Текст книги "Кандидат от партии смерти"

Автор книги: Алексей Макеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– И это правильно, – нисколько не обиделся Завьялов. – Бренди тут хороший. Армянин за старшего – привозит с исторической родины. Пей, Максимов, кушай – понравился ты Людочке: увесистый кусок принесет. А я коктейль безалкогольный, пожалуй, выпью – «Недоумение» называется… А теперь слушай. – Завьялов машинально понизил голос: – Если честно, я не понимаю, зачем грохнули Гаджиева. Не за что. Только не надо это набившее оскомину – конкуренты, разборка, дележка. Не было. И быть не могло. Уж поверь на слово. Покойник, конечно, не шестерка, но и не босс. Скажем мягко, менеджер среднего звена… Так вот, эта смерть – не-ло-гич-на-я. Как будто на скинхедов напоролся.

– С германским пистолетом? – озадачился Максимов. – Если верить прессе, Гаджиева прикончили из «вальтера».

– Верь, Максимов, верь. На то и пресса, чтобы ей верить. У этой братвы, если не прижать, я имею в виду скинхедов, скоро танки появятся. Но не в этом дело. Версий было много, и все – никудышные. На пустом месте. Машина стояла в глухом дворе – между Гвардейской и Олеко Дундича. В салоне труп, двери закрыты. Одет небрежно, ботинки расшнурованы и рожа – перепуганная. Один наш молодой до чего додумался – девочку хотел склеить Гаджиев, а ее парень с пушкой оказался. Хотя при чем здесь ботинки… Пока экспертиза не пришла. – Завьялов загадочно улыбнулся.

– Жив Гаджиев? – ухмыльнулся Максимов.

– Остряк, – фыркнул Завьялов. – Мертвее некуда. Дважды мертв, заметь. Могли и не стрелять – он уже остывал к тому времени. Пять пуль в грудину – это просто так, на дурачка.

– Подробности, пожалуйста… – В голове опять завращался маячок. Сдвинулись кусочки мозаики. – Хочешь сказать, в момент стрельбы по нему Гаджиев был уже мертв?

– Это не я хочу сказать. – Завьялов завистливо покосился на залпом выпивающего Максимова. – Мне вообще судьба Гаджиева безразлична. У покойника закрытая травма черепа, перелом позвоночника, разрыв связок и шея на честном слове. Его сначала чем-то хорошо отоварили или обо что-то, а потом посадили в машину, отогнали и потренировались в стрельбе.

– Хоро-ошенькое дельце, – протянул Максимов.

– Открываем новые горизонты? – смешливо прищурился Завьялов. – Смелый ты парень, Максимов. И зачем я тебе об этом рассказываю? Буду потом жалеть тебя, дурака… Хочешь, дам совет?

– Не надо, Шура, – отказался Максимов. – Я прекрасно представляю, что такое могила известного солдата.

Он поймал заинтересованный взгляд белокурой официантки. Она стирала пыль с соседнего столика и откровенно стреляла глазами. «И почему мне сегодня не до них?» – удрученно подумал Максимов.

Интуиция настаивала: одно это дело, одно! «Нелогичная» смерть Гаджиева, бредущая со слезами в ночи Светлана Стрельченко, пропажа Шабалина… Должна быть еще и четвертая сила – виновная во всех грехах. Откуда растут уши?

Внезапно он узрел знакомое лицо. Он ставил машину на стоянке у Депутатского проезда, а когда заходил в здание, человек в расстегнутой кожаной куртке отвернулся к киоску «Роспечать». Теперь он неуверенно направлялся к стоянке, размышляя, не воспрепятствуют ли сто граммов коньяка, заеденные плотным обедом, вождению по центру города. И снова человек в расстегнутой кожаной куртке отвернулся к киоску «Роспечать»! Не насмотрелся еще? Дурные предчувствия успешным образом перетекали в конкретные неприятности. «Ну, уж хренушки, – решил Максимов. – Пускай меня лишают прав, но пешком я не пойду». Легче, впрочем, от принятого решения ему не стало. Заведя мотор, он пулей вылетел с автостоянки и на первом же повороте зафиксировал серую «девятку», отходящую от бордюра. Почему? Он должен подумать.

Отвернув от крайней правой полосы, он заехал на парковку крупнейшего в городе магазина отделочных материалов и заглушил мотор. Парни на хвосте не почудились. Серая «девятка» вкатила на ту же парковку, встала за три машины. Показались две фигуры в кожаном (не амбалы), прикурили от бензиновой зажигалки. Первый прислонился к капоту, скрестил руки на груди, другой поплелся к киоску, сиротливо стоящему у крыльца.

Агрессия пока не планировалась. Максимов закрыл глаза. Логическая цепь. Допустим, за ним следят, зная, что агентство «Профиль» ищет пропавшего Шабалина. Детективы не делают тайны из своего расследования. Злодеи в курсе, что пацан был со Стрельченко после дискотеки, а с девчонкой явно нечисто… Максимов общался с рубоповцем, тот расследует дело Гаджиева – единственное значимое ночное происшествие в том районе, где пэпээсники прибрали грязную и плачущую Стрельченко. Но в кафе по ходу беседы с Завьяловым не заходили явно подозрительные лица. Вообще никто не заходил. Маленькое кафе. Дорогое. Официантка с голубыми глазами? Хозяин-армянин? Прослушивают кафе? Но это сложно и по зубам только людям, стоящим выше контор со столичным подчинением…

А вдруг они действительно выше?

Холодок подбирался к затылку, шевелил волосы. Опасность висела не только над Максимовым, но и над Светланой Стрельченко. Пока щадили девку, но, узнав, что Максимов проходит этап за этапом… Ладно, со своей опасностью он уж как-нибудь справится… Максимов плавно повернул ключ. Задняя передача. Брешь в потоке транспорта, в которую он просто обязан вписаться… Лишать права за такое вождение – святейший долг и обязанность каждого гаишника! Сверкающий «мерс» разогнался до неприличия, когда Максимов вылетел на проезжую часть задним ходом и, лихорадочно завертев баранку, прыгнул на полосу. Красавец завизжал тормозами, встал боком. Жалко, естественно, попортить такую шкурку… Полный газ, и снова поворот – в объезд самого большого в городе магазина. Служащие гипермаркета сгружали в фургон рулоны линолеума. Парни в коже суетливо ныряли в «девятку». Им уже не успеть – брешь в потоке закрылась. Будут стоять и ждать, пока на дальнем перекрестке не загорится красный… Максимов влетел в узкий переулок, суматошно давя на сигнал, обогнал мотороллер, везущий в прицепе газовые баллоны со сваркой, проехал мимо гаражей, еще раз свернул, промчался неказистый тыл гипермаркета. А дальше можно и не гнать. Облегченно вздохнув, придавил тормоз, вошел в «эшелон» на средней полосе и потянулся за мобильником.

Дома у Светланы Стрельченко никого не было. Во всяком случае, не брали. Оставался маленький шанс, что она все-таки не удрала с занятий.

Расписание, прочитанное утром, он помнил наизусть. Последние две «пары» – черчение. Окончание – в 15.30. В 15.20 он распахнул парадные двери университета, с озабоченной миной прошел мимо вахты и отправился выяснять, где находится четвертый корпус. В 15.26 он занял позицию в конце коридора и уставился на приоткрытую дверь нужного класса. Простуженный женский голос, срываясь на скрежет, вещал, что штриховка разрезанной части детали должна производиться под углом сорок пять градусов и по линейке, а не куриной лапой. А у некоего Хрущева задание вообще выполнял не он, а грамотный инженер-конструктор, пусть не свистит. Невозможно поумнеть за одну ночь и научиться применять самую страшную штуку, придуманную человечеством, – ГОСТ! И никаких вам компьютеров, ручками учитесь! На лестнице курили двое. Один уныло жаловался, что сессию он завалит наверняка, другой сочувственно поддакивал и обещал подкинуть адресок одной тоталитарной секты, организованной исключительно для желающих альтернативной гражданской службы. Матерщина неслась через слово (чаще, к сожалению, не получалось).

Заверещал звонок, Максимов напрягся. Толпы хлынули из классов. Серый унисекс, рюкзачок в красную полоску – сердце радостно забилось: не сбежала! Вот что значит тяга к знаниям! Светлану Стрельченко еще выносило из класса, кружа в водовороте, а он уже шагнул на лестницу и помчался в вестибюль, обгоняя учащихся.

Он вычислил ее в веселой толпе, выбегающей из здания. Особого веселья девица не проявляла, затравленно косила по сторонам. Выйдя за ограду, группа распалась – кто-то побежал в общагу, кто-то на остановку, а Света и пышнотелая хохотушка с помпончиком двинулись в сторону метро. Помпончик быстро отстал – свернул в книжный магазин. Подобную ситуацию Максимов предвидел – оттого и поставил машину на стоянку. Пришлось нырнуть за «объектом» в метро, а потом изрядно понервничать, когда она прошла турникет, использовав карту, а у него как назло не оказалось жетона, пришлось стоять короткую очередь, подпрыгивая от нетерпения. Толпа рванула в подошедший поезд – и, слава богу, мелькнули красные полоски на рюкзаке…

Она сошла на предпоследней станции. Первой выбежала из вагона, чтобы не стать жертвой прессинга. Максимов зацепился за какую-то старушку и пережил несколько неприятных секунд. Светлана вертела головой. Он спрятался за худощавого очкарика. Она взлетела на эскалатор, а ему пришлось выжидать, пока она исчезнет наверху (короткие эскалаторы – не московские), а затем прыжками догонять свою подопечную…

Он вел ее до самого дома в глубине микрорайона. Дворы, грязные лужи с разливами бензиновых пятен, горы черного снега… Дом, в котором проживала Светлана, являлся «домом образцового содержания», о чем самоуверенно заявляла табличка. Внушительное кирпичное строение конца сороковых. Тополя, еще не «оперившиеся», окружали здание плотной стеной, как бы отделяя его от сообщества густонаселенных потертых пятиэтажек. Широко шагая, кося во все стороны, девица вошла в крайний подъезд, совершенно не обратив внимания на субъекта, сидящего на лавочке. Хлопнула дверь на крепкой пружине. Субъект же стоил того, чтобы обратить на него внимание. Белесый тип в серой кепке сложил газету «Советская Сибирь», взял тросточку, прислоненную к лавочке. Быстрый взгляд куда-то в сторону. Шевельнулся еще один на углу здания. Этот тип прогуливался по дорожке – такой же невзрачный, в сером пальтишке. Подал знак первому – давай… Первый сунул газетку в урну, стрельнул глазами (Максимов мог с успехом сойти за местного – пакет в руке, а в пакете – целая борсетка…). Припав для приличия на ногу, «хромой» потянул на себя дверь.

Максимов вошел третьим, стараясь не думать, как отнесется к его появлению человек в пальто. А ведь обязан как-то отнестись! Краем глаза он отметил шевеление на углу здания. В путь двинулся? Схватился за холодную дверную ручку, вошел в парадное…

Светлана проживала на втором этаже – не разгуляешься… Подъезд просторный, гулкий. Стены чистые, мусора не видно. Кроссовки бесшумные, несут по ступеням… Щелчок выбрасываемого лезвия – звук, понятный для тренированного уха! Он вцепился в тяжелые перила, выбросил себя на прямую дистанцию, помчался через три ступени. Мизансцена не из чеховских: Света роется в рюкзачке, ища ключи, стоит вполоборота к лестнице. «Хромой» преображается в киллера. До удара – немного. Локоть уже уводится в сторону. Девица вскидывает испуганные глаза, ахает. Рывок на финише – Максимов пролетает четыре ступени, будто птица, выверт руки за спину, толчок, выводящий из равновесия, – и Света едва успевает отпрыгнуть – ошарашенный киллер носом врезается в окрашенную стену («образцового содержания»).

– Тихо, Света… – прижал он палец к губам. – Не надо нервничать. Внизу еще один…

Глаза, как блюдца со страхом, руки тряслись, рюкзачок повалился на пол… Он подхватил убийцу за шиворот – дабы сползал помягче: тот бороздил стену, оставляя жирную полосу. Максимов поднял рюкзачок, нож с наборной рукояткой, перевернул злодея на спину. Носовые хрящи вдребезги, лоб рассечен, абонент недоступен…

– К-кто это? – спотыкаясь, прошептала Света. – Ч-что он х-хотел? У-убить?..

– Ага, – согласился Максимов. – Насовсем. Заткнись, Света…

Этажом ниже скрипнула подъездная дверь. Тип в костюме коня… Палец подлетел к губам. Девица застыла.

– Жди меня здесь, не уходи никуда… – Убийца вырублен надолго, не шевелится. Максимов, беззаботно насвистывая, начал спускаться. Нож задвинул за почтовый ящик, вынул рекламную газетку, зашуршал. Второй поворот… Человек в пальто поднимался медленно, угрюмо шныряя глазами. Максимов сделал вид, будто намерен посторониться.

– Приветствую, сосед…

Инстинкт сработал. Но у сыщика реакция лучше. Тычок в переносицу, ломающий планы на затяжную оборону, коленом в пах, после чего отпрянул, создавая простор, и, не слишком обременяя себя идеями гуманности, хлестко врезал по челюсти. Убийца загремел по ступеням к двери. Харкнул что-то осуждающее, норовя привстать на колени. Дело не закончено. К вопросу о второй щеке… Максимов опустился на несколько ступеней, двинул носком по второй челюсти – киллер отвалился к батарее и затих.

– Света, живо спускайся…

Девица наконец сообразила, что зайца ноги спасают, – застучала ножками. Слетела вниз и взвизгнула, обнаружив второе тело – явно не бомжа. Он насилу отодрал ее от перил, потащил на улицу.

– А теперь постарайся успокоиться, Света. Никаких психов, поняла?

Он вышел первым, зажмурившись от яркого солнца. А ведь скоро на закат пойдет… Тихо во дворе. Две машины у соседнего подъезда. Бабушки на лавочке под древним тополем. Приближалась суровая мадам не первой молодости, с типично лошадиной физиономией – смотрела во все глаза на незнакомого мужчину и уткнувшуюся ему в спину девицу.

– Дыши глубже, Света, – дружеский приказ. – Возьми меня под руку, спускаемся…

– Я поняла, хорошо… – Она вцепилась ему в локоть. Больно же, дурочка… Свободной рукой Максимов лихорадочно зашарил по карманам.

– Что вы ищете? – прошептала Света.

– Таблетки от раздражения, – буркнул он.

Суровая мадам свернула к подъезду. Цинично обозрела Максимова, покачала головой.

– Ну и ну, Светлана, нашла себе хахаля… Быстро же ты. А как же Дмитрий?

– Здравствуйте, Анжелина Леонидовна, – пискнула Света. – Извините, мы опаздываем…

– Ишь ты, опаздывают они, – презрительно фыркнула мадам. – Наразвлекались досыта – пока родителей-то нет? А теперь опаздывают они…

– Вы правы, мадам, – сдержанно согласился Максимов. – Веселье удалось. Почудили знатно. Я вот что хочу вам сказать, мадам, вы, конечно, станете возмущаться, но на вашем месте я бы не стал заходить в подъезд. Отдохните на лавочке, подождите, пока приедет полиция…

– Почему я не могу зайти в собственный подъезд! – взвизгнула мадам. Глаза ее недобро засверкали. – Вы что там натворили, негодники?

Девица не успела внятно возразить – мадам рванула в подъезд, как солдат за посылкой. Решила, что ее квартиру взломали?

– Господи, – шепнула Света. – Даже здесь эта старая дева не дает прохода… Не знаю, какое у вас ассоциируется слово со словом «лошадь», но у меня…

– «Никотин», – пробормотал Максимов, добираясь с трудом до сигарет. В подъезде что-то бухнуло, взвизгнуло – запели дверные петли.

– Бежим, Света, – спохватился Максимов и потащил девицу за угол…

Сигнал оповещения пока не сработал. Субъекты, снаряженные прикончить Светлану, валялись без чувств, на связь выйти некому. Он не представлял планы врага, да и враг вырисовывался как-то фрагментами, но то, что протащить девчонку в агентство он сможет без проблем, Максимов почти не сомневался. Единственный неприятный момент – в кармане осталось сто пятьдесят рублей (не считая зарплаты сотрудникам). Деньги – дома. Там же – банковская карта, которую он, как порядочная Маша-растеряша, оставил в другой куртке. Впрочем, на дорогу до агентства хватило.

– Шеф, за сотню до Казакова! – рванул Максимов дверцу обтрепанного «Москвича».

– Садитесь, дети мои, – пожал плечами довольно молодой батюшка.

Максимов помедлил. Кататься на православном священнике еще не доводилось. Это как? Имеется в этом что-то сюрреалистическое. Но стоит ли размышлять о странностях жизни? Он втолкнул Светлану на заднее сиденье, прыгнул сам, хлопнув дверцей.

– Поехали, батюшка, времени нет, опаздываем…

– Поехали с Богом, – вздохнул водила, покосившись в зеркало. – Повезло вам, дети мои, сам на Казакова еду – новый храм там открыли, может, слышали? В нем и трудимся в меру сил…

– А как же, батюшка, – согласился Максимов. – Каждый день проезжаю мимо. Хороший храм. Митрополит Сибирский освятил, губернатор благословил, население в восторге. Не поверишь, батюшка, но я тоже работаю на Казакова, правда, работа у меня какая-то суетливая, даже зайти к вам некогда…

– А ты урви минутку от забот, зайди, – ухмыльнулся в бороду водила. – Не пожалеешь, сын мой…

Девица трепетно прижалась к Максимову, как-то нервно вздохнула, прикрыла глаза. Он покосился на прерывисто дышащий носик. Телефон достать довольно сложно, пришлось отодвигать Светлану. Снова невезенье! – он вспомнил, что забыл заплатить за телефон. С утра держал в голове, но, как всегда, вылетело. Сообщение вчера принял: «На вашем счету осталось двадцать девять рублей, которых хватит на полтора дня». Каким они, интересно, образом высчитывают, на сколько ему хватит? Им виднее?

Первым делом он отзвонился Маринке. У ребенка новый смартфон – в отличие от родителя.

– Говори, пап, – сказала Маринка.

– Ты не в школе?

– Бог с тобой, папахен. – Маринка даже обиделась. – Посмотри на часы и припомни: я когда-нибудь сидела в школе до пяти вечера?

– Но ты и не дома…

– Это правильное наблюдение, – согласилась дочь. – Я у Ленки. Мы тут, типа, к контрольной готовились. Уже выхожу.

– Отставить! – вскричал Максимов. – Никаких «выхожу»! Сиди у своей Ленки и, типа, готовься дальше. Она хорошая подруга?

– М-м… Подожди, сейчас спрошу. – Маринка отняла от уха трубку и крикнула: – Лен, ты хорошая подруга?

Ответ Максимов не слышал, но Маринка тут же засопела в мембрану:

– Говорит, что хорошая.

– Отлично. Если я не перезвоню – оставайся у нее ночевать. Если завтра не перезвоню – в школу не ходи. Неприятности у меня, Мариша.

– Боже… – взмолилась дочь. – Опять осадное положение. Когда же это кончится, пап?

– Зато зарплата человеческая, – резонно возразил Максимов и отключился.

Затем он позвонил Завадскому. Просто повезло – в семидесяти случаях из ста затурканные работники полиции свои аппараты блокируют.

– Коля, не задавай вопросов, у меня мало денег. Слушай внимательно, а потом поступай сообразно совести, или что там у тебя. Светлана Стрельченко является ценным свидетелем. Десять минут назад на нее совершено покушение. Преступникам дан отпор, двое из них валяются в первом подъезде дома 32 по улице Колхидской. Соседка предположительно вызвала полицию, но вы, если проявите сноровку, приедете быстрее. Получите заказчика. Или посредника. Мы со Светланой направляемся в агентство, думаю, прорвемся. Не возмущайся, Коля. Работай.

Третий звонок – родным бездельникам в агентство. Никаких сомнений, что личный состав пребывает по месту постоянной дислокации, смотрит в окно и поджидает добренького дяденьку с зарплатой.

– Аллёу? – вопросила Екатерина.

– Всем – оранжевая тревога, – обрадовал Максимов. – Любашу на пост. Мужиков в подъезд. Через десять минут подъедем.

– Ты не шутишь? – на всякий случай уточнила Екатерина.

– Я вообще никогда не шучу, – огрызнулся Максимов. – Со мной испуганная студентка, которая несколько минут назад едва не загремела на тот свет.

– Блин, – сказала Екатерина. – Такой вечер пропал.

«Студентка» еще теснее прижалась к Максимову, закрыла лицо ладошками.

– И впрямь суетливая у тебя работа, сын мой, – участливо покосился поп. – Ты знаешь, ведь и я когда-то работал в полиции. Дважды побывал на Кавказе – в первую чеченскую, уволился по ранению в шею, в охране трудился, пока не понял в один прекрасный день – да как же мы живем-то, Господи… Да разве можно так жить?

– А наша страна все время с краю, батюшка, – улыбнулся Максимов. – Россия непобедима, с ней не то что Гитлер – Господь не справится. Слушай, окажи услугу – подбрось к самому крыльцу?

Экспромтом, как уже не раз подмечено, все выходит ладно и изящно. По плану – все летит кувырком. Заорганизовать мероприятие не успели – старенький «Москвич» проворно свернул под арку, тормознул у крыльца.

– Спасибо, батюшка. – Максимов протянул купюру.

– Удачи, дети мои, – не отказался поп от честно заработанной денежки.

Из подъезда вывалились Лохматов с Вернером. Молча взяли по сектору. Максимов вытащил дрожащую девчонку, толкнул в подъезд, прикрывая спину. Краем глаза успел отметить, как отворилась дверь стоящей у подъезда иномарки, нога уперлась в землю, взмыла голова наблюдателя…

Сколько же клевретов у этих ребят? Что вообще происходит?

Лишь в конторе, когда захлопнулась дверь, он почувствовал относительное облегчение. Ноги подкосились. Максимов рухнул в кресло, украшающее приемную, вынул пухлый конверт, бросил на Любашин стол.

– Держите, орлы. Не пропил я вашу зарплату…

– Браво, – восхитилась Екатерина, покосившись на трясущуюся «попутчицу». – Но бочку меда ты, Костик, испортить сумел. Вернер, усади нашу гостью, она сейчас родит…

Очень скоро в конторе стало чинно и даже скучновато. Максимов с каменным лицом восседал за директорским столом, напротив Света – сжатая, почерневшая (пару минут назад по совету мудрой Екатерины она позвонила родителям и сообщила, что заночует у «подружки»). Олежка в дальнем углу задумчиво чесал подбородок и прикидывал, что ему мешает провести ближайшую ночь в качестве «подружки». Вернер с творческой дилеммой уже справился – убедив себя, что из детсадовского возраста он давно вышел, – поэтому без всяких физиологических метаний просматривал газету. Екатерина строила глазки Максимову.

– Спасибо вам, Константин Андреевич, – прошептала Света.

– Пожалуйста, – кивнул Максимов. – О неоплатном долге мы с тобой потом поговорим. А сейчас – не надо отвлекаться.

– Хорошо… Мы с Димой взяли перед уходом джин-тоник. – (Екатерину скривило)… – Вы не думайте – я выпила его на улице и даже лучше себя почувствовала… Мы шли, целовались, потом забрели в какой-то дворик… Дима доску в заборе отогнул, сказал, что здесь короче… Там дом такой новый, с башенками, квартиры, наверное, ужасно дорогие… А забор низенький совсем. – Девица жалобно всхлипнула. – Мы опять стояли, целовались – он, наоборот, от тоника опьянел, завелся, потащил меня на детскую площадку, а я уговаривала его туда не ходить – словно чувствовала… Мне действительно было не по себе… Он жив? – Девица обвела присутствующих мутными глазенками.

Максимов беспокойно шевельнулся.

– Ищем, Света. Продолжай.

– Там домик был такой, треугольный, с резными окошками, для детей…

– Теремок, – подсказал эрудированный Вернер.

– Да, наверное… Дима сказал, что это прикольно, мы туда и полезли… Ничего там не было прикольного – грязно, трусики какие-то валялись… Он меня долго уговаривал, а я не соглашалась – нет, у нас по-всякому с ним было, а тут страшно почему-то стало, я и говорю, пойдем, мол, тачку возьмем, и к тебе… а он – там мать со своим хахалем вот-вот из гостей вернутся… А потом машина какая-то приехала, трое вышли, в дом отправились…

– Кто такие, не запомнила? – встрепенулся Олежка.

– Темно же было, не видно… Все мужчины, уверенно шли к подъезду. Один из них как-то тяжело передвигался – пожилой, наверное. Или устал с дороги… А потом – не помню, сколько времени прошло – окно где-то наверху с треском разбилось, и упало что-то – как мешок… Я испугалась, а Дима как оттолкнет меня да зашипит: «Это же человек упал, Светка…» Как подскочит, и бежать к дому… Я говорила ему – не надо, я говорила, я говорила… – Девица задрожала и заревела в полный голос. Екатерина со вздохом поднялась, набрызгала в стакан из кулера. Поддержала за донышко, чтобы вздрагивающая девица смогла напиться, не расплескав. – Он побежал к дому… не знаю, может, помочь хотел… Я бы тоже вышла… Но тут выскочили какие-то здоровые жлобы… Один как закричит: «А это что за фраер! Хватай его, Ракита!» Дима дернулся, сбежать хотел, но о поребрик запнулся, упал, его ударили по голове… А потом по дорожке потащили, в машину забросили… А у меня язык отнялся, ноги встали – ни кричать, ни бежать… Под домик этот детский заползла, там грязища, насекомые, мыши пищат, я их боюсь, мамочка… но молчала. А эти, здоровые, по двору шарились, фонарями светили, я думала, помру от страха… Не нашли. Один сказал – нет тут… ну, никого, а еще кто-то из дома выбежал – бээмвуху, кричит, этого чурки ищите, за углом обычно держит… Потом… не помню. Машина, в которую Диму затащили, развернулась, прямо на газоне, я вылезать стала – думала, раздавит вместе с домиком этим… Чуточку не доехал, покатил в другую сторону, а я номер увидела – там подсветка под фарами горела…

– Запомнила? – подскочили все разом.

Света испугалась, как будто они разорвать ее собрались.

– Буквы… не помню… первая «А»… а цифры хорошо запомнила. Я с детства хорошо цифры запоминаю…

– Пиши. – Максимов подтолкнул обрывок газеты. – Какой марки машина?

– Ой, не знаю… Угловатый такой, большой джип, и значок… «Мерседес» – точно!

– «Гелендваген», – крякнул Вернер, почесав затылок. – Уважаемая харя, поди, ездит.

Максимов схватился за трубку.

– Коля? Вы уже на месте?.. Прекрасно. Повязали клиентов?.. Что значит, «нечего повязывать»?.. Почему «не совсем прекрасно»?.. – Максимов открыл рот и с изумлением начал слушать. По мере повествования физиономия сыщика бледнела, затем внезапно начала чернеть, а к концу беседы приобрела коричнево-землистый оттенок. Сотрудники забеспокоились. Даже Светлана, позабыв про собственные страдания, приподняла голову и перестала дрожать.

Максимов положил трубку и тупо на нее уставился (не соврала ли?).

– Давай же говори, – вздохнула Екатерина. – Хотя, мне кажется, я догадываюсь…

– Люди Завадского примчались на Колхидскую через десять минут после моего звонка, – убитым голосом сообщил Максимов. – Полиция, которую вызвала соседка, не спеша прибыла уже после Завадского. Оба клиента мертвы. Дырочки в черепушках… Никто ничего подозрительного не видел… Черт меня тресни, если я кого-то убивал! У меня даже нечем!

– Никого вы не убивали… – побледнела Светлана. – Я могу подтвердить…

– Спасибо, крошка, – горько усмехнулся Максимов. – Твои слова бы – да в хороший суд… Завадский тоже в принципе не настаивает, что это я их убил. Идиотизмом Коля не страдает. Но какая козырная карта для определенных кругов! И сейчас мы узнаем – для каких… – Максимов вновь схватился за трубку, отстучал на память номер Шевелева, нетерпеливо забарабанил пальцами по столешнице. – Юрка? Это Максимов, привет. Слушай, последняя просьба у меня к тебе в этой жизни… Почему последняя? Да настроение что-то неважное. Диктую номер «Гелендвагена» – сможешь пробить за шесть секунд?.. Какой, говоришь, коньяк?.. Кхм. Ладно. А ты в курсе, что этот коньяк стоит, как ящик обычного?

Он швырнул трубку и с ненавистью на нее уставился. Народ безмолвствовал. Ждали. От звонка буквально подскочили.

– Слушаю! – Максимов сцапал трубку. Выслушал информацию, вежливо поблагодарил и со стоном откинул голову. Вот и выстрел из ружья, что висело на стене в начале пьесы…

– Не томи, – пробурчал Вернер.

– Да нет, – обреченно улыбнулся Максимов. – Все нормально. «Гелендваген» принадлежит депутату облсовета, видному коммерсанту и кандидату на должность мэра Харитонову Геннадию Тимофеевичу…

– Это, конечно, прискорбно, – пожала плечами Екатерина. – Но что именно удивляет тебя, Костик? Ты верил в чистоту наших политиканов?

Пришлось рассказать историю про вчерашний день. Про обстоятельства убийства Берегового, предложение Квасова. Не носить же в себе эту гадость?

– Вдвойне прискорбно, – пожала плечами Екатерина. – Обычное мерзкое совпадение. А что именно тебя удивляет?

– Да жить он хочет, – проницательно заметил Вернер. – Устал уже удивляться.

– Я что-то не понимаю, – пробормотал вконец запутанный Олежка. – Почему Харитонов обтяпывал свои криминальные дела на официально зарегистрированном джипе?

– Очень просто, – объяснила Екатерина. – Он не знал, что в этот вечер ему придется обтяпывать криминальные дела. Домой приехал, ни о чем таком не помышлял.

– А кого же сбросили его подручные? – озадачился Вернер. – Любовника жены?

– Любопытная, между прочим, версия, – вскинул голову Максимов. – Почему бы некоему Гаджиеву не быть любовником жены Харитонова? Но нам пришить эту версию некуда. Эх… – досадливо щелкнул пальцами. – Не узнал я адрес Гаджиева. А теперь уж поздно. И в компьютерной книге такого не найдешь…Что происходило? О судьбе Димы Шабалина пока помолчим. Кого они схватили – люди Харитонова знают. О том, что мама обратилась в агентство «Профиль» – узнать еще проще. С кем был Дима в злополучную ночь – выяснить не проблема. Агентство «Профиль» интересуется Светланой Стрельченко. А последняя ведет себя очень странно. Позвольте, думают люди Харитонова – а если Светлана была с Димой, не могла ли она что-то увидеть? Машину, например?

– Делать-то нам чего? – уныло вопросил Олежка.

– Спасаться! – Максимов хлопнул кулаком по столу. – Люди Харитонова есть везде, и в полиции в первую очередь. Предлагаю отсидеться, а попутно собрать доказательства. Не должен убийца избираться в мэры и выражать интересы граждан, которых убивает. Я правильно понимаю?

– Старомодно, но правильно, – согласился Вернер.

– Тогда исчезаем, коллеги. – Максимов схватил трубку, ткнул шесть клавиш. – Агентство пассажирских перевозок?..

«А я?» – пискнула расстроенно девица, и Максимов некстати прозрел, что головную боль по имени Светлана никто не отменял. «Черт с тобой, – чертыхнулся сыщик. – Цепляйся за хлястик». Устраивать побоище в центре города, видимо, никому не хотелось. Грузовое такси подвалило к крыльцу, шестеро загрузились и в том же составе через три квартала рассыпались по городу. Тащить на себе «головную боль», да еще и без денег, хотелось меньше всего. Он должен попасть домой. На минуточку. А заодно поставить эксперимент – что такое шизофрения и с чем ее едят…

Молитвы не спасали от самого страшного. У родимого подъезда Максимова довольно неучтиво взяли за локоток:

– Гражданин Максимов?

Он обернулся, сделав изумленные глаза. Мелькнула испуганная соседка, выгуливающая племянника.

– Кто вам сказал?..

Первой мыслью было: не в деньгах счастье! Зачем полез в родную хату? Неужели не выкрутился бы? Две физиономии в полицейской форме – сморчок с кобурой и щекастый жир-трест с пудовыми кулаками. В отдалении еще один – с лицом почти человеческим, но больно уж ехидным. И пистолет у него наготове – вне кобуры. И погоны старлея солнышком заходящим отливают.

С такой ехидной шутки плохи – оприходует («нарушитель был задержан тремя выстрелами. В упор»).

– А кто нам сказал? – сморщил конопатый нос сморчок.

– Да он это, он, гусь репчатый, – пробасил шкаф. – Дуру гонит. – И сжал пальцами локоть, впившись глубоко в нерв. Рука онемела. Неужто настоящие менты? А почему бы нет? Настоящие убивать не будут. У них приказ – доставить куда надо, а там уж пускай «компетентные» лица разбираются. В этом плане, несомненно, повезло…