Текст книги "Начало (СИ)"
Автор книги: Алексей Вязовский
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Атаман Толкачев не знал двух вещей. Оренбург уже взят. И Афанасий Перфильев не только дезертирует с царской службы, но и станет второй главной правой рукой Пугачева наряду с Овчинниковым. Взойдет вместе со всеми на эшафот на Красной площади.
– Сколько человек у Михаила Прокофьевича в Яицком городоке и около? – поинтересовался я у посланника.
– Да за две сотни будет – степенно ответил парень, засунув большие пальцы за кушак – Да из Гурьева також сотни две-три могут подойти.
Гурьев был самым южном форпостом Империи в казахских степях. А также местом, где в будущем добывали нефть. А вот она то мне как раз и была нужна больше всего.
– И каковы настроения казаков яицких нынче?
– Все за тебя царь-батюшка! Симонову, аспиду царскому, никто не верит. Их милость нам известна!
– Иди, с богом, отдыхай с дороги. Завтрема дам ответ.
Парень ушел, а я кинул грамотку Толкачева поверх пачки губернаторских писем. Взгляд невольно скользнул по распечатанным посланиям:
«…У нас после прекрасных дней сделалась погода чухонская, небо пёстрое, похожее на серую лошадь в яблоках, между которых и солнце иногда проскакивает. Погода холодная и сырая производит дождь, снег и крупу, а посему и я как разбитая лошадь, чувствую боль превеликую в груди. Спина, рёбра будто как дубьём понадломали…».
Какой-то корреспондент Рейнсдорпа жаловался на погоду, здоровье… Интересно, а работает ли в губернии еще почтовая служба? И могу ли я рассылать письма зарубеж?
С этой сверлящей в голове мыслью, даже не позавтракши, я начал прием.
Первыми, разумеется, Иван запустил полковников и генералов. Сословное общество во всей красе. Казаки дымили трубками, тихонько переговаривались. Их я сходу огорошил двумя ударными новостями. Во-первых, о создании Военного совета. Куда вошли все присутствующие – Мясников, Лысов, Овчинников, Творогов, Подуров, Чика-Зарубин, Чумакова и Шигаев. Всего восемь казаков. Со мной девять. При любом голосовании – а я планировал активно использовать этот метод управления – всегда будет чье-то большинство.
– Секретарь коллегии – я кивнул на Почиталина – Иван Яковлевич.
Ваня аж рот открыл, когда я его по имени-отчеству назвал.
– Упреждаю сразу! – я решил расставить точки на i – Совет расширим инородцами. Начальными людьми от башкир, киргизов и татар. И может еще кого нужного возьмем. И прошу несупротивиться мне!
Невыспавшийся и злой, я даже приударил кулаком по столу. Казаки и не думал возражать, поклонились.
Вторая новость была о назначении Овчинникова, Творогова и Подурова генералами. Она вызвала лишь легкое перешептывание и одобрительные хлопки по спинами и плечам. А вот новая структура войск, с полками и другими реестрами – подняла бурю.
– Не по старине поступаешь, Петр Федорович – первым закричал Лысов.
– Сначала надо бы казацкий круг собрать! – осторожный Шигаев поддержал полковника.
– Вы еще в Питер отпишите за разрешением – засмеялся Чика. Вот этому все нипочем.
– Казачки не поймут – помотал головой Чумаков – Наша сила вот – Федор показал кулак – По станицам сотни собраны. Раздели казаков по другим полкам и…
– Да, что слушать! – Лысов прямо генерировал электричество в промышленных масштабах – Сей же час сход соберем!
– А ну тихо! – я опять ударил кулаком по столу – Тебе Митька вчерашнего мало?! Последнюю предосторогу делаю!
На этих словах дверь открылась и мы все застыли в изумлении. В кабинет даже не вошла, а вплыла Татьяна Харлова. Сегодня молодая женщина одела светлое приталенное платье, подчеркивающее ее грудь, повесила в уши зеленые сережки листиками. Казаки молчали, словно языки проглотили. Я тоже.
– Петр Федорович, завтракать пожалуй. Все готово.
Я посмотрел на полковников с генералами, те – на меня.
– Идите, казаки, готовьтесь – я встал, оправил чекмень – Через час буду принимать смотр по полкам на площади як вам указал.
Вышел, не оглядываясь в приемную. Тут народу прибавилось. Появился поп Сильвестр, Рычков, какие-то мужики в лаптях… Успокаивающе взмахнул рукой, произнес – Всех приму, никого не обижу. Ожидайте.
Вместе с Татьяной поднялся в жилую часть дома. Пока шли по остекленному переходу, наклонился к девушке, произнес – А говорила, что ничего нет на заклад. Сережки то малахитовые!
Ушко Харловой заалело.
Мы пришли в какую-то другую гостиную, обитую розовыми обоями. Сели за стол.
– Омлет по-французски с сыром и дольками обжаренной свинины – начала перечислять Татьяна – Кофе, свежие булки…
– Татьяна – я отложил вилку – Вчера ты была в траурном платье. А сегодня…
Харлова стремительно покраснела, начала мять салфетку в руке.
– На самом деле, у меня просто нет другого туалета, кроме того, в чем мы с Коленькой убежали из крепости. Я постирала платье и вот… Елена Никаноровна ссудила меня одеждой своей старшей дочери.
Да… Надеяться на то, что Харлова будет чем-то руководить в доме при такой властной губернаторше – совершенно не приходится.
– Давай завтракать – я подцепил кусок омлета, отправил его в рот – М… божественно!
– Я удивляюсь произошедшим переменам – девушка пригубила кофе, покачала головой – Позавчера ты еще был dégoûtant[6]6
отвратительный (по фр.)
[Закрыть]. Грубый, необразованный казак. Но сейчас…
– Пришлось долго скрываться среди простого народа – начал импровизировать я, не забывая про омлет – Маска приросла.
– Уж не хочешь ли ты сказать – засмеялась Харлова – Что ты и правда, Петр III?
Я пожал плечами, кивнул, наливая молоко в кофе. Меньше говоришь – меньше шансов провалить легенду.
– Петр разговаривал свободно по-немецки.
– Was meinst du gnädige frau[7]7
Чего изволит госпожа? (по нем.)
[Закрыть]?
Хорошо, что в школе я учил немецкий. И достиг неплохих успехов. Надеюсь, Харлова язык Шиллера и Гете знает не очень.
– Жаль, я плохо понимаю немецкий – вдова внимательно на меня посмотрела.
– В переводе это «чего изволит госпожа».
– Но произношение у тебя и впрямь свободное. Скажи мне тогда, Петр Федорович – девушка замешкалась – Кто тогда похоронен в Александро-Невской Лавре??
– Орловы подкинули чей-то труп – я пожал плечами – Молвят, что Шванич нашел какого-то для сих темных целей.
– Я все-равно поверить не могу. Ты сбежал один? От гвардейцев?
– Нет – я намазал масло на недавно испеченный хлеб – Мне помогал один верный лакей. Маслов. Он потом погиб. Пьяный замерз на морозе.
Я перекрестился, Харлова тоже.
– Но ты совершенно не похож ликом на Петра III Я видела его портреты.
Вот же пиявка! Я рассердился на Харлову, но ответил вежливо.
– Испытания, которые пришлось претерпеть – я уставился в окно – Наложили отпечаток на черты лица. У меня, Татьяна Григорьевна, и спина поротая. Показать?
– Нет, что ты… – испугалась Харлова – Давай сменим тему.
– Давай. Вон там – я ткнул вилкой в окно, которое выходило во внутренний двор губернаторского дома – Какая-то постройка. На птичник похожа.
– Это голубятня. Елена Никаноровна, рассказывала, что покойный Рейнсдорп увлекался разведением голубей. Привез сию забаву из Дании.
Я вскочил на ноги, распахнул окно. Голубей в полуоткрытой пристройке к дому было множество. Они сидели на специальных насестах, ворковали. Белые, черные, серые – каких только птиц там не было.
– А кто за ними следит?
– Васька-птичник – Харлова встала рядом – Крепостной мальчик. Он единственный из слуг, кто не сбежал.
– Нет более крепостных! Запомни это. Всем слугам будем платить за работу – я сел обратно за стол – Приведи мне после обеда этого Ваську. Разговор есть до него.
– Тебе пришлась по душе губернаторская забава?? – удивилась вдова.
– Очень, Таня. Очень.
Я мысленно потер ладони. Эта забава – вовсе не развлечение. Ведь у меня теперь есть голубиная почта.
Глава 5
Работа царя напоминает шутку про «круглое носи – квадратное катай». Сразу после завтрака я сел писать ответ яицким казакам. Намучался с ятями и фитами, но справился – пользовался присланным образцом. Отписался в том духе, что ждите, копите силы – помощь придет. Закончил стандартным – наше дело правое, с нами бог.
Не успел я запечатать письмо, как Почиталин привел ко мне десять отобранных казаков. Принес стопку указов «о вольности народной».
– Есть грамотные? – я внимательно посмотрел на молодых и не очень мужчин.
Казаки замялись. Грамотных не было.
– Иван, берешь этот десяток и идете в соседнюю комнатку учить наизусть указ. Чтобы от зубов отскакивало! Як молитва «Отче наш». Проверю – я погрозил пальцем.
– А что делать то, царь-батюшка? – поинтересовался самый пожилой казак из присутствующих.
– Дело, братушки вам будет тяжкое, кровавое. Поедете тайком, по двое по городам да селам. Будете везде читать указ мой о воли.
– Кто ж нам даст его читать?
– А вы по-хитрому. Приезжайте скрытно в городок, на окраине находите церквушку победнее. И после воскресной обедни, когда народ расходится… Вняли ли?
Казаки закивали.
– Один читает – другой держит наготове заряженные пистоли. Ежели хватать чтеца кто возьмется – стреляй. Грех на мне, отмолю. А теперь идите, учите. На вас надежда одна!
Пока казаки зубрили указ, я «правильно» оформлял документы. Они должны были выглядеть представительно. Позвонил в колокольчик. Откликнулась «невеста»-Маша. Попросил девушку принести толстых ниток и свечу. Когда все доставили – разогрел сургуч, что лежал на губернаторском столе, капнул на бумагу и на нитку, приложил на обе капли красивый большой перстень найденный в одном из ящиков в подвале. На изумрудной печатке был искусно вырезан воющий волк. Явно драгоценность из китайского каравана. Конечно, надо бы что-нибудь православное, с Георгием Победоносцем, но время поджимало…
Одну двойку я отправлял южным маршрутом через Гурьев в Астрахань, Царицын и далее к донским казакам. Там поджечь Россию будет легче всего. Вторая двойка поедет севернее – Самара, Ставрополь, Пенза, Тамбов и Тула. Потом Москва. У третьей и четвертой путь был самым сложным – Казань, Нижний Новгород, Москва и Казань, Нижний Новгород, Ярославль и Санкт-Петербург.
Москва мне казалась – самым важным городом. Огромная, патриархальная, мало войск. Именно поэтому я туда отправлял четверых. С разных концов. Питер напротив, поджечь я даже не надеялся – двор, гвардия, большое количество аристократии…
Последняя двойка отправлялась на восток – Уфа, Челябинск, Екатеринбург, Тюмень. Они же должны были по дороге заезжать на уральские заводы. Читать там указы не получится – заводские стражники не позволят. Но вот подкинуть куда-нибудь грамотку с указом – для них специально был сделан лишний запас – вполне можно было.
Денег на это я не пожалел – разложил по холщевым кошелькам, на завязках, что тоже нашлись в подвале – по сто рублей на каждого казака. Огромные деньги, которые позволят и стражников подкупить и путешествовать с комфортом.
Я перекрестился и занялся другими делами.
А их к тому моменту, когда я закончил с указами и посыльными казаками – накопилось преизрядно.
Во-первых, поп Сильвестр. Он привел первую дюжину староверов по моему запросу. Большей частью местных, оренбужских. И сразу запросил разрешение в обмен открыть в городе молельный дом. Пришлось долго объяснять ему, что в Оренбурге – неспокойно. По улицам шарятся страшные башкиры – вон вчера двоих пришлось зарубить. Главное правило царя – никогда ничего не давать сразу и никогда не давать все, что просят.
С раскольниками я беседовал в бальном зале губернаторского дома. Мужички в лаптях и поршнях, очумело рассматривали золотую лепнину. И тайком поглядывали на нас с Мясниковым. Полк Тимофея оказался первым готовым к смотру – и Тимофей пришел за мной. А я его потащил к раскольникам.
– Ну что, мужички… Готовы послужить свому царю? – я строго посмотрел на староверов – Кто умеет писать, читать? Поднимите правую руку.
Подняли все. Вот это сюрприз!
– Готовы, царь-батюшка – вперед вышел массивный мужчина с просто огромной, окладистой бородой – Токма воевать мы не сподобны!
– А и не треба! – я развернул карту оренбургской губернии, где были отмечены самые крупные дворянские поместья – Каждый из вас целует мне крест в верности и неподкупности, апосля берете десяток казаков у Тимофея Григорьевича – я киваю на обалдевшего Мясникова – И отправляетесь по поместьям оренбурским, забирать у бар неправедно нажитые богатства. Деньги, хлеб, цацки драгоценные – все, что найдете, привозите сюда, в Оренбург. Тута мы потратим их на войско наше. Крестьянам читать указ о вольности. Списки получите у Почиталина. Зваться будете особые царские фискалы.
– Это по каковски?? – удивился бородатый мужик.
– По каковски надо. Дам вам пачпорт с указанием ваших прав. Ну? Кто готов целовать крест, что не утаит гнутой полушки?
Готовы были все. Вот так! Если не можешь остановить грабежи и разорения помещичьих усадеб – надо возглавить процесс. И староверы, у которых честность и неподкупность – в крови – мне очень помогут. Регулярная армия потребует огромных денег. Минимальное обучение грамотности населения – тоже гигантские расходы. А без грамотных откуда взять чиновников для управления завоеванными территориями? Екатерининская администрация то вся разбежится! Уже разбегается. В Оренбурге – обычного писаря днем с огнем не сыщешь.
Второе дело, которым я занялся сразу после того, как староверы начали снаряжаться в отряды и составляют описание пути в дворянские поместья, коих только вокруг Оренбурга было больше полусотни – это разговор с кузнецами. Их привел Федя Чумаков. Трое суровых мужчин, в прожженых армяках, смотрели на меня исподлобья. Явно не ожидая ничего хорошего.
– Вот вам дорогие мастера два чертежа – я помахал перед мужиками листками – На одной бумаге сани с кругом. На круг надо прикрепить пушку – Федор выдаст вам из арсенала для спытания несколько старых орудий – да так, чтобы она вращалась вокруг своей оси. Сможете?
Кузнецы почесали в затылках, переглянулись.
– Попробовать можно – ответил степенный мужчина с лицом в оспинах – Только вот…
– Выдержат ли сани? Надо будет их укрепить железом.
– Да, не… Мы не про то.
– А… – понял я сомнения мастера – Заплачу хорошо. Золотом. Вот, держите задаток – я протянул серебряные монеты россыпью – Купите несколько саней, инструмент…
– Ну тады мы за всегда готовы – заголосили кузнецы.
То, что можно сделать круговую пушку на санях – я даже не сомневался. Пугачевцы активно использовали мобильную артиллерию и им принадлежит масса изобретений. В том числе и круговая пушка на колесе.
– А что за второе дело? – прервал мои размышления кузнец с оспинами.
– Армейская кухня. На санях и на повозке – я подал второй чертеж – Вот тут надо поставить бак, а внизу сделать железную печку. По силам вам сие?
Кузнецы опять начали чесать в затылках.
– Николиже подобного не делали – мужички разглядывают чертеж, вздыхают.
Для ускорения мыслительного процесса, высыпаю еще золотых червонцев на стол. Это срабатывает.
– Через седьмицу все будет готово – хором обещают кузнецы.
Нет, все-таки материальная мотивация – самая сильная.
– Это ты лепо придумал, царь-батюшка с круговой пушкой на санях – восторженно произнес Федя, когда мы оказались наедине – А пошто нужна эта армейская кухня?
– А затем, что вот идет в поход отряд – я устало откинулся на кресле, начал оттирать чернила с пальцев – с непривычки, пока рисовал чертежи, налепил на самого себя клякс – На привале надо разжечь костер, вскипятить в котлах воду, да сварить кашу… Сколько времени тратится? А так встали на привал, а все уже кашеваром сделано еще в пути. Только ложки доставай, ешь и двигай дальше.
– Ох, Петр Федорович – Чумаков всплеснул руками – Ума у тебя палата!
* * *
Сквозь мутное окошко экипажа, генерал Василий Алексеевич Кар – невысокий, большеголовый мужчина, с оттопыренными ушами – смотрел на сибирский тракт. Дорогу развезло и местные мужики пытались на ать-два вытащить карету из лужи. Измученные лошади понуро стояли, иногда вздрагивая всем телом. Лил непрекращающийся холодный дождь.
Наконец, колеса жалобно скрипнули, кучер щелкнул кнутом и экипаж, дернувшись, покатил. Генерал достал из-за обшлага рукава надушенный платок, прижал к носу. Запах лошадиного пота сменился на аромат французских духов.
– Проклятая страна – тяжело вздохнул Кар, постучал тростью в стенку, за которой сидел кучер – Долго еще?
– А кто же его знает, барин – откликнулся тот – Вон какие то людишки бредут, чичас спросим.
– Сам вижу, солдаты это – Кар открыл дверь, высунулся – Какого полка?
– 2-го гренадерского, ваше благородие – откликнулся один из нижних чинов.
– Командира ко мне. Живо.
Подошел долговязый поручик Карташев, отрапортовал, что третья рота гренадер движется скорым поспешанием в Казань.
– Почему пешим порядком? – закричал Василий Алексеевич – Велено было посадить на подводы солдат!
– А вы, кто будете, ваша светлость? – поручик ладонью вытер мокрое лицо, пытаясь разглядеть вельможу.
– Генерал-майор Кар. Ваша рота назначена в мое распоряжение. Вы немедля посадите солдат на подводы и как можно скорей последуете за мной. В городе не задерживайтесь, а проворней гоните по тракту. В Кичуевском фельдшанце я буду вас поджидать.
– Где же мы возьмем подводы? – к карете подошел еще один офицер. Представился. Это оказался прапорщик Шванич, адъютант Карташева. Выглядели они забавно. Высокий, с журавлиными ногами поручик. И низкий, пузатый адъютант. «Прямо Дон Кихот и Санча Пансо» – подумал Кар. Генерал читал Сервантеса в оригинале.
– Где хотите, там и берите – грубо ответил Василий Алексеевич – Эй, кучер, гони!
Губернатора генерал в Казани чуть не проворонил – Брант собирался уезжать с инспекцией.
– Слава богу, вы приехали! – перекрестился губернатор – Чернь волнуется, мятежники подступили к Оренбургу. Все окрестные селения передались самозванцу.
– У меня очень мало солдат. А пушек тем паче – отрезал Кар – Вы собрали ополчение?
– Собрал – Брант кивнул – А также призвал отряды верных татар и мещеряков. С тысячу человек будет.
– Ну вот! – генерал скупо улыбнулся – Симбирскому коменданту велено с войсками двигаться к Оренбургу. Также нам поможет отряд бригадира Корфа. Они пойдут от Верхне-яицкой линии.
– Тогда, бог даст, справимся – опять перекрестился Брант – Не угодно ли кофею? Уж очень погода пакостная.
– Гран мерси!
Спустя сутки невыспавшийся Кар – до ночи играли в карты и на бильярде – выехал в сторону Кичуевского фельдшанца. В попутных деревнях крестьяне не оказывали генералу ни малейшего почтения, смотрели дерзко, не кланялись.
В одном из сел встретил Кара староста Ермолай, с ним человек с десяток стариков, старух, баб, кучка любопытной детворы.
– Слышали что-нибудь про злодея Пугачёва? – спросил генерал и слез с коня. Тотчас спешились и все конвойные.
– Был слых, был слых, – стал кланяться, сгибаясь в три погибели, чернобородый староста, глаза его недружелюбны, хитры – Прибегали тут на лошаденках из евонной силы казак молодой, объявили нам: будет вам воля, ждите.
– А почему избы заколочены? Где народ?
– А кто же их ведает. Пыхом собрались и – тягу… Уж недели с две.
– Куда же?
– Вестимо куда, к нему, к нему…
Кар нахмурился.
– Чем же оный вор и злодей Пугачёв соблазняет-то вас, дураков?
– А поди знай, чем, – переступил с ноги на ногу староста и многодумно наморщил лоб – Да вы пожалуйте в жительство, барин. Правда, что пакостно в избенках-то наших, тараканы, срамота. Живем мы скудно. Одно слово – мужичье.
Генералу было ясно, что староста хитрит.
– Что ж он, злодей и преступник государынин, поди, всю землю вам обещает? Подати не платить, в солдаты не ходить?
– Это, это! – в один голос ответили крестьянки.
– А бар да начальство вешать?
– Так-так… – смутился староста – Да ведь мы – темные. Може, он обманщик и злодей, как знать. А може, и царь… Где правда, где кривда, нам не видать отсель. А ты-то как, барин, мекаешь?
– Мне думать нечего, я отлично вижу, где правда, где кривда, – все более раздражаясь, отрывисто проговорил Кар – Да и вы не хуже меня это ведаете, только прикидываетесь.
Он подозвал к себе старосту, поднялся… Брови его хмурились, взор сверкал.
– Вот что, староста. Ведомо мне, есть у вас добрые лошади. Я намерен сменить своих истомленных на свежих.
– Коней у нас нетути, твое происходительство. Сами бьемся, – кланяясь, сказал Ермолай и часто замигал.
– Где же ваши кони?
– Волки задрали. А достальных лошадушек наши утеклецы с собой прихватили.
– Врешь! – крикнул генерал и погрозил пальцем старосте – Мне ведомо, коней своих вы угнали за околицу. Тотчас прикажу конвою пройти ваш лес, искать коней, и ежели ты, староста, и впрямь осмелился наврать мне, будешь сегодня же повешен! – И, обращаясь к конвою, Кар бросил с небрежностью:
– Сказать плотникам, чтоб возле церкви два столба с перекладиной изладили.
Староста Ермолай побелел, переглянулся со стариками. Тогда, неожиданно, выдвинулся вперед древний дед Изот – во всю голову прожженная солнцем лысина, бородища с прозеленью, правый глаз с бельмом, посконная рубаха – заплата на заплате, ворот расстегнут, на волосатой груди деревянный, почерневший от пота крестик. Когда-то был он высок, широкоплеч, время сломило человека пополам. Наморщив брови, с печалью смотрел Изот в землю, будто стараясь найти нечто драгоценное, давным-давно утерянное, чего никогда никому не сыскать. Опираясь на длинную клюшку, с трудом отдирая босые ноги от земли, дед тяжко пошагал внаклон к Михельсону. Тому показалось, что сгорбленный старец валится на него, он подхватил деда под руки. Тот мотнул локтями, как бы отстраняя помощь, приподнял иссеченное глубокими морщинами лицо, глухо прокричал:
– Реви громчей, я ушами не доволен, глухой я! – и помолчав:
– Чего же ты? Вешать людей хочешь? Ну, дык вот меня вешай перьвова… Мне за сотню лет другой десяток настигает… Я Петрушу, государя моего, Ликсеича, мальчонкой знавал. Я в Москве службу царскую нес. Опосля того Азов с Петром вместях брали. А ты кто будешь? А?
– Я слуга её величества государыни Екатерины Алексеевны, – наклонясь и обхватив старика за плечи, громко крикнул в его ухо Кар.
– А-а, так-так… Слышу! – закричал и дед, елико возможно, распрямляя спину – Катерина-то соромно на престол садилась, через убивство. А муж-то ейный Петра-то Федорыч, бают, опять ожил… Аль не по нраву тебе слова мои? Ежели не по нраву – вели вешать, али так убей, ты этому обучен.
Глаза генерала широко раскрылись, в лицо бросилась кровь:
– Уведите прочь сумасшедшего – не стерпев, отдал он приказ глухим голосом.
Старика взяли под руки, повели. Горбя спину, он волочил ноги, как паралитик, упирался, норовил обратить взор к Кару, кричал надсадно, с хрипом:
– А ты, барин, набольший, вникни, не будь собакой, как другие прочие! Мы, слышь, мертвый народ, мертвяки! Никто за нас не вступится.
Чем дальше от Казани, тем поведение жителей становилось неспокойнее, задирчивее. Вместо хороших лошадей в генеральский возок впрягали каких-то одров, ссылаясь на то, что ныне бескормица.
Кар всюду раздавал напечатанные в Петербурге увещательные манифесты, приказывал священникам и муллам оглашать их народу. Духовные смотрели мрачно, отводили взгляд.
В один из дней погода испортилась, подул сильный ветер со снегом. Кар на целые сутки застрял в грязной деревеньке. На утро везде был белым бело. Пришлось бросать карету, закладывать сани.
Слуга достал тулуп, валенки. В сани постелили овчину, другой шкурой укрыли генерала. В ноги поставили железный ящик с раскалёнными углями. Но Кар всё равно страшно мерз. Казалось, что холодный ветер проникал повсюду. Даже женская муфта, куда генерал прятал изнеженные руки – помогала плохо. Пальцы задубели, отказывались двигаться. Накатила апатия.
Наконец, показался Кичуевский фельдшанц – небольшая плохо укреплённая крепостица. Там уже ожидал его назначенный ему в помощь приехавший из Калуги генерал Фрейман.
– Es ist eine Katastrophe[9]9
Это катастрофа (нем.)
[Закрыть]!!
– Что случилось? – Кар с трудом вылез из саней – Какая катастрофа?
– Ребелены взъяли Оренбург!
* * *
Верстать новые полки пришлось под легкий снежок. Пугачевцы заполонили город, площадь была битком, шум и ржание лошадей мешали вести прием. Поэтому разговор с Рычковым и купцами был вынужден отложить. В окружении полковников и генералов, я вышел на улицу.
Сначала, прямо на крыльце переговорил с ханом Нур-Али. Попенял ему за разбойников в городе. Мясников выяснил, что Овчинников порубил не татар и не башкир, а киргиз-кайсаков.
– О позор на мою седую голову! – хан попытался упасть в ноги, но подручные схватили его под локти – Бачка-осударь, простишь ли ты твого раба??
Мне казалось, что Нур-Али по-восточному переигрывает – ну какой он мне раб? – но я решил закрыть на это глаза.
– Прощу, прощу. Но колобродить ватажками вашими более не дозволяю! Распишу по полкам казацким вашу вольность – я грозно посмотрел в сторону Юлая Азналина. Башкир это тоже касалось. Тот моментально все понял, поклонился. По его раскосому лицу тоже ничего нельзя было понять. Рядом с Юлаем стоял Салават и еще один, богато разодетый азиат в чалме.
Это оказался сотник сеитовских татар Мустафанов. Тот самый, с которым Творогов брал Пречистинскую крепость. Познакомился, принял присягу.
– Царь-батюшка! – сквозь толпу, под ворчание казаков, еле протиснулся Авдей – Все сделал! Мастер протянул мне тяжелый сверток, перевязанный веревками. Я раскрыл его, заглянул.
– Молодец, Авдей!
– Ночь не спал, чеканил, Петр Федорович! – выкрест заглянул мне просительно в глаза.
– Будет тебе награда! И новые заказы…
– Господа, начальные люди! – я поднялся на несколько ступеней вверх – Становись в ряд. И ты Мустафанов. Давай Юлай, ближе, не тушуйся. А где хан? Також иди сюда.
– Знайте! Золотой молот с серпом славянскому вождю Таргитаю с неба упали. После чего он совершил много славных побед над своими врагами. Жалую вас начальными медалями с серпом и молотом! Генерал, Подуров! Шаг вперед.
Обалдевший казак вышел из неровного строя. Встал передо мной, нервно сжимая рукоять сабли.
Я вытащил из свертка широкую красную ленту, на которой была прикреплена большая, больше ладони взрослого мужчины золотая медаль. На ней с одной стороны Авдей вычеканил всадника с саблей на коне, на другой стороне перекрещенные серп и молот в лучах восходящего солнца. Да! Все новое – это хорошо забытое старое. Россия – страна крестьянская. Нашему восстанию нужен понятный и доступный символ. Что может быть лучше советских серпа с молотом? В моей армии есть множество кочевников. Для них наверняка будет удобнее носить медаль обратной стороной – всадником наружу.
Надел перевязь поверх чекменя Подурова, троекратно облобызал.
– Бог и воля! – закричал я, нажимая на курок пистолета и направляя его вверх.
– Любо! – казаки заорали, принялись также палить в воздух. Повторялась история в полевом лагере под Оренбургом.
Трое генералов получили золотые медали. Полковники, хан, Юлай и Мустафанов – серебряные. С такой же чеканкой и красными перевязями.
– Казакам носить на шапке или на рукавах красные повязки – прокричал я громко – Дабы издале было видно – царское войско идет. Флаги також сделаем красные! За ратный труд казна будет платить. Казакам да вспомогательным иррегулярам – по рублю и полрубля в месяц. Пешцам и бомбардирам також по полрубля.
Ликование, казалось, превысило все самые возможные величины. Мне даже пришлось всех успокаивать, размахивая руками. Пока казаки приходили в себя, я отвесил себе мысленный подзатыльник. Чуть не забыл генералитет.
– Генералам кладу по сто рублей жалования, полковникам, ханам и старшинам по полста – тихо произнес я начальникам, рассматривающим медали.
Теперь уже градус довольства зашкалил и у главных пугачевцев.
– Господа, генералы! Начинайте смотр. Господа полковники! С вас поверстать в полки по сотне из башкир, татар и киргизцев. Иван! Где ты?
Почиталин выскочил вперед.
– Здеся, царь-батюшка!
– Вытаскивайте столы. Чичас заодно и жалование выплатим. Где Немчинов? В доме? Пущай садится реестр вести. Кому сколько выдали…
* * *
Только спустя шесть часов мы смогли закончить смотр и организацию казачьих полков. Лица – бородатые и безусые, со шрамами и с выбитыми глазами – шли нескончаемым потоком передо мной. Лысов официально встал на илицкий полк, получил к 4-м сотням казаков еще две сотни татар Мустафанова и его самого в «товарищи головы». То есть в заместители. Полторы сотни киргизов-казахов хана, правда, без него самого, отправились к Чике-Зарубину и его пяти сотням яицких казаков. Товарищем стал неизвестный мне есаул по фамилии Речкин. Этот самый есаул к моменту выдачи жалования полку где-то умудрился достать красный шейный платок и повязать его на манер пиратской банданы. А если учесть, что в ухе у него висело большое серебряное кольцо – я еле сдержался, чтобы не отвесить челюсть вниз.
– Молодец казак! – хлопнул я Речкина по плечу – Далеко пойдешь.
– С тобой царь-батюшка, хоть на край света – лихо ответил «пират».
После того, как чиковские получили жалование, дружно проорали «бог и воля», на площади по десяткам выстроился оренбургский полк. Местных набралось всего две сотни и пришлось им дать столько же башкир, а также пообещать, что все новые казаки в первую очередь будут верстаться к Мясникову. В последний полк – Пречистинский – собирали с бору по сосенке. Во-первых, казаки с Сакмарской линии, а также из крепостей. Во-вторых, иррегуляров из калмыков и киргизов-казахов из младших, неподчиненных Нур-Али Жузов. Итого набралось меньше четырех сотен.
– Останешься пока для оренгубргских дел – успокоил я Шигаеву – В губернии надо поддерживать порядок, а войск у Творогова поначалу много не будет.
– Тяжко будет – вздохнул Максим Григорьевич – Людишки новые, непроверенные.
– Отдам тебе гвардейцев Мясникова – я оставался практически без личной охраны, но Оренгбург того стоил – Сделаешь их есаулами да хорунжиями. И пошли сразу разъезды в сторону Казани, Яицкого городка и Уфы. Сегодня же!
– А нам что делать? – смотр закончился и полковники с генералам столпились вокруг меня – Куда нас пошлешь?
– Осадите, казаки! – укорил я военачальников – Нам еще пешцев верстать.
Желудок жалобно заурчал. Харлова уже два раза присылала Машу звать обедать, но смотр затягивался. Полковники демонстрировали друг перед другом знание тонкостей и деталей амуниции и вооружений казаков, спорили и даже местничали. Приходилось ставить на место.
– Тимофей Иванович! – я обернулся к Подурову – Собирай на площадь через два часа крестьян и офицеров. И не забудь есаулов, что мы отобрали из полков.
– А пленных солдат? – поинтересовался генерал – Они так и сидят под караулом в казематах.
– Их тоже давай – я тяжело вздохнул. Предстояло самое трудное. Создать пехотные полки.
– Чика, где часы? – я поманил Зарубина пальцем – Заначил?
