Текст книги "Голем должен (СИ)"

Автор книги: Алексей Гончаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Annotation

Часть всегда больше целого. Это кажется абсурдом только на первый взгляд: главное условие в оценщике, ведь нет абсолютно объективных критериев, а конечный или промежуточный итог зависит от личного участия либо интереса в некоем приватном акте.

Гончаров Алексей Владимирович

Гончаров Алексей Владимирович

Голем должен исчезнуть

Голем должен исчезнуть.

Часть всегда больше целого. Это кажется абсурдом только на первый взгляд: главное условие в оценщике, ведь нет абсолютно объективных критериев, а конечный или промежуточный итог зависит от личного участия либо интереса в некоем приватном акте.

Виктор перестал мучить себя и приник всем своим, отравленным приятными заботами, телом к раблезианскому столу. Сначала он отведал канапе с дичью, потом седлышко ягненка в ароматной сладкой подливе – всю эту прелесть увлажняло и подчеркивало красное терпкое вино "Кварели"; он спокойно относился к модным гастрономическим изыскам, включая премиальные винные карты, поэтому его вполне устраивал мир старых, испытанных чудес, и фраза "высокая кухня" – была для него лишь одним из необязательных атрибутов светского общения. А "Кварели" – рубиновое маточное, по возрасту лозы, вино насыщало мясо ароматом горного юга, неуловимым запахом далекого моря; и напоминало о тихом Илларионе, мудро подчеркивающим, продолжительным, но не избыточным тостом достоинства гостей и благоразумие хозяев. Необходимость искать, выправлять или отправлять компаньона на вершину Нараямы слегка портила настроение, но не аппетит. Работа есть плоть, а блаженство есть дух. По этому завету он прожил уже достаточно лет и желания стать прозелитом ещё ни разу не возникало. И когда его посещали микро вопросы макро тем, он легко ускользал от ответов, пересчитывая пачки денег, просматривая онлайн счета, вспоминая хранилища банковских ячеек. Но общие рассуждения и даже глубокомысленные озарения ему сейчас вряд ли потребуются – нужен четкий, сухой порядок действий, в завершении которых он опять выступает в роли вершителя. В общем-то, уже привычной и апробированной разными деяниями и инструментами, но все равно каждый раз вызывающей прилив полу восторга и сдержанного возбуждения такой сладости, что постоянно хотелось погружаться в него вновь и вновь.

Проанализировал диспозицию: на мой взгляд – легенда, в той или иной мере, достаточно исполнима, всё на руках, а прикуп – откроется по мере действия. Пока достаточно и карт на руках, хотя одна из них вызывает вопрос: если собираются жертвовать таким козырем, то необходимость включать голову обязательна. Потом эти медикаментозные приемы какой-то экспериментальной химии со страшными последствиями для Андрея не остались без внимания Г., однако интерес был, я заметил, своеобразный – словно у биолога рядом с клеткой подопытных мышек. Не подошло ли то самое время – часа моего исхода? И морально и физически, при любом контракте, даже столь специфическим как здесь, возможность самому определиться с точкой невозврата, особенно важна. Она собственно и становится твоей линией жизни. Длинной или короткой. Правда, очень сложно сорваться с предстоящего дела – сумма контракта запредельная (она перекрывает все ранее полученное в разы); тут тот случай, когда риск максимально обоснован. Можно себя ещё убедить простой мыслью: "кто не раз горел – научился греться у костра". Пусть будет последняя гастроль артиста, лишь планировать надо молча – знавал я деятелей с излишней амплитудой языка и несдержанной психикой – где сейчас они проявляют свои способности ведомо только Г. Кстати, о Г., интересны все-таки каналы и пределы его возможностей – после получения информации не прошло и часа, как нам забронировали номера в нужных местах в отеле, где простому смертному довольно сложно получить номер так оперативно. И вот на Якиманке мы с Ниной, без помощников, обычно исполняющих второстепенную работу и подводку, должны в течение ближайших суток сделать всё сами. И с Ниной я ни в коем случае не могу встречаться даже отражением, и, точно зная о технологической начинке отеля ещё в древние времена, можно быть уверенным – и сейчас система функционирует на самом современном уровне. Так что моё и Нинино, практически полное преображение – безусловная необходимость. Смотрю на себя в зеркало и получаю гадливое удовольствие. Почему такое странное осознание? Потому то вижу, то не вижу общее с подлинником; неожиданно возникает залихватская потребность сказать своему измененному альтер эго какую-нибудь гнусность и тут же ловко увернуться от удара в челюсть. Я в этой гостинице второй раз, тогда и сейчас меня удивляет и цепляет её какая-то странная аура: монументальная помпезность, неумело прикрытая роскошь сочетаются с очень приличной кухней, заложенной ещё первым директором отеля – куратором традиционного раблезианского меню с небольшими вольностями и своеобразным штатом обслуги, сохранившим чудные особенности прошлой "цековской" вотчины... Надо прогуляться немного по знакомому маршруту – до Музеона и обратно, да и связь допустима только вдали от гостиницы... Изменений нет – мы работаем, как и планировалось независимо друг от друга, так что подвоз Андрея " не моих волнений дело, справятся сами". После променада получаю весточку... пора мой друг, пора.

Записка с флэшкой, непонятно откуда возникшая на декоративном столике в номере, пробивала сознание щелкающим вопросом – откуда, зачем, кто? Самое важное не что в ней, а надо ли узнавать, мучать себя дальше, зачем-то забывая её след, инверсивно пронизывающий мозг, в поисках то ли выхода, то ли входа. Он хотел обрести, наконец, простую цель, но направление постоянно менялось, как и настроение, которое уже давно существовало независимо от его воли и желания. Все время ему необходимо было взнуздывать себя, приподнимать, потом освоившись в узком временном пласте, он забывался и когда вновь включался, то новый мир преподносил старый сюрприз: тоже микродвижение, заторможенность чувств – потом бах и петля синусоидой вбирала в себя мысли, планы, надежды и уносила куда-то далеко в Космос, куда сам он подняться был не в состоянии. Нина была как бы рядом – он её видел, обонял, чувствовал частички кожи, запахи, каждый раз пропитывающие его желание сверху донизу, почти вторгался в неё – потом сразу вываливался во влажный морок и снова искал её, вопил, взвывал на потолок, на мрачное небо – и тут же беззвучно, глухо запирал вопль изнутри, падал в черноту вновь и до конца.

– Вот вы и проснулись – чудесно. Я сообщу профессору, он после операции обязательно зайдет.

Андрей потерялся, не мог ничего ответить – женщина в халате, какой-то сон, одутловатая тяжесть головы, история в которой он не помнил ни начала, ни конца, потом прибытие на крайнюю станцию – " где Я, почему?"; ему надо обязательно встать и что-то сделать, а иначе (било предчувствие неотвратимости рока) завершенность уничтожала будущее. Необходимо найти Нину, объясниться, уберечь от них... От кого? Но сначала быстрее выбраться отсюда, вспомнить всё, в противном случае – безнадежно. Следовательно – первое – очень быстро смочь, второе – не показать виду, третье – сделать ноги, четвертое – знать, где и куда? Так прошел день: приходил кто-то в белом... не реагировал, пытался анализировать, терпел, особенно хотелось пить, думал уже из кувшина с цветами, но мини-камера, стоп. Наступил вечер, выключили потолочное освещение, через некоторое время обесточил бра – маленькой подушкой, затаился, вроде тихо. Сполз на пол, тихо до туалета, свет – нет, наконец, встал, ещё мутят ноги и голова, попытка легкой координации, тренинг – оживаю; открыл чуть-чуть кран – отпился. Вверху – маленькое окошко, от него слабый коридорный свет; из палаты, аккуратно, прикроватную тумбу, залез, посмотрел – какой-то жлоб сидит – шестерочный, рядом, кажется, тревожная кнопка. Думать! Решено – времени на сомнения нет. Сделал боковую позу планки – 2 минуты; на лопатках – столько же. Растянулся – нормально, и вперед без колебаний. Успокоил хлопца на раз-два-три, снял жакет, потом по коридору до процедурной – открыта, решеток нет, окно – не высоко, но готов ли? А, вариантов особых не вижу. Соскочил – тело заиграло звонко – вернулся... почти. Хоздвор, сквозь – зеленые аллеи, опасность сбоку – первого встретил гребнем ступни – це чуай, второго – классикой – с правой по солнечному; неужели я столь мелок – судя по оппонентам; а может такова данность момента или превратность случая. Хотелось бы первого. Когда тебя неправильно обмеряют – всегда расширяется лаг действий, плохо просчитываемых соперником и, наоборот, облегчается твоя задача исполнить желаемое. Что-то я много думать начал – опроститься и полагаться на инстинкты, ведь только с ними ты всегда в согласии: не на людей же рассчитывать, в самом деле – ненадежное это племя – игристое: пока пена сойдет – будет поздно считать потери. Город я знаю так себе: изучал по заданиям, по входам и выходам, по электронным визуалам – теперь поиск идентичности отягчается отсутствием денег, пристанища, цели. В карманах жакета ничего, кроме носового платка – выкинул, дальше надо определиться с местоположением и найти какой-нибудь круглосуточный торговый мол, для самообслуживания – моего. Давно я не применял соответствующие навыки, интересно – осталась ли в загашнике сноровка. Через некоторое время я в общих чертах определил район моих скитаний – где-то северо-восток, в зоне зеленых массивов Измайлово, Сокольников; наконец я увидел крупный торговый центр, где мне необходимо обрести транспорт и какой-либо капитал. Пристроившись около закрытого киоска, я высматривал нужного клиента; время было не самое лучшее, но терпимое – около 23.00. Количество машин, подъезжающих к зданию, было достаточным – я высматривал автомобиль не очень пафосный, но и не очень дохлый; особо тщательно выбирал владельца – ошибиться я не мог, время и вольтаж заканчивались. Только после просмотра десятка мужчин я решился: авто – ниссан х-трейл, седовласый крепыш, уверенный как в себе, так и в отобранном лидере, выглядел законченным интровертом, безапелляционно верящим в собственный статус – поколебать который не смогут какие-то мозгляки. Надо сказать, социальное положение в таких случаях – ничто, внутреннее самоощущение – всё. Он мне и нужен: иду рядом, при входе тряхнул, подобострастно и выспренно извинился; ключи у него были в кармане брюк – отметил при наблюдении – но были не долго; чтобы выглядело естественно – зашел вместе с ним в вестибюль и когда мужик двинул в зал, я как будто вспомнил о долго не писавшем песике, развернулся и был таков. В машине я обнаружил спортивную одежду и кроссовки, но задерживаться не стал – отъехал и, трезво оценивая ситуацию, определился с ближайшими действиями: в течение этого часа мне необходимо сдать машину в окраинный, полулегальный автосалон и, уже, после этого планировать следующее. Сумму отвалили бешеную – не знал даже, донесу ли: за новую японку получил 150 штук; на безрыбье и рак рыба, так что я быстро попятился и поехал на Каланчевку, где всегда можно было снять жилье у частников, по самой разнообразной цене и вкусу. На месте не спешил, да и куда спешить пока не ясно. Наконец, показалась приятная во всех отношениях старушка. Не торговался – договорились на 1000 в сутки. Комната внука (он в длительной командировке, а может и нет) в районе метро Бауманская, есть ноутбук (внуков); я тут же предложил залог за пользование им, но божий одуванчик был очень мил и отказался: "деньги просто небольшая прибавка к пенсии, вы же понимаете какая сейчас коммуналка?" Да, кивал я радостно ей в ответ:

–Такие тяжелые времена наступили, вот даже в гостиницу не пошел, чтобы сэкономить.

Впервые, за не помню, сколько дней, вкусно и безобразно поел чем попало, расслабился, толчками что-то тягуче вспоминал: мелькали прерывистые цепочки разно фигурных пятен, то ли людей, то ли ощущений, потом наплывали четкие контуры последних событий и снова размытый, текучий, словно фильм с испорченной пленкой, коллаж не обличий, а видений. Очнулся, с удовольствием коснулся компьютера с чувством давно забытого праздника, включил и погряз в информационной заразе. Вынырнул где-то часа через полтора – вспомнил о флэшке, единственном предмете, каким-то образом, связывающим те самые разорванные цепочки в символы требующие осмысления. Видео: небольшая группа зыбко вспоминаемых мужчин; жаркое обсуждение научной проблемы; разговор и обо мне; кто они – сложное опознание чего-то знакомого или знакового... горячо и густо в голове... прова...

Удовольствие возникало в момент, а не после; только спустя некоторое время, довольно значительное, я начинала смаковать подробности, детали, мизансцены – и равноценен был материал послевкусия: то ли примерка и покупка лакомой обновки в бутике, то ли победный раунд задания; проигрышный – не рассматривался, даже теоретически. Приятным было то, что Г. открылся с новой стороны; хотя, скорее всего причина в доверии, которое заработала точным исполнением, а может быть, необходимость хоть с кем-нибудь общаться по-людски. Он теперь не только давал общие указания, но и стал выслушивать меня, и даже прислушиваться, хотя, скорее всего это лишь мой домысел – фантазия уветливого сознания. Дан очень сжатый срок и опять нет никакой информации о параллельных исполнителях, хотя уже давно пора привыкнуть к скрытному постоянству Г., правда случайно увидала Виктора недавно, и стало мне от этого нехорошо – очень длинный шлейф «утопленников» тянется за ним, так их называет шеф. Его методы не облегчают работу – они вынуждают быть постоянно начеку; скорее всего этим он пришпоривает нас всех и, обязательно, вносит толику подозрения. В тоже время он позволяет себе поработать и добрым следователем: в конце разработки он пообещал мне прикрытие (при неудачном развитии событий) на самом высоком уровне – практически с верхних этажей серого здания. По наивности – сперва, не понимала, потом разобралась, наконец: ему не просто удобно – разделять и, соответственно, контролировать, он получает удовольствие от наших взаимоотношений, как получают его посетители детской площадки зоопарка, где за незатейливыми, потешными сражениями молодняка, чувствуется твердая рука селекционера. Вчера начала работать по материалам: с флешками, с рассылками и статьями по теме – попыталась вникнуть в предмет исследования. Непонятно, зачем такая углубленность в то, что через месяц-другой станет прахом? Каждый раз удивляюсь количеству. Качество мне не оценить – я ведь не исследователь, просто – исполнитель. С позавчерашнего дня активно занимаюсь техническим обеспечением операции – то, что я люблю больше всего (шучу – шучу); но без скрупулезного входа и выхода в активную фазу не стоит начинать вообще. Я вспоминаю, как меня экзаменовали в далекой юности, лет этак восемь тому назад, тогда я практически провалилась на авиабилете, предполагая, что суетность меня не красит и, оставляя выход за рамками особого внимания. И пусть исход был не до конца реальным, досталось обучение больно – два шрама на память: один на моем запястье – постоянное напоминание о переэкзаменовке, другой – у косметолога, за первый приличный гонорар. Но такое испытание лучше западает в душу (да именно в душу потому, что обычные лекции – для любителя); и так как я в данный момент пространно рассуждаю и даже могу увидеть докладчика в зеркале – понятно какой диплом я все-таки получила – красный! Немного гнетет внутренняя тема: с одной стороны – отброшенные розовые сопли близких взаимоотношений, с другой – умножение лишних троп на пути к цели. Но многие мысли – отягчают решение и съедают время. Назойливое либидо напоминает о себе почему-то в неурочный час, и пусть ты выставляешь его в окно на свежий ветерок, оно снова ломится к тебе через дверь. И тут, кстати, работа, которая не только захватывает и отрывает от любых щелей бытия, в том числе и физиологических, но и вбрасывает тебя в иной мир разнонаправленных векторов. Обидно только, когда используют тебя лишь в роли привлекательной маскарадной штучки, и ты вынуждена усиленно скрывать свой потенциал, только изредка высвобождая стихию того, о чем все так любят поговорить, немногие – смачно делать. Интересно увижу хотя бы по касательной кого-либо из нашего бюро по заявкам или опять Г. развел всех по разным углам, да ещё поставил ширмы. Я не думала никогда раньше об усталости – в моем возрасте, в самом деле, нормальные люди в подобных обстоятельствах и не беспокоятся: шикарная гостиница, практически открытая кредитка, да и вовсе не противный клиент, к тому же по-питерски стеснительный и милый. Но накапливается другого рода напряжение – изнеможение актера, который служит без антракта. Сегодня, напоследок, я должна прилечь в его номере; вчера позволила ему выговориться, не перебивала, выглядела полной дурочкой, с восторгом и раскрытым ртом, смиренно внимающей откровениям гения. И он поддался: в конце вечера положил мою руку в свою и с чуть осоловевшим коровьим взглядом вылизал меня с головы до ног. Я не выдержала такого сложно изысканного обхаживания, и накрыла его сладким поцелуем. По-моему, столь откровенная сессия потрясла его до такой степени, словно перед ним разверзлись то ли райские, то ли адские кущи. Можно сказать – подобный отрок мне попался впервые – я, может быть, и поиграла бы с ним в жениха и невесту..., но не на службе. После церемонного прощания я вернулась в номер, в ванной яростно натерла свою киску сверху донизу и ещё... Отпустило немного, и потом, уже, в постели, в полузабытьи, со сладкой тоской мечтала об Андрее: после весенних каникул на сочинской Ривьере мы ни разу не были вместе; казалось, каждый из нас боялся показать большую зависимость друг от друга; казалось, за камуфляжем страсти укрываешься от возникающих привязанностей.

Вечер следующего дня. Я и Алик, так он попросил себя называть, в ресторане "Ассамблея" отмечаем знакомство, его успешную командировку, близких и дальних друзей, соратников, в самом конце особо вспрыскиваем за города-герои Санкт-Петербург и Москву. В процессе теплейшего общения Алик развязывается и буйно фонтанирует: мол, ждет его Нобелевка, мол, революция в медицине и биологии, мол, завтра на конгрессе он задаст перцу этим иностранным снобам, правда пока не знает в каком салоне будет мероприятие, то ли в Круглом, то ли " Санкт-Петербург" (а красиво было бы возвести миру истину в зале, названном в честь родного города), и, если я пожелаю, он закажет мне приглашение. Сначала я слушаю его в пол уха, задание по научной тематике я не получала, да и с биологией я не очень; но по мере его излива мне становится интересно – не просто интересно: при самом примитивном анализе понимаешь откуда тянутся заказчики и какова цена вопроса. При этом во всем его задиристо-гонористом потоке чувствуется истинная правдивость слов: и неожиданная смерть профессора, вроде от кровоизлияния (знаю я эти спонтанные медицинские сюрпризы), и синтезированные молекулы от производных селеногидантоинов, и, самое главное, полученные соединения противоопухолевой и антиоксидантной активности, по простому – лекарство от рака! К концу монолога он, правда, иссякает и когда мы, наконец, пристраиваемся в его номере, нужды в хорошей дозе депрессанта уже нет – он и так уже между явью и сном; я немного добавляю в воду растительного седативного, и моя миссия на этом заканчивается. Посылаю Viber-ом 111 и могу, точнее обязана к 23.30 оставить сию обитель, несбывшегося порока. Несколько часов я решаю посвятить себе любимой, да и алиби не за половицей же хранить; иду в салон красоты – чищу перышки и коготки, потом в лобби-бар на клубнично-имбирное гаспачо под итальянское пино нуар – вино избыточное в своем непостоянстве: каждый глоток – словно первое откровение, а для особо мятежных натур – причащение. И меня это беспечное вино, оглашенное Дженис Джоплин, пропитанное хриплым глубоким стоном-извержением в её бессмертных опусах: "me and M.C. Gee" и "Cry Baby", не помню, на каком глотке заводит и встряхивает не по-детски: я решаюсь на поступок, который в трезвом уме и четкой памяти мне не свойственен, даже противопоказан – я решаю перед отъездом заскочить к Алику.

– Он будет недолго в прострации, я уверен часа три – четыре; главное – маячок зарядился и даже при моментальном отключении питания хватит надолго.

Мужчина, казалось, говорил сам с собою или думал вслух, хотя это было бы, уже, психиатрией, но внимательно присмотревшись можно было заметить малозаметную гарнитуру, настолько минималистскую, что ясен был её посыл: не для формы, а для дела. Видимо ему кратко ответили и он произнес:

– Да, дальше по плану, никакой самодеятельности.

Дом в районе Бауманской. Останавливается скромный, незатейливый джип, совершенно, непритязательный для московских дорог и дворов. Выходят двое мужчин непримечательной наружности; один из них со среднего размера планшетом или с очень похожим на планшет предметом. Они молча, спокойно, в среднем темпе двигаются к одному из подъездов кирпичного 10 – этажного здания, открывают входную дверь, проходят мимо лифта и начинают подниматься по лестнице. Внимательно реагируя на сигнал планшета, двигаются от квартиры к квартире, в конечном итоге, останавливаются у одной из них на 8 этаже; без паузы, один из них смыкает пальцы рук в захвате, второй встает на них одной ногой и открывает лючок с телефонными проводами, там подключает мини-модуль, затем они поднимаются выше и тут же звонят.

– Номер дома 14, квартира 119. Понял.

Проходит пять минут, приходит сигнал сообщения; через минут двадцать внизу открывается дверь, подходит лифт и уходит вниз. Один из них провожает хозяйку до троллейбуса, другой, в это же время, открывает дверь квартиры, выходит с табуреткой в коридор и снимает устройство из распределительного щитка. Возвращается с улицы первый и тоже заходит в квартиру. Через некоторое время они выходят на площадку вместе с ещё одним мужчиной, облаченным в плохо сочетаемую одежду, как будто наспех выхваченную из дедушкиного сундука, а может быть и бабушкиного. Этот третий пьян и от него жестко разит соответствующим ароматом, подпевающие в такт движениям приятели практически несут его на руках и вся эта сцена, у стороннего наблюдателя, как бы заведомо вызывает снисхождение и иронию. Так и выходят они из подъезда, мигом усаживают его на заднее сиденье, один из мужчин садится с ним рядом и автомобиль трогается.

– Забрали, двигаемся к месту.

– Да, оставили 2 тысячи и записку, мол, срочно вызвали домой из-за болезни сына. Дверь без повреждений.

Через небольшой промежуток времени – фургон ЛТ подъезжает к воротам отеля, экспедитор предъявляет пропуск, открывает задние двери, показывает салон с прямоугольными картонными коробками, заполненными тяжелыми гардинами и после тщательного изучения охранником бумаг машина въезжает во двор, поворачивает направо и спускается по довольно крутому съезду в хозяйственную часть здания. Автомобиль паркуется в одном из свободных мест, водитель и сопровождающий ловко сгружают две из пяти коробок, в одну из них складывают аккуратно занавеси – они довольно плотно помещаются в ней, а вторую – кладут на тележку и везут к техническому лифту; водитель остается у лифта, а визави – подвозит другую тележку, более– менее изящную, вполне приемлемую в гостинице 5 звезд. Коробка моментом перемещается на неё, главный, в этой мини-команде, одевает спецодежду сего заведения и на служебном лифте поднимается на 6 этаж. Его действия на этаже точны и споры: подвозит багаж к номеру, не стуча, открывает дверь и ввозит коробку в номер, буквально через минуту вывозит её обратно и вот он уже внизу. Фургон поднимается во двор, подъезжает к воротам; в этот раз коробки тщательно проверяют, а на вопрос водителя, отвечают – сюда, мол, пожалуйста, ввозите побольше, а вот назад – все серьезно начальством потом просматривается, и никто не хочет потерять работу.

Из номера выходит мужчина с красивым кожаным портфелем и не спеша, в прогулочном темпе проходит по коридору, потом разворачивается и двигается в обратном направлении (словно на подиуме или на фотосессии), опять оказывается около своего номера, но не останавливается, продолжает идти до определенного места, где он резко меняет алгоритм движения – ещё миг и он скрывается за дверью. Внутри лежат двое: один – молодой человек, в разбитых очках, полулежит на диване, второй – чуть старше и, видимо, известен ему, во всяком случае, когда он начинает его раздевать догола, движения его аккуратны и даже где-то деликатны; у первого – снимает только верхнюю одежду, оставляя его в нижнем белье. Без паузы, открывает портфель, вытаскивает несколько пакетов, из которых извлекает шприцы и какие-то медикаменты. Его движения настолько отточены, что, буквально, в течение 10 минут он совершает массу действий: впихивает в рот, лежащего на диване таблетки, делает укол; второму – тоже вбрасывает что-то из медикаментов в рот, раскидывает на столике россыпью разноцветные как монпансье препараты, один из шприцов вставляет в руку мужчины постарше, а второй шприц вкладывает в ладонь первого, затем выталкивает с руки на ковер; в том же темпе собирает бумаги и распечатки, подкладывая иные на их место, меняет ноутбуки: свой на стол, а хозяйский на его место в портфель. Напоследок, окидывает помещение внимательным взглядом, заходит в санузел, снимает парик, одевает темные очки и шляпу с высокой тульей. Последний взгляд на себя, затем на номер и он покидает апартамент окончательно. Примерно через час, дверь вновь открывается и в номер входит элегантная красивая девушка. Картина, открывшегося перед ней апокалипсиса, кажется, трогает её не сильно, будто она и не ожидала другого более-менее благостного зрелища. Однако картина резко меняется после того, как она узнает в обнаженном мужчине то ли друга, то ли знакомого. Нет, истерикой здесь не пахнет, пароксизм отсутствует – вот только в глазах появляется искорка неприятия полной безнадежности; единственное, что позволяет она себе – присесть на ковер рядом с ним... и с превеликой осторожностью коснутся запястья, через миг подмышечной впадины. Видно её несколько отпускает после этих пассов, теперь она спокойно окидывает место взглядом и видит перед собою "ужин наркомана", если быть точнее – постановочную мизансцену: цветисто разбросанные клеверы, пентограммы и другие колеса; рядом шприцы с амфетамином – вот такое дерьмо уже тянет на тяжкие последствия. Девушка наклоняется к нагому мужчине, сначала дотрагивается до запястья, но отдернув руку, касается мочки уха и после, с несколько опрокинутым видом, начинает колдовать над другим мужчиной, тихо проговаривая: " давай Андрюша, соберись – это надо и мне, и тебе", потом её монолог уходит в себя.

– Мы сможем... нас не разнимут... только немного мужества и удачи – мы сорвемся с тобою и будем вместе. У нас и автомобиль, слава богу, на подземной стоянке, так что соединим силы и ищи ветра в поле. Надо было предвидеть – столь амбициозный заказ Г. претворяет, легко жертвуя пешкой, мог бы и фигурой пренебречь. Помнится, делился – люди делятся на три категории: расходный материал, статисты, активаторы; когда я поинтересовалась своею персоною – отшутился, мол, каждый, в конце концов, атомизируется по текущему биопотенциалу. Андрея он видимо планировал на заклание изначально, да и мои с ним отношения, скорее всего, – раздражающий фактор, хотя никогда не проявлялась в нем досада – субъективные колебания – не для профессионала.

Думалось, шепталось, одновременно, делалось: растерла виски, грудь; указательным пальцем прижала борозду на верхней губе; потом продолжила с мочками ушей и затылочными буграми: мочки сдавила, бугры массировала круговыми движениями. Стал дергаться, снизу от живота вверх, положила на спинку, пальцем в рот, поддавила – вывернуло, сначала мало-мало, потом основательно; тут же нашатырем и в холодную воду головой. Теперь поднять и к машине (о камуфляже уже не думала), только бы вырваться на волю. Несмотря на торопливость, на безусловное желание быстрее покинуть ошарашенное место, безупречная хватка девушки не позволяла ей удирать сломя голову. Вся ситуация настойчиво требовала пусть и сиюминутного, но внимательного досмотра жертвенного дувана. Окинув взглядом апокалиптическое ристалище, она быстро осмотрела одежду обоих миссионеров: ничего стоящего внимания не нашла у своего давнего симпатанта и перешла к гардеробу господина, убывшего в страну без горизонта что в прямом, что в эзотерическом смысле. В скрытом кармашке блейзера надежно прикрытым мягкой незаметной молнией нашелся скромный ключик, со сложным ветвистым электронным узором – подписью. Любой ключ, кроме музыкального (хотя музыкальный тоже приоткрывает врата в музыку), отпирает дверь или дверцу к чему-либо. Было скрупулезно все вывернуто глазами, ощупано руками – обнаружен Samsonite, на счастье, не закрытый на кодовый замок; внутри чемодана, впаянный намертво мини-сейф из сверхпрочного композита. Но у неё был ключ, который моментально был использован и тут её ждал кошмарный сюрприз: на миниатюрном дисплее загорелись цифры 180 и включился отсчет на убывание, то есть три минуты для правильного решения – иначе, скорее всего, сработает тревожная сирена. За такой срок никакие логические цепочки не успевают сработать – только звериная интуиция, если она есть, или удача, если ты её поймал за хвост. Каким образом её удалось заарканить данную мимолетность – необъяснимо, да и объяснение займет гораздо больше времени, чем само решение. Включила напольную лампу, направила световой поток на ладони ученого, через секунды поднесла чемодан к нему, следующим действием, чуть прогретыми подушечками пальцев касалась нечетко очерченного кружочка рядом с дисплеем – мизинец оказался небесным провидением – Сезам открылся. Дисплей высветил Open, при легком нажатии крышечка открылась. Внутри были несколько флэш-накопителей, распечатки с какими-то формулами, бокс с двумя наглухо запечатанными пробирками с вязкой, маслянистой темно-коричневой субстанцией внутри и коробочка, в которой играл всеми цветами от голубого до южно-синего ограненный камень, совершенной травмирующей красоты. Любовалась недолго – коробочку закрыла и обратно в сейф вместе с черновиками то ли выступлений, то ли заметок вынутых из портфеля. "До дрожи, до истерики не хотелось ей расставаться с камнем, как будто специально открывшимся как иллюзия мечты. Когда два года тому назад ныряя в Южной Африке, она уже после, на отдыхе, зашли в ювелирный салон в Дурбане, там её и пронзил Танзанит – навсегда; тот камень был меньше и цвета поскромнее, но он остался в ней словно напоминание о слиянии небесного горизонта и синего полуденного океана".