Текст книги "Впустите меня! (СИ)"

Автор книги: Алексей Корепанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Как в нашем случае, – обрадованно вставил я.

Приймак подумал, рассеянно поглядел в темное окно. Бесцельно повозил ложкой в чашке – сахар он туда не клал.

– Хорошо по этому поводу сказал Никита Томин, хотя я и не согласен с ним. Полтергейст можно уподобить разумному океану Станислава Лема. Знаете, конечно, да? Планета Солярис... При полтергейсте, – продолжил он, увидев мой кивок, – человек, мол, сталкивается с неким разумом, природу которого понять пока не может. И этот разум способен оживлять неких демонов, живущих глубоко в нашем подсознании. Демоны эти отнюдь не картинки, не голограммы, они в определенной степени реальны, поскольку способны на физическое воздействие как на вещи, так и на людей. Но "фантомы" у Лема нейтральны, а "фантомы" полтергейста враждебны, стараются навредить. Вот такие дела...

Я приободрился, потому что вроде бы понял весь этот кусок объяснений, и напомнил:

– Вы сказали, что не согласны с этим...

– Да, не согласен. Я считаю, что этот разум, а точнее, разумы, и есть сами демоны, кем бы они ни были – об их природе говорить не будем. Лилит и другие, их много. Просто нам известны символы далеко не всех демонов.

– То есть вы считаете, что Лилит на самом деле существовала? – недоверчиво спросил я.

– И существует в данное время, как и другие, – очень серьезно ответил Приймак. – И ее история, как и история с Эдемским садом, может быть правдой. Только изложенной древними в силу их разумения. Сотворение Евы из ребра... История со змеем-искусителем... Это переложение учебника по квантовой механике на язык букваря. Демоны существуют, как в нашем подсознании, так и вне его. В объективной реальности, только не в этой. Они ушли из этой реальности, но временами возвращаются, чтобы вредить. Или чтобы привлечь к себе наше внимание. Или с какой-то иной целью. И если получится, мы сегодня узнаем имя того, кто шалит здесь при посредстве хозяйки квартиры, – он кивнул на стену, за которой спала Наталья. – При невольном посредстве, разумеется, как я уже говорил.

– Каким это образом мы узнаем?! – поразился я.

Владимир Георгиевич молча встал и направился к двери. Обернулся и сделал приглашающий жест. Я проследовал за ним в большую комнату, и в круге света от включенного аномальщиком фонарика увидел на полу между диваном и мебельной стенкой выложенный Приймаком из спичек вопрос: "Как твое имя?"

– И вы рассчитываете... – почему-то шепотом начал я, но Приймак меня прервал:

– Потерпите немного, и увидите сами.

Все это показалось мне вдруг таким нереальным и абсурдным, что я едва удержался от желания извлечь из сумки дежурную фляжку коньяка и предложить аномальщику накатить по чуть-чуть. Вряд ли это было бы целесообразно. Не поможет тут никакой коньяк...

В два часа ночи Владимир Георгиевич вновь повел меня в большую комнату. Свет в прихожей продолжал гореть. Аномальщик распахнул вторую створку, и мы устроились в дверном проеме на захваченных из кухни табуретках. Я смотрел то на свои часы, то на слова из спичек, на которые светил фонарь Приймака, то на балконную дверь, и чувствовал себя, наверное, так, как безоружный солдат перед вражеским танком. «Наверное» – потому что мне не приходилось бывать перед танком. Спина под свитером взмокла, а сердце грохотало так, что, казалось, заглушит и стук в балконную дверь.

Не заглушило. От удара в стекло я подскочил на табуретке, хотя и ждал его, потому что часы показывали два десять. Фонарик в руке Приймака дрогнул. Я сжался на табуретке, глядя на балконную дверь – там никого не было – и ожидая следующего удара... но в комнате было тихо. Причем не просто тихо, а так одуряюще тихо, словно меня ткнули головой в мешок с опилками. Я застыл, каждой клеточкой тела прочувствовав, что ощущала превратившаяся в соляной столб жена Лота. И так, в тишине, прошло то ли пять секунд, то ли десять. А потом Владимир Георгиевич встал и шагнул к выложенным спичками словам на полу. Он заслонял их от меня, и я понял, что надпись стала короче... или и вовсе исчезла. Неестественная тишина превратилась в обычную. Никакого буйства... Ничего...

Я тоже поднялся с табуретки и подошел к Приймаку, светившему фонариком себе под ноги. Да, спички исчезли, но не все. Их осталось восемь, сложенных в три буквы. Три спички – "А", две – "V", и еще три – "Э".

"АVЭ".

Буква "Э" была угловатой, как и предыдущие – две спички под углом вверх и вниз, и одна поперек, вонзаясь между ними.

Разумеется, на ум сразу пришло "Ave Maria" и "Ave, Caesar". "Здравствуй, Мария" и "здравствуй, Цезарь". Хотя первое, кажется, переводят как "радуйся".

Впрочем, это было неважно. Если "Аvэ" и есть имя демона, то почему оно выложено буквами разных алфавитов? Я такого имени не слыхал... хотя я много чего не слыхал!

Приймак продолжал светить на спички, и круглое пятно на полу почему-то подрагивало. Я взглянул на него и поразился выражению, застывшему на его лице. Свет из прихожей отражался в дверцах мебельной стенки, и было видно, что аномальщик потрясен. В квартире по-прежнему стояла тишина. Буйный дух не буянил.

– Вы знаете такого демона? – спросил я, все равно опасаясь говорить громко. – Авэ...

– Не Авэ, – не сразу ответил он. – Это как зеркальное отражение, так бывает...

Я заторможенно перевел взгляд вниз и пробормотал:

– Ева... Это же буква "е", а не "э"... Ева...

– Именно, – подтвердил Владимир Георгиевич. – Жена Адама.

Я попятился и плюхнулся на диван:

– Но как?..

– А вот так... – Приймак устроился рядом со мной. – Значит, Лилит вернулась к Адаму... И именно ее, а не Еву, Господь вместе с ним и изгнал из Эдема, одев в одежды кожаные, чтобы в поте лица своего ели они хлеб, доколе не возвратятся в землю... И именно Лилит, а не Ева стала матерью всех живущих... А Ева... – он развел руками. – Выходит, Ева тоже стала демоном.

– Тоже! – выдохнул я. – Значит, все мы – потомки Адама и злобной волосатой демоницы с птичьими ногами?!

– Видимо... да...

У меня перехватило горло.

Мы – потомки уродливой демоницы! Так вот почему мы ТАКИЕ!.. Вот почему...

Словно чья-то невидимая рука легла мне на голову и начала клонить ее все ниже и ниже. Я ни секунды не сомневался в том, что это – правда. Страшная правда...

И словно чтобы окончательно добить меня, раздался из дверного проема негромкий женский голос:

– Я вспомнила...

Мы с Приймаком обернулись, а я даже вздрогнул. Там стояла хозяйка квартиры. Взъерошенная, в халате, она показалась мне похожей на какую-то грустную птицу. ("С куриными лапами", – сказал кто-то во мне, и мурашки побежали у меня по спине.) Лицо ее было сонным, она, кажется, даже покачивалась, но голос женщины звучал довольно внятно:

– Кто-то говорил у меня в голове, еще до того, как все началось... в тот вечер... Я уже засыпала... Женский голос в голове: "Я Ева... Я хочу быть здесь... Впустите меня... Впус..."

Наталья замолчала на полуслове и расширившимися, уже не сонными глазами впилась в пол. Я и Приймак как о команде повернулись туда.

К первому слову добавилось еще одно, тоже из спичек. Из пяти букв, таких же зеркальных. Аномальщик сообразил быстрее меня.

– "Здесь", – медленно сказал он. – "Ева здесь"...

Наталья тихо охнула и шагнула вперед, в комнату, растопырив пальцы, словно собираясь вцепиться кому-то в горло. Сделала два шага, и вдруг резко повернулась к нам. И вновь мне представилось, что она похожа на птицу. На страшную птицу. Владимир Георгиевич тоже перевел на нее взгляд и отшатнулся, вскидывая руки, будто защищая лицо. Казалось, его ослепил яркий свет или он увидел что-то угрожающее.

А я... А я почувствовал, как во мне мутной волной поднимается непреодолимое желание убить эту женщину. Эту страшную птицу. Прямо сейчас... Немедленно...

Убить! Я знал, что мы, потомки Лилит, способны убивать себе подобных. Я мог ее убить.

Если получится...

Она, выставив перед собой руки и пошевеливая пальцами, молча приближалась к нам...

2013.