Текст книги "Национальный состав Красной армии. 1918–1945. Историко-статистическое исследование"

Автор книги: Алексей Безугольный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

1.2. Зарубежная западная историография

Зарубежная западная историография в плане освоения первоисточников по теме исследования всегда была вторичной по отношению к отечественной. Если в советский период работа западных историков в военных архивах была невозможна по политическим причинам, то сегодня препятствием служит специфический характер архивного материала – сложно организованного, многообразного и чрезвычайно объемного массива делопроизводственных документов. Иностранный исследователь в читальном зале Центрального архива Министерства обороны РФ – очень редкий гость.

Тем не менее западная историография интересна неангажированностью и стремлением к объективности в освещении темы, некоторыми оценками и подходами. Зарубежных авторов искренне интересует уникальный опыт Красной армии, объединившей под своими знаменами десятки разноязычных этносов. Этот опыт рассматривается в контексте общеполитических процессов в СССР, его национальной политики, трактуемой западной наукой в терминах неоколониализма.

Пользуясь советскими и российскими изданиями как первоисточниками, они обращаются прежде всего к программным документам, связанным с решением национального вопроса в строительстве советских вооруженных сил, и статистическим данным, иллюстрирующим эти решения. Западных историков особенно интересуют социальный и политический аспекты взаимодействия этнических меньшинств с доминирующим русским этносом в рамках воинского коллектива и количественное измерение этого взаимодействия: численность и соотношение меньшинств в воинских рядах на разных этапах истории Советского Союза, а также факторы, влиявшие на изменения этой численности. Стремление к инструментальному, статистическому измерению национальных проблем в советском военном строительстве принципиально отличает западную историографию от большинства аналогичных отечественных работ. Не случайно большой популярностью среди зарубежных исследователей по сию пору пользуется проанализированная выше работа А.П. Артемьева – один из немногих трудов, содержащий богатый сравнительно-цифровой материал по теме этнического представительства в Красной армии в годы войны.

Как и в отечественной историографии, в западной также неизменно популярна тема национальных частей, однако коренное отличие в их изучении состоит в том, что зарубежные историки всегда старались охватить тему целиком, взглянуть на национальные формирования как на особый институт Красной армии и инструмент национальной политики государства.

Принципиальный вопрос: являлась ли Красная армия «орудием интеграции советских этносов»? – решался западной историографией позитивистским инструментарием, через попытку замерить количественное и качественное представительство различных национальностей в советских вооруженных силах, особенно в рамках дихотомии «русские-нерусские этносы». Решению этой проблемы посвящены монографии и статьи известного советолога Т. Раковски-Хармстоун[80]80
  Rakowska-Harmstone T. Red Army as an Instrument of National Integration. Carlisle Barracks: US Army War College, 1978; Rakowska-Harmstone T. “Brotherhood in Arms”: The Ethnic Factor in the Soviet Armed Forces // Ethnic Armies: Polyethnic Armed Forces from the Time of the Habsburgs to the Age of the Superpowers. Waterloo, 1990. P. 123–157; Rakowska-Harmstone T. Nationalities and the Soviet Military // The Nationalities Factor in Soviet Politics and Society. Boulder, 1990. P. 72–94.


[Закрыть], книги Дж. Х. Лобинжера[81]81
  Lobinger J.H. Minority Nationalities in the Soviet Armed Forces. Oklahomasity, 1973.


[Закрыть], В. Янга[82]82
  Young W. Minorities and the Military. A Cross-National Study in World Perspective. Westport, 1982.


[Закрыть] и др. Автор монографии «Расколотая империя: Национальный бунт в СССР» Э. Каррер д’Анкосс приходит к выводу о том, что в различных составах военнослужащих (рядовом, офицерском) одни и те же национальности представлены по-разному, при явном доминировании русского этноса. Представительство неславянских народов соответствует степени их адаптации к русскоязычной культурной среде и встроенности в традиционное русское общество. Поэтому «советская армия отражает не общество, а власть и степень ассимиляции национальных групп или их сотрудничества с властями»[83]83
  Каррер д’Анкосс Э. Указ. соч. С. 202.


[Закрыть]. Факт этнического дисбаланса в советском офицерском корпусе в пользу славян подчеркивался и в монографии Э. Джонс «Красная армия и общество»[84]84
  Jones E. Red Army and Society. A Sociology of the Soviet Military. Boston, 1985. P. 202.


[Закрыть].

В 1980-х гг. этническая проблематика в строительстве советских вооруженных сил изучалась в рамках проекта RAND Corporation Research Study, курируемого армией США. В 1982 г. вышел доклад RAND С.Л. Карран и Д. Пономарева «Использование этнического фактора в Русской и Советской армиях»[85]85
  Curran S.L., Ponomareff D. Managing the Ethnic Factor in the Russian and the Soviet Armed forces: An Historical Overview. Santa Monica: Rand, July 1982.


[Закрыть]. В последующие годы был издан еще ряд докладов[86]86
  Alexiev A., Wimbush S.E. The Ethnic Factor in the Soviet Armed forces. Historical Experience, Current Practices, and Implications for the Future. Santa Monica: Rand, August 1983; Szayna Th. The Ethnic Factor in the Soviet Armed Forces. The Muslim Dimension. Santa Monica: Rand, 1991.


[Закрыть]. В 1988 г. в рамках проекта вышла монография Р. Алексеева и С. Уимбуша «Этнические меньшинства в Красной армии: богатство или обуза?»[87]87
  Alexiev R., Wimbush S. Ethnic Minorities in the Red Army. Asset or Liability? (Rand Corporation Research Study). Boulder and London, 1988.


[Закрыть].

В постсоветский период увидели свет монографии М. фон Хагена, Р. Риза, Дж. А. Санборна[88]88
  Hagen M. Soldiers in the Proletarian Dictatorship. The Red Army and the Soviet Socialist State, 1917–1930. Ithaca, 1990; Reese R.R. Stalin’s Reluctant Soldiers: A Social History of the Red Army, 1925–1941. Lawrence, 1996; Sanborn J.A. Drafting the Russian nation. Military conscription, total war, and mass politics, 1905–1925. Northern Illinois University Press, 2003.


[Закрыть], ряд статей[89]89
  Daugherty III L.J. Ethnic minorities in soviet armed: The plight of central Asians in a Russian-dominated military // The Journal of Slavic Military Studies. Vol. 7. 1994. Issue 2. P. 155–197; Blauvelt T.K. Military Mobilisation and National Identity In the Soviet Union // War & Society. May 2003. Vol. 21. № 1. P. 41–62.


[Закрыть] в журналах и сборниках, посвященных социальным проблемам Красной армии, в том числе связанным с ее национальным составом. Источниковая база ряда исследований значительно расширилась. В частности, в работах Дж. А. Санборна, М. Меридейл[90]90
  Merridale C. Ivan`s War. The Red Army 1939–1945. London, 2005.


[Закрыть] используются материалы российских архивов: РГВА, ЦАМО, РГАСПИ и др.

Из исследований последних десятилетий (изданных после распада СССР) на тему советской национальной политики особенно следует выделить фундаментальную работу профессора Гарвардского университета Т. Мартина, посвященную политике коренизации национальных кадров в 1920-х гг., «Империя „положительной деятельности“»[91]91
  Мартин Т. Империя «положительной деятельности». Нации и национализм в СССР: 1923–1939. М., 2011.


[Закрыть]. Книга, построенная на архивном материале, получила широкую известность и признание в российской научной среде. Понятие «империя „положительной деятельности“» в последние годы повсеместно употребляется как синоним советского политического курса 1920-х гг. в национальной сфере. Т. Мартин впервые в историографии дал многосторонний анализ явлению коренизации, предложил теоретические обоснования этой политики, показал ее региональные и отраслевые различия, а также предложил свое объяснение причинам ее постепенного сворачивания в 1930-х гг. К недостаткам этой большой по объему работы следует отнести то, что процесс коренизации в военной сфере совершенно упущен автором и даже ни разу не упоминается. Впервые национальная политика коренизации была соотнесена с проблемами строительства Красной армии еще Т. Раковски-Хармстоун в конце 1970-х гг., однако автор тогда призналась, что о результатах ее реализации в военном строительстве судить не может за неимением документальной базы[92]92
  Rakowska-Harmstone T. Red Army… P. 5.


[Закрыть].

В оксфордском сборнике статей «Государство наций: Империя и национальное строительство в эпоху Ленина и Сталина»[93]93
  Государство наций: Империя и национальное строительство в эпоху Ленина и Сталина. М., 2011 (перевод английского издания: A State of Nation. Empire and Nation-Making in the Age of Lenin and Stalin. Oxford, 2001).


[Закрыть] содержится несколько любопытных статей, касающихся национального строительства в СССР. В частности, обоснованным представляется взгляд на отправную точку советского нациестроительства, связанную с дискуссией по национальному вопросу в начале 1920-х гг. между Лениным и Сталиным. Отмечается, в частности, что в 1917 г. большевики пришли к власти в моноэтничном государстве, в том смысле, что великорусский этнос безраздельно господствовал в Российской империи. Быстро поднявшиеся националистические движения на окраинах рушащегося государства дали понять советскому руководству, что националистическая угроза была действительно серьезной. Но в то же время «они понимали и то, что русский национализм исключительно силен и представляет собой еще более серьезную угрозу единству государства, поскольку может спровоцировать «защитный» национализм среди нерусского населения. Поэтому Ленин и Сталин вполне сознательно попытались создать антиимперское государство. Они поддерживали создание и развитие нерусских территорий, элит, языков и культурных учреждений, при этом систематически принижая русские национальные институты и культуру и даже превращая русских в козлов отпущения[94]94
  Там же. С. 14.


[Закрыть].

Нельзя не отметить еще одной свежей работы французских авторов А. Блюма и М. Меспуле, изданной впервые в Париже в 2003 г. и переведенной на русский язык[95]95
  Блюм А., Меспуле М. Бюрократическая анархия: статистика и власть при Сталине. М., 2008 (перевод с французского издания: Blum A., Mespoulet M. L’anarchie bureaucratique: Pouvoir et statistique sous Staline. Paris, 2003).


[Закрыть]. Книга посвящена развитию статистической отрасли в условиях сталинизма, выявлению механизмов кадровой и научно-методологической преемственности советской статистической службы от дореволюционной и в то же время сильнейшего политического давления со стороны государства. Рассматриваются особенности статистических обследований населения и экономики в 1920–1930-х гг. Вопросы взаимодействия гражданской статистической службы с военным ведомством, в том числе военные переписи, не попали в поле зрения авторов. С точки зрения нашего исследования особенно ценной является весьма содержательная глава, посвященная национальным аспектам статистических исследований населения в Российской империи и СССР[96]96
  Там же. С. 204–232.


[Закрыть]. Авторы убедительно показывают всю сложность таких работ в условиях интенсивно формирующихся этнических идентичностей. Сами статистики и государство постоянно участвовали в изменении и оформлении этих идентичностей, «предписывая», назначая их, группируя национальности исходя из своих административных целей. В работе раскрыты движущие силы и механизм этого процесса.

1.3. Историография постсоветского пространства

На просторах бывшего Советского Союза тематика военной службы местных этносов в рядах Красной армии по понятным причинам сильно политизирована. Как нигде, здесь уместно вспомнить классическую формулу сталинской науки: «История – это политика, опрокинутая в прошлое». Образы национальной военной истории поставлены на службу актуальной политики современных государств, вполне отражая современную, весьма недружественную атмосферу на бывшем советском пространстве. Как отмечает один из ведущих отечественных этнологов академик В.А. Тишков, «конструирование прошлого», создание «версии прошлой жизни, которая ведет к современности… на основании выборочной организации прошлых событий» является важнейшим фактором современной этнической и национальной самоидентификации[97]97
  Тишков В.А. Реквием по этносу. Исследования по социально-культурной антропологии. М., 2003. С. 498–499.


[Закрыть].

Сразу отметим, что ключевым недостатком многих современных работ, издаваемых по интересуемой тематике на постсоветском пространстве, является их слабая источниковая база. Архивный материал привлекается эпизодически, и речь идет в основном об интерпретации известных фактов. Понятно, что ключевые архивы по теме остались на территории России, однако слабо вовлекаются в научный оборот и материалы местных архивов. Диссертации по военно-исторической тематике XX в. тоже редкость. Все это свидетельствует о значительной утрате национальными историческими сообществами интереса к совместной советской военной истории, ее ритуализации и политизации. Особенно это касается историографии Великой Отечественной войны. История войны крайне конъюнктурна и может зависеть буквально от личных пристрастий главы государства. Так, например, произошло в Узбекистане, где на протяжении четверти века правления И.А. Каримова память о войне и участии в ней узбеков медленно, но упорно вытеснялась из символического, информационного и образовательного пространства страны. С приходом в 2016 г. к власти бывшего премьер-министра Ш.М. Мирзиёева тема победы над нацизмом переживает настоящий ренессанс: возвращаются на место старые памятники, проводятся шествия, публикуются книги.

В ряде стран (Таджикистан[98]98
  Абдуллоев Р. Таджикистан в годы Великой Отечественной войны. Душанбе, 1994; Таджикистан в годы Великой Отечественной войны. Душанбе, 2000; Сборник материалов Республиканской конференции, посвященной 60-летию Победы в Великой Отечественной войне. Душанбе, 2005 и др.


[Закрыть], Белоруссия[99]99
  Беларусь в годы Великой Отечественной войны 1941–1945. Минск, 2005; Освобождение Беларуси. 1943–1944. Минск, 2014; Третьяк С.А. Трудный путь к Победе. Минск, 2015; Вклад белорусского народа в Победу в Великой Отечественной войне. Минск, 2016 и др.


[Закрыть], Армения[100]100
  Акопян A.M. От Кавказских предгорий до Берлина – Эльбы: Боевой путь трижды орденоносной 89-й Таманской армейской стрелковой дивизии. Ереван, 1991; Григорян Г. Участие армян Арцаха в Великой Отечественной войне (1941-1945): Автореф. дисс. … канд. ист. наук. Ереван, 2004 и др.


[Закрыть], в значительной степени – Казахстан[101]101
  Тасбулатов А., Аманжолов А. Военная история Казахстана. Алматы, 1998; Исмаилов А.И. Война и Победа (из истории Казахстана в 1941–1945 годах). Шымкент, 2010; История Казахстана: народы и культуры. Алматы, 2001. С. 306–316 и др.


[Закрыть], Киргизия[102]102
  Тунтеев Н.С. Красные кавалеристы Кыргызстана. Бишкек, 1994; Сагынбаев О. Посланцы Кыргызстана на фронтах Великой Отечественной войны. Бишкек, 1995; Всемирно-историческое значение победы в Великой Отечественной войне: Сб. статей. Бишкек, 1995; Отечественная война: их славу годы не сотрут. Бишкек, 2005; Жоробеков Т.Ж. Вклад кыргызстанцев в Великую победу (на материалах южных регионов Кыргызской Республики). Бишкек, 2005 и др.


[Закрыть]) тема разрабатывается в целом в парадигме старого советского подхода с упором на освещение героических аспектов национальной военной истории и боевого пути сформированных в этих регионах национальных частей. Так, в Белоруссии советские традиции изучения военной истории оказались наиболее сильными на всем постсоветском пространстве; каноны военной героики догматизированы и неуклонно соблюдаются. Особенно это очевидно по содержанию научно-практических конференций по вопросам истории Великой Отечественной войны, активно проходящих в этой стране[103]103
  Беларусь в годы Великой Отечественной войны: уроки истории и современность: Мат-лы междунар. научн. конф. (Минск, 29–30 июня 2004 г.). Минск, 2004; Партизанское движение в Беларуси и его роль в разгроме фашистских захватчиков в 1941–1944 годах: Мат-лы Междунар. научно-практич. конф. (Минск, 25–26 июня 2009 г.). Минск, 2009; Актуальные проблемы Второй мировой и Великой Отечественной войн (к 65-летию Великой Победы): Мат-лы V междунар. летней школы молодых историков стран СНГ (Минск, 14–23 июня 2010 г.). Минск, 2010; Победа – одна на всех: Мат-лы междунар. науч. – практич. конф., Витебск, 24 апреля 2014 г. Витебск, 2014; Беларусь: памятное лето 1944 года: Мат-лы Междунар. науч. – практ. конф., посвящ. 70-летию освобождения Беларуси от нем. – фашист. захватчиков (Минск, 19–20 июня 2014 г.). Минск, 2015; Вторая мировая война в истории человечества. 1939–1945 гг.: Научный сборник. Мат-лы междунар. науч. конф. М., 2015; Этот день мы приближали, как могли…: Мат-лы Междунар. науч. – практ. конф., посвящ. 70-летию Победы в Великой Отечественной войне и окончанию Второй мировой войны (Минск, 7–8 мая 2015 г.): В 2 ч. Ч. 1. Минск, 2016.


[Закрыть]. Белоруссия – фактически единственное государство, чья концепция и ключевые оценки истории Великой Отечественной войны совпадают с современной российской, что дает плодотворную почву для научной кооперации военно-исторических сообществ двух стран.

Историки других стран (Украина[104]104
  Гриневич Л.В. Військове будівництво в Україні у 20-ті – на початку 30-х рр. XX ст.: національний аспект: Автореф. дис. … канд. ист. наук. Львів, 1995; Бондарь А.Н. Украинизация и национальные формирования в войсках Украинского военного округа в 1922–1935 годах: Автореф. дисс. … канд. ист. наук. Одесса, 1997 и др.; «Українізація» 1920–30-х років: Передумови, здобутки, уроки. К., 2003; Легасова Л., Шевченко Н. Друга світова війна і Україна. Музейний аспект теми // Сторінки воєнної історії України: Зб. наук. ст. 2008. Вип. 11. С. 20–31; Лисенко О.Є. Важкий шлях до миру: українське суспільство та влада у середині 1940 – на початку 1950-х рр. // Український історичний журнал. 2015. № 5. С. 19–42 и др.


[Закрыть], Грузия[105]105
  Натмеладзе М., Даушвили А. Новейшая история Грузии. Тбилиси, 2010. С. 176–214; Натмеладзе М. К вопросу участия Грузии в битве за Кавказ в 1941-1943 годах в русской историографии // Некоторые вопросы грузино-русских взаимоотношений в современной историографии. Тбилиси, 2011. С. 141–153 и др.


[Закрыть], страны Балтии, отчасти Азербайджан) увлечены поисками своих корней вне российского/советского имперского контекста. Советское военное присутствие в этих странах трактуется как оккупация, а служба местного населения в рядах Красной армии – как действие принудительное. Государствообразующий этнос трактуется как жертва злодеяний сразу двух тоталитарных режимов – и нацистского, и советского. Сама война на большей части постсоветского пространства понимается как чужая, навязанная.

Определенный интерес представляет украинская историография. Тема участия миллионов украинцев в совместной с русскими и другими народами борьбе с нацизмом все более маргинализуется, и нередко целые монографии, посвященные истории вооруженных сил Украины XX в., обходятся даже без упоминания этого факта[106]106
  Например, в большом издании «История украинского войска», подготовленном сотрудниками исторического факультета Киевского национального университета им. Т. Шевченко в 2016 г., повествование неожиданно обрывается 1921 г., а возобновляется только событиями, связанными с формированием войск Карпатской Украины в конце 1930-х гг., а затем – националистической организации ОУН в период Второй мировой войны. В тех же работах, где боевые действия на территории Украины в 1941 и 1943–1944 гг. все же рассматриваются, это делается подчеркнуто отстраненно: две огромные армии схлестнулись в сражении за богатую украинскую землю (Воєнна історія України від давнини до сьогодення. Харків, 2016). Аналогичным образом построены другие работы о вооруженных силах Украины: Папікян А. Збройні Сили України двадцятого століття. Львів, 1999; Історія українського війська. Харків, 2016; Поле битви – Україна. Від «володарів степу» до «кіборгів». Харків, 2016; Литвин В. Історія України: підручник. К., 2013. С. 658–700 и др.


[Закрыть]. Термин «Великая Отечественная война» вовсе выведен из официального и научного оборота, и, очевидно, это означает, что, по крайней мере, на современном историческом этапе полный отрыв от некогда единой с российской историографией традиции изучения событий 1939–1945 гг. завершен.

Позиция жертвы большой игры великих держав оправдывает и всевозможные коллаборации «малого» этноса с разными сторонами конфликта, трактуемые как морально приемлемые стратегии выживания нации в условиях тоталитарного гнета. Такому подходу присущ страдательный настрой и пристальное внимание к человеческой и материальной цене победы, которую пришлось заплатить представителям данного этноса за участие в войне. Интересен анализ вопросов, связанных с мобилизациями украинцев в 1943–1944 гг. и резким ростом удельного веса украинцев в частях Красной армии в этот период. Так, в кандидатской диссертации В.А. Гриневича справедливо отмечается перманентная изменчивость национального состава действующей армии в связи с изменениями потоков пополнений в них из различных республик. Можно согласиться с утверждением о том, что с начала 1944 г. пополнения из Западной Украины стали большой проблемой для комплектующих органов Красной армии, причем сложность представляли как сам процесс мобилизации, так и дальнейшее использование этой категории военнослужащих в бою[107]107
  Гриневич В.А. Національні проблемі в Червоній армії в період визволення України від німецько-фашистських загарбників (грудень 1942 – жовтень 1944 рр.): Автореф. дисс. … канд. іст. наук. Київ, 1994. С. 10–11.


[Закрыть].

В коллективной монографии, посвященной военному строительству на Украине в XX в., сделаны полезные наблюдения об изменении численности военнослужащих в последний период Великой Отечественной войны в 1944–1945 гг., на что прежде редко обращалось внимание историков. По подсчетам авторов книги, в ряде армий 1, 2, 3-го Украинских фронтов число украинцев в это время значительно превышало число русских и достигало 50–80 %[108]108
  Військове будівництво в Україні у XX столітті: Істороичний нарис, події, портрети. Киев, 2001. С. 196.


[Закрыть]. Например, в 4-й гвардейской армии 2-го Украинского фронта к весне 1944 г. насчитывалось 57 % украинцев, 35 % русских, 0,8 % белорусов, 1,3 % татар, 1,5 % евреев, 1,4 % представителей республик Закавказья, 1,7 % представителей Средней Азии и 1,3 % представителей других народов[109]109
  Військове будівництво в Україні у XX столітті: Істороичний нарис, події, портрети. Киев, 2001. С. 196.


[Закрыть]. Отмечается, что к концу войны, по мере того, как иссякали мобилизационные возможности освобождаемых территорий УССР, удельный вес украинцев в частях действующей армии вновь упал и не превышал 20–25 %[110]110
  Історія українського війска (1917–1995). Львів, 1996. С. 345.


[Закрыть]. Хотя выводы о динамике численности украинцев в рядах Красной армии, сделанные украинскими учеными, в целом подтверждаются в представленной монографии, в украинских работах имеются существенные недостатки: политизированность выводов, узкая источниковая база, фрагментарный охват и нередко случайный характер привлекаемого для анализа учетного материала. Иногда ссылки на документы и вовсе отсутствуют. Например, в монографии доктора исторических наук М.В. Коваля сообщается, что численность украинцев во многих соединениях достигла 50–70 %, однако не приводятся ссылки на документы[111]111
  Коваль М.В. Україна в Другій світовій і Великій Вітчизняній війнах (1939– 1945 pp.). Київ, 1999. С. 117.


[Закрыть]. Таким образом, украинские исследования в области сравнительно-статистического изучения участия украинцев в рядах Красной армии можно считать лишь введением в тему.

В последние годы в украинской историографии активно исследуется проблематика советских войсковых мобилизаций на недавно освобожденных территориях республики в 1943–1944 гг.[112]112
  Гриневич В.А. Національні проблемі в Червоній армії в період визволення України від німецько-фашистських загарбників (грудень 1942 – жовтень 1944 рр.): Автореф. дисс. … канд. іст. наук. Київ, 1994.


[Закрыть] В кандидатской диссертации[113]113
  Рибченко Л.В. Радянські військові мобілізації 1943 р. на території Лівобережної України: Автореф. дисс. … канд. іст. наук. К., 2010.


[Закрыть] и статьях[114]114
  Рибченко Л.В. Радянські військові мобілізації 1943 року (Київська область, Обухівський район) // Сторінки воєнної історії України: Зб. наук. ст. К., 2009. Вип. 12. С. 103–112; Она же. Персональний облік людських військових втрат Червоної армії у Великій Вітчизняній війні // Київські адреси сповіщень про загибель: дослідження, документи, свідчення. К., 2013. С. 77; Она же. Документальний фонд з обліку людських втрат Національного музею історії Великої Вітчизняної війни 1941–1945 років як джерело з вивчення проблеми радянських військових мобілізацій 1943–1944 років // Наукові записки. Збірник праць молодих вчених та аспірантів. Т. 19 (2). К., 2009. С. 129–139.


[Закрыть] Л.В. Рыбченко (ныне – заместитель директора Национального музея Украины), статьях О.Е. Лисенко[115]115
  Лисенко О.Є. Важкий шлях до миру: українське суспільство та влада у середині 1940 – на початку 1950-х рр. // Український історичний журнал. 2015. № 5. С. 19–42.


[Закрыть], Л. Легасовой, Н. Шевченко[116]116
  Легасова Л., Шевченко Н. Друга світова війна і Україна. Музейний аспект теми // Сторінки воєнної історії України: Зб. наук. ст. 2008. Вип. 11. С. 20–31.


[Закрыть] представлены результаты анализа специфического типа источников. В 2000-х гг. распоряжением правительства Украины в Национальный музей Украины из областных военкоматов были переданы все дела (свыше 9 тыс. единиц хранения[117]117
  Лисенко О.Є. Указ. соч. С. 20.


[Закрыть]) военкоматов с уведомлениями граждан из воинских частей о безвозвратных потерях (в просторечье – похоронках). Записи о похоронках, содержащие сведения о дате и месте призыва гражданина, а также дате и месте гибели и захоронения, вносились в специальные книги, которые и стали сейчас предметом исследования, давшего интересные результаты (тем более в России такая работа пока не проведена).

Проведя содержательный и количественный анализ документов одного из районов Киевской области (Обуховского), Л.В. Рыбченко делает ряд любопытных наблюдений о масштабах и методах местных мобилизаций, степени военной выучки мобилизованных украинцев, сроках отправки их на фронт. В частности, она приходит к выводу о том, что нередко «только что мобилизованные жители освобожденных украинских сел сразу попадали в бой». Часть из них гибла в первом же бою недалеко от родных мест и даже хоронилась родственниками по месту жительства. Выяснилось также, что подавляющая часть мобилизованных местных жителей не успевала оформляться по правилам воинского учета[118]118
  Рибченко Л. Документальний фонд… С. 133.


[Закрыть]. В то же время автор соглашается с тем, что такая практика, судя по всему, была повсеместной в годы войны, а не велась целенаправленно только в отношении украинского населения, поскольку она осуществлялась в порядке выполнения приказа Ставки ВГК № 089, изданного еще 9 февраля 1942 г.[119]119
  Экземпляр № 1 приказа Верховного главнокомандующего хранится в подшивке приказов НКО за 1942 г. в ЦАМО (Ф. 2. Оп. 920266. Д. 3. Л. 150).


[Закрыть], задолго до освобождения Украины. Данная директива разрешала военным советам армий в ходе наступления пополнять свои ряды в упрощенном порядке, вне установленной процедуры призыва военкоматами.

Проблема войсковых мобилизаций – интересная и плодотворная тема; проанализированные работы дополняют и подкрепляют сделанные нами на большом архивном материале выводы о резком росте численности украинцев и других «западных» народов СССР среди рядового состава Красной армии со второй половины 1943 г. и до конца войны и изменении соотношения в этническом составе войск между основными его категориями – офицерским, сержантским и рядовым составами.

В украинской академической литературе политике коренизации на Украине (частью которой являлось развитие национальных формирований) дается в целом положительная оценка. Как отмечалось в одной из обобщающих работ по истории Украины, «если в других национальных республиках коренизация так и осталась аппаратной кампанией, в Украине она приобрела многие признаки мощного национального возрождения»[120]120
  Литвин В. Указ. соч. С. 606.


[Закрыть]. В работе Института истории Национальной академии наук Украины «Украинизация 1920–30-х гг.: Предпосылки, достижения, уроки» отмечается, что «за десять лет „украинизации“ (1923–1933 гг.) украинцы превратились в структурно полноценную, дружную и консолидированную нацию, то есть обрели все те характеристики, которых им так не хватало во время революции 1917–1920 гг.»[121]121
  «Українізація» 1920–30-х років: Передумови, здобутки, уроки. К., 2003. С. 188.


[Закрыть].

В обобщающей работе «История украинского войска» рассмотрены вопросы украинизации воинских частей Украинского военного округа (УВО) в середине 1920-х гг., особенности языковой политики и партийно-политической работы в войсках, подлежавших украинизации[122]122
  Історія українського війска (1917–1995). Львів, 1996. С. 230–282.


[Закрыть]. Авторы справедливо рассматривают украинизацию частей РККА в УССР в контексте политических процессов на Украине, когда апологеты коренизации в регионе (прежде всего нарком юстиции и генеральный прокурор УССР Н.А. Скрипник) пытались использовать их для реализации модели украинского «национал-коммунизма»[123]123
  Історія українського війска. С. 318–331.


[Закрыть]. История украинских частей РККА показана на фоне общей картины публичной и негласной политической борьбы между сторонниками углубления украинизации и так называемыми «великодержавниками», чьи позиции с конца 1920-х гг. неуклонно усиливались[124]124
  Історія українського війска. С. 331.


[Закрыть].

* * *

Анализ историографии показал недостаточную изученность национального аспекта строительства Вооруженных Сил СССР в 1918 – первой половине 1940-х гг. отечественной и зарубежной исторической наукой, фрагментарность и регионализацию тематики исследований, а нередко – этнополитическую ангажированность авторов в освещении национальной проблематики в военной истории.

Отсутствие объективного исследования национальной тематики в военном вопросе рождало и продолжает порождать сонмы спекуляций, домыслов и споров, особенно в национальной региональной исторической и публицистической литературе. Зияющая историографическая лакуна на месте столь важной, да и просто крайне интересной страницы отечественных вооруженных сил и послужила толчком к написанию данной книги.