собственную страну, а искренняя любовь – это всегда притяжение небывалой силы.

– Они не оставят нас в покое, Эгер. Придется подчиниться, ведь ты не супермен и не человек-невидимка, ты не можешь исчезнуть, покуда ты здесь, в мире Люцифа, в материальном мире. Я служу своей стране, надеюсь, ты понимаешь, что это означает, и моя страна, самая великая страна в этом мире, протягивает тебе руку и приглашает за собой. Ты нужен Америке, Эгер. Ты нужен свободе. Ты нужен мне… – тихо закончила Пэм.

«Ну вот все и совпало. – Игорь рассеянно смотрел на перевернутый грузовик, на струи каменьев и песка, которые продолжали течь от верхнего края обрыва, все еще не успокаиваясь после низвержения куриного перевозчика и его транспорта. – Сначала они, пытаясь зацепить меня, организовали убийство отца, затем разыграли комедию в масонском храме, когда у подножия статуи Люцифера неожиданно появилась подлинная тетрадка монаха, а сейчас, считая меня невозвращенцем, в открытую переманивают на свою сторону».

И все было бы скучно и неинтересно, не ввяжись в эту историю Пэм. Всегда есть кто-то ответственный, с кого можно спросить адекватно тяжести им содеянного.

– Пойдем домой, детка. Я должен морально подготовиться. Я не против твоего предложения, понимаю, что ты права и лучше легально существовать в этом мире, пусть и под другим именем, чем сидеть в священном неведении и наивно полагать, что тебя оставят в покое.

– Ты теперь, наверное, возненавидишь меня? Получается, что я тебя предала… – Она, все еще всхлипывая, быстро говорила, старательно оправдываясь, и несколько раз заискивающе заглянула Игорю в глаза.

– Да брось ты, Пэм. Какие могут быть счеты между родными людьми?

Они пошли по дороге к дому. Игорь обнял Пэм за талию, а она примирительно потерлась о его плечо:

– Ты правда не сердишься? Прощаешь меня?

– Ну конечно. – Игорь рассмеялся. – Конечно, прощаю, ведь я люблю тебя. Просто дай мне день или два, чтобы я морально подготовился и сам себе внушил, что мечта о безделье длиною в вечность – это чушь собачья. Тогда можешь вызвать новый грузовик, только на сей раз без кур, а то запах их помета до сих пор меня преследует. Подойдет твоим друзьям мое предложение? Они согласны подождать?

Пэм лишь молча кивнула в ответ.

V

Погода начала заметно портиться уже к вечеру. В командную рубку эсминца «Росс», входящего в состав ударной группировки Седьмого флота США, вошел офицер-геодезист и подал капитану свежую сводку на ближайшие четыре часа. Сводкой этой капитан остался крайне недоволен и велел передать на берег, что он вынужден уйти.

– Дайте радиограмму. Сообщите, что в связи с наступающим штормом я более ни минуты не могу ждать и подвергать опасности жизнь корабля. Приду обратно, как только закончится шторм. Связь буду держать по этому каналу, система кодировки прежняя. Все.

«Росс» немедленно после этого снялся с якоря и на скорости в 23 узла ушел в открытый океан, подальше от берега, где его могло выбросить на мель сильнейшим штормом, надвигавшимся с востока. Ночь обещала беспокойство и неприятные хлопоты. Следом за военной сводкой предупреждение получили все береговые радиостанции Соломоновых островов, началась эвакуация населения подальше от берега. Жители совсем крошечных клочков суши, где уходить было попросту некуда, привычно привязывали себя к пальмовым стволам. Те счастливчики, что располагали надежными моторными катерами, удирали на соседнюю, более крупную землю, но таких удачливых обладателей скоростных плавсредств на островах проживало не так уж и много – население бывшей британской колонии привычно существовало далеко за чертой бедности вот уже долгие годы, можно сказать, со времени освоения этих островов человеком.

Пэм поглядела в окно, туда, где у горизонта расчертили небо первые молнии. Затем тихо выскользнула из-под одеяла и, стараясь производить шума не больше, чем летящее по воздуху перо, покинула их с Игорем общую спальню. Они занимали две отдельные кровати – лучший рецепт сохранения супружеского влечения на долгие годы: следование ему не позволяет выпить за несколько месяцев то, что отмерено на десятилетия, и охладеть друг к другу до полного безразличия.

Пэм поднялась на самую крышу, где была оборудована небольшая смотровая площадка с парой шезлонгов, полосатым тентом и мощной увеличительной трубой вроде тех, что стоят в публичных местах (в них можно рассмотреть вожделенную достопримечательность, бросив в прорезь пару монет). Здесь, на крыше, она долго стояла, припав к трубе, затем уселась в шезлонг и закрыла глаза. Со стороны могло показаться, что она уснула, но на самом деле женщина погрузила себя в глубокий транс: губы ее едва шевелились, шепча неразличимые слова молитвы на чужом, незнакомом языке.

Она молилась так, как умеют молиться лишь особо посвященные демонопоклонники: молитва читалась по-древнехалдейски и на этом же языке заучивалась слово в слово – искажения не допускались и считались серьезной провинностью. За это в Великой ложе Массачусетса, куда входила Пэм, могли рассчитаться с нарушителем крайне сурово, при том, разумеется, условии, что сам факт ошибки был бы каким-либо образом установлен. Молитва называлась «меркаба» и была обращена к темным силам, к духам воды и воздуха, заставляла их повиноваться. Это слово уже само по себе относится к наивысшим масонским тайнам и таинствам, с ним связано посвящение в наивысшую белую «моисееву» степень тридцать третьего уровня, которой Пэм, без сомнения, обладала. Меркаба открывает перед испытанным масоном тайны каббалы и каббалистической магии, делая такого человека подобным Богу – ведь избранному предоставляется возможность повелевать многими силами в нашем ни во что не верящем мире, которым благодаря его безверию столь удобно управлять. Тот, кто знает меркабу, а следовательно, и высшее слово, может влиять на природные процессы, нарушать их, прекращать или усиливать лишь силой своей воли. Меркаба также, вне всякого сомнения, является самым настоящим обращением к дьяволу и заключением с ним пакта о сотрудничестве. Она не всегда срабатывает так, как задумывает молящийся, но всегда имеет эффект, в той или иной степени относящийся к его просьбе. Пэм просила надвигающийся ураган сделаться чуточку меньше, ослабеть до уровня сильного, но все же шторма. Ей очень хотелось выйти в море и встретить свою особенную волну, дальше этого ее пожелания не простирались. Прочитав молитву и закончив ее отчетливо произнесенным трижды словом «мак-бенак», женщина встала, спустилась на второй этаж, но вместо спальни сперва вошла в кабинет Игоря, где с полчаса мучила бумагу какой-то писаниной, забросав около двух страниц своим мелким, аккуратным почерком. Только после этого, запечатав письмо в конверт и бросив его в ящик письменного стола, она вернулась в спальню.

Игорь сделал вид, что внезапно проснулся. На самом деле он так и не смыкал глаз. Старательно разыгрывая разбуженного и тем весьма недовольного, соловеющего человека, он рассеянно спросил Пэм, куда та ходила. Она ответила что-то дежурное, вроде намека на поход в туалет. Игорь, зевнув, пожелал ей спокойной ночи и сообщил, что, судя по всему, волны завтра будут что надо. У него предчувствие.

– Хотя какое-то оно нехорошее. Наверное, наслаивается сегодняшнее, гм, происшествие. Видишь, как замечательно, что мы задержались еще на сутки. Завтра будет прекрасный шторм и мы славно покатаемся. До встречи утром, Пэм.

С этими словами он и впрямь провалился в сон, как будто принял что-то из разряда сильных транквилизаторов, и проспал до семи часов утра, даже не думая о том, что стихия, бушевавшая всю ночь, умерила свой пыл вовсе не сама по себе.

* * *

А наутро окружающий их мир изменился. Выражалось это в невероятно влажном воздухе, насыщенном солью океана, в низком, почти черном небе и ветре, столь сильном, что тяжело было идти против него, приходилось сгибаться буквой «г». Все указывало на те самые двадцать штормовых баллов. Пэм уже ожидала его внизу, вся словно облитая эластичным неопреном гидрокостюма. Она была настолько очаровательна, что у Игоря от смеси восторга и желания на миг перехватило дыхание, однако Пэм не дала ему шансов растратить накопленный к утру тестостерон и даже прикрикнула: что, мол, копаешься? Игорь разделся, смазал тело мыльным раствором, натянул свой костюм и вытащил из подвала доски – трехметровые «ганы» для больших волн. Его доска была обыкновенной с виду, черной и с одним плавником – классический вариант от «Биллабонг». Примерно на таких же, но раз в десять тяжелей катались по волнам первые серферы в те незапамятные времена, когда доска целиком вырезалась из дерева и могла запросто оторвать голову или сильно травмировать, если, не ровен час, упасть с нее, а затем столкнуться с эдаким снарядом, ускоренным несущейся волной. Доска Пэм была куда более затейливой – она вышла из-под рук мастеров пафосной марки «Данхилл», имела три плавника и черно-желтую полосатую раскраску. Когда Пэм тащила свою доску к океану, на Лемешева всегда нападала охота назвать ее витязем в тигровой шкуре, и было все это настолько глупо, что он стыдился собственной мысли.

Океан ревел, волны высотой с пятиэтажный дом разбивались о близкое дно прибрежного мелководья, слышимость была отвратительной, и Пэм почти ничего не разобрала из тех последних увещеваний, с помощью которых Игорь пытался отговорить ее от совершения очевидного безумства. Перед мощью стихии устоять невозможно, ведь стихия – не что иное, как явление Творца, а сильнее его никого нет, во всяком случае в тех мирах, которые он создал. Пэм вошла в кипящую воду, почти сразу легла на доску и энергично заработала руками. Пройдя сквозь бешено клокочущую отмель, она очутилась на глубоководье, и Игорь, все еще стоящий на берегу, видел, как, искусно лавируя меж гор вздыбленной воды, она продвигалась вперед, туда, где можно будет наконец поймать желанную волну, оседлать и пройти с ней до самого конца, когда та с негодующим грохотом обрушится и исчезнет, оставив лишь мимолетную частицу пены в непрерывно бурлящем прибрежном котле.

– Дурацкая прихоть, – пробормотал Игорь и заставил себя войти в воду. Доска осталась на берегу. Вместо того чтобы плыть за своей подругой, он принялся заклинать шторм, все это время безотрывно следя за Пэм, которая еще не встала на волну, хоть и была уже очень далеко от берега. Похоже было, что она ждет волну свою, особую, известную лишь ей одной, и волна эта, словно живое существо, обладающее скверным характером, не торопилась показываться, готовила особенно эффектное появление, памятуя о том, что живет она лишь миг, и в этот миг должна быть величественной и запомниться очевидцам, пусть и посмертно.

Со стороны Игорю казалось, будто Пэм бросает океану вызов, но океан в раздумье медлит, изучает противника, решает что-то. Даже шторм, казалось, начал стихать, а Игорь в душе обрадовался тому, что безумство не воплотится в жизнь: волны стали заметно ниже, ветер слабел с каждой секундой, и отмель уже не бурлила, а лишь сталкивала, громоздила пену, закручивала мелкие водовороты, заволакивалась мутью. Небо заметно прояснилось, обозначился горизонт. Шторм словно выдохся после того, как Пэм очутилась в воде. Игорь уже постоянно видел ее, она больше не мелькала среди волн, то исчезая, то на короткий миг показываясь. «Ну вот и все, – подумал Лемешев. – Угроза миновала, с ней все будет в порядке. Не зря у меня было это нехорошее предчувствие, а теперь оно улетучилось бесследно».

– Пэм, – заорал он что было мочи, – возвращайся! Хватит! – и, не глядя больше в ее сторону, повернулся и зашагал к берегу. Невозможно превзойти стихию Творца, но можно с ним договориться… На губах Игоря играла легкая победная ухмылка, он был искренне доволен собой.

Меж тем Пэм, словно на что-то еще надеясь, к берегу плыть не спешила. Игорь, который уже стягивал с себя костюм, с тревогой отметил, что начинается прилив, а вместе с ним и волны вновь поднимаются. Не успел он и глазом моргнуть, не то чтобы что-то предпринять, как вдалеке, примерно в трех километрах от берега, появился настоящий водный Эверест. Настолько высока была эта волна, что Игорь принял ее за цунами. Понятно было, что никакая отмель не станет помехой столь чудовищной силе: волна обрушится на берег, изуродует его и растерзает. Игорь понял, что спасти Пэм уже невозможно, да и у него остались считаные секунды, чтобы обогнать волну и спастись самому. Укрыться можно было только в одном месте – в бетонном подвале виллы. Здесь, помимо всего прочего, хранилось их с Пэм снаряжение для дайвинга: акваланги и заполненные кислородной смесью баллоны с запасом на сорок минут. Ворвавшись в дом, Игорь стремглав кинулся вниз по лестнице, рванул на себя тяжелую дверь и, очутившись в подвальном помещении, первым делом закрепил на себе баллоны. Теперь ждать оставалось недолго: едва успел он открыть клапан подачи и вцепиться в загубник, как на виллу обрушилась сплошная стена воды. Игорь услышал, как дом над ним с треском разваливается, подвал стал стремительно заполняться водой, дверь сорвало с петель, и мутный соленый поток хлынул прямо на Лемешева. В мгновение ока подвал оказался затопленным, а Игоря прижало к потолку, и он принялся дышать воздухом из баллонов.

Второй удар не заставил себя долго ждать, он последовал за первым с небольшим интервалом, а затем еще один, и еще… Маленький райский остров Лиапари оказался по меньшей мере наполовину уничтожен океаном. Все восточное его побережье было истерзано, старые деревья вырваны с корнем и унесены в открытое море, равнины затоплены, дороги размыты. Разрушения были поистине ужасающими. Когда Лемешев выбрался из-под развалин виллы, с которой волна сорвала крышу и выбила все оконные рамы, глазам его предстала жуткая в своей контрастности картина: под голубым безоблачным небом, под жарким солнцем, в абсолютном безветрии, погрузившись в состояние ленивого штиля, застыл неподвижный, прикинувшийся мирным океан, почивающий после очередного своего коварства. Берег же был изуродован, оголенные пальмы, с которых ужасающей силой волны сорвало всю крону, напоминали зубочистки, воткнутые малолетним сорванцом в оплывший от жары кремовый торт. Игорь заприметил что-то живое: какое-то существо, все окутанное илом, едва заметно пошевелилось, и Лемешев с воплями кинулся к нему, в надежде, что это может быть Пэм, каким-нибудь чудом уцелевшая после удара волны, но оказалось, что это полудохлый шимпанзе, которого водой смыло с пальмы. По занесенному водорослями пляжу Игорь бродил до самой темноты, надрывал связки, зовя Пэм, но все безрезультатно. Измотанный, голодный, он вернулся в разбитый дом свой, который толком не успел еще обследовать после трагедии. Каменные стены устояли, в подвале по-прежнему была вода – ей попросту некуда было деться из бетонной коробки. Вся обстановка была уничтожена, особенно жалко смотрелись книги, вылетевшие из опрокинутого шкафа, – насквозь промокшие, раскрытыми лежащие на полу, похожие на подстреленных птиц. Во всем доме витал аромат заброшенности, словно дом умер, словно душа его безвозвратно ушла, утекла вместе с водой обратно в океан. Вещи, мебель – все было свалено как попало и громоздилось бесформенными кучами, а тяжелый письменный стол лишился половины своих ящиков. Их содержимое, крайне важное для всякого смертного – деньги и документы, – было частью утрачено, частью разбросано по всей комнате. Игорь принялся подбирать то, что осталось, обнаружил свой американский паспорт в довольно сносном состоянии, пластиковый футляр с кредитками также, по счастью, никуда не исчез. В уцелевших ящиках стола в воде плавала всякая ненужная теперь мелочь, весьма кстати подвернулся брелок в виде крошечного фонарика, а документов Пэм найти не удалось. Вместо этого Игорь обнаружил раскисший незапечатанный конверт, с величайшей осторожностью извлек из него исписанный шариковой ручкой лист, прилепил его прямо на стену и в свете крошечного фонарного пятнышка прочел следующее:

«Мой бесконечно милый Igor, прежде чем нам с тобой навсегда расстаться, я хочу посредством этого письма сказать то, что мне никогда не хватило бы духу высказать тебе в словах с глазу на глаз. Я пишу это письмо на русском и делаю это специально для того, чтобы ты смог лучше понять мои слова и почувствовать мою искренность. Как раз об искренности я буду сейчас говорить. Все дело в том, что я множество раз была с тобой неискренна, лгала тебе, обманывала тебя, и сейчас мне невыносимо тяжело от всей той лжи, которая накопилась между нами и совсем не хочет уходить, как вода в песок. Все у нас с тобой вышло, как в скверной повести, где женщина обязательно лживая и коварная, бессердечная whore[5]5
  шлюха (англ.).


[Закрыть]. Ты вправе думать обо мне так, особенно после того, как я расскажу тебе вот это.

Много лет назад, когда деревья для нас с тобой все еще были большими и мы впервые встретились, наша встреча в Риме вовсе не была случайностью, как не может быть случайностью встреча сотрудницы CIA и русского разведчика, а я уже тогда знала, какова твоя true occupation[6]6
  истинная профессия (англ.).


[Закрыть]. Я did come to be[7]7
  приехала, чтобы находиться (англ.).


[Закрыть] рядом с тобой, и начала выполнять свою задачу согласно плану моего руководства, которое тогда весьма озабочено было поиском тетрадки этого монаха, считая, что ее подлинник сможет сильно укрепить нас в знании, что именно делать и как именно работать в России, на кого из претендентов на высший государственный пост нам стоит поставить и к чему вообще можно быть готовыми.

В процессе реализации этого плана ты стал для нас чрезвычайно интересной фигурой в связи с тем, что оказался обладателем невероятного природного дара, сила которого сравнима лишь с даром величайших каббалистов и магов древности. Было решено привлечь тебя на нашу сторону. Alas[8]8
  увы (франц.).


[Закрыть], но в разведке всегда приветствуются только жесткие методы, которые гарантируют если и не мгновенный, то extremely[9]9
  чрезвычайно (англ.).


[Закрыть] быстрый результат. Для твоей тотальной компрометации, чтобы сразу лишить тебя возможности сделать шаг назад, а также ввиду того, что ты никогда бы не согласился на прямое сотрудничество с CIA, была проведена операция, в результате которой твой отец был убит, а тебе было предъявлено доказательство виновности русской разведки в том, что с ним произошло. Вообще в ходе этой операции оказалось слишком много жертв. Я, конечно же, имею в виду тех карабинеров, которые перестреляли друг друга, находясь под влиянием сильнейшего гипноза с твоей и с моей стороны. Не будет также неправдой, если я скажу, что в тот момент своим присутствием я лишь создавала видимость помощи, так как у меня подобные способности развиты чрезвычайно сильно в сравнении с обычным организмом, но ничтожны, если сравнить их с твоим уровнем. Таким образом, наше знакомство, начавшееся с почти безобидной лжи, быстро привело к лжи особенно чудовищной и aggravated[10]10
  ухудшенной (англ.).


[Закрыть] тем обстоятельством, что к ней теперь добавилось еще и убийство.

Нет, я не любила тебя тогда. Я поняла, что у меня по отношению к тебе появились чувства, когда мы с тобой расстались в Неаполе. После этого я ощутила потребность быть с тобой рядом. Самым счастливым временем в моей жизни beyond doubt[11]11
  вне всяческого сомнения (англ.).


[Закрыть] было наше время в Штатах, и с тех пор я была с тобой настоящей в той части нашей жизни, которая касалась только наших с тобой отношений. Что касается моей работы, то здесь, разумеется, о какой-либо искренности не может быть и речи. Так же, как ты всегда стремился быть полезным своей родине, я всегда работала во благо интересов своей. Затем, когда мы с тобой встретились после долгого расставания, что, конечно же, было очередным моим заданием, я вдруг поняла, что моя жизнь без тебя была прожита напрасно, и вот тогда-то я по-настоящему тебя полюбила и все сделала, чтобы оказаться с тобою вместе, тем более что тогда мои личные цели не противоречили целям, которые поставило передо мной CIA. Оказавшись здесь, на острове, среди protogenic[12]12
  девственно чистой (англ.).


[Закрыть] чистоты, я вдруг сама впервые в жизни захотела стать чистой, прежде всего перед тобой. Собственно, вся суть моего нервного и, как я подозреваю, весьма косноязычного письма сводится всего к четырем словам: мне надоело лгать тебе. В твоей переброске в Штаты заинтересованы люди, которым я не могу противостоять по определению. Им противостоять невозможно. Те азы масонства, с которыми я ознакомила тебя, когда ты был, shit![13]13
  дерьмо (англ.).


[Закрыть] – когда мы были вместе там, в Чарльстоне, в великом пантеоне Люцифера, не идут ни в какое сравнение с подлинным земным бытием этих людей, управляющих не только Штатами, но и всем миром. Тот, чье имя записал монах в своей тетрадке, trust me, honey[14]14
  поверь мне, милый (англ.).


[Закрыть], – он лишь покорный слуга этих людей. Они владеют чем-то, о чем я не стану писать даже в этом прощальном письме. Я знаю тебя, ты безрассудный храбрец и игрок с жизнью, ты захочешь узнать больше, и поэтому я молчу.

Я могла бы детально описать тот нарочно глупый project[15]15
  проект (англ.).


[Закрыть], который был мною придуман для того, чтобы заманить тебя на военный корабль. Все дело в том, что я НЕ ХОТЕЛА, чтобы тебя туда заманили. Вот откуда весь этот бред о вуду, так старательно заученный несчастным парнем, проглотившим муху, что, конечно же, было бы простой случайностью, кабы (мне очень нравится это слово, но я точно не знаю, в каких именно случаях его применять) не все, что происходит с нами в жизни, не было бы уже заранее предопределено. Сейчас, когда ты читаешь это письмо, у тебя есть свобода выбора из двух возможностей. Ты можешь дождаться корабля и на нем приплыть на базу Норфолк, что в Вирджинии. Ты можешь поступить как-то иначе. Это твое право, твой выбор, и я не смею и не хочу тебя в нем ограничивать. Поэтому я ухожу.

Мне не страшно потерять тело. Оно уже стареет. Скоро, через каких-нибудь десять лет, оно превратится в ветхую оболочку, его будут терзать хронические болезни, и моей душе придется уделять чересчур много времени и заботы, чтобы поддерживать тело в живом состоянии. Такая жизнь не для меня.

До свидания в мире нашего отца.

Шемхамфораш![16]16
  Весьма подробно значение этого слова описано в романе «Секта».


[Закрыть]

Любящая тебя Пэм Уотс».

VI

Вертолет с кофейным парнем и двумя страховыми агентами прилетел утром. Завидев его в небе, Игорь не стал особенно колебаться перед выбором. Назад в Хониару – столицу островного государства – вертолет доставил его одного. Далее пути Лемешева и пилота вертолета разошлись. Первый направился в аэропорт, откуда первым же рейсом вылетел в Лондон, а уже оттуда в Бостон. Второй сошел с ума и был помещен в дом скорби, где пребывает и по сей день, утверждая, что провел несколько часов в обществе черта, которому пришла в голову блажь прокатиться на вертолете. Судьба страховых агентов и расторопного, практичного в своих суждениях риелтора неизвестна. Они официально считаются без вести пропавшими. Капитан «Росса» – эсминца, приписанного к Седьмому флоту США, в чей регион ответственности входит этот сектор Мирового океана, – по прибытии обратно, то есть в бухту опустошенного стихией Лиапари, так никого и не дождался и отпустил в адрес агентов ЦРУ несколько простонародных выражений, что не осталось незамеченным. На капитана кто-то донес, ему влепили выговор, и после этого судьба его сделалась более никому не интересной. Верно, плавает себе где-нибудь, несет вахты, фотографирует летучих рыб, орет на матросов и не верит в Летучего Голландца и Бермудский треугольник… Храни его Нептун.

Спустя двое суток после вылета в Хониару Игорь прибыл в Бостон и очутился возле прекрасного Коммон-парка на Теннот-стрит, у дома под номером 186 – красивого белого здания постройки пятидесятых годов прошлого века, где подошел к двери с табличкой «Великая масонская ложа в Массачусетсе». Он позвонил, ему открыли, он произнес секретную фразу, его с почтением пропустили внутрь. До возвращения Игоря в Москву оставались считаные дни.