355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алексей Корепанов » Впустите меня! (СИ) » Текст книги (страница 1)
Впустите меня! (СИ)
  • Текст добавлен: 19 декабря 2017, 20:40

Текст книги "Впустите меня! (СИ)"


Автор книги: Алексей Корепанов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Корепанов Алексей Яковлевич
Впустите меня!


Алексей Корепанов. Впустите меня!

Были времена, когда в газетах писали, где какой завод построили, сколько молока надоили, и кто встречал у трапа самолета больших руководителей. Давно это было. Еще до эпохи исторического... то есть тотального похренизма, как сказал бы Остап Бендер, живи он сейчас. Я тогда еще и читать не умел. Нынче масс-, так сказать, медиа на другое заточены. Каждое СМИ – этакий гриль, безустанно выдающий жареное. Иначе нельзя. Потеряешь читателя, и сгинешь. Поэтому наш еженедельник из той же породы. Хорошо это или плохо – рассуждать не буду, не о том речь. Да и длинные вступления читатель не приветствует, так его приучили. А потому – к сути.

– Сергей, считай, я почти всю работу за тебя сделал, – сказал шеф на планерке и передал мне листок. – Это его "мыло". Специалист по полтергейстам и прочей аномальщине. Тебе только и осталось, что включить думалку, набросать вопросы и скинуть ему. Конец света успешно состоялся, астероид, блин, мимо пролетел... Народ заскучал, надо его барабашками побаловать, пока до следующего конца света время есть.

– Сколько? – спросил я, разглядывая бумажку с адресом электронной почты и ФИО: "Приймак Владимир Георгиевич".

– Что "сколько"? – переспросил шеф. – До конца света?

– Предлагать ему сколько, этому барабашковеду?

– Пусть сам скажет, – шеф покосился на бухгалтершу. – А там видно будет...

Вопреки совету шефа, включать думалку я не стал. "Торопицца нэ надо", – так говорил мудрый товарищ Саахов. Это акулы пера торопились, а нам, дятлам клавиатур, спешка ни к чему. Акулам этим, только для того, чтобы хоть что-то узнать о полтергейсте, пришлось бы сутки в библиотеке проторчать, а тут... Стук-стук клювом по клавишам, и нагуглить можно не то что на полосу, а хоть и на целый том. Но и гуглить я не спешил – а вдруг этот Приймак вообще откажется? Я выбрал оптимальный вариант: разжился у Катюши кофейком и отправил доктору полтергейстных наук письмо: так, мол, и так, не хотели бы вы просветить читающие массы насчет того, кто в шкафах стучит, тарелками бросается и водой с потолка поливает оторопевших жильцов. И занялся другими делами.

За окном сыпал январский снег, ветер гонял по скользким тротуарам прохожих, а у нас было тепло, источал перегар хмурый Макс, ворковала по телефону Катюша, и уже третья порция ее кофе горячим ручейком перетекала в мой желудок. И не надо было никуда трое суток шагать и столько же не спать ради нескольких строчек в газете... Интернет, господа: ищи – и обрящешь. Не отрывая, так сказать, филейной части от кресла.

Но к обеду выяснилось, что оторвать придется, и совсем не для того, чтобы после работы попить с Максом пивка в "Богеме". Пришел ответ от Приймака. Спец по шумным духам приглашал меня сегодня же прибыть в его город, дабы я не только смог взять у него интервью, но и провести ночь в квартире, где оные духи в настоящее время развили бурную деятельность. Так что пришлось мне вместо "Богемы" бежать за билетом на маршрутку, а потом домой, за паспортом, бритвой и прочими командировочными атрибутами, плюс перекусить на дорожку. Поприсутствовать при полтергейсте – это будет покруче, чем общаться с "богемной" компанией, ведя традиционные холивары, которые, в итоге, выливались в водочку. Вернее, выливалась. Водочка. В уже наполненные пивком желудки журналистской братии и прочих лиц свободных профессий.

Когда маршрутка, намотав на колеса двести с лишним километров, причалила к платформе автовокзала, было уже темно. Еще в пути я связался со спецом по указанному им в ответном письме номеру мобильника, и он назвал адрес, по которому мне нужно прибыть на встречу с ним и буйными духами. Не успел я сделать и десятка шагов от маршрутки, как был чуть ли не атакован «извозчиками», и вскоре уже катил в пожилой, но еще крепкой белой «Волге» по заснеженным безлюдным улицам областного центра. Знакомо звучало «Радио Шансон», знакомо сияла реклама и мигали глаза светофоров, и как-то не верилось, что в таком заурядном городе творится аномальная чертовщина. Именно аномальная, потому что обычной чертовщины в жизни хватало. Собственно, ею и была вся наша нынешняя жизнь. В смысле – черт-те что. Хотя и не всегда.

Минут через двадцать машина нырнула в квартал стандартных многоэтажек – один из неотличимых друг от друга элементов "спального района", заставивший меня вспомнить Женю Лукашина из "Иронии судьбы", и остановилась у нужного подъезда. Дом отнюдь не походил на мрачное обиталище Родерика Ашера, по крыльцу подъезда не шастали черные коты, и не парил над исправно светившей лампочкой хрустальный череп с тремя шестерками в каждой глазнице.

Я потыкал пальцем в квадратики домофона, услышал голос Владимира Георгиевича и назвал себя.

– Шестой этаж, – коротко сказал Приймак.

Железная дверь открылась, я шагнул в подъезд, и она со зловещим щелчком захлопнулась за мной. Словно отрезав путь назад. Признаюсь, на мгновение мне стало неуютно – ведь одно дело читать обо всякой аномальщине, сидя перед монитором, и совсем другое – очутиться, так сказать, в ее владениях. Где чудеса, где леший бродит, и даже русалка, от великого, видимо, страха забралась на дерево...

Да уж... Занесло меня под крышу, где я древний ужас слышу...

Это из меня продолжал лезть Эдгар По, от которого я чуть ли не фанател лет в семнадцать.

Я поправил сумку на плече и поднялся к лифту, на ходу осматривая подъезд. Он был очень похож на тот, в котором имел счастье жить я – помятые почтовые ящики, окурки и россыпь рекламных листовок на полу, нацарапанные на стенах современные руны, – и такое сходство успокаивало. А уж кабина лифта и вовсе наводила на мысль о том, что здесь живут существа, имевшие в виду всех шумных духов, уфонавтов, привидений и оживших мертвецов вместе взятых. Скорее, это шумным духам нужно бояться субъектов, сумевших так лихо разуделать лифт.

Я еще не дошел до двери квартиры, когда она открылась. В дверном проеме стоял невысокий сухощавый мужчина лет шестидесяти, с седоватыми редкими волосами, одетый в черный свитер и темно-синие джинсы эконом-класса. В руке мужчина держал очки.

– С прибытием, – полушепотом сказал он, цепляя очки на горбатый нос истребителя нечисти. – Входите, только шуметь особо не надо.

Особо шуметь я вовсе не собирался, и подумал, что просьба связана с теми, кто как раз и любит пошуметь, но Приймак тут же заставил меня изменить мнение.

– Хозяйка спит, – пояснил он, делая шаг назад и пропуская меня в прихожую.

Когда спец надел очки, я понял, что он похож на Чехова, только постаревшего и потерявшего сантиметров двадцать роста. И у Чехова, как известно, было пенсне. А еще я понял, что мне совсем не хочется снимать куртку, словно это не куртка была, а космический скафандр, и без нее мне сразу придет конец. Я вновь чувствовал себя так же неуютно, как несколько минут назад, вступив в подъезд, и подумал, что у хозяйки "нехорошей квартиры" очень крепкие нервы, коль она сумела заснуть.

Впрочем, чуть позже выяснилось, что я был прав с точностью до наоборот. Произошло это уже на кухне, куда пригласил меня Владимир Георгиевич. Там, за чаем с печеньем, я и узнал все подробности проделок полтергейста в этой квартире. Об одних проделках Приймаку было известно со слов хозяйки, другие – или их последствия – он видел сам.

Двадцатишестилетняя Наталья вторую неделю жила здесь одна – муж в очередной раз уехал на заработки куда-то за пределы отечества. А Наталья пока не работала и готовилась по весне преподнести мужу новоиспеченного ребенка. Полтергейст разбушевался после Крещения, и продолжался уже почти двое суток. Точнее, две ночи. Перепуганная хозяйка, зная, что в таких случаях толку от правоохранительных органов никакого, с помощью Сети и мобильного телефона разыскала Приймака, и тот не заставил себя упрашивать. Прибыл с аппаратурой, запротоколировал, сфотографировал, исчислил, измерил и взвесил – и остался ночевать в ожидании продолжения. А Наталья стаканами пила успокоительное, заедая тарелками снотворного, да молилась в спальне, где шумный дух, кстати, ничем себя не проявил. И уповала на Владимира Георгиевича.

Все это Приймак поведал мне в качестве преамбулы, и перешел к деталям.

Да, в спальне полтергейст себя не проявил. Он проявил себя во второй, большой, комнате, и эти проявления, как сказал спец, стояли в одном ряду с сотнями, если не тысячами подобных, имевших место в разное время на разных территориях ойкумены.

По словам хозяйки, перформанс шумного духа начался со стука, раздавшегося в большой комнате часа в два позапрошлой ночи. Стук был таким громким, что разбудил спавшую за стеной Наталью. Перепуганная женщина направилась туда и, остановившись на пороге, сразу поняла, что стучат в стекло закрытой балконной двери. В окне дома напротив горел свет, и в этом свете было видно, что ни у балконной двери, ни за ней, на застекленном балконе, с наглухо же закрытыми по случаю мороза створками, никого нет.

"Шестой этаж", – подумал я после этих слов Приймака. И невольно вспомнил впечатлившие меня когда-то строки Глеба Горбовского:

А вчера постучали в окно.

От испуга заныла утроба.

Постучали в окно, а оно

На восьмом этаже небоскреба...

Да, тут утроба не только заноет, но и выкидыш может случиться...

Стук продолжался, Наталья не уловила в нем какой-то системы, да и не тем была занята ее голова в те страшные для нее мгновения. Она протянула руку к выключателю у двери, но не успела дотронуться до него, как под потолком, где висела люстра с пятью рожками в виде колокольчиков, раздался треск, почти мгновенно сменившийся громкими хлопками уже в другом месте. Наталья не сразу сообразила, что это, каким-то образом вывинтившись из рожков, разбиваются о стену лампочки, усыпая диван битым стеклом. Причем все пять полетели именно в стену над диваном, хотя рожки люстры были направлены в разные стороны, наподобие пятиконечной звезды. Прежде, чем броситься прочь из комнаты (стук в балконную дверь продолжался, не становясь ни громче, ни тише), женщина успела заметить что-то, раскиданное на ковре у мебельной стенки, которая возвышалась напротив дивана. Уже утром выяснилось, что это упали на пол многие предметы, находившиеся на полках – книги, шкатулки, вазочки, статуэтки и прочее, что обычно выставляют в стенке. Причем на полу они оказались, словно каким-то непостижимым образом проникнув сквозь закрытые застекленные дверцы секций. Или же некая сила открыла эти дверцы и вновь закрыла.

Потом обнаружилось, что в комнате происходило и кое-что еще, но тогда, ночью, Наталье вполне хватило и этого. Она попятилась в прихожую, закрыла двустворчатую дверь большой комнаты и подкатила туда тумбочку. Это был бессмысленный поступок, потому что створки открывались внутрь, да и что за преграда тумбочка на колесиках, но Наталье некогда было предаваться размышлениям о смысле. Под аккомпанемент доносившихся из комнаты ударов (теперь, как ей казалось, стучали не в балконную дверь, а в дверцу завершавшего стенку платяного шкафа у окна) она, почти не помня себя от ужаса, кое-как оделась и вылетела из квартиры. И это с ее-то животом! Неподалеку, у супермаркета, постоянно дежурили по ночам два-три такси, и вскоре Наталья оказалась на вокзале. Там были люди, первый страх прошел, и, побродив немного среди них, она отбросила мысль уехать к маме. Просидела до утра, вспоминая происшедшее, сделала вывод, что это был полтергейст, и, после внутренней борьбы, все-таки решила вернуться домой. Хоть и страшновато было, но и любопытство разбирало. (Услышав это, я зауважал спавшую за стенкой женщину.) Да и в утреннем свете все казалось не таким уж инфернальным. На обратном пути, в троллейбусе, Наталья еще раз обдумала происшествие и приняла очередное решение: соседям ничего не говорить и сосредоточиться на поиске специалиста.

На лестничной площадке на нее вновь навалился страх, да такой, что она чуть не попятилась к лифту. Но все-таки переборола себя, постояла у двери квартиры, прислушиваясь, что происходит за ней. Ничего не услышала, повернула ключ в замке и вошла в прихожую, оставив дверь нараспашку. Машинально включила свет и тут же съежилась, ожидая, что вот-вот полетит в стену лампочка. Однако лампочка послушно зажглась. Отсюда Наталье были видны коридорчик справа, ведущий мимо ванной и туалета на кухню, часть спальни за открытой дверью левее, и тумбочка у по-прежнему закрытой двери в большую комнату в левом, дальнем конце прихожей. Никаких стуков. Ничего...

Входную дверь она все-таки еще долго не закрывала и верхнюю одежду не снимала, готовая в любой момент покинуть квартиру. В большую комнату просто заставила себя войти – тогда и обнаружила, что именно "телепортировалось" из мебельной стенки. Все это подняла, расставила по местам, и увидела, что на ковре лежит еще и то, чего уж точно в стенке не было – десятка два-три спичек. Возможно, они и составляли какой-то зловещий узор, но Наталья задевала их вещами, которые забирала с пола, и ногами, так что теперь в их расположении никакой системы рассмотреть не удалось. Собрав их, женщина постояла немного в задумчивости, и отправилась на кухню. Ни муж, ни она сама не курили, газовая плита у них была с электроподжигом, однако несколько коробков спичек Наталья в ящике кухонного стола держала – когда временами вырубали свет, в дело шли свечи. Все три коробка оказались на месте, но средний был наполовину пуст. Закрытый коробок, второй сверху, в задвинутом ящике стола... Телепортация... Или попросту – чудо. Одно из.

После этих слов Приймака мне припомнилась другая цитата. Августин Блаженный: "Чудо не противоречит законам природы; чудо противоречит нашим представлениям о законах природы". Разумеется, подумал я, здесь был именно такой случай.

Наталья положила недостающие спички на место и, захватив веник и совок, вернулась в большую комнату. Подошла к балконной двери, осмотрела целехонькое стекло, выглянула на балкон – там не было ничего необычного. Начала сметать веником мелкие осколки стекла с дивана, бросила взгляд на бежевые обои над диванной спинкой, и увидела на них какие-то красные полоски. Три полоски, средняя вертикальная, высотой пятнадцать сантиметров (аномальщик потом их измерил), и две такие же по бокам, с наклоном в сторону от центральной, под одинаковым углом, как пластинки веера. А чуть выше и левее – еще три таких же. (Приймак назвал их "следами куриных лап".) У Натальи не возникло и тени сомнения в том, что еще вечером их тут не было – она сидела на этом диване и смотрела телевизор, и уж никак не могла бы оставить без внимания такие отметины на светлых обоях. Она потрогала следы пальцем, чуть потерла – полоски не размазались, и на пальце ничего не осталось. Пошла в ванную за тряпкой, намочила, но, не дойдя до комнаты, передумала отмывать обои. Следы полтергейста могли что-то сказать специалисту. Так и не снимая куртку, она отправилась в спальню, к компьютеру – искать этого самого специалиста.

И нашла.

Владимир Георгиевич прибыл в середине дня, все осмотрел, обнюхал и облизал, расставил свою аппаратуру и ушел, а вечером вернулся. Наталья сходила в магазин и в аптеку, и принялась пить корвалол, запивать барбовалом и готовиться к ночи. Ночь пришла в положенное ей время, и порадовала новыми стуками сначала в балконную дверь, потом в окно большой комнаты, повторным опустошением полок мебельной стенки и самостоятельным вывинчиванием лампочки из бра у дивана. В люстре вывинчиваться было уже нечему. Но неугомонный дух все-таки в покое ее не оставил – она принялась медленно вращаться против часовой стрелки, а с потолка с шумом посыпалась штукатурка, обнажив скрытые провода. Они выпали из канавки и провисли в двух метрах от пола. Через две минуты люстра перестала изображать из себя вентилятор, и в тот же миг один из ее колокольчиков отвалился и упал на пол. Но не разбился. Стук переместился на дверцу платяного шкафа и сменился громким шорохом в самом шкафу, словно там рылся в одежде кот, хотя ни котов, ни другой живности, кроме тараканов, в квартире не водилось. А когда шорох стих, на пол у шкафа что-то со стуком упало, причем звук был таким, словно там лежал не палас, а противень. Наталья всего этого не видела, потому что не высовывала носа из спальни, а Приймак наблюдал за развлечениями неведомой силы от двери комнаты, включив свет в прихожей, да еще и обводя арену игрища буйного духа лучом карманного фонарика. Все эти забавы начались в два десять и продолжались семнадцать минут, которые показались Владимиру Георгиевичу часами.

Когда неведомый зловещий бузотер взял тайм-аут, Приймак вошел в комнату, снял показания растыканных повсюду приборов и осмотрел "поле чудес". Предмет, лежавший у платяного шкафа, оказался разделочной доской. Как потом сказала Наталья, доска висела на стене над кухонным столом, и Приймак не видел, чтобы она залетала в комнату. Впрочем, по его словам, доска и не залетала, а появилась там каким-то иным образом. На ней красовался отпечаток "куриной лапы", и еще один такой же добавился к двум, изменившим вид обоев над диваном. Утром отпечатки на стене пропали, а след на доске – нет, хотя заметно потускнел. Доску Владимир Георгиевич мне показал, я подержал ее в руке, провел пальцем по "лапе", и, кажется, понял, как чувствовал себя Иезекииль, увидев диковинное диво при реке Ховаре. Показал он в своем фотоаппарате и снимки "куриных лап" на обоях, предметов, упавших на пол из мебельной стенки, обстановки в платяном шкафу и новых спичечных узоров. Кстати, откуда в этот раз взялись спички, было непонятно – три коробка по-прежнему лежали в ящике кухонного стола, и содержимое их не убавилось. То ли буйный дух имел свои, то ли разжился где-то в другом месте. Или же сотворил из воздуха, должным образом выстроив атомы. Если это было действительно так, то история с рогом изобилия козы Амальтеи имела право на существование.

На фото было видно, что в шкафу основательно порезвились. Почти все белье с полок перекочевало в скомканном виде в отделение с вешалками, под платья, рубашки и брюки. Вешалки были раздвинуты, и создавалось впечатление, что там покатался-повалялся кто-то... Ивашкиного мясца наевшись... Но явно не кот – кошачьей шерсти Приймак не обнаружил. Равно как и рыбьей чешуи или чего-нибудь другого.

Фото спичечных узоров впечатлило меня еще больше. Хоть сделаны были узоры вкривь и вкось, словно забавлялся тут некто крепко пьяный или безрукий, но в них легко угадывались листья, еловые ветки, стрелы, солнце с лучами, ковш, цифры "4" и "9", все те же "куриные лапы", треугольник, квадрат... Кое-что смахивало на каббалистические знаки, кое-что вообще ни на что известное мне не походило. Спичек на все пошло немало, и когда делалась эта работа, Приймак сказать не мог. Хоть он и часто направлял луч фонаря на пол, но спичек там не замечал. Как и того (то?), кто (что?) их раскладывал (раскладывало?).

Внутри солнечного круга из спичек лежал клочок бумаги – его явно не резали ножницами, а отрывали (руками или нет – вопрос). На нем чем-то, похожим на обычный графитовый карандаш, был начертан символ, подобный латинской букве "V" (или сама эта буква), а под ним – все те же три палочки "куриной лапы". Откуда оторвали этот клочок, оставалось неясным. Плотная желтоватая бумага не походила ни на книжную, ни на тетрадочную или блокнотную, и Наталья не могла припомнить, была ли в квартире такая.

Изрядно провозившись, Валерий Георгиевич прилег на диван, да и заснул до утра, и ничто его сон не тревожило. Но дух, хоть и проявив не свойственную этому феномену деликатность, все-таки добавил еще один штрих к общей картине. Утром, на полу у балконной двери, специалист обнаружил густую черную лужицу с двумя отпечатками "куриных лап". Приймак успел сфотографировать эту непонятную, вязкую, как он выяснил, субстанцию, и она бесследно исчезла, словно только того и ждала.

Еще один штрих объявился, когда проснулась Наталья. На ее левой руке, выше запястья, появилась отметина в виде все той же "куриной лапы", похожая на ожог. Отметина не болела, но это место чесалось, и уровень душевного состояния женщины, который и так был ниже плинтуса, переместился в подвал или еще глубже.

Фотографии черной лужицы и метки на руке Приймак мне тоже показал.

Днем буйный дух, видимо, отсыпался, как и Наталья, вновь наглотавшаяся снотворного. Владимир Георгиевич оставил ее одну, направился к себе, и там получил мое послание. И пригласил поприсутствовать. Если шумный дух придерживался собственного распорядка, у меня оставалось достаточно времени, чтобы задать Приймаку вопросы и получить ответы. Беда была в том, что вопросы у меня никак не вытанцовывались. Ведь это не была история из Сети... За стеной спала пострадавшая, а в другой комнате вскоре, вероятно, должно было начаться нечто такое, что не лезло ни в какие ворота, даже если это пролив Золотые Ворота в Калифорнии шириной, кажется, километров до трех. В этой комнате находились ворота, откуда появлялось нечто из потустороннего мира... И хорошо было бы дать этому ужасу от ворот поворот...

Чувствуя, что начинаю путаться во всех этих воротах, я хлебнул чаю, сосредоточился и сформулировал, по-моему, близкий к гениальному вопрос:

– И что вы обо всем этом думаете, Антон... простите, Владимир Георгиевич?

А что? Правильно поставленный вопрос – это уже половина успеха! Сознание мое барахталось под грудой только что обрушившейся на него информации, и я забыл и о диктофоне, и о том, что надо было бы начать с обсуждения стоимости этой информации.

Специалист усмехнулся так, как возможно, усмехался Антон Павлович, и повертел в руке давно снятые очки:

– Думать-то можно что угодно, главное – насколько эти думы соответствуют истине.

"Которая где-то рядом", – автоматически щелкнуло в моих мозгах, и тут же вспомнился Понтий Пилат со своим знаменитым вопросом.

Нет, я определенно был выбит из колеи, что случалось со мной не так часто, и позволял мозгам растекаться по древу... древесам...

– Но ведь есть же у вас, аномальщиков, какие-то наработки, проверенные практикой? – ("Практика – критерий исти..." – начало вылезать из мозговой жижи, но я мгновенно загнал эту... это... назад.) – Вы же говорили, что таких случаев масса. Правильно?

– Вот! – очки в руке Приймака нацелились на меня. – Вот основная наша слабость! Характерные признаки полтергейста остаются неизменными в большинстве случаев... по крайней мере, известных мне... и в этом плане ничего нового я тут не вижу. Да, у нас все более-менее систематизировано. А слабость заключается в том, что никто не занимался сравнительным анализом графических проявлений полтергейста, то есть всеми этими рисунками, отметинами и записками. Эти проявления рассматривались только в рамках каждого конкретного случая. Понимаете?

– Да, – кивнул я. – А тут можно найти закономерность? Рисунки повторяются?

Теперь кивнул Владимир Георгиевич:

– Подметил это не я, а Никита Томин, совсем недавно, и с ним нельзя не согласиться. Другое дело, выводы его, на мой взгляд, не так убедительны, но в отношении "куриного следа" он прав. "Куриная лапа" фигурирует во многих случаях.

"Избушка на курьих ножках, – подумал я. – Не на птичьих, не на вороньих, а именно на курьих. Неспроста?"

И спросил:

– И что эта лапа означает?

Приймак поболтал ложкой в своей чашке с остатками остывшего чая и задумчиво, даже с каким-то сомнением взглянул на меня:

– Если убрать всю доказательную часть и сказать кратко, то "куриная лапа" – это след Лилит. Слышали о такой?

Да, разумеется, я слышал о такой, и тут же продемонстрировал свою эрудицию:

– Ну... первая жена Адама. Потом ушла от него, стала демоном... демоницей...

– Неплохо, – заметил Приймак.

– Но это же легенда... – пробормотал я. – Миф...

– Легенда? – прищурился Владимир Георгиевич. – Давайте посмотрим, что мы имеем. При полтергейсте следы в виде "куриных лап" появляются в виде ожогов, рисунков, отпечатков на полу, снегу, земле и так далее... На обоях тоже. Характер такого полтергейста всегда носит агрессивный оттенок и заставляет думать о "нечистой силе". Так?

– Ну-у... – начал я, но вопрос Приймака оказался риторическим, потому что он продолжал, не слушая меня:

– Такие полтергейсты, как правило, происходят зимой, с декабря по февраль. Их объекты – беременные женщины и холостые мужчины. И происходят они на территории Украины, Беларуси, Польши, России... И никак не в Африке, хотя тут дело может быть просто в недостатке информации, и это слабая сторона гипотезы Томина. Поехали дальше. Считается, что наиболее схожими являются демонологические представления евреев и славян. И в еврейской, и в славянской традициях облик демонических существ – "орнитоморфный". То есть они чем-то подобны птицам. Вместо ступней у них птичьи лапы, и их всегда можно опознать по следам. Об этом говорится в славянских быличках. А что у евреев в Талмуде? А в Талмуде крылатая Лилит. И образ ее восходит к шумерской демонице Лилиту с совиными крыльями и птичьими лапами. Так вот эта волосатая и крылатая Лилит – вредительница деторождения, ей приписывалась порча беременных женщин и бесплодие мужчин. Что еще? – Приймак задумчиво потер подбородок. – Зимний период возникновения полтергейста с "куриными следами" согласуется со славянскими представлениями о времени активности нечистой силы. Духи бродят вокруг и оставляют следы в виде птичьих лап. Вспомним Бабу-Ягу...

Я встрепенулся и с готовностью кивнул. Уже вспоминал, вот какой я молодец!

– Прописана она известно в каком жилище, – продолжал Приймак. Моих телодвижений он, кажется, и не заметил. – В древние времена считалось, что смерть – это дух, она выискивает себе жертву, оставляя после себя птичьи следы. И жилище у нее на куриных ножках. Появилась Баба-Яга в народной культуре славян благодаря этнокультурным контактам с евреями. И образ демоницы Лилит трансформировался в местную "нечистую силу". А повадки остались.

Владимир Георгиевич встал, подошел к плите и зажег огонь под чайником. А я запоздало вспомнил о диктофоне. Диктофон лежал в сумке, а сумка висела на вешалке в прихожей. Отвлекаться не стоило... да и, в конце концов, так не запомню, что ли? А забуду – что мне помешает уточнить? Не хотелось прерывать аномальщика, хотя я пока не въезжал в суть его рассуждений. Не мифическая же Лилит устраивала здесь кавардак?

Приймак вернулся к столу, но садиться не стал, а обеими руками оперся о столешницу, приняв позу председательствующего на собрании:

– Добавлю, что у Лилит есть символ – ковш. И такие знаки неоднократно появлялись в виде рисунков и ожогов на теле. В нашем случае, – он повел головой в сторону большой комнаты, – тоже есть такой знак. Из спичек. И, к слову, еще кое-что о Лилит. Она не желала признавать себя ниже Адама, покориться ему, а потому и улетела от него. И превратилась в демона. Заметьте, Сергей, не ушла, не убежала, а именно улетела. Потому что была бестелесным духом. А поскольку она была равной Адаму, значит, и он был таким же. И, если вы помните, только потом, после вкушения Евой и ее мужем запретного плода, Господь, прежде чем изгнать их из Рая, дал им "одежды кожаные", то есть тела. – Он побарабанил пальцами по столу и посмотрел на чайник. – Вот так... Лилит бесплотный дух, но дела вытворяет очень даже материальные...

Я с удивлением воззрился на него:

– Вы в самом деле считаете, что весь этот ералаш соорудило мифическое существо?

Приймак посмотрел на меня таким взглядом, каким, наверное, Антон Павлович удостаивал своих критиков:

– А вы считаете, что все это случайная игра атомов, как в том примере, когда чайник закипел сам собой, прямо на столе? – он взглянул на чайник, но тот еще не свистел своим свистком.

– Ну-у... – вновь не стал оригинальничать я. Со мной такое бывало. Хорошо, что нечасто.

Владимир Георгиевич едва заметно усмехнулся:

– Оппонент Фрейда Альфред Адлер говорил, что в глубинах личности скрывается опыт, который восходит к древнейшим временам.

Сказано это было так, словно все объясняло. Но, вероятно, моя физиономия навела Приймака на мысль, что мой ай-кью отнюдь не запределен, и он решил продолжить пояснения. Точнее, то, что он считал пояснениями.

– Архетипы, – сказал он так, что я тут же понял. Нет, не смысл, а то, что он имел в виду этим тоном: мол, это же элементарно, Ватсон.

Я даже кивать не стал. Просто продолжал смотреть на него.

– Архетипы, – повторил он. – Это структуры "коллективного бессознательного", в том числе и "народного-фольклорного бессознательного", в котором хранится самый древний опыт человечества. Они продуцируют в сознании человека особые ключевые образы, к которым относятся и демоны.

Он выключил засвистевший чайник, вновь изучил мое окаменевшее (я чувствовал это!) лицо и медленно и внятно, как иностранцу, продолжал разжевывать:

– Другими словами, демоны (как, кстати, и ангелы), которые живут в этом "народном-фольклорном бессознательном", есть архетипические образы. И при определенных условиях способны вторгаться в обыденную жизнь. Только учтите, что это пока всего лишь гипотеза, не более. Я ее привожу не потому, что согласен или не согласен с ней, а просто чтобы вы были в курсе. Полтергейст можно рассматривать как актуализацию архетипической агрессии, которая организует разумное поведение квазиодушевленных объектов.

Именно после этих слов я по-настоящему пожалел, что не включил диктофон – запомнить такое было просто невозможно. Ну, вот почему бывает так, что когда начинают объяснять, все становится еще более непонятно?

Приймак "освежил" наши чашки и вернулся к лекции, видимо, вознамерившись меня добить:

– Говоря проще, – (я вздохнул с облегчением), – проявления полтергейста можно рассматривать как целенаправленные действия демонов. Метафизика? Да. Но, в то же время, нет. – (Я понял, что вздыхал раньше времени.) – Демонические черты в полтергейсте, безусловно, есть. Складывается впечатление, что народная демонология при каких-то условиях словно овеществляется в виде полтергейстной активности. А виновник этой активности – человек. В нашем случае, беременная хозяйка этой квартиры. Если, конечно, тут можно говорить о виновнике. Скажем так: фокальное лицо. Вы меня понимаете, Сергей?

Я тупо кивнул, но тут же спросил с глубокомысленным видом, чтобы у спеца не создалось обо мне совсем уж плохое впечатление:

– Значит, хотя демонов и не существует, но они все-таки могут проявлять себя через полтергейст?

Владимир Георгиевич похрустел печеньем и изрек:

– Архетипические фигуры обладают автономностью, а могут и вообще освободиться от контроля сознания и приобрести полную самостоятельность.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю