Текст книги "Портрет смерти. Холст, кровь"

Автор книги: Алексей Макеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава четвертая

Я спал глубоким детским сном. Ни просветов, ни сновидений. Потом легонько забрезжило, заалело. Первое, что я почувствовал – стреляющая головная боль. Открыл глаза. Женщина склонилась над несостоявшимся мертвецом. Не ангел, слава богу.

– Ты не ангел… – прошептал я.

– Но все равно красивая? – ласково проворковала Варвара.

– Да…

– А подробнее?

– Да, красивая… – я сделал попытку приподняться, но она пресекла мои действия, заставила лечь. Я находился в своей комнате, практически раздетый, за окном светало, а Варвара так и не ложилась. Я откинул голову, начал вспоминать прошедшую ночь. Грустно все как-то. Одно утешало – обошлось без амнезии…

– Ты в порядке? – встрепенулся я.

– Лежи, лежи, в порядке. Меня пощадили.

– Черт… – я переждал, пока отгремит очередной залп. – А что это было, Варвара?

– Тебя ударили, у тебя шишка…

Очень не хотелось дотрагиваться до этой шишки.

– Рассказывай, – вздохнул я.

– Нечего рассказывать, Андрюша. Ты упал, я бросилась на выручку.

– Ну и как? – усмехнулся я. – Поделили выручку?

– Ушел. Вернее, убежал. Пнул фонарь и смылся. Пока я гналась за фонарем, его уже и след простыл.

– И кто это мог быть?

– Давай считать. Примем по умолчанию, что это был мужчина. Тынис – раз. Главный подозреваемый. Начальник охраны Йоран Ворген – два. Младшенький братишка Изабеллы, Генрих, – три. Оба охранника – пять. Призрак Гуго Эндерса – шесть. Начальник полиции после ужина уехал, его можно не учитывать.

– Считаешь, предупреждение? Чтобы не совали нос не в свои дела?

– Мы и сунуть-то не успели. Хотя, возможно, ты прав – нас не любят в этом доме.

– Бедненькая, – посочувствовал я, – как же ты тащила меня?

– Да нет, – отмахнулась Варвара, – ты просто память потерял. На помощь я звать не стала, случай не смертельный. Ты пришел в себя, ругался, поднялся, мы с тобой доковыляли до дома, ты дал себя осмотреть, выпил аспирин, снотворное, завалился в койку. По-моему, нас никто не видел.

– Ни черта не помню, – признался я. Отстранил Варвару, выбрался из кровати, сделал несколько шагов. – Странно, подруга, я могу ходить…

Состояние было ужасным. Я знал лишь одно средство справиться с недугом – алкоголь. Варвара уснула на моей кушетке – у нее выдалась бессонная ночь. Я укрыл ее одеялом, приложился к коньяку, пузатая бутылка которого горделиво возвышалась на тумбочке. Сделал глоток, другой, дождался, пока добротное пойло разбежится по сосудам, приставил горлышко ко рту и хлебал, пока не потекло по губам…

Прогулка до места происшествия отложилась как-то смутно. Горничная Сесиль шарахнулась от меня, как от проказы. Пробежала Кармен, зацепив меня хвостиком. Я хотел ее поймать, но только зря вскружил себе голову. Угрюмый Марио сидел, сложа руки, на диване в гостиной, внимательно смотрел на мои попытки удержать равновесие. Суровая гувернантка находилась рядом с мальчиком – прекратила назидательно вещать, уставилась на меня. Я приветливо помахал ей рукой, едва не обрушив зеркальный бар.

– Господи, на кого вы похожи? – ахнула Эльвира, которую я повстречал недалеко от холла.

– Вам можно, а мне нельзя? А вы в курсе, что меня сегодня ночью отоварили по башке в вашем саду?.. Я мог бы, конечно, лечь в больницу, а потом потребовать с вас компенсацию, поскольку мы так не договаривались, но я всего лишь выпил. Кстати, очень рад вас видеть в живом виде.

Картинки менялись, как в калейдоскопе. Эльвира сменилась холлом, где интеллигентно ругались Изабелла со своим «младшеньким».

– Опять от тебя сбежала последняя проститутка, горе ты луковое? – ехидно вопрошала Изабелла. – Ну, и куда тебя носили черти на ночь глядя? Мало тебе?

Мятый Генрих глупо улыбался и пытался погладить сестрицу по головке. Узрев меня, они прекратили выяснять отношения. Генрих потащился на лестницу. Проходя мимо меня, втянул носом воздух, одобрительно заурчал.

– О, детектив, рад, что нашему полку прибыло. Может, посидим, отметим это выдающееся событие?

Изабелла хотела подойти, потом засомневалась, всмотрелась в мою нетрезвую физиономию…

Мне было плевать. Летящей походкой я спустился в холл, выбрался на улицу. Белобрысый Ворген стоял на ступенях, смотрел на меня с застывшей смешинкой. Я изобразил затейливый жест правой рукой: что-то между «они не пройдут» и «пошел ты…», заструился по дорожке…

За воротами стояли машины, толпились люди. Бойкая гражданка через решетку донимала вопросами охранника, но тот был надут и никак не реагировал. Заметив постороннего (то есть меня), толпа пришла в движение, защелкали фотоаппараты.

Я вспомнил, что хотел пойти в другую сторону. Сделав знак, что я отнюдь не представитель по связям с общественностью, развернулся, заструился к северной ограде поместья. Ноги сами привели к изгибу дорожки, где вчера ночью мой затылок подвергся испытанию на прочность. Как раз вовремя. Если в этом закутке оставались следы преступления, то их благополучно удалил садовник. Он работал граблями, разравнивая гравий. А до этого прочистил траву в окрестностях поворота, подровнял окантовку дорожки. Обернулся, услышав мое возмущенное сопение. С каким бы наслаждением я врезал по этой угрюмой рыжей морде…

– Так-так, – сказал я, угрожающе приближаясь. – Заметаем следы, уважаемый Тынис? Напрасно. Мне и так известно, кто тут ночью порезвился…

Настроен я был решительно – садовник попятился, машинально выставил перед собой грабли…

Я опомнился, когда на Плата-дель-Торо засигналила машина. Послышались крики. Кто-то хотел проехать, но репортеры загородили ворота. С ситуацией справились, назойливых журналюг оттерли, заскрипели ворота, и машина въехала на территорию.

Я встал, не исполнив праведную месть. То ли трезветь начал, то ли вой машины сбил с настроя. Тынис сжимал свои грабли, полный решимости дать отпор. Я уложил бы его двумя ударами. А потом добил бы его же граблями. И вперед – что судья прописал…

– Ладно, приятель, мы с тобой еще потолкуем, – я развернулся и зашагал к дому. Репортеров от ворот отогнали. У крыльца остановился серебристый «Ситроен» с полицейской мигалкой. Распахнулась дверца, вывалился начпол Рикардо Конферо в щеголеватой форме. Поправил портупею, поднялся по ступеням, что-то бросил Воргену. Прежде чем войти, глубоко вздохнул и бегло перекрестился…

Когда я подобрался к крыльцу, Ворген еще не ушел. Он смотрел, не мигая, в одну точку. Сигарета догорела, плавился фильтр, но он был выше этого.

– Случилось что-то, Ворген? – спросил я.

Он вздрогнул, как-то потрясенно на меня уставился.

– Видимо, да, детектив. Прибыл полковник Конферо. Говорит, что за городом у реки Пуэро найден обгоревший труп Гуго Эндерса…

Знаем мы эти обгоревшие трупы… Но сердце бешено забилось, в голове опять рвались фугасы. Зачем я пил? Я кинулся в дом изгонять беса. Варвара спала, свернувшись под одеялом. Я засомневался, стоит ли ее будить? Стоит. Одна больная голова – хорошо, а две – лучше. Сбросив одежду, кинулся в ванную, встал под ледяной душ. Выл, извивался, но упорно стоял, пока не выгнал беса. Почистил зубы, надушился, кинулся надевать все самое чистое и лучшее.

– Вставай, детка, – тряс я пускающую пузыри Варвару. – Произошло событие, в корне меняющее наш статус. По мнению полковника Конферо, имеется труп Гуго Эндерса. Культурный мир понес невосполнимую утрату.

Когда мы вошли, исполненные достоинства, в гостиную, версия событий уже была озвучена. В гостиной царило гробовое молчание. Люди переваривали известие. Полковник стоял у окна с надутой миной. В комнате не было Эльвиры. Остальные были, даже маленький Марио. Люди сидели в креслах, на диване. Йоран Ворген мял сигарету, кусал губы. Генрих, относительно трезвый, менял мины, как клоун – видимо, неосознанно. Застыла истуканом Изабелла – трудно догадаться, о чем она думала. Кармен была тиха, как украинская ночь, сидела на диване, уткнув ладошки в острые коленки, поедала глазами Изабеллу. Габриэлла держала за руку Марио. Мальчик был нахмурен и, похоже, голоден – сосал конфету, похожую на чупа-чупс. Горничная со страхом шныряла глазами по присутствующим.

Все дружно повернули головы и уставились на нас с Варварой.

– Где Эльвира? – спросил я.

Изабелла расклеила губы, чтобы ответить, но ответил полковник Конферо:

– Эльвире стало плохо. Эльвира у себя. Не волнуйтесь, детектив, со мной приехал доктор Санчес, сейчас он помогает ей оправиться.

– Полковник, мы извиняемся за опоздание, – елейным голоском сказала Варвара. – Не могли бы вы ввести нас в курс?

– В окрестностях Мариньи найден обгоревший труп господина Эндерса, – сказал полковник.

– О, Господи, – громко и внятно произнесла Изабелла, и все удивленно на нее посмотрели.

– С чего вы взяли, что это труп господина Эндерса? – спросил я.

– М-м, – сказал полковник. – Не уверен, что должен ставить вас в известность…

– Скажите им, Рикардо, – попросила Изабелла.

– Хорошо, – пожал плечами полковник. – Тело нашли вчера вечером. Семья туристов из Андорры ехала по трассе на Барселону, решила сделать остановку на реке. Это милях в трех севернее Мариньи. Муж расставил барбекю, жена и дети побежали на речку купаться и в кустах наткнулись на тр… тело. Подняли крик. Муж по телефону вызвал полицию. Рядом с погибшим нашли канистру от бензина, множество следов, признаки драки. Собака след не взяла – довела кинолога только до трассы. Тело отправили в департамент судебной медицины…

– Так с чего вы взяли, что это труп господина Эндерса? – переспросил я.

– Поначалу так решили по внешним признакам, – невозмутимо поведал Конферо. – В Маринье, знаете ли, нечасто пропадают люди. Вызвали доктора Санчеса, который много лет лечил Гуго и знает его, как облупленного… м-да. Обрывки одежды, найденные на месте преступления – это, простите за интимные подробности, ночная пижама Гуго…

– Господи, – икнула Изабелла. – Он бежал в ночной пижаме…

– У Гуго Эндерса отсутствовал мизинец на левой ноге. У Гуго Эндерса был застарелый перелом левого предплечья. Зубы тру… простите, тела полностью соответствуют тому, что отражает медицинская карта, любезно предоставленная доктором Санчесом.

Возразить было нечего.

– Мы до последнего не сообщали семье, – хмуро поведал Конферо. – Гадали, может, в чем-то подковырка. Наши люди нагрянули в окрестную деревню, где и нашли человека… – тяжелая пауза, полковник угрюмо обозрел присутствующих, – который наблюдал ночью в понедельник 13 августа странную картину. Этот парень ехал на велосипеде по трассе. Спустился к реке, чтобы искупаться. Заметил человека в пижаме, который неподвижно сидел у воды…

– Зачем он решил искупаться? – перебила Варвара.

– Обычное дело, – пожал плечами полковник. – Это молодой парень. Я забыл вам сообщить, что на багажнике у парня сидела молодая девица из той же деревни…

– Понятно, – поморщился я.

– Человек не реагировал, когда они у него что-то спросили. Они не стали купаться, испугались, уехали. Когда отъезжали, видели свет фар и слышали, как у реки остановилась машина. Возвращаться, они, понятно, не стали. Когда им предъявили фото живого Гуго, молодые люди в голос заявили, что именно этот человек сидел у реки.

– В пижаме… – пробормотала Изабелла.

– Совсем свихнулся перед смертью, – простодушно изрек Генрих. – Эх, братец…

– В это невозможно поверить, – вымолвила в ступоре гувернантка. – Господин Эндерс не мог сойти с ума…

Все уставились на нее в недоумении: кто, мол, дал гувернантке слово?

– Не в этом дело, – фыркнул Генрих. – Сойти с ума позволено любому. А уж с его нелегкой работой… Лично я бы точно спятил, работая с этими ужасными картинами. Но как Гуго удалось выбраться из поместья?

Все уставились на Йорана Воргена, в чьи обязанности входило пресечение именно таких действий.

– Выйти из поместья невозможно, – сухо сказал Ворген. – Если не работают обстоятельства, о которых охрана просто не поставлена в известность. О чем вы спорите, господа? Если господину Гуго захотелось бы выйти с территории виллы при помощи ворот, мы бы все равно не смогли его удержать. С какой стати? Он хозяин этих ворот. Надо думать не о том, как он вышел, а о том, кто его убил… таким ужасным способом.

– Способ не ужасный, – покачал головой полицейский. – Гуго Эндерса ударили ножом. А вот то, что с ним сделали потом – безусловно, ужасно.

В гостиной установилась кладбищенская тишина. Тупость и ограниченность правоохранительных органов – проблема не только шестой части суши.

В апартаментах Эльвиры пахло валокордином. Мы вошли и встали на пороге.

– Проходите, господа, не смущайтесь, все свои, – слабым голосом возвестила Эльвира, поднимаясь с кушетки.

Напрягся благообразный толстячок в длинной парусиновой рубашке – она плавно стекала с выпуклости на животе, создавая впечатление, что под рубашкой у него кто-то есть.

– Эльвирочка, вам лучше не вставать…

Мы с Варварой понятливо переглянулись. Добрый доктор Айболит.

– Ах, оставьте, доктор Санчес, – манерно вымолвила Эльвира. – Я уже достаточно с вами полежала. Не могли бы вы оставить нас? Уверяю вас, ничего страшного со мной не случится. Я выдержу.

– Ох, даже не знаю, – заворковал доктор, поглядывая на нас отнюдь не благосклонно. – Но только несколько минут. Обещайте не волноваться, хорошо?

– Спасибо, доктор, я не буду волноваться. Постараюсь радоваться и думать о приятном…

Толстяк покраснел и выкатился в коридор.

– Нам очень жаль, Эльвира, – сказал я. – Примите искренние соболезнования.

– Вы в этом не виноваты, – она смотрела на меня воспаленными глазами. Женское лицо было неподвижно, источало мертвецкую бледность. – Всё изначально было глупо, Андрей Иванович. Когда я пришла к вам в агентство, Гуго был мертв. Вы не экстрасенс, чтобы знать об этом.

– Но существует хотя бы гипотетическая вероятность, что тело, найденное на реке, не принадлежит вашему мужу, – пробормотала Варвара. – Полиция и эксперты могут ошибаться. Они обязаны провести детальную экспертизу…

В глазах Эльвиры мелькнул лучик надежды, но быстро погас. Эльвира замолчала, да и я не стал развивать тему. Можно допустить самый фантастический расклад. Гуго Эндерс нашел своего АБСОЛЮТНОГО двойника и благополучно его прикончил. Но зачем он это сделал? Уж явно не затем, чтобы, наигравшись, вернуться на Плата-дель-Торо. Таким замысловатым образом обрубают все концы, начиная новую жизнь, в которой от старой не останется ничего, тем более жены.

– Это дело полиции, – тихо сказала Эльвира. – Пусть выполняют свою работу. Для меня все понятно.

Покачиваясь, она дошла до туалетного столика, достала пухлый конверт, отдала мне.

– Это то, что обещала, Андрей Иванович. Десять тысяч. Сняты сегодня утром.

Я взял конверт и спрятал в карман, чтобы не жег руки.

– Спасибо за все, что вы сделали, Андрей Иванович, и вы, Варвара. Я не имею больше права задерживать вас в Испании… К сожалению, находясь утром в банке, я не знала, что дело кончится подобным образом, и не сняла оставшиеся семьдесят тысяч, которые обещала…

– Этого достаточно, Эльвира, – покраснела Варвара. – Честно говоря, мы ничего для вас не сделали.

– Вы не виноваты, – повторила Эльвира.

– Минуточку, – насупился я. – Посещая наше агентство, вы высказали предположение, что в доме против вас и вашего мужа плетутся интриги. В случае смерти вашего мужа и… вашей, прошу прощения, смерти все это великолепное поместье переходит к Изабелле, поскольку детей ни у вас, ни у Гуго нет. Проведя сутки в вашем доме, мы с коллегой склонились к мысли, что ваше утверждение небеспочвенно. Странный дом, странные обитатели. И что-то здесь происходит. После того, как мы уедем… вам не будет страшно, Эльвира?

Женщина пожала плечами.

– Уже не будет, господа. Я буду молиться.

– На вашем месте я бы выстроил всех семейных адвокатов и выяснил, на каких основаниях в доме проживают Изабелла, Генрих и все прочие. Если основания документально не установлены, то… гоните их к чертовой матери, пока не дошло до греха. Смените охрану, садовника, прислугу.

– Как странно, – бледно улыбнулась Эльвира. – Именно это я и собралась сделать. Но до похорон, которые пройдут не раньше воскресенья, я не смогу ничего предпринять.

– Сегодня только среда. Почему так долго?

– Не знаю. Так сказал доктор Санчес. Видимо, полиция хочет поработать с… телом.

– Простите, – я замешкался. – Вы действительно хотите, чтобы мы уехали?

– Что вы, – вздохнула Эльвира. – Я рада, что вы здесь. Можете гостить, сколько хотите. Просто… не смею вас больше задерживать.

Все стало понятно, когда мы покидали апартаменты. Она не стала дожидаться, пока мы выйдем, шагнула к бару, распахнула зеркальную створку, достала бутылку коньяка, фужер.

– Не уверен, что вам сейчас можно пить, – угрюмо вымолвил я.

Эльвира отмахнулась, налила дрожащей рукой, жадно вылакала. Я поморщился, закрыл дверь.

Ей точно не стоило пить. Мы прошли совсем немного. Навстречу катился доктор Санчес, торопясь занять место над душой вдовы. За спиной со звоном разбился фужер. Упала бутылка на зеркальный столик, брызнуло стекло. Глухой удар. И снова треск. Грохот – на всю Испанию. Доктор Санчес резко дал по тормозам, выставился на нас, хлопая глазами. Мы с Варварой удивленно посмотрели друг на друга.

– Оступилась? – икнув, предположила Варвара.

– Конечно, – согласился я.

Мы бросились обратно в апартаменты. В луже крови корчилась Эльвира. Падая, она разбила голову о край стеклянного столика. Но не это послужило причиной ее плохого самочувствия. Рана была не опасной для жизни. Причина находилась в коньяке. Бутылка проломила столик, над которым она склонилась, почувствовав недомогание, и благополучно лежала под столиком. Из бутылки вытекала тоненькая струйка. Эльвира пыталась приподняться. Оперлась на ладонь, подняла голову. Мы бросились ей на помощь, замешкались, объятые ужасом. Лицо Эльвиры изменилось до неузнаваемости. Судорога исказила его полностью, превратив в какой-то сюрреалистический набор сегментов зеленой кожи. Выпученные глаза стянуло к переносице, рот перекривился. Она тряслась, задыхалась. Протянула к нам руку – словно поманила скрюченными пальцами.

– Помогите…

С ревом, словно истребитель, мимо нас пронесся доктор Санчес. Рухнул перед женщиной на колени, придавил животом к полу, запрокинул ей голову. Повернул к нам перепуганное лицо.

– Набирайте три четверки, быстро! Бригада реанимации из городской больницы!.. Воду сюда! Господи Христосе, где же моя сумка?..

Варвара, немного знакомая с испанским языком, схватилась за телефон. Но я уже все понял. Недолго Эльвире Эдуардовне посчастливилось побыть вдовой…

К моменту прибытия реанимобиля – а произошло это событие довольно быстро – Эльвира была еще жива. Ее увезли, приведя репортеров на воротах в состояние экзальтации. Многие рассаживались по машинам, устремлялись вслед за «Скорой».

– Уже две машины с мигалкой, – мрачно подсчитала Варвара. – Полиция, медики. По логике вещей третьими должны быть пожарники… Бедная Эльвира. Что это было, Андрюша? Яд в бутылке?

– Жуть, – я передернул плечами. – Такой яд, что вся физиономия на куски. Представляешь, я же вчера пил из этой бутылки…

Варвара отшатнулась, уставясь на меня с ужасом – словно я уже покрывался трупными пятнами.

– Не заметно что-то по тебе…

– А может, другая бутылка, – засомневался я. – Но тоже «Реми Мартин». Знаешь, Семеновна, страстно хочется перекреститься.

– Не отказывай себе, если хочется, – вздохнула Варвара. – Хуже не будет. Если хочешь, я тоже с тобой перекрещусь. Нас ожидают непростые деньки, Андрюша. Мы последние разговаривали с Эльвирой. Это мы могли ей подсыпать яд. Если начальник полиции в теме, он схватится за эту версию. О чем ты думаешь?

– О том, что полным бывает не только привод, – неохотно признался я.

Обитатели дома высыпали на крыльцо, провожая глазами мобильную реанимацию. Я пожалел, что не взял с собой видеокамеру. Прямая, как штык, Изабелла. Бледное лицо, губы плотно сжаты. Пьяница Генрих за спиной сестрицы – руки в карманах, перекатывали там чего-то (в «карманный бильярд» играл), взор не вполне тверезый, но в целом осмысленный, где-то даже озадаченный. Габриэлла, брезгливо поджала губы, держала Марио за плечо, хотя тот никуда не вырывался. Я поймал себя на мысли, что Марио частенько копирует поведение гувернантки, вместо того чтобы копировать поведение матери. Вспомнился неласковый взгляд, которым Марио одарил родительницу. Только вспомнился – и сразу мороз по коже…

Йоран Ворген судорожно курил, провожая взглядом машину. Подрагивала жилка на виске. «Компаньонка» Изабеллы царапала прыщик на щеке, соорудив лицо практически вменяемого человека. Горничная Сесиль держалась за грудь (такую маленькую и совсем незаметную под форменными рюшками), по бледному личику блуждала задумчивость – она уже прикидывала, какие последствия для нее повлечет смена власти в доме.

Приблизился садовник, вооруженный модерновой хромированной лопатой. Посмотрел туда же, куда смотрели все. Вздохнул, побрел по своим садовничьим делам.

– Обездоленные наши… – со злостью прошептала Варвара.

Полковник Конферо что-то шепнул Изабелле. Женщина сухо кивнула. Полковник сбежал с крыльца, разместился в своем «Ситроене», включил зачем-то мигалку и покатил за медиками…

Последующие часы выдались тягучими, как смола. «Красненькая жидкость в термометре» (по выражению Варвары) поднялась до сорока градусов, пришлось спасаться в доме, где властвовала прохлада. В три часа прибыл полковник Конферо и удрученно поведал, что спасти Эльвиру не удалось. Она скончалась. Тело лежит в городском морге, в отдельном помещении (видимо, для VIP-персон, со всеми удобствами). Похороны состоятся в воскресенье – совместно с погребением Гуго (чтобы дважды не собираться), но если у членов семьи погибших имеются особые пожелания, то бюро судебной медицины с удовольствием их рассмотрит. В четыре часа дня Изабелла, облаченная в платье цвета печальной осени, вышла к журналистам и скупо поведала о случившемся: о пропаже великого Гуго Эндерса, о последующей за пропажей смерти, о кончине безутешной вдовы, которая в припадке горя (в добровольном, разумеется, порядке!) приняла яд. О том, что семья всячески извиняется перед общественностью, что пришлось целую неделю сохранять молчание, но это была вынужденная мера. Полковник Конферо клятвенно заверил собравшихся, что полиция приложит все усилия, дабы отыскать убийц великого живописца. И выразил уверенность, что в связи с открывшимся горем журналисты оставят в покое обитателей дома по Плата-дель-Торо, 14. А о ходе следствия всегда можно узнать в полицейском управлении у майора Родриго Вентура.

В пять часов дня, когда мы с Варварой сидели в «каюте» и думали думу, к нам вошли двое штатских.

– Попались, – скривилась Варвара.

– Одиннадцатая заповедь, – вздохнул я. – Не попадайся.

– Сержант уголовной полиции Луис Габано, – на ломаном, но понятном русском представился один из визитеров, смуглый мужчина лет тридцати пяти, с пушком волос на макушке, открытым неглупым лицом. – Вынужден оторвать вас от важных дел, господа. Полковник Конферо желает видеть вас в полицейском управлении. Просьба следовать за нами. Машина у подъезда.

– Потрясающе, – пробормотал я. – Хочу представить, чтобы сержант полиции в провинциальном российском городке свободно изъяснялся по-испански.

– Я думаю, легко, господин Раевский, – учтиво отозвался сержант, – имей сержант полиции жену-испанку. Мою супругу зовут Вера Филиппенко, она работала официанткой в Барселоне, и пока мы не познакомились, очень жалела, что уехала из Красноярска.

Нас провезли на «Пежо» через белокаменный городок, выгрузили у белокаменного здания с колоннами напротив парка с пышными рододендронами, сопроводили на второй этаж в скромно обставленный кабинет, где приятно журчал кондиционер.

На этом все приятное кончилось. На допросе присутствовал сержант Габано, еще один молчаливый чин в звании и лично полковник Конферо. По случаю жары он снял галстук, расстегнул верхнюю пуговицу, засучил рукава, сидел, набычась, за полированным столом и поедал нас глазами.

– Представляться не будем, – сказал он по-английски. – До сведения общественности донесено, что Эльвира Эндерс приняла яд по доброй воле. Все присутствующие, разумеется, знают, что это не так. Общественность узнает правду – после того, как мы до нее докопаемся. Итак, вы были последними, кто видел Эльвиру живой… – полковник задумался, – и здоровой.

Он сделал свирепое лицо и буквально сразил нас своим «проникновенным» взглядом.

– Как страшно, – пробормотала Варвара. Хорошо, что по-русски. Великого и могучего языка Конферо не понимал, а интонацию Варвара выбрала приемлемую. Усмехнулся в рукав сержант Габано.

– Что вы сказали, дорогая дама? – насторожился полковник.

– Дама сказала, что сожалеет о случившемся, – перевел я, – но не может понять, за что нам дарована такая избранность. Если нас подозревают – это одно. Если с нами желают побеседовать о последних минутах безутешной вдовы, то это несколько другое. Но зачем присылать за нами почетный эскорт? Признайтесь, полковник, вам хочется кого-нибудь быстро посадить?

– Молчать! – грохнул полковник по столу и начал наливаться бешенством. Разумеется, после такого обхождения мы заткнулись. Не выискивать же в телефонном справочнике адрес посольства.

– После вашего визита в ее апартаменты Эльвира выпила коньяк, в котором находилась звериная доза яда, – проскрипел полковник. – По предварительному мнению эксперта, мышьяковая интоксикация. Белый мышьяк, или мышьяковидный ангидрид. Вызывает смертельное отравление в дозе 60-70 миллиграмм. Мгновенное поражение центральной нервной системы. Резкое развитие судорожно-паралитического синдрома… Отпечатки пальцев с бутылки, разумеется, мы снимем. Было бы любопытно, обнаружься на ней ваши отпечатки, детектив…

– Ничего странного, полковник, – запротестовал я. – Вчера я пил из какой-то бутылки в апартаментах несчастной госпожи Эльвиры. Это был коньяк «Реми Мартин». Если это та же бутылка, то на ней, безусловно, остались мои отпечатки.

– Вот как, – обрадовался полковник.

– Но если бы я хотел отравить госпожу Эльвиру, видимо, надел бы перчатки, не находите? Или взялся бы за бутылку через тряпочку. По-моему, это естественно для любого детектива. И для вас, и для меня…

Полковник не успел вторично грохнуть по столу.

– Это, во-первых, – сказал я. – Во-вторых, мы беседовали с Эльвирой всего несколько минут – после того, как она выставила доктора Санчеса. Эльвира была трезва и рассудительна. Не думаю, что в ходе беседы нам удалось бы отвлечь ее внимание, забраться в бар и подсыпать яд в бутылку.

– Ерунда, – ощерился полковник. – Бутылка могла не стоять в баре, как вы пытаетесь уверить. Вы могли подсыпать яд вчера или, скажем, ночью. Не думаю, что Эльвира, находясь в… не совсем адекватном состоянии, только и делала, что запирала за собой дверь.

– А мы о чем вообще говорим, полковник? – не понял я.

– Мы строим версии, – отрезал начпол. – Яд не мог появиться в бутылке спонтанно. О чем вы беседовали с Эльвирой?

– Мы выразили даме сочувствия по поводу гибели мужа, а она заплатила нам за беспокойство и сказала, что больше не нуждается в наших услугах.

– Ага, – намотал на ус Конферо. – И какую сумму заплатила вам Эльвира?

– Десять тысяч, – признался я с присущей мне откровенностью. – Успокойте нас, полковник, что вы не собираетесь отнять у нас эти деньги.

Десять тысяч для полковника были не деньги. Он сделал скептическое лицо и почесал волдырь на ухе.

– А если серьезно, полковник, вас интересуют наши соображения? Я исхожу из того, что вы заинтересованы в прояснении обстоятельств.

Последняя фраза полковнику чем-то не понравилась, но он предпочел не испытывать на прочность свой стол.

– Яд в бутылку подсыпал кто-то из людей, проживающих в доме. Вариантов нет. Из посторонних – доктор Санчес, но вариант, полагаю, тупиковый. Не хочу никого голословно обвинять. Уточните название яда, отследите его путь. Опросите людей в доме, может, кто-то видел, как человек, не проживающий в комнатах Эльвиры и Гуго, туда входил. Подумайте, каким образом Гуго Эндерс покинул виллу. Зачем ему это понадобилось? Что предшествовало странному поступку? Версию умственного помешательства оставим напоследок, должны быть и другие…

– Нет, вы только полюбуйтесь, – всплеснул руками полковник. – Нас собрались поучать какие-то недоучки. Детектив, на вашем месте я бы вел себя скромнее. Ваша роль и роль вашей спутницы в этом деле еще не ясна.

– Хорошо, – я сложил смиренно ладони в жесте «вай». – Проясняйте наши роли, полковник. Вы не возражаете, если с разрешения госпожи Изабеллы мы несколько дней поживем в Маринье? Вы же все равно не хотите нас отпускать?

Свобода радостно встретила нас на крыльце полицейского управления. День клонился к вечеру, полицейские клерки, имеющие нормированный рабочий день, оживленно переговариваясь, сбегали с крыльца, толкались.

– Прекрасная вещь – свобода, – обнаружила Варвара, щурясь на западающее солнце. – Ну что, Раевский, пройдемся по городку?

– Садитесь уж, отвезу, где взял, – проворчал из окна притормозившего «Пежо» сержант Габано.

Он угрюмо молчал всю дорогу, выехал, поплутав по узким улочкам, на Плата-дель-Торо, остановился напротив знакомых ворот. Молчал, пока мы выбирались из машины, молчал, когда мы выразили признательность за доставку, отъехал, окинув нас на прощание задумчивым взором.

– Не знаю, удастся ли нам когда-нибудь побродить по этому городку, – пробормотал я, озирая с неожиданного ракурса окрестности.

– Ты еще про море вспомни, – фыркнула Варвара. – Говорят, оно рядом.

Море не просматривалось. Но его близость волновала, как близость хорошенькой женщины. Мы стояли на тротуаре у ворот с затейливой надписью «17». Ограда не чета ограде покойного сюрреалиста – значительно скромнее. За решеткой ровные газоны, клумбы. Автополивочное устройство разбрызгивало воду веселым шатром. Рабочий в синем комбинезоне прочищал водяной струей из модного «Kärcher» баки для отстоя воды. Виднелось белое крыльцо особняка. Дальше по тротуару – другие ворота, видимо, под номером «19». Ограда Эндерсов на фоне прочих выделялась, как лимузин в шеренге «Жигулей». Те, что слева и справа, были значительно ниже и территорию занимали поменьше. За ворохом вьюнов виднелись крыши без архитектурных изысков, апельсиновые деревья, глянцевые кустики жасмина вдоль заборов. У ворот под номером «12» старичок в клетчатой панамке ремонтировал выбитую плитку. Дворник, которого мы вчера уже видели, манипулируя проволочными граблями и метлой, возился на разделительной полосе, состоящей из низкорослых пальм. Аллея относилась к муниципальной зоне ответственности.

– Поговорим с аборигенами? – предложила Варвара. – Или торопимся в дурдом?